trounin.ru

Как стремительно бежит время. В тридцатых годах XX века литераторы всего мира были словно пуритане, всячески себе запрещая описание откровенных сцен. За последующие тридцать лет случился надлом, позволив литераторам свободное описание постельных сцен с мельчайшими деталями. После поступь будет вовсе не удержать, превратив литературу в срамное чтиво, вплетая в реальность самые больные фантазии. Согласно заветам классиков получалось, что достаточно затворить стены спальни, как читатель самостоятельно догадается о там происходящем. Что же случилось в последующем? Описание любовных утех использовалось в качестве удобного инструмента увеличения количества страниц. Таковы рассуждения, по большей части касающиеся западной литературы. И вот перед читателем предстаёт описание похождений некоего Дж. за авторством Джона Бёрджера, видимо сумевшего ввести моду на пересмотр прошлого под углом извращённого понимания о настоящем.

Насколько требуется заострять внимание на пикантностях? Читателю покажется это подобием вставок. Между описаниями основного действия то и дело появляются постельные сцены. Бёрджер спокойно рассуждает про лобковые волосы, форму женских половых органов, слизь… Читатель невольно задумается над оригинальным написанием названия, так сильно напоминающим о существовании точки Джи. Ещё и отсылки к Казанове, которого звали Джакомо. Хотя читатель, узревший в начале произведения упоминание Гарибальди, задумается вовсе о других материях. Но раз автор раз за разом сводил поступки героя к подвигам на постельном поприще, ассоциации возвращаются обратно к точке Джи.

Всё-таки, бросающийся в глаза аспект предлагается опустить. Скажем об этом так: такова дань, отныне и надолго уплачиваемая за должный последовать успех. Ведь в книге должно рассказывать и о прочем. Так от чего именно уводил внимание читателя Джон Бёрджер? Начнём считать, что от размышлений об описываемом времени. То есть о событиях, связанных с началом Первой Мировой войны. К концу произведения речь пойдёт уже про убийство Франца Фердинанда. Пусть читатель знает, насколько значение убийства австрийского эрцгерцога преувеличено, поскольку война началась не сразу, а спустя относительно продолжительное время.

Именно с Италии, считает Бёрджер, следует вести отчёт случившихся в Европе событий. Пожелавший объединения, Гарибальди не тот, с кем может быть связан рост влияния социалистических воззрений. Или всё же источник грядущих перемен — это вторая англо-бурская война? Пожелавшие независимости, буры были не теми, кто оказывался достойным превзойти англичан, по сути творившие зверства над местным населением в гораздо худших проявлениях. Может буры повлияли на скопление туч обоюдной ненависти над европейцами? Или лучше перенести взор снова в Италию, отправив лётчиков-асов на покорение Альпийских гор? Получив контроль над небом, человек воспарил выше скопившихся туч. Так на страницах произведения Бёрджера дело и шло к Первой Мировой войне.

И на этом можно остановиться, затронув основные моменты содержания. О прочем читатель пусть судит самостоятельно, если он пожелает вообще прикоснуться к произведению. Европейский читатель то сделает без затруднений. Прочий читатель, продолжающий ждать от литературы глубоких размышлений, раскрытия человеческих душ и знакомства с происходящим вокруг через мысли других людей, не всегда спокойно перенесёт описание чрезмерно пестуемых низменностей. Куда бежать? Где спасаться от столь неуместной откровенности? В таком случае можно посмотреть вперёд, куда-нибудь в двадцатые годы XXI века, вовсе испугавшись от дошедшего до неуместных извращений человеческого разума. Поэтому, поверьте, творчество Бёрджера следует признать относительно терпимым.

Что до вручённой за «Дж.» Букеровской премии, то кто сказал, будто она может считаться за образец награждения высокой литературы? Пока ещё ничего не говорило за её качество.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Знаете, что более всего тяготило Джулиана Барнса? Собственная мать относилась к его литературным трудам с осуждением. Она отказывалась их воспринимать. А знаете почему? Даже Барнс о том не скажет. И не каждый читатель о том сможет поведать, в силу некоторого рода отсутствия умения читать даже не между строк, а сводить понимание прочитанного под определённую форму способности осознать. Джулиан писал не о настолько уж важном. О чём не беритесь рассуждать — вы не поймёте, пока не начнёте смотреть в сущность вещей. Каково было матери Барнса брать произведение сына в руки, постоянно читая об одном? Если сказать точнее, Джулиан действительно всегда пишет о смерти. Только не о смерти чего-то нам понятного. Нет, пишет он о смерти сперматозоидов, всякий раз выбрасываемых им впустую. Теперь вы понимаете, каков литературный путь Джулиана Барнса, у которого на каждой странице можно встретить смерть.

Гложет обида Барнса. Не хотят его понимать родные ему люди. А для кого он тогда творит? Ведь не настолько важно, каким тебя примут незнакомые тебе люди. Гораздо важнее ощущать поддержку наиболее тебе близких. Но нет в жизни счастья, зато читательского внимания с избытком. Заслуженный творец художественного слова, создающий истории, которые с удовольствием читают проникнутые европейским духом. Умирают представители старших поколений, до кого Барнс так и не донёс важности им создаваемого. Умирают все, даже куры. Чем ещё остаётся заниматься Джулиану? Он всё-таки вспоминает, вновь подводя читателя к самоудовлетворению, распаляясь до огонька. После смерти всё равно никогда не осудят, ни оставшиеся жить дальше люди, ни встречающие умершего в других пространствах.

Вновь берясь за книги Барнса, желаешь посмотреть в глаза его преданным читателям. Кто вы, кому нравится подобного рода литература? Годы идут, вас не становится меньше. Вы проникнуты европейским духом? Или всё-таки стоите выше этого? Если понять соотечественников Джулиана ещё можно, к остальным возникают вопросы. Не думается, будто где-нибудь в мусульманских странах о Барнсе отзываются с добром, а если печатают, то в виде брошюр, убрав из текста всё лишнее, негодное ко вниманию, да и совершенно бесполезное. В России же Барнса вовсе вскоре могут запретить, чтобы он более не занимался пропагандой отказа от сами понимаете чего. Поэтому, кто ещё не успел прочитать, смело поспешите. Или не спешите, если не хотите брезгливо прикасаться к наполненным смертью страницам.

Джулиану подлинно нечего бояться. Будучи настолько открытым перед читателем, ни в чём не сможешь его упрекнуть. Другое дело, насколько читатель готов внимать откровенности такого рода. И желает ли он прикасаться к подробностям личной жизни писателя. Ознакомиться с мыслями о родственниках, взгрустнуть над укорами матери, посочувствовать: не возбраняется. Остальное — дело личных предпочтений. Кому-то Барс покажется близким, сможете с ним разделить своё одиночество.

К данному труду, как и ко многим прочим, написанным Барнсом, в прежней мере подходят когда-то сказанные строчки: «Так или иначе, но результат получился неважный, скучный, малоинтересный, откровенно зевательный, по диагонали читательный и потом уже откровенно листательный. При чтении удручают различные факты, выдаваемые читателю от случая к случаю, постоянные прыжки от одного к другому, много левой и ненужной информации, уводящей читателя в сторону». И это добрые слова, которые можно повторять при каждом знакомстве с любым трудом Джулиана Барнса. Иначе ничего хорошего сказать не получится.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Давайте пройдёмся по содержанию ещё одного сборника рассказов за 1888 год, побудем в тени тех самых деодаров — гималайских кедров. Если читатель не знает, в прежние времена в Индии считалось за обыденное, если девушка решит связать судьбу с деревом, считая его не за объект заботы, а в качестве супруга. Именно об этом Редьярд поведал в рассказе «Воспитание Отиса Йира». Читатель должен был понять, что не девушка стремится защищать дерево, скорее так она сама оказывается защищённой. Каким образом? Допустим, повенчавшись с деодаром, девушка уже больше не могла ни за кого выйти замуж, уберегая себя от многого, в том числе и от участи оказаться вдовой — самого горького момента в жизни индийской женщины, обязующийся с той поры пребывать лишь в общине себе подобных.

Другой важный для понимания рассказ — «Просветление Пейджетта». Редьярд пытался сообщить читателю, насколько индийцы стали проявлять склонность к пониманию политических процессов. Можно сказать, Киплинг рассуждал о росте самосознания. Вместе с тем, Редьярд сомневался, будто бы индийцы способны объединиться в цельное государство. Этому не бывать уже в силу религиозных разногласий. Разве смогут сойтись вместе представители мусульманства и остальных древних индийских верований? Помешает объединению и кастовая система. Для индийцев нужен кто-то, ради кого они будут существовать. Вполне логично предположить, что существовать индийцы могут лишь в качестве британской прислуги. Иначе не получается, поскольку общество Индии через чур раздроблено из-за кастовой системы. Киплинг твёрд в своих словах, предсказывая индийцам только путь по следам предков. При этом Редьярд говорит, как в Индии возникают новые касты, без чего современное общество не сможет обойтись. Допустим, если по государству протянули железнодорожные пути, то и каста железнодорожников не заставит себя ждать. Только отчего-то Киплинг не стал задумываться, как легко среди индийских каст вновь может возникнуть та, которая возьмётся за дело, с которого в любой момент сможет попросить британцев. Разве не очевидно для чего в Индии кастовая система создавалась изначально? Именно для того, чтобы дети правителей — правили, а прочие — прислуживали. Но касательно религиозных разногласий Редьярд был прав, и его предсказание сбудется, когда британцы уйдут из Индии, то страна со временем окажется разделена сразу на несколько государств: на Пакистан, Бангладеш и саму Индию, не считая отделения Бирмы.

Другие рассказы из этого сборника: «На краю пропасти», «Придорожная комедия», «Холм иллюзий», «Заурядная женщина». Сюда же вошли рассказы из сборника «Три солдата»: «Дело рядового» и «Всего лишь субалтерн».

В целом, если рассматривать рассказы Киплинга по существу, нужно сделать единственный вывод, согласно которому получалось, что Редьярд рассказывал о происходящем в Индии. Проще говоря, Киплинг не ограничивался сухим изложением фактов, он старался сделать больше — раскрыть для читателя детали. И делал это так, чтобы читатель становился не сторонним наблюдателем, а словно оказывался рядом с местом происшествия. Благодаря художественной форме повествования этого получалось добиться лучше всего. Иного и быть не могло, когда перед читателем разворачивались истории, сообщаемые пусть и без лишних подробностей, зато в меру подробно.

Потому и не приходится удивляться, насколько труды Киплинга приходились по вкусу читателю. Впрочем, рассказывать о дне насущном с помощью художественного слова, практически родная для британцев забава. Тут можно к месту вспомнить про Диккенса, чьи еженедельные выпуски англичане ждали с большим нетерпением. Теперь они ждали и новых историй от Киплинга, но уже про события, происходившие в Индии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сборником, вместившим рассказы про детей, стала книга, получившая название «Маленький Вилли Винки и другие рассказы о детях». Её содержание — это четыре рассказа: «Маленький Вилли Винки», «Мэ-э, Паршивая овца», «Его королевское величество» и «Маленькие барабанщики».

В повествовании «Маленький Вилли Винки» сообщалось про мальчика, сына влиятельного полковника. Этому ребёнку позволялось многое, к чему бы он не проявлял интерес, и многое прощалось, в чём бы не провинился. Отец воспитывал сына, словно семья — одна из армейских частей. Ежели вина за сыном признавалась — его на время лишали знаков отличия за хорошее поведение. А ежели сын позволял себе кому-то давать прозвания, названному определённым образом приходилось с тем мириться. Даже самого себя этот мальчик именовал соответственно возрасту — Ви Вилли Винки, не дозволяя быть именованным иначе, особенно в качестве хотя бы его личного имени — Вильям. Что с таким сорванцом делать? Киплинг решил сделать из ребёнка настоящего мужчину. Вполне оправданное решение, так как каждый британец когда-нибудь расстаётся с детским восприятием действительности, становясь серьёзным человеком, понимающим, как надо действовать, чтобы возвеличить Британию ещё выше. Собственно, Вилли будет сопровождать даму, та подвернёт ногу, вдруг на них нападут бандиты, и Вилли пригрозит нападающим скорой расправой, так как отец обязательно узнает об их деянии, что обернётся для них скорой расправой. Бандиты поймут, насколько могли опрометчиво поступить. Когда отец узнает о поступке сына, тот уже сам поймёт, насколько возмужал, что отныне будет требовать себя называть только полным именем. Для сведения читателя: название для рассказа, как и идею для него же, Редьярд взял из стихотворения шотландца Уильяма Миллера.

По мотивам стихотворения «Мэ-э, Паршивая овца» Киплинг написал ещё один рассказ, на этот раз сообщив про собственные детские годы. Редьярду довелось на протяжении шести лет жить в английском пансионе, куда его отправили родители. То было худшее из того, что пока ещё выпадало на долю Киплинга.

Рассказ «Его королевское величество» — повествование про ребёнка, которому всё сходило с рук. Пусть читатель не думает, будто детям британцев дозволялось абсолютно всё. Нет, рассказом «Мэ-э, Паршивая овца» Редьярд это опровергал. Тут же речь шла про мальчика, которому повезло больше прочих. Он принимал от окружающих едва ли не королевские почести. Но и ему оказывались свойственными человеческие слабости. Разве не мог он совершить поступок, за который его обязаны были наказать? И он пошёл на воровство, утаив от всех жемчужину, бережно спрятанную. Каждый день ребёнок ждал обнаружения пропажи, поисков, следствия, обязательного выявления вора, а потом и наказания для себя. Неделя пройдёт за неделей, а обнаружения пропажи не случится. Либо никто не станет проявлять беспокойства, так как вором следовало считать только ребёнка, но ведь короли ничего не крадут… Когда мальчику надоест ждать раскрытия преступления, он чистосердечно во всём признается. Разве станут его укорять в свершении проступка? Нет, покажут, насколько ещё сильнее отныне будут любить.

Может оно и правильно, когда ребёнку всё дозволяется. Момент осознания важности совершаемого должен сам приходить к детям. И тогда они отринут проказы детских лет, готовые браться за взрослые поступки. Хотелось бы думать именно так, а не опираясь сугубо на художественные произведения. В неге и ласке могли расти и дети из рассказа «Маленькие барабанщики», после принявшие решение поступить на военную службу, будучи ещё подростками. Они отправились на поля сражений Афганистана. Будет бой. В страшной сече сойдутся британцы и афганцы, и произойдёт небывалое — британцы дрогнут, начнут отступать, не готовые противостоять фанатикам, объевшимся одурманивающихся веществ. Только два человека остались на поле боя, барабанной дробью призывая британцев одуматься. Этими храбрецами окажутся главные герои повествования. Только под звуки этого барабана британцы решатся вновь вступить в бой, теперь уже доказав для себя очевидное — сильнее британцев никого нет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Индия — край неизвестный европейцу. Но ещё менее известны области, Индию окружающие. Вполне можно строить повествование, основанное на фантазии, либо опираться на некоторые исторические свидетельства. В любом случае, в пору интереса человека к для него далёкому и от него сокрытому, Киплинг решил внести ноту ясности, показывая вроде бы имевшее место быть, вместе с тем и никогда не происходившее. Можно даже сказать, Редьярд открывал для читателя дорогу в неведомые миры, известные лишь отчасти. Впрочем, в литературе всё чаще стали появляться произведения, скорее развлекающие читателя, нежели просвещающие. Совсем недавно Райдер Хаггард написал «Копи царя Соломона», как теперь Киплинг пытался творить в схожем духе.

Если Хаггарду была близка Африка, то Киплингу гораздо ближе оказывалась Индия, в том числе и места, куда можно попасть из Индии. Так Редьярд взялся за повествование «Необычайная прогулка Морроуби Джукса». Требовалось отправить приключенца в одному ему ведомом направлении, после начать возводить множественные преграды, раз за разом всё опаснее. Преодолевая препятствия, главный герой может попасть в ловушку, откуда выбраться не сможет. Например, таковой ловушкой могут оказаться зыбучие пески. Писатель ведь знает, насколько подобные пески опасны, тем быстрее затягивая, чем активнее пытаешься освободиться. Разобравшись с первой опасной неприятностью, главный герой пойдёт навстречу новым проблемам. Доведётся ему повидаться и с сумасшедшим брахманом, предпочитающим есть ворон и лошадей. Только этот брахман мог подсказать главному герою путь назад. Ежели имелся ещё кто-то, того брахман сразу пускал в расход. Такие истории впору читать подрастающему поколению, кому не так важна суть содержания, только бы сами похождения захватывали дух.

Похожего наполнения, как и рассказ «Необычайная прогулка Морроуби Джукса», является повествование «Человек, который хотел стать королём». Киплинг знал о ряде приключенцев, чья судьба позволила им действительно прослыть за правителей в ряде азиатских областей. Для лучшей убедительности Редьярд создал собирательный портрет, вместив в собственный рассказ элементы биографии сразу, как минимум, пяти человек. Может это и не так, но ныне за такие прообразы принято считать американцев Александра Гарднера и Иосия Харлана, британцев Джеймса Брука и Вильяма Макнейра, немца Адольфа Шлагинтвейта. Кто-то из них действительно устремлялся в области между Афганистаном и Индией, в так тогда называемый Кафиристан (страну неверных), иные просто изучали природу земель под управлением китайской династии Цин. Другие на самом деле прослыли за белых раджей, с середины XIX века правившие землями на севере острова Калимантан. Не стоит исключать и вариант, что Киплинг имел знакомство с приключенцами, от которых мог услышать правдиво изложенный рассказ, а то и вовсе имел счастье быть другом столь отчаянных людей. Как и в приводимом Редьярдом повествовании, всё начиналось в поезде, откуда действию полагалось развиваться дальше.

Киплинг вёл рассказ, словно стал заложником ситуации. Его очень попросили кое-что кому-то передать. Он взялся исполнить поручение. Двигаясь по железной дороге, Редьярд, в качестве рассказчика, прибыл на требуемую станцию, всё исполнив, как того желали изначально. Что же дальше? Последовал рассказ, обозначивший для читателя свершение невозможного, один из приключенцев, жаждавший стать повелителем северных земель, до оных всё-таки добрался, сломал волю тамошних афганских народов, сумев покорить их под своей властью. Такое кажется невероятным! Оно и было невероятным. Читатель должен был понять, насколько афганцы непримиримы, способные бороться с любой властью, какая над ними не была бы поставлена. Потому не стоит удивляться, что человек, который хотел стать королём, был в итоге обезглавлен.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В каждой стране свой особенный быт. Таковой и в Индии. Но в Индии быт вообще особенный, имеющий чрезмерное количество граней. Невозможно всего перечислить и познать, к чему получаешь возможность прикоснуться. Да и сами индийцы не знают обо всех обстоятельствах, которые их окружают. Им достаточно владеть информацией о том, что для них является близким, тогда как и того им будет предостаточно. А если говорить о мистической стороне обыденности, то с этим получится найти гораздо больше вариантов, нежели где-либо ещё. Потому Киплинг не мог обойти вниманием этот аспект, приступая к созданию продолжительных историй, значительно превышающих размером многие из его рассказов. Например, в том же 1888 году он публикует сборник «Рикша-призрак и другие рассказы», составленный из следующих произведений: «Рикша-призрак», «Моё собственное персональное привидение», «Необычайная прогулка Морроуби Джукса» и «Человек, который хотел стать королём».

Рассказ «Моё собственное персональное привидение» может служить за вводную характеристику перед тем, как начать разбираться с проявлениями мистики в обыденности индийцев. Киплинг говорит, насколько много привидений живёт в Индии. Они буквально всюду, причём ни в чём не проявляющие благосклонности к человеку. Наоборот, каждое привидение является злым, способным забирать людей с собой. Век за веком индийцы проявляли изобретательность, придумывая различные виды привидений. Каких только не бывает… Да и бывают ли привидения вообще? Есть у индийцев вера в существование призраков умерших при родах, есть и призраки-дети. Есть и такие, кто притворяется мертвецами. Продолжать можно бесконечно. Только есть одна примечательная черта у каждого индийского привидения — они представляют опасность лишь для самих индийцев. Ещё не случалось такого, чтобы белый человек пострадал от местного привидения. Вполне может статься, что белые люди в Индии призраков вовсе не видели, сугубо знакомясь с ними посредством рассказов индийцев. Правда, у белых людей всё равно имеются свои собственные привидения, которые обязательно обитают на каждой заставе. Ничего с этим не поделаешь, каждый народ верит в нечто такое, чему может быть очевидцем только он.

Рассказ «Рикша-призрак» более банален, нежели хотелось бы. Читателю сообщалось о человеке, которому мерещилась призрачная повозка. Он мог видеть её отчётливо, но в тот момент другие не могли эту повозку разглядеть. Так легко сойти за безумца, если просить подтвердить то, будто видишь такое, чего более никто не видит. Читатель понимал, человек был подлинно из помешавшихся, так как в той повозке сидела девушка, к смерти которой главный герой повествования считал себя причастным. Тут бы впору говорить, якобы главного героя мучит совесть, а то и вовсе до него снизошли эринии, возжаждавшие нести месть за содеянное зло. Дабы уразуметь помешательство в уме, сделать такое заключение нужно самостоятельно. Да в художественной литературе писателю гораздо приятнее описывать мучения человека, нежели после нескольких абзацев ставить точку в рассказе. Вскоре главного героя объявят сумасшедшим, ссылаясь на излишне частые галлюцинации. Что сделает Киплинг? Он подведёт читателя к тому, словно главный герой не совсем сумасшедший, он просто эпилептик. Тогда для эпилепсии считалось характерным видеть несуществующее. Для придания повествованию интереса, Редьярд поставит главного героя перед необходимостью решить, насколько он способен сознаться в галлюцинациях, либо выбрать другой путь в виде заболевания — более для него лучший. Как бы не поступил главный герой рассказа «Рикша-призрак», от видений он всё равно не избавится. Читатель вполне логично заключит, тут скорее дело в совести, а не в чём-то другом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Бурный для Киплинга 1888 год. Редьярд писал и писал, не зная устали. Он создавал одно повествование за другим, словно каждое слово помогало ему продлить существование. Читатель может подумать, будто Киплинг испытывал чувство нехватки воздуха, начинал задыхаться, судорожно хватался руками за пространство вокруг себя, но взять получалось только перо, которым он и выводил слово за словом, порождая историю за историей. Но мудрено ли это? В те времена никого не удивляло, если выходили периодические издания, полностью создаваемые с нуля одним человеком. Про Киплинга так в той же мере можно сказать. Редьярд был машиной для создания коротких историй. И если он продолжал творить, значит видел значимость своих действий. Издания с его произведениями покупали, и Редьярд получал возможность творить дальше. Позже его истории публиковались заново, но уже в составе сборников. Например, таковым стал сборник «Три солдата», сперва состоявший из восьми рассказов, после объединивший под своим названием ещё два сборника: «История семейства Гэдсби» (из восьми рассказов, одного стихотворения) и «Чёрным по белому» (только из восьми рассказов). В итоге сборник «Три солдата» стал состоять из двадцати четырёх рассказов и одного стихотворения.

Остаётся непонятным, каким образом об этом рассуждать. Особого смысла в написанном читатель не увидит. Пусть Киплинг плодотворно создавал короткие истории, только какой с того толк? Безусловно, Редьярд набивал руку. И он поступал правильно, безустанно творя. Ведь известно, насколько важен не талант в человеке, а его способность постоянно самосовершенствоваться. Вот и Киплинг не терял времени даром, не вешал нос, создавая и создавая новые истории. Даже если получалось плохо, то никто о том никогда потом не вспомнит, так как основное внимание будет приковано к чему-то более весомому и нетленному, но до создания чего ещё должны пройти годы.

В изначальном сборнике «Три солдата» повествование строилось вокруг трёх товарищей, довольно отчаянных, вместе с тем и непримиримых борцов с обстоятельствами. Сносить нрав таких людей — не каждый сможет. Вот и доля сих солдат должна была казаться печальной, не помоги Киплинг им разжиться удивительными моментами существования. Начиная с рассказа «Бог из машины» читатель приметил не просто стремление Редьярда к короткому изложению историй, они получались много меньше, поскольку Киплинг и без того короткое повествование разбивал на ещё более меньшие части, порою предоставляя читателю возможность ознакомится с набором баек. Остальные рассказы сборника: «Рассказ рядового Лиройда», «Подгулявшая команда», «Драка с призраком», «В карауле», «Дело рядового», «Чёрный Джек», «Всего лишь субалтерн».

Столь же сухо можно отозваться про сборник «История семейства Гэдсби». Довольно трудно уловить смысл написанного, но читатель волен посчитать такое мнение несущественным, выработав вследствие склонности к более лучшему пониманию. Просто перечислим рассказы из этого сборника: «Бедная милая мама», «Внешний мир», «Разрыв», «Неведомое», «Эдем», «Фатима», «Долина теней», «Разлив Иордана». А вот стихотворение «Победитель» — намёк на мировоззрение Киплинга, впоследствии ему постоянно приписываемое. Речь про будущую склонность Редьярда возвышать всё британское, справедливо полагая, что с Британской империей пребывает Бог, давая благословение всему, лишь бы её подданные могли прослыть за лучших из тех, кого могла коснуться рука Творца. В стихотворении Киплинг говорил про необходимость всегда идти к поставленной цели, ни с чем никогда не считаясь, устремляясь вперёд, отталкивая попутчиков, стоит им отстать или помешать продвижению, и отталкивая даже если они захотят попросить в чём-то помощи. Редьярд выразил уверенность, насколько победы заслуживает только тот, кто дойдёт до неё сам, убрав всех с пути, каким бы образом этого не пришлось сделать.

В сборник «Чёрным по белому» вошли следующие рассказы «Все мы трое — одно», «На полицейском посту», «Близнецы», «В шахте нумер двадцать второй», «В половодье», «Дана-Да насылает наваждение», «На городской стене». А вот в рассказе «Суд Дангары» Киплинг подвергнул сомнению религию, рассказав про миссионеров, возвращавшихся назад безумными, более не верившими в Бога.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Свобода — понятие относительное. Нельзя с уверенностью считать то или иное явление за проявление свободы, поскольку в полном смысле свобода никогда не проявляется. Можно сказать, свобода является выбором большинства. Но большинство большинству рознь. Для кого-то право говорить свободно — есть отражение именно свободы, тогда как не всякий человек готов принимать разговор без границ за проявление свободного мышления. Или может существовать мнение, будто ограничение в чём-то — есть отсутствие права на свободу. Так ли это? В конечном счёте, человеческое общество всегда замкнуто определёнными рамками, за которые не может выйти. Если касательно государственных границ свободного перемещения нет (с этим ещё можно справиться), то как быть касательно планеты? В итоге получается, свобода — тот самый потолок, выше которого человек подняться не в состоянии. Поэтому, как не говори о свободе, — это лишь вольность в пределах допустимого. И ежели так, тогда свободным можно быть даже в самом тоталитарном обществе.

Опять же, мышление человека устроено таким образом, что он разным образом понимает свободу. Может показаться, кастовая система Индии — приговор свободе выбора. И если индиец оказывается при иных обстоятельствах, видит совсем другую жизнь, он может подумать, будто попал в условия подлинной свободы. И он будет думать именно так, более ничем не ограниченный. Только вот нужно ещё научиться различать в свободе оттенки ограничений, с которыми мирится общество. Можно допустить, воспринимая западный образ мысли за подлинное стремление к свободе в мышлении и поступках. Только того и в помине нет. Тут уж ничего с этим поделать не сможешь. Но, опять же, Найпол мог думать на собственный лад, тогда как другой человек — совсем иначе. Проблема появляется тогда, когда кто-то начинает говорить за всех разом, как именно нужно понимать свободу.

Свобода у Найпола представлена в трёх историях. И читатель, в силу своего понимания должного быть, склонен соглашаться с автором, либо оспаривать его мнение. Вполне индиец может заслужить право на свободу в западном обществе, только теперь иначе ограниченный в мыслях и поступках. Достаточно ему вспомнить про Индию, как оказывается — он и там был свободен, только беднее финансами и более связанный обязательствами… Тут просто нужно уразуметь: свобода каждым всегда воспринимается разным образом.

В другой истории оказывается, что свобода — есть заблуждение. Люди живут определённой целью, связанные по рукам и ногам, должные получать образование, работать и платить налоги. При этом люди лишены свободы в полноте действий. Например, запрещены преступления. Разве в государстве, где все свободны, могут существовать ограничения? Выходит, свобода всё-таки имеет границы.

Ещё одна история отражает проблему извечного выбора: каким путём следует идти тому или иному государству. Почему граждане лишаются права видеть над собою короля, кому они поручают заботы о стране, радение за благополучие всего, что их окружает? Разве другая форма правления способна дать людям свободу? Неужели такое состояние возникнет от республиканской формы правления? Невзирая на то, кому стоять во главе — президенту или премьер-министру. Всё это фикция, поскольку сторонники монархии лишаются свободы.

Сколько не говори, следует остановиться на мнении: свобода — есть выбор большинства. Как решит основная часть определённого социума, таким образом и следует трактовать их право на волеизъявление. Когда-нибудь свобода будет подразумеваться не за правом мыслить на угодный тебе лад, а в качестве выбора из ограниченного количества вариантов. И то окажется в той же мере свободой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не дано всем писателям писать одинаково хорошо. Это и к лучшему. Поскольку не каждый читатель согласится читать то, что кому-то кажется прекрасным образцом художественного слова. Ведь одни читатели требуют увлекательного сюжета, другим подавай мешанину. Но и с писателями случается странное: сегодня они пишут книгу в одном стиле, через несколько лет — в совершенно ином. И читатель, ранее обжёгшийся на знакомстве с автором, либо его искренне полюбивший, при очередном чтении находит далеко не то, чего ожидал. В том и заключается проблема литературы — невозможность заранее понять, стоит ли браться за чтение книги. Про переводы — совсем отдельная история, так как даже талантливо написанную книгу может испортить человек, не обладающий точно такой же степенью таланта, чтобы донести до читателя содержание произведения. Впрочем, раз разговор зашёл о творчестве Айрис Мёрдок, то сомнительно, будто её литературные труды могут спасать или уничтожать переводчики, поскольку нельзя испортить то, к чему нужно подходить с особой осторожностью. Проще говоря, Мёрдок писала тяжёлым для усвоения стилем, более утопая в собственных размышлениях, чем позволяя событиям продвинуться хотя бы на сантиметр.

Что видит читатель на страницах? Допустим, разговор двух действующих лиц. Они едут в машине, жарко спорят друг с другом. Спор их протекает обстоятельно, к описанию чего Айрис подошла с чрезмерным усердием. Спорить они могли так долго, сколько могло хватить терпения у самой писательницы. И по времени их спор затягивался, превышая норму положенного, ибо не с одного края страны они ехали на другой. Но читателя нужно интриговать, отчего беседу следует завершить, породив совсем уж неожиданные размышления. Кто прежде спорил, тот не может толком вспомнить, как беседа была завершена. Ему кажется — он убил собеседника. А собеседником являлась его жена. Может она вывела из равновесия, он слетел с дороги в водоём, а может сам вытащил жену из салона и принялся собственными руками погружать её голову в воду… В общем, должен был убить. Убил ли? С тем же успехом можно было следом вспомнить про инопланетян, с кем пришлось иметь контакт несколько часов назад, ибо только так человек сумел пробудиться ото сна. Почему бы и нет…

Нет, жена не была убита. Или была? Всё-таки её убили. Или не убили? Отчего бы не продолжить рассуждения? Глядишь, написанными окажутся ещё десятки страниц, после и вовсе получится припомнить дополнительные детали. Как понимает читатель, знакомиться с творчеством Мёрдок невероятно тяжело. Ну а как же прочие действующие лица? Имеют ли они значение для повествования? Вообще, хотя бы самая малость имеет значение для повествования? Или всё слишком эфемерно, должное сойти на нет, стоит перелистнуть страницу? Да и главный герой повествования — насколько его участие требовалось сюжету? Он даже успеет умереть сам, никакой пользы в итоге не привнеся. И смерть его обставят так, словно то случилось не тем образом, как было на самом деле. Только это всё останется домыслом, каким является любое обстоятельство, описываемое Айрис Мёрдок.

Много слов вокруг ничего — такая должна возникнуть мысль у читателя. Иные писатели испытывают острую необходимость делиться с миром художественным словом, не допуская никого до сокращения текста. Таково авторское право: излагать угодным образом. Ничего другого читателю не остаётся, ежели он желает понять, о чём ему желал рассказать автор. Дело в том, что Мёрдок просто рассказывала.

Автор: Константин Трунин

» Read more