Tag Archives: документальная литература

Иван Гончаров «Фрегат «Паллада»» (1858)

Иван Гончаров работал секретарём адмирала Путятина с 1852 по 1855 год, совершив почти кругосветное плавание. Домой Гончаров писал большие обстоятельные письма, в которых излагал свои мысли. Угнетало его только отсутствие обратной связи, отчего не было никакой уверенности, что письма доходили до адресата. Несколько писем действительно затерялось, что Гончарова не сильно удивило, знавшего о плачевном состоянии соответствовавшего ведомства, и ныне продолжающего радовать его соотечественников отрицательными качествами предоставления основных услуг по доставке посылок и писем. При этом Гончаров будет возносить почтовую службу английской части света выше небес, показывая на её примере возможность предоставления действительно качественных услуг. Большая часть пути прошла по владениям англичан, прерываясь для визитов на испанские Филиппины и японские острова. Если бы не разразившаяся следом Крымская война, то Гончаров продолжил путешествие до Америки, однако стоит обрадоваться уже за то, что вспыхнувший конфликт их не застал в тех местах, где они были бы оторваны от мира, а то и просто потоплены.

Будучи секретарём, Гончаров не спешит делиться сведениями о переговорах или какой-либо другой информацией, предпочитая изливать на бумагу свои собственные ощущения от быта людей, живущих совершенно отлично от того образа жизни, к которому он сам привык. Читателю предстоит окунуться в множество приключений: Гочаров будет постоянно в них ввязываться, стараясь охватить максимальное количество доступного ему пространства для манёвров. Везде он проводит сравнения с Россией, трактуя многое в пользу родной страны, отличающейся не только благоприятным разнообразным климатом, но отношением к жизни вообще. Чего только стоят сравнения чая, что употребляется повсеместно, но в самом разном виде. Если где-то сей травяной напиток больше напоминает подобие бурды, то в других местах он скорее является микстурой, употребляемой для конкретных целей. В каждом порту «Паллада» стояла длительное время, поэтому Гончарову было чем заняться в свободное от плавания время.

В самом деле, разве можно вразумительно писать о морском путешествии? Ничего толком не происходит, а ты лишь борешься со скукой, не имея возможности найти занятие по душе. Именно поэтому Гончаров лишь в начале немного упоминает о корабле, чтобы потом навсегда про него забыть, сосредоточившись на нравах чужеродных народов. Основной интерес просыпается у Гончарова только после Тихого океана, когда фрегат подошёл к берегам Азии. Читателю предстоит узнать не только особенности бюрократизма японцев, тихого нрава китайцев и набожности филиппинцев, но и понять значение всей экспедиции, чей целью было заключение первого торгового соглашения с Японией, сохранявшей закрытое положение, не впуская иностранцев внутрь и не позволяя собственным жителям с ними контактировать. Как замечательно будет смеяться читатель, наблюдая за визитом японцев на фрегат, с упоением поглощавших мясо и десерты, удивляя дикостью своих нравов экипаж корабля: правда, Гончарова трудно чем-то основательно возмутить — он вспомнит недавнее прошлое России, где нравы были практически идентичными.

Путевые заметки Гончарова следует читать только с целью узнать мировосприятие русского человека середины XIX века, не знавшего и не сталкивавшегося в своей жизни с людьми иного толка, чья культура кардинально отличалось от его собственной. Как же не похвалить Гончарова за такие наблюдения, касающиеся обоснования снимать обувь при входе в помещение или затекающие у японцев ноги от сидения в кресле. А как читатель воспримет старинную японскую забаву помещать однотипные предметы друг в друга, что позже русские сделают одним из своих национальных достояний? Япония для Гончарова подобна скрытым залежам каменного угля, ценившегося в его времена дороже золота.

Мир с тех пор изменился, но не так кардинально, чтобы в путевых записках Гончарова можно было найти отличия от сегодняшнего дня.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чарльз Диккенс «Из американских заметок» (1842)

Быт северных американских штатов образца 1842 года глазами Чарльза Диккенса, взявшего с собой на добровольных началах лишь жену, да желание пройтись по «самым интересным» местам нарождающейся государственности одного из любопытных государств. Диккенс всегда остаётся Диккенсом — он не изменяет своему стилю даже в документалистике, наполняя заметки о путешествии в виде всё того же скучного размазывания повествования по страницам. Ведь можно было написать гораздо интереснее, только в таком случае это уже не будет плодом деятельности дум Диккенса, а чья-то иная работа. Диккенс не обозначает цель поездки, оставляя читателя догадываться, что писателю просто нужен был новый материал для работы. И Диккенс его получил сполна, испытав ужас до погружения на корабль и во время океанского круиза, пытаясь найти плавающие по каюте ботинки и иногда не совсем удачно определяя положение потолка и пола, настолько всё мешается у него голове. До начала американских заметок читатель долго изучает подробности жизни на корабле, приходя к неутешительному выводу — лучше ходить по земле, чем подвергать организм испытаниям в водном пространстве.

Чарльз Диккенс боялся темноты, он испытывал дискомфорт при пребывании с незнакомыми людьми в одном помещении, особенно если приходилось спать с ними рядом. Но всё это только начало. Дальше читатель погрузится в однообразную схему пребывания в каждом городе… Диккенс посещает только тюрьмы, суды, психиатрические больницы и школы для глухонемых, больше его ничего не интересует. Конечно, Диккенс уделит внимание описанию нравов жителей американского континента; как тут не уделишь, когда всё вокруг заплёвано, везде следы жёванного табака, а к горлу подходит ощущение омерзения. Даже в суде Диккенс находит только два отличия от суда британского: отсутствие высокопарности и наличие у каждого участника процесса плевательницы. Американцы жуют табак постоянно, не стесняясь сплёвывать не только в плевательницу, но и вообще рядом с собой, не гнушаясь полами в помещении, либо показывая меткость, уводя твой взгляд в сторону какой-либо ёмкости, куда всё равно удаётся попасть только с десятого раза, да и то в лучшем случае. Таким образом, Диккенс изначально настроен отрицательно к жителям штатов, не находя ничего положительного в их поведении.

В Нью-Йорке Диккенса поразили свиньи — «священные» животные для большого города, лишённого забот об уборке мусора с улиц. С этим прекрасно справляются свиньи, за которыми никто не следит, которых никто не содержит, но свиньи тем не менее отлично процветают, принося городу неоценимую пользу. В Нью-Йорк Диккенс попал следуя путём из Бостона и Коннектикута, продолжая путь в сторону Мэриленда, Питтсбурга, Цинциннати, Сент-Луиса, Луисвилля, Вашингтона и Ниагары, курсом до британских владений в Канаде. Удивляет Диккенса в американских тюрьмах разное отношение к заключённым, когда в большинстве из них сидящим не даётся возможность выходить на свежий воздух, а в филадельфийской одиночной тюрьме прямо в камерах установлены ткацкие станки, позволяющие арестантам коротать время за работой, единственной возможностью сохранить здравый рассудок при отсутствии общения с другими осуждёнными.

Середина XIX века — не самое лучшее время для приятных поездок на длинные расстояния. Диккенс с сожаление отмечает, что если во время передвижения в карете тебе удаётся доехать целым до пункта назначения, а сама карета ни разу не перевернулась, то тебе по-настоящему повезло. Речной транспорт также не внушал Диккенсу доверия, начитавшемуся в местных газетах заметок об очередном взорвавшемся корабле. Вот и думает знаменитый английский писатель не о возможности быстрее доехать, а о поиске наиболее безопасного средства для передвижения. Отчего-то Диккенсу противно наблюдать бесконечно прямые улицы в городах, он желает найти хотя бы малейший изгиб. Да как-то ему будет безрадостно смотреть на течение «великой американской реки» Миссисипи, где вместо воды лишь жидкая грязь, перемешанная с плесенью, производящая скорее вид медленно передвигающегося болота.

Британские территории в Канаде вызвали у Диккенса подлинный восторг, заставляя его на время забыть быт американских штатов, чтобы позже в них вернуться снова, дабы выполнить ещё несколько пунктов в плане культурного просвещения. Так Диккенсу очень интересна деревня шейкеров, дающая писателю много полезной информации в сфере понимания религиозных сект, отделившихся от матери-церкви, нашедших на новом континенте приют и процветание. Диккенс сам признаёт, что всё разнообразие взглядов на религию никогда не удастся собрать под крышу одной религии снова. Ну, не Диккенсу ведь об этом говорить — англичане одни из первых решились на полное отделение от католичества, поэтому не стоит удивляться поехавшему по накатанной процессу. Хотел Диккенс проехать на юг штатов, чтобы поближе познакомиться с рабством, но жаркая погода и всё тот же сомнительный транспорт заставили его сконцентрироваться лишь на чтении газет, публикующих на первой странице информацию о беглых рабах, из чего Диккенс не сделал никаких вдохновляющих выводов, придя к заключению о зверстве, выраженном в стремлении хозяев калечить негров, чтобы у рабов были примечательные особенности, по которым потом будет проще найти сбежавшего.

Такая вот она — Америка накануне гражданской войны. Даже Диккенс сумел разглядеть рост противоречий, что приведёт к внутреннему конфликту. Поменялось ли что-то в мировоззрении деятельных американцев спустя полтора века… или они всё также жуют табак и плюют себе под ноги?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джон Томпсон «Китай», Луи Жаколио «Страна баядерок» (1876)

Замечательная книга документальных очерков вышла в 1876 году, благодаря товарищам из типографии «Общественная польза». Под обложкой сразу два автора. Если Луи Жаколио известен российскому читателю, то Джон Томпсон этим похвастаться не может. И жаль, что труды таких замечательных людей пылятся на полках библиотек, становясь кладом для истинного почитателя нравов былых времён. Где же ещё читатель сможет узнать о быте китайских территорий, особенностей английской колониальной политики и трудностях понимания иной культуры на острове Цейлон. Всё это из самых первых рук — XIX век открывает ровно такие же темы, о которых мы с вами говорим спустя сто пятьдесят лет, понимая, что по сути ничего не изменилось.

I. Если нужно пробудить интерес, то стоит начать с Луи Жаколио. Этот француз изъездил добрую часть Азии и Океании, оставив детальные описания путешествий, а его труд по переводу важных литературных работ делает ему дополнительную честь. Самое большое, что удивляет в описаниях Жаколио — он трактует всё с позиций рядового обывателя, которому больно за родную Францию, наглым образом изгнанную из своих же бывших колоний. Там, где Франция начинала общение с коренным населением, пытаясь наладить добрососедские отношения, туда позже приходила Британская Империя, внедряя политику подлога и военного давления, устраивая революции и подкупая людей перспективами богатой жизни, пытаясь получить контроль над максимально возможной территорией. Обо всём этом Жаколио рассказывает не жалея слов, сокрушаясь мягкостью характера своих соотечественников, которым совесть не позволяет действовать решительнее.

Путь Жаколио пролегает вдоль строящегося суэцкого канала по железной дороге, где ему противны обхождения местного населения с проезжающими. Если торговцы готовы всучить тебе всякую ерунду, а вор с радостью подрежет сумку, то чемодан будет летать в вагон и из вагона, без принятия каких-либо жалоб с твоей стороны. Если есть претензии, то местному населению на это плевать. Не мало переживает Жаколио, плывя по Красному морю, славному своими коварными коралловыми островами, иные не выступают над поверхностью воды, отчего суда напарываются и тонут. Больше всего испытаний пришлось на время пребывания в Адене, где столкновение с порядками едва не стоило ему жизни. Местный кофе оказался до ужаса противным, а иссушающее солнце могло довершить дело по изгнанию души из тела. Жаколио, предварительно разрушив романтические представления о морских путешествиях, тут же обрушивает на читателя правду о востоке, что многими писателями превозносится с самых выгодных позиций… хотя на самом деле всё далеко не так, а ужас человеческой нищеты показан автором заметок с оборотной стороны фасада.

Основное — это, конечно, пребывание на Цейлоне, где Жаколио задерживается по просьбе одного из своих друзей. Он участвует в охоте на диких слонов, наблюдает за особенностями местной жизни (на острове практикуется многомужество, призванное удерживать рост численности населения) и за необычной религией, которая по иному трактует сказание об Адаме и Еве, созданных именно в этих местах. При этом, Цейлон — не является той самой страной баядерок, хотя о представителях этой касты Жаколио скажет много слов, делясь большим количеством сведений о местных жителях и людях, населяющих полуостров Индостан. Оказывается, кастовая система настолько внедрилась в жизненный уклад людей, что каждая профессия превращается в отдельную касту, что занимается строго своим делом, отказываясь от любых других занятий. Если вам нужно принести воды, то этого никогда не сделает тот, кто чистит обувь, отчего количество прислуги в иных домах превосходит все мыслимые размеры.

Баядерки — это своего рода гетеры. У них свой образ жизни, и свои обязательства перед обществом, настолько трудно понимаемое, что проще быть местным жителем, нежели пытаться осознать все особенности. Иностранцы — это отдельная каста… для общего сведения. Стоит ли говорить, что иностранцу всегда предлагается для любовных утех женщина: жена или одна из дочерей; отказ от которой может испортить жизнь женщине, отчего добропорядочный Жаколио каждый раз придумывает различные увёртки, стараясь сохранить свою честь и честь подосланных к нему женщин.

Подводя итог хождению по странам с Жаколио, приходишь к однозначному выводу — идеальное общество Индостана было доведено до того, что этот котёл противоречий стал совершенно доступным для любого завоевателя, чем в итоге англичане с удовольствием воспользовались.

II. Если Луи Жаколио предлагает читателю свои мысли по поводу всего им увиденного, то Джон Томпсон — первый шотландский фотограф, предпринявший путешествие на восток с целью ознакомления с нравами ориентальных народов, описывает всё без лишних отступлений. Жалко, конечно, что в книге его отчёт лишь о посещении Гонконга, Макао и Формозы в 1870 году, было бы интересно прочитать и о его дальнейшем путешествии. Но приходится ограничиться тем, что есть в наличии.

Гонконг — это английская колония. Местное население говорит на пиджине — смеси кантонского диалекта китайского языка и английского языка. Всюду можно передвигаться на повозке рикши. Джонсон отмечает, что местное население за минимум усилий всегда просит самую максимальную плату, изыскивая для этого множество уловок. Даже игра на валютных курсах оставляет путешественников с дырявыми карманами, поскольку местное население везде находит для себя выгоду. При этом цены на уровне лондонских. Томпсон ознакомится с игорными домами, также расскажет об ураганных ветрах, часто посещающих побережье Китая. В дальнейшем путешествии автор отмечает полнейшую бедность крестьян, еле находящих себе возможность для существования.

Скажет Томсон и о мастерстве китайских ремесленников, способных делать точные копии чего угодно в максимально короткие сроки. Между делом заметит, что если бы до этих мест дошёл технический прогресс, то весь мир давно был бы покорён китайскими товарами… и ведь в нужную сторону смотрел наблюдательный взгляд фотографа. Фальсификация чая, монет и разных товаров — особенность китайской экономики уже в конце XIX века. Всё доведено до такой степени мастерства, когда отличить подделку от оригинала практически невозможно. Ломбарды превращены во дворцы, куда не стыдятся ходить богатые люди, покуда в европейских государствах эти заведения рассчитаны только на бедные слои населения. Печальная участь женского населения хорошо известна, Томпсон рассказывает об этом дополнительно, делая акцент на уродовании ног. Огорчает Томпсона и уровень китайской медицины, где всё ставится в угол результата гаданий. И самое интересное — видя миллионное население каждого города, Томпсон предлагает переправить часть китайцев для заселения Африки. Что бы было, случись это на самом деле?

Заканчивается отчёт Томпсона посещением Формозы (ныне Тайвань), где население на полудиком состоянии, страдающее от набегов горных аборигенов, отличающихся нечеловеческой жестокостью. Общество сплошь аграрное, одежда из собачьей шерсти, каждое поселение имеет обособленный статус, не имея единого центра управления; за преступления наказывают только штрафами, муж не может говорить с женой публично; местные каннибалы жалуются на жёсткость китайского мяса. В общем, не тот Тайвань предстал перед Томпсоном, который известен нам.

Ещё раз повторюсь, за сто пятьдесят лет практически ничего не изменилось. Просто географическая карта окрашена немного в другие цвета… вот и всё.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александра Давид-Неэль «Мистики и маги Тибета» (1929)

Величественные Гималаи возносятся ввысь. Жить на их пиках и в долинных предгорьях — это удел избранных, решивших найти приют среди труднопроходимых мест и в областях с повышенным количеством бытовых проблем. В таком изолированном месте всегда можно найти что-то загадочное, мистическое и необычное. Александра Давид-Неэль коренным образом изменила свою жизнь, посетив отдалённые буддийские монастыри, а также став единственной женщиной иностранного происхождения, которую решил принять у себя далай-лама того времени… а на календаре двадцатые годы XX века. Во многом, Александра воспринимает буддизм чем-то подобным шаманизму. На самом деле, это религиозное мировоззрение мало чем отличается от практик многих племён и народов, чьё желание войти в транс во время ритуала, так легко объяснимо. Буддизм в этом плане далеко не ушёл. В его пользу играет громкая популярность, хорошо разработанная теория, элемент мистических перерождений и, конечно же, Индия на юге, Китай на востоке — огромное поле для деятельности.

Александра начинает повествование с бодрого темпа, рассказывая о своём понимании буддизма и некоторых своих путешествиях, продолжая наполнять книгу различными легендами и прочей информацией, что хоть как-то связана с темой буддизма. Конечно, интересно читать, но чем дальше, тем всё больше начинает угнетать откровенное желание автора поиздеваться над буддизмом, куда она пришла с открытой душой и с духом французского искателя приключений. Всё ей надо разобрать на составляющие, смешав религию всё с тем же шаманизмом, лишив любого налёта мистики.

В самом деле, как можно серьёзно воспринимать текст, когда монахи держат крестьян в страхе с помощью летающих кровожадных пирогов? Александра сама таких никогда не видела, сомневаясь в их реальности вообще. Любой разговор сводится к тому, что автор не видел ничего подобного, но среди монахов усиленно проповедуются те или иные страшилки, а также похвальба возможностью достичь совершенства. Александра говорит о высоких прыжках, о способности воспринимать холодную погоду с помощью жара тела, о достижении сверхвозможностей, при этом тут же следом идёт объяснение каждого мистического элемента, где весь секрет лишь в тренировке тела, но никак не в каких-то талантах к способности воздействовать на своё тело с помощью внушения. Только пироги остаются загадкой, да способность монахов передавать мысли на расстоянии, вплоть до передачи визуальной информации. Тут Александра ссылается на концентрацию, без которой такого достичь никогда не получится. Как знать, так ли далеко ушли даосы от буддистов, чьи религии зародились далеко друг от друга, но ставшие верными спутниками в жизни населяющих восток людей.

Будет разговор и о ламаизме. Ламаисты — это ушлые буддисты, чьи взгляды на религию значительно отличаются. У них есть не только далай-лама, вера в перерождение, но и вера в способность каждого самому выбирать себе жизнь после смерти. Казалось бы, сансара (колесо жизни) должна трактоваться однозначно, являясь по своей сути хорошим сдерживающим фактором для общества, разделяя его на касты и сохраняя способность держать людей в подчинении. Не стоит сейчас говорить о плохом влиянии такого подхода, отчего Индия всегда была вольготной землёй для множества завоевателей. Стоит лишь сказать, что ламаистам свойственно понятие «Книги мёртвых», где по пунктам рассказывается, что именно тебя ждёт после смерти, да как себя правильно вести, дабы не попасть в тело животного, либо к дурным родителям, а то и, не случилось вдруг, им оказаться из касты неприкасаемых. Самый ушлый ламаист стремится переродиться далай-ламой, либо кем-нибудь из высоких чинов, но это уже вопрос веры и цели жизни.

Хорошо Давид-Неэль рассказывает о системе образования. Бедные родители могут отдать детей на воспитание монахам, только те монахи будут обладать ровно теми познаниями в буддизме, от которых ровным счётом никакой конкретной информации детьми не будет усвоено из-за банальной безграмотности подобных монахов. Успеха могут достичь только дети богатых родителей. Но тут уж кто кем родился, какие получил возможности для духовной жизни. Впрочем, система перерождений благоволит лишь к тем, кто сможет правильно вспомнить свою прошлую жизнь, а также сведения, знать о которых мог только один человек.

Основное заключение Александра делает крайне неутешительное, предлагая читателю историю о собачьем зубе, что был принят за святыню, а позже был настолько намолен верующими людьми, что действительно стал светиться, подтверждая версию о святости происхождения. Объяснённое чудо — уже не чудо: печальный вывод автора книги.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гарун Тазиев «Встречи с дьяволом» (середина XX века)

Вулканология — достаточно молодая наука, изначально считавшаяся геологами несерьёзной. Ну кому может быть интересен выплеск горячего вещества через трещины между тектоническими плитами, ведь гораздо интереснее предполагать то, что может находиться в недрах планеты. Пока человек стремится в космос, толком не освоив океан, он совсем забыл о содержимом своего родного мира, куда доступ закрыт ещё на долгие века вперёд, покуда наука не сможет наконец-то дать ответ на особо важные вопросы о строении земного шара: лишь предположения и ничего больше. Вот и приходится удивляться, что извержения вулканов долгое время никем не принимались всерьёз, поскольку выброс пород мог служить богатым источником информации о процессах, происходящих под земной корой. Гарун Тазиев стал вулканологом случайно, будучи рядовым геологом, чья цель была в первую очередь направлена на поиск определённых типов пород, но всё решило одно из извержений в центре Африки, с чего предлагаемый читателю сборник и предлагает начать путешествие по таинственным закоулкам неизведанного.

Кто же такой Тазиев? По национальности от практически татарин, а по духу — француз. Его родители рано покинули Российскую Империю, оставив советскую власть большевикам, а сами перебрались в традиционные для эмигрантов места. Так и стал Тазиев геологом. И суждено ему было проследить развитие вулканологии практически с самого зарождения, отчего его очерки читать ещё интереснее. «Встречи с дьяволом» и начинаются с того, что Тазиев делится романтикой извержений, когда вокруг тебя летают вулканические бомбы, израненные острыми вулканическими осколками стопы изнемогают о жара почвы, а бурлящая лава наблюдается под заранее выбранным углом. Со стороны это кажется таким обыденным и будничным, а приключения автора чем-то далёким, но достаточно вчитаться повнимательней, как перед глазами предстаёт вся разрушительная сила природы, уничтожающая всё вокруг себя. Задумывался ли когда-нибудь читатель, отчего люди с упрямством баранов продолжают жить вблизи вулканов, иной раз погибая селениями и регионами от ожидаемого катаклизма? Тазиев легко даёт ответ — нет более плодородного слоя земли, что остаётся на местах бывшего извержения. Вот так и соседствуют рядом жизнь со смертью.

Когда Тазиев стоит у жерла вулкана, он не только чувствует подъём душевных сил, вспоминая вулканологов древности, а также всевозможные виды вулканов, среди которых существуют просто монстры, чья проснувшаяся активность когда-нибудь сотрёт с лица планеты всё живое, Тазиев размышляет о своём прошлом, иронизируя над мечтой детства о полярных экспедициях, только вместо запредельного минуса он претерпевает ещё более запредельный жар в самых отвратительных условиях для исследований. Раньше исследование вулкана — это целое приключение, когда надо идти пешком, прорубаться через заросли, нести на себе большой груз, терпеть лишения, а также умирать от голода и жажды. Теперь — приятная прогулка в компании отчаянных людей, кому неведом дух первопроходцев. Это и радует в жизненном пути Тазиева, ведь читатель не только смотрит за извержением вулкана глазами автора, но и идёт к нему ногами автора, а также убегает от лавового потока, прорубая себе путь длинными ножами с помощью рук автора, а уж про урчание желудка от одной галеты в день и противной ложки соли с горкой, убивающей желание пить на сутки, и говорить не приходится.

С удивлением читатель узнает о том, что в разных местах лава различна. Два соседних вулкана могут иметь разный состав исторгаемых пород. Исландские вулканы, например, отличаются самой жидкой лавой, когда магма может найти выход просто из трещин в земле, не пользуясь ранее проторенной дорогой. Иные вулканы имеют настолько вязкую лаву, что их разрывает изнутри, потрясая окружающие области. Всем известно извержение Кракатау, после чего вулкан уменьшился в два раза, а взрывная волна обошла вокруг Земли более десяти раз, одарив атмосферу пылевой взвесью, от которой несколько последующих лет случалась крайне отвратная погода по всей планете, снизив урожайность и заставив людей голодать. Самым страшным следует считать ядовитое газовое облако, впервые обнаруженное в начале XX века, когда за три секунды с вершины вулкана спустилась смерть, разом убив тридцать тысяч жителей. Хорошо себя может чувствовать только житель центра Евразии, где вулканов нет. Остальные же сталкиваются с постоянной угрозой мгновенного уничтожения. С особым удовольствием Тазиев рассказывает об Этне и тех глупых бюрократических препонах, о которые ему много раз приходилось спотыкаться.

Самым примечательным очерком следует считать путешествие Тазиева с капитаном Кусто для исследования Красного моря. Он далёк от изучения вулканов, и больше касается всё тех же бюрократических препонов в мусульманских странах. Но и для себя читатель найдёт много интересного. Красное море лучше считать заливом Индийского океана, в него не впадают реки и оно считается самым прозрачным солёным водоёмом на планете. Тазиев знал заранее о предполагаемых тектонических разломах, что он и обнаружил на морском дне, но на аравийском полуострове он не смог ничего исследовать из-за многодневных задержек далёкого от современности средневекового пустынного общества. Там же Тазиев впервые столкнулся с рабством, ещё не отменённым к тому времени. А также подивился податливости местного населения американскому влиянию, когда за красивыми въездными воротами открывается картина с кока-колой по жизни. Обидно стало Тазиеву во время исследования Красного моря ещё и от того, что якобы вулканические острова оказались плодом деятельности живых организмов, что дало ему возможность предполагать поднимание и опускание земли. В целом, читается интересно, и очень даже было приятно побывать в компании легендарного Кусто, совершая погружения на дно, увиливая от кровожадных акул и испытывая недостаток кислорода из-за неумелого обращения с аквалангом.

Спасибо тебе, Гарун. Твои увлекательные рассказы было очень интересно читать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Оросиякоку суймудан (1961)

О первых контактах России с Японией есть много упоминаний, но особого заслуживает эпизод, случившийся в конце XVIII века, когда японский грузовой корабль был выкинут штормом на один из тихоокеанских островов, который находился под контролем России, после чего группа японских моряков предприняла большое сухопутное путешествие через Сибирь до самой столицы империи, где им дала аудиенцию Екатерина Великая, разрешив вернуться на родину. Сам по себе эпизод был незначительным, поскольку в России к тому моменту жило достаточное количество подобных моряков, заброшенных злой фортуной в чужие края, имелись подробные географические карты японских островов и чуть ли не вся политическая составляющая местных жителей. При этом в самой Японии о России знали скорее по слухам от голландских купцов, не обладая какой-то конкретной информацией. Всё это очень интересно. Сам взгляд японца на жизнь в иной стране — редкое явление для того времени.

«Оросиякоку суймудан» дословно переводится как «Сонный бред о России». Не стоит строить удивлённое лицо, найдя за мелодичным словосочетанием ошарашивающий факт. В то время японец не мог покинуть родную страну, за это при возвращении его ждала смертная казнь; не мог он и рассказывать о жизни вне Японии — за это тоже полагалась смертная казнь. Именно поэтому многие закинутые на берега других стран уже никогда больше не вернулись назад — боясь за свою жизнь. Разумным выходом стало прикрытие о якобы приснившемся сне, на что цензура смотрела гораздо мягче, а власти не начинали преследование. Вообще о событиях данной книги есть большое количество трудов, связанных с воспоминаниями очевидцев. Есть также некогда утерянные рукописи, к коим относится и «Оросиякоку суймудан», выкупленная Владивостокским Восточным Институтом у некоего человека из Киото. Надо полагать, что о данной рукописи могут знать только в России. При этом составители стараются придерживаться исторических фактов, которым данная рукопись во многом соответствует — японоведы с удовольствием смогут прочитать рукопись в подлиннике, так как вторая часть книги полностью состоит из отсканированных страниц оригинала, занимая большую часть, нежели её русский перевод.

Не легко приходилось в Японии иностранцам. Голландцы могли приводить несколько торговых кораблей в год. С остальными странами японские власти контакты не поддерживали, изолировав страну. Япония была настолько погружена в свои феодальные разборки, унижая всех чужестранцев, гордая своей уникальностью, находясь и без того в природной изоляции от азиатского континента, что могли ещё долгое время вести свою политику без допускания вмешательств в свои дела. Не стоит говорить о том, как напряжение общества вылилось в последующую гегемонию над Азией и Океанией. Из-за чего японский народ дошёл до той стадии, когда надо было расширять свои сферы влияния, через которую многие страны успешно прошли уже давно. В конце XVIII века японское островное государство было меньше нынешнего — в рукописи Хоккайдо считается отдельной от Японии страной, не было соответственно контроля над Курилами и частью Сахалина, всё это попадёт в сферу влияния гораздо позже, а пока скромное судно с грузом риса оказывается в результате долгого дрейфа рядом с Камчаткой.

Трудно судить о реальности слов японцев, которые утверждают, что их встретили люди, живущие в пещерах, женщины которых вдевали украшения в виде рогов на подбородок и в нос. Как-то не доводилось до этого сталкиваться с подобной информацией. Впрочем, большого удивления от описания России нет. Следующий непонятный момент случается только при встрече с императрицей, где японцы совершают странные ритуалы российского царствующего двора. В остальном содержание рукописи краткое и сухое. Одно уясняешь точно — кроме японцев в Сибири хватало китайцев и корейцев, наладивших плотные контакты с российской стороной. Не все члены экспедиции вернулись назад, кое-кто остался в Россия, добившись приличных чиновничьих должностей.

Хотелось бы увидеть художественное отражение данного события. Надеюсь, когда-нибудь один мэтр отечественной литературы наконец-то оторвётся от переписывания истории страны, то возьмётся именно за подобное.

Автор: Константин Трунин

» Read more