Сидни Шелдон «Мельницы богов» (1987)

Сидни Шелдон делает попытку заглянуть в недалёкое будущее. В 1987 году можно было смело писать рассказы об ослаблении позиций Советского Союза в девяностых годах. Шелдон делает скромную попытку в виде борьбы за одну из стран социалистического лагеря, где западные страны наконец-то получают возможность показать прекрасный облик своего стиля жизни, да вырвать из цепких лап Москвы. Последовавшая реальность разбила в прах все предположения Шелдона, поскольку Союз распался и без попыток подтачивания его через Румынию, куда автор переносит основные события книги. Перед чтением стоит отбросить всю политическую составляющую, сосредоточившись только на знакомстве с профессией посла и взаимоотношениях людей.

Главная героиня — скромная девушка, что тихо живёт в одном из фермерских штатов, спокойно преподаёт в учебном учреждении и очень счастлива в браке. Поворотным моментом её жизни стоит считать небольшую книгу о Румынии, ей написанную, которой заинтересовался свежеизбранный сорок второй президент США, решивший строить политику внутри страны через простых людей. Таким образом, героиня становится послом в Румынии, дабы показать лицо штатов с самой выгодной стороны и очаровать весь соцлагерь неподражаемой харизмой успешного политика и самой лучшей в мире мамы. Пытаясь донести до читателя светлый образ Америки, Шелдон представляет демократию не в самом выгодном свете, заставляя читателя думать, что президенту нельзя отказывать, что его надо уважать из-за доверия ему большей части населения страны, что президент не может ошибаться в своих действиях; только Шелдон всюду сеет семена сомнения и позволяет читателю лично убедиться в иллюзорности свободы при демократическом режиме правления, где президент сам может стать пешкой в чужой игре. Пусть люди радуются, когда в жизни ничего не происходит. И трижды подумают, прежде чем отказать президенту в любой просьбе, пускай даже, если он попросит вас стать послом в какой-нибудь стране или, может быть, пригласит стать министром в правительстве; последующие за отказом события заставят их горько пожалеть о дерзком поведении и думах о собственном благополучии. Шелдон проедется на таких сполна, наполняя сюжет множеством трупов. Вот человек дышал, думал, выражал свои мысли, а вот его тело уже остывает, уступая своё место следующему. В круговороте убийств крутятся лопасти «Мельницы богов», сметая всё на пути. Американская мафия уступает своё место крупной международной организации, решившей стать наднациональным объединением. Похоже, потепление отношений вследствие окончания холодной войны вносит много нового, включая и в творчество Шелдона тоже.

Героям книги начинаешь действительно сочувствовать, видя творимую вокруг несправедливость, когда от человека ничего не зависит. Шелдон так строит сюжет, что в действующих лицах сомневаешься до самого конца. Ты не можешь определиться даже на момент окончания книги — всё было настолько запутано, что просто будет логичным продолжение перемены ролей. Как знать, может и кроткая овечка окажется волком, способным перевернуть всё с ног на голову. Где-то Шелдоном была утрачена та грань, когда читатель был твёрдо уверен в героях, но после которой сомнения остались окончательно. Кроме резких поворотов, Шелдон пользуется писательским приёмом, позволяющим писателю водить читателя по страницам в слепом неведении, поскольку читатель не может воссоздать тот образ, который рисует сам писатель, изначально надеющийся хранить секрет до самого конца. Безусловно, такой приём имеет право на жизнь, но становится весьма нечестным. Это больше свойственно авторам детективов, что с помощью слов создают ложные предположения. Когда карты выложены на стол и приходит время их открыть, то блеф оказывается на поверхности, отчего игроки могут смело хвалить человека, ловко всех разыгравшего. Так же будет вести себя и Шелдон, разыгрывая партию, завязав глаза читателю, предпочитая всё сообщать ему лично, но без возможности подсмотреть.

Каждому герою Шелдон уделяет достаточное количество внимания, формируя у читателя образ живого человека. Перед тобой не безликая проститутка, а женщина со своими мыслями и желаниями; не одиозный политический диссидент, а жестоко обиженный и всего лишённый человек; не доктор французского посольства, а весьма загадочная личность; не шериф на месте происшествия, а здраво размышляющий аналитик; не безжалостный наёмный убийца, а пошедший не по тому пути интеллектуал; не посол в Румынии, а простая американская гражданка, желающая обыкновенной любви.

Расходный материал, попавший в жернова мельницы богов — это человек. Состояние после испытания — его сорт. Дальше — чистый Шелдон, лишённый примесей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джек Лондон «Межзвёздный скиталец. До Адама. Алая чума» (1907-1915)

Этот сборник повестей Джека Лондона объединяет элемент фантастики и повествования от первого лица. Читатель почувствует себя обезьяной из первобытных времён, приговорённым к смерти человеком и ощутит на себе дыхание уничтожения рода людского. Под одной обложкой весь путь от зарождения до последних дней, включая некоторые важные моменты из прошедшей жизни, на которых Лондон предпочёл остановиться. Три повести не могут похвастаться большим объёмом, но их компактность им на пользу, поскольку Лондон не сильно старался заниматься проработкой мелких деталей, устремляясь куда-то далеко вперёд, оставляя ощущение тяжести от прочитанного, будто автор не хотел, но писал.

«До Адама» (1907) и «Межзвёздного скитальца» (1915) объединяет иллюзорность происходящих событий. В первом, главному действующему лицу снятся сны, в которых он переносится в далёкое прошлое, проводя свободное время на деревьях и мигрируя в сторону океана, встречаясь с множеством неприятностей, включая первобытных людей. Во втором, читатель не видит общей картины повествования, сталкиваясь с набором рассказов, где жизнь действующего лица становится похожей на рекламные врезки между основными программами. Главный герой впадает в состояния близкие к трансу или, даже возможно, летаргическому сну, где ему приходят видения о мирах и исторических моментах, о которых он никак не мог иначе узнать, нежели не лично там побывав. Кто-то назовёт это фантастикой, а кто-то охарактеризует попаданием главного героя в прошлое, где ему предстоит влиять на уже произошедшие события. Немного в стороне, от общей идеи сборника, отстоит «Алая чума (1912), рассказывающая читателю о грядущей пандемии, стёршей человечество во прах.

Если смотреть глубже, то в каждом произведении видишь свои особенности. Например, «До Адама» продолжает линию молодого Джека Лондона и его животную тему, которую он решил развивать после «Зова предков» и «Белого клыка». Удивляет не тот факт, что «До Адама» выходит из-под пера после «Рассказов рыбачьего патруля», где Лондон пересматривает стиль повествования, изменяя идее всемогущих людей; удивляет выход до «Железной пяты», такой же фантастической книги, только с уклоном в антиутопию. «До Адама» можно сравнить только с «Письмами Кемптона-Уэйса», поскольку они более близки друг другу с позиции научно-популярного изложения текста. На самом деле, не стоит искать никаких предпосылок к Адаму — книга арелигиозна. Скорее, «До Адама» — это вольное изложение гипотез Дарвина с бытоописанием далёких предков человека. Лондон смело рисует институт брака и моногамию, что не очень понятно — откуда он добыл такую информацию, даруя обезьянам крепкие семейные узы, называя это именно браком. Вольности автора допустимы, поскольку он сам говорит о трудностях взаимопонимания, когда общаться хотелось, но словарный запас в сорок звуков не давал никакого простора, заставляя напрягаться воображению. Будет читателю и привет от Маркса, когда Лондон с живостью станет описывать революцию в первобытном строю, когда труд станет приносить свои плоды, облегчая жизнь и давая важные преимущества для выживания. Сон — всего лишь сон.

Человечество всегда любило концы света. Есть ли что-нибудь удивительное, когда Джек Лондон описывает один из концов в виде пандемии Алой чумы, заболевания, от которого с момента заражения до смерти проходит всего пятнадцать минут. Население Земли выкашивает подчистую, оставляя в живых сущие единицы. Такой вариант можно предположить, поскольку эпидемии тех или иных заболеваний всегда уносили людей в большом количестве. Достаточно вспомнить моровую язву, которая пугала человечество в средневековье, во время возрождения, а может и до этого. Природа не терпит пустоты, поэтому невозможно избавиться от угрозы какого-либо смертельного заболевания. Если не явно, то всё будет сделано изнутри. Борьба за жизнь — главная причина эволюции. Представить именно такую чуму, которую описал Лондон, трудно. Природа ещё в своём уме, она не станет уничтожать сама себя. Лондон совсем не уделил внимание другие организмам, оставляя читателя в неведении о реальных масштабах катастрофы. Другое дело, что человечество может самоуничтожиться. Может Алая чума и выросла из этого, только никто не успел установить причин, ибо не было времени и возможности хоть как-то повлиять на распространение.

«Алая чума» — это угроза Джека Лондона будущим поколениям, что будут находиться под Железной пятой. Теория массового заражения сильно расходится с сюжетом одноимённого романа, но Лондон даёт ясно понять — капиталисты заиграются с покорением мира и игнорированием нужд простых рабочих. Мысль о Железной пяте возникает по одной причине, автор даёт читателю понять о проблемах, начавшихся после того, как совет магнатов назначил нового президента США в 2012 году. Не стоит смотреть на даты. Это вольное предположение автора. Год можно изменить, а вот факт давления Железной пяты по прежнему сохраняется.

«Межзвёздный скиталец» (другое название — «Смирительная рубашка») книга о зверском отношении с заключёнными. Кто-то увидит в происходящем осуждение властей Калифорнии, где попасть в тюрьму — значит обрести себя на жестокие страдания. Другие сделают аспект на путешествиях героя во времени и пространстве, напоминающие события некогда популярного сериала «Квантовый скачок». Если быть честным до конца, то могла получиться отличная повесть, а не раздутый роман, который не зря мною сравнивается с набором рассказов. Все эти путешествия дают читателю почувствовать себя эрудитом во многих областях, погружаясь в события из истории Франции, Кореи и даже жизни Христа. Всюду предстоит побывать, да посмотреть на события чьими-то другими глазами, пока главный герой уходит от реальности, туго завёрнутый в смирительную рубашку, пребывая в таком состоянии более ста часов, отчего появление галлюцинаций вполне понятно. Они появляются у человека просто пребывающего в карцере, но при таких дополнительных условиях — свихнуться проще простого. Лондон задаёт только один вопрос читателю — откуда же узник узнавал сведения, о которых иначе никак не мог узнать?

Всё-таки не надо искать в «Смирительной рубашке» именно смирительную рубашку. Межзвёздного скитальца тоже искать не надо. Завуалированный способ намекнуть на жестокости в тюрьмах — вот смысл книги. Содержать человека в таких условиях, да приписывать ему преступления, которых он точно не совершал, жестоко карая за них. Ложные свидетельства заключённых и наигранная драка ставят главного героя перед верёвкой, которая на этот раз отправит его в настоящие межзвёздное путешествие. Заключённый имеет право на исправление, но система не даёт обратный ход единожды оступившемуся человеку.

Прав тот читатель, что увидит в этих трёх повестях непривычного Лондона. Но непривычность быстро заменяется привычностью, если он прочитает не несколько книг автора и не из разряда приключений. Джек Лондон — это не только море, Аляска и сильные духом люди. Джек Лондон — нечто большее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Альбер Камю «Первый человек» (1994)

«Он, бредущий во тьме лет по земле забвения, где каждый человек оказывается первым»

Можно ли назвать художественным произведением работу, которая по своей сути является автобиографией человека, писавшего книгу в виде личного дневника? Никогда не планируя его издавать, если только не посмертно. Ещё труднее определиться с понятием неоконченного произведения. Неоконченность проявилась лишь сумбуром мыслей на бумаге и отсутствием пунктуации в оригинале, сама же концовка не имеет никакого значения, поскольку книга кончается как раз там, где и должна была закончиться. Кто знает о смерти Камю и её обстоятельствах, те будут рекомендовать эту книгу в качестве вводной для знакомства с творчеством автора. Камю стал лауреатом Нобелевской премии в 1957 году, а в 1960 погиб а автокатастрофе. «Первый человек» не затронет темы личной взрослой жизни — эта книга только о взрослении Камю.

Камю предстаёт перед читателем кристально честным человеком, которому претит любое проявление лжи, от которой автор старается отдалиться всеми возможными способами. Он всегда тянулся к знаниям, сталкиваясь с нищетой семьи, трудностью религиозной проблематики, народными волнениями в Алжире, где рос. Он никогда не задумывается над тем, что у него никогда не было отца. Тем не менее, тема отца пронизывает всю книгу. Камю остро ощущает нехватку мужской руки, от которой жизнь превратилась в кромешный ад под женским гнётом, где бабушка экономила каждую копейку, а мать тянула из себя все жилы, стараясь прокормить семью. В самом начале книги Камю предстаёт перед читателем тем самым Первым человеком, который вынесен в название, что идёт своей собственной дорогой, не оглядываясь назад, не имея связи с родившими его людьми, не придавая значения давшим ему путёвку во взрослую жизнь учителям. У его семьи была только одна оберегаемая драгоценность — осколок снаряда, пробивший голову отцу на войне, когда он безоружным совершал передвижение из одного пункта до другого. Колонна людей была безжалостно расстреляна — так Камю потерял отца, забыв про него на сорок лет. Отцу было двадцать девять лет на момент смерти — этот факт вызвал у Камю сильное чувство дискомфорта, заставивший мысленные процессы судорожно выхватывать фрагменты памяти прошедшей жизни, в том числе и его собственного взросления.

В книге найдётся много места самым мелким деталям. Тут не просто взаимоотношения внутри семьи и со школьными друзьями, тут показан путь становления человека, желающего чего-то добиться в жизни, но сталкивающегося с устаревшим пониманием мира, где нищий тянет других людей на дно, а богатый вытаскивает на поверхность. Впрочем, богатых в «Первом человеке» нет, зато нищих выше всякой меры. Камю стал единственным человеком в семье, что получил образование. Голодные годы могли уничтожить этого человека, как того, кем он в итоге стал, дав миру, допустим, моряка, но Камю «везло» в жизни, когда за него брались другие люди, разглядевшие в скромном парне потенциал. Если бы не школьный учитель, убедивший семью Камю отринуть религиозные замашки, да дать юноше немного воли, не уничтожая зачатки большого будущего, то всё обязательно окупится. Со скрипом это приняла строгая бабушка, которая без сомнений лезла в навозную кучу, если там блестела монета. Камю любил футбол, снашивая обувь за несколько недель, отчего вся семья пребывала в печали, не имея средств на новую. Его было трудно в чём-то переубедить, особенно, если он этого сильно желал. Тяга к футболу была неистребима. Иной раз семья могла лишиться еды, пока мальчик с трибун взирал на футбольные баталии, потратив деньги, что предназначались на покупку хлеба.

На общем фоне напряжённых событий между Алжиром и Францией, о которых Камю будет писать без лишних красок, отражая цикличность взаимоотношений двух похожих друг на друга народов, которым суждено разойтись, но им всё равно придётся сойтись в будущем. На этом фоне Камю делится с читателем годами учёбы, где ему пришлось хлебнуть практически всё, начиная от телесных наказаний и заканчивая презрительным к себе отношением.

Жизнь каждого человека всегда уникальна, только она скоротечна и быстро забывается… Навсегда!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Агата Кристи «Убийство в восточном экспрессе» (1934)

Читая детективы Агаты Кристи, читатель твёрдо уверен в одном — с её героями лучше в одном месте не находиться, значит скоро тут кого-то убьют, а может даже и тебя, что имеет большую долю вероятности. Таковы уж главные герои Кристи — их можно назвать ангелами смерти, что сеют вокруг себя отрицательную ауру. Агата писала плодотворно, делая упор на деталях, но частенько забывая про сыщиков, которые ведут следствие. Будет проработан каждый персонаж, но главный герой больше напоминает нарратора, чьё поведение и поступки остаются для читателя настоящей загадкой. В «Восточном экспрессе» следствие ведёт Пуаро. Больше про него ничего неизвестно. В книге упоминается его любовь к серым клеточкам, но про них вспоминает не он, а кто-то за него. Пуаро спит, пока в его голове разворачивается картина сна; Пуаро просыпается в хорошем настроении, раскрыв преступление. На этот раз всё получилось очень хорошо и интересно, хотя по ходу сюжета возникают сомнения в адекватности происходящего, покуда не гремят последние аккорды следствия, где всё становится на свои места.

Условно книга делится на три части: само убийство и собирание улик, опрос всех причастных к делу лиц, логические выводы и объяснение преступления со всеми возможными поворотами сюжета. Такая схема действует во многих классических детективах, этот не станет исключением. Другой момент, единственный вызывающий нарекание, это мифическая увязка и танцы вокруг некоего процесса на американском континенте, откуда всё и пошло, позволив Пуаро ловко определиться с личностью убитого, из-за чего он смог твёрдо встать на ноги и раскрыть всю цепочку произошедших событий. Только одно единственное нарекание, на которое, впрочем, можно закрыть глаза.

«Убийство в восточном экспрессе» — герметичный детектив. Поезд плотно застрял в югославских снегах, отчего нарушены не только планы убийцы, но и многих людей, для которых данная поездка была частью продолжения пути в другие места. Все спешат, а Пуаро в предвкушении потирает руки, радуясь проведению, позволившему ему включить свои интеллектуальные способности, да вновь закрепить свой непререкаемый авторитет в глазах людей. Сборная солянка порадует читателя, желающего видеть в одном месте максимально разных персонажей: англичане, французы, бельгийцы, американцы, венгры, шведы и даже русская княгиня — подозрение падает на каждого, ведь все они хранят по одному секрету, о котором не желают распространяться вслух. Пуаро не раз, по мере продвижения сюжета, будет сталкиваться с откровенным подлогом, когда ему станут вставлять палки в колёса, старательно запутывая следы. А всё из-за одного… люди стали чаще читать детективы, из-за которых их разыгравшееся воображение и креативное мышление доставляют массу проблем.

Приятно видеть прогресс в творчестве Агаты Кристи. Уже не сводящее скулы дело, а действительно продуманное злодеяние, где финал следствия становится совершенно неожиданным. Всё в руках писателя — истина избитая и известная. Пожалуй, только авторы детективов начинают писать книгу с конца, чтобы потом всё перевернуть с ног на голову, переписывая книгу заново, но с планомерным раскрытием всевозможных вариантов, которые будут всплывать по мере продвижения вперёд. Но всё равно получается так, что начни перечитывать книгу, а того же удовольствия, как в первый раз, уже не получишь. Всё происходит настолько органично, что будешь заново подозревать каждое действующее лицо — благо, Кристи всё сделала так, что всё осталось до конца непонятным. Можно удивиться гуманности происходящих событий, когда Пуаро предоставляет всем возможность самостоятельно определиться со своей дальнейшей судьбой.

Пощекотать нервы можно. Даже нужно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Том Шарп «Уилт» (1976)

«Уилт» Тома Шарпа — прекрасный образец чёрного юмора, где автор старается показать всю возможную абсурдность строго заданных ситуаций, от которых пробивает до слёз. Разумеется, для этого надо откинуть всю свою интеллигентность, никому не цитировать даже малейших отрезков из текста, сославшись на свои собственные мысли, никак не связанные с книгой, ибо придётся просто-напросто перечитать интересующемуся книгу с начала до конца. Сюжет летит вперёд, сметая всё на своём пути, заставляя смеяться над происходящим. Чёрный юмор — весьма специфическое понятие, где присутствует мат, издевательства над человеческими телами и здоровая порция сексуальных извращений. Это всё можно найти под одной обложкой, на которой крупными буквами, кроме фамилии автора, стоит фамилия главного героя. Знакомьтесь, Генри Уилт.

Не хочется говорить о герое ничего. Он преподаватель гуманитарных наук в техническом колледже. Что такое гуманитарные науки в таком колледже никто не представляет. Поэтому учитель всюду таскает с собой «Повелителя мух» Голдинга, заменяющего студентам единственную в жизни настольную книгу. В семье также не ладится, поскольку жена является форменной извращенкой, от которой был бы в полном восторге Владимир Набоков, если и он снисходил до чёрного юмора, то «Лолитой» и «Камерой обскура» дело просто так не смогло бы ограничиться. Энтомолога понесло бы куда дальше, чем просто посиделки вокруг чернушной темы, волновавшей Набокова на протяжении всего его творчества. Нет, Том Шарп — более тонкий человек, способный из любой ситуации выжать максимум возможного. Ему помогает владение английским юмором, который сам по себе специфическая вещь, выводящая из тумана все тайные стороны очевидности. Покуда читатель смеётся над «Тремя в лодке, не считая собаки» Джерома, он может превозносить английский юмор до небес, веселясь над тем, как герой книги рассуждает о любимой работе и о том, как ему нравится со стороны смотреть на кипы бумаг на столе. Покуда читатель пребывает в восторге от очередных похождений персонажей из цикла о Плоском мире Терри Пратчетта, ловя себя на мысли, что Генри Уилт — это скорее всего сержант Колон — непроходимо тупой, но знающий себе цену, которого ничто не может сломить, кроме мощного удара по голове. Таким предстаёт нам и Уилт, вобравший в себя всю отрицательную сущность английского гражданина. Не зря ведь говорят, что более отчаянных, нежели английские футбольные фанаты, людей не существует. Только тут нет футбола, а есть резиновая кукла, мысли об её уничтожении и страсти в изоляторе, от которых пребываешь в восторге.

Книга не сразу позволяет читателю ощутить всю свою прелесть. Она как хорошая комедия в нескольких актах, где от первого акта зеваешь, желая в антракте покинуть театр, но во втором акте все начальные события переворачиваются таким образом, что смеёшься над каждой репликой актёров. Так и в «Уилте» — сперва содрогаешься от скабрезного юмора, жены-нимфоманки, страстей в преподавательской аудитории, мыслей главного героя о лучшей попытке для пересечения железнодорожных путей, когда он просто выгуливает собаку и размышляет обо всём подряд, вплоть до того, как лучше отправить жену на тот свет. Не секрет, что Шарп писал книгу буквально с себя — а это лучший способ передать терзающие тебя чувства. Не знаю, насколько он подробно выложился в книге, но что-то он точно взял из головы, поскольку надо быть отчаянным психом, если такое будешь способен пережить. Автор также преподавал гуманитарные науки, поэтому максимально постарался отразить трудность предмета. Думаете, только у нас в стране ученики отбились от рук? Наши просто задержались в развитии… в Англии уже в семидесятых годах они спокойно могли дать учителю кулаком по носу, оставаясь правыми в своих действиях. Не только образование гложет Шарпа — он проедется по развращённым американским привычкам и предвзятости родных полицейских.

Пять минут смеха заменяют стакан сметаны… такое вполне можно допустить. Но если подавишься слюной во время смеха, то жизнь длиннее не станет. Впрочем, не жалко умереть в момент наивысшей точки счастья. Пускай даже, если в твоих руках на этот момент будет «Уилт» Тома Шарпа, где на обложке мужчина в форме заключённого тащит куда-то надувную женщину.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг «Машина различий» (1990)

К книге привлекают внимание только имена авторов — Гибсон и Стерлинг — являющиеся создателями и динозаврами киберпанка. Порознь их ещё можно как-то читать, но в соавторстве лучше даже не пытаться. Можно бесконечно кидать камни на их делянки, ужасаясь стилю повествования — крайне дёрганному, косноязычному и ни разу не захватывающему. Такими книгами принято только хвалиться, когда среди людей ты гордо говоришь, что читал «Нейроманта», но сам при этом в душе твёрдо уверен в полной несуразности текста, который не может претендовать на что-нибудь кроме каких-либо наград, куда, как правило, выдвигаются книги, сюжет которых никому не ясен, но быть причастным к непониманию других приятно.

Аннотации гордо сообщают о принадлежности «Машины различий» к жанрам киберпанка и альтернативной истории. Читатель же больше склоняется к недоразвитому стимпанку. При этом данная книга ничем вразумительным являться не может. Она по построению сюжета ничем не отличается от других книг авторов, поэтому если читатель где-то увидел что-нибудь интересное, то и тут он может найти интересные для себя моменты. В целом же, «Машина различий» косвенно могла повлиять на Сюзанну Кларк, чуть погодя задумавшую написать одиозный роман «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл», повествующий о возрождении магии в Англии времён Наполеона. Обе эти книги похожи друг на друга: большое количество воды, реальных исторических персонажей, многостраничных сносок, снобизма и желания казаться чем-то более стоящим, нежели есть на самом деле. Опять же — обе книги прикрываются старанием авторов быть похожими на классических писателей XIX века, что в современном мире не может быть плюсом, ввиду слишком утрированного понимания литературы того времени.

И всё-таки! Книга будет полезна читателю, что желает узнать об особенностях быта прошлого. Трудно утверждать правдивость происходящего, но сноски заставляют верить в действительность. Авторы не только будут прыгать на костях Байрона, оскорбительно говоря о его дочери, но и поделятся любопытными деталями. Например: спички изначально назывались люциферами и зажигались от любой шероховатой поверхности, пока не придумали безопасный вариант воспламенения от коробка; прототип Кока-колы — винно-кокаиновая смесь «Вин Мариани», целебные свойства которой якобы расписывали Франс, Ибсен, Верн, Дюма, Дойль, Стивенсон, Бартольди, королева Виктория, папы Пий X и Лев XIII, покуда в одном из американских штатов не ввели сухой закон, позволившей аптекарю из Атланты Джону Пембертону создать аналогичный напиток, где вино было заменено сахарным сиропом, но с сохранением в составе кокаина до 1904 года.

Большое внимание авторы уделили палеонтологии, переживавшей в XIX веке бум расцвета мысли. Столько слов о ящерах и теориях о их существовании быстро утомят читателя. Зато читатель узнает о существовании в научной среде того времени катастрофистов и униформистов, чьи взгляды на развитие планеты до сих пор не пришли к единой точке зрения. Одни считают, что катастрофы и катаклизмы позволяют эволюции совершаться скачками, другие за планомерное и постепенное изменение. Их споры можно сравнивать с научными войнами, где достаётся всем. Авторы затронут развитие криминалистики, давая читателю море действительно полезной информации. В книге может поразить воображение не только присутствие Маркса и Дизраэли, последний предстаёт не влиятельным английским премьер-министром, а ещё молодом писателем мелкого пошиба, сколько поражают внимание японцы, желающие изменить уклад жизни своей страны, что только открыла границы: они серьёзно рассуждают об отмене японского языка и замене его на английский, размышляя в подобной манере абсолютно над всеми аспектами родной страны, включая запрет на ношение меча и чуть ли не вассальную зависимость от Соединённого Королевства.

Стоит ли говорить о русской-турецкой войне, когда обе страны сражались за Крым — такая тема будет актуальна на многие века вперёд, где полуостров становится камнем преткновения во взаимоотношении стран, предающим слишком большое значение таким деталям в поисках нового повода для конфликта и поправки своей собственной экономики. Кроме Крыма, авторы, в стандартной манере для США после волнений хиппи, не забудут об интимных аспектах и сексе на множестве страниц, которые особой роли не играют, но являются хорошим способом для продвижения книги среди читателей-современников.

Стоит воспринимать «Машину различий» с позиций исторической энциклопедии с вольными отступлениями, на остальное авторы, похоже, и не пытались замахиваться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Анн и Серж Голон «Анжелика и король» (1959)

Цикл «Анжелика» | Книга №3

Лишив Анжелику всего, с лихвой всё вернув обратно, Голоны серьёзно задумались о продолжении успешной серии. Только ничего путного им в голову не шло, отчего читатель первую половину книги откровенно зевает и начинает подумывать забросить чтение всего остального цикла. Действительно вяло, когда серьёзную влиятельную даму похищают просто так, да садят в монастырь, изредка давая ей поучаствовать на королевской охоте, да в очередной n-раз позволяя вспомнить о казнённом первом муже. Сюжет штормит — он будет выправлен только на последних страницах, что повышает настроение и настраивает на продолжение чтения цикла. Хорошо, когда штиль и шторм сменяют друг друга, только нужно уметь соблюдать пропорции. На данный момент с таким у Голонов всё плохо, по прежнему истории уходят далеко, не смея приблизиться к накалу страстей «Маркизы ангелов».

«Анжелика и король» даёт читателю представление о других культурах. Мавра до сих пор нет, что вызывает искреннее удивление, ведь не могла Анжелика просто так его забыть. Вместо него тут будут представители персов и венгров, заставлявших колыхаться вздымающуюся упругую грудь главной героини, на которой авторы любят акцентировать внимание. Правда, читатель крепко задумывается над такими чудесными свойствами, помятуя о трёх родах, да неистребимом желании Анжелики кормить детей без привлечения кормилиц. Читатель не раз задумается, пытаясь совмещать факты из книги и реальные события. Голоны оговорились, будто, когда казнили первого мужа Анжелики, то королю Франции было четырнадцать лет. Королю ли… или к моменту действия третьей книги самой Анжелике всего шестнадцать? Рисуется любопытная картина развратного великосветского общества. Авторы на этот аспект будут стараться выделить побольше страниц, с жаром на устах рассказывая о гомосексуальных наклонностях, как о единственном способе чего-то добиться при дворе — надо знать с кем соглашаться ложиться в постель, когда тебе и десяти лет ещё нет. Разумеется, любая должность во Франции времён Людовика XIV покупалась… стать главным прокурором можно было только за один миллион в местных деньгах. Не стоит уходить в размышлениях далеко. Голоны сами потерялись в собственной хронологии, ведь доподлинно известно, что Анжелика вышла замуж в семнадцать лет, то есть за пять лет до смерти мужа.

Читая аннотации ко всем тринадцати книгам серии, получаешь на выходе спойлер, суть которого не играет никакой роли. Да, Анжелика будет искать своего мужа, найдёт, и они что-то там провернут. Ещё с первой книги цикла Голоны стали оставлять заманчивые предположения, из которых читатель должен сделать однозначный вывод — Пейрак жив. В третьей книге завеса тайны немного приоткроется, но Голоны по прежнему будут стараться хранить развитие событий в тайне, дабы читатель не терял интерес. На самом деле, интерес потерять трудно. Хоть в сюжете и натыкаешься на разного рода непонятные факты, кои ранее нигде не встречал, но для точной уверенности нужно разбираться через дополнительные источники, только на них нет времени, да и желания тоже. Остаётся довериться Голонам — они дают представление о том, что король Франции и его семья не могут смотреть на смерть, поэтому умирают в одиночестве; король обладает способностью лечить прикосновением безнадёжные заболевания, чем Голоны постоянно пользуются, наводняя книгу людьми с самого дна.

За обилием монологов сюжет изредка теряется, когда с удивлением просыпаешься на следующей строчке, забыв о начале разговора и о его сути. Голоны научились лить воду, раздувая объём. Суть несут только первый и последний абзац (корочка), средняя часть (начинка) совершенно безвкусная. Книга интересна только дворцовыми интригами, где авторы стараются полностью раскрыть свои таланты к описанию внутренних разборок. Это не свита французского короля — тут гарем с восточными страстями.

Переломный момент в жизни Анжелики произошёл. Пора двигаться дальше.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Айзек Азимов «Стальные пещеры» (1953)

Цикл «Трантор» — книга №8 | Подцикл «Детектив Элайдж Бейли и Р. Дэниел Оливо» — книга №1

Вселенная Трантора, вдоль которой пролегает весь творческий путь Айзека Азимова, за миллионы лет своего существования подвергается различным испытаниям. На момент событий «Стальных пещер», по внутреннему хронометражу человечества, действие происходит в L веке нашей эры, где Азимов и старается показать относительно недалёкое будущее, строя вокруг этого цепь проблем нового масштаба, что предстоит решать человечеству. Заселено всего пятьдесят планет (в среднем по столетию на каждую), сама Земля теряет связь с бывшими колонистами, предпочитая углубляться в недра планеты, строя стальные пещеры, забыв про плохую погоду и прочие внешние факторы, способные повлиять на процессы жизнедеятельности. Азимов не забывает проработать общество: отказавшееся от денег, живущее ради более высокого класса, позволяющего всей семье пользоваться преимуществами, либо терпеть всевозможные невзгоды — приятно иметь гарантированное сидячее место в транспорте, либо получить право есть дома, а то и не посещать общественных бань. Каждый борется за лучшую долю в жизни, если бы ещё роботы не мешали, отбирая у людей работу.

В «Стальных пещерах» Азимов наконец-то вспоминает про роботов и три закона робототехники, разработанных им для сборника рассказов «Я, робот», где каждый закон был со всей возможной тщательностью объяснён. Роботы для Азимова — это временная подмога человечеству, позволяющая облегчить труд и помочь в колонизации планет. Со временем роботы отойдут в прошлое, навсегда исчезнув да оставшись в преданиях, как будет обстоять дело в другом подцикле об Основании, только Азимов увяжет всё своё творчество в единый цикл лишь в конце долгого пути, опровергая многие ранее бесспорные факты. Пока же мы сталкиваемся лишь с единой планетой-праматерью (позже таких планет станет две, где жизнь зародилась сама и развивалась параллельно). Даже один из действующих персонажей книги робот Дэниел Оливо станет редкостным долгожителем, созданном на планете Аврора, совершившего на этапах своего становления множество важных дел, чтобы перед тем, как исчезнуть навсегда, взять полный контроль над всей Вселенной, покуда не сбудется предсказание Селдона, погрузившее транторианскую империю в хаос саморазрушения. Оливо также будет пересмотрен Азимовым в будущем, сейчас же известно, что этот робот создан на Земле космополитами и является точной копией человека, которого невозможно отличить, если за ним тщательно не наблюдать, насколько он органично выглядит.

Интересен взгляд Азимова на космополитов. Это прилетевшие с других планет люди, по тем или иным причинам решившие обосноваться на Земле. В отличии от землян, они с радостью обитают на поверхности планеты, с восторгом принимая погодные условия, но соблюдая все меры предосторожности, поскольку местные жители для них крайне опасны из-за микроорганизмов и вирусов, коих все иные обитаемые планеты лишены. Там удалось продлить жизнь до трёхсот лет, путём тщательного наблюдения за подрастающими поколениями, устраняя больных при рождении или ещё до рождения. Традиции Спарты возвращаются, подтверждая истину цикличности всех процессов. Такой подход напоминает читателю, знакомому с классической фантастикой, «Войну миров» Герберта Уэллса — только на этот раз всё более-менее удачно, да инопланетяне не такие звери.

Сюжет книги касается расовых предрассудков, где вся тяжесть перекладывается на плечи роботов, виновных во всех несчастьях. Если убрать роботов, то люди начнут искать новых виноватых среди других, возможно, что среди себе подобных на своей планете, как это происходит сейчас, и происходило во все века до этого. Азимов ничего не придумывает, просто облекает проблемы общества в фантастическую оболочку, стараясь здраво посмотреть на себя со стороны и, по возможности, решить проблему до её появления. В «Стальных пещерах» дело доходит до экстремизма в его ярчайшем представлении, когда люди теряют рассудок, доводя свои мысли до фанатизма. Известно, что если человек вбивает себе в голову определённую мысль или ему это помогает сделать кто-то другой, то практически невозможно такого человека исправить. В любом случае, он будет всегда мыслями возвращаться к предыдущей версии оценки событий.

Азимов старается в маленький объём информации поместить большой пласт размышлений. В книге есть место для разговоров о Библии, иногда увязывая происходящие событий с её текстом. Вновь позитронный мозг для робота, который индивидуален и также подвержен радиации, как мозг человека. Читатель оценит юмор в виде «комплекса Франкенштейна», где робот нападает на человека, хоть это и противоречит одному из законов робототехники. Вектор колонизации обязательно заберёт у Земли право на доминирование, с чего собственно Азимов и начинал в 1950 году («Песчинка в небе»), где родная планета человечества пыталась оспорить право быть столицей галактической империи у Трантора. В той книге на Земле станут действовать более суровые правила, ограничивающие численность населения. Пока же в L веке внешние планеты заинтересованы в продолжении колонизации, но из-за отсеивания нездоровых своих представителей, не имеет возможностей, для чего они и пытаются воздействовать на Землю, страдающую от перенаселения.

Безусловно, хочется знать о будущем, до которого никто из нас не доживёт. Его предсказать невозможно, но изменятся только технологии при полном сохранении всего остального. Человек был таким десять веков назад, таким же будет и через десять веков… и на сто веков вперёд тоже. Азимов обнажает кровоточащие язвы — достаточно оглянуться вокруг, чтобы лично в этом убедиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Ключевский «Курс русской истории. Том 3″ (XIX-XX)

Иван Грозный умер, впереди смута, воцарение Романовых, мысли о евроинтеграции, как готовая почва для деятельности Петра I — таково краткое содержание третьего тома. Ключевский продолжает излагать мысли от простого к сложному. Тяжёлый для усвоения второй том прочитан, третий том напомнил первый. Автор легко пишет про историю, но стоит ему углубиться в повествование, как читатель теряет связь между словами, пытаясь увязать одно с другим. Отнюдь, курс русской истории Ключевского — не научно-популярная литература, а строго специализированная, куда простому человеку тоже стоит заглядывать: только тут можно понять многие моменты, о которых преподаватели в школе не успевают рассказать. Между строчек хочется заменить, что русская история преподается крайне плохо, откуда выкинуты многие важные детали, отчего в голове формируется совсем не та версия, которую следовало бы знать.

Дай волю боярам, они страну взбаламутят. Так и произошло после смерти сына Грозного, правившего очень тихо, стараясь не задевать ничьих интересов. При дворе появляется много новых лиц, а герои опричнины забываются. Особенно выделяется род Годуновых: один из его представителей воссел на царство, неся за собой смутные времена. Ключевский твёрдо уверен, что смута — это не заинтересованность Польши в захвате Руси, а именно интриги бояр. Борис Годунов был идеальным правителем, но почему-то был тем, кто во всём оказывался виноват, что в итоге его и сгубило. Бояре не поняли либеральных устремлений царя, да сговорились его убрать с престола, придумав Лжедмитрия I. Воцарившийся взамен, Шуйский был более своевольным, нежели Годунов. Шуйский едва не заменил православие лютеранством. Благо бояре придумали Лжедмитрия II, после которого уже задумались основательно, желая выбрать тихого и кроткого царя, при котором ничего не изменится, но и бояре будут вольно себя чувствовать. Вот он яркий пример дум о дне сегодняшнем, наплевав на проблемы в будущем. Кроткий царь породил Тишайшего, а тот того, кто начал боярам бороды рубить.

Время смуты разорило страну. Долгие четырнадцать лет земля не знала благоприятных всходов. Само небо было против страны, даруя неурожаи. Хранитель Руси гневался на буйство вольного населения. Удивительно, но Ключевский совершенно не акцентирует внимание на поляках, что жгли Смоленск и Москву, даже о Минине и Пожарском упоминается вскользь. Всё это, скорее всего, связано именно с той точкой зрения Ключевского, что всё было под контролем бояр и ситуация из-под него не выходила. Единственная проблема возникла только при выборе нового царя, когда свою волю стали навязывать казаки, полюбившие тушинского вора. Компромисс нашёлся быстро. Бояр устраивал Романов, казаков пленило, что он сын священника при тушинском воре. На трон воссел молодой царь, предваряя последующих молодых царей, которым трон доставался в совсем юном возрасте.

Но почему русский народ, изначально тихий и терпеливый, пошёл на бунт? Ключевский раскрывает и эту тайну, ссылаясь на отсутствие царя. Царь для русского человека был не просто правителем, он почитался больше отца. Пойти против него не могло никому придти в голову. Но что делать, когда род Рюриков пресёкся, а царя нового нет? Земля никому не принадлежит. Вот и пошла смута по земле русской. Восстановление после смуты было непростым делом. Налоги постоянно повышались, вынуждая крестьян сокращать площади посевов. Многие земли были потеряны, что-то досталось полякам, а что-то шведам. Много пришлось воевать Алексею Романову, для частичного возвращения земель, когда поляки пали под ударами шведского короля, создавая Руси двойную проблему. Окончательный возврат всех потерянных земель произойдёт только при Петре I.

Ключевский даёт читателю понимание казачества. Это отнюдь не благородные защитники границ страны со своим кодексом поведения и внутренними традициями. Может, сейчас казаки могут возмутиться, но давным-давно, казаки представляли из себя разбойничьи временные укрепления-сечи, откуда вели нападения на соседей. Не только на татаров, но и внутри собственной страны, особо не стесняясь разорять поселения по обе стороны Днепра, обижая русское население да польское. Спокойно могли пойти куда угодно, ежели кулаки чесались, а пролить крови и взять добычу хотелось вне всякой меры. Позже на Руси на севере казаками стали называть уже совсем других людей — батраков без определённого места жительства, которые постепенно переселились на юг, присоединившись к сечам. В сечи брали таких людей — на которых можно было положиться, но особой разборчивостью казаки не отличались. Коли хороший воин, но надо обязательно к себе брать. Думаете, только поляки жгли Москву?… точно тем же занимались и казаки. Совсем немного Ключевский рассказывает о Хмельницком, что жаждал быть частью православной Руси, а не иной религии поляков. Украина того времени чётко делилась по Днепру, где сталкивались интересы двух государств. Хмельницкий пытался лавировать. Но в Москве хотели одного, в Польше другого, а Хмельницкий так и остался при своём мнении. Так было тогда, когда Русь чужой силой желала задавить поляков да сделать её своей частью. В итоге — часть Польши позже всё-таки станет частью Российской Империи, когда Речь Посполитая прекратит своё существование, утратив независимость полностью.

Демократический подход польской олигархии доведёт страну до исчезновения. Польская шляхта любила диктовать волю правителю, когда тот не имел права принимать решение без их согласия: воевать, что-то изменять. Даже правителя себе поляки часто любили приглашать из других стран. Легко могли из Франции к себе на трон позвать. Ключевский в меру подробно говорит о Польше и Великом Княжестве Литовском, что объединились в унию и со временем решили стать единым государством Речью Посполитой. Многие веяния пошли на Русь именно отсюда, начиная от крепостного права и заканчивая мыслями о сломе старых традиций. Новый удивительный факт, шляхта была настолько свободолюбивой, что с собственными крестьянами обращалась хуже, чем с животными. Тесный контакт с Русью заставил и ту задуматься над свободным слоем населения, ведущем слишком независимый образ жизни. Реформация католической церкви также возымела эффект, когда патриарх Никон решился вносить изменения в православие.

Всё началось с простой истины — нельзя отступать от старых правил. Никон начал изучать старые источники, обнаружив отход от устоявшихся традиций, где всё закрутилось не вокруг самой религии, где разногласий нет никаких, а вокруг обрядов. Ключевский удивляется тому, что по сути нет никакой разницы, сколько пальцев нужно для того, чтобы креститься. Человек придаёт слишком большое значение символам. Русский не поймёт слова на греческом, а грек на русском. Когда в Греции одно считают святым, для Руси нужно было своё с понятным звучанием, иначе смысл символа теряется. Да, если не вникать в суть, а пользоваться только поверхностными сведениями, тогда возникают проблемы во взаимопонимании. Православные разделились — старообрядцы не стали ничего менять. Многие усомнились в том, что правду стоит искать в греческих источниках. Греки, как известно, до последнего правили Византией, которая в последние годы своего существования меняла православие на католицизм, отчего вера в идеальную правду греческого православия стала колебаться.

В последних главах Ключевский рассказывает о первых людях на Руси, чья душа устремлялась к европейским порядкам и образу мыслей. Читатель узнает все подробности о Ртищеве, Ордин-Нащёкине и Голицыне, а также ознакомится с яркими записями современников событий Каташихина и Крижаница. Общий вывод однозначен — Пётр I не просто так решил рубить окно в Европу, всё было подготовлено ещё до его рождения, и во многом Петру I не удалось полностью воплотить мечты и стремления этих предшественников.

Лишь малую часть удалось мне тут сохранить для себя и для тех, кого интересует история России. В третьем томе много других интересных взглядов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Морис Дрюон «Яд и корона» (1956)

Цикл «Проклятые короли» | Книга №3

Интересно, почему Дрюон уделил так мало внимания Железному королю? Ограничившись последним годом его правления, не раскрыв толком для читателя образ сурового правителя Франции, стяжавшего славу и давшего стране надежду на укрепление позиций в будущем. Вместо такого подхода, Дрюон две последующие книги посвятил его сыну Людовику Сварливому, по хронологии правления Людовиков — десятому, который правил меньше двух лет, ничего для страны не сделал, а наоборот начал терять земли, покуда Франция была объята голодом, а вассалы решительно отказывались платить налоги. Время правления Сварливого запомнилось не только неудачным походом на Фландрию, когда солдаты тонули по колено в грязи из-за неблагоприятных погодных условий, сколько запомнилось затягиванием поясов, вследствие дворцовых интриг и устранения хозяйственного Мариньи. Ломбардцы почти отказались иметь дела с Францией, евреи терпят двойные и тройные поборы за право жить в королевстве. Всё трещало по швам — такие события гораздо проще описывать, нежели рассказывать про стабильную крепкую страну с растущим потенциалом.

Узница Шато-Гайара наконец-то устранена, отчего Сварливый радуется новой суженой Клеменции Венгерской, чей идеальный лик запечатлён на многих скульптурах и картинах того времени. Трудно судить, насколько правдив Дрюон, показывая чувства Клеменции, получившей в мужья правителя одной из ведущих европейских стран, но и неказистого на внешность, которому также не повезло с умственными способностями. Всем он уступал своим будущим трём наследникам, что присутствовали на его бракосочетании и коронации, дав истории уникальный момент, который больше никогда не повторится: на одном важном мероприятии присутствует действующий король и три его последователя, коим поочередно суждено примерить на голову венец правителя Франции. Образ Клеменции по яркости не уступает образу Сварливого. Дрюон показывает счастливую семейную пару, которая, к сожалению, должна быть скоро разрушена. Исторические реалии не дают автору влиять на сюжет. Если король должен умереть в молодом возрасте, он обязательно умрёт. Еда ли послужила для этого или иная причина — никогда точно не будет известно. Дрюон вписал весьма правдивую версию событий, где один из преступников страдал болью от сломанного зуба, что и подтолкнуло его к варианту покушения с лёгкой руки самого короля.

Хлопотливое военное дело испортило жизнь доброй части королей, желавших обрести бранную славу. Сварливый тоже мечтал о такой, решив пойти походом против восставшей Фландрии. Голодная Франция стала ещё голоднее, покуда с каждой семьи выжимали абсолютно всё, обязывая ремесленников кормить войско, отчего тем жизнь стала казаться особенно тягостной. Так ли легко быть королём? Такой вопрос задаёт Дрюон сам себе и отвечает, ссылаясь на каждодневное рабство. Не для удовольствия человек посажен на трон, но так было раньше. Ко времени правления Сварливого, короли обзавелись помощниками, что облегчили их непростое ремесло.

Широкий спектр действующих лиц позволяет лучше следить за событиями книги, заодно понимая особенности жизни европейца XIV века. Приятно, когда автор даёт картину не только высшего света, но и простых людей, чья жизнь также имеет большое значение, но с исторической точки зрения никогда не рассматривается. Полюбившийся Дрюону, ломбардец вновь будет пытаться найти счастье с девушкой дворянских кровей, чья семья давно обнищала, но гонор оставила прежний. Слом феодальных порядков ещё не наступил, а понятие чести рода так просто не изменить.

Умер Филипп, отравлен Людовик, наследника нет: что будет с Францией дальше?

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 343 344 345 346 347 376