trounin.ru

Опустим предпосылки Реконкисты, былого не исправить никогда, поговорим о деятельности Сида, испанского героя навсегда. Кем был сей муж, Родриго Диас де Вивар, Кампеадором прозванный в народе? Он дворянин, вассал, Кастилии примерный гражданин и прочее в подобном роде. Честнейший человек, заслуживавший большего почёта, нежели имел, и, к сожалению, за честный нрав в опале у правителя он побывать успел. Его сослали за пределы государства, с ним запретили людям говорить, свою семью ему пришлось оставить и в южном направлении отбыть. Так говорится в песне сложенной о нём, народу лучше знать деяния героя, как с маврами он бился, как поладил с королём, как он лишил предателей покоя.

Не так легко подняться из опалы, когда лишился ты всего, когда друзей уж нет, растеряны заслуги, а за плечами только вера в мощь коня и больше ничего. Но есть храбрейшие из храбрых, достойные служить достойному побед, не за награды, не за славу, не за почести, готовые достойный дать ответ. Набрав отряд таких героев, чья сила полнится отвагой, Сид ощутил былую силу, окреп морально, стал на юге свой. Уже не он ходил под королём, не он обязан был ему служить, он валенсийской вотчиной владел и продолжал Кампеадором в молве народной слыть.

При всех заслугах и умении самостоятельно с врагами воевать, Родриго Диас де Вивар не мог Отечество оставить и власть Альфонсо над собой не признавать. Он верен королю, заслуга в том героя, он потому герой, что в мыслях не допускал иного. Он потому герой, что народ в нём видел воплощение себя, обманываемого проходимцами под видом приближённых короля. Он потому герой, что нашёл средство для управы над бесчинствующей сворой, несправедливой и для себя во утешение расправой скорой. Лишь тот герой, кто при обидах, где для мести кровной должен быть исход, верит в справедливое решение и ждёт его, как ждёт уставший ждать народ. За то воспет был в песне Сид Кампеадор, а прочее, пожалуй, вздор.

Предание в народе сложено и краше никто не сможет сочинить, Сид верен королю, он жаждет справедливости и продолжает этим жить. Воюет он, громит врагов, он наживает горы злата, к нему идут служить, за ним идут рубить, потом живут богато. Всё так, так было, правду нечего скрывать. Другое дело, к королю Сид столь достославной лояльности мог и не соблюдать. Наоборот, Родриго Диас де Вивар в пору запутанных годин, решал в угоду нуждам, кто именно над ним быть должен господин. Иль сам он над собой хозяин, иль Мутавид, эмир над Сарагосой, иль вновь Альфонсо, иль кто иной считал Эль Сида правою рукой. Не так-то просто нам судить о прошлом, настолько же запутанным, как в наши дни, тогда тоже воевали в союзах вместе и редко выходили на бой одни.

Славных лет минуло время, прошлое в былом, а хочется таких героев видеть снова, и памятник им под окном. Они верны Отчизне, верность ей хранят. Не так им важно, кто там сверху, простят иль не простят. Их могут не понять! А кто понять способен в нахальной пустопорожней грязной на язык поганой злобе? На откуп поколениям грядущим надо поступать, лишь им решать — хулить иль уважать. Всё прочее пустое — жизнь пуста, и памятник пустой и истина черна.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Друзья, «Песнь о Роланде» у меня для вас припасена. О славе ли песня сложена сия? Кто в ней герой и каковы его страданья? Как соотносятся с историей подобные преданья? Отсель ведут французы счёт годам? По праву сильных, дав отпор врагам? Великий Карл — правитель тех времён, по праву рождения царствовать начал он, отправил армию за край родной земли, там многие из храбрых полегли. До нас дошли свидетельства тех дней, известны имена смелейших из людей, но правды в этом может и не быть, заслуги прошлого всегда любили возносить. Уж коли шли отцы на бой в пору тяжёлых лет, то и сыны пойдут — иного выбора, пожалуй, нет. Никто не вспомнит после о войне иначе, чем о героях, чьи заслуги слаще. Сиропная отвага и приторная честь — из них слагается в народе песнь. А что до правды… правду не узнать: в хмелю жонглёров каждый мог героем стать. А ежели Роланд сказания достоин, о нём и речь, решим, какой он воин. Аой!

Великий Карл, за двадцать лет до императорских регалий, бил саксов всюду, где его не ждали. Он к Папе в Рим с почтением ходил и королевство лангобардов покорил. И снова саксов всюду бил, пока по зову в Сарагосу не отбыл. Испания тогда под гнётом мусульман стонала, их дрязги все она познала. Как прежде ведала о дрязгах готов, теперь увязла в чуждой веры ей заботах. Про Пуатье забыли мусульмане, зачем иначе христиан позвали? Великий Карл убыл с неисчислимой ратью в путь, но от Сарагосы пришлось обратно повернуть. От сих и зачинается роландово сказанье, про гибель яркую повествованье. Аой!

В трактирах разное жонглёры ведали о деле том, правдиво излагали и врали, разумеется, притом. События былого искажать стремился всяк, и верить в писаное будет лишь простак. Оставим ратной сечи песнь на совесть им, заняться лучше нам другим. Пусть в дошедшем до потомков варианте много похвальбы, читатель внемлет суть свершившейся канвы. Роланд был предан, если предан был, он отомстил, погибелью других достойно опочил. О сём и сказывали людям балагуры, рассказывая живо, как с натуры. Пред взором образ мусульман вставал, их христианский воин побивал, вставал и образ хитрецов-друзей, на гибель отправлявших лучших из людей. В сём эпосе рождалась вера всех потомков, чьи кони шли на бой в доспехах звонких, они сражались и несли свой крест в Иерусалим, в них дух Роланда был непоколебим. Аой!

История иная в настоящем, она не связана с былым. Все представленья о деянье вящем, рушими объяснением простым. Роланд — герой, ему на утешенье, минуя Ронсеваль, название ущелья, был встречен вражескую силой, казалось мусульман, и был смертельно ранен там, но басками — и в этом весь обман. Тот, за кого стяжали славу рыцари потом, чьё имя принимали за набатный звон, кто побуждал их подвиги свершать, а тело, душу, сердце — трепетать, не мог оставить бренный мир и умереть без обоснованных тому причин. Аой!

Века минули. Вымарана память. Кому сегодня лучше памятник поставить? Забыто прошлое. Иные времена. Найти героев не проблема — их ведь тьма. И пусть заслуги мнимы, пусть пусты. Перекричать не сможешь глас толпы. Народ поверит, и тогда… родит героя навсегда. Народу нужно кем-то жить, и это никогда не изменить. Аой!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вергилий, создатель пособий по сельскому хозяйству и животноводству, переквалифицировавшийся в поэта эпических песен, прочно вошёл в перечень обязанных быть прочитанными авторов. Его пример нам всем наглядное доказательство, как привычное и банальное превратить в великое и вечное. Кажущееся обыденным, пропускаемое мимо внимания, в будущем обязательно пригодится потомкам, как средство познания некогда происходившего. Многие поэтические произведения стали источником таковых сведений, среди них работы Вергилия по праву занимают одно из ведущих мест, когда речь заходит о Древнем Риме.

В первых работах поэта читатель отмечает обилие пасторальных эпизодов. Вергилий скорее отражает ему известное, нежели стремится поэтизировать быт обитателей сельской местности. Перед взором возникают пахари, животноводы, пасечники, садоводы. Все тонкости их профессионального ремесла становятся известными читателю, вплоть до правил пересадки. разведения, борьбы с болезнями и точного указания на момент сбора. В плане понимания дальнейшего падения Древнего Рима и тёмных веков Европы, подобного рода информацию было больше негде найти, поэтому старания Вергилия стали благом. Иначе кто бы объяснил людям хитрости разведения овец и выращивания винограда, опираясь не на сам факт получения результата, а с оглядкой на свойства почвы и фазы Луны?

Можно читать стихотворную форму Вергилия с улыбкой, не находя для себя ничего полезного. Разве читатель осознает преимущества разведения пчёл, крупного рогатого скота и лошадей, пытаясь стать ближе к поэзии древности? Вергилий никого не превозносит, словно пиши он в наше время, то его герои боролись бы с эрозией почвы, колорадским жуком, соблюдали агротехнику и правила безопасности труда на производстве. Именно таково содержание поэм «Буколики» и «Георгики». Ничего особенного — пособие в доступной для понимая форме. Опять же, для тёмной Европы это имело существенное значение. Может быть, когда человечество снова погрузится в невежество, простота строк Вергилия обретёт важное значение.

Иначе воспринимается «Энеида». Данное произведение относится к героизации римского народа, чьи предки могли быть выходцами из Трои, потерпевшими поражение от греков. Вергилий взялся рассказать об этом подробным образом. Опирался он, правда, на произведения Гомера и древнегреческих трагиков, едва ли не полностью перенеся написанное ими в свой труд, дополнив действие новыми моментами.

Из текста следует, что Эней, опечаленный доверием троянцев, поверивших хитрому Улиссу, осознавал к чему может привести принятие в дар деревянной фигуры коня. О чём никто не знал на самом деле, оказывается было на уме у части населения Трои. Историю не перепишешь, как и «Илиаду» Гомера, но её можно дополнить новой информацией, чем Вергилий и воспользовался, создавая первые строчки «Энеиды». В дальнейшем для работы была использована «Одиссея»: Эней шёл по пятам за Улиссом и останавливался в тех же местах, претерпевая аналогичные испытания, лицезрея на последствия деяний хитрого грека. Эней также побывал в чертогах Харона. Получается, Вергилий остался верен себе, переиначивая общеизвестное.

«Энеида» оживает с прибытием Энея в италийские земли. Легко предположить откуда Вергилий брал материал для дальнейших похождений Энея, чья суть свелась к выполнению пророчества и борьбе с италиками. Поскольку Рим в I веке до н.э. постоянно был сотрясаем гражданскими войнами, то истоки следует искать в одной из них. Но так ли это важно? Вергилий создавал эпическое произведение, достойное римлян. Стоит ли сетовать на заимствование сюжета из других произведений? Римляне привыкли брать от завоёванных народов всё самое лучшее, редко привнося своё. Так поступил и Вергилий, его примером вдохновятся поэты последующих поколений, например Овидий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В погоне за невозможным совершаются деяния. Так было в древности, так сохраняется и поныне. Шумерский царь Гильгамеш добился для родного города независимости. Он сумел оставить о себе память, предпринимая походы в далёкие земли. Ему было под силу восстать на богов и даже стать выше них, но он упал к воротам пристанища мёртвых и упустил бессмертие. О нём слагали песни, передавали из уст в уста сказания. Теперь читатель будет всегда помнить имя правителя Урука, кто первым узнал о Всемирном потопе. Гильгамеш действительно видел всё, о чём мог помыслить человек его времени.

Подобный герой обязан был быть причастным к божественному началу. Авторы сохранившегося текста прямо указывают на это. Перед читателем на две трети бог — значит он наделён необычными способностями и по праву руководит городом-государством. Не было ему равных, покуда не родился Энкиду, ставший смертельным врагом, в дикой неистовости способный повергнуть вспять человеческие достижения, обратив в примитив до него созданное. И тут Гильгамеш проявил способностью к обуздыванию стихийных явления, сумев оградить город от опасности, обратив несущего гибель в верного соратника.

Не только люди и природа покорились Гильгамешу, даже боги обходили его стороной. Царь Урука не считал себя обязанным кому-то подчиняться, либо выполнять требования. Родившись, он стал хозяином положения и более никому не позволял себе указывать. Заслуги деятелей прошлого оказались обращены во прах. Боги могли создать мир, вылепить из глины человека и продолжать поддерживать деяния рук своих. Что до того Гильгамешу? Он восстал против природы, а значит ему оказались безразличными божественные защита и подмога. Плохого урожая не будет, если правильно наладить сельское хозяйство; ветер не лишит почву питательных свойств, коли возведёшь на его пути высокую стену или посадишь могучие кедры; отпадёт нужда просить отсрочить неминуемое, стоит осознать величие людской молвы.

В дошедших до нас строчках сохранилось немного текста. Трактовать его можно разными способами. Пусть Гильгамеш воспринимается важным деятелем, действительно повергавшим основы бытия. Обеспечь он себе вечную жизнь, как человечество в короткий срок могло добиться существенных результатов и значительно преобразиться, забыв о вражде и не мигрируя от одного правителя к другому.

Царь Урука стремился к великим делам, находил соратников и боролся за право на лучшую долю. Надо полагать, население его города подвергалось лишениям, да вот не дошло о том никаких свидетельств. Возможно, весь народ воплотил в себе сущность Гильгамеша. Не он, а шумеры отразили нападение диких, заросших волосами, варваров, а после, объединившись с ними, сообща продолжили заботиться о благополучии, отправляясь в походы за строительной древесиной, пока не стали считаться единым народом, по причине ассимиляции, ставших их частью, врагов. Именно таким образом надо трактовать «Эпос о Гильгамеше». Последующие описанные в произведении события аналогично раскрываются перед читателем, формируя картину прошлого без акцентирования на личности главного героя.

Достаточно сломали копий в спорах об эпосе про Гильгамеша. В сюжете присутствуют основополагающие эпизоды, также использованные позже при написании Ветхого Завета. Не только всемирным потопом ограничивается дело, речь доходит вплоть до дум о райском саде и первых людях, коварном змее и тому подобном. Причина кажется очевидной — древняя история воспринимается проще, нежели нарастающее лавиной дерево событий. Был катаклизм, уничтоживший былое и положивший начало новой жизни. Гильгамеш успел застать легендарного человека, спасшегося в ковчеге и взявшего с собой прочих созданий. На том и подходит к концу сказание о царе Урука, узнавшего сверх достаточного и принявшего смерть с достоинством.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Зачем серчать на современных авторов? Их творчество трудно оценить уже в силу того, что его нельзя трактовать в срезе происходящих в обществе изменений. От этого и случаются все недовольства. Читатель должен понимать хлипкость литературных рамок, должных в будущем рухнуть. Только время оставит в воспоминаниях труды достойных или счастливчиков, чьи произведения переживут века. Наглядный пример — культура Древнего мира, дошедшая до нас по обрывочным свидетельствам, при этом многое было навсегда утрачено, а что-то заново открыто позже. Именно таким образом произошло знакомство с поэтами III века до н.э. Менандром и Геродом — их работы частично сохранились, многое в них до сих не восстановлено, но имена этих людей теперь известны потомкам.

Менандр не писал о богах и героях, как то видно из произведений прежних поколений драматургов. Его интерес касался бытовых проблем, знакомых каждому читателю. Получается, минули тысячелетия и ничего в жизни не изменилось. Каким были подвержены люди чувствам, тем предаются и поныне. При этом Менандр не говорит в духе патетики и не возвышает расхожих суждений о днях ему современных, на всякий лад ныне трактуемых в положительных и отрицательных оттенках. Всё в рамках приличия, поэтому читателю будет трудно судить о жизни древних греков, так мало отличных от нас.

Построение произведений Менандра не претерпело серьёзных изменений. На сцене присутствуют актёры, хор, изредка выходят для произнесения речей боги. Но ни хор, ни боги отчётливо в дошедших текстах не проявляются. Они присутствуют, возможно обладают словами и должны были служить связующим звеном между актёрами и зрителями, разъясняя моменты для лучшего усвоения разворачивающегося действия. Вместо этого читатель теперь внимает диалогам действующих лиц и домыслам переводчика, додумывающего за автора эпизоды, так и не восстановленные.

Более-менее сохранились следующие произведения Менандра: Брюзга, Третейский суд, Отрезанная коса, Самиянка. Составить мнение о творчестве автора теперь стало возможным. Впрочем, представляют ли ценность труды Менандра? Как чудом уцелевшие свидетельства прошлого — да. С точки зрения читателя — сомнения.

Немного иначе воспринимается культура Древней Греции, благодаря сохранившимся трудам Герода. Если Менандра изучают на протяжении нескольких веков, то мимиамбы Герода — чуть более ста лет. В чём суть мимиамбов? Для их исполнения не требовалось сцены, их мог демонстрировать один актёр, заменяя собой всех прописанных действующих лиц. Данная особенность создаёт трудности при чтении, так как текстовой вариант не может предоставить требуемых эмоций. Грубо говоря, мимиамбы могут иметь сходство с выступлениями, имевшими место до Эсхила, когда на сцене был один актёр и если он с кем и общался, то только с хором. У Герода, разумеется, хор не прописан.

Сценки (читатель предпочтёт называть их именно так) имеют примерные названия, дабы не запутаться. В русском переводе они таковы: Сваха, Сводник, Учитель, Жертвоприношение Асклепию, Ревнивица, Башмачник, Сон. Интересно, занятно — да. Мимиамбы полезны для понимания разносторонности творческих возможностей древних греков, культурно возвышенных и искавших новые способы самовыражения. Однако, познавательность самих мимиамбов сомнительна. Действие происходит: кто-то в нём найдёт важные свидетельства или подвергнет ещё большему скепсису.

Люди творили и будут творить, хорошими или провокационными способами, они создадут множество свидетельств о себе, покуда не случится катаклизм, вроде замены одних идолов другими. Когда-нибудь потом случайно всплывут строки произведений прошлого, их авторов станут хвалить почём зря, покуда не случится следующий катаклизм. И так до бесконечности. Сейчас Менандра и Герода помнят — завтра забудут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В северных краях, суровых крепостью людской, сложились сказания о былом — про отвагу славные саги. Сложились сказания позже, сохранённые скальдами. Спасибо скальдам, столько сохранили. Есть чем заняться предкам, занятиями примитивными. Обидятся за это мужи науки, мерятся начнут знаниями. Они нашли и сохранили, заслуги в том нет скальдов. Песни, правда, целиком не дошли, простор для предположений открылся. Без разбору набрано саг. Бой и рокот набата слышен. Одни составители взяли за основу одно, другие другое взяли за основу. Одни, переиначив, пробелы восполнили, другие пробелы иначе восполнили. Труд кажется восстановленным, теперь кажется важным его содержание: боги Исландии и герои Скандинавии, битва на небесах и горечь смертных.

Разделили мужи «Старшую Эдду» на три части, решив сохранить в таком виде. Сперва о пантеоне, о Сигурде позже саг набрав и солянку песен разных на закуску. Разнится стиль, стиль разен, слог разнится. Единожды собрав сказания (источники сказаний разные, понятно), преданий в любом количестве добавь, потомки думать о качестве не станут. Памятник культуры скандинавов так возник, представив прошлое в примерных вариантах. Пусть греки их не судят по себе, преданиями преданные греки.

Живут боги в божьем мире, жилище с боем отбивая. Они сильны и пользуются силой, вопросами смущают смертных. Частенько саги полнятся речами, где боги свой показывают нрав. Лишь мудрому дано с богами говорить, мудростью богов на место ставить. Задаст вопрос сын Одина иль Один сам, сам Один иль сын Одина вопрос задаст. Ответ на вопрос сын Одина иль Один сам получит, Один сам иль сын Одина ответ на вопрос в уста вложит. Сказали скальды о мире богов, богам о мире дав самим сказать.

Вершили боги власть свою, великанов божьим гневом устрашая. Знают боги участь свою, заранее известно о битве. Раз победили — раз проиграют. Покуда необозримо далёк последний день, по ту пору необходимо давать отпор. Об этом повествуют саги: про удаль, смелость и непримиримый нрав.

Поют песни скальды о героях, поют песни скальды. Поют об одном, поют о разном. Где герой — герой, там он герой, но где герой — герой, там он не всегда герой. Изначально сказывают скальды про Сигурда одно, иначе сказывают скальды про Сигурда после. Как было на самом деле? Было ли на самом деле? А было ли само дело? Было ли было? Скальды сказывают саги, саги сказываются скальдами дальше, скальды дальше сказывают скальдам сюжет услышанных саг — саги сказаны. Памятник культуры скандинавов так возник, представив прошлое в примерных вариантах. Пусть греки их не судят по себе, преданиями преданные греки.

Старый мир остался в народной молве, о «Старшей Эдде» народ не молчит. Былое в былом, но былое внутри. Порядки древних повержены во прах — порядки древних переживут во прахе тяжёлые дни. Частицы прошлого не покинут людей, люди частично не покинут пошлое. Всегда будет желание сохранить утерянное, утерянное будет желать истлеть навсегда. Скальды наших дней, дней наших скальды, сказывайте саги сами, сами саги не сказываются. Прошлое каждый поймёт на свой лад, каждый прочитает саги исландцев. Каждый не прочитает саги исландцев, не исландцев саги прочитает. Боги должны погибнуть, погибли герои. Сказания только начинаются: судьба толкает народ, народ толкает судьбу, боги оживут, оживут герои, скальды поют новые песни, песни про Рагнарёк.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В любой момент, в любые времена, рождается герой всегда. О ком-то народу нужно петь, хвалить его и крест свой несть. Для немцев Нибелунги стали таковыми, их свары помнят и поныне. Их предки могли римлян бить, а после чашу горя пить. Судьба свела однажды два рода, чья дружба крепла год от года. Они объединились в целое одно. Казалось, не разобьёт их теперь никто. Надежды прахом разом все пошли, люди есть и были всегда людьми. Немцы себя же взяли в плен — накрыл Нибелунгов зависти челн. Спасу не смогли найти, измучены ненавистью от ревности они.

В давние времена не было такого понятия как «страна». Тогда дела вершили короли, им подчинялись, превозносили, берегли. За королей шли на смертный бой, быть преданным им мог быть любой. Что до наций и прочей чепухи — всё это предки их поздней изобрели. Человек ценился за умение служить, доказывай верность и оставайся жить. Если призовёт король на войну, пойдут за ним, а не за страну. Потому покоя предки и не знали, они за личные амбиции воевали. Достаточно лишь волю людям объявить, как готово было войско врага бить. Но не зарились на чужое короли, границы только стерегли. Усмирять внутреннюю смуту считалось важнее, вот и лилась кровь очередного лиходея. Преданные люди имелись и у него. Так складывалось древнее бытиё.

Амбициями полны Нибелунги были, прежние друзья о дружбе забыли. Пусть Зигфрид доказал преданностью свою, услужив бургундскому королю. Кто он и кто король? Отчего он храбр и дерзок столь? Почему в бою непобедим? Разве он забыл, кто его господин? Зигфрид — вассал, обязанный служить. Его право помогать и в нужде опорой быть. Он может взять в жёны сестру короля, по рыцарским понятиям иначе нельзя. Добудут и королю жену вместе, исландку Брунгильду, заваренную на крутом тесте. И прежде из-за женщин вражда зарождалась, что на «Песни о Нибелунгах» тоже сказалось.

Оригинальности многое в сюжете о Нибелунгах лишено, читатель с этим встречался в других произведениях очень давно. Все приключения героев откуда-то взяты, не факт, что описываемые события коснулись преимущественно немецкой земли. Вспомнить хотя бы Трою, удела которой дела Зигфрида стоят. Тому имеются факты. Например, он отбирал артефакты. Герой бессмертен почти, хоть и приложил к тому усилия свои. Краткого перечня хватит, остальное читатель сам схватит. После нужно вспомнить плавание Одиссея, называется оно похоже — «Одиссея». Два гомеровских полотна дополняют «Песню о Нибелунгах» сполна.

Зигфрид должен умереть, это надо в виду иметь. Он добыл сокровища, победил дракона, кажется и не должно быть в сюжете иного. Во имя любви эпос зачинался, народ любил его и сказителям доверялся. Любовь же и привела Зигфрида к смертному одру, чтобы народ узнал трагедию ещё одну. Славным бургундам суждено в сечи погибнуть, нашествие гуннов их должно постигнуть. А чтобы помнили люди о племени таком, «Песнь о Нибелунгах» была сложена потом. Перемешались в эпоса строчках правда и ложь, что вымысел в них уже никогда не разберёшь. Был ли Зигфрид сыном кузнеца или он рождён от царского отца? Знавал ли Брунгильду до знакомства Гунтера с ней или не знал, но любовью пылал не к одной Кримхильде своей? Бургундов сомнут всё равно, героическому Зигфриду им помочь не суждено.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Метаморфозы» Овидия — это летопись прошлого. Как знать, может и не было ничего из того, о чём взялся рассказать древнеримский поэт, а может именно он создал большую часть известных нам мифов. Для опровержения подобного суждения нужно быть специалистом в античном литературном наследии. В строчках Овидия оживают мифы, а сам Овидий берётся за историю мира с самого начала, повествуя о создании всего сущего, борьбе богов, взаимоотношении их с людьми, вплоть до событий, свидетелем которым поэт мог быть лично.

Овидий, какие бы сюжеты он не описывал, сам излагает в присущей ему вязкой манере. Читатель буквально тонет, погружаясь в болото слов. Овидий излишне сух и скорее ведёт репортаж с места событий, нежели заставляет поверить в происходящее. Нет накала страстей — есть описание смешения чувств у действующих лиц. Читатель наблюдает за происходящим, кому-то из героев сочувствует, но в любой предлагаемой автором истории обязательно побеждают боги, любящие прежде всего себя. Поэтому исход заранее предрешён: посмевших бросить вызов ожидает наказание, чаще всего в виде трансформации в нечто отличное от человеческого образа.

Значение «Метаморфоз» велико. С ними следует знакомиться по отдельности, чтобы из каждой части вынести соответствующие выводы. Не зря вдохновение в поэмах Овидия черпали многие поколения писателей, обращаясь за поиском сюжетов именно к «Метаморфозам». Овидий не останавливался на одних и тех же темах, он совершенствовал прошлое, прилагая усилия к собственной его интерпретации. Есть свидетельства о влиянии Овидия на поэтов, творивших до XX века. Однако, если задаться целью провести сравнения, множество авторов и после возвращались к сюжетам из «Метаморфоз», в том числе и писатели в жанрах фантастики и фэнтези.

Боги чрезмерно жестоки. Овидий их показывает могущественными существами с неистребимым ощущением тщеславия. Они ввязываются в дела людей и доказывают им собственное величие, каждый раз прибегая к доступной им способности изменять действительность. Боги могут наслать на людей несчастье в виде потопа, а могут снисходить до разбирательства в индивидуальном порядке. О вере в богов говорить не приходится, за само сомнение в существовании какого-либо определённого бога следует мгновенная кара, к чему прибегали практически все присутствующие в «Метаморфозах» создания высшего порядка.

Важное значение в сюжетах имеет чувство любви. Без него Овидий не обходится. Каждая часть «Метаморфоз» обязательно содержит соответствующие мифы, согласно которым развиваются события. Касается ли дело любви к самому себе или к другому человеку — всё оказывается едино стремящимся к печальному исходу. Лучше всего это чувство обставляется, когда людьми движет любовь к путешествиям во имя определённых идеалов, тогда Овидий скорее создаст благостное завершение, нежели подвергнет героев трансформациям. Впрочем, изменения происходят со всеми действующими лицами, пускай даже на уровне внутренних ощущений.

Не обходится Овидий и без главного наследия древних греков — Героического века: отрезка времени, вместившего основную часть сказаний о славных поступках мужественных людей. Тогда ещё допускалась связь между человечеством и богами, способствующая рождению героев, чьи способности превосходили возможности обыкновенных людей. Именно в Героическом веке случилась осада Трои, скитания Одиссея, подвиги Геракла, поход Ясона, крах дома Агамемнона и многое другое, о чём Овидий рассказал, а о чём-то умолчал.

Не зря «Метаморфозы» сравнивают с энциклопедией Древнего Мира. Овидий использовал хорошо известные ныне мифологические мотивы. Осталось прояснить, насколько их знали его соотечественники и насколько в их курсе были сами древние греки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эсхил позволил на сцене присутствовать двум актёрам, Софокл увеличил их количество до трёх, а Еврипид предпочёл минимизировать значение хора. Именно в такой последовательности видоизменялась древнегреческая трагедия. Предводитель хора ещё не утратил своего значения, продолжая выступать в качестве связующего звена между действующими лицами, поясняя для зрителя происходящее. Это позволило сделать представление более содержательным, что отрицательно сказалось на самом Еврипиде — современники совершенно не ценили его новаторский подход.

Предводитель хора, он же Корифей, не отмечается в качестве действующего лица. При этом без него не обходится ни одна трагедия Еврипида, но не стало бы хуже, отсутствуй он вообще. Поведение данной сценической фигуры разбавляет повествование, озадачивая зрителя высказываниями в пустоту. Под Корифеем можно понимать мысли участвующих в диалогах, поскольку редко кто замечает предводителя хора, как и сам хор, имеющий значение в начале и конце представления, оставаясь в остальных эпизодах немым.

Еврипид не мог кардинально изменить происходящее на сцене. Ему было под силу ввести дополнительных актёров, либо выделить для этого участников из хора, подобно Корифею. Еврипиду нельзя было избавляться от хора, ибо тогда трагедия являлась преставлением, обязанным развлекать зрителя, в том числе и музыкальной составляющей.

Содержание трагедий Еврипида построено на задействовании мифологии. Снова зритель узнаёт новые факты из жизни героев прошлого. Причём стоит обратить внимание на авторский приём, активно им используемый. Еврипид искажал устоявшееся представление о былом, представляя всё в ином виде. Действие его произведений можно считать продолжением ранее написанных Эсхилом и Софоклом трагедий, расширяя их понимание.

Судьбоносное для Древней Греции стояние под стенами Трои привело к ряду последствий, наиболее примечательным из которых является гнев Аполлона на царя Агамемнона, вследствие чего последний убил дочь, потом его же убила жена, а сын отомстил за отца. Софокл в трилогии «Орестея» подробно сообщил детали происшествия, чего Еврипиду показалось мало, благодаря чему зритель получил возможность шире понять злокозненность судьбы, породившей горе на пустом месте, чтобы по окончанию мытарств задействованных в цепочке событий исторических личностей выяснить обстоятельства да посетовать на поступки богов.

Еврипид любил в начале рассказывать о смысле предлагаемой им трагедии. Он обрисовывал предпосылки и чего именно следует ждать. Но никогда раньше времени не говорил о развязке. Зритель должен был недоумевать, видя в трагедии счастливый конец или иную трактовку мифа. Еврипид иначе смотрел на действительность и ему не было трудно пересмотреть текст под другим углом, допустим, «Одиссеи», преподнеся хитреца Одиссея с точки зрения сатиров, до него заброшенных на место обитания циклопа. Сам остров в строчках Еврипида обрёл чёткое географическое указание.

Ясон и Геракл — ещё одни герои трагедий. Еврипид не описывает их поступки в радужных тонах, выбирая для раскрытия характеров сих мужей весьма сомнительные моменты жизни. В части Геракла это касается необъяснимой ярости, вследствие чего он убил жену и детей; Ясон предложил Медее побыть в роли «второй жены», отчего разразилась драма, обрёкшая героя, добывшего руно, на безрадостную старость.

Убийства постоянно происходят за сценой, неся для зрителя груз связанных с ними размышлений. Чаще погибают ни в чём не виновные, обречённые на смерть в силу человеческой способности к заблуждению. Иной раз действующим лицам стоит остановиться и задуматься, тщательно взвесив известные им обстоятельства, вместо этого они идут самым неразумным путём, будто не подозревая, к каким последствиям придут.

На основании трагедий: Алкеста, Медея, Гераклиды, Ипполит, Андромаха, Гекуба, Геракл, Ифигения в Тавриде, Киклоп.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Славные дела происходили в истории данов, вдохновение само приходит, стоит проявить интерес. Чудом дошедший до нас текст «Беовульфа» — доказательство сей бравады. Произведение является стихотворным, выдерживающим определённую ритмику передачи смысла содержания. Следует воздержаться от прямого трактования некогда описанных событий, нужно понимать широкий разлив аллегорий: борьба с чужестранцем, как битва против чужеродного вторжения, а бой с драконом — одолевшее данов бессилие. Изначально непримечательное христианство всё более входило в жизнь скандинавов, непримиримо сталкивая лбами конунгов и их храбрые дружины. Народ спал и не желал перемен, властители жаждали противостояний, жестоко карая приносящих иной взгляд на действительность.

Беовульф — первый из храбрейших и последний из хвастливых, бросив вызов порождению хаоса, без сомнения величаво предпринял попытку помочь захлёбывающимся от вторжения проклятого поветрия. Он пел песни себе во славу, идя самоуверенно сражаться. И не было за восхвалениями ничего, кроме важной необходимости, проистекающей от верности неоднократно помогавших практик. Воин бил врага, воодушевляясь и изгоняя волну сомнений. Мог ли чужестранец устоять от порыва отваги? Чем он мог ответить уверенному противнику? Ему не позволили выступить с проповедью, дав право выйти под покровом ночи, задушив руками. Ведь нельзя зарубить мечом речь, как нельзя заставить разговоры умолкнуть.

Даны сдержали первых чужестранцев, облачив сражение в народное предание. Появился образ Беовульфа, проявившего необходимые для конунга качества. Ему предстояло не раз затвердить за собой право на власть, отбиваясь от всех мстителей, имевших право заявлять о своих претензиях. Зарождавшаяся сила проистекала изнутри, словно заражённое ядовитыми миазмами болото. Тухлая речь противников отравляла воздух, побуждая Беовульфа к вынужденным поступкам. Трагедия данов ещё не сложилась в твёрдое понимание обязательного смирения.

Беовульфу суждено править, памятуя о битвах ранних лет. Он достойно проявит себя, давая людям спокойное созерцание мира перед наступлением краха. Бой с драконом принято трактовать обязательной частью эпоса о героических людях: Беовульфу не дано просто так умереть. Это противоречит пониманию жизни бравых людей, отдавших себя полю брани. Он стяжал славу, ему суждено сложить голову в бою. Глубокая старость тому не станет мешать, сражение с разоряющим страну созданием теперь пришло к нему домой. Помочь Беовульфу уже некому, он остался последним нуждающимся и по прежнему первым среди прочих.

Итог борьбы данов известен, на их флагах белеют-желтеют-краснеют кресты. Народ не сохранил веру предков, не было в его силах желания задушить дракона. Теперь «Беовульф», как укор за прошлое. Теперь «Беовульф», как устрашение перед лицом предстоящего. Придя единожды, чужестранец придёт ещё много раз. Он будет предвестником затишья, пока разжигает пламя могучий змей.

Элементы истины не стоит недооценивать. Нужно нравственно себя возносить. Борьба была и будет всегда, без боя человек никогда не уступает. Даны сражались, им было дано право сохранить веру предков. Жизнь не мёдом мазана! Всегда найдутся желающие менять представления масс о происходящем. Всегда настоящее будет преподноситься в виде аллегории, если нуждается в продолжении существования. Написанное в форме эпического сказания, оно переживёт века и формально этим обеспечит себя бессмертием.

Ничего такого в «Беовульфе» нет, скажет настроенный против бравый читатель. Твоё право, читающий, в браваде стяжать славу. За обвинениями была и останется пустота, не обеспеченная обстоятельным подходом. Никогда не узнать, чем обязаны потомки устному преданию некогда живших. Точно одно — мифический чужестранец служил воплощением определённых страхов, а чего могли бояться чуткие даны больше, что они не способны были одолеть силой оружия?

Автор: Константин Трунин

» Read more