Николай Лесков «Фигура» (1889)

Лесков Фигура

Нравы! Они хуже отравы! Они не достойны славы! Но, всё же, нами правят нравы! Беда в них, в нравах. Никак не справиться с кем-то когда-то заведёнными порядками. Вроде нельзя поступать определённым образом, согласно внутренних норм морали. А общество требует прямо противоположного. Это в священных писаниях написано о необходимости подставить другую щёку под удар, чего в реалиях общества на протяжении большей части XIX века не допускалось. Ежели был ударен, вызови обидчика на дуэль. Так гласил кодекс чести. И несмотря на возводимые запреты, преступить негласные установки не позволялось. Неважно, какого наказания удостоишься за проступок, важнее сохранить честь.

Опять ожил во строках скоморох Памфалон. Кажется, Лесков полюбил этого праздного праведника. Почему бы не наградить некоторыми его мыслями военного? Ведь и защитники Отечества удостаивались права изменять взглядам большинства, предпочитая стать священниками. Очередной персонаж из плеяды праведников нисколько не уступает предшественникам. И ему предстоит убеждать в своих взглядах сослуживцев, всё равно оставаясь для них сумасбродной личностью. На первом месте устав: как помнит читатель. Ещё важнее честь. Но отчего-то у истинного христианина важнее соблюдение высокой морали, без проявления индивидуальной обидчивости.

Лесков формировал старые забытые правила религии. В России, где православие полностью подчинилось воле монарха, оспаривать христианские нормы не допускалось. Тем более утверждать, словно всё остаётся на словах. Всего лишь необходимо почитать царя-батюшку, ибо он есть наместник Бога. Тогда почему тот, кто стремится соответствовать религиозным заповедям, воспринимается в качестве деструктивного элемента? Тут должен быть сокрыт подвох. Что же, суть всякого наместника — пользоваться данной ему властью на собственное усмотрение, соотносясь в малом с поставившим его в управление, допустим, непосредственно божественным волеизъявлением. Значит, придерживаться в общем требуется, тогда как существенной необходимости в том нет.

Вывод банален. Бог поставил над людьми наместника, и людям полагается вверять свои жизни уже ему. И поперёд наместника обращаться к Богу не следует. Герои Лескова этого не понимают, открыто действуя наперекор от них требуемому. Вполне достаточно общего установления, сообщающего о земном наместничестве. Ежели представлять больше этого, то приравнивается к бунту. Поэтому, когда в ответ на удар по щеке должна следовать дуэль: должна следовать дуэль! А вот на дуэли допустимо подставить под удар вторую щёку, сделав то не столь явно, зато согласно внутренней установке.

Грубость суждения очевидна. Отстаивание всякой точки зрения — плод дьявольского наущения. Не к такому ли результату суждений вёл читателя Лесков? Нельзя разглядеть черту между угодным Богу и приятным сатане. При особом старании получится сформировать требуемое умозаключение, придя к отличным от здесь высказанных мыслей.

Хотелось бы призвать к смирению, ибо это и есть основной постулат христианства, когда-то бывший свойственным ранним последователям Христа. Они не противились воле гонителей, с радостью принимая смерть в муках, тем обретая обещанную им жизнь в раю. Они подставляли вторую щёку не по требованию веры, а по личному на то желанию, и они не произносили жарких речей, заранее зная, как сложится их посмертное существование. Иногда Лесков о том вспоминал, но чаще позволял героям произведений высказываться, доказывать и не отступать от ими узнанных из священных писаний сведений. Однако, те книги писали люди, и может быть люди — далёкие по мировоззрению от ранних христиан, смевшие говорить уже тогда, когда сами стали гонителями сторонников прочих верований.

Пусть читатель ещё раз вспомнит скомороха Памфалона. Живи, не требуя ничего для себя, давая требуемое другим.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Николай Лесков «Прекрасная Аза», «Умершее сословие», «Колыванский муж» (1888)

Лесков Колыванский муж

Среди рассказов за 1888 год стоит выделить два коротких произведения «Прекрасная Аза» и «Умершее сословие». Особым смысловым наполнением они не блещут, если читатель не желает видеть иного их понимания. Безусловно, внимать истории о древнем мире, выступая с защитительной речью в адрес будто бы того недостойной женщины — допустимо. Лесков и раньше позволял уживаться разным суждениям, находя одобрительные слова. Разве не выступил он год назад в защиту скомороха Памфалона? Тогда порочный образ жизни оказался угодным Богу, поскольку был преподнесён под видом самопожертвования. Другие герои Николая ничем не лучше и не хуже: всем им свойственна праведность. Нельзя не отметить контраст между персонажами первых произведений Лескова и теми, о которых он стал писать на склоне лет.

Но Николай всё-таки отводил былому место только в прошлом. В современные ему дни того повторить казалось невозможным. Если о чём-то говорить с исторической точки зрения, тогда соотносить с настоящим не требуется. Предметы мечтаний предков не должны распространяться на потомков. Взять хотя бы третье сословие, позволявшее части населения Франция претендовать на важное значение для общества. Разве допустимо таковое в России? Нужно правильно соотносить ушедшее с реалиями текущего дня. Лесков к тому, конечно, не побуждал. Он лишь позволил одному из действующих лиц рассказа выразить собственное суждение, имеющее столько же права на существование, как любое другое мнение.

Содержание ещё одного произведения за 1888 год отличается от «Прекрасной Азы» и «Умершего сословия». Тот пространный рассказ называется «Колыванский муж», в котором Николай позволил себе сообщить читателю о некоторых впечатлениях о происходивших в Ревеле событиях. Для описываемого Лесковым достаточно огласить краткое содержание, гласящее, какие процессы происходили в землях Российской Империи, расположенных на берегу Балтийского моря. Скорее с сожалением отмечается преобладание влияния немцев на местное население. Связано всё это с тем же, о чём Николай ранее писал в «Железной воле».

Следует напомнить про немецкий характер, разительно отличающийся от русского. Кажется, нет сходных черт. Вследствие чего население Ревеля делало желаемый им выбор. Осуждать за то бессмысленно. Должны быть понятны устремления каждого человека, воспитанного при определённых обстоятельствах. Так уж получилось, что исторически и географически Ревель ближе к немецким территориям, некогда являвшийся частью владений датчан. И по духу Россия далека от представлений жителей Ревеля от должного быть. Изменить подобное мировоззрение крайне затруднительно. Как показала история — для того не хватит и тысячи лет.

Как видно, Лесков погрузился в прошлое. Он обращался к древним временам, к событиям Великой Французской революции и даже вспомнил о Ревеле образца почти двадцатилетней давности. Всё это было напечатано в периодических изданиях по мере написания. Особых литературных изысканий за Николаем заметить не получилось. Не вступил ли он в мрачную полосу творчества? Излишне редко за Николаем стали отмечаться рассказы, написанные с присущим ему мастерством, пробуждающие в читателе желание переосмыслить до того казавшегося незыблемым.

Но к одному рассуждению Николай всё же побуждает. Разве так существенно важно, какая роль в настоящем отводится происходящему? Человек желает видеть будущее приятным для себя нынешнего, забывая о следующих поколениях. Может им приятнее окажется жить в условиях, к недопущению которых именно сейчас прилагаются значительные усилия? Придаётся огромное значение событиям, где полагается ослабить контроль и пожать неизбежное. Понятно, человек боится событий, которые перевернут его представления. Вместе с тем, такие страхи свойственны человеку в отношении его относительной идентификации в определённой группе общества, в остальном общество вольно вершить любые перемены.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Николай Лесков «Грабёж», «Инженеры-бессребреники» (1887)

Лесков Инженеры бессребреники

Что есть отвага? А что есть жалость? И что есть честность? Кто определяет, каким образом судить про то или иное понятие? Прежде всего, речь о совести. Ежели человек оной обладает, он здраво рассудит, найдя значение для вышеозначенных слов. Важнее оставаться правдивым с самим собой, осознавая совершаемые поступки. Можно ограбить священника, не зная, какой человек пострадал от твоей руки. Но узнав настоящее положение дел, не будет ошибочным придти с повинной и сердечно выразиться о неблагоразумном поступке. Так оно и должны быть, за исключением очевидного обстоятельства — никому не нужны дополнительные проблемы. Хорошо, что герои рассказа «Грабёж» поняли ошибку, совершив требуемое их совестью действие по устранению свершившегося недоразумения.

Немного иначе Лесков подал рассказ «Инженеры-бессребреники». Николай показал людей особой закваски. Они находятся на военной службе, скорее делая то вследствие необходимости. Их духу ближе благочестие, выраженное стремлением служить не в действующей армии, а в церкви. И случись им уйти в мирное время, как к ним не могло возникнуть вопросов. Но уйти они решили аккурат в начале войны с Турцией. Понятно, какое отношение к ним возникло у сослуживцев и начальства. Подобный поступок не мог быть одобрен. Государь бы не стал удовлетворять такую просьбу.

Положение молодых людей ухудшалось кратким знакомством с царём Николаем Павловичем. Одного из них тот и вовсе желал приблизить к себе, умилённый его набожностью и хорошими манерами. Уволиться получилось лишь благодаря влиятельным связям, отчего из армии их отозвали уже на половине пройдённого пути. Вполне логично, что дальнейшая жизнь сложилась вне мирской суеты. Некогда приближенный к царю и вовсе занял высокое положение в церковной иерархии, зарекомендовав себя блюстителем чести и порядка, не допуская попустительства. Таким ревностным служителем оставалось восхваляться. Слова о появлении такого исполнительного человека дойдут и до Николая Павловича.

Теперь возникает необходимость понять, в какую сторону клонил Лесков. Он показал людей, вроде бы которых требуется осуждать, но за их благочестие — остаётся скорее похвалить. Нашедшие призвание, они сумели сладить с обстоятельствами и с чистым сердцем подошли к исполнению новых обязанностей. Потому не стоит искать иных слов — достаточно сказать, насколько необходимо позволять человеку самому вершить свою судьбу. Не всем такое можно позволить, но ответственным людям препятствий чинить точно нельзя. Какая же польза от солдата, если ему причинять вред живым существам вера не позволяет? Скорее будет сломана психика, нежели извлечена хоть какая-то польза.

В который уже раз Лесков пытается найти в людях человеческое. Николай боролся с представлениями, пытаясь разрушать шаблонные мнения: не всякий мясник жаден до крови, не каждый военный стремится убивать. Существуют люди с отличным от привычного образом мысли. Они сохраняют честность, тогда как то им не должно быть свойственным. Ежели в отношении одного они последовательны и предсказуемы, то в другом — нисколько не соответствуют сложившемуся о них образу. Из этого допустим единственный вывод: всякому по мыслям его воздать, ежели мысли те есть благо созидающие. Никакого позора и осуждения — нет нужды подтверждать скудоумие, свойственное массовому мышлению. Важна избирательность и множественные допущения, без чего жизнь превращается в череду из необходимости следовать стереотипам.

Ничего сложного в этом нет, Лесков то наглядно показал. И всё равно сомнительно, чтобы всему находилось простое разрешение. Пусть в баснях Льва Толстого допускается сказать спасибо за правду, тогда как в жизни предстоит столкнуться с заранее предсказуемой реакцией общества.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Николай Лесков «Человек на часах» (1887)

Лесков Человек на часах

Быль времён царя Николая Павловича. Всем известно, какое важное значение тогда отдавалось муштре. За любой проступок следовало суровое наказание в виде прохождения сквозь строй с нанесением определённого количества ударов шпицрутенами. И неважно, имел оправдание проступок или нет. Лесков решил рассказать историю, преподнеся её под видом песни о человеческой несправедливости. Случилось как-то пьяному провалиться под лёд, то увидел часовой. Борясь с чувством необходимости помочь, часовой не мог не выполнить положенное ему по уставу. Вполне понятно, пьяный будет извлечён из воды. Но какая кара ожидает за то спасителя? Не всё так просто — слава найдёт своего героя. К сожалению, как и в жизни, низким по положению будет воздано шпицрутенами, а высоким — орденами.

Николай показал действительность без прикрас. Часовому не полагается покидать пост: ни при каких условиях. И ладно бы он прошёл сквозь строй, был сослан или по воле государя казнён. Спаситель был готов к такому исходу. Он всё понимал, протягивая руку помощи утопающему. Не стал для него неожиданностью и карцер, где он пробыл всё то время, за которое решалась его судьба. Но вот факт спасения требовал разрешения. Почему бы за благодетеля не выставить другого человека, какого-нибудь офицера? Молва разнесёт весть, и будет всем от того хорошо. Тем более важно и то обстоятельство, что тонувший был сильно пьян — не сумел запомнить лица часового.

Какое чувство у читателя пытался пробудить Лесков? Сомнительно, чтобы царь снизошёл до часового и отблагодарил его за поступок. Разве стоила жизнь пьяницы жизни его Императорского Величества? Может это враг придумал подобное представление, дабы через брешь в цепи часовых проникнуть внутрь царских палат. Вспоминая сюжет «Левши», снисхождение Николая Павловича было вполне возможным. Да Лесков рассказывал быль, услышанную от знакомого. Настоящий царь не мог поощрять отхождение от правил, особенно причастными к его личной охране.

Основное недовольство должна вызвать выдуманная история о спасении утопающего офицером. Не имея на то право, ничего не совершив, посторонний человек оказался обласкан милостью Николая Павловича, удостоился внимания высшего света и стал пользоваться уважением. Именно этим требовалось возмущаться. Какая честь в том, чтобы идти против истины? Можно отказаться от высокой чести, рассказав правду. Была бы правда кому-то нужна. Узнай царь о проступке часового, наказанными могли оказаться многие, нисколько того не желая. Лучшим способом избавления от проблем стала выдумка, позволившая избежать справедливой кары.

Как не смотри на ситуацию, часовой всё равно был бы наказан. Он не мог избежать прохождения сквозь строй: ни при каких условиях. Эту истину допустимо повторять бесконечное количество раз. Сумев спасти пьяного, не ценившего себя человека, часовой подставил под удар непосредственно себя, начальника караула и всех остальных, кто стоял выше. Вот как раз вокруг этого и следовало строить рассказ, о чём Николай предпочёл умолчать.

На всё нужно смотреть, сравнивая имеющееся с другими возможными вариантами. Как не оставит хирург умирать пациента, когда стало дурно от вида крови его ассистенту, так и часовой не бросит пост, поддавшись чьей-то слабости. Порученное дело нужно исполнять по требуемой для того форме, ни на шаг не отступая. На первом месте устав, после — всё остальное. На самом деле, двести ударов шпицрутенами — спасение для оступившегося. Будь известны все обстоятельства — не отделался бы и тысячью, равносильной смертной казни.

Тут нет призыва отказывать людям в помощи, тут есть призыв не вредить прежде всего себе, стараясь не причинять беспокойства ответственным за твои действия людям.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Николай Лесков «Скоморох Памфалон» (1887)

Лесков Скоморох Памфалон

Давайте смотреть на веру иначе. Безусловно, хорошо заниматься самоотречением, отказываться от мирской жизни и истязать тело и душу испытаниями. За то мужей прошлых веков называли светильниками, достойными всяческого почитания. Вспомните, уходили те люди от общества, селились в пустынях и боролись с происками дьявола. Про то узнавали другие люди, решаясь приблизиться к святым мужам, хоть немного прикоснувшись к их существованию. И возводились после на месте пещер и лачуг величественные храмы. Но Лесков задумался. Так ли важно страдать во имя других, когда другие к тому остаются безучастными? И насколько правильно забывать о мире, не принося никакой пользы многим? Тут бы сказать про эгоизм, проистекающий от желания уподобиться Христу, принеся себя же в жертву, тем спасая человечество. И неважно, что Иисус не убоялся выступить против большинства, не утаивая своё слово в тиши пещер.

Николай дал представление о человеке, уставшем от разврата византийцев. Он не хотел видеть вокруг ложь, воровство и скудоумие соотечественников. Все они почитали святые книги, тогда как не собирались соответствовать в них написанному. Потому на тридцать лет тот человек удалится от мира, пока ему не укажут на Памфалона, более угодного Богу, нежели он. Тогда отправится человек на его поиски, покуда не найдёт его. А найдя, опечалится. Памфалоном окажется скоморох — кто не живёт во смирении, проводя все дни и ночи в увеселениях. Неужели такое возможно, чтобы праздный человек оказался достойнее почитания, а не пришедший к нему пустынник?

Живя в скромности, облачаясь в рубище, питаясь скудно, пребывающий в мольбах, человек пришёл к Памфалону, застыв от изумления. Лесков должен был испытывать восторг от подобного. Ему предстояло показать истинную сторону жизни, пусть и литературному персонажу. Чем же скоморох ближе к Богу? А тем, что он служит другим, не заботясь о себе. Памфалон готов отдать последнее, лишь бы выручить попавших в беду. Не раз он мог стать праведником, уподобившись пришедшему к нему пустыннику. И стал бы им обязательно, не будь вынужденным в очередной раз оказать помощь нуждающимся. Ему не позволяла совесть всё оставить, удалившись от мира. Не такой он человек, поскольку не способен отдалиться от людей, про них забыв, будто так поступает как раз ради достижения ими спасения.

Вновь и вновь удивлялся пустынник, долгое время отказывавшийся понимать скомороха. И не принять ему оправдания, не настаивай на том Николай. Да и как не согласиться, если Памфалон поступает на благо, нисколько не радуясь от доставшейся ему праздной жизни. Впору задуматься, насколько оправдано праведное существование, когда забываются другие, в сравнении с жизнью, наполненной избавлением людей от страданий. Ответить просто так не получится. Тому можно привести достаточное количество примеров.

Что поделаешь, когда действительность проистекает из очевидных фактов? Не тот помогает спасти душу, кто использует для того лишь слово. На самом деле помощь оказать сложнее. Нужно поддерживать не только духовно, но морально и материально. Иначе не получится достигнуть поставленной цели. В чём-то поступки пустынников оправданы, ежели они убеждены в правильности совершаемых ими действий, и не убегают от мира, не способные принять происходящего. Ведь порою случается странное! Те, кто взялся заботиться о человеческих душах, выступают в качестве заинтересованных в материальном обогащении. Стоит такому произойти, как не может быть и речи о духовности. Тут уже речь о памфалонах. Однако, согласно Лескова, иные скоморохи имеют много больше святости, а то и вовсе кроме них никто оной не обладает.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Николай Лесков «Пугало», «Интересные мужчины» (1885)

Лесков Интересные мужчины

Вслед за удачей удачу не жди. Второй раз она приходит редко, заставляя томиться в ожидании. Но писателю необходимо творить, пускай и через силу. Читатель сам разберётся, готовый прощать едва ли не всё, ежели радуется каждой возможности найти нечто новое и до того бывшее неизвестным. Либо нужно быть очень въедливым человеком, способным переваривать всю предоставляемую информацию. Разобраться можно во всём — ставилась бы для того цель. 1885 год вообще оказывался скудным на творческие порывы, а потом и вовсе Лесков замолчит на недолгое время, вероятно по причине смерти матери. Пока же предлагается кратко рассмотреть рассказы «Пугало» и «Интересные мужчины».

«Пугало» — святочный рассказ. Николай погрузился в детские воспоминания, возможно свои. Основная мысль произносится на последних строчках. Её суть звучит примерно так: не то пугает нас, что страшно, а то, что бояться надо самих себя. Исходя из этого, Лесков создавал историю, смешав детские переживания с допустимостью невероятного, к чему всегда стремится юношеская фантазия. Кто не имел страхов в детстве, бывших в действительности необоснованными? Ни один человек в юные годы не избежал подобного. Как знать, то могло являться защитным фактором от неблагоразумных поступков. Николай не стал развивать мысль, остановившись на комплексах прошлого. Зато у него получилось изречь нравоучительное наставление.

Рассказ «Интересные мужчины» — любопытен по содержанию и сложен при непосредственном чтении. Лучше с ним удаётся ознакомиться через сторонние источники, на свой лад излагающие содержание. Дабы далеко не ходить, достаточно повторить вслед за другими, призвав читателя на несколько мгновений отложить знакомство с Лесковым, чтобы переключиться на Куприна. Получается подобие басни: кто-то когда-то сложил удачный сюжет, а потомки повторили, рассказав о том же, только приятнее для восприятия. Схожая ситуация и с рассказом «Интересные мужчины».

Собственно, Куприн имел слабость повторить произведение Николая. Сделал он то мастерски, разыграв трагическую сцену, смешав в едином повествовании честь и необходимость любым способом её сохранить. О том же писал Лесков, вполне возможно где-то и почерпнувший сведения о возможно имевшем место быть. Проще Николаю было и по причине описания былого, где честь стоила даже больше, нежели ей то позволительно. Обидчика всегда можно было вызвать на дуэль. Впрочем, пересказывать детали рассказа не следует. Читатель обязательно сам убедится в сказанных тут словах. Причём настолько хорошо изучит, сумев найти дополнительную информацию к размышлению.

Мужчины и в самом деле представлены интересные. Раздирает их не столько чувство чести, сколько межнациональная рознь. Мужчинам просто необходимо выяснять отношения, из-за чего не так важно, какой для того найти повод. Русские или поляки, гусары или к ним не относящиеся — всюду найдётся причина для выяснения отношений. Хоть обстоятельства надуманны, человеческая кровь всё-таки прольётся.

Вполне допустимо совместить смысловое содержание «Пугала» и «Интересных мужчин». Вывод очевиден: бойтесь тех, кто желает отстаивать какую угодно правду, непременно соглашайтесь и убеждайте оппонента именно в его правоте. Это позволит уберечься от неверных поступков. В самом деле, проще действовать от противного, нежели поступать прямолинейно. Гораздо эффективнее поддержать собеседника (или, называя иначе, противника), чем стараться его переубедить, когда достижение требуемого результата изначально кажется невозможным.

Чудес не бывает. Не стоит ожидать, будто человек обретёт способность здраво рассуждать, отказавшись от предрассудков. Отнюдь, с малых лет прививается свойство бояться возведённых преград. Страх начинает произрастать от сущей мелочи. Кажется, опасность исходит от старого развалившегося дома, покосившегося дерева, либо от чего-то другого, причём как в малом масштабе, так и в крупном.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Александр Сумароков «Притчи. Книга III. Часть II» (1762-69)

Сумароков Притчи

Притча — она для показа жизни даётся, когда для того иного способа никак не найдётся. Всякое бывает, ибо как бывать такому, коли собаки решат уйти из дому? Невозможно! То против их естества, тогда по такому случаю притча «Криводогадливые собаки» сложена. Коли хозяева кушают зверей, не могут прожить без мяса и нескольких дней, значит и до собак они доберутся, оттого и решили те — лучше поскорее прочь они уберутся. Собакам понимание устройства мира не дано, но принимать смерть они напрасно не желают всё равно. Ушли от хозяев, никак не понимая, что их не станут есть — на цепи их держать была цель иная. О том же притча «Телёнок», где ели телят, и собаки подумали — будут есть и собак.

«Кораблекрушение» и «Осада Византии» — притч связкой данная суть, ими покажет Сумароков, какой выбирать лучше путь. Разыгралась буря на море, снизошёл Бог до людей, сказав им, чтобы прыгали за борт они как можно скорей, он поможет им до берега доплыть. Такое единицы решили испробовать, наказ Бога осуществить. Прочие утонули, не вверившись творца речам, поглотил их вместе с судном океан. Примерно было в Византии, когда Магомет к стенам подошёл, ждавший, дабы каждый житель Царьграда разум обрёл, вышел прочь, отказавшись от града родного, да не уходили люди, упрашивания от бед избавления Бога. Так и умрут, ибо нужно силы соизмерять, кое в чём надо меру желаниям знать. А если люди сбежали бы, далеко им уйти тогда суждено? Отнюдь, потянет прошлое на такое же дно. В пример притча «Две козы» приведена, где козы от псов убежали, заспорив после, чьих козьих предков больше уважали. Пока спорили, псы настигли этих коз… и загрызли, доказывать псам ничего не пришлось.

Голова нужна, если думать желается. Кому не нужна, тот с нею прощается. Примерно, вроде притчи «Чурбаны» сюжет, о прожившем мужике порядочно лет. Не нажил он детей, решил из чурбанов смастерить, сможет такими деревяшками плоть от плоти своей заменить. Только из чурбана созданный, чурбаном и останется, с дурным поведением он никому никогда не понравится. Не получится дереву человечнее стать, ведь не может, допустим, черепаха летать. В который раз обратится Сумароков к с древности известному мотиву, притчей «Летящая черепаха» снова покажет черепахи кончину. Упросит та орла обучить мастерству полёта, неважно, что нет крыльев — не орла то будет забота. Воспарит черепаха, над землёю взлетев, но летать не суждено — упадёт, осуществить мечту не сумев.

Притча «Чинолюбивая свинья» — о свинье, чинов пожелавшей. Зачем? Думала быть приглашённой в высший свет. Там, говорят, подают свинину на обед. Впору запутаться, для чего такого могла свинья пожелать. Впрочем, кто к чинам стремится, готов с потрохами себе подобных сжирать. Ничего тут не поделаешь никак, всякое существо — самому себе враг. Взять притчу «Орёл», где птица обронила перо, что на изготовление стрелы тут же пошло. Той стрелой суждено быть пронзённым орлу, потому-то каждый из нас — рождённый готовым для подмоги злу.

Добром жить попробовать стоит определённо. Запомнить об этом притчу «Ворона и воронёнок» не сложно. Некогда ворона натворила бед, друзей теперь у неё вовсе нет. Случилось заболеть сыну её, стала искать — вдруг поможет кто. Все от вороны нос воротили, помня о былом, теперь пусть и ворона столкнётся с творимым раньше ею же злом. Немного не об этом, но всё же, притча «Олимпу посвящённые деревья» Сумароковым сообщена, там к каждому богу своя растительность приобщена. Сиротами деревья бесплодные остались, их боги сторонились, их плодами не наслаждались.

О милости не только люди богов просят, боги сами готовы упрашивать Юпитера, если чего-то не сносят. Имелась «Просьба Минервы и Венеры», желали своеобразного они. Венере, например, не нравились те, кто не способен был существовать ради любви. Упросила Юпитера она всех таковых умертвить. Пришлось тому младенцев и юношей незрелых погубить. Когда же Минерва пожелала изничтожить невежд и дураков, Юпитер за себя испугался, сломать себе шею он не был готов.

Среди богов Олимпа был бог Эрот, выше прочих, кто мифологию твёрдо знает — тот поймёт. А кто не знает, тот поверит Сумарокову, ибо Александр решил, нужно, чтобы ответственный за любовь дурашливым был. Собственно, «Любовь и дурачество» должны вместе идти рядом, иначе от серьёзности в любви изойдут люди ядом. Мысль по себе так уж, но всякое может быть. Вроде притчи «Льдина и камень», про ребёнка и голод там Сумароков стал говорить.

Вот притча «Отпускная» — сарказма полна. Знает читатель, как ему порою свобода нужна. Только он обязательствами пред всеми связан. Себе и прочим он многим обязан. Так и на судне человек просил отпуск ему предоставить, в чём капитана увериться не мог он никак заставить. Однажды, отчасти повезло, дать отпускную было решено. Правда, человек уже не нуждался, ибо корабль тонул, опускаясь на дно. Получается, отпуск обязательно даётся, желал бы при схожих обстоятельствах его получить кто.

То и дело о природе заходит речь. Природа — всему определила значение. Про неё едва ли не каждое притчи вид принявшее у Сумарокова стихотворение. Что природа дала, тем и пользуйся, не ищи другого. Выжать воду из камня не пытайся, её в других местах много. Тут, конечно. Сумароков не прав. Не знает, что камень почти влагу источает, поутру мокрым став. И всё же притчу «Непреодолимая природа» он сложил, и тем нисколько читателя не утомил.

В притче «Лисица и ёж» мудрость дана. Как-то лиса была обречена. Застряла в болоте, выбраться не может, гнус её облепил, кровь пьёт и мясо её гложет. Случилось мимо ежу бежать, решил лисе он помощь оказать. Тому воспротивилась лисица, знавшая басню, где о синице в руке говорится. Ёж мог лишь гнус прогнать, тем облегчение лисице дать. Да гнус насытился, прилип и недвижим, спугни его, и будешь новым гнусом — голодным — снова томим. Тут бы притчу «Ружьё» применить, узнав, что оружие без стрелка не может опасным быть.

Один птичник город для птиц создавал, но с условием, чтобы залетая, никто обратно не вылетал. Притча «Птичник и скворец» раскрывает секрет, отчего в таком городе жителей нет. Каких не обещай райских кущ, сколько не зазывай, а ежели выйти нельзя будет, тогда жильцов не ожидай. Всегда полагается человеку давать свободу, ему решать нужно, как питаться, где находить воду. Подобно вороне из притчи «Кувшин», что был влагой полним. Пожелала ворона испить воды, достать до дна не умея. Уронила его, но вода не вытекла из горлышка: плохая затея. Решение просто далось, ведь камни в кувшин кинуть можно, тогда уровень воды станет выше. Вот и пей ворона, более не опрокидывая, осторожно.

Читатель должен знать, сюжет сказки о козлятах без мамы-козы ему известен, тогда он будет к Сумарокову и с собою честен. Притча «Козлёнок» ровно о том, и волк во строках стихотворных пытался в доверие к козлёнку войти, да знал козлёнок голос мамы-козы. Есть голова на плечах у зверя сего, может и он знал о притче «Безмозглая голова» хотя бы кое-что? Ясно ему — без ума голова не нужна. Ровно как и согласно притче «Кружка» — оная приспособлена скорее для вина, ибо будучи до краёв наполненной прежде, продолжает источать аромат винный, хотя пуста, но внушает сохраняться надежде.

«Калигулина лошадь» — притча о сенаторе императора Калигулы времён. И пусть тот сенатор был дворцовым конём. Ему честь и почёт, чего конь не понимал, свои обязанности водовоза он в прежней мере исполнял. Хватает несуразностей, куда не посмотри. На притчу «Стряпчий» взоры читательские обрати. Пришёл мужик в суд, думая заявление писать. Знал ли он, что самому суду придётся ещё больше отдать?

О притче «Сократов дом» стоит сказать немного слов. Сей дом мал, не хватит гостям стульев и столов. Всё потому, ибо Сократ знал, его друзьям не требуется нужного им свыше, уместятся все в чулане, а если надо будет, то и на крыше. Не мог не знать он и про басню о море и пастухе, у Сумарокова название «Пастух-мореплаватель» имеющую. Сквозь века только глубокой мудростью веющую. Как известно, задумал пастух продать овец и стать купцом, ибо выгоду сулит быть торговым дельцом. Да разыгралась буря на море и потонуло всё добро, так остался пастух вовсе без всего. Сидел бы и дальше на берегу с отарой овец, не испытывать ему воли роковой случайности от силы небес.

Помнил Сократ и басню о гладиаторе и льве его обласкавшем, ибо тот кормил льва, другом ему потому ставшим. На свой лад Сумароков сложил притчу «Осужденник и лев», показав сходные события. Да уж, басни одного баснописца зная, басни другого заранее понимаешь, даже к чтению не приступая. Потому не ищи истину в притче «Истина», ибо уплыло всё, что у тебя было, и притча «Надежда» то никак не изменила. Вредно думать, будто можешь иметь то, чего нет у других. И притчи «Бред» и «Глупость» как раз из таких.

Есть притча «Супружество», возведённое позже одним ирландским писателем в абсолют, там роза шипами пронзала тело её нектар пьющего, пронзала она его же и тут. Вторит тому притча «Любовь», где сообщается важное суждение — достойное знания для всякого человека мнение. Не стоит ждать, будто измельчает река, нужно действовать, ибо к тому побуждает судьба. Кто любит, думая чувств ответных дождаться, тот верное не знает, что то бесконечно может продолжаться.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Александр Сумароков «Притчи. Книга III. Часть I» (1762-69)

Сумароков Притчи

Таков Сумароков, таковы притчи, его умом рождённые, к его сожалению растаять в безвестности обречённые. Померкнет слава творца мудрости в стихах, потерпит многолетний труд Сумарокова крах. Он пытался, особо с формой не играя, создавал и тому был рад, себя тем на подвиги новые подготовляя. Впереди ещё порядочно притч, хватило бы сил их все объять, для того надо усилия читателю прилагать.

Сразу к делу. Пьяных сторонится ли кто-нибудь? Видя выпивших, не проще ли с их пути свернуть? Всякое возможно, тому притча «Сатир и гнусные люди» в пример. Она не о том, как важно придерживаться хороших манер. Высказал пьяному в лицо думы свои сатир, испортил собравшимся радость и пир. За то его без лишних раздумий помяли. Вины за то пьяные за собой никакой не знали. Что советует Сумароков? Говорит: молча мимо проходить. Совет верный! Здоровья трезвому иначе на долго не сможет хватить.

Притча «Птаха и дочь её» — мудрость ещё одна. Про мышление птиц повествует она. Случилось хозяину поля задаться желанием срезать зерно. Зачем ждать? Когда оно созрело давно. Планы есть, он думает то сделать сам, но ленится, обращаясь за помощью к друзьям. Птахи улетать не спешили, ибо известно им — никто зерно не пожнёт, пока хозяина рука сама не пройдётся по ним.

Мудрость третья — про бахвальство она, повествует про, как пению волк обучал козла. «Волк и козлёнок» — название притчи той, по её сюжету по лесу раздался волчий вой. Козёл дрожал, не смея отвечать. А волк не знал — ему пора бежать. Ведь слышен вой — собаки взяли след, не козлёнок пойдёт волку на обед! Прослышали охотники вой волка и за собаками пошли, посему, коли дело задумал — делай, не жди.

Мудрость важнее прочих — притча «Соловей и кошка». Послушай её читатель — будет тебе за то золотая ложка. Как-то пела кошка песни соловью, из клетки улететь побуждая. Поверил тому соловей, правды всей не зная. Ему говорили: нельзя в клетке томиться. Его убеждали: нельзя чужой воле покориться. И послушал соловей кошку, клетку покинув, свободу обретя. Да только оказался он в желудке кошки, ничего за клеткой не найдя. Посему, читатель, знай, глаза и уши никогда не закрывай! Поверь, иная клетка не хуже свободы, потому как иная свобода — те же самые невзгоды.

Но кошки не все злы: скажет читатель. Тогда притча «Кот и мыши» покажет, каков истинный из кота доброжелатель. Не суть в том — кот или кошка. Подумай основательнее, читатель, немножко. Под сим зверем всякий хитрец скрывается, и даже тот, что вполне законно за счёт других побирается. Будет драть три шкуры, покоя не умея найти. Такому верить? Уже лучше сразу в иной мир отойти. Не верь! И расскажи о том другим. Глядишь, не мышью, а человеком разумным больше станет одним.

Бывает всякое, «Пармский сыр» увидала лиса на колодца дне. Задумала спрыгнуть, забрать сыр сей себе. А он ли там был, или то всего лишь отражение луны? В любом случае, сидеть лисе на дне, кончая там же свои дни. Благо волк пробегал, и он обманут был. Эх, читатель себе, наверное, всякое развитие вообразил. Отнюдь, устроил Сумароков отдых от мудрых стихов. Приём этот в поэзии никак не нов.

Ясно дело, «Волчонок собакою» будет пока мал, но когда вырастет, в той же мере ясно будет — кто овец убивал. О том же притча «Волк пастухов друг», если кто с волками дружбу решит завести вдруг. «Пёс, не терпящий нападения» продолжит тему, ведь пёс — это зверь, который смирен — этому верь. До той поры в собаке спит натура волка, покуда не собьёт её обидою кто с толка, тогда смиренное создание покажет прыть, будет стараться обидчика укусить. Всё это — природа. С этим не сладишь. Притчей «Война за бабки» ничего не поправишь. Кратко сказано — за детей отцы ответят, а за отцов ответят соседи. Почему же на мысль приходят шатуны-медведи? Не накопили жиру, ежели доказать пытаются правду, на силу ссылаясь. Со стороны видно, делают так, себя только пугаясь.

На новый лад притча о слабости других сложена, называется «Пени Адаму и Еве» она. Будто за грехи Евы человек вынужден страдать, изгнанный из рая — муки претерпевать. Так ли? Давайте представим иначе. Отправим мужика, где накормят его побогаче. Наестся так, что не сможет из-за стола встать, но будет ещё он кое о чём обязательно знать. Есть блюдо одно, скрытое от взора, его не открывать, другого нет уговора. Как поступит мужик? Любопытство победит. Так разве грех Евы он справедливо винит?

Вообще, человек — создание странное, выше нужного требует он. Вечно стенает так, будто живёт и на страдания обречён. Жара не нравится ему, и холод не по нраву. Желает питаться вкусно, и не есть отраву. Работать ленится, комфорт ему подай. Он и Богу скажет: «Новый календарь» создай, хочу без хлопот до скончания дней жить, никогда не горевать, обязательно сытым быть. Сам к тому ничего не в силах предложить человек, о чём неизменно выражает недовольство который уж век.

Человек — не божество, скорее — осёл. Он — идол бога, подобием его быть предпочёл. Он вершит дела, мня за собою право на то, думая, будто он наделённое таким правом существо. А по сути, обратиться к притче «Надутый гордостью осёл» необходимо, дабы увидеть, насколько окружающее оказывается мнимо. Тащил осёл идола, отбивали люди идолу почёт, что видел осёл, и никак того не поймёт, почему он тащит телегу, а люди кланяются ему, значит, такой почёт отдают ослу одному. Так и человек, которому некому по спине дать плетей, потому он считает, что самый достойный почитания из людей.

Такое свойственно, есть на то разумный ответ. Притчей «По трудам на покой» увидим, почему иного выбора нет. С малых лет человеку прощаются его дела, и мать от злых поступков его не уберегла. Из-за попустительства, когда дозволено всё было, выросло из ребёнка такое, что бы лучше в младенчестве бы и убило. Не порицаемый за проступки, выгораживаемый каждый раз, он по кривому пути пойдёт, и будет вором или кем похуже. Это — раз! Во-вторых, обвинит во всём он не общество, желающее его наказать, винить он будет как раз отца и мать. Значит, ребёнок должен знать о плохом, ибо иначе как плохое понять сможет он? Если его от плохого с малых лет не отвращать, будет он злым умыслом себя постоянно противным питать.

Вот пример — притча «Секира». У мужика топор в реку упал. И мужик склонился у берега: о топоре зарыдал. Слёзы ронял, покуда не сжалились над ним боги, взамен дали топор из золота, ведь они к страдающим не строги. Но мужик отказался. Не принял и топор из серебра. Ему нужен тот, что река забрала. И получил топор, который обронил, за что мужик богов возблагодарил. То видел другой мужик, о наживе смекнувший. Топор вроде обронил, может спьяну уснувший. Стал просить богов о золотом топоре, ибо такой желает, да отчего-то именно золотой никто и не предлагает. От такого мужика боги отвернулись, противен он им, пусть остаётся вовсе без топора, коли жадностью полним.

Всякому даётся по заслугам его. Больше не возьмёшь, иначе всё потеряешь. С притчей «Раздел» о том скорее то понимать станешь. Случилась война, кою устроили лев, осёл и лисица, после решившие за счёт поверженных обогатиться. Осёл пожелал поделить на три части добытое в бою, из-за чего он быстро сложил голову свою. Льву не понравились суждения осла, о чём лисица сразу поняла. Горсточки добычи ей вполне хватило. Почему? Смерть осла её от богатств отвратила.

Есть и такое, чему надо особенно учиться. Как знать, в жизни разное может пригодиться. В притче «Два оленя» случилось оленям лужу широкую встретить, порешили преодолеть её, чистыми противоположный берег встретить. Первый олень опасался измараться, шёл он бочком, но всё же слегка вымазался грязью в старании таком. Второй олень наскоком лужу брал, по уши он погрузился, в луже он утопал, и разом выпрыгнул, мокрый весьма, а самое удивительное — шкура его идеально чиста.

Притча «Две крысы» — она про кабак, там одна крыса всё не напьётся никак. А вот притча «Змеи голова и хвост» покажет интересное наблюдение, очень полезное всякому человеку мнение. Разве не замечал никто, как мнит он о чём-то, будто мастер на все руки? Он и в политике мастак, да отчего-то плохо гладит брюки. Он готов армии водить, побед добиваясь, самому себе в том деле без сомнений вверяясь. Но вот яркое сравнение. Не о солдате, генералом мнящем себя. Она о змее, вернее о том, как голова оказалась в районе хвоста. Повёл хвост змею, не различая дороги, не зная ничего, не думая просить подмоги. Ясно должно быть, чем закончится путь для сей светлой головы. К сожалению, омрачившийся гибелью самой змеи.

Не мечтами нужно жить, не снам доверять, надо силы стараться соизмерять. Мало ли мыслей приходит человеку на ум, когда нет в нём веселья, когда он угрюм. Притча «Счастье и сон» пояснит ход мыслей сих, из довольно самых возможно простых. Пример на тему даётся, притчей «Подушка и кафтан» он зовётся. Кафтан перед подушкой храбрился, хозяин с ним недавно напился, деньгами сыпал, не скупился на траты, бедам не бывать, коли насколько они с хозяином богаты. Тому подушка причину знает лучше, ибо она еженощно внимает того богача слезам. Жизнь на широкую ногу понятна, только близок к краху хозяин, что он понимает и сам. Стоит ли радоваться, ежели настолько печально всё? Но каждый видит, что желает видеть, больше не видя ничего.

Вернёмся к ослам, они довольно глупы в Сумарокова притчах. Ещё один «Высокомерный осёл» попался. Отчего-то лев боялся крика петуха. Неизвестно почему, но лев его страшно боялся. Случилось охотиться, лев настиг осла, как раз раздался тогда крик петуха. Задрожал лев, отступил и покорно жертву отпустил. Разумеется, осёл невообразимое о себе возомнил. Стал кричать на льва, преследовал и стращал, покуда петух кричать не перестал. Глупец не ведал, бахвалился чрез меры, ушёл бы сразу, остались бы его кости целы.

Столь же и «Высокомерная муха» в притче есть. Она задумала на воз тяжёлый сесть. Лошак с трудом тот воз тащил, не хватало ему для того сил. Не груз тому причина, муха точно знала, она себя тяжёлой представляла. Узок мир мухи — не будем за то муху судить, ей того не докажешь, её в том всё равно не убедить.

Иного высокомерства заяц о черепахе был, о чём Сумароков притчу «Заяц и черепаха» сложил. Пошла черепаха в Москву, о чём заяц проведал, решив перегнать, а пока он по делам своим бегал. Прошло три месяца, и только тогда тронулся заяц в путь, думая, сможет догнать он черепаху как-нибудь. Да опоздал, черепаха уже в Москве, пускай медленно, но сделала она на благо себе. Посему, ясно итак, не надо спешить, кто спешит — не успеет никак.

На мир всегда нужна глазами смотреть, оценивать возможности и в виду скрытые от внимания обстоятельства иметь. Допустим, как в притче «Обезьяна и медведь» забралась обезьяна на дерево высокое, обозрела всё вокруг, приметив даже самое далёкое. Но стоило вниз посмотреть, смех её пробрал, медведь стался малым, он ей её же хвост напоминал. Смеялась в голос, потешалась, а когда спустилась с дерева, тогда обезьяне и досталось. Мал медведь, пока далеко, а ближе окажется, будет крайне тяжело.

Не смеяться, хвалить нужно. Да не хвалиться, именно хвалить. Надо это запомнить, дабы не забыть. Есть притча «Соловей и кукушка», в ней важная суть, стоит её запомнить, может поможет умом где блеснуть. Случилось похвалиться кукушке, что повторяют все в лесу её кукушки. Кукукают, словно нравится им эта трель. Хочешь в то верь, хочешь не верь. Соловью никто его песню не вторит, значит пение соловья ничего не стоит. Глупа кукушка или нет, соловей не сможет дать ей вразумительный ответ. Пусть не поют, ибо песнь его сложна, а трель кукушки чрезмерно легка.

Не дашь всему ясного разумения. Разного рода бывают впечатления. Вековечных дилемм с избытком хватает. Не решаемых, их всяких знает. Что-то мнится не так, как оно должно восприниматься, ведь вонью от клопа не станут люди восхищаться, им ближе запах розы. Так сложилось. В притче «Ослище и кобыла» похожее случилось. Понравился кобыле старенький осёл, чему тот объяснения так и не нашёл. Он слаб, морщинист, от него воняет… Так чем он тогда кобылу пленяет?

Притча «Ненадобное сено» про излюбленную привычку собак, что лают без причины, ибо нравится им так. Вроде охраняют, не желая охранять, зато шум поднимают, словно кто старался у них охраняемое отнять. Природа собаки такова. В притче «Арап» схожий смысл и похожие слова. Сколько не отмывай в бане чёрного кожей человека: не отмоешь. Скорее кожу сдерёшь, но чёрный цвет не скроешь. И не исправляй, коли тебе не по нраву, всё равно не найдёшь на своё недовольство управу. Не нравится авторам критика, не любит красавица отражение в зеркале, овцам волк противным кажется. Разных примеров привести можно, если кто продолжать список этот отважится.

Притча «Лекарский слуга», а сути будто и нет. Зато в притче «Порча языка» скрыт долгожданный ответ. Послушайте, жил-был пёс, он лаял подобно псам, и вот он ушёл, стал бродить по лесам. Прибился к медведям, стал среди них жить, собачий язык на медвежий сумел он сменить. Бродил после, прибился к волкам. По-волчьи научился он выть там. Вернувшись домой, решил порядки новые ввести, ревя и воя круглые дни. Его собаки отказывались понимать, не знали они, зачем им чужие порядки соблюдать. Сей пёс презираем оказался, вскоре и с жизнью расстался. Понятно о чём Сумароков намекал, он так галломанов притчей пугал.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Александрия (II-III, XIV-XV)

Александрия

Имя Александра Македонского многое значило и продолжает иметь значение для народов Запада и Востока. Покоритель мира, как принято было прежде считать. И пусть тот мир оказался в границах греческих полисов и Персидской империи. Главное, умами этой территории владели крупные государства, заложившие основы просвещения. Будь то Римская империя, Византия или арабские халифаты. Сквозь время дошла память о деяниях полководца, окружённого тайнами. Имеется труд, неизвестно чьему перу принадлежащий, поэтому обычно приписываемый Каллисфену, либо Псевдокаллисфену. Первоначальный источник текста не сохранился. Приблизительным периодом создания считается II или III век. Значительный интерес имеет сербская редакция, имевшая хождение на Руси. Её создание относится к XIV или XV веку.

Жизнеописание Александра начинается незадолго до его рождения. Те события происходили в Египте, где правил Нектанеб II, последний из автохтонных фараонов. Он укреплял государство, благоволил жрецам, но уступил персидскому вторжению, предпочтя уйти странником в Грецию, пообещав вернуться через тридцать лет и восстановить утраченную власть. Преемственность правителей, ведущих происхождение от богов — особенность мышления монархических держав прошлого. Поэтому читатель примет со снисхождением тот факт, что отцом Александра являлся не Филипп, а именно Нектанеб, пришедший в Македонию и позволивший забеременеть бесплодной Олимпиаде. Даже есть свидетельство, будто тайна раскрылась в тот момент, когда ещё неизвестный отец убеждал юного Александра, будто смерть ему суждено принять от рук собственного сына, как сразу был сброшен с высоты, чем и доказал правоту своих слов.

Становление Александра — действительно похоже на сказку. Он быстро покорил греческие полисы, создал стотысячное войско, продолжил путь в сторону Египта и Израиля, где намеревался отринуть веру в богов-олимпийцев, приняв над собою покровительство единого Бога. С этого момента читатель станет внимательнее относиться к тексту, понимая, такое вкрапление могло попасть когда угодно, в том числе и в момент первого написания, либо посредством арабского трактования легенд об Искандере. Так или иначе, даётся представление об Александре, как о верном духу иудейских, христианских или мусульманских традиций. В дальнейшем никто не сможет заставить его вернуться к вере предков.

Исторически известно, Александр покорит Персию, но остановится перед Индией. Возможно, то связано не с какими-то особыми обстоятельствами, просто его соратники могли потребовать остановить продвижение, дав время для отдыха. Скорая смерть Александра так и не позволила его планам получить развитие. Тогда стали придумываться различные происшествия, будто бы имевшие место после завоевательных походов. Тут у какого народа какая имелась фантазия. Допустим, у арабов Искандер покорил едва ли не всю Вселенную, сумев одолеть живших на севере гипербореев. В «Александрии» более показаны удивительные земли с не менее удивительными существами, в том числе и Райский остров, где некогда жили первые люди — Адам и Ева.

Но как же умер Александр? «Александрия» даст на то своеобразный ответ, будто он принял яд из рук лекаря, которому всегда доверял, даже тогда, когда понимал, что подносимое ему отравлено. Но почему он на то согласился? И тут дана не совсем понятная формулировка. Якобы Александр допустил над собой власть женщины, с чем он никак не мог смириться, предпочтя уйти победителем, но не побеждённым.

Разбираться с подлинно тогда случившимся нет смысла. Достаточно домыслов и предположений. Важен факт завоевания Александром всего известного грекам мира. Удалось сломить сильного соперника, каким являлась Персидская империя. Уже за это имя македонского царя навсегда останется в истории.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Повесть о создании и попленении Тройском (начало XVI века)

Повесть о создании и попленении Тройском

Греческая мифология не могла быть чем-то особенным для населявших Русь людей. Если сделать поправку на монгольское вторжение, уничтожившее все прежние достижения, тогда только получится согласиться, будто пришлось всё собирать заново по крупицам. Даже сказание о Трое могло стать известным через художественные изыскания, автором которых за несколько веков до того явился итальянец Гвидо де Колумна. Учитывая монументальность оригинального произведения, русский перевод скорее принял форму краткого содержания.

Вообще, греческая мифология — особого рода информация, имеющая достаточное количество моментов, позволяющих считать её самодостаточной. Стало то результатом деятельности непосредственно греков, создававших в числе прочих и трагедии, становившиеся обязательной составной частью будто бы имевшего место быть когда-то. Последующим поколениям писателей, к грекам имеющим опосредованное отношение, осталось паразитировать на доступном их вниманию материале, без привнесения новшеств. Ежели добавить ничего не получалось, оставалось заново изложить.

Что же было в глубокой древности? Пять царей строили Трою, покуда не сел царствовать Троил, доведший возведение города до конца. У него родился сын, названный Приамом. Жене Приама приснится сон, будто её дитя станет причиной гибели Трои. С колыбели прозываемый Парижем, ребёнок под именем Александра отправится в иные земли. Дальнейшее — игра фортуны. Не боги сойдутся в отстаивании своих интересов, а волшебники и волшебницы. Именно между ними вспыхнет спор вокруг золотого яблока. Обречённый сделать неверный вывод, Париж похитит Елену. После начнётся война. Результатом чего и станет заранее предсказанное попленение Тройское.

Мифология краше, она сама по себе краткое содержание литературы древних греков. О чём пространно писали от Гомера и далее, в кратких выжимках передавалось дальше, становясь источником для нового вдохновения. Прежние истории обрастали деталями, воссоздавая иное представление о былом. Приходилось отсекать лишние сюжетные линии, предпочитая свести войну всё к той же «Илиаде», забывая о том, что Троянская война длилась дольше, нежели то оказалось представленным Гомером. Для красоты слога повествование укоротилось до самых эпических событий, тем побуждая воображение читателя дорисовывать представляемые ему сцены.

Но раз некий русский муж решился отобразить вкратце историю Трои, приходится принять именно его видение. Будет на страницах и принесение Агамемноном в жертву дочери, и троянский конь, и даже такой эпизод, довольно нетипичный для понимания, видимо являющийся неким назидательным содержанием, вроде расправы Менелая над изменившей ему Еленой и её любовником Лжеалександром: их головы окажутся срублены мечом. Если бы не подобное окончание повествования, быть «Повести о создании и попленении Тройском» заурядным литературный трудом, вольным переводом, без привнесения изменений в изначальное представление о заложенной в греческие мифы информации.

В самом деле, читатель встречал различные сведения о произошедшем после пленения Трои. Оказывалось и так, будто Елены там и не было, вместо неё присутствовал дух, тогда как она сама томилась от ожидания прибытия мужа в Египте. В таком случае получается, не мог Менелай казнить жену, обезглавив лишённое плоти тело. Это не имеет существенного значения. Представленные события всё же трактовались в угоду представления непосредственно читателя. Ежели ему не было известно описания судеб задействованных в повести лиц, он делал различные выводы, редко находя в собственных суждениях зерно истины. Но ужаснуться от расправы ему всё же пришлось.

В качестве памятника именно литературы Древней Руси сей труд не назовёшь. Он действительно имел хождение, к нему обращались и могли считать за повествующий об истинных событиях. Но всё же это прежде всего краткая адаптация романа итальянского писателя.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

1 45 46 47 48 49 103