Author Archives: trounin

Иван Козлов «В крымском подполье» (1947)

Козлов В крымском подполье

Иван Козлов встретил агрессию Третьего Рейха, находясь на лечении. Будучи лишённым здоровья, он практически остался без зрения, вследствие чего пребывал на излечении. Как ему следовало поступать? С юных лет он не мыслил себя без борьбы, выступая за революционное движение с 1905 года. Он был хорошо знаком с образом сопротивления из подполья. А теперь его знания могли и не пригодиться, так как разве кто-нибудь будет надеяться на помощь больного человека? Иван Козлов имел твёрдую уверенность — от его помощи не откажутся. Ему предстояло вернуться в Крым, где он до того долгое время жил. Как раз через Крым ожидалось массированное продвижение немцев, отдавших полуостров на откуп румынам, кому Крым обещался в длительное владение. Обо всём этом Иван Козлов рассказал в книге воспоминаний, придав повествованию вид размышлений и художественной прозы.

Когда советские люди покидали Крым, кому-то следовало остаться. Иван Козлов убедил в необходимости создать для себя репутацию неблагонадёжного человека. Он обязывался устроиться в рыбное хозяйство, работать из рук вон плохо, ещё и открыто выражать симпатии немцам. Вполне очевидно, подобного работника коллектив люто возненавидит. Зато, ведь для того Иван Козлов такую деятельность вёл, агрессор может возложить на него некоторые обязанности, благодаря чему получится иметь большую осведомлённость об его намерениях.

Иван Козлов открыто рассказал, каким образом налаживалось сопротивление. Но особенно выделил крымских татар, оказывавших своеобразную помощь — они едва ли не в полном составе становились пособниками немцев, всегда выдавая места расположения партизан. Об иных случаях Иван Козлов не знал, поэтому обошёлся без оговорок. Имея подобного врага в своём стане, подполье оказалось обречено на поражение. После взятия немцами Севастополя, партизанское движение в лице Ивана Козлова расформировали. Сам Иван Козлов был отправлен в Бийск, где ему в течение года предстояло работать на заводе в числе партактива.

Как вернуться в состав подполья? Ивана Козлова не желали слушать, указывая на необходимость присутствия в тылу. И только при успехах Красной Армии, при должном вскоре последовать освобождении Крыма от оккупации, Ивану Козлову разрешили вернуться к подпольной деятельности. Теперь он находился среди партизан, более выполняя функции наставника, нежели участвуя в разведывательных мероприятиях или в проведении деструктивной деятельности. Сам Иван Козлов отметил, насколько он пригодился в качестве человека, отлично владевшим мастерством сапожника.

Ещё один момент, обязательный к упоминанию, рассказ про доброту партизанского движения, никогда не допускавшего зверств в отношении пленных. Наоборот, о людях проявляли заботу, сытно кормили и освобождали. Делали это ради желания показать, насколько немецкая пропаганда лжива, рассказывая про русских страшные истории, будто бы зверствующих над всяким, кто попадался им в руки. Тут если и можно о чём сообщить, то явно с немецкой стороны рассказывали схожие истории. Ничего с этим не поделаешь, всякая сторона старается показать себя лучше противной. Опять же, остаётся так думать, Иван Козлов видел лишь проявление доброты и никогда не становился свидетелем зверств, если верить его словам.

Примерно об этом и рассказывает Иван Козлов в книге воспоминаний. Нет смысла в критическом рассмотрении или в анализе текста, нужно принять повествование за данность. Для Ивана Козлова война была именно такой, и об этом он постарался рассказать. В любом случае, сообщать информацию другого содержания он не мог, по причине того, что не хотел, либо вовсе — со своей стороны он оказался максимально правдивым.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Константин Аксаков «Опыт русской грамматики» (XIX век)

Аксаков Опыт русской грамматики

Какой труд Константина Аксакова принято считать за основной? Видимо, речь про «Опыт русской грамматики». Только стоит ли его за таковой принимать? Впервые данный труд опубликован после смерти автора в составе трёхтомника, изданного Иваном Аксаковым. Перед публикацией он тщательно проверялся лингвистами, чтобы не допустить в печать несуразностей. Опасение Ивана должно быть понятным, Константин оставил черновик, текст которого не структурировался. Более того, труд не являлся законченным. Для ознакомления была доступна лишь первая часть. Значительное место отводилось вопросу превосходства церковнославянского языка и сравнительным характеристикам между разными языками.

С первых строк Константин говорил про Бога, давшего людям слово. Каким оно было? На каком языке Бог говорил с первыми людьми? Вполне очевидно, на единственном. Уже после, в связи с расселением человечества, один язык разделился на разные, и чем далее во времени, тем всё более отличаясь от некогда единственного. Следовательно, из единственного должны были выделиться праязыки, одним из них следует считать церковнославянский, общий для всех славян и при том для них чуждый. Но Аксаков всё-таки брался рассматривать русский язык, не забывая то и дело ссылаться на праязык.

Зачем вообще сравнивать языки? Этим занимается целое направление лингвистики — сравнительное языкознание, родоначальником его являлся современник Константина — немец Франц Бопп. Впрочем, анализировать языки пытались во все времена, даже в самые древнейшие. Если далеко не ходить, достаточно сослаться на Екатерину Великую, любившую заниматься сравнением слов из разных языков, стремясь сделать вывод о близком родстве абсолютно всех национальных говоров. Похожую работу провёл и Аксаков, но уже не в части «Опыта русской грамматики», а в качестве сравнительного взгляда на языки индоевропейские и им соплеменные, где проводились постоянные ссылки на труды Франца Боппа. По сути, это стало не самостоятельным исследованием, а критическим осмыслением.

Возвращаясь к русскому языку, Аксаков думал разобрать на составляющие каждую букву, вычленить из неё звук, обсуждая и его значение. Особо Константин выделял твёрдый знак, он же «ер». Такой буквы, не имеющей звука, не было ни в одном языке мира, за исключением того же болгарского. Константин видел определённый сакральный смысл в её использовании именно в русском языке, особенно в тех положениях, где она не несёт какого-либо значения. Впрочем, если уж и говорить о сравнительной лингвистике, то схожее значение твёрдости на конце слова сохраняется в системе пиньинь (запись символами латинского алфавита китайских иероглифов), где слог, оканчивающийся на «ng» имеет твёрдое окончание «н», тогда как оканчивающий просто на «n» смягчается — «нь». Получается, китайский «g» на конце слога аналогичен дореформенному твёрдому знаку в Российской Империи, поставленному в позицию на конце слова.

Разобравшись с важным значением «ера», Константин показал, каким образом слово в русском языке разделяется на предлог, корень, суффикс и окончание, далее углубляясь в разбор более сложных понятий, вроде рода, числа, падежа, склонения и прочего. Далее имени Аксаков не тронулся, поэтому он не разбирал ни глагол, ни прилагательное, ни выбрав из прочего.

Может показаться, Аксаков стремился сделать грамматику проще, чтобы её смогли понимать все, настолько отвлечёнными были его рассуждения, скорее похожие на философические размышления, вместо лаконичной демонстрации возможностей языка. Но дабы это понять, нужно уже обладать умением чтения, иначе каким образом знакомиться с трудом Константина? Так или иначе, начатое дело до конца Аксаков не довёл. А если бы и довёл, сомнительно, чтобы его наработками стали пользоваться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фернан Кабальеро «Долог век, да недолговечно счастье» (1849)

Испанская новелла XIX века

Почему в литературе зло всегда порицается, тогда как в жизни — оно скорее ставится в заслугу? И почему в литературных сюжетах злодеи плохо кончают, а в жизни спокойно доживают до старости? Может по той причине, что литература должна воспитывать человека? Только способна ли воспитать? Если на страницах видеть одно, в действительности — другое, возникают вопросы, пропитанные недоумением от происходящего. Но иногда в литературе злодеи не испытывают дискомфорта, вполне успешно доживая дни, либо оказываются перед обстоятельствами, которые довольно отдалённо позволяют сказать о наступлении расплаты. Фернан Кабальеро предложила проследить за жизнью одного злодея, чей век поистине был долог, и горизонты перед ним открывались блестящие, да старые грехи всё равно дали о себе знать, вследствие чего его уверенная поступь обязана была привести к гибели.

Начало истории — это описание Хереса, прекрасного города, где будет рад жить каждый. Там имел резиденцию скопидом, чей сын отправился служить в армию, так как отец не пожелал откупаться от жребия. Военная служба окажется в тягость, сын сбежит, вместе с ним в самоволку уйдёт товарищ. Сразу нужно сказать, как раз товарищ и явит подлинное злодейство, поскольку по ходу повествования убьёт отца армейского товарища, сбежит в Южную Америку, уже там сделает блестящую военную карьеру, и он же окажется в числе судейской коллегии, должной решить, стоит ли приговаривать сына за убийство отца. В том и заключается главный грех злодея, вынесшего смертный приговор за деяние, которое он совершил сам. Несмотря на лаконичность изложения, Фернан Кабальеро писала с подробностями, переплетая судьбы людей на разных континентах. Например, у обвинённого в убийстве был брат — священник, прознавший от подлинного убийцы об им совершённом преступлении. Несмотря на ставшее известным, священник будет молчать, не раскрывая обстоятельств и в момент суда, не решаясь нарушить тайну исповеди. Подобных включений в повествовании читателю даётся достаточно.

Казалось бы, прежние времена — вольготная пора для совершения преступлений. Если жил неправедно в одной стране, то в другой сможешь начать с чистого листа. Фернан Кабальеро настаивала на обратном. Злодея узнали сперва на одном континенте, после его сущность раскрыли уже в Испании, даже в Северной Америке нашлись те, кто признал в нём человека, чья слава окрашивалась дурными тонами. Куда бежать дальше? Кажется, писательница не могла пожелать отправить злодея далее доступных её пониманию частей света, поскольку в Азию или Африку отправлять казалось бессмысленным, да и не нашёл бы там себя злодей, так как не всякий способен перестроиться на существование в разительно отличающейся среде. Потому и стало лучшим выходом — прекратить мучения злодея принудительно. Как? Допустим, он мог пасть жертвой в пьяной стычке. Кажется, вполне справедливо для того, кто брал от жизни всё, не задумываясь над необходимостью восполнения чужих утрат.

Читатель скажет, будто подобный сюжет — удел литературы. Вполне можно с этим согласиться. А если за основу брался сюжет из жизни? И с этим можно согласиться. Останется думать, Фернан Кабальеро красиво, пускай и печально, изложила обстоятельства жизни, показывая неизбежность потерь для слабых или сильных духом, так и для прочих, кто живёт ради достижения сиюминутного счастья. Омрачает осознание горестного существования людей, кому суждено страдать от злокозненности поступков других. На страницах произведения злодей убил отца семейства, приговорил к смерти его сына, подспудно послужил причиной ухудшения самочувствия ещё одного члена семьи, умершего от расстройства чувств.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фернан Кабальеро «Тёща дьявола» (1849)

Испанская новелла XIX века

Познакомимся со сказкой от испанской писательницы, творившей под псевдонимом Фернан Кабальеро. Повествование коснулось сюжета, ставшего привычным для европейской литературы, за полвека как только не обыгранного. Речь про явление тёмных сил к человеку, причём в том же саркастически-надменном тоне, когда одно из самых могущественных существ христианской мифологии уподобляется мелкой служке, с которой способен справиться кто угодно, обладай он хотя бы малым количеством силы или хитрости. На этот раз никто — почти никто — не пожелает заключать соглашение с дьяволом, за счёт чего обретая могущество. В Испании требовалось другое, чтобы для девушки нашлась хорошая партия, достойная её, а также всей родни, каковая может у девушки быть. Да вот не повезло девице с мамой, больно острой на язык. Додумалась ведь она однажды пожелать дочери в мужья чёрта… И вот он явился с намерением жениться.

Может мать и не была бы столь опрометчива, только амурные мысли юной девы ей совсем надоели. Дочь окончательно отбилась от рук, постоянно пребывая в мечтах о бравых кабальеро, а то и о ловких матадорах. Попроси её помочь по хозяйству, неделю не дождёшься. Однажды мать обронила на себя чан с щёлоком, тогда-то и пожелав дочери чёрта в мужья. На удивление, пришедший в гости посланник ада оказался бледен и холоден кожей, чрезмерно жеманен. Чем не типичный представитель из рода чертей? Остаётся думать, жениться явился чёрт из последних себе подобных. Да вот в дальнейшем окажется иначе — вместо чёрта приходил сам дьявол, подлинно надумавший жениться. Как же быть? Женская хитрость придумала способ уберечь дочь от замужества — почти уберегла.

Если снисхождение дьявола до человека не является фантастическим сюжетом, поскольку, согласно религиозных представлений, вполне обыденное явление для человеческого мира, то умелое обращение с дьяволом — подлинная фантастика. Откуда-то будущая тёща ведала, каким образом можно справиться с повелителем ада. Ещё и знала, с помощью чего его можно изловить. Оставалось дело за малым, чтобы дочь напугала дьявола в момент перед наступлением брачной ночи, вследствие чего чёрт уменьшится, дабы сбежать через замочную скважину. Вот тогда он будет изловлен, закупорен в бутылке и оставлен в горах на десять лет. Чёрт подлинно был дьяволом, так как в мире на это время воцарилось спокойствие — никто никого не обманывал, не думал о войнах, люди напрочь позабыли про злобу и ненависть. Немудрено, что солдат пришлось распускать по домам, так как даром есть хлеб им не полагалось.

Сказка должна была продолжаться. На радость чёрта через горы шёл солдат. Он заприметил существо в бутылке, быстро разгадал сущность дьявола, решив выторговать для себя обеспечение. Читатель должен сразу понять, более тёща в сюжете не появится, но дьявол то и дело будет поминать её за хитрость. Однако, обращаться с дьяволом в сказках всегда легко. Допустим, солдат не отпускал дьявольский хвост, благодаря чему не позволял дьяволу ускользнуть от исполнения обязательств. А чего именно хотел солдат? Вполне понятно, постоянный пансион в твёрдо обозначенной ценности, может и невесту королевских кровей. Имей бы он желания попроще, дьявол мог освободиться быстрее. Впрочем, он не желал ничего выполнять. Поэтому читатель знакомится с хитростью солдата, благодаря чему чёрт останется с носом, зато солдат заслужит награду. Только вот стоило ли то, чтобы дьявол продолжил куражиться над человечеством дальше?

Вполне себе сказка, кому-то и она способна прийтись по душе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дмитрий Мережковский «Иисус неизвестный» (1932-34)

Мережковский Иисус неизвестный

Верующим можешь быть, но от рационального подхода к осмыслению не должен отказываться, либо обязан согласиться на совсем уж фантастические допущения. Будем считать, Христос некогда действительно жил, причём именно так, как о нём рассказывали впоследствии. Но даже если так, это не означает, будто нужно довериться некогда написанному, благодаря чему мы воспринимаем прошлое. Всегда нужно рассматривать любое положение с нескольких сторон. Как раз Мережковский и предложил трактование былого, опираясь на очевидное. Например, тот же Лазарь, которого якобы Христос воскресил, в действительности мог живым лечь в гроб, чем поспособствовал удивлению от будто бы воскрешения. А как всё-таки Христос разделил скудное количество хлеба перед многими страждущими, каким образом превратил воду в вино? Довольно странно, если люди собираются в дальнюю дорогу и не берут с собой припасов, либо в округе никто не торговал едой. Поэтому, что вполне логично, люди накормили сами себя, тогда как история о том обросла допущением в виде легенды.

Как воспринимать Христа? Воплощением Бога, сыном божьим или простым человеком? Дмитрий старался найти ответ, придя к единственному заключению — всё зависит от того Евангелия, к тексту которого пожелаешь приобщиться. Ежели в версии Марка Христос являлся человеком, то у Луки он более обожествлялся. Есть ещё Евангелие от Иоанна, которое на самом деле написано не апостолом Иоанном, а старцем, никогда не являвшимся учеником Христа. Помимо официально одобренных церковью свидетельств, существуют источники, изучаемые отдельно, чаще подвергаемые сомнению.

Что же известно о Христе? О нём рассказано много, вместе с тем — мало. Источники сообщают немногое о детских годах, о крещении, затем пустота, вплоть до короткого отрезка перед смертью. Евангелисты не стали заполнять информационный вакуум, этого же остерегались христиане и прочие на протяжении последующих тысячелетий. Поныне беллетристика редко касается жизни Христа, скрытой от внимания, вероятно боясь допущения вольных измышлений. Однако, существуют источники, вроде «Тибетского сказания». Но даже Мережковский не позволил себе устанавливать связь между христианством и верованиями Индостана. Раз ничего не сказано, лучше не тратить время на измышление обстоятельств. И это в той же мере странно, поскольку история не существует вечно, изменяющаяся в связи с потребностью современного дня. Касательно жизнеописания Христа перемен всё равно не происходит.

Мережковский не был совсем честен, будто собирается сообщить о малоизвестных фактах. Вся его работа — анализ источников, послуживших пищей для размышления. Он опирался на всякую информацию, которой располагал. Разумеется, основа для анализа — канонические тексты. Ветхий Завет Дмитрия интересовал слабо, зато к Новому Завету проявил пристальное внимание. На нём и строились основные предположения, основанные на критическом восприятии сообщаемого. К чему тогда Мережковский стремился подвести читателя? К мысли о том, что сообщаемое — не всегда соответствует действительности. Пусть Евангелия писались спустя четверть века и более после казни Христа, были и такие из них, на свой лад трактующие некогда происходившее, как то же в исполнении Иоанна.

Размышляя о жизни Христа и о его божественном значении, Мережковский сбился на философические рассуждения. Несмотря на приписываемое Дмитрию почитание божественного, в «Иисусе неизвестном» он выступал в качестве беспощадного критика, опровергающего едва ли не всё, написанное про Христа. Почему он так поступал? Вероятно, к нему пришло осознание, насколько его собственные представления расходятся с общепринятым мнением. Раз так, требовалось сказать веское слово, чем и стал «Иисус неизвестный» — вполне себе Евангелие от Дмитрия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Густаво Адольфо Беккер «Зелёные глаза» (1861), «Лунный свет» (1862)

Испанская новелла XIX века

Время легенд никогда не пройдёт. Оно и к лучшему. Пусть люди продолжают сочинять прекрасные истории, где вымысел кажется очевидным, вместе с тем являясь отражением возможно некогда происходившего. В испанской литературе есть автор Густаво Адольфо Беккер, оставивший в память по себе у потомков ряд легенд, в которых показывал склонность человека к обособлению от общественных устремлений. К сожалению, вклад писателя мог быть значимее, но он умер молодым, не достигнув тридцатипятилетнего возраста.

Если брать для рассмотрения легенду «Зелёные глаза», то видишь сходство со множеством повествований, связанных со стремлением мужчин к желанию обрести близкое знакомство с прекрасными сторонами женской натуры, которые и становятся для них гибельными. Отсылать можно как к древнегреческим мифам о богах-олимпийцах, так и к героям эпических сказаний, вроде Одиссея, постоянно подпадавшего под чары, то сладкоголосых сирен, то нимфы Калипсо. Более примечательной получится отсылка к балладе Иоганна Гёте «Рыбак», где описывалась похожая история. Но, если искать отсылки к мифологии, во многих культурах можно найти сказания о девах, обитающих на дне водоёмов, желающих завлекать мужчин в объятия, тем самым их убивая. Причём, надо иметь это в виду, не всегда легенды хорошо известны, чаще оставаясь уделом ценителей данного вида литератур.

Что происходит у Беккера? Он описал бравого рыцаря, готового на охоте идти вслед за оленем, поскольку обязан его застрелить. И вот погоня должна быть прекращена, олень ушёл за ручей, который, по поверьям, запрещено пересекать, ибо о том гласило убеждение, всеми соблюдаемое. Рыцарь не согласится останавливать охоту, продолжит настигать оленя. Вскоре он вернётся понуренным, рассказывая историю об удивительном образе, взиравшем на него из ручья. С каждым последующим днём рыцарь будет становиться всё печальнее, пока не решит идти к ручью, чтобы снова взглянуть на пленивший его образ. Перед ним предстанет девушка, она привлечёт его к себе, они вместе погрузятся в воды ручья. Вполне очевидно, рыцарь окажется утопленником, только об этом обстоятельстве Беккер повествовать уже не стал.

Похожая легенда — «Лунный свет». Читателю предлагался отпрыск голубых кровей, обязанный стать могучим воином, стяжающим славу на полях сражений. Да вот не ценил отпрыск боевой доблести, обладая стремлением к прекрасному. Его больше интересовало изобразительное ремесло в любом проявлении, нежели прочее. Однажды ему в дали привиделась прекрасная девушка. Он настолько восхитился её обликом, что бросился на поиски. Прибыв на место нахождения, девушку он не застал, но всё-таки уловил момент краткого появления в близких пределах. Снова бросился её настигнуть, и вновь она ускользнула. Тогда он разглядел, как девушка отплывает на лодке на другой берег. И снова он стремился настигнуть беглянку. Когда же пришёл к дому, где девушка должна была жить, ему сообщили, что таких тут нет — дом принадлежит богатому человеку. Два года пройдёт с того момента, отпрыск будет чахнуть в тоске. Как-то вновь промелькнёт её образ перед глазами, только тогда он поймёт, кем девушка являлась в действительности — лунным светом.

Поняв горькое осознание заблуждения, он уподобится безумцу, для которого важнее станет пребывать одиноким, нежели общаться с людьми. Когда его в том укорят, он укажет на все человеческие заблуждения, являющиеся лживыми. Нет ни любви, ни признания силы, ни славы — всё это лишь ложь и обман, за чьё обладание не стоит бороться. Был ли он безумным в своих мыслях? Все думали, будто подлинно стал сумасшедшим, тогда как Беккер скорее бы согласился, что он не потерял, а как раз обрёл разум.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любко Дереш «Поклонение ящерице» (2002)

Дереш Поклонение ящерице

Есть два литературных слова, вызывающих отвращение у человека, если оные к нему применять. Речь про выражения «тварь» и «мразь». Ежели «тварь» — это отсылка к библейским сюжетам, поскольку всякое живое существо является творением божьим, тварью. То «мразь» — обозначение людей, которых следует презирать из-за присущей им низменности. Поэтому, к слову «тварь» следует относиться снисходительно — ничего в нём нет зазорного. Оттого ведь и сказал Достоевский про право, какое может иметь каждая тварь, либо дрожать перед обстоятельствами, не смея сказать ничего против. А вот если в «Преступлении и наказании» такое определение применить к слову «мразь», тогда значение поменяется прямо до противоположного, когда общество укажет мразям на полагающееся для них место, то есть туда, где устанавливается параша для справления физиологических нужд. Собственно, Дереш взялся повествовать про мразей!

Читатель не сразу поймёт, насколько является зашоренным сознание представленных вниманию героев повествования. Они не видят ничего, кроме ограниченного шорами пространства. Кажется, проблематика не выйдет за рамки дозволенного. То, что украинцы с ненавистью относятся к русским — существующий с давних пор элемент обыденности. Никуда не денешь из истории многовековое нахождение в круге интересов Речи Посполитой и, совокупно, Великого Княжества Литовского. Это наложило серьёзный отпечаток на самосознание. Теперь, не желая продолжать находиться в сфере интересов поляков и русских, украинцы отчаянно провозглашают гимн присущей нации уникальности. Этого никто оспаривать не станет — каждый народ имеет право на уважение со стороны других. Но возьмём во внимание и такой факт, что большинству поляков, как и русских, нет дела до Украины и её внутренних процессов, тогда как едва ли не каждый из украинцев не проживёт дня, не обратив мыслей на тех же кацапов, как они презрительно называют жителей России. Причём тут это и книга Любко Дереша? Хотя бы на том основании, что в начале книги для героев повествования не существует других проблем, кроме как дум о подлой сущности русских, на государство которых обязательно следует совершить крестовый поход. Впрочем, автор показывал читателю, насколько данные мысли эфемерны, так как, на самом деле, на страницах для украинца нет значения до чего бы то ни было, ведь и смерть родных людей они воспринимают за неизбежное, о чём можно впоследствии вовсе не вспоминать.

«Поклонение ящерице» Дереш написал за месяц. Будем думать, так он скоротал летние каникулы. А о чём писать, кроме как не о наболевшем? Ладно, подпитавшись ненавистью к России, Любко предлагал читателю сюжет иного рода — эротический. Половая близость людей описывается на страницах с тем же азартом, каким образом поступали анонимные авторы, чьи экзерциции и поныне получится найти в свободном доступе, ежели кто возжаждет вдохновиться чужими эротическими фантазиями. Даже думается, Дереш не оставался в стороне, внося собственный вклад. Но не станем того утверждать однозначно, хорошо понимая, если есть возможность прославиться за счёт умения складывать слова, тогда лучше прославиться, нежели кропать в пустоту, удовлетворяясь сугубо фактом чтения твоих трудов.

Есть и другие мотивы в произведении, вроде наркомании и увлечения творчеством Лавкрафта. Только сильное впечатления для читателя оставит завершение «Поклонения ящерице», когда Дереш открыто посмеётся над «Преступлением и наказанием» Достоевского, герой которого терзался муками после убийства людей, называя себя той самой тварью. А вот у Дереша герои повествования упиваются фактом совершённого убийства, будто они много выше, нежели Родион Раскольников, достойный одного презрения. Что же, мрази — они и есть мрази.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любко Дереш «Культ» (2001)

Дереш Культ

Нет, мир не создан для человека. Нет, мир не создан для жизни. Мир — это скопление каменных глыб, не имеющих способности проявлять сочувствие к страданиям других. И только человек, являющийся подлинным воплощением сущности мира, стремится заявить о праве на несогласие, провозглашая торжество гуманности. Подобную систему ценностей стоит признать шаткой, так как она рушится при самом лёгком касании, особенно в восприятии молодых людей, чей разум лишён способности соизмерять должное быть с тем, как они хотят то видеть. Если брать для примера проявление начала творческой активности Любко Дереша, на момент издания первой книги остававшегося несовершеннолетним, видишь ситуацию, которой найдёшь множество объяснений. Однако, за основу примем авторское стремление к иному осмыслению ему доступного пространства — он хотел больше, нежели дозволялось. Поэтому, на первых порах, главный герой его произведения — последователь учения Кастанеды, ежели не в плане стремления породниться с нагвалем или использования практики неделанья, то точно в качестве искателя средств для открытия умения познавать сокрытую от человека грань бытия. Любко сам предупреждает читателя об опасности приёма внутрь наркотических веществ и галлюциногенных грибов или препаратов — попадёшь в реанимацию, вдруг тебя успеют туда доставить.

Другая сторона повествования — своего рода жестокость подростков к себе и окружающим. Как тут не вспомнить дебютный роман Рю Мураками, где описывалось отношение японских подростков к свободному образу жизни, когда они принимали наркотики, нисходили до развратных сексуальных отношений, представая перед читателем в образе падших созданий, вместо людей показывались существа, только и существующие во имя заполнения всех отверстий организма. У Дереша описывается схожее, но не в столь отвратительных чертах. Всё-таки, и это должно в какой-то мере радовать, Любко не опускался до чрезмерностей, пусть и сообщая об обстоятельствах, способных шокировать читателя.

Точку в восприятии юных опытов автора поставит чрезмерное присутствие отсылок к Лавкрафту. Вполне очевидно, Дереш шёл по пути наименьшего сопротивления, вдохновляясь творчеством других. Отнюдь, это не ведёт писателя в бездну. Наоборот, он учится говорить художественным словом, дабы после приступить к написанию историй, аналога которым не существовало. Насколько таковое суждение применимо к автору «Культа»? Вполне очевидным станет ответ: будущее покажет.

Конечно, Лавкрафт видится интересным, создателем вселенной первозданного ужаса. Почему бы не вдохновиться и не связать реальность с вымыслом? То не станет затруднением, если под рукою методики от Кастанеды, прямо призывавшего для лучшего восприятия иной реальности использовать соответствующие средства. Но есть и другие методики, которым Кастанеда уделял много времени — речь про осознанные сновидения. Вот с этим гораздо проще, когда, всё тобою желаемое, находит воплощение, позволяя становиться полноправным участником происходящего действия или оставаться сторонним наблюдателем.

К окончанию повествования Любко обретёт уверенность в умении рассказывать нестандартные для восприятия истории. Напоследок он сообщит о происшествии между преподавателем и ученицей, в результате чего, вполне очевидно, участники бойни испустят дух, причём в красках, должных понравиться ценителям расчленёнки. Но и это не всё. Зачем-то Дереш заставит главного героя страдать от лицезрения горя близкого ему человека, всего-то принудительно лишив конечностей.

Теперь возникает вопрос, насколько следует допускать до чтения «Культа» подростков, учитывая факт написания книги несовершеннолетним? Вполне занимательное должно получиться рассуждение с вполне логичным однозначным выводом. Что до прочего — «Культ» лучше считать за вольные фантазии юного автора, пожелавшего сообщить о казавшемся ему важным. Впрочем, исходя из некоторых сцен, Любко писал по приколу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мариано Хосе де Ларра «Вымогатели, или Поединок и смертная казнь», «Ночь под рождество 1836 года» (XIX век)

Испанская новелла XIX века

Почему бы не поговорить про толкование необходимости соблюдать законы, когда достигается взаимная договорённость об ином их осмыслении, при этом не оказывая влияния на применимость закона к прочим людям. Допустим, два человека договариваются о дуэли. Они решают провести поединок, по результатам которого одному из них предстоит быть убитым, при этом данное обстоятельство всячески фиксируется. Разумеется, законопослушные граждане понимают — убивать нельзя, даже при достижении взаимной договорённости, поскольку это противоречит сути закона. А вот люди, привыкшие жить, не обращая внимания на прочих, всегда готовы идти против общественных устремлений. Хотя, есть своего рода правда в таком обстоятельстве, когда человек должен получать право на исключение из общих правил. Увы, над человечеством царствует стремление к ложной гуманности, вследствие чего ни одна из договорённостей, вступающих в противоречие с законодательством, никогда не может быть одобрена. С этим не поспоришь. Однако, послушаем, о чём мог размышлять невольный убийца, пошедший против общества, тогда как убивал, пребывая в осознании ненаказуемости поступка.

Чем вообще является общественное осуждение? Запрещая убивать людей, общество само не придерживается гуманности, особенно в том мире, когда об отмене смертной казни и не думали мыслить. При этом, в том-то и парадокс, за убийство человека приговаривали к смерти, то есть к деянию, которое на уровне законодательства как раз осуждается. О том и думает убийца, не способный понять, почему он теперь должен умереть, когда убивал по взаимной договорённости, ничего плохого, если разбираться в том подробно, не думая совершать.

Ларра прямо сообщил читателю, почему законы должны быть суровыми, поскольку обществу следует бояться не совершения преступления, а обязанной последовать расплаты. Собственно, убивая, по доброй воли или со злым умыслом, становишься обречён на смертную казнь, так как послужишь примером для других, у кого спадёт пелена с глаз, кто многократно взвесит нюансы, отказываясь от поступка, должного оказаться для него роковым.

Порассуждав на подобную тему в рассказе «Вымогатели», Мариано отметился для читателя и другим рассказом — «Ночь под рождество 1836 года». У главного героя повествования имелся страх перед числом двадцать четыре. Двенадцать раз в году он испытывал дискомфорт, неизменно усиливающийся в декабре, когда в Европе принято отмечать Рождество. Сообщая о подобной боязни, Ларра продолжал уже об ином — о традиции римлян устраивать декабрьское торжество под названием сатурналий — подлинный праздник народного единства: раб становился равен в правах с господином, мог одеваться в богатые одежды, садиться за общий стол, говорить прямо и без утайки. Нечто похожее должно было случиться с главным героем. Вернее, он сам хотел, чтобы слуга поведал ему обо всём, о чём принуждённо молчал. Как развязать ему язык? Старым и проверенным способом! Нужно дать денег на выпивку, а вечером язык сам развяжется, тогда и узнает главный герой горькую правду своей жизни.

Насколько та правда должна шокировать? Неужели человек настолько слеп, не имея способности заметить собственные неблагожелательные мысли и поступки? Если и не слеп, тогда он должен быть глух. Может оно и так, раз Ларра с ожесточением, воспользовавшись услугами захмелевшего слуги, стал излагать обо всём, к чему сам должен иметь отвращение. В итоге оказывалось, человек живущий в довольствии, склонен думать о возвышенном и стремиться к материям, являющимся далёкими не просто от других, но и от осмысления их необходимости. Может происходит это по причине стремления отказываться от действительности, которую такой человек не соглашается принять.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мариано Хосе де Ларра «Приверженец кастильской старины» (XIX век)

Испанская новелла XIX века

Патриотизм — то чувство, которое трудно осмыслить в подлинном значении. Кто-то может слыть за патриота на уровне собственного самосознания, тогда как некоторые готовы прослыть за радетеля за всё необъятное пространство. Исторически патриотизм не раз трансформировался, приобретая разные черты, когда-то он мог ассоциироваться с отдельными личностями, вокруг которых люди находили необходимость объединяться. В новейшем времени патриотизм всё чаще ассоциируется на уровне государства, либо национальности. Проще говоря, люди всегда испытывали необходимость ограничивать доступный им социум определёнными рамками, не желая допускать любого, кто не подходит по строго определённым критериям. Уяснив это, можно переходить к пониманию творчества испанского писателя Мариано Хосе де Ларры, выросшего в среде почитания французского.

В начале XIX века Испания подверглась вторжению армий Наполеона, вследствие чего появилась стойкая ненависть к французам. Писатели тех лет долгие годы сохраняли память о недавних для них событиях, безжалостно клеймя бонапартистов, выставляя в самом чёрном образе. И вот появляется Мариано, совсем молодой писатель, тяготеющий к журналистике. Ему непонятно, зачем испанцы постоянно тянутся к прошлому, находя всяческие причины для гордости. Вероятно, если проследить его биографию, видишь человека, далёкого от узких рамок патриотического чувства. Проведя детство и юность во Франции, Ларра возвращался к родным пенатам, пока ещё плохо зная язык, должный быть им впитанным с молоком матери. Не ценя французского, он не имел желания восхвалять испанское. Скорее нужно говорить о рациональном мышлении.

Для примера Мариано взялся рассказать о встрече с другом, истинным патриотом старой Испании. Какая она вообще — та Испания? Безусловно, некогда страна являлась сильнейшим государством на планете, способная требовать от других исполнения воли. Теперь об Испании такого не скажешь. Однако, человеку нужно жить во имя каких-то ценностей, поэтому имелись среди испанцев патриоты былого величия, старательно придерживающиеся мнения, будто самое лучшее в мире — испанское. Неважно, насколько вино превратилось в уксус — это лучшее вино на свете. Небо над головой — самое чистейшее в мире. Девушки вокруг — наикрасивейшие из всех. Возражать бессмысленно — убедить в обратном не сумеешь.

Удивительно другое, откуда в друзьях Мариано оказался столь ярый приверженец кастильской старины? Не станем думать — был ли такой вообще. Достаточно того, что на его примере Ларра показал всю глупость, присущую надуманному патриотизму.

Мариано должен был принять приглашение на обед, за любой отказ друг обидится. Будучи человеком порядочным, Ларра согласился. Только поздно он понял, насколько легко мог принять приглашение, затем отказавшись от посещения обеда, сославшись на болезнь или занятость. Собственно, друг пригласил всех знакомых людей, значительная часть которых нашла причину, чтобы отказаться от посещения обеда. Вероятно, сущность таких мероприятий мало кому нравилась. В самом деле, будучи приглашённым к определённому часу, оказываешься вынужденным прождать ещё часа три, так как никаких приготовлений даже не начинали делать. Да и когда дело дошло до трапезы, приносили разные кушанья, причём плохо приготовленные. Дальнейшие события всё больше разочаровывали Мариано. Пусть его заставляли читать стихи экспромтом — не страшно. Так, некоторые требовали есть с ним с одного столового прибора, а Ларра на такое оказывался не способен, будучи натурой впечатлительной, не имея желания прикасаться к тому, что побывало в чужом рту. Напоследок Ларра безнадёжно испортил одежду, пострадав от нерадивости собравшихся.

Сильно кастильскую старину Мариано не критиковал. Он более высказал негодование по поводу непонятных для него мероприятий, где за внешним лоском скрывается убогость повседневности.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 48 49 50 51 52 376