trounin.ru

От Африки, через историю Древнего Мира, Хаггард пришёл к тематике Севера. Настало время ожить на страницах сказаниям об исландцах. Когда не случилось тысячного года, христианские миссионеры не ступили на остров, разыгралось событие, испытавшее славу славных, силу сильных, ловкость ловких, меткость метких и храбрость храбрых. Жили тогда люди, в чьих жилах текла горячая кровь, чьи головы пребывали в думах о подвигах, чья жизнь зависела от честности или от подлости. При всём возвышенном, среди исландцев находились люди кристально честные и пропитанные желчью, прозрачные помыслами и подобные непроглядной серости камня, желавшие достойного существования и съедаемые чувством зависти. И пребывать им в постоянной борьбе, не суди каждый год деяния каждого собираемый специально суд, альтингом прозываемый, вершивший, кому какое понести наказание. Порою исландцев изгоняли, и тогда они уже сами вершили, к каким землям плыть и каких порядков придерживаться. Тогда-то и родился среди сего северного народа Эйрик Светлоокий: славный славой, сильный силой, ловкий ловкостью, меткий меткостью и храбрый храбростью. Именно о нём сложил сагу Хаггард, выдумав почти всё, оставив неизменным дух тех лет.

Полюбит Эйрик девушку: самую красивую из красивых, самую достойную из достойных, самую хозяйственную из хозяйственных, самую желанную из желанных. И пожнёт вскоре горе. Поборется он за меч удивительный, выйдя на бой против воина дерзкого. Заведёт Эйрик друга верного, рядом с ним постоянно находящегося. И разыграется трагедия с отдалёнными последствиями. Спросит тогда читатель, зачем столь пафосно рассказывать о произведении Хаггарда? Не сможешь на то ответить, пропитавшись нравами прошлого, вспоминая про деяния викингов. Получилось произведение пропитанным годами теми полностью: от проделок служителей богов языческих до напившихся до ярости берсеркеров.

Исландия мала. Событийностью сагу о былом не наполнишь, желая про короткую жизнь Эйрика поведать. Следовало изгнать сего мужа — славного, сильного, ловкого, меткого и храброго — в иные земли, отправив бороздить моря. Куда занесёт изгнанника? К берегам скандинавским, брегам ирландским, либо к американским? Может занесёт его к славным берегам английским, где правили такие же викинги, власть свою над местными народами утвердившие. И будет странствовать Эйрик, славу подтверждая, силу оправдывая, ловкость доказывая, меткость проявляя и храбрость демонстрируя. Но сердце не лежало его к землям, где не было любимой его, должной дождаться изгнанника.

Хаггард не позволит Эйрику ощутить спокойствие. Бороться он будет, не зная передышек. Всегда испытывать ему на себе козни недругов. Пойдёт куда — биться будет, поплывёт куда — отбиваться станет, задержится где — с трудом от пут освободится. И дабы полностью разрушить ожидания, обязан он окажется потерять всё у него имевшееся, вплоть до той, чья краса не меркла, достоинство не падало, хозяйство содержалось на должном уровне, желанность не угасала. Вне воли какой, сугубо из должного именно так произойти. Ведь не может исландец жизнь прожить и не стать достойным памяти предков. Необходимо достойно провести отпущенное богами время и достойно предстать пред ними, умерев полагающимся образом — на поле битвы.

Читатель испытает всё, пришедшееся на долю Эйрика Светлоокого. Вместе с ним возмужает, полюбит, познает пыл борьбы и отправится в странствия, ощутит горечь поражений, дабы в окончании выйти на честный бой, и провести его с положенным для поединка достоинством. Осталось похвалить Хаггарда за проникновенность предложенной вниманию истории. Таких бриллиантов не так много среди художественной литературы. Вода морская и кровь одинаково солоны на вкус — это ли не знать тому, кто жил плечо о плечо с Эйриком Светлооким!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Приключения Аллана Квотермейна» | Книга №3

Всему миру полагается одна история. Где бы не происходили события, они имеют одинаковую возможность произойти в любой точке на планете. Почему бы подобию исландских саг не случиться в землях зулусов? На юге Африки обитали не менее сильные духом люди, готовые биться за честь и достоинство. Имелись и мужественные женщины, мстящие мужьям за непотребное к ним отношение. Но дабы об этом рассказать, нужен предлог. Хаггард возродил Аллана Квотермейна, позволив ему сообщить историю об удачной охоте на слонов. Как-то само собой получилось так, что повествование значительно расширилось, вместив больше, нежели изначально было обещано.

Профессия охотника сложна. Не всякий уложит трёх бекасов тремя выстрелами, и не всякий отважится в горах состязаться с бараном, чью тушу попробуй после меткой стрельбы вытащить из ущелья. Аллан до таких обыденных приключений не нисходил. Он бы и не стал никому сообщать о тех трёх слонах, удачно им убитых, не представься ему шанс поучаствовать в гораздо более опасном мероприятии. Собственно, баран в горах не сравнится с армией зулусов, жаждущих выпотрошить твоё тело. Осталось разобраться, чем им так не угодил Квотермейн.

Сам Аллан — малоинтересная фигура для африканцев. Пусть он отличается цветом кожи, то не выделяло его в глазах зулусов. Дети знойного солнца не станут обращать внимания на ловкость и увёртки человека, спасающегося от ярости носорога бегством. А ежели вместо ассегая он полагается на ружьё — грош ему цена. Настоящий зулус играя справляется со львом, согласно обряду становления мальчика мужчиной. Потому немудрено, ежели с той же лёгкостью он выйдет победителем из схватки с любым зверем африканского континента. Представив собравшихся вместе представителей зулусского племени, удивляешься, отчего им не удавалось сладить с Квотермейном. Хаггард то пояснил неуёмным стремлением зулусов к позёрству. Излишне обильное количество высокопарных слов они произносят, грозясь причинить мучительную смерть. Этому читатель находит единственное объяснение — так требовали сюжетные обстоятельства.

Когда Аллан примется за убийство слонов по заданию жителей деревни, он встретится с Майвой, дочерью вождя одного из зулусских племён. Сия гордая женщина не вытерпела издевательств мужа, считавшего её за рабыню, причинявшего страдания, заставлявшего работать и убившего рождённого ею для него ребёнка. Основное же возмущение она испытывала от бахвальства мужа, бравшего на себя многое, без выполнения сказанного. Он и её взял силой, так и не заплатив полагающийся выкуп. Читателю ясно, грядёт кровавая жатва, в которой от Квотермейна потребуется находчивость, тогда как прочее свершится без него. Почти так и произойдёт, за единственным исключением — зулусы достаточно хитры, чтобы осуществить задуманное без чужой помощи. Поэтому белым людям останется наблюдать, послужив скорее в качестве отвлекающего внимание элемента.

Лично к Хаггарду возникает один вопрос. Ежели Аллан взялся рассказать про убийство слонов, зачем он не остановился в положенный для того момент? Или у Райдера не было чёткого представления, о чём он продолжит повествование? Планируя написать всего лишь рассказ, талант беллетриста позволил развить событийность, добавив необходимое. Зная об умении Хаггарда наполнять страницы художественным текстом, ничему не удивляешься. А вот то, что пастораль африканской природы приукрасилась обыденностью совсем другого народа — не совсем увязывается в воображении с возможным быть. Впору брать исландские саги и прикладывать их к любым обстоятельствам какого угодно исторического момента, неизменно получая будто бы свежий и довольно оригинальный сюжет. Особенно при условии знания хотя бы каких-то определённых характерных черт, на которые следует нанизывать требуемое.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Загоскин обещал отразить на страницах нового романа быль времён Екатерины Второй. А говоря точнее, взялся рассказать о возможно имевшем место в его юные годы, либо незадолго до того. Ничего подобного не произошло. Начав ладный сказ, представив читателю семейное древо, Михаил ударился в поиски идеи для продолжения повествования. Если где-то и проскользнули эпизоды былого, то они остались незамеченными, за исключением судебной системы, крайне неповоротливой, изнемогавшей под грузом огромного количества дел.

Итак, всё внимание на Мирошевых. В их роду встречались уникумы, умеющие вычислять точное количество чего-то в чём-то. Им не составляло труда подсчитать расстояние из одного места в другое, могли с той же лёгкостью назвать количество оборотов колеса, должное потребоваться для преодоления данного пути. Не являлось трудностью и определение количества капель воды в стакане. Зачем такая информация сообщается? Дабы заинтриговать, чтобы читатель гадал, когда на страницах сие умение сможет пригодиться. Только помнил ли Загоскин, с чего начинал очередное произведение? Кажется, он предался азарту сочинительства, продолжая опасаться реакции читательской публики. Михаил не желал терпеть очередную порцию критики, особенно учитывая возросшую конкуренцию среди русских писателей.

Трудно понять и психологическую травму непосредственно Кузьмы Мирошева. В роду было так принято, чтобы имена Пётр и Кузьма чередовались. Чего не могла понять мать, отказавшаяся воспитывать сына, названного словно лакей. Михаил с полной серьёзностью описал столь вопиющий случай материнской безответственности. Должно быть на характере главного героя это как-то сказалось? Отнюдь. Ни моральных страданий, ни отклонений в эмоциональном развитии. Представленное на страницах оказалось частью жизни действующего лица, более никак на события в произведении не влияя.

Единственный факт, оказывающий влияние на происходящее, сообщает, что предки Кузьмы не ценили доставшегося им в наследство. Как итог, главный герой не имеет полагающегося ему обеспечения. Впрочем, при екатерининских реформах наверх мог выдвинуться каждый, для чего хватало желания. Читателю думалось, накал страстей не сбавится, Мирошев приступит к штурму социальной лестницы, требуя вернуть растраченное. Слово оставалось за Загоскиным. От него требовалось поддерживать повествование на прежнем уровне, добавляя всё новых обстоятельств, знакомясь с которыми не остановишься, пока действие не подойдёт к концу.

Вдохновение покинуло Михаила, стоило предоставить Кузьме право на самостоятельную жизнь. Казалось бы, следи за разворачивающимися на страницах событиями, познавай эпоху Екатерины Второй на наглядном примере. Вместо этого — обыденное существование при усреднённой реальности. Такое могло случиться когда угодно, хоть при Петре Первом, а то и среди современников самого Загоскина. Дабы такого не допустить, Михаил специально вписал моменты истории, позволяющие точно установить, о каких годах в книге идёт речь.

Не станем строить предположений, какую пришлось проделать работу, борясь с цензурой. Безусловно, «Кузьма Петрович Мирошев» обязан был стать интересным, захватывающим и раскрывающим глаза на настоящее и имевшее место быть в ушедшем. Приходится сетовать на царя Николая, чья суровая политика не дозволяла вольностей. Потому и приходится негодовать, осознавая наложенные на каждого писателя тех лет ограничения. Как расскажешь, когда рискуешь остаться неуслышанным? Потомку теперь не объяснишь, да и не имеет уже значения, поскольку некому исправлять тогда написанное. Творчество Загоскина осталось за пределами понимания последующих поколений. Тому имеются и другие объяснения.

Самое основное, вызывающее чувство отторжения — вальтерскоттовская манера повествования. История — есть антураж, не более того. Пиши о чём хочешь, главное — сумей заинтересовать читателя. В те годы сказ про Мирошевых вызвал бурю восторгов. Теперь такое он повторить не в состоянии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Культура массового потребления лжива. Невозможно смотреть кино, понимая, всё происходящее на экране пропитано фальшью. Отдохновением становятся книги. Но и с этим не всё ладно. Имеется изрядное количество писателей, живущих иллюзиями. К таковым относится и Стивен Кинг. В который раз он показывает читателю человека с отклонениями в психическом развитии. Если бы такое количество душевнобольных бродило по Земле, население планеты успешно бы вымерло. На этот раз всё не настолько масштабно. Кинг предложил герметичный триллер, позволив действию происходить в одном доме, практически в одной комнате, с редким включением обстановки извне. Даже персонажей всего двое. Один из них якобы адекватный создатель художественных бестселлеров, а другой — маньяк со справкой из психиатрической лечебницы, желающий сжигать книги и кромсать плоть. Вновь Кинг вспомнил, что пальцы — это всего лишь пальцы.

Почему медики у Стивена психопатичны? Если не режут себя, то стремятся к тому в отношении других. Впрочем, лечить душу требуется большинству героев Кинга. Собственный внутренний мир рвётся наружу, побуждая переносить на бумагу груз эмоциональных проблем, тем облегчая самочувствие. Просто в прекрасный момент Стивен понял — надо погрузить нового-старого персонажа в страдания. Осталось понять, из чего исходить. Решение оказалось типичным для Кинга. Требовалось лишь разобраться, каким образом писать произведение, если описанию доступно излишне малое пространство. Выход оставался за проработкой внутреннего мира главного героя. А что больше всего ему может доставлять страданий, учитывая профессию писателя? Разумеется, страх всякого творца — прогневить почитателей его таланта. Вот исходя из этого и будет дан ход повествованию, призывающему отнюдь не к необходимости опасаться оказаться наедине с психопатом, а банально соблюдать правила дорожного движения, поскольку езди размеренно, не попадай в аварии, как избежишь всего того, о чём поведал читателю Стивен Кинг.

Такова реальность — думается с первых страниц. Кажется, лучше умереть из-за присущей тебе глупости, нежели быть спасённым, но ради продолжения существования в виде растения. У главного героя, который писатель, переломаны кости ног: нижние конечности превратились в месиво. Ему помогает оказавшийся рядом другой главный герой, доставив к себе домой и оказывая необходимую помощь. Вроде бы всё благополучно — за единственным исключением — отныне писатель в руках маньяка, в чьей воле совершать любые действия, какие только придут ему в голову. А так как он психически болен, причём скорее всего шизофренией, то его любовь проявится вполне объяснимым образом — бьёт, значит любит. Только в случае Кинга формулировка будет звучать иначе: кромсает плоть, значит любит. Не повезло писателю ещё и в том, что его мыслями руководил непосредственно Стивен, взявшийся отомстить всем собратьям по перу разом, убедительно продемонстрировав, что дабы писать — нужно сперва пройти череду испытаний. И уж кто-кто, а участник его книги то познает в полном объёме, к тому же ещё и благодаря самого Кинга, взявшегося вершить судьбами литературных персонажей, благо демиургом он является сугубо для придуманных им же миров.

Цельный человек не может быть сильным, сильнее он становится, теряя части тела. Пусть его душа уничтожается, падает моральный дух и у него пропадает желание продолжать жить. Это идея Стивена Кинга, которую он раз за разом претворяет в действительность, ни с чем не считаясь. В конце обязательно всему предстоит принять более-менее приличный вид. И вполне себя окажется так, будто мучения перенесены во благо. Надо же такое представить, чтобы лишения оказалась с положительным знаком. Таков уж Кинг — он крушит и ломает жизни, совершая то для пользы… сугубо по его же мнению.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Наследие Тредиаковского значение имеет, если пытаться о нём говорить с умным выражением на лице. Но как же оно трудно поддаётся освоению. Не случись Александру Смирдину издать в 1849 году собрание его сочинений, то из чего мог бы тогда исходить современный читатель? Будучи современником Сумарокова и Ломоносова, Тредиаковский имел собственные представления о русской литературе, считая себя обязанным заниматься её реформированием на ему угодный лад. То замечается без проблем, стоит прикоснуться к строкам оставленных им сочинений. Василий определял, каким образом говорить и с помощью каких буквенных символов это записывать. Он балансировал на грани, не отказываясь от славянизмов, но уже готовый смотреть далеко вперёд, не брезгуя прослыть любителем вульгарной латыни, навроде французского языка. Всем его достижениям суждено оказаться надолго забытыми, возможно даже навсегда. Будем считать, свою роль в становлении прозы и поэзии он всё же исполнил, пусть и указав неверное направление.

Прежде прочего, Тредиаковский — это поэт. Он брался определить, как нужно заставить русского человека сочинять вирши. За основу брались различные варианты, имевшие хождение в прошлом и бытующие в настоящем. Это ныне, в век деградации поэтического мастерства, кажется, будто как хочешь складывай строчки, лишь бы хоть какая-то рифма присутствовала, допустимо даже мнимое созвучие. А раньше такого не было. От поэта требовалось сочетать долго и коротко звучащие слоги или заботиться о благозвучии, подстраиваясь под определённый размер с чётко заданным ударением. Создать стихотворение в те годы приравнивалось к разгадке искусной головоломки. Требовалось приложить немалое усилие. Это не хрестоматийное сочетание «любовь-морковь», не имевшее ранее никакого значения. Тредиаковский это отлично понимал, используя рифму как последнее из доступных поэту средств. И тут кроется одна из причин его неприятия. Потомкам оказалось проще объявить его плохим поэтом, не приняв высокого искусства поэзии. В угол всего ими оказалась поставлена рифма и слоговое ударное сложение, а после и вовсе просто рифма, исказившая понимание ценности всего — созданного прежде, обходившегося без одинаково звучащих окончаний строк.

К трудам о поэзии у Тредиаковского относятся следующие работы: Наука о стихотворении и поэзии, Горация-Флакка эпистола к Пизонам о стихотворении и поэзии, Способ к сложению российских стихов (против выданного в 1735 году), Мнение о начале поэзии и стихов вообще, Письмо к приятелю о нынешней пользе гражданству от поэзии, Несколько Эзоповых басенок для опытка (числом 51) гексаметрами ямбическими и хореическими составленных, Оды похвальные, Оды божественные; Несколько штук, сочинённый строфами о разных материях; Стихи из «Аргениды», Стихи Сенековы о смирении, Сонет со славного французского де Барона, Образ добродетельного человека, Образ человека христианина, Плач о кончине Государя Императора Петра Великого, Заключение, Дендамия (трагедия в стихах), Вешнее тепло (ода), Идиллия Нисса, Добродетель почитающих венчает (сонет из греческой речи); Сказание, говоренное при дурацкой свадьбе; О древнем, среднем и новом стихотворении Российском.

Как видно из сего короткого перечня, Тредиаковский брался за многое, стремясь приложиться к казавшемуся ему полезным. Тут и адаптация басен Эзопа, есть и переложение псалмов. Всем этим любили забавляться сочинители тех дней. Сумароков и Ломоносов составляли конкуренцию, в которой Василий не мог одержать верх, в итоге потерпев сокрушительное поражение. Он оказался вынужден уступить, не способный консервативным взглядом привнести в русскую культуру ценности извне. То оказалось неприемлемым. Как знать, уступи Тредиаковский, поддайся очарованию рифмы, может и быть ему хвалимым потомками за прозорливость. К сожалению, желание видеть прекрасное в идеале — не поддерживается большинством, отдающим предпочтение разукрашенной серости.

К прочим трудам, вошедшим в первый том сочинений под редакцией Смирдина относятся: О чистоте российского языка, Слово о терпении и терпеливости Фонтенелево, Рассуждение о комедии вообще; Слово о премудрости, благоразумии и добродетели; Французский с латинского и греческого перевод, О беспорочности и приятности деревенской жизни, Рапорт в императорскую академию наук, Доношение президенту академии наук Графу Разумовскому.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Переводы Княжнина в основном не сохранились. До нас дошли тексты произведений «Гораций» и «Смерть Помпеева» за авторством Пьера Корнеля, «Записки историогеографические о Мореи» — Винченцо Марии Коронелли. Остальное кануло в Лету. Что-то всё-таки издавалось, но за давностью лет стало библиографической редкостью, едва ли не оказавшись навсегда утраченным. К переводам Княжнина относят ещё и роман «Несчастные любовники, или Истинные приключения графа Коминжа» Мадам де Тансен, «Цинна, или Августово милосердие», «Сид», «Родогуна» опять же Корнеля, «Генрияда» Вольтера, «Избиение младенцев» Джамбаттисты Марино.

Увидеть в переводной литературе непосредственно Якова нельзя. Внимательный исследователь творчества безусловно отметит особенности слога, подачи текста и проведёт сравнительный анализ, ежели для того имеет количество времени — равное целой жизни. Только труд тот окажется невостребованным. Хорошо бы, если хоть к чему-нибудь из наследия Княжнина просто прикоснуться взглядом, либо вспомнят, что некогда имелся такой литератор, чья деятельность пришлась по душе потомкам. Приходится признать, Фонвизин более знаком последующим поколениям благодаря одной пьесе, но Княжнин не добился и этого.

Рассуждать о наполнении выполненных переводов не имеет смысла. Коли рассуждать о Корнеле — получится разговор о Корнеле. Беря за основу книгу о Мореи, то не разглядишь в ней ничего, кроме стремления автора разобраться с одним из мест соприкосновения между Венецианской республикой и империей Османов — полуостровом, когда-то имевшим иные названия, вроде Пелопоннеса, и на территории которого располагались города спартанцев, лаконцев и прочих, кого теперь называют общим словом — греки. Побудить к переводу Княжнина могло и то обстоятельство, согласно которому хорошо известно, как именно с Мореи на Русь перешло почётное право именоваться Третьим Римом, поскольку морейские правители — последние представители византийской знати.

Современному читателю доступна переписка Якова с Григорием Гогелем, управляющим над московским Воспитательным домом, длившаяся на протяжении двенадцати лет. Особых фактов узнать не получится, зато станет заметно умение Княжнина беседовать на французском языке. Впрочем, Яков проявлял сочувствие и стремился помочь. Не нужно удивляться, вчитываясь в сожаления о невозможности переслать ещё несколько пар носков и перчаток. Этим и придётся ограничиться, не имея возможности дополнительно удовлетворить интерес к жизни непосредственно Якова. Время безжалостно расправилось с его знавшими, но поскупившимися оставить более-менее требуемую теперь информацию.

Приходится закрывать страницы, навсегда прощаясь с творчеством Княжнина. Уже не станешь верить потомкам, смевшим говорить о Якове несуразности, после передаваемые из уст в уста, без старания понять, кем являлся сам Княжнин, отчего вошёл в число творивших на русском языке писателей, достойных прозвания классиков. Не нужно продолжать оставаться категоричным. Пусть не богатое творческое наследие, но много больше, нежели у ряда прочих именитых авторов, заслуживших уважительное к ним отношением вопреки благоразумию.

Оглядываясь назад, как делаешь это периодически, читатель отметит начало зарождения новой словесности, до того на Руси казавшейся невостребованной. Подзадержались российские писатели, основательно отстав от европейской литературы, давно преодолевшей Тёмные века и двигавшейся к необозримым вершинам, постоянно преодолевая пропасти. Княжнин был из тех, кто вытягивал русскую литературу, совместно с другими деятелями пера на рубеже с восемнадцатого на девятнадцатый век. Но так как тяготел к академизму, не пришёлся по душе писателям-романтикам, забывших о глубоком прошлом в угоду лиричным переживаниям за день не так давно ушедший.

Подхватить найдётся кому. Будет множество писателей, для изучения творчества которых не хватит и нескольких жизней. Тем приятнее прикоснуться ко времени, когда художественные произведения создавали избранные, оставшиеся единственными представителями, не имеющие ныне конкурентов, как не имея и самого читательского внимания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Обратить Емелю в дурака, видимо решил Яков Княжнин, сочинив для увеселения публики повествование про рыбака, выудившего причудливый сосуд, вмещавший древнее создание, теперь готовое исполнить три любых желания. Весьма незамысловато, зато без особой мистической христианской составляющей, всего лишь восточная сказка на новый лад. Кто только прежде на Руси до таких чудес не нисходил, пробуждая к жизни создания и пострашнее, нежели оступившихся во времена Соломона, на долгие тысячелетия заключённые в тесные объятия узкого пространства. И поскольку «Рыбак и дух» планировался к постановке на сцене под видом оперы, то зрителю предстояло удивляться, смеяться, грустить и облегчённо вздыхать.

Что требуется рыбаку? Может заставить жену молчать, дабы не мешала мечтать о вкусно приготовленной царской рыбе? Или добиться высокого положения в обществе? Горизонт доступен во всех направлениях. Ограничением выступает авторская фантазия, обязанная обратить действие в шутку. На первый взгляд всё кажется легко осуществимым, но в жизнь всякого человека вмешиваются неблагоприятные обстоятельства. Стоит пожелать великих свершений, как повседневность съедает свободное время и отравляет дальнейшее существование, заставляя забыть о задуманном. Таким же образом будет и с рыбаком.

Вместо сюжета вокруг трёх желаний, Княжнин взялся отразить повседневное. Зрителю представлены страдания дочери. Той желается любить простого парня, тогда как мать настаивает на браке с богатым человеком, который к тому же пылает страстью к избранной к нему в невесты. И что выходит? Имея в руках духа, возникает затруднение. От простого парня приходится отказаться, как усомниться и в допустимости женитьбы на богаче. Теперь представляются горы гораздо выше, происхождение благороднее. Жизнь обещает преобразиться. Нужно лишь найти силы и правильно определиться с желаниями.

Итак, зритель удивился. Настала пора смеяться. Разумеется, ничего задуманного не случится. Нужны ли богатства и почёт, ежели обыкновенные человеческие потребности неизменно преобладают? Да и не стал бы Княжнин изменять миропорядок, даже с помощью сказочных сюжетов. Будь он членом царской семьи — ему бы простили допускаемые вольности. В его же положении требовалось угождать публике, тогда как прочее ничем амбиций не удовлетворяло. Довольно логично — рыбак и есть рыбак, о каких бы глубинах он не мечтал, ходить ему по мелководью и продолжать прозябать, чему виною им же совершённые ошибки.

Теперь зритель вдоволь взгрустнул, в чём-то осерчав на Княжнина, лишившего его лицезрения мужицкого преображения. Отчего же тогда облегчённо вздыхать? Причина легко становится понятной. Покуда бедный человек прижимист и боится отдать копейку, богатому такое вроде бы свойственным быть не должно — ему достаточно осознавать, насколько он помог людям в беде, нежели хоть как-то принимать благодарность за сделанное. В том-то и состоит благородство зажиточных людей — радующихся счастью других, оттого испытывая удовольствие сами.

Мало похоже на правду? Сам дух, обещающий выполнить желания — мало похож на правду. Всё прочее показано для удовольствия зрителя. Вполне сойдёт за настоящую историю, случись таковая в действительности. В традициях лучших итальянских и французских комедий: большие ожидания разбиваются о мелочь. И это правильно, ведь будь иначе, внимать подобным историям было бы крайне скучно. Какой интерес наблюдать за пришедшим успехом, достигнутым благодаря сверхъестественным силам? Может потому и предпочитают авторы, выбирая нечто подобное, сводить действие к возвращению всего к первоначальному состоянию. Таким же образом решил и Княжнин, предоставив возможность воспарить над обыденностью, сам же при этом подрезал крылья и не позволил осуществиться самой малости. Он дал другой намёк — счастье человека зависит от благосклонности способных его дать.

Автор: Константин Трунин

» Read more