trounin.ru

Есть ли у доктора право на ошибку? Говорят, что такого права быть не должно. За всякой неудачей неизменно следует остракизм. Возникает требование следовать определённому стандарту выполнения медицинских процедур, которые создают гарантию непогрешимости. Даже допусти доктор смерть пациента, не отступив от стандарта, к нему не получится применить наказание. И любой медик это понимает, хотя бы таким образом защищённый законом от гнева родственников умершего пациента, как и от самих пациентов, возможно искалеченных. Но как быть с будущим медицины? Уже не получится совершить прорыв, поскольку он не предусмотрен, строго наказываемый в денежном эквиваленте. Что же, прежде подобных ограничений не возводилось. Доктор оказывался волен сам решать, как именно ему лечить пациента. Платон Кречет из тех, кто брался за сложные случаи, ибо он один соглашался оперировать, когда другие хирурги отказывались. Он не боялся брать ответственность на себя, и вполне мог подвергнуться остракизму. Он обязательно был бы осуждён обществом, не случись удачи, заставившей высших лиц города увериться в необходимости существования специалиста, готового действовать вразрез с установленными в медицине правилами.

Зрителю сразу давалось представление о главном лице пьесы. Платон Кречет — хирург, горящий на работе. Действующие лица собрались на сцене и ожидают, когда Платон соизволит их посетить. Повод к тому весомый — у Кречета день рождения. Он бы и пришёл, не случись сложного случая. Все в операционной палате понимали — смерть пациента неизбежна, может только проживёт на день или два дольше. Да, если умрёт, вина ляжет непосредственно на хирурга, будто бы ему не хватило навыка, скорее всего совершившего ошибку, ведь обязательно должно было последовать выздоровление. Почему-то никто не желает понимать, что организм человека порою невозможно сделать обратно здоровым, и облегчить самочувствие никак не получится. Остаётся надеяться на талант доктора, берущемся из гуманных соображений совершить невозможное. Когда звёзды сходятся, пациент может быть избавлен от страдания. Однако, летальный исход неизбежен с равной долей вероятности.

Платона не пожелают понять. Он не вылечил, значит хладнокровно сделал всё для смерти пациента: таково мнение большинства. Удивительно в этом то, что его берутся осуждать даже коллеги. Кто просит Кречета выполнять операции, имеющие едва ли не нулевую надежду на благополучный результат? Из-за его деятельности в статистических отчётах за больницей числится высокая смертность. Значит, страдает репутация медицинского учреждения, пропадает доверие у будущих пациентов, сомневаться начинают и высшие лица города. Получается парадоксальная ситуация. Вроде Платон стремится помогать, но своим энтузиазмом он себя же и губит, вместе с коллегами. Оттого и осуждаем Кречет, от которого требуется браться за случаи, где операция будет с высокой доли вероятности успешной, а безнадёжным пациентам отказывать, находя для того стандартные отговорки. Так и сообщается: пусть люди живут оставшиеся им дни, не умирая под скальпелем.

Против Кречета восстанет медицинское общество, будет написана петиция об его отстранении от медицинской практики. Тучи сойдутся над Платоном, скорее всего грозящие неизбежным увольнением. Так оно обычно и случается, когда лучшие уступают под нажимом мнения менее успешных. Редко с кем случается возможность найти спасительное средство. Проведи Кречет ещё одну операцию со смертельным исходом, как участь его окажется предрешена. Под занавес пьесы водитель главы города попадёт в аварию, ему потребуется сложная операция, хирурги из Москвы не успеют приехать: становится понятно — человеку суждено умереть. Теперь всё в руках Платона. И зритель уверен в положительном завершении медицинского вмешательства. Всё-таки должен иметь доктор право на ошибку! Имея риск, он позволит жить одному из обречённых, что уже само по себе станет благом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Возможно порядок в стране навести, то делается не сложно, нужно силы сперва найти и действовать осторожно. Вот взять Союз, где вражде быть места не должно, несло общество груз, пока кто-то кричал, будто не отдаст он своё. Ведь требуется малое — отдать! Перебороть чувство отсталое — к стремлению наживать. Твардовский пример сообщил, показав гражданина сомнения, который прежними стремлениями жил, не находя удовлетворения. Думал он, есть в Союзе край такой, где собственник будет в почёте. Не думал он обрести покой, продолжал пребывать о том в заботе. Изъездил порядочно — и не нашёл. Нисколько не сказочно — важного он не учёл. В чём суть коллективного хозяйства? Легче сообща трудиться. Никто не опустится до зазнайства, никто не сможет на другом нажиться. Так ли это? Определиться предстояло. Не всё хорошо, за такое принимаемое. Пусть нужда людей связала, лишь бы не застилало истину видение желаемое.

Места есть, где не желают коллективное хозяйство вести. Это надо учесть, куда-то же едут, хранящие убежденья свои. Имя им — кулаки! Кулацкая порода! Отправляют их коротать дни, где для ведения хозяйства потребна подмога. Разве справится в жесточайших условиях человек один, где держаться других нужно? Продержится ряд он годин, а после заживёт с другими дружно. Потому нельзя найти иного места в государстве, отныне живущим процветания ради, забыл всякий в его пределах о коварстве, стремится к проявлению трудовой отваги.

Скажет читатель, привыкший видеть хулу в адрес былого: отчего же — герой-искатель — не нашёл слова по адресу Сталина злого? Он говорил, встретив сопротивление, против воли чашу горя испил, ощутив рока наваждение. В новом мире забыл человек о нуждах своих, живёт идеалами чужими — это рецепт из самых простых: есть правила — руководствуйтесь ими. Ему отвечали, не таясь ни в чём, правды уже не искали, покорными оставаясь притом. Действительность ясна, хоть горькую пилюлю глотай, как не придёт на смену осени весна, так и без зимы не будет лета — это знай. Если Сталин не прав, круто взялся за узду, от каждого в стране отъяв, объявив народу войну, в том прав он будет, ибо не может ошибаться, в будущем каждому зато прибудет, надо для достижения лучшего только стараться. С такой логикой не поспоришь, закусив удила, но вскоре правду жизни усвоишь, добившись того, к чему народ трудовой дорога социализма вела.

Возможно разное на пути, над которым стоит во главе вождь, не ему повелевать, чему и когда расти, не он ниспосылает с неба дождь. Он — человек, стремящийся дать населению богатство, а не как из века в век цари людей загоняли в рабство. Нет, волен ныне всякий сам решать, какой предпочесть ему удел, может и коллективного хозяйства избежать, если против лучшей доли выступить достаточно смел. Лучше не найдёшь, и всё же идеала не существует, когда это поймёшь, об иных предпочтениях всякий думать забудет.

По прошествии времени, стоит схлынуть былому с глаз, подумаешь, какого ты племени, почему к лучшему стремление — стал разговор не про нас? Прошлого дни ужасны, там люди словно и не людьми были. Они, безусловно, несчастны. Их судьба не должна повториться в России. Но повторится, ибо Муравия остаётся в душе россиян, снова разум покорится, ежели к лучшему будет посул дан. В форме иной, может с призраком свободы, с такой будут жить судьбой России разноликие народы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О товарище Сталине как рассказать? Как поэму о нём написать? Большую поэму, на зависть потомкам! Уж они-то поймут, какую страну Иосиф построил на царских обломках. Он — Прометей, что у богов божественное отобрал. Он сильной рукой с пролетарским духом Союз Советский объял. За то хвалы достоин, как считал его современник. Не Прометей — он, но не сиделец и не гордый отшельник. Он — Сталин, чью жизнь должны поэты воспевать. Леонидзе решил одним из первых про Иосифа на грузинском писать. Рождалась поэма, взяв начало с древнейших времён, но не доведена до конца — до отказа от церковной стези лишь прочтём. Не мог Сталин продолжать учиться там, где не позволяют обращаться к богам, где за бога почитался над Россией поставленный царь. Такая религия — на замок запертый ларь. Потому восстал Сталин, о чём Леонидзе уже не стремился сообщать. Может повинен тому тридцать седьмой год? Не будем стремиться узнать.

Кавказ — это горы: и о горах начинается сказ потому. Надо было читателя настроить, сообщив, что к чему. До рождения Сталина пройти многим векам, покажет Леонидзе всё, о чём ведал прежде сам. Прометей промелькнёт — из древних времён предание. Орды завоевателей пройдут — они дополнят сказание. Македонский, Чингисхан — словно для Кавказа никак не туман. Сам Кавказ — это край народов, издревле тут обитающих. Гордых народов — в войнах себя истязающих. И есть грузинский народ — его история сложна. В редкие моменты прошлого Грузия — одна страна. Картли и Кахети — вот соперники из седых годин. Вражды их плодом стал Сталин — Грузии сын. Когда речь Леонидзе повёл о нём, благодатью пришедший на Землю стал окружён.

Радость явилась. Рождения ждали! Иосифом ребёнка родители назвали. Отец счастьем округу заразил, всякий его поздравлять подходил. Счастлива мать! И счастлива родня. Пополнилась ребёнком желанным семья. Несли дары, рядом с младенцем располагая, к каждому поднесению ожидания прилагая. Одна вещь — стального характера будет юнец. Другая — пастырем станет, словно пастух средь овец. Третья — за доброту душевных порывов: поможет всякому он в беде. Ещё одна вещь, чтобы самому не оказаться в нужде. Такова традиция: будет думать читатель. Обряду положено свершиться. Верно ведь то, что предначертанному всё равно суждено осуществиться.

Мальчик полюбит чтение, узнает о поступках Кобы из книг. Тогда он поймёт — желает сам Кобой стать, хотя бы на миг. С той поры, он — Коба, иначе не зовите. В поступках Иосифа никого иного, кроме Кобы не ищите. Он примет роль, которую мог и не принимать. Отныне и всегда, он тот, кем назовётся для других. Не Джугашвили он — отзвук фамилии этой быстро затих. Будет менять имена, о чём должно быть известно из дальнейших событий. Жаль, Леонидзе не дошёл до тех открытий. Поступит Иосиф в семинарию, и сам решит порвать с учёбой своей, ведь не может человек ощущать оторванность от верных его идеалам людей. Нужно бороться, ещё лучше — свершать. Почему же дальше не стал Леонидзе слагать?

Длиннотами полнится о Сталине поэма. Красивой строчкой льётся стих. Как если ходит по морю трирема, свой срок давно отжив. Сменились корабли, прошлое в былом: теперь важным иное стало, о чём, увы, не прочтём. И Сталин был ребёнком, и он обретал черты в силу сложившихся для того причин. Что же, о нём следует писать, особенно когда он всему сам стал властелин.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Полесье — болотный край, не примешь жизнь там за рай. Там селиться — нужно смелость иметь, полещуком стать — незавидная участь прежде, заметь. Теперь всё иначе, жизнь забила ключом. В поэме Купалы радость о том мы прочтём. Некогда никто не стремился в те места, сплошь болотистые, утопала в топи земля. Что же случилось? Почему изменились дела? Коммунаров Полесья коснулась рука. Их трудом преобразован край оказался, на зависть всем белорусам он стался. О том поведал Янка, измыслив в радости думы свои. И ты, читатель, думы Янки прочти.

Гиблым местом Полесье раньше было, о нём всё живое словно забыло. Даже зверей не находилось в тех местах, бабки Полесьем на внуков нагоняли страх. И вот коммунары, среди них украинцы, с задором принялись землю копать: верили в лучшее, знали, как нужно местность осушать. Лопатами спешно трудились они, движения коммунаров просты и легки, к реке Орессе направляли канал, чтобы болота путь туда пролегал. Мечта у них имелась — собрать урожай, дабы на зависть всем стал сей край. Пшеницу посадят, снимут хлеб с полей — будут успехи, станет больше людей. Устремятся в Полесье со всех пределов советской страны, побьют рекорды, установив рекорды свои. А ежели для кого труд окажется не в почёте, таких изгонят. Обо всём этом в поэме Купалы прочтёте.

Коммунары трудились, сил не жалея, казалась им полезной для Союза затея. Налажено хозяйство, коммуна стоит, но есть забота, что их тяготит. Нету среди них женщин! Как же быть? Не поедут сюда, даже если слёзно просить. Потому порешили — нужно ехать домой. Там найти работящую девушку, пусть станет женой. А как станет, ехать назад — этому каждый будет из тамошних рад. Положено коммуне расти, значит трудовой человек сделает всё для того, и о детях думать он должен не меньше, для них он трудится прежде всего. Появились коммунарки, к очередным свершениям тяга не угасла, вслед за сельским хозяйством поднималось другое хозяйство. Животноводство, заводы, море забот — народ в Полесье всё лучше живёт.

Купала уверен, задор должен преобладать. С задором сможешь все проблемы решать. Если не знаешь, задора добавь, и тогда рекорды любые ставь. Нужно дорогу? Не знаешь азов? Попробуй, коммунар и не к такому делу готов. Рельсы смело проложит он, не зная о том ничего, лишь начнёт делать, понятным ему будет всё. Если кто погибнет — не беда: помянет коммуна так рано павшего бойца. Он подвиг трудовой свершал, пусть и жертвой нарушения техники безопасности стал. Главное, проявлять задор! Прочие суждения, конечно, вздор. Выражает уверенность Купала, как не поверить ему? Не из пустых побуждений слагал Янка поэму свою.

Будет совхоз. «Сосны» — он так наречён. Кто в нём состоит, счастлив ночью и днём. Круглые сутки готов поднимать хозяйство народ, этим каждый коммунар только живёт. Из ничего, где в болотах земля утопала, возводился посёлок, дабы слава коммунаров никогда не угасала. Вырастет в город, каких только ремёсел в стенах его не появится, на весь Советский Союз он трудолюбием жителей точно прославится. Уверенность Купалы никак не могла угаснуть, не позволит он надеждам зачахнуть. Поэму он слагал, иного для Полесья не помышляя, сам всё видел, будучи там, потому и твёрдо о сказанном зная. После строчки сложил, рифмой украсив. Важно ведь то, когда поэт за народ свой пребывает счастлив.

Автор: Константин Трунин

» Read more

И в жизни горит желание возносить, и в жизни хочется страстно любить, и в жизни для того даётся право, для кого-то сладость она, для иных же отрава. Вот Янка Купала — поэт-белорус, горечь жизни познавший на вкус, краину свою он всегда возносил, край родной как никто он любил. Горько ему было знать, как нога поляка землю его попирала — ту землю, что от России рука Пилсудского отъяла. И вот случилось! Советский Союз раздел четвёртый Польши свершил, к тому Сталин стремился, про братский народ не забыл. Потому славит Купала товарища Сталина, за то навечно благодарен ему, гимны поёт — прочее уже ни к чему. Спустя годы наивность схлынет, о чём Янке на дано было знать, но за государственность белорусы должны почёт как раз Сталину воздавать. Не знали прежде белорусы, что народом являются они, были среди них России и Польши сыны. Теперь прояснилось, о том поэзия Купалы служит напоминанием, пусть каждый насладится его умелым старанием.

Сборник поэзии — Союза во славу — «От сердца» он назван, и назван по праву. Сердечность сквозит, иначе быть не могло, открывал Купала сердце своё. Он громко пел, Сталину лучшие песни посвящая, иного для белорусов и себя не желая. Говорил: рухнут затворы проклятой тюрьмы, невольники выйдут под солнце из тьмы; знай, что все твои победы, радости, печали — каждодневно, постоянно разделяет Сталин! Видел Купала лучезарность вождя, Сталин с улыбкой для белорусов лучшее давал, их важность ценя. Разгонял он солнечным светом мрак прошлых дней, видел белорусов равными среди советских людей. Славу принять должны и воины Армии червонного цвета, про её деяния Купалой не одна песня пропета.

Зажила Беларусь, заработал народ, лучшего от будущего больше не ждёт. Оно наступило — будущее то! Лучшего не надо — теперь хватает всего. Если пожелает мальчик пилотом стать, для одного — привет из выси Сталину передать. Сыновья белорусов-отцов устремились на заводы, в трактористы пошли, красноармейцами стали и даже в поэзии призвание вскоре нашли. Завидную невесту теперь трудно найти, на заводе девчата и среди крестьянок: выбора нет почти. Не в том, что худо стало… наоборот! Достойны выбора все, но кого душа из них предпочтёт? Да и с советской властью девушки расцвели, равными стали, не принижают девчонок паны. Пожелает девушка, может освоить любое ремесло. И парашют освоит — это дело её.

Хорошей жизнь повернулась стороной, сброшены с белорусов кандалы, не поляков только, империи Российской путы были не менее злы. Всё былое Купале мнится плохим, выступает он против царских времён, снова и снова вспоминает о Сталине, его улыбкой он покорён. Мнения не изменит, ведь не критик он. Не услышит никто глухим, прежде бывший радостным, звон. Он говорит: критики — часто самодуры, сегодня рады, завтра от того же пребывают хмуры. Сообщает существенное, иного не желает, лучшей жизнь для белорусов он отныне представляет.

Против Польши Янка не уставал выступать, своими словами он советских людей призывал помогать. Что сделали поляки? Ничего. Они гнобили. Вот, пожалуй, и всё. Дедов за людей не желали считать, отцов могли просто изгнать, матерей-белорусок молоком питались они, а потом и их гнали, будто нет в них больше нужды. Речи Посполитой не должно на свете быть, для того Купала готов все силы свои приложить. И не смирится с ними, стань они наравне с белорусами в Советском Союзе, было бы для Купалы это подобно обузе. В отличии от поляков, за украинский народ Янка рад, сыны Украины с сынами Беларуси в Армии Червонной станут в один ряд.

Помимо стихов, есть поэмы — словами обильные. И там уверения Купалы не менее сильные. «Город Борисов» — возношение и похвала советских людей: они лучше всех тех, кто прежде к белорусам был только лишь злей. Ни царской власти, ни польского короля, ни шведа лютого, должна быть советской эта земля. В поэме «Тарасова доля» о поэта судьбе печаль, Шевченко Янке искренне жаль. В русских казематах гноили выходца из крепостных, что прежде горел в руках польских, нравом не остыв. Уверен Купала — Тарас призывал свергать царей, а поляков вешать: такой делился Янка думой своей. Поэма «Над рекою Орессой» содержанием сложна, отдельного упоминания достойна она.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Футуристам почёт и слава, их страстью любое творение получило на существование право. Говори как хочешь, как хочешь слагай, глагольную рифму с глагольной сближай. Делай акценты, где не делал никто, пусть и скажут: такая поэзия — сущее зло. Напрасны старания: футуристы творили, как прежде не творили поэты, не замечали укоров, их чувства потому не задеты. И вот Маяковского фигура выше всех встала, его голова выше карнавала из футуристов стояла. Разве не будут о нём после писать, разве не будут стихи о нём сочинять? Вот и Асеев, ничтоже сумняшеся, применив доступное пиэтического искусства мастерство, показал, что творить способен всякий, тем созидая, разумеется, добро.

Маяковский начинается. Поэт мал. Он из Грузии прибыл. Там кто о нём знал? В Москве Маяковский, в голове не ветер с вершин, тут доступно недоступное, будет себе властелин. Он взирал на горы, и не видел в московских горах гор, для Кавказа такие горы — позор. Плоские горы: страшно смотреть. И люди на них плоские — с плоскими мыслями — читатель, заметь! Готовься встретить лживые речи, подставить спину под удар. И только тут, всё же, просыпался поэзии жар. Низко кланяться нужно? Лучше склонись. А ещё лучше глаза закрой. Закрой глаза и лучше проспись. Встав спозаранку, подумай ещё раз, стоит ли разменивать просторы горной Грузии на Москвы плоский — в бурю страстей — лаз.

Маяковский в Москве. В небе Уточкин. Рифма у Асеева какова? К слову «Уточкин» отчего-то «шуточки». Не беда, футуристы поймут: жар поэзии там и тут. Рубленной строкой повествовать? Так сходства больше получится. Главное, не надо к красоте стремиться, значит, и не надо долго мучиться. А как повествовать, коли за поэму принялся? Подбирать старайся поводянистей слова. Улетай мыслью в небесную высь, зависни на высоких горах. О Маяковском пишешь, кто скажет, что будешь не прав? Всякое простят, не говори по сути ничего, тогда и повествовать сможешь легко. Возьми за ориентир малое от Маяковского только, и не будет от сказанного ни капельки горько. Воспеваем поэт? Тогда он должен быть во всей красе. Понравится такое должно товарищу Сталину, может даже советской толпе.

Маяковский в поэзии как оказался? Ему бы ринг боксёрский под его комплекцию стался. Он и за бумагами другими мог сидеть, отца-бухгалтера надо тоже упомянуть посметь. Но Маяковский — поэт, громко говорящий и пронзающий муз естество. Для него пиэтичным быть — насаживать представления о стихах на копьё. Не дебета с кредитом сведением заниматься, не на ринге с соперником ему разминаться, а с молотом слова тяжёлого крушить окружающий мир, оттого для потомка Маяковский — кумир. Так попробуй о поэте этом рассказать, футуристов не уставая притом поминать. Бурлила Москва, Маяковский бурлил, ритм жизни тогда был такой: Маяковский подобным ему был.

Отгремел Октябрь, жизнь продолжалась, не лучше и не хуже — всё для поэта в прежней мере осталось. Говори много, повествуй до смерти, коли желание есть, о Хлебникове скажи, донеси о нём до читателя весть. На ком сошлись звёзды, кто ось мира крутил? Да, тем человеком Велимир Хлебников был. Ему почёт, он сам осью бытия Маяковского казался. Сказ же у Асеева дальше продолжался. Наступит время поставить точку, заставить себя не сочинять новую для поэму строчку. Может это поэт. Лет через десять вспомнит опять, добавит немного и о Маяковском предпочтёт замолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Коллективизация для общества — есть благо. Только как её осуществить, не затронув личных интересов каждого? В Советском Союзе проблему решали радикально, избавляясь от всякого, стремившегося к ведению отдельного хозяйства. И всё-таки человек и при коллективизации оставался похожим на себя прежнего. Дети не чурались озорства, спокойно присваивая общее. И среди взрослого населения отмечалось появление индивидуалистов. Что же, как всегда, устанавливать действительность взялись писатели. В Грузии им, среди прочих, стал Лео Киачели, составивший повествование «Гвади Бигва».

В коллективном обществе всё должно перемешаться, оставив в непонимании стороннего наблюдателя. Раз так, то и Лео сообщал историю, заставляя гадать — кто и где, чем и для какой цели занимается. При невнимательном чтении именем из названия можно назвать и ребёнка, и его родителя. В целом же, сама суть того не кажется важной, ежели судить о действительно коллективном обществе. Пусть хоть каждое действующее лицо именуется одним именем, сущность того не изменится. Да и Киачели к такому образу мыслей не склонялся — излишне футуристичным бы оказалось. Всё-таки он сообщал о реалиях Грузии, сделав по мере присущих ему сил.

Коллективизация или нет — представление о горах и их жителях это не изменит. Прежде всего — пастораль. Остальному быть где-то ещё в мнении советских граждан о жизни в предгорьях и на горных склонах. Пастухи пасут овец, растёт виноград, шумит река и поспевают ароматные фруктовые плоды. А ведь страсти всё равно должны кипеть. Где-то неподалёку обязательно существуют абреки — преступные элементы среди обитателей гор. У Киачели их нет. Он просто сообщал о необходимом существовании определённых явлений. Гораздо важнее высказать укор кому-нибудь из участников повествования, дабы тот задумался, как он смеет не вырабатывать трудодни.

Кажется, в советском обществе детям и приходится думать о действительности. Размышляют они будто бы подобно детям, представляемые потому наивными созданиями. Вот есть у председателя корова. Зачем она ему? Молоко он не пьёт, благами от неё не пользуется. Может лучше ребятне отдать? Она бы нашла применение корове для собственной пользы. Вроде и правильный ход мыслей задал Киачели. Да как быть с коллективным мышлением? Ребёнок должен у него видеть, что председатель содержит корову для блага колхоза, позволяет пользоваться молоком нуждающимся. То есть хоть и не для себя, так для других.

Очень трудно показывать общество со стороны детского восприятия. Для того нужно самому оказаться ребёнком, иначе в твоих словах будет сквозить фальшь. Коли взялся писать об определённом, о том и сообщай. Через себя не переступишь, пока нечто чуждо. Вот и думается — не за ту тему взялся Лео Киачели. Да, от него требовали. Да, он понимал, должен написать на определённую тему. Ведь должен советский писатель написать минимум одну книгу про колхоз, значит такая будет им написана. И для Сталинской премии работы Киачели оказалось вполне достаточно, может с целью показать — даже такое исполнение устроит не очень уж и взыскательного обывателя. Главное, выдержана определённая тематика.

Раз книга получила Сталинскую премию, плохо о ней сказать уже не могли. Требовалось искать, за какие моменты хвалить содержание. И таковые нашлись, в той же мере без особых литературных изысков находя и однобоко трактуя, притом не подтверждая ни знаковости произведения, ни весомости его содержания. Так и годы спустя, читая труд Киачели о колхозе, видишь жизнь грузинской деревни так, как она могла жить и без коллективизации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Семнадцатый год не позволял предполагать, как будут развиваться события. Встать на верную сторону — практически сделать случайный выбор. Но человек всегда идёт за тем, кто больше и убедительнее обещает исполнить задуманное. А как быть, если за таким человеком пойти, но он не сумеет преодолеть возникших на его пути препятствий? Вот взять Тамбовщину, где случилось одно из крупнейших крестьянских восстаний под руководством Александра Антонова. Почему за ним пошли крестьяне? Он давал слово скинуть власть царя. А почему от него после отвернулись? Ленин пообещал каждому по двадцать лошадей и по сотне тысяч тракторов на страну. И Николай Вирта брался рассказать, как поднимал голову Антонов, как её затем сложил, но не показал разбитые ожидания крестьянства. Всякий, кто не желал даром отдавать хлеб, кто добивался лучшего положения хозяйства, тех объявляли кулаками и лишали всего, за что прежде они ратовали. История не знает сослагательных наклонений, оттого и нужно идти всегда до конца, кляня судьбу за пропущенный поворот к счастью. И об этом Вирта сообщил читателю, только сделав всё для того, чтобы захотелось человеку вернуться к тому повороту, где он всё равно обречён оказаться растерзанным.

Кем же был Антонов? Он стоял за правое дело, то есть за то, которое поможет России достичь лучших перемен. Да знал ли кто до Семнадцатого года, какое дело окажется правее прочих? Имелись такие политические организации, вроде партий большевиков и эсеров, придерживавшихся радикальных способов борьбы за власть. Первые вооружали население, готовя к революции, вторые устраивали акты терроризма, надеясь склонить власть имущих к требуемым им изменениям. Антонов оказался в числе эсеров, хотя во многом симпатизировал идеям Ленина. Но большевики желали абсолютной власти, не намереваясь уступать и крупицы. Те же самые большевики хотели брать безвозмездно хлеб у крестьян, не думая за него платить. Потому и вспыхнуло на Тамбовщине восстание, ибо не желали крестьяне делиться нажитым. И так случилось, что во главе оказался как раз Антонов.

Почему Антоновщина расцвела? Как и всякое крестьянское восстание — в результате неких отвлекающих событий. Касательно этого исторического эпизода — противостояние Красной Армии Белому движению. Вот и действовал Ленин словом, подготавливая почву к недовольству среди антоновцев. Бороться с большевикам бессмысленно, ввиду доставшейся им изначально мощи. Кто это понимал — те ранее перестроились. Чего не скажешь об Антонове. Когда подойдёт время для подавления — восстание будет в срочном порядке обезглавлено. Останется сообщить, какого конца удостоились предводители крестьянского бунта на Тамбовщине. Тут-то и пригодятся заготовленные Виртой сюжетные линии. Ведь гремела Гражданская война, брат шёл на брата. Так же случилось среди тамбовских семей: отец мог отстаивать интерес Белого движения, а его сыновья тяготеть к различным партиям. В итоге выжить получилось единственному, шедшему одной дорогой с большевиками, если он умел сохранить жизнь в кровопролитной борьбе.

Вирта не из простых побуждений взялся сообщить читателю именно о происходивших под Тамбовом событиях. Он сам родился в Тамбовской губернии, встретив Семнадцатый год двенадцатилетним парнем, а основные события восстания кулаков и вовсе уже будучи пятнадцати лет. Получается, он жил в окружении происходившего, усвоив для себя определённые выводы. И действительно, события в России, начиная с Семнадцатого года, это не столько кровопролитие, сколько борьба между хорошими идеями, оспаривавшими право быть названной среди них лучшей. Может из-за этого Вирта излишне не очернял антоновцев, при том слишком не вознося коммунистов. Всё-таки братья убивали друг друга, делая то из побуждения помочь России стать лучше, нежели она была при царе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Битву за Севастополь русское оружие проиграло. И не в силу естественных причин, а согласно сложившихся обстоятельств. На Российскую Империю обрушилась мощь европейских держав, выступивших в поддержку Турции, тем планируя ослабить рост могущества в регионе как России, так и непосредственно Османской Империи. Каким образом протекала война? О том взялся донести художественными способами Сергеев-Ценский, взяв на вооружение фактологическую базу, собираясь обсудить всевозможные нюансы. Вместе с тем, политическая составляющая пятидесятых годов XIX века не менее сложна, чем любой другой хорошо изученный исторический период. Имеется множество данных, которые нужно грамотно интерпретировать. И Сергеев-Ценский постарался показать наибольшую пристрастность к пониманию тогда произошедшего. Он пытался совершить невозможное, воссоздав ситуацию изнутри. Перед читателем оживали участники боевых действий с их мыслями и желаниями. Отчасти то и погубило замысел произведения. Вместо труда о Крымской войне, была написана беллетристика, хотя для неё места на страницах и не должно было быть.

Сперва Сергеев-Ценский показал слухи о грядущем противостоянии. Нападут ли соперники на Россию? А если да, то где? Может они высадятся на Кавказе, либо в пределах Одессы. Это казалось наиболее вероятным. Зачем им Севастополь, оторванный от других русских укреплений? К сему городу подобраться можно со стороны моря, тогда как по суше практически никак, поскольку пресловутая грязь станет непреодолимым препятствием для продвижения современных осадных орудий. Может и не будет никакого нападения. Разве не имелось подобных слухов ранее? Англичане постоянно точат на Россию клинки, примерно также поступает и Франция, практически не предпринимая решительных действий.

А готова ли к войне сама Россия? Грязь мешает не только сопернику, но и самим русским. Основное вооружение располагается в Одессе, и случись противостояние, вскорости доставить к зоне боевых действий его не получится. Да и само вооружение не выдерживало критики. Хорошо, ежели оно не рассыпется от первого применения. Да и сами солдаты — не подготовленные к войне юнцы. Сергеев-Ценский в том совершенно уверен. Ведь когда начнётся война, то пушки будут оперативно доставлены, но стрелять они не смогут. Почему? Мало иметь ствол — к нему полагается лафет. Оных как раз и не будет подготовлено. Правда, русские — это русские, способные превозмочь любое недоразумение, поскольку к аналогичным оказиям привыкли. Именно это и послужит неприятным моментом в восприятии противником русских вооружённых сил, вполне способных без всякого огнестрельного оружия оказать действенное сопротивление. Возможности русских действительно безграничны. Ежели не хватает генерала, на его место будет поставлен адмирал. Такое кажется абсурдом, однако Нахимову с подобным приказанием всё-таки пришлось согласиться.

Ладное повествование от Сергеева-Ценского перешло к обсуждению политики Николая I. Сей царь казнил без милости, хотя казней в России официально не проводилось. Забытыми оказались декабристы, никто не считал и тысяч забитых насмерть шпицрутенами. Относился к людям Николай соответственно. Про Лермонтова он сказал: собаке — собачья смерть. Гоголь при его правлении зачах, Салтыков-Щедрин без особой для того заслуги был отправлен в ссылку, Достоевский и вовсе попал на каторгу, не говоря уже о Тарасе Шевченко, в прозябании служивший под Оренбургом. Вполне допустимо перейти в разговоре к восхождению Наполеона III, с 1852 года провозгласивший себя императором.

Основной мыслью повествования к третьей части произведения становится мысль Нахимова, что во флоте главное значение должно отводиться матросу, который сравнивается с пружиной, приводящей всё в движение. Аналогичная мысль возникает в отношении солдата. Тот и другой воплощают в себе силу крепостничества, такой же пружины для происходящих в России процессов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Революция — есть благо в представлениях потомков, тогда как для её современников всё далеко не так очевидно. Алексей Толстой вольно или невольно взялся сравнить два отдалённо схожих исторических эпизода: приход к власти Петра I и аналогичное действие, совершённое большевиками. Пролитой крови оказалось с избытком, но в обоих случаях вершить судьбами брались обыкновенные люди или именно за их решением стояло, кому поручить управление государством. Не так уж Хованщина отличалась от событий, означивших властные полномочия для Временного правительства 1917 года, и не так отличается последующий стрелецкий бунт, обозначивший падение того же Временного правительства и переход власти в единые руки — как раз большевиков. А что же дальше? У власти становится сильная личность, ведущая страну к процветанию, невзирая на притеснение населения и приносимые во имя будущего огромные человеческие жертвы. Иногда требовалось собирать повсеместно люд, чтобы построить нечто великое — город на болоте или осуществить любой другой грандиозный проект, вроде возведения каналов. Обычно в таких случаях говорят: все совпадения случайны. Разве читатель в это поверит, когда речь про роман Толстого о Петре I?

Сей роман прежде всего интересен не наполнением, а вручением за него автору Сталинской премии, причём он стоял в списке первых её обладателей, и принято считать, что даже самым первым. Тем не менее, законченный к 1941 году, роман не являлся окончательным вариантом. Несколько лет спустя Алексей возьмётся за его продолжение, написав ещё одну часть, тем поведя повествование о жизни Петра до взятия Нарвы. Читатель не сожалеет о прекращении работы над этим литературным трудом, и не по причине смерти непосредственно Толстого. Тут скорее следует говорить о перенаполнении. Алексей расширил границы сообщаемой им информации, интересуясь ситуацией вокруг прочих европейских правителей, ставя их бытность в центр описываемого на страницах действия. Безусловно, конфликт между претендентами на королевские регалии Речи Посполитой важен, однако не до такой степени, чтобы ему соседствовать — а где-то и преобладать — с Петром в книге, названной его же именем.

На всём протяжении произведения, несмотря на растянутость описываемых сцен, Толстой расставлял определённые акценты. Он брал некий исторический отрезок, помещал в него придуманную специально проблематику, затем приступал к изложению событий под соответствующим их восприятием. Из романа в итоге вышло лоскутное одеяло, где читателю предлагается не равномерное следование по тексту, а соучастие в определённых сценах. Например, сообщая о детстве Петра, Толстой как бы упустил из внимания Хованщину. Из-за чего она случилась? В результате смерти царя Фёдора Алексеевича случился кризис царской династии, выраженный в непримиримых противоречиях двух сторон: одна поддерживала Софью и Ивана, а другая — Петра. По результатам бунта было решено поставить царями Ивана и Петра, Софью же назначить регентом. Об этом Толстой рассказывает. Что тогда странного? Сам бунт практически никак не рассматривается. На следующих страницах Алексей повествовал уже про детские годы Петра, показывая его любознательность и стремление делать нечто, из всего извлекая пользу. Пока не случится нового стрелецкого бунта, когда, со слов Толстого, в Москве произойдут массовые казни. И ежели при Хованщине стрельцы терзали бояр, то теперь уже бояре собственноручно рубили головы стрельцам. Но всё это воспринимается утрировано.

Так и будет повествовать Алексей Толстой, обсуждая любовные похождения Петра, его деятельность вне России, некоторые походы в сторону Турции, затронет и тему церковного раскола. Основное же — подготовка к строительству города на болоте, как символа преображающейся страны. А что будет после — не так важно. И взятие Нарвы уже не вызовет пристального внимания. Самое главное — побудить народ действовать во благо страны, пусть и через принесение себя в жертву чьим-то амбициям. Лишь бы Россия процветала, грозила шведу и прочая-прочая. Произведение об этом не могло не побудить к ещё большим свершениям.

Автор: Константин Трунин

» Read more