trounin.ru

Футуристам почёт и слава, их страстью любое творение получило на существование право. Говори как хочешь, как хочешь слагай, глагольную рифму с глагольной сближай. Делай акценты, где не делал никто, пусть и скажут: такая поэзия — сущее зло. Напрасны старания: футуристы творили, как прежде не творили поэты, не замечали укоров, их чувства потому не задеты. И вот Маяковского фигура выше всех встала, его голова выше карнавала из футуристов стояла. Разве не будут о нём после писать, разве не будут стихи о нём сочинять? Вот и Асеев, ничтоже сумняшеся, применив доступное пиэтического искусства мастерство, показал, что творить способен всякий, тем созидая, разумеется, добро.

Маяковский начинается. Поэт мал. Он из Грузии прибыл. Там кто о нём знал? В Москве Маяковский, в голове не ветер с вершин, тут доступно недоступное, будет себе властелин. Он взирал на горы, и не видел в московских горах гор, для Кавказа такие горы — позор. Плоские горы: страшно смотреть. И люди на них плоские — с плоскими мыслями — читатель, заметь! Готовься встретить лживые речи, подставить спину под удар. И только тут, всё же, просыпался поэзии жар. Низко кланяться нужно? Лучше склонись. А ещё лучше глаза закрой. Закрой глаза и лучше проспись. Встав спозаранку, подумай ещё раз, стоит ли разменивать просторы горной Грузии на Москвы плоский — в бурю страстей — лаз.

Маяковский в Москве. В небе Уточкин. Рифма у Асеева какова? К слову «Уточкин» отчего-то «шуточки». Не беда, футуристы поймут: жар поэзии там и тут. Рубленной строкой повествовать? Так сходства больше получится. Главное, не надо к красоте стремиться, значит, и не надо долго мучиться. А как повествовать, коли за поэму принялся? Подбирать старайся поводянистей слова. Улетай мыслью в небесную высь, зависни на высоких горах. О Маяковском пишешь, кто скажет, что будешь не прав? Всякое простят, не говори по сути ничего, тогда и повествовать сможешь легко. Возьми за ориентир малое от Маяковского только, и не будет от сказанного ни капельки горько. Воспеваем поэт? Тогда он должен быть во всей красе. Понравится такое должно товарищу Сталину, может даже советской толпе.

Маяковский в поэзии как оказался? Ему бы ринг боксёрский под его комплекцию стался. Он и за бумагами другими мог сидеть, отца-бухгалтера надо тоже упомянуть посметь. Но Маяковский — поэт, громко говорящий и пронзающий муз естество. Для него пиэтичным быть — насаживать представления о стихах на копьё. Не дебета с кредитом сведением заниматься, не на ринге с соперником ему разминаться, а с молотом слова тяжёлого крушить окружающий мир, оттого для потомка Маяковский — кумир. Так попробуй о поэте этом рассказать, футуристов не уставая притом поминать. Бурлила Москва, Маяковский бурлил, ритм жизни тогда был такой: Маяковский подобным ему был.

Отгремел Октябрь, жизнь продолжалась, не лучше и не хуже — всё для поэта в прежней мере осталось. Говори много, повествуй до смерти, коли желание есть, о Хлебникове скажи, донеси о нём до читателя весть. На ком сошлись звёзды, кто ось мира крутил? Да, тем человеком Велимир Хлебников был. Ему почёт, он сам осью бытия Маяковского казался. Сказ же у Асеева дальше продолжался. Наступит время поставить точку, заставить себя не сочинять новую для поэму строчку. Может это поэт. Лет через десять вспомнит опять, добавит немного и о Маяковском предпочтёт замолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Коллективизация для общества — есть благо. Только как её осуществить, не затронув личных интересов каждого? В Советском Союзе проблему решали радикально, избавляясь от всякого, стремившегося к ведению отдельного хозяйства. И всё-таки человек и при коллективизации оставался похожим на себя прежнего. Дети не чурались озорства, спокойно присваивая общее. И среди взрослого населения отмечалось появление индивидуалистов. Что же, как всегда, устанавливать действительность взялись писатели. В Грузии им, среди прочих, стал Лео Киачели, составивший повествование «Гвади Бигва».

В коллективном обществе всё должно перемешаться, оставив в непонимании стороннего наблюдателя. Раз так, то и Лео сообщал историю, заставляя гадать — кто и где, чем и для какой цели занимается. При невнимательном чтении именем из названия можно назвать и ребёнка, и его родителя. В целом же, сама суть того не кажется важной, ежели судить о действительно коллективном обществе. Пусть хоть каждое действующее лицо именуется одним именем, сущность того не изменится. Да и Киачели к такому образу мыслей не склонялся — излишне футуристичным бы оказалось. Всё-таки он сообщал о реалиях Грузии, сделав по мере присущих ему сил.

Коллективизация или нет — представление о горах и их жителях это не изменит. Прежде всего — пастораль. Остальному быть где-то ещё в мнении советских граждан о жизни в предгорьях и на горных склонах. Пастухи пасут овец, растёт виноград, шумит река и поспевают ароматные фруктовые плоды. А ведь страсти всё равно должны кипеть. Где-то неподалёку обязательно существуют абреки — преступные элементы среди обитателей гор. У Киачели их нет. Он просто сообщал о необходимом существовании определённых явлений. Гораздо важнее высказать укор кому-нибудь из участников повествования, дабы тот задумался, как он смеет не вырабатывать трудодни.

Кажется, в советском обществе детям и приходится думать о действительности. Размышляют они будто бы подобно детям, представляемые потому наивными созданиями. Вот есть у председателя корова. Зачем она ему? Молоко он не пьёт, благами от неё не пользуется. Может лучше ребятне отдать? Она бы нашла применение корове для собственной пользы. Вроде и правильный ход мыслей задал Киачели. Да как быть с коллективным мышлением? Ребёнок должен у него видеть, что председатель содержит корову для блага колхоза, позволяет пользоваться молоком нуждающимся. То есть хоть и не для себя, так для других.

Очень трудно показывать общество со стороны детского восприятия. Для того нужно самому оказаться ребёнком, иначе в твоих словах будет сквозить фальшь. Коли взялся писать об определённом, о том и сообщай. Через себя не переступишь, пока нечто чуждо. Вот и думается — не за ту тему взялся Лео Киачели. Да, от него требовали. Да, он понимал, должен написать на определённую тему. Ведь должен советский писатель написать минимум одну книгу про колхоз, значит такая будет им написана. И для Сталинской премии работы Киачели оказалось вполне достаточно, может с целью показать — даже такое исполнение устроит не очень уж и взыскательного обывателя. Главное, выдержана определённая тематика.

Раз книга получила Сталинскую премию, плохо о ней сказать уже не могли. Требовалось искать, за какие моменты хвалить содержание. И таковые нашлись, в той же мере без особых литературных изысков находя и однобоко трактуя, притом не подтверждая ни знаковости произведения, ни весомости его содержания. Так и годы спустя, читая труд Киачели о колхозе, видишь жизнь грузинской деревни так, как она могла жить и без коллективизации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Семнадцатый год не позволял предполагать, как будут развиваться события. Встать на верную сторону — практически сделать случайный выбор. Но человек всегда идёт за тем, кто больше и убедительнее обещает исполнить задуманное. А как быть, если за таким человеком пойти, но он не сумеет преодолеть возникших на его пути препятствий? Вот взять Тамбовщину, где случилось одно из крупнейших крестьянских восстаний под руководством Александра Антонова. Почему за ним пошли крестьяне? Он давал слово скинуть власть царя. А почему от него после отвернулись? Ленин пообещал каждому по двадцать лошадей и по сотне тысяч тракторов на страну. И Николай Вирта брался рассказать, как поднимал голову Антонов, как её затем сложил, но не показал разбитые ожидания крестьянства. Всякий, кто не желал даром отдавать хлеб, кто добивался лучшего положения хозяйства, тех объявляли кулаками и лишали всего, за что прежде они ратовали. История не знает сослагательных наклонений, оттого и нужно идти всегда до конца, кляня судьбу за пропущенный поворот к счастью. И об этом Вирта сообщил читателю, только сделав всё для того, чтобы захотелось человеку вернуться к тому повороту, где он всё равно обречён оказаться растерзанным.

Кем же был Антонов? Он стоял за правое дело, то есть за то, которое поможет России достичь лучших перемен. Да знал ли кто до Семнадцатого года, какое дело окажется правее прочих? Имелись такие политические организации, вроде партий большевиков и эсеров, придерживавшихся радикальных способов борьбы за власть. Первые вооружали население, готовя к революции, вторые устраивали акты терроризма, надеясь склонить власть имущих к требуемым им изменениям. Антонов оказался в числе эсеров, хотя во многом симпатизировал идеям Ленина. Но большевики желали абсолютной власти, не намереваясь уступать и крупицы. Те же самые большевики хотели брать безвозмездно хлеб у крестьян, не думая за него платить. Потому и вспыхнуло на Тамбовщине восстание, ибо не желали крестьяне делиться нажитым. И так случилось, что во главе оказался как раз Антонов.

Почему Антоновщина расцвела? Как и всякое крестьянское восстание — в результате неких отвлекающих событий. Касательно этого исторического эпизода — противостояние Красной Армии Белому движению. Вот и действовал Ленин словом, подготавливая почву к недовольству среди антоновцев. Бороться с большевикам бессмысленно, ввиду доставшейся им изначально мощи. Кто это понимал — те ранее перестроились. Чего не скажешь об Антонове. Когда подойдёт время для подавления — восстание будет в срочном порядке обезглавлено. Останется сообщить, какого конца удостоились предводители крестьянского бунта на Тамбовщине. Тут-то и пригодятся заготовленные Виртой сюжетные линии. Ведь гремела Гражданская война, брат шёл на брата. Так же случилось среди тамбовских семей: отец мог отстаивать интерес Белого движения, а его сыновья тяготеть к различным партиям. В итоге выжить получилось единственному, шедшему одной дорогой с большевиками, если он умел сохранить жизнь в кровопролитной борьбе.

Вирта не из простых побуждений взялся сообщить читателю именно о происходивших под Тамбовом событиях. Он сам родился в Тамбовской губернии, встретив Семнадцатый год двенадцатилетним парнем, а основные события восстания кулаков и вовсе уже будучи пятнадцати лет. Получается, он жил в окружении происходившего, усвоив для себя определённые выводы. И действительно, события в России, начиная с Семнадцатого года, это не столько кровопролитие, сколько борьба между хорошими идеями, оспаривавшими право быть названной среди них лучшей. Может из-за этого Вирта излишне не очернял антоновцев, при том слишком не вознося коммунистов. Всё-таки братья убивали друг друга, делая то из побуждения помочь России стать лучше, нежели она была при царе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Битву за Севастополь русское оружие проиграло. И не в силу естественных причин, а согласно сложившихся обстоятельств. На Российскую Империю обрушилась мощь европейских держав, выступивших в поддержку Турции, тем планируя ослабить рост могущества в регионе как России, так и непосредственно Османской Империи. Каким образом протекала война? О том взялся донести художественными способами Сергеев-Ценский, взяв на вооружение фактологическую базу, собираясь обсудить всевозможные нюансы. Вместе с тем, политическая составляющая пятидесятых годов XIX века не менее сложна, чем любой другой хорошо изученный исторический период. Имеется множество данных, которые нужно грамотно интерпретировать. И Сергеев-Ценский постарался показать наибольшую пристрастность к пониманию тогда произошедшего. Он пытался совершить невозможное, воссоздав ситуацию изнутри. Перед читателем оживали участники боевых действий с их мыслями и желаниями. Отчасти то и погубило замысел произведения. Вместо труда о Крымской войне, была написана беллетристика, хотя для неё места на страницах и не должно было быть.

Сперва Сергеев-Ценский показал слухи о грядущем противостоянии. Нападут ли соперники на Россию? А если да, то где? Может они высадятся на Кавказе, либо в пределах Одессы. Это казалось наиболее вероятным. Зачем им Севастополь, оторванный от других русских укреплений? К сему городу подобраться можно со стороны моря, тогда как по суше практически никак, поскольку пресловутая грязь станет непреодолимым препятствием для продвижения современных осадных орудий. Может и не будет никакого нападения. Разве не имелось подобных слухов ранее? Англичане постоянно точат на Россию клинки, примерно также поступает и Франция, практически не предпринимая решительных действий.

А готова ли к войне сама Россия? Грязь мешает не только сопернику, но и самим русским. Основное вооружение располагается в Одессе, и случись противостояние, вскорости доставить к зоне боевых действий его не получится. Да и само вооружение не выдерживало критики. Хорошо, ежели оно не рассыпется от первого применения. Да и сами солдаты — не подготовленные к войне юнцы. Сергеев-Ценский в том совершенно уверен. Ведь когда начнётся война, то пушки будут оперативно доставлены, но стрелять они не смогут. Почему? Мало иметь ствол — к нему полагается лафет. Оных как раз и не будет подготовлено. Правда, русские — это русские, способные превозмочь любое недоразумение, поскольку к аналогичным оказиям привыкли. Именно это и послужит неприятным моментом в восприятии противником русских вооружённых сил, вполне способных без всякого огнестрельного оружия оказать действенное сопротивление. Возможности русских действительно безграничны. Ежели не хватает генерала, на его место будет поставлен адмирал. Такое кажется абсурдом, однако Нахимову с подобным приказанием всё-таки пришлось согласиться.

Ладное повествование от Сергеева-Ценского перешло к обсуждению политики Николая I. Сей царь казнил без милости, хотя казней в России официально не проводилось. Забытыми оказались декабристы, никто не считал и тысяч забитых насмерть шпицрутенами. Относился к людям Николай соответственно. Про Лермонтова он сказал: собаке — собачья смерть. Гоголь при его правлении зачах, Салтыков-Щедрин без особой для того заслуги был отправлен в ссылку, Достоевский и вовсе попал на каторгу, не говоря уже о Тарасе Шевченко, в прозябании служивший под Оренбургом. Вполне допустимо перейти в разговоре к восхождению Наполеона III, с 1852 года провозгласивший себя императором.

Основной мыслью повествования к третьей части произведения становится мысль Нахимова, что во флоте главное значение должно отводиться матросу, который сравнивается с пружиной, приводящей всё в движение. Аналогичная мысль возникает в отношении солдата. Тот и другой воплощают в себе силу крепостничества, такой же пружины для происходящих в России процессов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Революция — есть благо в представлениях потомков, тогда как для её современников всё далеко не так очевидно. Алексей Толстой вольно или невольно взялся сравнить два отдалённо схожих исторических эпизода: приход к власти Петра I и аналогичное действие, совершённое большевиками. Пролитой крови оказалось с избытком, но в обоих случаях вершить судьбами брались обыкновенные люди или именно за их решением стояло, кому поручить управление государством. Не так уж Хованщина отличалась от событий, означивших властные полномочия для Временного правительства 1917 года, и не так отличается последующий стрелецкий бунт, обозначивший падение того же Временного правительства и переход власти в единые руки — как раз большевиков. А что же дальше? У власти становится сильная личность, ведущая страну к процветанию, невзирая на притеснение населения и приносимые во имя будущего огромные человеческие жертвы. Иногда требовалось собирать повсеместно люд, чтобы построить нечто великое — город на болоте или осуществить любой другой грандиозный проект, вроде возведения каналов. Обычно в таких случаях говорят: все совпадения случайны. Разве читатель в это поверит, когда речь про роман Толстого о Петре I?

Сей роман прежде всего интересен не наполнением, а вручением за него автору Сталинской премии, причём он стоял в списке первых её обладателей, и принято считать, что даже самым первым. Тем не менее, законченный к 1941 году, роман не являлся окончательным вариантом. Несколько лет спустя Алексей возьмётся за его продолжение, написав ещё одну часть, тем поведя повествование о жизни Петра до взятия Нарвы. Читатель не сожалеет о прекращении работы над этим литературным трудом, и не по причине смерти непосредственно Толстого. Тут скорее следует говорить о перенаполнении. Алексей расширил границы сообщаемой им информации, интересуясь ситуацией вокруг прочих европейских правителей, ставя их бытность в центр описываемого на страницах действия. Безусловно, конфликт между претендентами на королевские регалии Речи Посполитой важен, однако не до такой степени, чтобы ему соседствовать — а где-то и преобладать — с Петром в книге, названной его же именем.

На всём протяжении произведения, несмотря на растянутость описываемых сцен, Толстой расставлял определённые акценты. Он брал некий исторический отрезок, помещал в него придуманную специально проблематику, затем приступал к изложению событий под соответствующим их восприятием. Из романа в итоге вышло лоскутное одеяло, где читателю предлагается не равномерное следование по тексту, а соучастие в определённых сценах. Например, сообщая о детстве Петра, Толстой как бы упустил из внимания Хованщину. Из-за чего она случилась? В результате смерти царя Фёдора Алексеевича случился кризис царской династии, выраженный в непримиримых противоречиях двух сторон: одна поддерживала Софью и Ивана, а другая — Петра. По результатам бунта было решено поставить царями Ивана и Петра, Софью же назначить регентом. Об этом Толстой рассказывает. Что тогда странного? Сам бунт практически никак не рассматривается. На следующих страницах Алексей повествовал уже про детские годы Петра, показывая его любознательность и стремление делать нечто, из всего извлекая пользу. Пока не случится нового стрелецкого бунта, когда, со слов Толстого, в Москве произойдут массовые казни. И ежели при Хованщине стрельцы терзали бояр, то теперь уже бояре собственноручно рубили головы стрельцам. Но всё это воспринимается утрировано.

Так и будет повествовать Алексей Толстой, обсуждая любовные похождения Петра, его деятельность вне России, некоторые походы в сторону Турции, затронет и тему церковного раскола. Основное же — подготовка к строительству города на болоте, как символа преображающейся страны. А что будет после — не так важно. И взятие Нарвы уже не вызовет пристального внимания. Самое главное — побудить народ действовать во благо страны, пусть и через принесение себя в жертву чьим-то амбициям. Лишь бы Россия процветала, грозила шведу и прочая-прочая. Произведение об этом не могло не побудить к ещё большим свершениям.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В рамках сайта планируется ознакомиться с лауреатами Сталинской премии в области литературы и искусства. Перечень произведений прилагается:

1941
— Художественная проза
— Первая степень
— Алексей Толстой. За роман «Пётр I»
— Сергей Сергеев-Ценский. За роман «Севастопольская страда» (Книга 1, Книга 2, Книга 3)
— Михаил Шолохов. За роман «Тихий Дон» (Том 1, Том 2, Том 3, Том 4)
— Вторая степень
— Николай Вирта. За роман «Одиночество»
— Лео Киачели. За роман «Гвади Бигва»
— Алексей Новиков-Прибой. За 2-ю часть романа «Цусима»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Асеев. За поэму «Маяковский начинается»
— Янка Купала. За сборник стихов «От сердца»
— Павел Тычина. За сборник стихов «Чувство семьи единой» *
— Вторая степень
— Джамбул Джабаев. За общественные произведения *
— Василий Лебедев-Кумач. За стихотворные тексты общеизвестных песен *
— Георгий Леонидзе. За поэму «Сталин. Детство и отрочество»
— Сергей Михалков. За стихи для детей *
— Александр Твардовский. За поэму «Страна Муравия»
— Драматургия
— Первая степень
— Константин Тренёв. За пьесу «Любовь Яровая», поставленную в новой редакции
— Александр Корнейчук. За пьесы «Платон Кречет» и «Богдан Хмельницкий» *
— Николай Погодин. За пьесу «Человек с ружьём»
— Вторая степень
— Самед Вургун. За пьесу «Вагиф»
— Кондрат Крапива. За пьесу «Кто смеётся последним»
— Владимир Соловьёв. За пьесу «Фельдмаршал Кутузов» *
— Литературная критика
— Первая степень
— Игорь Грабарь. За книгу «Репин»

1942
— Художественная проза
— Первая степень
— Илья Эренбург. За роман «Падение Парижа»
— Василий Ян. За роман «Чингисхан»
— Вторая степень
— Анна Антоновская. За 1—2 части романа «Великий моурави» (Часть 1, Часть 2)
— Сергей Бородин. За роман «Дмитрий Донской»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Тихонов. За поэму «Киров с нами» и стихотворения «В лесах на полянах мшистых…», «Растёт, шумит тот вихрь народной славы…» и другие *
— Вторая степень
— Самуил Маршак. За стихотворные тексты к плакатам и карикатурам *
— Драматургия
— Первая степень
— Александр Корнейчук. За пьесу «В степях Украины» *
— Константин Симонов. За пьесу «Парень из нашего города»
— Вторая степень
— Самед Вургун. За пьесу «Фархад и Ширин» *

1943
— Художественная проза
— Первая степень
— Алексей Толстой. За трилогию «Хождение по мукам»: «Сёстры», «Восемнадцатый год», «Хмурое утро»
— Ванда Василевская. За повесть «Радуга»
— Вторая степень
— Павел Бажов. За книгу «Малахитовая шкатулка»
— Леонид Соболев. За сборник рассказов «Морская душа»
— Поэзия
— Первая степень
— Максим Рыльский. За сборники стихов: «Слово про рiдну матiр», «Свiтова зоря», «Свiтла зброя» и поэму «Мандрiвка в молодiсть»
— Михаил Исаковский. За тексты общеизвестных песен: «Шёл со службы пограничник…», «Провожание», «И кто его знает…», «Катюша» и другие
— Вторая степень
— Маргарита Алигер. За поэму «Зоя»
— Драматургия
— Первая степень
— Александр Корнейчук. За пьесу «Фронт»
— Леонид Леонов. За пьесу «Нашествие»
— Вторая степень
— Константин Симонов. За пьесу «Русские люди»
— За многолетние выдающиеся достижения в области искусства и литературы
— Первая степень
— Владимир Немирович-Данченко *
— Ксения Держинская *
— Вера Пашенная *
— Вера Мичурина-Самойлова *
— Викентий Вересаев *
— Александр Серафимович *
— Вторая степень
— Борис Асафьев *
— Иван Павлов *

1946 (январь)
— Художественная проза
— Первая степень
— Александр Степанов. За роман «Порт-Артур»
— Вячеслав Шишков. За роман «Емельян Пугачёв» (книга 1, книга 2, книга 3)
— Вторая степень
— Ванда Василевская. За повесть «Просто любовь»
— Борис Горбатов. За повесть «Непокорённые»
— Вениамин Каверин. За роман «Два капитана»
— Константин Симонов. За повесть «Дни и ночи»
— Поэзия
— Первая степень
— Аркадий Кулешов. За поэму «Знамя бригады»
— Алексей Сурков. За общеизвестные песни и стихи «Песня смелых», «За нашей спиною Москва», «Песня о солдатской матери», «Победа», «Песня защитников Москвы», «Бьётся в тесной печурке огонь…», «В смертельном ознобе»
— Александр Твардовский. За поэму «Василий Тёркин»
— Михаил Лозинский. За образцовый перевод «Божественной комедии» Данте Алигьери
— Вторая степень
— Павел Антокольский. За поэму «Сын»
— Гулям Гафур. За стихотворный сборник «Иду с Востока» *
— Леонид Первомайский. За сборники стихов «День рождения» и «Земля» *
— Александр Прокофьев. За поэму «Россия» и стихотворения «Не отдадим!», «Клятва», «Застольная», «За тебя, Ленинград!»
— Драматургия
— Первая степень
— Алексей Толстой. За драматическую повесть «Иван Грозный»
— Вторая степень
— Самуил Маршак. За пьесу-сказку «Двенадцать месяцев»

1946 (июнь)
— Художественная проза
— Первая степень
— Александр Фадеев. За роман «Молодая гвардия»
— Айбек. За роман «Навои»
— Вторая степень
— Валентин Катаев. За повесть «Сын полка»
— Андрей Упит. За роман «Земля зелёная»
— Поэзия
— Первая степень
— Аветик Исаакян. За стихотворения «Моей Родине», «Великому Сталину», «Бранный клич», «Сердце моё на вершинах гор», «Наша борьба», «Вечной памяти С. Г. Загияна»
— Якуб Колас. За стихотворения «Майские дни», «Дорогой славы», «Салар», «Родной путь», «Моему другу», «На запад», «Голос земли»
— Вторая степень
— Микола Бажан. За поэму «Даниил Галицкий», стихотворение «Клятва», цикл стихотворений «Сталинградская тетрадь»
— Вера Инбер. За поэму «Пулковский меридиан» (1943) и «Ленинградский дневник» («Почти три года»)
— Драматургия
— Первая степень
— Борис Лавренёв. За пьесу «За тех, кто в море!» *
— Вторая степень
— Владимир Соловьёв. За пьесу «Великий государь» *

1947
— Художественная проза
— Первая степень
— Эльмар Грин. За повесть «Ветер с юга»
— Вера Панова. За повесть «Спутники»
— Вторая степень
— Пётр Вершигора. За книгу «Люди с чистой совестью»
— Виктор Некрасов. За повесть «В окопах Сталинграда»
— Борис Полевой. За «Повесть о настоящем человеке»
— Поэзия
— Первая степень
— Саломея Нерис. За сборник стихов «Мой край»
— Симон Чиковани. За поэму «Песнь о Давиде Гурамишвили» и стихотворения «Гори», «Кто сказал», «Картлийские вечера», «Праздник победы»
— Вторая степень
— Петрусь Бровка. За поэмы «Хлеб» и «Думы про Москву», стихотворения «Брат и сестра», «Встреча», «Если бы мне быть…», «Народное спасибо»
— Андрей Малышко. За стихотворный сборник «Лирика» * и поэму «Прометей»
— Александр Твардовский. За поэму «Дом у дороги»
— Драматургия
— Первая степень
— Константин Симонов. За пьесу «Русский вопрос»
— Вторая степень
— Аугуст Якобсон. За пьесу «Жизнь в цитадели»

1948
— Художественная проза
— Первая степень
— Михаил Бубеннов. За 1-ю книгу романа «Белая берёза»
— Пётр Павленко. За роман «Счастье»
— Илья Эренбург. За роман «Буря»
— Вторая степень
— Олесь Гончар. За роман «Знаменосцы» (ч.1 «Альпы», ч.2 «Голубой Дунай»)
— Эммануил Казакевич. За повесть «Звезда»
— Берды Кербабаев. За роман «Решающий шаг»
— Валентин Костылев. За трилогию «Иван Грозный» («Москва в походе», «Море», «Невская твердыня»)
— Вера Панова. За роман «Кружилиха»
— Фёдор Панфёров. За роман «Борьба за мир»
— Третья степень
— Виктор Авдеев. За повесть «Гурты на дорогах»
— Борис Галин. За очерки «В Донбассе», «В одном городе»
— Тембот Керашев. За роман «Дорога к счастью»
— Вера Кетлинская. За роман «В осаде»
— Иван Козлов. За книгу «В крымском подполье»
— Иосиф Ликстанов. За повесть «Малышок»
— Николай Михайлов. За книгу «Над картой Родины»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Грибачёв. За поэму «Колхоз „Большевик“»
— Алексей Недогонов. За поэму «Флаг над сельсоветом»
— Владимир Сосюра. За сборник стихов «Чтобы сады шумели…» *
— Вторая степень
— Ян Судрабкалн. За сборник стихов «В братской семье» *
— Танк Максим. За сборник стихов «Кабы ведали» *
— Мирзо Турсун-Заде. За стихотворения «Индийская баллада», «Ганг», «Шли с туманного запада люди…», «Тара-чандри», «Висячий сад в Бомбее», «В человеческой памяти» *
— Драматургия
— Первая степень
— Борис Ромашов. За пьесу «Великая сила» *
— Аугуст Якобсон. За пьесу «Борьба без линии фронта»
— Вторая степень
— Николай Вирта. За пьесу «Хлеб наш насущный»
— Анатолий Софронов. За пьесу «В одном городе»
— Литературная критика и искусствоведение
— Первая степень
— Борис Асафьев. За книгу «Глинка»
— Вторая степень
— Борис Мейлах. За книгу «Ленин и проблемы русской литературы конца XIX и начала XX века»
— Милица Нечкина. За книгу «Грибоедов и декабристы»

1949
— Художественная проза
— Первая степень
— Василий Ажаев. За роман «Далеко от Москвы»
— Мухтар Ауэзов. За роман «Абай» (книга 1, книга 2)
— Константин Федин. За романы «Первые радости» и «Необыкновенное лето»
— Семён Бабаевский. За роман «Кавалер Золотой Звезды»
— Вторая степень
— Тихон Сёмушкин. За роман «Алитет уходит в горы»
— Вилис Лацис. За роман «Буря»(часть 1, часть 2, часть 3)
— Борис Полевой. За сборник рассказов «Мы — советские люди»
— Аркадий Первенцев. За роман «Честь смолоду»
— Владимир Попов. За роман «Сталь и шлак»
— Елизар Мальцев. За роман «От всего сердца»
— Олесь Гончар. За роман «Злата Прага» (3-я книга романа «Знаменосцы»)
— Третья степень
— Георгий Гулиа. За повесть «Весна в Сакене»
— Юрий Лаптев. За повесть «Заря»
— Виссарион Саянов. За роман «Небо и земля»
— Анна Саксе. За роман «В гору»
— Иван Рябокляч. За повесть «Золототысячник» *
— Тугельбай Сыдыкбеков. За роман «Люди наших дней» *
— Ганс Леберехт. За повесть «Свет в Коорди»
— Владимир Добровольский. За повесть «Трое в серых шинелях» *
— Юрий Яновский. За «Киевские рассказы» *
— Вадим Сафонов. За книгу «Земля в цвету»
— Фёдор Панфёров. За роман «В стране поверженных»
— Поэзия
— Первая степень
— Михаил Исаковский. За сборник «Стихи и песни» *
— Константин Симонов. За стихотворный сборник «Друзья и враги»
— Николай Тихонов. За стихотворный сборник «Грузинская весна»
— Вторая степень
— Степан Щипачёв. За сборник «Стихотворения» *
— Николай Грибачёв. За поэму «Весна в „Победе“» *
— Михаил Луконин. За поэму «Рабочий день» *
— Микола Бажан Микола. За сборник стихов «Английские впечатления»
— Аркадий Кулешов. За поэму «Новое русло» *
— Якуб Колас. За поэму «Хата рыбака»
— Мамед Рагим. За поэму «Над Ленинградом» *
— Самуил Маршак. За перевод сонетов В. Шекспира
— Драматургия
— Первая степень
— Анатолий Софронов. За пьесу «Московский характер»
— Николай Вирта. За пьесу «Заговор обречённых» («В одной стране»)
— Вторая степень
— Александр Корнейчук. За пьесу «Макар Дубрава»
— Анатолий Суров. За пьесу «Зелёная улица»
— Сандро Шаншиашвили. За пьесы «Арсен», «Герои Крцаниси», «Имеретинские ночи» *
— Валентина Любимова. За пьесу «Снежок» *

1950
— Художественная проза
— Первая степень
— Семён Бабаевский. За 1-ю часть романа «Свет над землёй»
— Вторая степень
— Фёдор Гладков. За «Повесть о детстве»
— Айни. За 1—2 части книги «Бухара» («Воспоминания»)
— Эммануил Казакевич. За роман «Весна на Одере»
— Натан Рыбак. За 1-ю книгу романа «Переяславская Рада»
— Константин Седых. За роман «Даурия»
— Александр Волошин. За роман «Земля Кузнецкая»
— Третья степень
— Мехти Гусейн. За роман «Апшерон»
— Василий Ильенков. За роман «Большая дорога»
— Александр Чаковский. За роман «У нас уже утро»
— Григорий Медынский. За роман «Марья» *
— Антонина Коптяева. За роман «Иван Иванович»
— Вера Панова. За повесть «Ясный берег»
— Иван Василенко. За повесть «Звёздочка»
— Ксения Львова. За повесть «На лесной полосе» *
— Алексей Мусатов. За повесть «Стожары»
— Поэзия
— Вторая степень
— Александр Яшин. За поэму «Алёна Фомина»
— Рустам Сулейман. За сборник стихов «Два берега» *
— Агния Барто. За сборник «Стихи детям» *
— Иосиф Гришашвили. За однотомник стихов *
— Третья степень
— Евгений Долматовский. За сборник стихов «Слово о завтрашнем дне»
— Пётр Комаров. За циклы стихов «Зелёный пояс», «Новый перегон», «Маньчжурская тетрадь» *
— Мирсаид Миршакар. За поэмы «Золотой кишлак» и «Непокорный Пяндж»
— Степан Олейник. За цикл сатирических стихов «Наши знакомые» *
— Максим Рыльский. За перевод на украинский язык поэмы А. Мицкевича «Пан Тадеуш»
— Драматургия
— Первая степень
— Всеволод Вишневский. За пьесу «Незабываемый 1919-й»
— Вторая степень
— Сергей Михалков. За пьесы «Я хочу домой» и «Илья Головин»
— Константин Симонов. За пьесу «Чужая тень»
— Борис Лавренёв. За пьесу «Голос Америки»
— Литературная критика и искусствоведение
— Вторая степень
— Владимир Ермилов. За книги «А. П. Чехов» и «Драматургия Чехова» *
— Сергей Макашин. За книгу «Салтыков-Щедрин» *
— Яков Эльсберг. За книгу «А. И. Герцен. Жизнь и творчество»
— Третья степень
— Гейдар Гусейнов. За книгу «Из истории общественной и философской мысли в Азербайджане XIX века» *
— Евгений Мозольков. За книгу «Янка Купала»

1951
— Художественная проза
— Первая степень
— Фёдор Гладков. За повесть «Вольница»
— Галина Николаева. За роман «Жатва»
— Вторая степень
— Семён Бабаевский. За 2-ю книгу романа «Свет над землёй»
— Гумер Баширов. За роман «Честь»
— Мирза Ибрагимов. За роман «Наступит день»
— Алексей Кожевников. За роман «Живая вода»
— Николай Никитин. За роман «Северная Аврора»
— Кави Наджми. За роман «Весенние ветры»
— Анатолий Рыбаков. За роман «Водители»
— Михаил Соколов. За роман «Искры»
— Александр Чейшвили. За роман «Лело» *
— Третья степень
— Сергей Антонов. За книгу рассказов «По дорогам идут машины»
— Николай Бирюков. За роман «Чайка»
— Александр Гудайтис-Гузявичюс. За роман «Правда кузнеца Игнотаса» *
— Виталий Закруткин. За роман «Пловучая станица»
— Анна Караваева. За трилогию «Родина» (романы «Огни», «Разбег», «Родной дом»)
— Лев Кассиль и Макс Поляновский. За повесть «Улица младшего сына»
— Берды Кербабаев. За повесть «Айсолтан из страны белого золота»
— Вадим Собко. За роман «Залог мира»
— Михаил Стельмах. За роман «Большая родня»
— Салчак Тока. За повесть «Слово арата»
— Юрий Трифонов. За повесть «Студенты»
— Мариэтта Шагинян. За книгу очерков «Путешествие по Советской Армении»
— Иван Шамякин. За роман «Глубокое течение»
— Поэзия
— Первая степень
— Андрей Малышко. За сборник стихов «За синим морем»
— Самуил Маршак. За сборник «Стихи для детей» *
— Степан Щипачёв. За поэму «Павлик Морозов»
— Вторая степень
— Григол Абашидзе. За циклы стихов «Ленин в Самгори», «На южной границе» *
— Алексей Сурков. За сборник стихов «Миру — мир!» *
— Теофилис Тильвитис. За поэму «На земле Литовской» *
— Гамзат Цадаса. За сборник стихов «Избранное» *
— Третья степень
— Ольга Берггольц. За поэму «Первороссийск»
— Петрусь Бровка. За сборник стихов «Дорога жизни» *
— Платон Воронько. За сборники стихов «Доброе утро», «Славен мир» *
— Миклай Казаков. За сборник стихов «Поэзия — любимая подруга»
— Семён Кирсанов. За поэму «Макар Мазай»
— Расул Рза. За поэму «Ленин» *
— Геворк Эмин. За сборник стихов «Новая дорога» *
— Драматургия
— Вторая степень
— Ило Мосашвили. За пьесу «Потопленные камни»
— Анатолий Суров. За пьесу «Рассвет над Москвой»
— Александр Штейн. За пьесу «Флаг адмирала»
— Третья степень
— Николай Дьяконов. За пьесу «Свадьба с приданым»
— Александр Корнейчук. За пьесу «Калиновая роща»
— Кондрат Крапива. За пьесу «Поют жаворонки»
— Юлий Чепурин. За пьесу «Совесть»
— Литературная критика и искусствоведение
— Вторая степень
— Дмитрий Благой. За книгу «Творческий путь Пушкина (1813-26)» *
— Третья степень
— Владимир Орлов. За книгу «Русские просветители 1790—1800 годов»

1952
— Художественная проза
— Первая степень
— Степан Злобин. За роман «Степан Разин»
— Вилис Лацис. За роман «К новому берегу»
— Вторая степень
— Ванда Василевская. За трилогию «Песнь над водами» («Пламя на болотах», «Звёзды в озере», «Реки горят»)
— Ярослав Галан. За памфлеты из сборника «Избранное»
— Дин Лин (Китай). За роман «Солнце над рекой Сангань»
— Николай Задорнов. За романы: «Амур-батюшка», «Далёкий край», «К океану»
— Орест Мальцев. За роман «Югославская трагедия»
— Андре Стиль (Франция). За роман «Первый удар»
— Третья степень
— Тамаш Ацел (Венгрия). За роман «Под сенью свободы»
— Владимир Беляев. За трилогию «Старая крепость»
— Янка Брыль. За повесть «В Заболотье светает»
— Дмитрий Ерёмин. За роман «Гроза над Римом»
— Георгий Марков. За роман «Строговы»
— Игорь Муратов. За «Буковинскую повесть»
— Шандор Надь (Венгрия). За рассказ «Примирение»
— Лев Никулин. За роман «России верные сыны»
— Николай Носов. За повесть «Витя Малеев в школе и дома»
— Валентина Осеева. За 1—2 книги повести «Васёк Трубачёв и его товарищи»
— Виктор Полторацкий. За книгу очерков «В дороге и дома» и очерки 1951 года
— Евгений Поповкин. За роман «Семья Рубанюк»
— Чжоу Ли-бо (Китай). За роман «Ураган»
— Поэзия
— Первая степень
— Николай Тихонов. За циклы стихов «Два потока» и «На Втором Всемирном конгрессе мира»
— Вторая степень
— Антанас Венцлова. За сборник стихов «Избранное»
— Сильва Капутикян. За сборник стихов «Мои родные»
— Георгий Леонидзе. За поэмы «Бершоула» и «Портохала»
— Третья степень
— Расул Гамзатов. За сборник стихов и поэм «Год моего рождения»
— Владимир Замятин. За поэму «Зелёный заслон»
— Микола Нагнибеда Микола. За сборник «Стихи»
— Юхан Смуул. За сборник «Стихотворения. Поэмы»
— Драматургия
— Вторая степень
— Хэ Цзин-чжи и Дин-Ни (Китай). За пьесу «Седая девушка»
— Третья степень
— Абдулла Каххар. За пьесу «На новой земле»
— Павел Маляревский. За пьесу «Канун грозы»
— Литературная критика и искусствоведение
— Третья степень
— Берта Брайнина. За книгу «Константин Федин»
— Николай Горчаков. За книгу «Режиссёрские уроки К. С. Станиславского» (2-е издание)

*Данные произведения не представляется возможным найти в электронном, либо бумажном виде; либо по некоторым позициям требуется проводить отдельное исследование

Это тоже может вас заинтересовать:
— Большая книга: Лауреаты
— Госпремия РФ: Лауреаты
— Национальный бестселлер: Лауреаты
— НОС: Лауреаты
— Русский Букер: Лауреаты
— Ясная поляна: Лауреаты

Быть взрослым — не значит поступать против установленных обществом порядков. Быть взрослым — значит принимать ответственность за совершаемое. Когда ребёнок или подросток берётся за решение трудных задач, проявляет волю и показывает убедительность правоты занимаемой им позиции: он становится взрослым. Но демонстрация подобия не будет доказательством, нужно показать на деле, насколько способен действовать решительно. В годы Второй Мировой войны рано взрослели: трудились в тылу, числились сыновьями полка или занимались партизанской деятельностью. Дети становились равными взрослым, без ложных признаков возмужания. На роман Фадеева «Молодая гвардия» нужно смотреть как раз с такой точки зрения, поскольку прошлое скрыло от потомков образ подростков Краснодона, оставив память преимущественно в виде художественного произведения.

Александр взялся за написание книги о подвиге молодёжной организации «Молодая гвардия» с размахом, разделив повествование на две части, мало связанные друг с другом. Читатель может устать, не понимая, когда на страницах появится основное действие. Придётся запастись терпением! Немцы не сразу пришли на территорию Украины, не в один момент овладели сим краем, оставив нетронутым Ворошиловград. Когда их силы приблизятся, местному населению предстоит спешно бежать. Не все это смогут сделать, чаще по причинам обыкновенным, связанным с отсутствием транспорта. О чём следовало позаботиться прежде, не было сделано. Враг стоял у ворот, но словно никто не думал, как скоро он сомнёт ряды сопротивляющихся. Надежда оставалась, ведь Москва продолжала давать отпор немецкому натиску.

Вот немец завладел Краснодоном. Он должен зверствовать и устраивать расправы. Как это показал Фадеев? Лютый нрав захватчика представлен надменностью начальства и озорством исполнителей. Обижаться приходилось на гордый нрав немца, мало отличимого от помещика, некогда похожим образом показывавшего занимаемое им положение. Не дело человеку высокого ранга нисходить до разговоров с населением Краснодона, отчего жители и обижались. Немец попроще, начальником не являвшийся, издевался над детьми с особым цинизмом, постоянно показывая язык, на кончике которого располагалась конфета. Читатель не сможет понять, как после представители Третьего Рейха в момент изменятся, жестоко пытая и убивая местных жителей.

Поведение немцев не понравилось молодёжи Краснодона, выступившей против глумливого к себе отношения. Они организовали «Молодую гвардию», решив поддерживать положительный настой среди взрослого населения. Основной задачей молодогвардейцев стало расклеивание сообщений об успехах Красной Армии, повергающей противника и освобождавшей оккупированные территории. Занимаясь этим, молодёжь показывала, насколько она ответственна. Причём настолько серьёзно подошла к партизанской деятельности, что первого появившегося в их рядах предателя они приговорили к смерти. Со слов Фадеева получается, сперва агрессию проявили подростки Краснодона, лишившие человека жизни. Подобного в отношении немцев Александр в тексте ещё не допускал.

Не быть пролитой крови сверх меры, не решись молодогвардейцы уничтожать инфраструктуру немцев. Они сожгли биржу труду, будто бы тем лишив Третий Рейх рабочей силы. Стоит думать, ребята вели и иную борьбу против пришедшего в их дом врага, о чём Фадеев практически не рассказывает. Следует оставить возвышенный пафос и смотреть на происходившее взвешенным взглядом! Молодёжь имела право противодействовать захватчику. Она обязана была организовать сопротивление, чего не смогли сделать взрослые. А может подростками двигал юношеский максимализм, всегда лишающий разумного осмысления необходимости принесения бессмысленных жертв. Красная Армия всё равно бы пришла и освободила Краснодон, может быть ребята остались бы живы и смогли принести помощь в последующем.

Заключительные главы «Молодой гвардии» предназначены для сильных духом. Так ли пытали участников молодёжной организации? Почему немец на страницах романа неожиданно проявил склонность к кровопролитию? Тела ребят терзали, им отрубали конечности и выкалывали глаза, тогда как Красная Армия подходила всё ближе. Раскрытие подполья не давало ничего, из-за чего стоило немцу столь разительно преобразиться в зверя. Но один факт известен точно, молодогвардейцев заживо похоронили в шахте, чему Александр уделил чрезвычайно мало внимания. Кто именно и для чего пошёл на такой жестокий шаг, как сложилась его дальнейшая судьба — не сообщается. Немец словно испарился из Краснодона, осталась лишь память о мужестве мальчишек и девчонок «Молодой гвардии».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роман-река «Два капитана» Вениамина Каверина о судьбе детей, выросших в сложные для них времена и ставших теми, кем они должны были стать. Начало повествования заложено основательно, ибо течь повествованию долго и далеко, часто попадая в водовороты событий, утягивающих действие на дно. Протекать происходящее будет постоянно, грозно скапливаясь и грозя затопить, если автор вовремя не передвинет задвижку, перепрыгнув дальше. Спастись от манеры изложения Каверина не получится — всё выверено от начала до конца, за исключением единственного момента — обилие однотипно выверенного текста обязательно начнёт докучать читателю. Но жизнь действующих лиц — истинная река: тихое течение перемежается со стремительным движением, ровная гладь с бурунами, а где-то там поджидает водопад, после преодоления которого жизнь становится иной.

Детство действующих лиц совпало со сломом царской России и с последующим становлением советского государства. Каверин рассказывает в деталях, как то обстояло. Рассказывает без спешки, воссоздаёт прошлое. И есть приятное в тех воспоминаниях, каким бы детство не являлось в действительности. Сложное было время, значит и понимать его сложно. Кому не досталось счастья, тот хлебнул порцию горя, став после того сильнее. И в этом ли счастье, когда характер закаляется испытаниями? В горниле юношеских страстей Каверин выковал людей, подарил им идею существования и отправил в свободное плавание.

Никто из действующих лиц, оглядываясь назад, не сожалеет о прошедшем. Собственное былое минуло — оно основа для свершений в будущем. А вот чужое былое может послужить данной основой. Чья-то судьба — море проблем. Разобраться с ними необходимо. Сравнивая с ними, понимаешь, личность твоя ничего не стоит, если до тебя жили более деятельные люди. Вот и поместил Каверин на жертвенный алтарь устремления действующих лиц, подменив понимание собственной значимости в угоду необходимости оказаться полезным обществу. Пускай, обществу ничего от той пользы не требуется, поскольку сомнительна польза, совершаемая во имя чьего-то блага, когда то благо интересно непосредственно исполнителю.

Логика — парадоксов друг. Что же может быть в логике такого, чтобы говорить, что Каверин не удосужился ей уделить внимание? Вполне вероятно, его действующие лица живут ради устремлений, ведь не может человек ни о чём не мечтать. Имеется желание — остальное ему подчиняется. Безусловно, детская мечта способна томить душу до старости. Бывает ли такое? У кого детская мечта пережила порог переоценки жизненных ценностей, когда он переступил черту, отделявшую фантазии от реальности? Появляются новые устремления, исчезает прежняя беззаботность, возникают обязанности. Каверин об этом забыл. Как были действующие лица детьми в начале повествования — ими же останутся до конца.

Повествование плывёт по волнам. Но кто бежит от волны, не идя ей наперерез и не стремясь возвыситься над ней? Это Каверен. Вениамин не возводит мостов, он дал читателю утлое судёнышко. И из этого судёнышка видно, как на действующие лица, находящиеся в схожей с читателем ситуации, давит подпирающее сзади течение, не позволяющее им переменить курс. Судёнышки подбрасывает на волнах, люди травмируются морально и физически, после восстанавливаются и плывут дальше, пока течение не ломает их жизнь на очередной волне. От горестей к счастью протекает действие. Чёрная полоса сменяется белой, чтобы снова смениться чёрной.

Обретённое в детстве желание — оно одно удерживает повествование на плаву. Куда бы действующие лица не направлялись, они будут добиваться его осуществления. Прочее не имеет значения. Кости срастутся, дыра в душе зарубцуется. Один капитан искал другого капитана, не зная, насколько тот хотел уйти от прежних воспоминаний. И если капитан найдёт капитана, не захочет ли он сам забыть то, к чему стремился?

Автор: Константин Трунин

» Read more

О подвиге нужно рассказывать так, чтобы он вызывал в людях гордость за принадлежность к человеческому роду. Борис Полевой взялся рассказать про лётчика, лишившегося ног и решившего вернуться обратно в строй. Героизация поступка главного героя произведения видна с каждой страницы: от нежелания сдаваться в плен до борьбы с собственными предрассудками. Нужно с осторожностью верить в предложенный автором вариант развития событий — он всегда подходит с личной точки зрения, пытаясь представить себя на месте героя, словно таким образом может получится близкое к оригиналу подобие. Вот Полевой терпит крушение на оккупированной территории, что рассказать читателю дальше?

А дальше начинается борьба за существование. Борис показывает ужасы немецкой военщины, уничтожающей поселения и расстреливающей мирное население. Нет во враге ничего человеческого, значит такого врага надо бить, но пока возможность для этого отсутствует — нужно ползти с перебитыми ногами к своим. Полевой исходит из того, что представленный внимаю герой произведения вырос в городских условиях и не имеет представления о том, как выжить в лесу. К тому же, он никогда не сталкивался с врагом непосредственно на земле, ведя бои с ним только в воздушном пространстве. Аналогично можно заметить и про самого Полевого, воспринимавшего войну более с позиций её очевидцев, придавая впоследствии в публикациях краски подвигов участников войны.

Борьба за жизнь — главное предназначение человека. Жить нужно на зло врагу и на зло себе. Страдать и приносить этим пользу, стараясь любым способом оказать помощь. Душевные страдания придётся смирить, какими бы беспокойными они не были. Читатель понимает, тяжело осознавать необходимость ампутации ног, после стараться найти место среди здоровых людей и наконец-то ощутить груз ответственности полноценного члена общества. Главный герой произведения Полевого пройдёт через всё, лишь бы вернуть потерянное. Смириться с утраченными ногами ему придётся в любом случае, как и принять от любимой девушки возможный отказ продолжать отношения. Борис излишне драматизирует события, будто в стране останется достаточное количество здоровых и целых мужчин, а советским женщинам будет претить искалеченный муж-герой.

И всё-таки Полевой рассказывает о настоящем человеке. И так получается, что в его произведении все действующие лица являются именно настоящими людьми. Все кто борется с врагом и не сдаётся — тот настоящий. Кто идёт на жертву и не боится отдать жизнь за другого — такой же настоящий. Кто способен оказать помощь другим, ничего для них не жалея — тоже настоящий. Кто верит в людей и позволяет им обрести веру в себя — настоящий. А вот можно ли назвать настоящим человеком того, кто о них пытается рассказать, делая упор сугубо на героизацию? Конечно. Кто не жалеет бумаги, превознося заслуги достойных людей — настоящий. Пусть и приукрашивает он случившееся, всё равно он верит в то, что пытается донести до читателя.

Главный герой «Повести о настоящем человеке» обязательно встанет на ноги и поднимется в небо. На самом деле это не так важно. Полёты в сюжете второстепенны. На первое место Полевой поставил стремление людей бороться с обстоятельствами. И когда они против, приходится одерживать над ними верх. Сталь всегда закаляется, если сердце объято пламенем — остаётся выковывать характер и придавать ему требуемую форму. Остальное уйдёт и забудется.

Ищите героев, возносите их, сочиняйте в их честь произведения. Иначе к чему тяготиться пустыми заботами? Лучше приукрасить действительность, нежели окрашивать её в чёрный цвет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как показать читателю конец казацкой вольницы? Думается, именно этот вопрос больше всего беспокоил Михаила Шолохова во время написания четвёртого тома «Тихого Дона». Ничего лучше, кроме сведения в могилу всех действующих лиц, автор не придумал. Постепенно, со смаком, одного за другим, под видом постыдных заболеваний, мучительных душевных переживаний, шальной пули и осознанного убийства, Шолохов облегчает повествование, закрывая сюжетные линии. Несмотря на это, четвёртый том не воспринимается окончанием эпопеи о рождении, юности и взрослой жизни Григория Мелехова. У Шолохова имелось достаточное количество исторической информации, чтобы сделать из некогда удалого казака убеждённого воина Красной Армии или заклятого врага советской власти.

Шолохов уже не повествует с былым азартом, используя каждое действующее лицо сугубо ради необходимости донести до читателя определённые моменты гражданской войны, а также быта населения вне боевых действий. Хватает на страницах четвёртого тома и задорного юмора, разбавляющего общую картину погружения в мрачное осознание отсутствия перспектив. Когда враги повсюду, когда ты сам себе враг, то невозможно принять верное решение. Не определяется и Шолохов, пуская действующих лиц в хаотические передвижения, забывая о цельности сюжета. Тот же Григорий скачет везде, изредка вспоминая об Аксинье, чтобы позволить автору отодвинуть решение основной проблемы под самый конец.

Куда было идти казакам? Их мечты о собственном государстве не оправдались. Кайзер пал. Англичане не смогли внести ясность. Белые усугубили положение. Осталось казакам забыть о своём предназначении и бежать с земель, оплотом которых они были на протяжении долгих веков. Миграция казаков Шолоховым задета не с тем размахом, что, например, у Серафимовича в «Железном потоке», но общее направление движения читателю понятно — к морю или в Грузию. Снова Шолохов использует действующих лиц лишь для отражения данного исторического факта. В числе передвиженцев оказывается и Мелехов.

Читатель не совсем поймёт авторское желание примирить казаков с Красной Армией. Если верить автору, то получается, будто казак — флюгер, поворачивающийся по воле ветра. Их не устроили белые, они не смогли отстоять самостоятельность, поэтому решение влиться в ряды красных оказалось самым естественным выходом, коли надоело бегать по донским землям и захотелось вернуться в родную хату.

Исторически Шолохов должен быть прав. Он в сознательном возрасте застал становление Советского государства, мог принимать активное участие в происходивших тогда процессах, значит всё видел своими глазами. Именно увиденное он отражает на страницах четвёртого тома. Читатель наблюдает за первыми шагами новой власти, сперва одарившей, а затем начавшей душить население экономической политикой. Казак к тому моменту перестал быть казаком, став частью интернационального самосознания. Да и Шолохов перестал описывать бытовавшие ранее нравы. Народившиеся внутренние противники быстро были подавлены.

Шолохов не забывает делать Григория основным участников всех важных событий. Почти всегда позволяя ему оказываться в центре внимания. Читатель и ранее подмечал необычайную притягательность Мелехова, которому всегда всё прощали, каких бы убеждений он не придерживался. Его всюду принимали за своего, а он так и не смог определиться, с кем ему будет лучше всего. Григорий, под пером Шолохова, не воспринимается флюгером; он подобен прибрежному утёсу, разбивающему накатывающие на него волны и со временем, под воздействием водной и воздушной стихий, изменяет облик, утрачивая острые углы и становясь податливым.

«Тихий Дон» нельзя оценивать под видом единого произведения. Каждый том имеет собственное наполнение: осмысление прошлого подаётся автором с позиций всё более осознанного понимания прошлого. Задор от прихода к власти большевиков сошёл на нет. Видимо из-за этого и обрывается повествование так, словно не было смысла бороться за личные убеждения.

Автор: Константин Трунин

» Read more