Tag Archives: поэзия

Михаил Херасков «Утешение грешных», «Храм российского благоденствия» (XVIII век)

Херасков Утешение грешных

Нет религии, вроде христианства, где не приемлют воровства и хамства, где порицают за убийство людей, не допуская иных грешных затей. Но есть религия, христианством названо оно, где допускается это, где творимых людьми прегрешений полно. Отчего так? Как совместимы благая жизнь и грех? Как жить получается в строгости, не избегая утех? Ответ на то простой, всегда понятный, даёт он грешному стимул приятный: разрешается грешить без ограничений, покайся после во грехе — вот где христианства гений. Потому, как к святости человека не призывай, каких усилий к достижению блага не прилагай, ничего не сможешь от людей добиться, покуда исправляет грех молитва. Воруй на славу, убивай, недругов огнём испепеляй, потом о грехе своём скажи в исповедальне, и очистится душа от грешной тайны. Твёрдо можно знать, что даже дьявол волен сознаться в грехах, тогда и ему позволят жить в раю на небесах. К пониманию этого стремился Херасков читателя в «Утешении грешных» подвести, уроком мудрости стали его стихи.

Вспомните Иисуса, он первым начал грешных прощать, готовый каждому проход в рай позволять. Очисти душу словами, в грехе покайся, после ты чист, хоть грехам вновь предавайся. Если покаешься снова, будешь снова прощён, а после греши: путь для спасения души определён. Кого первым в рай пустил Иисус? Кто преодолел быть преступником искус, кто презрел себя, отказавшись от греха, такова о том человеке ходит молва. А если того преступника смерть не постигла в тот же день, он бы стал преступником снова, ибо остаётся нелюдем зверь. Потому от христианской веры спасения для человечества не жди, не к тому люди направляют стопы свои. Если после прощения греха человек сразу должен умереть, или его помещать до смерти во клеть, дабы знал человек, что за грех наказан при жизни должен быть он, а не просто служителем церкви пред лестницей Иакова станет прощён.

Оттого избалован человек, ибо Спаситель грешников приемлет, потому человек с радостью тому долгие годы и внемлет. Как не призывай церковь к жизни благой, она же породила смысл жизни простой, дозволяя грешить, после прощая, для расширения паствы так поступая. Теперь к церкви могли быть причастные худшие из людей, убивавшие многих по воле своей, ведшие неправедную жизнь, живя в удовольствие своё, твёрдо зная, простят священники за грехи, тем осуществляя Бога ремесло. И даже веры будь ты другой, но пожелаешь в раю для христиан оказаться, на смертном одре можешь с прошлым расстаться, тут же безгрешным отправившись на небеса, Спаситель приемлет тебя в раскаянье всегда.

От мыслей о вечном отвлечёмся, «Храм российского благоденствия» ещё Херасков сочинил, к заслугам Екатерины прикоснёмся, её гений над Портой воспарил. Победили русские турецких полчищ рой, били на земле и на море, утвердили право сильных за собой — мусульманам на горе. Блистали русские, славу на века стяжая, нещадно били врага, за обиды прошлого отомстив, писал о том Херасков оду, словами играя, ничего нового читателю не сообщив. Такая ода, она всегда о пустом, возносятся правители, чьи деяния равны делам античных героев, потому пишет Херасков для него о простом, не изменяя од создания устоев. Пока он восхвалял Екатерины успех, тем для собственной мысли облегчал дальнейший путь, да и не имели право не отразить в поэзии никто из тех, кто был поэтом, кому дозволялось талантом поэта блеснуть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Жуковский «Одиссея» (перевод из Гомера) (1842-49)

Жуковский Одиссея перевод из Гомера

Когда мысль созревает у человека великой, и от понимания смысла полнится голова, мнится тогда право быть истории снова открытой, скажет человек громко об ушедшем слова: он сообщит о некогда происходившем, расскажет о битвах богов, про Одиссея, на острове Цирцеи зелья испившем, о Персея подвигах поведать станет готов. Как не приложить руку к творчеству былых лет? Иногда пропадает желание смотреть вперёд! Без канувшего в Лету ничего и в настоящем нет, ничего подлинно важного людей больше не ждёт. Так должен Жуковский думать был, о переводе Гомера долгие годы мечтавший, однажды замысел он свой осуществил, эталонным переводом ставший. В течение семи годин, отдохновения порою страстно желая, делал дело такое не Василий один, к подстрочнику всегда прибегая. Строчка за строчкой, рядок за рядком, месяц за месяцем, годы минуя, проявляя настойчивость, действуя в праве своём, зато позже, по праву общему, ликуя.

Но какую речь вести про путешествие Одиссея? И было ли путешествие то? Говорить об этом — не лучшая в мире затея, поскольку лучше Гомера уже не расскажет никто. Чем славен Одиссей? Он — осады Илиона герой. Хитростью славный, хитрее не являлось в мир храбрецов. Но и его жизнь была лишь для божеств олимпийских игрой, к которой не всякий бывает оказаться готов. Вот пали стены града, не устояв перед хитростью Итаки царя, устранена ахейцами преграда, десятилетия странствий были не зря. Не одного Одиссея ждали в краю родном, всех эллинов бравых ждали родные, но дольше прочих не имели вестей об Одиссее одном, говорили лишь про ветры на море злые. Давно трагедия в доме Атридов разыгралась, иных на колени ставила судьба, жизнь героев илионских забывалась, а за Итаку только начиналась борьба. Где Одиссей? Когда вернётся домой? Остров стался во власти зловредных мужей. Дабы это узнать, в переводе Жуковского текст «Одиссеи», читатель, открой, сможешь увидеть, как человек слаб пред богами в ложной силе своей.

Да не стоит искать Одиссея в тексте поэмы, не о том сказывал Гомер, не достоин был царь Итаки главной в произведении темы, не он для читающего подавал важный пример. Что Одиссей для текста? Имя — славное при осаде Илиона. Более нет для него славного места, удостоится имя его едва ли не пустого звона. Нет Одиссея в начале сказания, и в прочем не так уж важен он для сюжета, но только ему отдаётся больше прочих внимания, ведь именем его как раз и названа поэма эта. И запоминает читатель преимущественно те события, связанные непосредственно с именем Одиссея, о прочем он при прочтении словно совершает открытия, иначе поступать не умея. Чем славен Одиссей? Из Илиона плыл домой. В пути впал в забвение, затем метался. Да шёл Одиссей дорогой простой, быстро до Итаки он всё же добрался. Посему отставить в сторону Одиссея нужно, взирайте на Итаку, на сына царского, жену. И делать это надо дружно, узреть, что описал Гомер ещё одну войну.

Как же Жуковский переводил? — скажет читатель, словно критик о том совсем позабыл. Но как сказать, не оценишь никак, да и все размышления о подобном — пустословия зрак. Долго трудился, во славу труд будет ему? Увы, в глазах читателя — всё к одному. Редкий читатель оценит труд переводчика сполна, суть этого и по оценке критика должна быть видна.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Алексей Недогонов «Флаг над сельсоветом» (1947)

Недогонов Флаг над сельсоветом

В жизни хорошо случается тогда, осуществляется тобой задуманное когда, если возвращаешься с войны очередной, как и прежде — целый и живой. А ежели не хотят издавать твоих стихов, не находя достойными к вниманию жара от слов? И этому когда-нибудь измениться суждено, дожил бы до призвания заслуг в поэтике кто. Однако, увы, какое горе и тоска, приходят почёт и слава, когда в них пропала нужда. Алексей Недогонов погиб молодым. Как? Не хочется говорить. Он погиб в мирное время, начало века сумев в боях пережить. Пусть его поэзия утратит значение для последующих поколений, жил поэт во имя не местных, а уровня планетарных достижений.

В поэме Алексея войне положен конец, ждут бойца мать и отец, он поедет назад, проходя тем же путём: степенно поедет, несомый конём. Вспомнит боец, сколько крови пролили солдаты, с каким трудом были рвы и реки взяты. Вспомнит, не жалея проронить слезы: нет зазорного в том уже после войны. Тяжек путь, хоть и нужно им гордиться. Не должно никогда подвига солдат забыться. А если забудут, ничего не поделаешь с тем, к прошлому человек всегда остаётся глух и нем. Алексей к тому мысль свою не вёл, с огромным усилием советский народ победу обрёл, останется война надолго в сердцах, предметом интереса для поэтов и прозаиков став.

Кого не встретит боец, подивится каждый: неужели он и вправду отважный? В самом деле до Берлина дошёл на коне? Не задела его пуля, словно был в танковой тяжёлой броне. А теперь на том же коне воротился назад? Примерно — в похожем духе — все, встречаемые бойцом, люди лишь о том говорят. Молодец, солдат! Всякий человек хвалит удаль его. Отвечать на такие вопросы непременно легко. Да — на коне дошёл до Берлина, да — ждёт отец возвращения сына, да — спасибо за стойкость коню, да — мы вместе шли к столь важному дню.

Что впереди у бойца? Должны дома с радостью принять. Как не посочувствовать, не успеет в здравии отца застать. Скончается отец до приезда сына домой. На свете станет для бойца душой меньше родной. Но разве для того советский народ сплотился для построения государства? Успешно преодолены козни коварства. Одолели одних — будут побеждены другие, такими советские люди приходят в мир боевые. Получается многое, всё идёт на благополучие всех, ждёт советского человека повсеместно успех. Города снова заработают на полную мощь, на селе опять докажут, как горяча у полевых работников кровь. Немудрено, если пробьётся первым советский гражданин — до самых глубоких в недрах глубин! А то, отчего бы не помышлять о таком, появится выбор между сушей и морским дном, сможет человек повсюду селиться, в руках советских граждан сделать так, чтобы это смогло осуществиться.

Сказано тут больше, нежели смел помыслить Алексей. Он делился с читателем простой мыслью своей. Видел он в обретении благости для жителей советских счастье, недавно вёдром сменилось ненастье, отныне развивается над каждым сельсоветом флаг, был и будет побеждён не раз ещё враг, всё в руках людей, способных добиваться осуществления мечты, для чего всегда важно на жертвы пойти. Воистину, если в государстве хотя бы один человек думает о благе лично для себя, презренной потомками будет считаться погрязшая в глупости эта страна. Когда все — в едином порыве — возьмутся строить благо для себя и других, никто не устоит перед угрозами, кроме них.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Жуковский «Рустем и Зораб» (1846-47)

Жуковский Рустем и Зораб

О «Шах-наме» нельзя спокойно говорить! Стоит раз прочесть — не сможешь забыть. Поэма славная сия, богами свыше данная нам, сообщает, как бился за право быть свободным Иран, должный жадный взор Турана долгими веками отбивать, пока не станет сам вражьим станом обладать. Вот тогда-то, когда минует малость лет, раздастся плач ребёнка: Зораб появится на свет. Об этом брался Рюккерт рассказать, желая современника очаровать. Что до Жуковского — он вновь подражал, стихом вольным в свойственной ему манере сообщал. Василий совсем иное читателю поведать не мог, трижды выйдет Зораб на бой с отцом, только бы хоть чуточку ритмичнее оказывался слог, совсем уныло с эпосом знакомиться в варианте таком.

С чего начать рассказ? Откуда изыскать начало? Долгие века Ирана население под ударами Турана стонало. Каждое поколение познало горечь обид, мечтало о времени — враг будет разбит. И вот случилось желанное, пал под натиском Туран, царствовать над ним стал храбрый Рустам. Конечно, у Жуковского Рустем… давайте уж смиримся с тем. Не был царской породы воин сей, но был он многих в Иране смелей, отважным слыл воином, бил врагов без пощады, потому и удостоился от царя Ирана подобной награды. Но долго не властвовал над Тураном, устал от его власти туранский народ. Теперь к иному подводил читателя Фирдоуси, благодаря которому «Шах-наме» поныне живёт. В этот миг Рюккерт интерес обретал, на свой лад он историю ту сообщал. Что до Жуковского — он вновь подражал, стихом вольным в свойственной ему манере сообщал.

Рос Зораб быстро, к двенадцати годам ростом всех превзойдя. Силы был великой, сильнее любого в Туране богатыря. Не знал он единственного — отца своего. Не ведал, мать его любила прежде кого. Кто он — в кого пошёл Зораб? Неужели отец не таким был? Был небольшого роста и слаб… Не мог узнать, а тут Туран с Ираном вновь задумал биться. Юный богатырь смог на полях сражений пригодиться. Он вёл за собой, побеждая в боях, с именем отца он шёл всегда на устах. Ему желалось Иран одолеть, иного не мог он хотеть. Не знал главного, как не ведал Рустем того, сойдутся в пылу борьбы, про друг друга не зная ничего.

Но успела перед войною поведать мать Зорабу, отцом Рустема назвала. Теперь Зораба война сильнее влекла. Наконец ему предстоит свидеться с отцом, славным иранским воином-богатырём. Так почему ничего не поняли они, ведь были они в сражениях близки? В том непонятный момент повествованья, к которому прилагал Фирдоуси старанья. Не ведал Рустем, с кем он выходил биться, ярость в его мыслях не могла с поражением смириться, не уступал ему соперник, некий Зораб, презренный житель Турана, жалкий раб. Когда же Зораб Рустема спрашивал, кем является соперник по бою, тот молчал, думая: лучше от такого богатыря имя скрою. Так и не ведали, пока Рустем подлым обманом Зорабу не нанёс смертельных ран, чтобы Зораб рассказал сопернику, почему он желал покорить Иран: дабы добиться незначительного — отца повидать, его имя назвала ему совсем недавно мать. От имени своего Рустем впадёт в печаль, терять сына такого ему было жаль.

Таков сюжет эпизода из «Шах-наме» — славного эпоса про жителей Ирана, про их желание жить вдали от хищных взоров Турана. Как хватило сил, так Жуковский донёс до читателя историю битвы богатырей, где каждое деяние, хоть и из доброго помысла, самого себя было злей.

» Read more

Василий Жуковский «Наль и Дамаянти» (1837-41)

Жуковский Наль и Дамаянти

Долгие годы не мог Василий найти вдохновение для перевода, не имел способности превозмочь эпохальность индийского стиха, или не мог понять мысли другого народа, или рифма своя для того казалась плоха. Иначе требовалось посмотреть на былое, без ладности окончания строк обойтись, так лучше получится отразить злое, смогут в борьбе с оным силы добрые сойтись. Но о чём писал древний народ? О том Жуковский ничего не знал. Не ведал, какая легенда на брегах Индостана живёт, какой сокрыт от жителей России лал. Ему в том Рюккерт помог, на немецком языке эпизод из «Махабхараты» отобразив, был поэтичен этот слог, но Василий писал, про рифму давно позабыв. Теперь Жуковский высокой речью говорил, в которой поэзию сыскать способен эстет, читателя он тем довольно утомил, но именно так нашим поэтом перевод стался пропет.

О чём в поэме говорится? Сложно о том рассказать. Для того нужно от Василия строк отдалиться, трактовку в прозе прочитать. Станет ясно, как некогда на брегах Индостана, в сердце того необъятного края, может когда-то слывшего за прообраз Турана, существовала страна золотая. С прекрасным там считались, умиротворение в милости богов находя, жизнью райской люди наслаждались, иной радости нигде не ища. Не знали азарта, не пили хмельного, с почтением волю родителей исполняли, не думая о греховном, желая иного, дабы за добрейших людей принимали. В тех краях наверное, ибо иначе быть не могло, погибало всё скверное, умирало в мучениях зло. Но такого не бывает, чтобы без испытаний жить, один из богов тогда о себе напоминает, ему придётся уступить.

В чём уступка? Пред соблазном не устоять. Теперь не простят человеку проступка, не должен он был ему даваемое брать. Взяв в малом, потерял себя и пустил на ветер страну, словно стоял на снеге талом, не ведая, приведёт проступок к чему. Азарт душу у человека забрал, он забыл про добро, став духом во плоти, кидая кости, всё сильнее забывал, не мог от греховных помыслов отделаться, сойти. Но добро победит, ибо всегда оно побеждает, ибо Брахма потому и спит, пробуждением он мир сокрушает. Пробудится и герой повествованья, только по силам ему разрушить чары зла, благими станут вновь его старанья, рада будет его возвращению к благому жена.

Смутный стался пересказ, да яснее того, каким образом Жуковский повествовал, не обрадовавший читательских глаз, не тот — с восточных земель — лал. Излюбленным стилем, который гекзаметром прозвал, излагал на русский Рюккерта стих, многое из творения немецкого поэта убрал, может потому содержанием читателя обделив. Стремился к конкретному отображению? Почему бы не думать именно так. Тогда откажем своему воображению, красивыми картинами пусть завладеет мрак. Раз накинул Василий пелену, не станем её снимать, доверимся поэту своему, не будем немцу доверять. Лучше с оригинала найти перевод, к коему и проявить немного внимания, правда и там читателя несовершенное ждёт, для усвоения эпоса не хватит простого желания.

Хочется забыться, представить иное на миг. А мог ли талант Гнедича раскрыться, если бы его порыв перевода «Махабхараты» настиг? Не Древней Греции бы нам были известны сыны, может и не стали внимать приключениям под стенами Илиона, другой бы нам были понятным причины войны, не было бы милее Кауравов с Пандавами сражения звона. Почему не думать так? Остаётся забыть. Оттого индийский эпос — слабый для воображения зрак, понятным русскоязычному читателю ему не скоро предстоит быть.

» Read more

Василий Жуковский — Незавершённое 1806-52

Жуковский Незавершённое

Хватало набросков у поэта, порою хороших по начальным строкам, но не продолжал работать над ними Василий, не считая достойным показывать нам. Вот стих «Бальзора» за 1806 год — о жестоком владыке Вавилона. Или «Весна» — за шесть последующих лет Жуковский не дал для стиха последнего слова. В 1807 год из «Декамерона» эпизод решил рифмой облечь, о юнице с юнцом в пасторальных оттенках велась Василием речь, что вспомнить о Сумарокова идиллиях заставляло, о чём сие повествование под прозванием «Сокол» напоминало.

В 1811 году переводился Жуковским «Оберон», где пэр Карла Великого шёл, бредя в Вавилон. Успевал дойти до святых иерусалимских мест, озирая земли окрест. На волнах моря кончился поэта задор. А не принял ли Василий сказание Виланда за сущий вздор?

С 1805 по 1819 год, обязательно это упомянем, Василий хотел поэму «Владимир» написать. Подробный план произведения того он оставил, но не нашёл сил или желания его реализовать.

В 1822 году — «Родрига» из Саути переводить брался, это тот правитель, с которого для готских земель в Испании крах начинался. Призвал сей правитель мавров в помощь, дабы власть укрепить, а тем того и требовалось, чтобы самим земли той части Европы захватить.

В 1833 году — «Эллена и Гунтрам», относимые к «Рейнским сказаниям». Вернулся Жуковский к мистического рода преданиям. Для русскоязычного читателя оставалось неизвестным, продолжая быть интересным, неужели «Леноры» повторялся сюжет. Увы, Василий не захотел давать ответ. Вплоть до 1841 года Жуковский над «Белокурым Экбертом» трудился, замысел поэта так и не осуществился. Ещё можно про стих «Фридрих и Гела» сказать, как Жуковский про Барбароссу решил повествовать.

1834 год — «Военный суд на Мальте», взятый из английского журнала. К сожалению, от читателя завязка ускользала. Ясно было — собираются судить. А за какое преступление? Проще не узнавать в первоисточнике, взять и забыть.

1843 год — о строительстве церкви в Ахене повествование. «Карл Великий дал однажды…» — ему название. Как в некие годы далёкие, в славном городе рейнских земель, решил правитель франков построить в честь Бога строение — одна из его при жизни затей. Не скупился на деньги, но должен был за возведением более не следить, ему пришлось на войну уходить.

1845 год — «Чаша слёз». Мать над смертью дочери рыдала, через неделю и её не стало. Повествование оборвалось, слов у Василия для продолжения не нашлось. Тогда же из Людвига Тика «Альфы» — перевод. Потомок в тех альфах эльфов найдёт.

«Проданное имя» в 1847 году широким полотном Василий думал поставить. До времён мусульманского пророка жизнь арабов представить, как у юноши умер отец, наследство скудное оставивший, как сын — за такое наследство — умершего тело в путь загробный отправивший. Бродил несчастный юноша, не ведая о дальнейшей судьбе, готовый к худшему — с нищенством борьбе. Причалил тогда корабль к берегам… и юноша матросом стал отныне там.

В том же году Василий оставил без проработки стих «Часто в прогулках моих одиноких мне попадался», где нищий на глазах читателя в уважении окружающих купался. Он лишь для милости протягивал руку, ничего не прося, все к нему относились, за нечто очень ценя. За какие заслуги? О том следовало рассказать. Да Жуковский не стал стих продолжать.

В последние годы Василий работу над первым и вторым «Переложением Апокалипсиса» вёл, для «Вечного жида» тем один из сюжетов нашёл. В той же манере — тяжёлой для восприятия — Жуковский дошёл до своего собственного к стиху неприятия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Жуковский «Египетская тма» (1846), «Странствующий жид» (1851-52)

Жуковский Странствующий жид

Мир требует крушения, а голова человеческая — перед бедами претворения. К библейским сюжетам Василий снова обращался, сказ его речью о пороках наполнялся. От темы Исхода к странствиям вечного жида — показывалась участь людская: судеб тщета. Сколько не живи человек на белом свете, редко понимает: за других он в ответе, если не Богом мир сотворён, кто-то должен заботиться о мире своём. Покуда пронзается болью человека естество, до той поры людей не ждёт ничего. Но человек — существо божье чрез меры, дозволяющее себе отказываться даже от веры. Легко отворачивается человек от проблем, ибо по-божьи к мольбам остаётся он нем. Как это показать во строках? Например, ритмическим слогом рассказывать став. Жуковский о вечности замыслить пожелал, слишком глубоко Василий мысль в былое погружал.

О казни египетской оставалось сообщить то, что известно итак. Тогда опустился на Египет непонятный мрак. Что за затмение коснулось глаз египтян? Какой в глазах египетских изъян? С той тьмой нельзя было совладать, нельзя мрак было разогнать. Ни факел не мог пробить темноты, ничего другого не могло избавить от окружавшей пустоты. Тот мрак настолько густым казался, на ощупь мрак тот ощущался. Такова казнь египетская — одна из десяти, но и после оной не позволил фараон евреям из-под рабства уйти. Ничего не добавлял Жуковский в стихотворении об этом, не говорил, что стало для египтян тогда светом. Лишь упомянул страх, который тьму и оказался способным разогнать, показавший египетскому народу — пред Богом евреев нужно трепетать.

Другой сюжет от Василия по Нового Завета событиям известным. Его писал поэт, будучи для читателя предельно честным. Требовалось про ещё одну особенность безверия рассказать, как люди могут нескончаемо долго страдать. Когда шёл Христос на Голгофу с крестом, был на его пути некий дом, у оного он решил на краткий миг отдохнуть, а его тамошний хозяин попросил не медлить, отправляясь дальше в путь. Не дав обрести спокойствие Иисусу, хозяин дома — жид — не смог умереть в положенный срок, хотя и старик. Что с ним? Он на вечную жизнь обречён. Не дано ему до Страшного суда обрести новый дом. Будет ходить везде, нигде не способный остановиться, разум пребудет ясным, не сможет забыться.

На примере существования вечного жида, повёл Жуковский читателя сквозь века. Думал герой повествованья — скоро память о Христе сойдёт на нет, тогда и наказание ему скостит остаток бесконечных лет. Радовался он гонениям христиан, может гонителем был он сам. Менялись поколения, злоба людская росла, о цезарей поступках жила в народе молва, помнили всё, и как Нерон сжигал Рим, и как стёр во прах Тит Флавий Веспасиан Иерусалим, какие торжища устраивались на арене Колизея, как стояли рабы, пред зверями цепенея. Всё это видел вечный жид, никак не умирая, видимо смерти и себе самому желая.

К чему вёл Василий, того не понять. Не стал Жуковский стих завершать. Он строчки складывал, возвышенную цель пытаясь найти, показать читателю — как просто в одну реку дважды войти. Пусть сменяются воды, река остаётся рекой, не изменяется её бег вековой. И у людей так, сколько бы не сменилось поколений, как громко не звучали бы слова о благости молений, всё теми же остаются люди людьми, проблем иных им не дано обрести. На вечные годы человек промыслом Бога осуждён, потому не способный по смерти покой обрести в царстве ином.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Жуковский «Повесть об Иосифе Прекрасном» (1845)

Жуковский Повесть об Иосифе Прекрасном

Об Иосифе есть библейский сюжет, такой сказки у Жуковского нет. Не долго откладывая на потом, посему поведал поэтически он в духе своём. Сообщил историю, полную чудес, как раб обрёл в обществе вес. Жил Иосиф, никому бед не чиня, другим воздавая почёт, отца и братьев любя. И быть ему таким, каким он быть хотел, если бы того добиться сумел, и не любили бы его за его доброту, но пожал он горечь за свою простоту. Однажды, братьям так показалось, Иосифу поклонились снопы, что означало — быть царём ему в юные годы свои. Тем возмутились братья, задумав убить. Прочее, случившееся, по Библии должно было следующим образом происходить…

Для детей Жуковский сказку на нужный лад переводил, чтобы юный народ быть щедрым на доброту полюбил, дабы не серчали на обиды, ниспосылаемые судьбой, не видели зла творимого людьми над собой. Вот замыслили братья убить — не убили, они уши к Иуде-брату обратили. Тот сказал — не надо убивать! В рабство лучше Иосифа продать. Вроде бы есть за какой проступок Иуду осудить, но не поступи он так — Иосифа могли убить. Получается, спас Иуда, в рабство брата продав. Благо, Иосиф не тужил, важным человеком впоследствии став.

В Египте оказавшись, в чём-то Иосиф провинился, сразу для него рабский воздух темницей сменился. Там он проводил долгие годы, словно забытый, от всех, будто навсегда, сокрытый. Было бы так, да как сыр в масле катался, его путь там только начинался. Умел гадать Иосиф, сны объясняя, добра и зла своими словами не желая. Если видел — будет возвеличен человек, — ему о том говорил. А если быть убитым предстоит, и того ни от кого не утаил. Всё сбывалось, но продолжал быть Иосиф в заточении, не имея горести во времени подобном провождении.

Случится фараону увидеть непонятный сон, странное происходило в сновидении том. Кто разгадает? Никто не понимал значения сна. Не ведала о том ни одна живая душа. А из мёртвых созданий, ибо в тюрьме души мертвы, не мог Иосиф предупредить фараона о начале с природой борьбы. Когда же допущен до владыки Египта станет, он сразу скажет — несчастье вскоре грянет, ожидает страну семь голодных лет, милости от богов смысла ожидать нет, нужно семь лет до того о наполнении амбаров заботу проявить, никакой иной цели не преследовать — в закромах припасы копить. Только тогда получится несчастий избежать, не будет народ Египта горевать. Одно печалит — должен распоряжаться радеющий справедливо человек, а не такой, кто сам будет сыт, а страну на голод обрек.

Библейское сказание гласит, Жуковский о том же говорит, Иосифа фараон назначит на главную должность в стране, тот будет править с пользой для Египта втройне. Сумеет накопить запасов съестных за семь лет, сообщил нам о том Ветхий Завет, хватит запасов ещё на лет семь, благодаря чему избежал Египет проблем.

Оставим в стороне, как сию сказку трактовать, яснее ясного — Исхода еврейскому народу потом не избежать. Придя рабами, бежали на положении рабов, редкий фараон евреев до власти возвышать был готов. А если кто скажет, будто гиксосами евреи в Египет пришли, были они сами над фараонами в те времена цари, то о том разговор оставим на потом, не про это в сказке Жуковского мы с вами прочтём.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Жуковский «Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке» (1845)

Жуковский Сказка о Иване-царевиче и Сером Волке

Русская сказка во всей красе, такой не сыщешь… не сыщешь нигде. О древности она, про Русь? Экий ты, читатель, в золотых яблоках гусь. Может про русских, какие некогда бывали? Но тех русских нигде и никогда не знавали. Те русские жили в отдалённые времена, им не знакомы с Ильменя племена. Не до Гардарик тем русским было, в окружении народов кочевых русское царство тогда жило. Владело богатствами, каких грекам сыскать не доводилось. Обладало силами, знание о коих пылью покрылось. Тогда случилась история в той чудесной стране, когда отправился Иван-царевич вдаль на коне. Искать отправился жар-птицу, золотых яблок воровку. Вот и ты, читатель, раз в оных сошёл за гуся, проявляй в знакомстве с заметкой сноровку.

Откуда Жуковский изыскал сюжета такого основу? Говорит, брал предания он за основу. А проще сказать — всё в виде единой сказки оформил. Оттого всё тут знакомо, будто не раз народ русский подобное молвил. Однако, подобные сказки — грань одного сюжета. Про него не так много песен в народе кажется спето. А Серый Волк — почитай за новину, ежели его не будь — сгинуть предстояло царёву сыну. Всё прочее — виденное порою в многих местах, о чём сказывать станешь, вскоре устав. Для пущего наполнения Баба Яга накормит и спать уложит молодца, дабы отправлялся на поиски Кощея яйца. Сам умрёт молодец, пав под ударом предательского братьев ножа, после поможет ему сперва мёртвая, потом живая вода. Змея о трёх головах он сможет победить, найдёт способ драчун-дубинку применить. Расстелить сможет скатерть-самобранку, использовать невидимую шапку-ушанку. Сюжетов всяких не перечесть полным числом, в одной сказке у Жуковского таковые найдём.

Что смутит — глупость главного героя. Всегда русский в сказках на дело идёт, могилу себе попутно роя. Как получается счастье обрести? Дуракам неведомы божьи пути! Достигает желанного не по праву — вопреки… Помогают друзья, они же — враги. Вот съел коня у царевича волк, какой из этого выходил путный толк? Ведь сказано было — пойдёшь туда, потеряешь коня. И пошёл Иван-царевич, животину словно не ценя. Мигом Серый Волк проявит свой нрав, съест разом коня, словно вины не сознав. Да вина к врагам русского героя приходит в положенный срок, понимает всякий враг — быть другом русских героев отныне сущность свою он обрёк. Будет помогать, куда не направляйся Иван, за коня теперь Серый Волк окажется сам. Он же будет обращаться в жар-птицу и даже, как ни странно, в красивую принцессу-девицу. Он же — плакать будет над убитым героем, огласит окружающее пространство воем. Он же — останется при Иване насовсем, хотя попрощаться с ним на веки успел перед тем.

Таков Жуковский, сказки бравшийся сочинять, сумевший нечто из старого на новый лад собирать. И вроде бы ничего толком не говорил, зато с широким размахом сказание преподносил. Вышел Иван-царевич на славу, и Серый Волк на славу вышел. В целом, подобной истории читатель в сказках прежде не слышал. Не помешает Баба Яга, вновь убит будет Кащей, хватило бы сказителям разных затей. Можно бесконечно героев отправлять на повторение одних и тех же геройств, не станет то причиной расстройств.

Всё-таки, читатель, как в золотых яблоках гусь, ради тебя созидалась подобная Русь. Вот он — герой, которого следует знать и с умом воспевать… Таким героем каждый русский желал и не перестанет быть желать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Василий Жуковский «Кот в сапогах» (1845)

Жуковский Кот в сапогах

Сказок всем в мире известных — малое число. Например, про кота в сапогах разве не знает никто? Кот известен, сюжет сказки — не совсем. Сразу не припомнишь — прославился чем. Или вспомнишь? Может не обо всём. Теперь и с точки зрения Жуковского сказку прочтём. Всё такое же, каким после воплотить на экранах старание проявляли, почти ни в чём от сюжета поэта не отступали. «Кот в сапогах» — Шарля Перро творение, Василий из него сделал стихотворение. Опять же, стихотворением то называть весьма тяжело, говорило бы хоть нечто за него. Писал Жуковский, текст посередине страниц помещая, тем только вид поэзии стиху придавая. Да и не тот важен подход, и в таком виде всякий с радостью сказку прочтёт.

Славное нажил отец состояние: мельница и кот с ослом. Умирая, сыновей радовал сим добром. Старший получит дело жизни его, остальные не получат ничего. Разве осёл и кот — сытой судьбы залог? Хорошо среднему брату — ослиным мясом хотя бы голод отвлёк. А младшему каким образом быть? Котом не сможет себя прокормить. Пусть забирает сапоги и на все стороны света идёт… Что с ним, что без него, хорошего младший не ждёт. Да ведал ли кто, каким удачливым окажется кот в сапогах? А каким счастливым будет его владелец, царским зятем став…

Звали парня — Карабас. Тихим был его шепчущий глас. Ниже травы и тише воды, он бы под кустом сидел во время войны. С таким кашу не сваришь, выйдет пустой кипяток, но Перро предлагал извлечь из сказки некий урок. Получив в наследство кота, думал сын — досталась ерунда. С такой ерундой хоть крест на жизни ставь. А казалось — лучше крылья расправь. С каким треском обрушишься вниз, с тем же успехом будешь маркиз. Требовалось малое — дать волю коту, тот возвысит твою простоту. Не обыкновенный кот достался, который под лавкой мышей сторожит, этот охотиться и на людоедов страшных привык.

В какой стране всё происходило? В каких краях животное к царю ходило? Носило снедь, добытый в поле улов… ещё и обладало необычным для него даром слов. Кролика добудет, сразу на царский стол лично носил, пока его хозяин голодным дни в тоске проводил. Перепёлок изловит — туда же, к царю. Без утайки заявляя лично: дарю! Таким котом был, обычным для тех времён. Вполне понятно, почему царь казался едва не влюблён. Оставался сущий пустяк, оженить на царской дочери хозяина как.

Может сказка о том, как из топора кашу получается сварить? Не имея ничего, сможешь желаемое ты получить. Разве топор роль в варении каши сыграл? На вкус каши никак не влиял. Но без топора солдату из сказки без горячей еды предстояло остаться, а с топором — все рады для такого варева стараться. Примерно схожий с «Котом в сапогах» сюжет, когда добывается великое, к чему доступа вроде бы нет. Скажут крестьяне — владения Карабаса кругом. Пусть и ехал царь в царстве своём. А чей тот замок, с виду ужасный? И там Карабас будет причастный. Хотя, царь тем замком вроде бы в общей доле владел, да Перро на такие мелочи вовсе не глядел. Важно иное, хозяин кота, будучи безземельным и вовсе не маркизом, останется в окончании сказки с правом владеть здешним миром. Такой уж сюжет измыслил писатель-француз! Всё-таки, в колоде карт тоже не единицей считается туз.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5 32