trounin.ru

Не начать ли повествование со смерти основного действующего лица? Пусть Господин Кохтин отдаст Богу душу утром. Он успеет притворно помолиться, а встать с кровати не сможет. Он почувствует себя плохо и умрёт. Произведению о том Полевой придаст незавершённый вид, что следует из подзаголовка. Читателю сообщалась первая часть, названная «Часом смерти». Как раз смерть господина Кохтина послужит наглядным примером для обличения порядков общества. Ведь надо быть слепым, чтобы не понимать, каким образом меняется жизнь, стоит ей претерпеть изменения. Вот читатель и должен был понять, как к человеку начинают относиться, стоит ему умереть.

Может Кохтин и не умер. Вполне вероятно, он продолжал дышать. Возможно, осознавал происходящее. Ожить у него всё равно не получится. Он на самом деле умрёт. Зато жизнь вокруг его тела закипит. Слуги начнут думать о разграблении имущества. Зачем ждать, когда нужно тащить из дома всё ценное. Не имеет значения, как обернётся дело после, главное — тащить едва ли не всё. Собственно, смерть Кохтина стала для кого-то благом. И им было безразлично на человека, некогда приходившегося им хозяином. Ощущение наживы всем туманило голову.

Полевой решает дать имя главному герою — звали его Фока Фокич, родился он в январе 1770 года, умер же в июне 1830 года, прожив шестьдесят лет. Он получил домашнее образование, успешно женился, занимался ростовщичеством, предпочитая извлекать деньги из денег, их сами не сильно растрачивая на прочие нужды. Таких сведений вполне достаточно для удовлетворения любопытства читателя. По крайней мере становилось понятно, прикарманить можно из имущества многое, к чему прислуга и стремилась.

Но всегда находятся добропорядочные люди, может от свойственной им тугости ума. Будут такие и в данном произведении. Обыкновенный парень Ванька, увидев плохое самочувствие хозяина, кинется искать лекаря. Да вот беда — лекарь был, только не совсем тот, который мог оказать помощь. Сей лекарь предпочитал проводить дни за испитием рома, к остальному проявляя отстранённость. Весть о плохом самочувствии ростовщика его взбодрила. Сколь не будь ему тяжело идти на дом к пациенту, он всё-таки пойдёт. Что его там ждёт? Он застанет делёж между слугами. Те, нисколько не стесняясь, будут считать имущество хозяина своим, поэтому доктору не пожелают выделить и рубля. Причём, им он не нужен ни в качестве лекаря, ни в качестве постороннего лица, требующего часть средств, после чего он уйдёт и помогать умирающему не станет.

Картину дополнит родственник, успевший прослышать о плохом самочувствии Фоки Фокича. Уж тут-то Полевой мог развернуться в повествовании, продолжая созидать историю. Но не преследовал Николай подобной цели. Он показал достаточно. Читатель успел увидеть порочность людей, нисколько не считающихся с самочувствием других, готовые друг другу перегрызть глотки, стремясь урвать кусок пожирнее. Даже при таком обстоятельстве, согласно которому они вовсе не имеют право питать надежды на получение самого маленького кусочка от имущества. Потому, именно потому, им проще раздербанить имущество до того, как к нему проявят интерес законные наследники.

Тем произведение «Приключения по смерти г-на Кохтина» и представляет интерес. Оно показывает людей с истинной стороны. Суть человеческая должна быть всякому ясна — до установления истины стремится урвать кусок пожирнее, невзирая, оправданными такие действия покажутся после, либо будут восприняты отрицательно. Не перестанет ведь человек быть человеком. Он потому и человек, что ничто человеческое ему не чуждо.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вступать нужно в жизнь так, будто у тебя ничего нет. К тому подводил Сидор Пантелеевич сына в послании, специально написанном, дабы понял сын, как нужно жить и к чему стремиться. Сам Сидор Пантелеевич от отца ничего не имел, потому шестьдесят лет существования его носило по миру, словно подгоняемого ветром. Благодаря этому, и ничему другому, Сидор Пантелеевич познал, каким следует быть человеком. О том он и постарался передать в послании сыну. Николай Полевой, словно и не он будто писал, постарался это всё правильно оформить.

Основное, необходимое к пониманию, нельзя относиться к жизни, словно она таковой была, и в тех же оттенках её будут понимать в дальнейшем. Отнюдь! Люди, жившие некогда в Древней Греции и Древнем Риме, даже в Версале вчерашнего дня, нисколько не похожи на тебя сегодняшнего. Они жили по иным принципам и нормам морали, осуждать их за то бессмысленно. Согласно их представлениям — они жили правильно. В будущем будут жить совсем с другими представлениями о жизни, нежели сегодня. Значит, не следует искать пример для подражания, если он не из тех, что характерны для текущего момента.

Так и со счастьем. Хорошее сейчас — не могло понравиться древним грекам и древним римлянам, не понравилось бы и версальцу вчерашнего дня. Как знать, желаемое ныне к осуществлению благо — не станет ли оно восприниматься потомком за проклятие? Так оно в действительности и есть — как бы не имелось стремления дать детям лучшее, оно для них может оказаться совершенно излишним. Рассуждая так, Сидор Пантелеевич словно забылся, не осознавая, насколько изменчив век, каких устремлений ныне станет придерживаться сын.

Конечно, можно сказать, хорошее для одного — не является таковым для другого. Взять ради примера разные страны, а ещё лучше — стороны света. Никогда не сойдутся в представлениях о должном быть европейцы и азиаты, из-за слишком различающегося взгляда на мир. Требуется жить по совести, поскольку именно совесть должна быть главным критерием, исходя из которого и следует судить о человеке.

О таком думается, размышляя свысока. Когда же доходит до дела, то каждое поколение придерживается сходных жизненных установок, нисколько от них не отступая. Не склонен человек думать о других, следить за собственными действиями, разбрасываясь возможностями направо и налево. Общество наполнено чудаками, часть из них считает, будто занимается полезным для общества делом, другая — мечтает о будущем, способном устроить всех.

Потому, и только потому, жить нужно единственным убеждением — никому не причинять зла. Каким угодно образом, лишь бы не мешать другим существовать по правилам их совести. А вот добра другим желать явно не следует. Это будет неправильным. Человек одному себе должен желать добра. При этом, следует оставаться холодным, беспристрастным и бесстрастным, ничему не надо удивляться. Любое оброненное слово — повод людям разобраться в причинах, побудивших тебя к определённым суждениям. Таковое совершенно излишне. Поскольку найденным окажется самое порочащее обоснование.

Остаётся добавить, человеку следует жить, невзирая на нужды других. Пусть каждый будет сам по себе, никого за то осуждать не следует, как не нужно и прилагать усилия — достойной оценки это не получит. Твёрдо в том уверен Сидор Пантелеевич. Должно быть, уверен в том и Николай Полевой, раз взялся учить читателя правде жизни. Что же, с некоторыми суждениями придётся согласиться, особенно касательно человеческого понимания требуемого к установлению за важное в социуме.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Четвёртый выпуск «Нового живописца общества и литературы» был одобрен цензурой к печати в конце ноября 1831 года. И напечатать его должны ближе к Новому году. Значит, нужно порассуждать о сути данного дня. Полевой предложил читателю аллегорическое повествование, будто к автору строк приходят Намерение, Подлость, Скука и прочие. С ними он будет вести беседы, как всегда, выставляя действительность такой, какой она является.

В Новый год принято поздравлять. Как таковой традиции поздравлять не существует — это можно назвать правилом хорошо тона. Но кого поздравлять. Абсолютно всех? Сомнительно. Скорее, поздравить лучше людей, от чьей милости зависит твоё собственное существование. Значит, родственников нужно поздравлять по необходимости, в зависимости от расположения к ним. Из прочих, обычно, поздравляют власть имущих и богачей. Разве не так? Про бедняков, обычно, никто под Новый год не вспоминает. Есть ли толк их поздравлять? Ежели человек ничего дельного взамен предложить не может, то и забыт будет непременно.

Вот наступает Новый год. Обычно его пришествие подразумевает праздники. В такие дни позволительно отдыхать. Раз отдыхать, тогда не допускается никакой праздности. Полевой почему-то молчит, однако, на Новый год приходится религиозный пост, сам по себе призывающий воздерживаться от лишних излияний, соблюдая строгость в пище. Вообще, время — есть величайшая ценность для человека. Если кто пожелает трудиться — пусть трудится.

Вновь разговор возвращается к осмыслению необходимости угождать. Кто угождает, тот показывает личную заинтересованность во внимании определённого человека. Соответственно, этот человек понимает личную значимость. Получается, когда не получаешь поздравление с Новым годом от некоторых лиц, тогда можешь смело считать — для них твоя персона никакого интереса не представляет.

Другое дело — визиты. Новый год подразумевает посещение нужных людей. Обычно под ними понимаются родственники. Опять же, нанести визит к власть имущим и к богачам требуется в той же мере. Полевой возражает, текущий Новый год он проведёт дома и никуда не пойдёт. Понятно, визит важен, может быть даже определяет судьбу и служит пониманием, каким предстоит провести грядущий год.

Стоило завестись мыслям, вступающим в противоречие с празднованием наступления Нового года, как к Полевому пришла Подлость. Намерение отошло на задний план, уступив место другому собеседнику. После придёт Скука, ведь насколько не будь прав Полевой, оставаясь дома, он вынужден будет подлинно отдыхать, то есть маяться от безделья. Можно сказать, цепочка логических рассуждений оборвалась, натолкнувшись на первую преграду. Пришлось Полевому размышлять дальше, что делал он совершенно напрасно, усложняя текст излишне посторонними мыслями.

Четвёртый выпуск «Нового живописца общества и литературы» выходил с материалом, ставшим привычным читателю по предыдущим книгам. Полевой брался рассуждать о насущном, прямо говоря про человеческие пороки в общем, а в меньшем — про присущие российскому социуму. Основная нагрузка — понимание старости. Причём, разговор коснётся и смерти, постигающей всех людей. Так и понимал читатель, начиная знакомство с «Визитов в Новый год».

Как же быть? Предаться праву на отдых и проявить неуважение к окружающим? Или начать совершать визиты вежливости, радуясь наступлению праздника вместе с другими? Стоит оговориться, многое зависит от самого человека. Когда нет желания проводить Новый год в праздности, тогда и возникают мысли, наподобие обеспокоивших Полевого. Кто-то об этом не задумается. Не все люди преследуют цель извлечения выгоды, значительная часть стремится поздравлять от душевной доброты, поскольку привыкли к тому с детства.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Принадлежит ли руке Екатерины «Антидот»? Этого никогда не удастся установить. Издан он на французском языке вне России, без указания на авторство. Исследователи творчества Екатерины отмечали сходство манеры написания, либо автором текста должен был быть тот, кто пользовался старыми орфографическими правилами. Но так как Пыпин склонен считать «Антидот» трудом Екатерины, включил в изданное им собрание сочинений императрицы, значит данная работа подлежит рассмотрению.

«Антидот» — это возражение на путевые заметки французского аббата, астронома и путешественника Жана Шаппа д’Отроша, побывавшего в России в 1761 году. Аббат желал добраться до Тобольска, откуда наблюдать за прохождением Венеры по солнечному диску. Результатом его путешествия стала книга «Путешествие в Сибирь по приказу короля», с подзаголовком «содержащее отчёт об обычаях и традициях русских, состоянии государственных дел этой державы, географическое описание и нивелирование дороги от Парижа до Тобольска, астрономические наблюдения и опыты с природным электричеством». Годом позже он умер, поехав с аналогичной целью в Мексику. И вот в 1770 году вышел «Антидот». Ничего особенного в нём не было. В те времена научное общество только таким образом и дискутировало, создавая возражение или находя подтверждение прежде вышедшим трудам.

В «Антидоте» сразу сообщалось — каждый путешественник видит в окружающем не чужую самобытность, он ищет сходство с самим собой. Проще говоря, француз всюду желает находить французское, а русский — русское. И если картина мира не сходится, это приводит к огорчению, порою доходящим до того, что возникает желание указать на имеющиеся несуразности. Ещё чаще людям хочется высмеять всё, ими не понимаемое и не принимаемое.

О чём думает иностранец, прибывший в Россию? О холоде. В России неимоверно холодно. В «Антидоте» на это следует возражение. Оказывалось, вне помещения действительно зимой не совсем приятно находиться, зато внутри помещений такой жаркой температуры не бывает нигде в Европе, так как в России дома хорошо отапливаются. Тем и наполнен «Антидот»: возражениями словам аббата.

Как-то Шапп передвигался по льду на лошади и провалился. Но не под лёд, он угодил сразу в воду. Отчего существуют такие места? Автор «Антидота» смеялся, указывая на неосведомлённость путешественника. На реках специально вырубаются проруби, иначе невозможно стирать бельё. Возмутился Шапп традицией рано женить детей. И этому есть объяснение — иным крестьянским семьям требуются работники, другим нужнее избавиться от лишних ртов. А уж про баню… Шапп точно опростоволосился. На утверждение, будто русские женщины после бани с мужчинами в снегу валяются, автор «Антидота» возражал хотя бы тем, что не каждый русский бывал в бане, предпочитая прочие способы омовения тела.

Главное достоинство Сибири — плодородная земля. Ещё при Иване Грозном русскими зерновыми кормилась Европа, отчего приходилось отказывать поставлять зерно, ввиду невозможности дать больше. Накормив все скандинавские страны и Англию, Франции не смогли найти зерна, предложив в следующем году прибыть пораньше. Изобилует Сибирь животными и рыбой. Шапп подметил, насколько русские при этом чураются мясной пищи. Конечно, автор «Антидота» вдоволь насмеялся неосведомлённости француза, ежели тот не знал про православную традицию поститься по средам и пятницам, в том числе продолжительно на протяжении недель и месяцев.

Автор «Антидота» не умолкал, желая возразить практически каждой строчке из путевых заметок аббата. Коснулся разговор и рабства. Шапп подметил, будто из рабов состоит даже русская армия. Пришлось автору «Антидота» подробно расписать, с каких пор произошло закрепощение, как его правильно следует понимать.

Таков «Антидот», иначе дозволенный к переводу в значении «Противоядие». Он не слишком знаком в Европе, ещё меньше о нём знают в России.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вторая Мировая война — странная война. В том плане, что её дают для представления в качестве жестокого сражения, прежде никогда не бывалого. Вторая Мировая война — ещё и не гуманная война, учитывая проводимые учёными Третьего Рейха эксперименты, и, особенно, газовые камеры, в которых массово убивали людей. Но так ли это? В чём отличие от той же Первой Мировой войны, когда повсеместно применялись боевые отравляющие вещества? Фотографии тех времён напоминают ожидаемое будущее — люди в противогазах, за которыми на горизонте поднимается облако ядовитых химических соединений. Так и хочется спросить, отчего с Ленинградом немецкое командование не поступило сходным образом? Разве только сказать, будто проявило гуманность. Вера Инбер об этом тоже задумывалась, только вот никто не травил Ленинград, продолжая удерживать в глубоком кольце осады. Порою на двести километров от города никого не было, но всё-таки ленинградцам приходилось страдать, им не могли доставить пропитание.

Вера Инбер могла и прежде наполнять дневник. С августа 1941 года записи стали выделяться отдельно. Война казалась приближающейся к Ленинграду: по ночам на горизонте возникали вспышки от далёких воздушных боёв, начиналась эвакуация, вместе с тем в город пришёл поток раненных. Вера Инбер принимала участие в операциях, она видела множество осколочных ран. В сентябре Ленинград был окружён — началась блокада города. Сам «Ленинградский дневник» имеет и другое название — «Почти три года». Такое количество времени продлилась блокада — если говорить точно, то восемьсот семьдесят один день.

С января 1942 года люди начали умирать от голода. Жителям не хватало того количества пропитания, которое выделялось. Если же нормы поднимали, это не означало, будто на следующий день их не урежут вдвое. Не было ленинградца, не напоминавшего внешним видом скелета. В самом город всё больше возникало пожаров, чаще случавшихся от постоянных авианалётов. Но ещё чаще пожары возникали из-за перевозимых трупов, запах которых скрывали тлеющими ватниками. Вот те ватники и становились причиной пожаров.

Сама Вера Инбер жила культурной жизнью. Досуг она заполняла личным творчеством, посещением симфонических выступлений, читала людям «Пулковский меридиан», с оным выступая на заводах.

С того же 1942 года ленинградцев интересуют мировые новости. Они узнают про бомбардировки британцами Мюнхена, про неудачи немецких соединений в Африке, печалились от успехов Третьего Рейха во Франции. Вместе с тем, ленинградцы знали про успешные действия под Москвой, становилось известно про Сталинград. А когда начнутся успехи в отражении немцев под Ленинградом — появится надежда на скорое избавление от мучительного ожидания освобождения.

Вскоре Вера Инбер и вовсе улетит на самолёте в Москву, немного погодя вернувшись обратно. Вроде бы Ленинград не должен был продолжать страдать, но немецкие бомбардировщики совершали налёты даже чаще, чем то они делали в блокаду.

Понимать «Ленинградский дневник» лучше вместе с поэмой «Пулковский меридиан», тогда создастся в меру полная картина, пусть Вера Инбер и не настолько подробно описывала будни блокады, как того могло желаться читателю. Нет, Вера Инбер писала о происходившем с нею, о некоторых тяготах жителей, про новости извне и про собственную культурную деятельность. Так оно и должно быть. Во всяком случае, «Ленинградский дневник» не обязательно было публиковать, он мог остаться личным свидетельством о пережитом. Мало ли таких записок вели ленинградцы в блокаду… о многих просто ничего так и не стало известно. Может и никогда не станет, если потомки не решатся на их публикацию, либо то сделают другие люди, не посчитавшись с волей уже умерших авторов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Враг вступил бы в город, пленных не щадя, но не вступал он в город, сил для того не найдя. Ему противились, не давая подступить, на подходах силами 2-ой ударной армии предпочитая бить. Но в городе беда — голод людей одолевал, каждый житель алиментарной дистрофией страдал. Становилась Вера Инбер очевидцем того, наблюдая за страданиями и злобой кипя, пропуская невзгоды жителей Ленинграда через себя. Кто повинен во всём? Пришедший с запада фашист. Тот, кто помыслами отвратен и духом не чист. Виной и Гитлер, ему особый укор, да пребудет к агрессору суров богинь эриний взор. В таком духе Вера Инбер повествовала, никаких правил стихосложения при том не соблюдала.

Что за поэма «Пулковский меридиан»? Отчего не ровен стиха сообщаемого стан? Словно белой строкой раскинулась поэзия поэта, только окрашенная из страданий и горестей цвета. Показывалось текущее, отчего следовало негодовать, прежде славный город, начинал Ленинград угасать. Уже нет на лицах радости, свежесть лиц сошла на нет. Словно выдан ленинградцам билет на тот свет. Люди питались по талонам, на них возлагая надежды завтрашнего дня, ведь должна в город когда-нибудь придти долгожданная еда. Иногда увеличивали рацион, напрасными ожиданиями вознаграждая. Да вот на завтра случалась ситуация от вчерашней отличная — совсем иная.

Везде голод, недоедают повсеместно. Не соврёшь о том, говоря о том честно. Людям помощь нужна, где её взять? В больницу за припасами съестными бежать? Но и там доктора алиментарной дистрофией мучимы, они сами прозрачны — их тела едва зримы. Кто бы больницам помощь какую оказал, истинно каждый в Ленинграде страдал. Не было здоровых — были все больны. Таковы они ленинградцы — жертвы войны. Оставалось гневаться, посылая проклятия Третьего Рейха машине, чтобы их поезда не уступали по возможностям дрезине. Пусть небеса обрушатся на фашистов рой, удостоятся они участи злой. Как голодали в Ленинграде, в Германии должны голодать, иначе о справедливости можно никогда не вспоминать.

Вера Инбер хранила веру: победе быть! Фашистов сможет Союз победить. Вспять обернутся деяния детей немецких земель, сами станут жертвой своих подлых затей. Бомбы посыпятся на немецкие дома, коснётся Третьего Рейха во всех жестокостях злая война. Иному не быть, такова вера жителей Ленинграда, им для счастья словно ничего больше не надо. Как страдали они — должны агрессоры страдать. Не должно в будущем немцам продовольствия хватать. И если не сами они, то придёт на них другая чума, в блокаде Германия когда-нибудь побывает сама.

Ленинград воспрянет: твёрдо верила Инбер Вера. Утверждала то она смело. Воспрянет промышленность, пробудятся заводы, только военные отлягут невзгоды. Под маркой ленинградских предприятий будет создаваться лучший товар, не скажется на нём немцами устроенный в душах ленинградцев пожар. Раз руки золотые, наполниться силой им суждено, и тогда будет отличным многое, если не всё. Отступит враг от города, пусть никого он не щадил, немца в сих местах и раньше русский народ бил. Нужно потерпеть, разрушена будет вражеского оцепления нить, хватит и малейших усилий — вот их и надо приложить.

Вера Инбер питалась надеждой, иному не бывать. Всякий ленинградец о том же должен был мечтать. Что Гитлер им, ежели не может в город войти, скоротечны будут его собственные дни. И он в блокаде окажется, дай советскому народу право орды немецкие бить, Красной Армии тогда станет возможно агрессора в его же крови утопить. Тому быть, всегда так было — и сердце Веры билось, ведь и биться оно не забыло.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Из разных коротких произведений Паустовского обязательно нужно упомянуть следующие.

1950 год: для журнала «Огонёк» рассказ «Записки Ивана Малявина» — Малявиных в деревне много, и Паустовский имел разговор с одним из них, ныне работающим печником. Вместе с ним вспомнили Гайдара, в сей деревне бывавшего. Отметили и произошедшие изменения. Всё разительно преобразилось, благодаря неослабевающему энтузиазму советских людей. Но и до войны Гайдар сумел научить печника мудрости жизни. Константин продолжил тему в рассказе «Ледостав», опубликованном в газете «Социалистическое земледелие». Ныне в Союзе делаются такие дела, о которых будут помнить и спустя столетие. Рассказом «Встреча» вспоминался Крым. Оставшиеся рассказы за этот год: «Астаповские пруды» и «Снегопад».

1951 год: «Первые листья» — про природу; «Ходоки» — о начале преобразования речной системы страны. А рассказ «Посёлок среди скал» — повествование об отношении жителей островов к свершениям советских людей. Знают на далёких островах, оторванных от мира, про существование Советского Союза — страны, где живут счастливые люди, своими руками создавшие лучшее из лучших государств. И вот заплыл к ним советский корабль. Подняться на его борт нельзя, того не одобрит далёкое от острова правительство в метрополии. И от доктора на корабле отказываются — у них есть свой. Этот факт особенно удивил островитян. Раз на таком небольшом корабле есть доктор, значит всё действительно излишне хорошо в Советском Союзе.

1952 год: очерком «Могучая речная держава» Константин сообщал про появление рукотворных морей и каналов, до того казавшихся небывалыми к осуществлению; о том же рассказал в «Первом тумане».

1953 год: для газеты «Правда» ещё одно воспоминание о Гайдаре — «Клад». Действительно, за двадцать лет многое переменилось. Где ничего не было, там раскинулись клеверные поля, построена гидростанция, прорублены пожарные просеки, даже сосны ростом уже под потолок. Другие рассказы за этот год: «Симферопольский скорый» и «Вешние воды».

1954 год: в сборнике «Бег времени» повествование «Беглые встречи»; в «Литературной газете» — «По ту сторону радуги»; в газете «Сельское хозяйство» — «Таинственный сундук».

За 1955 год можно отметить речь, произнесённую на юбилее Бунина в Литературном музее в Москве, опубликованную позже под названием «Иван Бунин». Паустовский радовался за возвращение писателя обратно в Россию.

1957 год: для журнала «Вокруг света» написаны «Географические записи» — более сообщалось про Рим, Константин желал ощутить присутствие города, славного своей историей; для журнала «Москва» написан очерк «Пейзажи Ромадина», он же «Заметки о живописи» — хвалил, не умея остановиться.

Есть ещё за авторством Паустовского заметки, которые допустимо назвать автобиографиями. Так в 1966 году написана заметка «Коротко о себе». Согласно её текста следовало, что Константин хотел прожить полную жизнь, всё испытать. Этого осуществить не получилось. Однако, если пытаться вспоминать прошлое, одно цепляется за другое, отчего можно о былом рассказывать бесконечно. В этой же заметке сообщалось о запланированных восьми томах «Повести о жизни», из них пока написано лишь шесть. Как становится понятно, Паустовский не успеет довести многотомные воспоминания до современного ему, на тот момент, дня.

В 1967 году в качестве предисловия к восьмитомному собранию сочинений Константин написал заметку «Несколько отрывочных мыслей». Он пытался рассказать, почему предпочёл стать писателем. Оказывалось, существует на свете профессия, позволяющая человеку многое одновременно. Ведь писатель — это и есть много кто одновременно. Не остаётся писатель лишь мастером пера. Отнюдь, такой человек — мастер в разных областях. По крайней мере, именно так считал Паустовский.

Придётся заметить, творческий путь всякого человека обрывается. И Константин Паустовский не мог писать бесконечно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Следует поговорить про другие рассказы за 1943 год. «Спор в вагоне» — повествование о том, что считать человеку за родной край, которому готов отдать звание лучшего места на планете. Вполне очевидно, каждый кулик хвалит своё болото. Вот и собравшиеся в вагоне с жаром доказывали, будто нет лучше края, нежели откуда они родом. Кто из Оренбурга — станет нахваливать только Оренбург. Житель Алтая — Алтай. А вот казах неизменно будет возвышать Казахстан. Потому нет смысла искать лучшее место за планете — каждый выбирает то, которое лично ему придётся по душе.

Рассказ «Пачка папирос» (впервые под названием «Материнское сердце») об умении понимать необходимость человека для войны иначе. Как знать, какое дело лучше — идти на врага с целью его заколоть штыком или снабжать такого бойца папиросами? Вопрос является сложным для понимания. Примерно настолько же, как уметь соотносить равнозначность ратных и тыловых заслуг. Так у Паустовского мать переживала за сына, чей подвиг на войне считался ею недостойным. Пока другие умирали, её сын занимался доставкой папирос. Да вот ведает ли мать, что без папирос солдат на фронте — не солдат. У него туман в голове, вместо разумного осмысления происходящего. Потому и трудно понимать, чей вклад в общее дело весомее, а может всякий вклад равнозначен.

Рассказ «Правая рука» — менее информативен. Константин сообщил про раненого зенитного пулемётчика. Его определили лечиться на Алтай. Побывал он в Бийске и Белокурихе, решив не покидать сих краёв.

Рассказ «Приказ по военной школе» — раскрытие проблемы молодых кадров от медицины. На ком учиться студентам? Есть множество раненых бойцов, они и не такое стерпят. Но студенты боятся делать внутривенные вливания. Однако, в умелых руках дело спорится. Бойцы с подозрением смотрели на будущих докторов, а те внушали им вид опытных специалистов. И кололи ведь на чудо хорошо, даже в самый первый раз. Бойцам не верилось, будто медицинскую манипуляцию проводили впервые. Зато сколько было у них удивления, когда они узнали про награждание особо отличившихся студентов, настолько хорошо себя зарекомендовавших. Поистине, решили бойцы, уж лучше попасть к талантливому доктору, нежели к подкованному, но неуверенному.

1946 год: для «Нового мира» Паустовский написал рассказ «Аннушка», соединив в одном повествовании два сюжета. Читателю предлагалась история крепостной девушки, рядом с чьей могилой происходило действие. При этом сообщалось про старика, ждавшего дочь с фронта. Она всё никак не приезжала, а старик не мог больше ждать из-за слабых лёгких. Он и умрёт. За тот же год в журнале «Молодой колхозник» опубликован рассказ «Хранительница».

1947 год: рассказ «Утренник» — про зелёные лёгкие планеты и человека, обязанного сберегать леса. Другим рассказом — «Роза ветров» — Константин сообщал про существование точки, откуда ветра дуют во все стороны. Этот рассказ был опубликован девятью годами позже в журнале «Советская женщина».

1948 год: вновь остережение человечеству о необходимости сберегать леса — рассказ «Зелёная стража». Если не будет деревьев — это приведёт к опустыниванию. Рассказ «Чужая рукопись» — про утраченный текст, восстанавливаемый по памяти. Рассказ «Беспокойство» — об активной девушке, хвалившей за фронтовые дела, но за беспорядок в доме сурово осуждавшей. Рассказ «Толя-капитан» — про мальца, сумевшего однажды ранить акулу.

Для газеты «Социалистическое земледелие» в 1949 году Паустовский написал рассказ «Беспокойные люди», позже названный иначе — «Воитель». Содержание повествования не становилось понятнее для читателя. Впрочем, Константин в иные времена не задумывался над значением создаваемого им литературного наследия. Только вот упоминать об этом всё равно следует.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1934 году Паустовский пишет рассказ «Сардинки из Одьерна» для журнала «30 дней». Морякам надоело терпеть жестокие условия эксплуатации, вследствие чего они подняли восстание. Обидно было морякам доводить себя до истощения, а то и погибать, ни копейки за то не получая.

За 1935 год есть два рассказа: «Музыка Верди» и «Воздух метро» — сумбурные по содержанию.

1936 год: некрологический панегирик «День смерти Горького» (впервые как «Завидная жизнь» в «Литературной газете»).

1937 год: очерки под названием «Вторая Родина» («Чтение географических карт», «Чёрная вода», «Трава и ветер», «Жёлтый свет», «Признание») — соединение самостоятельных работ и включённых в другие труды писателя. За тот же год рассказ «Новые тропики» — Паустовский повествовал про 1923 год, когда ему довелось побывать в Поти. Для книги Киплинга «Мятежник Моти Гадж» Константин написал статью «Редиард Киплинг». Сообщалось о фантастическом заработке писателя — получал шиллинг за слово, в переводе на тогдашние деньги — пятьдесят копеек золотом. Воспевал Киплинг могущество имперской Англии, человечество воспринимал в качестве удобрения для её величия.

1938 год: в Советском Союзе вскоре будут выпускать «1080 паровозов» в год, таково содержание одноимённого очерка. Только выпускать будут не простые паровозы, а лучшие в мире. Это не помешало Паустовскому отвлечься на занимательное сочетание фамилий и профессий, либо характера их владельцев.

В том же году для «Нового мира» Константин написал жизнеописание «Маршала Блюхера», про его находчивость, твёрдость и успехи на Дальнем Востоке. Знает ли читатель, что благодаря Блюхеру столкновения с китайцами получили лишь прозвание военных конфликтов, тогда как они не смогли перерасти в более крупномасштабные боевые действия. Однако, учитывая вскоре последовавшую опалу, материалы о Блюхере, особенно благоприятного для него содержания, к печати быть допущены не могли. Вот и жизнеописание в исполнении Паустовского никогда не перепечатывалось в других изданиях.

Ещё один рассказ за 1938 год — «Семья Зуевых», напечатанный в «Комсомольской правде» к двадцатилетию Комсомола. Сообщал Паустовский про недопонимание старым поколением недавно народившегося. Высказывалось возмущение, поскольку непонятно, куда подрастающее поколение так сильно спешит. Вроде бы впереди столько предстоит, а они уже успели перешагнуть за ожидания, воплотив их в жизнь. Допустим, ежели прежде начинали читать определённые произведения, завидуя тем, кто ещё не успел с ними ознакомиться, то теперь и вовсе складывается ощущение, будто дети читают великие литературные труды прошлого, едва успев сменить пелёнки на штаны.

1939 год: для «Правды» Константин написал очерк про «Алексея Толстого», отметив пристрастие писателя к фольклору.

1940 год: рассказ «Речной штурман», опубликованный лишь девятью годами позже в журнале «Советская женщина».

1942 год: «Рассказ бойца Петренко» — дед травил байки о войне, ему мало кто верил.

1943 год: «Остановка в пустыне» — повествование на военную тему. «Струна» — дело было в условиях тяжёлых боёв. У музыканта рвалась струна за струной, пока не осталась единственная. Взять новые струны неоткуда. Музыканту предложили играть, каким образом поступал Паганини — на одной струне. И у него получилось. Но и последняя струна порвалась, может быть от осколка рядом разорвавшейся гранаты. Пришлось музыканту идти на фронт рядовым бойцом, где он и принял смерть.

Казалось бы, за авторством Паустовского не отмечалось стремления писать на военную тематику. Но, при пристально внимании и должном старании, получалось находить даже статьи о войне. И писал Константин с присущей ему пронзительностью, поскольку того требовали обстоятельства, складывающиеся из-за необходимости находить светлые моменты. Получалось грустно, вместе с тем и морально возвышающе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Писать о советском производственном потенциале в начале тридцатых годов было крайне необходимо. Гражданам Союза полагалось знать, каких свершений способен добиться трудовой народ. Паустовский вносил собственный вклад. Например, он взялся рассказывать о потенциале предприятий в пределах Соликамска. Так, оказывалось, где не копни, всюду сделаешь геологическое открытие. Посему, публикуя частями, Константин создал цикл очерков для «Рабочей газеты», имевших общее название «Соль земли». Два года спустя очерки будут собраны и опубликованы самостоятельным изданием, но уже как «Великан на Каме».

Первым очерком опубликован «Рассказ на протяжении четырёхсот километров». Паустовскому сообщили о профессоре Преображенском, что устал искать минералы на севере, вспомнив о давным-давно известных залежах на Каме. Ведь ещё во времена Ивана Грозного там добывали соль. Преображенский на Каме нашёл большие запасы калия — крупнейшие в мире. И где бы он не проводил геологические изыскания, находил пласт ещё богаче прежнего. Неважно, искал Преображенский вблизи или через пятьдесят, либо сто километров — всё равно находил. И даже в некотором отдалении обнаружил нефть.

В очерке «Геологический кулак» Константин рассказал про солеварни прошлого, где готовился солевой раствор. Теперь те места объединены в Березниковский комбинат. Он и является кулаком, объединяющим обширность располагающихся вблизи месторождений.

Есть очерк «Крэк!» — про англичанина, специально прибывшего посмотреть на быт советских рабочих.

Очерком «Жидкая пыль» Константин сообщил про судьбу товарища Фриша, бывшего в молодости ложно обвинённым. И он бы разобрался с обидчиками, не отвлекай это от работы. Вместо восстановления справедливости, Фриш предпочёл трудиться на благо химического ремесла. Получилось у него пыль доводить до состояния жидкости. Настолько же производственным воспринимается очерк «Аммиак» — Константин подробно сообщил, но уже без лишнего персонализирования.

Стремление работать на благо — это очерк «Восемьдесят три миллиона вёдер воды». Неважное, какие обстоятельства происходят в жизни человека, нисколько не имеющие значения, если они не относятся к производственному процессу. Пусть в семье случится трагедия, может кого близкого убьёт, до этого не будет дела, пока рабочий процесс не окажется законченным. И если потребуется работать три дня, раньше делами семьи заняться не получится.

В очерке «Государство свинца» Константин сообщил интересную информацию о свинце, сказав, что только он способен противостоять серной кислоте, дополнив другой информацией из области химии.

Оставшиеся очерки дополняли прежде рассказанное: «Исполинский негатив», «Последние следы средневековья», «Комсомольцы и геологи». Всё сводилось к воспеванию человеческого героизма, благодаря чему удаётся возводить огромные производственные комплексы. Человек действительно совершал невозможное, не жалея сил, забыв о личном, направляя усилия на промышленный рост государства, до того в сфере промышленности настолько сильным не бывшего.

Паустовский явно не говорил, насколько ему нравится идея возросшего потенциала человеческих возможностей. Он жил в эпоху небывалого подъёма энтузиазма. Начало тридцатых годов — уникальное время, в которое люди стремились к лучшему и не считались с личными желаниями. Подобное словно никогда не повторится, хотя сохранится до той поры, пока будет жить и здравствовать поколение, само воплощавшее грандиозные планы в действительность.

Человек из будущего на былое будет смотреть со смешанными чувствами, в основном считая подобное существование невыносимым. Впрочем, всё это зависит от конкретного народа и особенностей его существования. Одни страны станут растрачивать потенциал прошлого, толком не умея наладить прежнего стремления к лучшему. Другие — из ничего, сугубо на присущем народу потенциале, начнут осуществлять ровно такие же грандиозные проекты, причём с той же скоростью, а то и многажды быстрее.

Автор: Константин Трунин

» Read more