trounin.ru

Во цвете лет славы добиться и умереть — выбор Ахилла. Не нужна герою старости клеть, душа того не просила. Он знал, к чему поступь вела. Сам так решил. Смерть его не долго ждала. Торопил смерть Ахилл. Он дал согласие на битву, пора пришла сражаться, на Илиона жителей Ахилл повёл ловитву, славой спешил наслаждаться. Придёт гибель за подвигом следом, потому не страшился, этот путь ему ведом, с миром простился. Откуда ждать стрелы полёт? Кто поразит в пяту его? Предсказывал он себе исход, готовый умереть легко. В таком духе Жуковский балладу сложил, Ахилла утомив монологом, показав, каким тот отважным был… человеком, не полубогом.

Такого рода балладу о любом герое Троянской войны можно писать. Про Кассандру Шиллер балладу сложить успел. Собственное видение допустимо той войны показать. Кто бы то читать захотел. Если Кассандра стенала от горя, за проклятие считая дар предсказания, то Ахилла иной представала воля, от прилагал троекратные, к должному произойти, старания. Ведь выбирал — погибнуть во цвете лет. Смерть он искал, о том его подвиг воспет. Жуковский усилил тоску, растянув ожидание смерти на страницы, позволил он длиться долго тому дню, когда Ахилл взирал на муки Приама с колесницы.

Взирал Ахилл, едва не рыдая, врага убил, себя мёртвым считая. Славы добился — пришёл срок умирать. Этим он воодушевился — на лире начал играть. Что до Приама? Жалок старик. В груде хлама… видеть сына он не привык. Гектор повержен, жизни Ахиллом лишён, но и Ахилл от жизни отвержен, умереть обречён. Понимает Ахилл — ныне скорбной процессии певец. Раз Гектора убил, сам отныне мертвец. Гекубы слышен плач, льёт Кассандра слёзы — Ахилл для себя же палач, осуществил свои он грёзы. Слава пришла: Ахилл печален, рад. В его душе тьма? Нет, он счастием объят. И снова, и снова, возвращаясь назад, Жуковский не добавит иного слова, усиливая сладостного ожидания яд.

Такова слава героя, желавшего лишь её обретения. Случилась для него Троя, возникли вокруг града сего волнения. Подвиг оправдывать? Как-то с особым смыслом понимать? Для себя загадки о том загадывать? С неким смыслом стараться понять? Конечно, Жуковский воевал. Того никто не оспорит. Но кого он тогда воспевал? Отчего всяк чуждому мнению вторит? Ясной казалась Василию Ахилла судьба, чрез времена дошедшая по преданьям, что делает тех героями война, в миру чьим мы не придаём значения стараньям. Но с таким жаром воспевать к смерти стремление, хоть и во славу подвига ради… тем более, продолжая и продолжая излагать стихотворение — о самоубийства отваги.

Верил Ахилл в провидение, с места не сходил. Ожидал он поражение, уверен в смерти был. Сказано прежде, умереть героем суждено. Гибель кто принесёт? Тело героя уже обречено, стоит и смерти ждёт. Видит труп Гектора Ахилл, опять Приама видит, разум свет славы помутил, от убийства никак не остынет. Видит Гекубы плач, Кассандры видит слёзы, и опять над собою палач, и опять осуществляются грёзы.

Устать легко от историй подобного рода, Жуковский словно о краткости забыл. В переводе ранее — находка для русского народа, но редко, когда руку с нуля приложил. Но разве можно больше сказать, нежели Гомер говорил? Василий не стал так поступать, у него лишь смерть ожидал всю балладу Ахилл. Два года — срок написанья. Для русского народа! Для России процветанья!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любовь до гроба может быть и без любви, такое случается вполне, в балладе «Эдвин и Эмма» свидетельство тому получится найти, в переводе Жуковского, либо ещё кое-где. История такая случилась (не из пустоты ведь автор её — Дэвид Маллет — брал сюжет) в дни, когда воля отца сильно ценилась, и был родитель готов взять за выбор ответ. Юноша красивую девушку полюбил, не равного ему положения, но и отца мнение он крепко ценил, родителя ожидая решения. Против отец выступил, возражение имея. На невозможность брака указал. Такова его о заботе сына затея, да о должном последовать он не знал. Опечалится сын, среди надгробий на кладбище будет бродить, выбор для него мнился один — больше не жить.

В чём сила любви, коль любовное чувство разум туманит? Человек в растение под её воздействием превращён. Света не видит человек, его дурманит, он не готов настоять на своём. Лишь в печали живёт, слёзы глотая, так и умрёт, выхода не зная. Нельзя пойти наперекор, и сказать слово нельзя, не выразишь в немоте укор, тем убивая себя. До истощения человек доходит, физически и морально — труп. Для чего тело и душу изводит? Неужели, просто глуп? Такова сила любви, когда другие чувства не знакомы толком. Это лечится временем, но дни коротки. Отчего-то остаётся человек юный телёнком, не умея свой разум спасти.

Приходится говорить, Эдвин умрёт. В печали отец призовёт к ещё живому сыну Эльвину. Ничего уже того не спасёт, увидит девушка его кончину. Как умереть посмел при ней? Как быть теперь Эльвине? Любить другого невозможно? Нет, не смей. Обречена она отныне. Сама решила, заболев, и мать поставила в известность. Жила она, почти истлев, уйти готова в вечность. К тому и подведёт сюжет Жуковского рука, жестокой сталась балладная канва. Но нет такого, отчего не раскрыть, происходившее с ним: Василий в тот период жизни такие стихи предпочитал переводить, вроде сего сюжета и баллады «Алина и Альсим».

Два сердца, две души — потребно соединение, чего не происходило. Тогда на помощь призывалось поэтов западных стихотворение: то из них, что подходило. Всегда найдётся мотив, так потребный в определённый миг. Например, чашу горя испив, иль когда порыв радости долгожданной настиг. А если нет перевода на язык речи родной, приходится несколько дней проводить за переводом: подойдёшь с ним к любимой — послушай, усвой, — насладись стихотворением, зачитаю перед собравшимся народом. Как поймёт красавица стих? Может не поймёт… Что же, есть и глупые среди них, но мимо любящего это пройдёт.

Не можешь ты со мною быть? — Вопрошал прежде поэт. — Я не могу без тебя жить! — Давал он сам себе ответ. — Сказать открыто не могу, в том нет моей вины. Я лучше перевод сложу, прочтёшь его, пожалуй, ты. — Поэт уверился, и перевод рождался к переводу, донести суть правды мира Василий намерился, готовый к любому исходу. Забава понятная, она сохраняется поныне в любящих сердцах, да забава превратная, беззвучно тает на устах. Ежели не слышат тебя, твоими чувствами играют, живи тогда, жизнь не ценя, пусть иных взор твои старанья услаждают.

Что до баллады, она тяжела. Умирают молодые, будто не умеют жить. Говоря честно, такая умерших судьба, раз силу воли не смогли проявить. Когда спотыкаешься, нужно встать и идти. Отчего на слабость молодых такой взгляд? Если позволить им счастье всё же обрести, по другой причине вскоре примут яд. Они слабы духовно, жить способны одним днём, потому и мыслить про их поступки сложно, и любовь тут вовсе ни при чём.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1814 году

Ах, эта вечная любовь, терзанья каковы. Сколько судеб сломано. Были и ссоры, доходящие до войны. Человеку для чего сие уготовано? А эти балладники, поэты-лирики и прочие враги людского рода, устраивают они рифмованные истерики, упиваясь красотою слога. Опять трагедия, не получилось браком сойтись у молодых, не избавятся никак от наваждения. Хотя казалось, то из решений самых простых. Говорят им родители: не к добру любовное чувство возвышать. Да молодые того век от века хулители, желают угодную только им судьбу избирать. И не доходит у них до благостного конца, драма происходит до обретения счастья, оттого видим постоянно смерть юнца. Юница — такой же объект посмертного проклятья. Отчего так? Романтика поэтам необходима. Не нужен быта мрак, должна быть любовь ощутима. У Монкрифа всё происходит в аналогичной манере, но разбавлено жизни правдой суровой, погибнут молодые, в той же о любви взаимной вере, уже расставшиеся, готовые счастье с другими обречь по новой.

Полюбила Алина Альсима, матери о том сообщив: люблю — она сказала. Зная нрав матери: тяжёлый нрав её не забыв, одобрения всё же искала. Не быть тому: ответила грубо мать Алине, — генералом будет муж. Может мечтала о внуке, мира властелине: не будет неуклюж. Отправила дочь в монастырь на три года томиться, пропал из взора Альсим. Не суждено любви осуществиться, прошла как дым. И вот послание извне, прислал любимый весточку чрез мать: прощай, другую полюбил. Поверила Алина, разве станет мать ей врать, и генерал ей мужем вскоре был. Теперь жена, хоть в грусти и печали… живёт, потупив взгляд. Пять лет прошло, как развеселить её не знали, уже и муж браку не рад. Может подарить дорогие кораллы? Может шаль по нраву станет? С товаром потребен купец. Армянин в дом войдёт, пред очами Алины предстанет, при нём драгоценный ларец.

Отчего армянин бледен? Отчего вздыхает чрезмерно? Беседы косноязычно ведёт. Болен видимо, страдает от климата… что угодно тут верно. Алина ничего не ждёт. Вот муж удалился, дабы душу не теребить. Завязался с армянином разговор. Про свою судьбу начал купец заморский говорить. Есть и у него для жизни укор. Давно, целую жизнь назад, он вынужден отдать любимую оказался: другому подарил. Сам принял решение, не мешал, ведь не зря он расставался: был не мил. Но любит сильно, нисколько не перестав любить. При нём теперь только любимой портрет. Алине стало интересно, к кому армянин мог такие чувства проявить. Гадать дальше смысла нет. Догадливый читатель ещё со вздохов армянина понимал, то казалось ясным ему. Любимый пред любимой представал, любовь снова была между ними на кону.

Так в чём необычность? Молодые теперь вместе сбегут? Увы, отнюдь! Они обязаны пережить свершившееся как-нибудь: прошлого не перечеркнуть. Алина замужем, клятву верности она дала: не отступит. Альсим должен смириться, раз она смириться смогла: он так и поступит. Коснутся друг друга, войдёт муж, в гневе достанет кинжал: драма подоспела. Монкриф снова писал необычно, очень удивлял. Признаем, баллада написана смело.

Для читателя из России балладу старательно Жуковский переводил. Для читателя разве? Сложные отношения свои, он самым ему доступным образом показать решил. Уподобился язве. Пусть знает та, к кому он обращался, что дружба вечная возможна. Это так! Ведь общаться дружески легко, совсем не сложно… и за любовь не будет драк.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жестока смерть — жестоко наказанье, живи в грехах — забудь про покаянье. Иди по жизни твёрдо, стирая окружающих в пыль. Как знать, воспримут твою жизнь за наважденье, а может за быль. К тебе обратятся, проклиная тебя. Ты — чудовище: исчадие зла. Твой прах смешают с грязью, память извратят. Так лишишься рая, прямиком отправившись в ад. Может жил ты, а может и нет. Кто о том скажет, спустя минувшее количество лет. О тебе расскажут, и не раз, не два, не три. Смешав правду с вымыслом, сам пробудись: посмотри. Вот Саути, он прошёлся по твоей судьбе. Вот Жуковский, вторил ему, оценив его стихи по себе. И стало прошлое иным, оно превратилось в ужас ночной, теперь вздрагивать приходится, если слышишь вой. Если запах серы мнится рядом, значит близко тот, кто поставлен над адом.

Как обстояло дело? Старушка умирала. Она боялась смерти, её проклинала. Сама была проклята, ибо аду служила. Не может быть среди мёртвых её могила. Она — ведьма, умерев, обязана служить владыке света. Люциферу! Ежели не понял читатель это. Сатане, дьяволу, первому падшему Бога служителю, отказавшему — во власти над людьми — небесному родителю. У него есть теперь слуги, они обязаны быть рядом с ним. Огонь их тела не пожрёт, не обратит горение в дым. Ослабнет пламя: и оно в услужении у Люцифера. Так будет, пока сильна в то людская вера. Слуг владыка ада забирает сам, вверяет каждого бездны цепям, чего старушка не желала принимать, она хотела обычной смертью умирать.

Её сын — служитель Бога, он поможет ей. Захочет старушка из храма цепей. Пожелает лечь в гроб, оказаться под защитой божьих слуг. Пусть они поют молитвы, покуда по три дня и ночи пройдут. Только тогда, когда тела коснётся тлен, старушку более не одолеет ада плен. И будут петь молитвы божьи слуги, пытаясь от Люцифера спасти. Не позволят никому в двери храма войти. Не может бесовская сила, ни прочий помысел чертей, одолеть засовы, проникнуть за пределы божьих дверей. Так и будет! Две ночи продержится обитель, в храм не проникнет ни один ада воитель. Но третья ночь… веки поднимите! Убедитесь наконец, внимающие, что не спите. Сам дьявол, затмивший свет, снимет цепи с гроба: ему препятствий нет. Чего боялась старушка, того не получилось миновать. Будет годы вечные в аду с сатаной пребывать.

Жуткий сюжет, но как умело он сообщён. У Жуковского быстро, с удовольствием прочтём. Василий напугал изрядно. Как не бояться истории такой? А вот в Англии судьба баллады была иной. Смеялись над Саути, уж больно сказочный рассказ. Ничего мрачного не увидел читателя глаз. И переводчиков из разных стран — охватывал похожий обман. Лишь в России, Жуковского благодаря старанию, нашлась жизнь другому пониманию. Стоять над мёртвым, едва ли не тризну справлять, почести и хвалу ему воздавать, хотя он того не достоин, жизнь проживший, словно ада воин, в ад бы и отправился, отчего стараются уберечь, дабы в саван белый облечь, положить в гроб и земле придать, не позволяя сатане над ним торжество взять. Это знакомо в России, есть иной сюжет, довольно схожий содержанием, но становится он — увы — как и у Саути, сказочным преданием. Один Жуковский силы нашёл рассказать в антураже мрачном. Признать то не трудно… очень удачном.

Автор: Константин Трунин

» Read more

За баллады Саути браться: видеть гибель детей. Топить их желают! Такая затея затей. Вновь дитя безвинное, вышел жизни срок. За него руки взялись того, кто убить младенца смог. И Жуковский, по нраву ему приходилось сие лицезреть, умел за перевод без боязни браться: смел сметь. Перевёл на свой лад, как ему захотелось. Сказал, что нельзя убивать, каких бы целей к тому не имелось. Но как не убить, когда человек всегда за власть убивал, невзирая, насколько стар соперник иль мал. Если мешает, следует устранить, ведь редко совести муки будут томить. Иное дело — стихотворный сюжет. Совесть заест, иных вариантов развития действия нет.

У Саути «Лорд Вильям», у Жуковского «Ромуальд» сперва, позже «Варвиком» балладу воля поэта нарекла. Варвик — на втором слоге ударение. Так удобнее, краше выглядит стихотворение. Что с первых строк случается? Кощунство. Утоплен младенец! Таково мира сего совершенство. За какую провинность? Мешал он власть принять над царством. Прежде был убит его отец схожим коварством. Теперь он — Варвик, — кому положено власть принять. Для того и пришлось, сначала брата, потом сына его убивать. Отныне владыкой Ирлингофа стал Варвик, только радости был ему отпущен краткий миг.

Не готов для власти — не бери, откажись. Иное в жизни дело найди: им насладись. Какая цель быть господином дворян? Всё равно владеешь толпою тех же крестьян. С той же лёгкостью самого скоро к смерти приговорят, будет уготована дорога павшему в пекло бездны, то есть в ад. Но не к тому подвести внимающего балладе следовало поэту. Убивать глупо! Как донести мысль получше эту?

Довольно просто донести, так доносили с древнейших времён. Пусть преступник будет совестью измучен, ею удручён. Не эриний преследование, не их ножи видеть за спиной, просто переживаниями за содеянное будет нарушен покой. Собственными руками, на жизнь родных покусившись, над обстоятельствами одержавшим верх притворившись, пожиная успех, запираясь в четырёх замка стенах… содрогаться придётся в ужасающих снах. За убийство полагается месть, без мести умерших не обойтись, потому нельзя от них укрыться, не получится от воли мертвецов спастись.

Видит призраков Варвик, его воображение сильно, он слышит младенца крик, что тянет Варвика на дно. Бежит Варвик, не умея скрыться, с каждого угла слышит: дано тебе с жизнью проститься. Где спасение искать? На воде… подальше… посреди реки. Да разве не смогут призраки и тут к нему подойти? Как же случится смерть Варвика? Отчего исчезнет под ним плот? То уже фантазия поэта, раз он к такому исходу балладу ведёт.

Тут бы сказать: какая мораль? А была ли мораль в ту далёкую старь? Тяготило ли людей, как они боролись за власть? Может убивать — древнему человеку во сласть? Это поэты веков последующих, спустя полтысячи лет, придумывали, как убийц наказать, измыслить для того разных бед. Даже совесть пробудить, дабы не дремала в бездушных властелинах она. Пусть кажется, так убийцы переживали всегда. Раз жизнь чужую прервал, должен страдать. О чём же ещё тогда баллады поэтам писать?

Василий не сходит с пути, продолжая превозносить излюбленную тему. Вновь смерть правит балом, под овации выходит на сцену. Собран урожай впечатлений, пора уходить, и смерть уходит, поскольку сможет Жуковского опять вдохновить. Благо, есть поэты, вроде Саути: мрачное любившие. Благо, есть поэты, вроде Жуковского: умело и вдумчиво переводившие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1813 году

Говорить не спеши, обладай умением молчания, не придавая значение кажущемуся важным тебе. Пусть это будет необходимым, мниться уместным и должным для выражения мнения в нынешнем дне. В сей час, минуту, секунду, кратчайшую долю мгновения — важно сказать, сгореть иначе в огне. Подумать нужно, никуда не спеша, ибо накличешь беду за говорливость самому себе. Так уже было однажды, когда поэта Ивика убили, в тот год, что дал окончание всякой войне. Убили его, причём знакомые, по злому умыслу или по чьему-то приказу, пребывая в твёрдом уме. Подстерегли на лесной тропе, нанося страшный удар, карая безвинного, растерзав тело на пне. Безумие! Мир о мире провозгласил, Истмийские игры в Коринфе ожидались. Да человек всегда пребывает во зле. Шиллер данный сюжет, с наставления Гёте, в балладу преобразил, напомнив о необходимости молчания всегда и везде.

Существует легенда, Плутарх её хорошо разобрал, болтливых осуждая, примером ярким случай с Ивиком стал чему. Понятно должно быть каждому: говорить в меру нужно, не ради бесед, познания ради, отдавая должное не себе одному. О том лучше сказывать на примере Ивика убийц, не сдержавших порыва воскликнуть, позабыв о тайне заботу свою. Предание сообщает, будто в момент гибели Ивик журавлей на небе увидал, должных стать свидетелями отныне ему. Журавлей он призывал про убийц донести, людям полагается о случившемся знать, иначе кару не понести никому. Уже тогда смеялись убийцы, зная о немоте журавлей. Не скажут они слова против, верные языку птиц своему. Так и было, не собирались журавли тайну убийства разглашать, следуя мимо, может к Посейдону в царство самому.

Но вот журавли пролетают, кричали явно с небес, о чём-то хотели поведать, внимание людей привлекая. Шиллер молчал, в общих чертах представляя сюжет, собственным смыслом содержание наполняя. Убийцы сами увидят полёт журавлей, не ведая про их желание тайну раскрыть, просто удивление их появлением выражая. Кто-то крикнул из толпы про птиц — мстителей Ивика, отчего насторожилась толпа, подлинную суть распознавая. Выяснилось сразу, убийца — крикнувший. К нему подступили, обличая в содеянном, будто это подлинно зная. Не всё сказано! История скупа. Баллада не даёт представления об имевшем место быть когда-то, писал о былом Шиллер играя. Куда ему спешить, к чему вести сказание, когда подлинных деталей не знает никто, на свой лад разное утверждая. Обличены убийцы, не сдержавшие эмоции и сказавшие лишнее, сами себя тем на смерть обрекая. То и следует понимать, до прочего не слишком вдаваясь, хоть изредка упущение убийц Ивика вспоминая.

Так и бывает, из века в век иного не случается, ведь всякое деяние легко сокрыть. Тому мешает человека желание, может из жажды личной славы, о поступке сообщить. Как не сказать другим — они убили, подняли руку на поэта, помешав ему в величии жить. Но нет того в предании. Отнюдь! Лишь обличение в болтливости. Любили много говорить. В лесу тишина, никто по тропе не шёл, оттого не мог свидетелем содеянного быть. Что до журавлей… То предание, сущую глупость показывающее, чтобы всё объяснить. Только нужно понять, даже мельчайшая деталь, с виду неважная, сможет в содеянном уличить.

В России балладу Шиллера переводил Жуковский. Как всегда, по отношению к Шиллеру, предельно чёткий. Никого другого, видимо, он насколько не ценил, раз перевод столь на похожесть броский. Во всём верный, ничего Василий не прибавил и не убавил: стих и без того был короткий.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Людмила хладным трупом зарыта в земле, а вот о Светланы позаботился Василий судьбе. Она — такая же Людмила — с тем же налётом сюжетная канва, теперь воля стихотворца просила, по иному посмотреть, как заиграет история та. Пусть девушка в ожидании любимого живёт, он обязательно с войны придёт. Да не обойтись без чертовщины, успеет Жуковский напугать, и тут будут мёртвые мужчины, способные из могилы восстать. Зачем сводить всё к смерти? Хватает горести в быта круговерти. Нужен радостный мотив, к нему и решил Василий подвести баллады окончание, сперва за Светлану чашу переживаний испив, против гаданий сочинив сказание.

Гадали девицы, башмачок они бросали. Счастья тем самым девицы искали. Светлану приобщили, забыла тоску дабы, прилипчивыми стали, чему были рады. Согласилась Светлана, в зеркало глядя, в отражении любимого не находя. И не поняла, как оказался жених за спиной: протянулась рука, вот он… родной. Откуда взялся, почему не говорит? Но жених бледным за спиною стоит. Холодом веет, кожей морозит, трогать любимую смеет, поехать из дому просит. Пора к попу, всё для брака готово. Осталось от Светланы дождаться согласия слова. Она не против, за любимым пойдёт. Неужели, Светлана вскоре умрёт?

Лукав Василий. Ему бы показать русский колорит. Потому и гадают — это само за себя говорит. Бюргер о том не писал, не по нему такое излагать, немецкий поэт призраков искал, Жуковский теперь иначе ожидания читателя стал понимать. Не те времена, чтобы омрачать истории конец, Василий сам давно не юнец, понимал, к чему тянется читательская душа, благого исхода жаждущая, возвышенно чувства в поэзии отныне ища, из сюжетной канвы радость тянущая.

Не омрачит Жуковский ожиданий, на краткое мгновение сгустит краски. Опишет положенное: мертвеца и гроб, — как надо для балладной сказки. Увидит Светлана труп жениха, осознав, сколь тягостен жребий, насколько судьбина лиха, ей жить отныне без любимого прикосновений. Так нагадала, ведь привиделось: заснула. Очнулась: слезу с ресниц смахнула. Значит, жених умер вдали, быть ей одной, влачить жалкие дни, поднимать бабий вой. И быть тому, не внеси Жуковский необычный для себя поворот, шёл в сторону дома жених от ворот. Не умерший, живой, без бледности и жаром пышет. Как тут не рассоришься с судьбой? Ожидающий счастья — счастья в гаданьях не ищет.

Жених живой. Живой! Что случилось? Василия муза в смертных корчах пребывать утомилась? Захотелось светлого… Светланы. Для того такие изменения в творчества порыве? Переменились Жуковского планы. Неужели, вдруг, станет писать о благости он отныне? Или может начнёт пересматривать поэзию заграничного толка, чтобы была в чужом сене своя родная иголка? Зачем давать подлинный перевод, тогда имя автора следует в заглавие ставить. Выбирал Жуковский личный подход, должны в России прежде всего Василия славить. Так и случится, ведь мало кто ныне о Голдсмите, Саути и Бюргере знает. Никто и не впечатлится. Зато Жуковского всяк русский, хоть в школе, но самую малость читает.

Было ли то, что приснилось Светлане? Если нет, разве не построена баллада на обмане? Не станем говорить, Жуковский писал, волнуя воображение, он на чувствах читателя играл, создав из разных эмоций стихотворение. Удивляться приходится! Должно быть все удивлялись. Отчего-то не в опустошение, в благость они окунались. Оставалось верить — наступают лучшие времена. Талант Жуковского ещё будут долго мерить… за то, как им «Светлана» преподнесена.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В преданиях немецкой земли, давних по истечению лет, историй можно много найти: можно найти любой ответ. Как не обратиться к былому, пройти дорогой других? Не подавишь зовущую к поэзии истому, родится во строках о прежде бывшем стих. А если знаком во красках изложенный слог, от поэта, пусть английских кровей, преподнесёшь опоздавшим урок, лирикой удивляя своей. Ежели так, другого автора выбирал для перевода Жуковский, чей талант уважал. Это Роберт Саути, взявший за канву сюжет бесовский, как рыцарь в жертву демону дитя отдавал. Василий опять не точен, не желает только лишь переводить. Стих должен быть монолитен и прочен, дабы собственным творением он мог побыть.

Изменены имена, не звали героя Адельстаном, осталась общая канва… и Рейн, порой окутанный туманом. За красотою края кроется краса людей, прекрасен замок Аллен, красив и тот из лебедей, что причастностью к действию славен. Не имеет значения, из каких побуждений действовал Адельстан, всё равно останутся разные мнения: под воздействием чего он был обуян? Отчего приплыл, какие цели имел, почему оказался населению Аллена мил, как в жарких сечах с ними уцелел. Всем пришёлся Адельстан по душе. Была ли душа у него самого? Замыкался рыцарь часто в себе, словно не интересовал никто.

Какая тайна его сердце точила червём? Кто он — человека подобие? Посмотришь со стороны: при жизни обречён. Не поставлено ли где над могилой надгробие? Но Василий паладином Адельстана прозывал, тогда это воин света иль тьмы. Никто пояснять точно не стал, ограничившись представлением из суеты. Не знала ничего об Адельстане даже жена. Девушка местная — Лора. Красавица на зависть, принадлежать паладину стала она, для того хватило еле заметного слова. Может Адельстан был прежде свободен от оков, до прибытия в замок вольным, стал он к ожиданию худшего готов, когда ребёнка рождения оказался достойным. Тогда и замирал читатель, неизвестного ожидая, о чём поведает дальше поэт-ваятель, пишущий, со смертью играя. Две огромные руки — из «Адельстана». Они — демона черта. Ими была воля паладина обуяна, им он должен отдать своё дитя. Так будет жертва принесена, не воспротивься Лора, она призовёт на помощь Вседержителя — Творца, не выдержав судьбы укора.

Сюжет не прост для понимания, загадочностью переполняется. А если приложить старания? Немного туман над Рейном проясняется. За таинственностью не видишь полную картину, от домыслов голова кружится, автор не сообщил и половину, так проще — антуражем призакрыться. Читатель, взглядов приземлённых, склонный находить в мистическом суть, не ищет понимания способов сложных, объяснить постарается как-нибудь.

О судьбе человека поведано во строках, насколько тяжела рутина, рождённый некогда на небесах, его окружает земная тина. Пришёл из неизвестных до того краёв, о чём никто не ведает совсем, вне воли стал жить вдоль берегов, ставший разрешителем бытовых проблем. Есть сложная преграда — редкого человека не касалась она. Не бывает в семьях слада, если родилось между ними дитя. Мрачность начинает одолевать мужчин, женщины на это смотрят иначе. Каждый день — причина новых кручин, отчего на душе тяжелеет тем паче. И хочется, поскольку не видишь выхода проще, броситься прочь. Да не станешь бродить, подобно балладному герою, по роще, не станешь звать идти с собою жену в ночь. Кто одолеет миг таких несчастий, других проблем познать успеет, для адельстанов же не будет более ненастий, такой рыцарь ничего всерьёз не одолеет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вольным стал перевод баллады «Отшельник» («Эдвин и Анжелина»), допускал разночтения русский вариант, главная героиня во строках прозывалась Мальвина, но сама баллада — сентиментализма бриллиант. Сюжет из древности был взят: из средних веков. Английские поэты его вниманием не обходили. Для Жуковского версия Оливера Голдсмита — основа основ. Баллада про то, как два любящих сердца себя вновь находили. Грузен казался слог, ибо поступь грусти должна отягощать. Значит, писал Василий, коли мог, показывая, через какие страдания надо тягости жизни принимать.

Канва происходящего проста, а вместе с тем и мудростью полнится, зато изложено доходчиво весьма, редкий читатель не впечатлится. Таков уж замысел, чтобы читатель переживал, полагается испытать эмоции от недоумения к радости, не пустыни житель главным героем в сказе стал, а некий странник, пожелавший вкусить пребывания в пустыне тягости. Кто он? Читатель будет томиться едва ли не конца. Ради каких помыслов странник пришёл в место, где находят угодные Богу приют? Всё пройдёт, когда читатель узрит, смотрящие друг на друга, оба лица. Укорит тогда же судьбу, поскольку два сердца иначе счастье никогда не обретут.

Ведь путник — девушка-краса. Она — страдалица времён. Её отец — хитрейшая лиса. Жених её достоинства лишён. Лишён не по причине преступлений. Он беден, словно мышь. Зачем такой? Для впечатлений??? Ему и скажут: «Кыш!!!». Любовь напрасна, невозможной казалась она, потому, без всякого коварства, ушёл жених куда-то навсегда, и может прочь из грубостью наполненного царства. «Ушёл в пустыню!» — говорили люди, и приходилось тому верить. «Ушёл из жизни!» — говорили слуги, осуждением их приходилось мерить.

Читатель понимает, к чему стремится автор подвести. Ясным становилось желание девушки покинуть отчий дом. Конечно, лучше по пустыне брести, чем слушать от сражающихся рыцарей мечей звон. Рыцари бились за право руку девушки поцеловать, притворно бились, притворно целуя, стало ей это надоедать, осталось себе нашёптывать: «Уйду я!». И вот пустынник, вот пустыня. Вот странник, девушкой представший. Да знал без слов пустынник его имя. Мальвиной звался он, мужской облик для утайки принявший.

Как тут слезам не хлынуть из глаз? Столько вложено автором смысла в сюжет. Ничуть не изменившееся общество окружает поныне нас, смены долгожданной никак нет. Сохранились запреты, желание родителей видеть счастливыми детей сохранилось. Неважно, сколько баллад о том напишут поэты, сколько человеческих сердец во строчках разбилось. Неизменно и желание детей самим устраивать судьбу, скорее действуя воле чуждой вопреки, готовы объявить близким людям войну, пусть хоть родители давно уже старики. Что тут скажешь? Поэтам то надо говорить. Они загадочно молчат. Не любят сообщать, чем дальше сим влюблённым жить, отчего их жизнь превращается в ад.

Баллада сложена. Жуковский хорошо перевести сумел. Внимать истории душа читателя расположена, для того поэт её ладно и спел. Как сказано было, поступь стиха тяжела, во строчках всё будто застыло, лишь поступь двоих оказалась легка. Пустынник доволен, нашёл он покой. Доволен и странник, чьи помыслы не сразу стали ясны. Каждый из них был доволен судьбой. Особенно, когда друг друга они снова нашли. Для общества мертвы, нельзя назвать живыми, как призраки войны, что бродят промеж ними. Их счастье — пустыня хладная, разгорается к утру жар чей, зато не видится там мина злорадная, на чужое счастье искры мечущая из очей.

С судьбою не борись, иди наперекор всему — иного смысла не стоит искать. Надо, тогда объяви войну, либо молча можешь от всех убежать. Но зачем далее размышлять, ежели сказано лишнего изрядно. Главное, Жуковский оттачивал навык баллады сочинять, получалось ведь у Василия складно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1809 году

Кассандры жизнь — это ли не горе? Знать грядущее — худшее из бед: ты видишь слёз скорых море, знаешь о краткости оставшихся лет. Тебе ведомы печали, когда кругом радостно всем. Как об этом другим говорить? Мало ли существует у человека и без того проблем, не сможет он к несчастьям подготовленным быть. То ведала Кассандра, знала про Трои судьбу. Видела: в город войдёт враг. Как ей выразить печаль свою, когда готовится родственник вступить в брак? Так думается, будто горек Кассандры путь. Да в том ли её беда на самом деле была? Нужно иначе на её умение взглянуть. Тогда станет ясно — видеть грядущее она не могла.

В сторону разговор. Отойдём от канвы на краткий миг. Достаточно знать о происходящем, давая оценку всему. Если брат Кассандры украл чужую жену, словно так всегда делать привык. Приведёт ли это к миру? Или принесёт это войну? Дело в другом, не верили Кассандре, её дар считали дурным. Несусветные вещи она накликать на город решила! Видимо, не раз языком своим, она сограждан прежде утомила. В том суть её способностей — говорить прямо в глаза. Прочее, домыслы Гомера и прочих слагателей поэм. Лучше бы молчала и не открывала Кассандра уста. Только не избежать Трое от ахейцев проблем.

О том и Шиллер задумался: стоит ли о правде людям говорить? Ты скажешь им, они тебя в ответ распнут. Пусть то хоть трижды явно, человеку проще слепым быть: правду не любят, её никогда не поймут. Потому отправил Шиллер Кассандру в лес, задуматься о необходимости разгласить истину. Каждое слово — имеет собственный вес: так было и так должно быть, воистину! Приятнее людям ласковый взор, о хорошем им скажешь — на руках понесут. Стоит сказать плохое — тот же укор, без раздумий кол между рёбер вобьют.

Говорит Шиллер: в незнании для человека благо сокрыто. Про знание говорит: к смерти ведёт. Но хорошее слово всё равно бывает быстро забыто. Обидное — долго в сердце живёт. Полукавствуй Кассандра, предайся веселью, быть сказу совершенно другим: не встретится она от слов своих со смертью, а троянцы бы верили — под ударами ахейцев устоим. Это понимала Кассандра, не умевшая смолчать. Скажет потом, когда баллада уже оборвётся. Шиллер решил повествованье не продолжать, положенный для понимания смысл между строк всегда даётся.

Но не всякий знает, как жила Кассандра дальше. Уплыла она с предводителем ахейцев на Пелопоннес. Пророчила и ему, говорила без фальши, а могла бы снова уйти и поплакаться в лес. Знала: убьют Агамемнона, поскольку за дочь, им убитую, желала кровь его пролить жена. Знала: сын его после поступит точь-в-точь, отомстит он матери за отца. Знала: погибнет там же, не способная преодолеть судьбы рок. Всё это хорошо для произведения, способного её жизнь во всех тонах отразить. Там получится дать читателю очередной урок, которому читатель поверит, но не задумается, что и с ним это может происходить.

Шиллер балладу сложил, нашлось ей место среди русских переводов: Жуковский старался дельный вид придать. Беда в другом, бытует и поныне средь народов… стремление глаза на правду закрывать. И до сих того, кто истину оберегает, кто бед грядущих опасается, того всяк прежде обижает, должному случиться ужасается. Оттого закрыты глаза, ушли закрыты: прольётся у слепых слеза, радужные надежды на лучшее слезами будут смыты.

Автор: Константин Трунин

» Read more