trounin.ru

В басне «Земледелец и бродяга» случилось бродяге украсть пшеницу, будучи обнаруженным, он начал оправдываться. Эмин подготовил для этого мораль: мудрец и вор могут видеть во всём общее, был бы с того действительный толк. В басне «Цуговая лошадь и собака» мораль вовсе проще: тем дальше от грома, чем дальше Юпитер. Эмин рассказал про лошадь, близкую к хозяину, но и спрос с неё соответствующий, чего не скажешь о собаке, до которой хозяину дела совсем нет.

В басне «Счастье и разум» говорится: коли ума нет, на счастье не надейся. В басне «Труд и критика» про неприятие труда леностью. А в басне «Лестница и скамейка» — о человеке, что всеми силами пытается наверх взобраться. Зато басней «Верблюд и сатир» разъяснялось: кто ласков, тот и повелителем повелевает.

Согласно басни «Египетская старуха и чужестранец» выходило: богатый всегда прав, ежели ему надо, найдёт того, кто за него на страдание согласится. В басне «Об избрании судьи» Эмин видел счастливым то общество, в коем государь обходится без судей разных нравов. Но в басне «Заяц и олень» сообщалось: если преодолеть препятствие наскоком невозможно, попробуй подлезть.

По басне «Вор, сочинитель книг и судья» становилось ясно: не всяк злодей, если с оным он и схож. В басне «Векша и муравей» мораль: от скупости более потерять можешь. А вот в басне «Соболь и крот» говорилось: коли ценное достоинство имеешь, тогда опасайся за жизнь.

По сюжету басни «Визирь и его отец» выходило: гордый от гордости погибает. В басне «Синица и воробьи» мораль такова: Бог и обиженного судьбой без угла не оставит. Гуманистичная мораль следует и из басни «Смерть и гений».

Басней «Барсук и осёл» Эмин напоминал, что ежели злым являешься, таковым и бывать тебе до скончания дней. Другой басней — «Чёрт и старуха» — необоснованные требования называл мимолётными. В басне «Сорока и воробей» напоминал: когда хочешь разнять, обладай силой, совокупно превосходящей.

В басне «Муха и пчела» Эмин сообщал о любопытстве, кое для невежи губительно. В басне «Кролик, заяц и олень» — ябедник смерть от языка своего найдёт. В басне «Лебедь и выдра» ставилось на вид: кто за преступление к справедливости взывает, от той справедливости больше потом натерпится.

Басней «Оса и шмель» доказывалось — хитрость силу одолевает. Басней «Комар и муха» — не спорь и не показывай силу без ума. Басней «Пастух и волк» — добро не пересчитыванием спасать следует, нужно смотреть во все глаза. А басней «Медведь и больной» Эмин напомнил про свойство людей каяться, вскоре забывая, если обстоятельства начинают для них удачно складываться.

В басне «Сова и нетопырь» два слепца в яму попали. В басне «Бабочка и кузнец, стенной червяк» доказывалось: глупость и слепота — едино. В басне «Кривой и слепые» становилось ясно: среди слепых кривой — царь.

В басне «Марс, Алекторион и Вулкан» сообщалось: с неистовыми людьми лучше враждовать. В басне «Стоног и сверчок»: кто ниже себя находится, тот и желает выше прочих стать. В басне «Тигр и африканец»: коли кому желается навредить, тот причину найдёт.

Басня «Суп и ботвинья» — напоминание многим: знатность не от природы зависит, а от счастья. Басня «Варган, скрипица, волынка и гудок» — сообщение: невеже видится, будто он самый умный. Басня «Корона и венец» — объяснение: коли лишён добродетели, ничего достойного не обретёшь.

В басне «Колесница и соха» мораль: великолепие — порою причина разорения. В басне «Нож и вилка»: с честным и полезным товарищем нужно держаться сообща. В басне: «Блюдо и стакан»: благополучному завидовать не нужно, не зная всего, что его отягощает.

Басня «Павлин и купидон» про любовь в тщеславном человеке, не находящем постоянства с дружбой. Басня «Ящерица и лягушка» про подлеца, гнушающегося родной земли только за то, что сам там родился. Басня «Сокол и ластовица» про человека, что от зависти гоняется за чужим добром, теряя собственное.

В басне «Об Авроре» о красоте, которой гордится не следует, ибо старухой всё равно быть. В басне «Гебея и Ганимед» рекомендуется крепко беречь то, что имеешь, ибо потеряв, можешь более никогда не обрести. В басне «Султан, влюбившийся в лягушачьи глаза» об особенности восприятия: всякому гоже лишь ему угодное. О том же в басне «Арап и белая женщина».

Заканчиваются басни от Фёдора Эмина сюжетом «Волк, скупец и ехидна».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Басня — труд незамысловатый, вместе с тем — представляющий сложность в интерпретации текста. Дабы было проще понять, некоторые баснописцы предпочитали давать разъяснение. Это, отчасти, губило содержание, становящееся незначительным, когда автор предоставлял толкование. Вместо занимательного повествования, должный оным и ограничиться, читатель обязывался ознакомиться с мудрым изречением, выраженным кратко. Ныне принято видеть басню, сообщаемую в виде стихотворения, желательно, удобным к запоминанию. Но не все баснописцы такого мнения придерживаются. В числе таковых был и Фёдор Эмин. Он сообщил восемьдесят четыре басни оригинального содержания, если сюжеты не стались откуда-то взяты. Так как искусство составления басен древнее и сложное к установлению исходного материала, предлагается вкратце ознакомиться с вариантами Фёдора Эмина.

В басне «Павлин и петух» павлин гордился перед петухом красотою хвоста, получая в ответ укор, мол-де, нашёл чем хвалиться… кроме хвоста ничего нет: ни голоса, ни иной полезности, даже мясо в пищу не годится. Из чего следовал вывод: на внешность смотри, но цени за внутренние качества.

Басней «Старый лев и олень» показано предостережение: не делай добра злым, к хорошему это не приведёт. Поскольку лев прожил жизнь, чиня беды животным, к нему и по его хилости звери подходить не хотели, не соглашаясь принести воды. Из басни можно сделать другие выводы, однако Эмин настаивает на определённом толковании.

Совсем сказочным явился сюжет басни «Султан и каменный сосуд». Довелось султану оказаться в хижине бедняка, потребовал пить, ему поднесли воду в глиняном сосуде. Опечалился султан, отбросил кувшин, тот разбился. И заговорил кувшин, упрекая султана в чёрствости, поскольку приходился ему прадедом. Как? Захоронение прадеда пришло в запустение, смешалось, оттуда взяли глину на кувшин, в результате чего прежний повелитель здешних земель попал в услужение. Но мораль будет у повествования другая. Султан, получивший откровение, вернётся во дворец и обо всём позабудет. Посему вывод: будучи живущим в роскоши, всякое наставление сочтёшь за блажь.

В басне «Соловей и роза» возникла ситуация, по которой соловей обратился к Юпитеру, требуя признать себя важнейшей из птиц. Что мог ответить Юпитер? Показать, насколько просьба соловья ничтожна, ведь на разных континентах есть собственные важнейшие птицы, тогда как соловей там вовсе не почитается. Как разубедить соловья? Поручить ему проследить за ростом розы. Что получится? Соловей не сумеет выполнить порученного ему задания. Вывод получался своеобразным: живя лишь надеждой на лучшее, умрёшь, ничего не обретя.

Согласно басни «Вор и купец» случилось следующее. В дом купца забрался вор, купец схватил вора, а вор начал кричать, будто к нему забрался вор. На крик сбежались люди, стали бить купца, и вор воспользовался создавшимся положением. Какой же вывод? Правду за лукавством трудно рассмотреть.

Басней «Плотник и султан» сообщалось: неразумному может казаться, будто он чего-то достоин, к чего поддержанию лишён способности. На такую же тему басня «Виноград и терновник». Получалось, виноград гордился собою, что из него вино делают, он достоин быть принимаемым в высших кругах. Тому усмехался терновник, требований не имевший, зато как раз и приходившийся чаше ко столу господам. Вывод Эмин обозначил следующий: приевшаяся горечь за сладость принимается.

Мораль басни «Устерс и улитка»: коли без ума жениться, счастлив будешь один раз — в день свадьбы. А вот в басне «Мужик и лошадь» мужик получал укор от лошади, будто надумал себе всякого, все у него виноваты, а страдать почему-то должна лошадь, плохого не делающая, приносящая пользу. Вывод соответствующий: если кто счастьем похвастаться не может, тот бед другим доставляет больше, нежели испытывает сам.

В баснях «Лисица и волк», «Птицелов и дрозд» получалось так: ежели роешь яму, тебе она и достанется. Примерно так и в басне «Курица и утка», где курица с уткой дружбу водила, пока не случилось испытать товарища на надёжность. Мораль: не берись дружить с человеком иного склада.

По басне «Изгнанный преступник, ищущий правды» следовал вывод: когда злодей себя оправдывает, за другими добра не видит. В басне «Мореходец и труба» мораль следующая: имей терпение молчать, иначе молва разнесёт. В басне «Паук и муха» мораль такая: опасность способна подстерегать везде.

Басней «Золотарь и кузнец» Эмин показал необходимость помнить об обыденном. В селе возник спор между золотарём и кузнецом, кому из них трудиться на благо селян. Сталось так, что грохот из кузницы раздражал людей, тогда как драгоценные украшения радовали. В спор вмешался Сатурн, изгнавший кузнеца по просьбе сельских жителей. Да вот через несколько лет случилось многому придти в негодность, ведь, как известно, в кузнице не было гвоздя.

В басне «Цыганка и звездочёт» старуха поверила цыганке, отдав последний рубль, тогда как звездочёт днём не мог поведать о судьбе. Мораль проста: ежели нечто невозможно, человек без ума истратится на его осуществление, ничего не достигнув.

В басне «Козёл и жрец» случилось козлу терпеть понукания от жреца. Но в чём был повинен козёл, за то вина и на его обвинителе лежала. Отсюда вывод: не обличай других в грехах, которые и тебе свойственны. В басне «Подьячий и портной» выходило: злодей в другом зло увидит, кроме себя. Нужно быть дальновиднее, как в басне «Голубь и ястреб», где голубь взялся ястребу жаловаться на ворона, разорившего его гнездо. Да разве это дело — жаловаться разбойнику на мошенника?

По басне «Крестьянин и пёс» получалось: добрыми поступками от зла не спасёшься. В басне «Курица и лисица» выходило так: злодей зло совершает под видом добра. В басне «Полимния и Мелпомена» Эмин оставил читателя без заключения о должной стать понятной морали.

В басне «Птица бусель» становилось так: коли нравом гнил, куда не пойди, нигде не переменишься. В басне «Пастух и собаки»: всякое зло сразу пресекать следует. В басне «Фигляр и профессор»: любое умное слово легко глупости уподобить.

По басне «Лошадь и борец» становилось ясным: добродетель не бывает без интереса. То объяснялось примером про брошенную лошадь и борца без работы, где борец думал оседлать лошадь, обещая за то кормить.

В басне «Мул и осёл, или Говорливый безумец» мораль звучит так: будучи счастливым ныне, человек презирает всё, прежде его окружавшее. В басне «Уксус и бутылка» сообщалось про неумеренную храбрость, вредную саму по себе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Смерть иногда ходит стороной. Пример доступен тому простой: «Белая ночь», в Петербург приходящая. Разве ни о чём не говорящая? Не умирает день, значит возможно жизни торжество, способно преодолеть неизбежное любое естество. В год девяносто четвёртый Дмитрий писать поэзию продолжал, но про смерть говорить никак не забывал. «Развенчанный лес» — смерти мотив, «Краткая песня» — к весне очередной призыв. А есть и «Пчёлы» — стихотворение, где Дмитрий вспомнил про наваждение. Есть радость на земле — на пчёл посмотри. Живут они в радости, проводя в труде дни. Может райской свою жизнь понимают, о чём люди всё равно не узнают.

В стихотворении «Дети» — Дмитрий ангелам детей уподобил, забыв об одном… иногда ребёнок себя так ведёт, будто одержим чертом. А если говорить о прочем, про существование единственной заповеди — жить: со стихотворением «Эту заповедь в сердце своём напиши» — трудно забыть. В общем, о чём бы не брался Дмитрий теперь повествовать, мог всё разом собирать. Как есть стихотворение «Поэт», где даётся ясный ответ — сколь не будь беден и бездомен творец, для него свобода — краеугольный камень и сущего венец.

Из прочих стихов упомянем: «Снег», «Песня солнца», «Песня вакханок», «Голубое небо», «Весеннее чувство», «Осенью в летнем саду», «Успокоенные», «Осенние листья», «Мать», «Сталь».

В девяносто пятом году Дмитрий про «Леду» писал, как Зевс-олимпиец пред нею лебедем предстал, о чём читатель и без того осведомлён, о плодах того мига в мифах прочтём. Писал Дмитрий и про «Иова», страдающего от болезней, Бога за них благодаря, как бы не противилась, не заставляла иначе думать жена. Восхищался Дмитрий мужами меньшей древности: «Леонардо да Винчи» и «Микель-Анджело» — его герои. Конечно, мог поэт слагать стихи и во славу ахейцев, покорителей Трои.

Кратко перечислим следующие стихи: «Зимний вечер», «Рабство любви», «То, чем я был», «Не надо звуков», «Тёмный ангел», «Пустая чаща», «Скука», «Март», «Ноябрь». Без даты значатся: «Молчание», «Любовь-вражда», «Одиночество в любви», «Проклятие любви», «De Profundis», «Что ты можешь?», «Старость», «Две песни шута», «Нирвана».

В девяносто шестой год жар поэта начал угасать: «И вновь, как в первый день созданья» — Дмитрий переставал желать. Думал он: не мыслить — счастье это. А что ещё поведать во строках? Стихотворения: «Родное», «Увы! Что сделал жизни холод», «Перед грозой».

Девяносто седьмой год — ещё одно стихотворение с названием «Спокойствие», показало оно Дмитрия, стремившегося в смерти видеть удовольствие. Говорил поэт про Бога, покинувшего людей, и про род людской, на дно опускающихся — к смерти морали скорей. Из других стихов: «Зимние цветы», «Воля», «Синеет море слишком ярко».

Девятисотый год: «О, если бы душа», «Детское сердце». Девятьсот первый: «На озере Комо», «Парфенон», «Титаны», «Так жизнь ничтожеством страшна», «Двойная бездна». Девятьсот второй: «Трубный глас», «Молитва о крыльях», «Весёлые думы».

Так говорить об опытах поэта как? Взыскательный читатель скажет: мрак. И с каждым годом дело обстояло хуже, барахтался поэт в мельчайшей луже. Не шли его мучения на ум, воспринимались за посторонний шум. Ни строчки запомнить не удавалось, из памяти всё удалялось. А в чём сила поэзии? В желании понравившееся повторять. Но как к Дмитрия трудам сие применять? Говорил он для себя, публиковать не требовалось совсем. Если не современник, то потомок оставался к поэзии Дмитрия глух и нем. Разве творил Мережковский стихи? Да, творил. Если о том кто и помнил, давно позабыл.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Год восемьдесят восьмой — мыслей радужных поток. Дмитрий отстранялся от прежних забот. Иначе на обыденное смотрел. Может дышать полной грудью захотел? В зиме не видел он тоски, замечал великолепие весны, осенью ничего не увядало, стихотворение «Уж дышит оттепель» об этом сказало. Тему тремя четверостишиями «Летние, душные ночи» продолжил, «Кой-где листы склонила вниз» — про дождь и каплю на листе вспомнил. Под солнца лучами счастье ощущал, «В тёмных, росистых ветвях» Прометей у него плаксивым стал. Но на «Смерть Всеволода Гаршина» был омрачён, стихом «Друзья, вот бесконечный ряд могил» — вторит тому же он.

В восемьдесят девятом: «Дома и призраки людей», «Мы в одной долине», «Трепетные зори». Писал Дмитрий о думе своей, про любовь, о мире — таковые его тогда устои.

В год девяносто первый «Как странник путь окончив дальний» стих написал, в речи о возвращении домой торжествовал. Вечный сумрак и покой стен родных стороной поэта обходил. Хорошо, оное теперь вновь ощутил. Мысли о смерти будоражили снова, «Как от рождения слепой» — того основа: сколь человек не стремись смертный удел понять, слепым в данном плане он будет постоянно пребывать.

Год девяносто второй: «Я бы людям не мог рассказать», «Парки», «Свет вечерний». Не дано никогда всё сущее понять, Дмитрий в мыслях такой же скверный.

К девяносто третьему году оживление, снизошло свыше благословение. У Господа Дмитрий помощи просил, стихом «Певец» в том сам себя он убедил. Оказался способен верить в чудеса, стихом «В лесу» он убедил себя. «Нет, ей не жить на этом свете» — Дмитрий продолжал, кому-то путь к небесам указал.

В «Спокойствии» позиция мировосприятия почти не поменялась, ещё бы у прочих иллюзия о Всевышнем иною сталась. Зачем дрожать всю жизнь, молиться постоянно? Бремя давит сильнее, пока уходит время непрестанно. Не прощения нужно просить, а прощать! Прощать того, кто жизни дал право существовать. Уверен Дмитрий, от жизни ничего ждать не требуется. Скажем за него так: прав тот, кто перед смертью не исповедуется. «Серый день» — таким стихотворением Дмитрий в том убеждал. Разве поэт не такое наставление читателю давал?

Вот поэма «Расслабленный». Некий Евлогий (благодетелем явленный) — продал имение и нищим деньги раздал, добродетельным быть пожелал. Увидел на улице безногого, взялся за ним присмотреть. Целых пятнадцать лет предстояло ему страдальца терпеть. Кормил, поил, за отца принимал, почтения к себе он видеть не желал. И не увидел, будучи оскорбляем всякий раз. Евлогия безногий втаптывал в грязь. Как не возроптать? Евлогий возроптал. Да в христианской вере к сему подвигу всякий побуждал. Ибо следует любить, пусть не видишь любви в ответ: любовь — это казнь, тяжелее которой нет.

Из других стихов за девяносто третий год: «Цветы», «Morituri», «Дети ночи», «Изгнанники», «Неуловимое». Писал Дмитрий про для него важное, для души необходимое. Есть такое, к чему дороги не найти. Не рви ничего, если рвёшь ради суеты. Ну и про Цезаря Дмитрий стихотворение сочинил, как возвеличиваемым правитель Рима был.

Понял читатель — муза в Дмитрия порывах стремилась укрыться. Думал поэт прозой закрыться. К тому шёл Дмитрий, мысль негоже лишь рифмой выражать, если умеешь доходчиво без рифмы думы излагать. Другого не дано — к тому стремиться всякий должен, в ином случае окажешься безмолвен. Поэтом быть прекрасно, но до поры, поскольку не так уж продолжительны лирики дни.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как жизнь прожить? К чему стремиться? Раз суждено со смертью примириться… Не дано вечно существовать, бренно бытие. Долгого существования не сможешь обрести нигде. Ежели так, зачем жить продолжать? Разве только в муках неизбежного ждать, либо уповать на сладость доступного тебе, если не живёшь в нищете. Подумал Дмитрий над этим, легенду на восточный мотив сочинив, представил, будто Гаутамы путь прошёл, Сиддхартхой побыв. Там — в неге дворцовых палат, где пребывать до скончания рад, обретал величие юноша голубых кровей, никогда не ценя каждый из дней, он упивался лаской ветров, вкушал меда — еду богов, пока не пришлось ему за стены дворца ступить, и понял юноша — иным ему отныне быть.

У каждого человека собственные двери в мир есть, но должен он себя внутри стен своего дома обресть. Для кого-то дом — палаты дворца, для иного — из нечистот гнильца. Не выглянешь в окно, не почувствуешь смрад, или тот запах, которому вне твоего дома кто рад. А если посмеешь выйти, впечатлений не сочтёшь, новым образом думать про бытие начнёшь. Так и сталось с юношей из дворцовых палат, вышел за стены — кругом старики лежат, всякий из них тяжко вздыхал, часу их смертному юнец кротко внимал. Понял юноша — люди умирают за стенами дворца… Почему же нет со смертью борца? Отчего не берутся люди защищать человека от доли последнего часа? Где сокрыта драгоценная неупиваемая чаша? Объяснили юноше — смерть не дано преодолеть, нужно её неизбежность принимать уметь.

Опечалился юноша, Дмитрий на семь дней в стены дворца его определил. Какими думами эти дни юнец не жил… Думал о многом, жизнь бесполезной считая. Зачем существовать, последнего часа ожидая? Ни к чему увеселения… плоть зачахнет пусть. Одолевала юношу неослабевающая грусть.

И вот вышел юнец за стены дворца снова, хотя бы тело его оставалось здорово. Старость неизбежна, попробуй дожить, несгибаемым оставаясь быть. Но встретил юноша человека, в болезни страдальца. Чем болел? Мало ли чем, хоть не было бы пальца. О бренности тела узнал тогда юнец, ещё печальнее брёл он во дворец. Совсем ослаб в думах за следующие семь дней, мысленно прощаясь с бренной оболочкой своей.

Как быть? Куда бежать? Ведь невозможно бытие принять. Зачем такое человеку существование? Порождён, дабы претерпевать страдание? Нужно понять, кто бы объяснил, пока юнец руки от горя на себя не наложил. И случилось должное, выйдя из дворца, встретил он бредущего мимо старика. Тот старик не печалился от горькой доли, не чувствовал босыми ногами жара земли и боли, не обращал внимание на несовершенство тела, его сущность словно летела. К старику юношу должен быть обратиться, наконец-то в правде жизни раствориться.

Сказал старик простое: не хочешь жить — помоги существовать другим, не веришь в долгую жизнь тела — продли жизнь тела иным. Нет в тебе радости — других развесели. Не имеешь неги — для других сладость найди. Положи существо своё на алтарь, будь для каждого в бренном мире за ларь, из тебя должны люди черпать, обязаны собой твою жизнь продолжать. Тем и живи, не задаваясь вопросами сути бытия, существуй обыденно — окружающих любя.

Разве не красивую сказку Дмитрий поведал? Читатель мудрости довольно отведал, испил приятной влаги изрядно. Как иначе, получилось у Дмитрия складно. Ему бы и далее так повествовать, но лира тише начинала звучать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стяжатели со стяжателями власть над мирянами не поделили, это вкратце… ежели о расколе православия забыли. Среди стяжателей и протопоп Аввакум был, чей путь в бездну сего деятеля от религии низводил. Сквернословил священник, светильника в нём не признаешь теперь, но пострадал Аввакум, сожжён стался — как бесов зверь. Потому ряд потомков видел на протопопе мученика крест, чей прах топтал Никона пест. Такого же мнения Дмитрий Мережковский держался, Аввакум в поэме на край света отправлялся, так и не согласившийся с судьбой, ни в чём греха не видя за собой.

Что есть светильник? Это тот, кто Бога благодарит за испытанья. Так полагается, не видит святой человек в том наказанья. А если Бог молчит, не позволяя жить в нужде, тогда светильник найдёт, как ограничиться: чем и где. Разве произносил Аввакум благодарности за данное ему право страдать? У Мережковского такого мы не сможем прочитать. Не прочтём и в Аввакума воспоминаниях, в той же мере исходил протопоп в горький стенаниях. Нещадно обделённый, брошенный в каземат — такому никто не окажется рад, а верующий человек Бога благодарит, ведь не оказался он Вседержителем забыт. Что же, стяжатель потому и стенает, ибо наслаждений в жизни лишь и желает.

Как относились к Аввакуму? Впроголодь держали. Мало того, чресла протопопа на холодном лежали. Куцая солома — подстилка простая. Она и еда… Аввакум другого хотел, иного желая. Ревнитель благочестия — Аввакум, все устремления сего мужа — пустой шум. Куда не смотри — кругом несчастья поджидали, но ангела небесного глаза искали. Дмитрий позволил в каземат войти Христу, протянуть к страдальцу руку свою, вознаградить страдания жданным освобождением, да только на край света отправлением.

Что характерно, довольно весьма, не питал Аввакум веру в силу Христа. Не позволил Мережковский к Богу мольбы протопопу обращать, дал право о тяжёлой доле стенать. Не уповал на спасение религии адепт, не видел исходящий от святости свет, без Бога мыслил провидение, желал, дабы снизошло умиротворение. Таков протопоп, и путь его тяжёл, в поэме Дмитрия на край света он всё же пошёл. Иначе не могло оказаться, предстояло Аввакуму в муках с жизнью расстаться.

Обстоятельства иначе складывались, к чего Дмитрий отражению не стремился, пусть протопоп уходил в путь последний, из которого Аввакум не возвратился. Раз так — с бурлаками лямку обязан тянуть, из Тунгуски воды почерпнуть, узреть великий Байкал: ясно — каторжанин страдал. Повествование обязательно закончится костром, Аввакум будет жестоко казнён.

И вот вопрос: за правое ли дело страдал? Ответ Дмитрий читателю так и не дал. Его герой — мученик в вере в нечто такое, обернувшееся для него во злое. Опущены детали, сквозит пустотами повествованье, наполнено муками страдальца от Мережковского преданье. Не зная жизни раскольника, не составишь представление о нём, благо, есть «Житие», в котором от первого лица о мыслях протопопа прочтём. Читать оное и Дмитрий должен был, но текст, видимо, мало его впечатлил.

Всякий волен верить в то, во что ему желается верить. Мир наш общим аршином всё равно не измерить. Картина общая не сложится — каждый смотрит на свой лад. Иногда человек не сладкому, а горькому бывает рад. Нет нужды воспринимать действительность в плоском виде, тогда никто не будет в обиде. Нужно допускать существование одновременного всего. Да разве согласится на такое кто?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Людей любить? Да где такие силы найти… Себя забыть — за безумного проще сойти. «И хочу» — Дмитрий провозгласил, отказываясь род людской понимать, чужим он себя вообразил, не ему с любовью дела мира принимать. «Напрасно я хотел» — снова Дмитрий сказал, жизнь за людей отказываясь отдать, другой борьбы в восемьдесят седьмом году искал, ибо не готов оказался умирать. Поэт бессилен, «Любить народ» ему не дано, «Тишь и мрак» одолели, ничего не меняется в мире всё равно, какие не ставь перед собою цели. Лучше пусть солнце вспыхнет, выжжет планету за раз: «Как летней засухой сожжённая земля» — провозглашал поэт. Простым казался ему наступления апокалипсиса час, жил, второго пришествия Христа ждя.

«Над немым пространством», «Июльским вечером» — кругом пустыня без краёв, как не охладишь жар солнца веером, так не найдёшь в сердце человека любовь. Всё — есть мошек рой, кружащийся вокруг светила: поглотит глупых летний зной… Да разве это было? Оттого оставалось вопить — «Покоя, забвенья», смерти проще покориться, пусть сгинут напрочь мгновенья, нужно от жизни забыться.

«Совесть», «Порой, когда мне в грудь отчаянье теснит» — Дмитрий вспомнил о доле поэта. Не стесняясь, он громко говорит, не находя так жданного ответа. Видел Дмитрий — толпа в волнение приходит, к ногам люди припали. Тогда отчего нищим поэт по земле бродит? Почему ему ничего за труд не давали? «Пророк Иеремия» — вот с кем Дмитрий сравнивать себя брался, кому хотелось от людей бежать, но из любви к Богу при невежах пророк остался, во имя Бога будет страдать.

«Христос воскрес» — на день пасхальный говорят. Воистину воскрес: гласит ответ. Да разве в геене огненной те не горят, чьими делами омрачается свет? Дмитрий смело говорил, когда не станет властелинов и рабов, не будет звона мечей и оковы с человека снимут, тогда и он отвечать окажется готов. Только того понимания люди не скоро достигнут.

«Сегодня в заговор вступили ночь и розы», «Чёрные сосны на белый песок» — читателю мнятся исходящие от Дмитрия грозы, молнии куёт поэта молоток. Однако, спокойствие его взяло, воля музы к пасторали поэта увела, стало в мыслях на краткий миг светло, согласно текста «По ночам ветерок не коснётся чела». Любовью зажил, ибо любить не переставал, лени с усердием предавался, от лиры боевой и он уставал, у Дмитрия «Ласковый вечер с землёю прощался». Хоть где-то, пусть не среди людей, небо он гробу уподоблял, таких он придерживался идей, мир другим не принимал.

От любви до смерти — стих один. «Задумчивый сентябрь» — как раз о том. Не надо доживать до седин, чтобы пожать печали стон. Увидел поэт уборку листвы, с понятным ему действом сравнив — готовит убор для гроба дитяти мать. В представлениях говорил поэт, о многом забыв, хотел действительно сугубо так понимать.

«Кроткий вечер тихо угасает», «В сиянии бледных звёзд» — беспросветная тоска Дмитрия одолевала. «В этот вечер», «Природа говорит мне» — всё в той же тоске. Лира поэта мрачные лишь звуки извлекала, если чему и служа, то опровержению мнения о чистой доске. Кто закладывает в человека печаль? Ведь Дмитрий отчего-то постоянно мрачен. Или иным образом приобрёл в характере сталь… Разум его сызмальства негативом охвачен.

Есть ещё стихи: «Здесь, в тёплом воздухе», «На Волге», «Смерть Надсона», «На даче». Посметь Дмитрий сказал отчасти правильную вещь: хорошие поэты долго не живут. Тогда пусть посмотрит на поэзию Мережковского читатель иначе, не скоро вечный покой его мысли обретут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Душа места никак не находила в год восемьдесят шестой, «Скажи мне» — Дмитрий обращался. «Печальный мёртвый сумрак» завладел поэта душой, с пером чуть не попрощался. «С потухшим факелом» взирал Дмитрий вокруг, угас огонь его маяка, сердце могло замереть вдруг, не возобновив ход никогда. Но просыпалась снова в поэте сила, каплей в безбрежном океане себя ощущал, сочинил стих «Когда безмолвные светила», об ответах на множество вопросов он ещё не знал.

Есть мексиканская легенда «Солнце» — про охладевший диск звезды, как будто выше неба стало донце, дни ночей стались холодны. Как тут же разразился голод, мор пошёл по Земле, умирал и стар и молод, не виделось тепла нигде. Герой тогда нашёлся, иного в землях мексиканцев не бывает, идя до края света — в бездну упёрся, принести в жертву тело желает. Бросился в черноту обрыва, достигнув ада и постигнув свет, его душа людей любила, таких больше словно нет. Знаком герой? Сыскать попробуй в десятках тысяч миль. У писателя Максима родится такой, поведает сказку о нём старуха Изергиль.

«Часовой на посту должен твёрдо стоять», «В путь» — об убеждениях Дмитрий говорил. Одному нужно место службы не покидать, другой против ветра выступить решил. «Пощады я молю», «Признание» — весна наступала. К одному поэт прилагал старание, чтобы его улыбкой девица награждала. Сильным Дмитрий ощущал естество, какое бывает разве в Боге, раз слагал стихи на свой вкус он легко, вроде такого — «Мы идём по цветущей дороге».

«Ты читала ль преданья» — Дмитрий жаром страсти пылал, готовый терпеть страданья, какие бы Вседержитель не послал. Как некогда христиане умирали, не боясь оказаться в лапах зверя, цену жизни они осознавали, в лучшую долю в ином мире веря.

«О дитя, живое сердце», «По дебрям усталый брожу я в тоске» — мистических коснулся Дмитрий берегов. Тонул он в болоте, никто не спасал, очутился на дне, слышать хохот надсадный русалкин готов. То о любви, ведь в каких тенётах увязнуть поэту? На такую тему стихи «Не думала ль ты», «Давно ль желанный мир я звал к себе», «Ищи во мне не радости мгновенной»: бледный и безмолвный бродит Дмитрий по свету, ожидая взора любимой, желанной, благословенной.

Вот поэт погрузился в очарование востока, индийский эпос его манит. «Ариванза» — жизнь влюблённого жестока, «Орваси» — в сходной манере гласит. Царь Пупурава любимую искал, и сказано так, словно в Древней Греции театр ожил, ведь мифами тогда Дмитрий себя потешал, сцену противостояния одного актёра многоликому хору он в рифмах сложил. На том же основании поведал легенду «Жертва», а о «Будде» дописать стихотворение не смог, в чём Дмитрия муза пребывала мертва, начав, поэт быстро замолк.

Есть поэма «Дон Кихот», основанная на Сервантеса сюжете, никак не перевод, просто Дмитрий разукрасил сказание в угодном ему цвете. Есть и поэма «Страшный суд» — про трубящих ангелов перед вратами. Желающие символизм (им требуемый) найдут, прочие скажут — упивайтесь вам угодным сами.

Есть ещё мусульманское предание — «Аллах и демон» оно наречено. Особого рода в стихах изваяние, согласно действия там странно всё. Замыслил Бог создать мир страдающих людей, в пустынном космосе он отыскал приют, стал созидать пространство десницей своей, но не все ангелы этого ждут. Был один, выступивший против Бога промысла, отказавшийся принимать из страдания мир, повёл он рати из-за домысла, о недопустимости такого заявил.

Автор: Константин Трунин

» Read more