Tag Archives: история

Житие Варлаама Хутынского (XIII-XVIII, 1515)

Житие Варлаама Хутынского

Личность Варлаама Хутынского высокого оценивается. Жил он в XII веке, славился на всю новгородскую землю святостью. Истинным светильником был Варлаам, ибо имел богатство он от родителей, но не желал ни денег, ни земельных владений, а хотел служить Богу, избавляясь от дьяволом посылаемых наваждений. Во благо веры во Христа отрёкся от мирской суеты и стал жить отшельником в месте, что Худым прозывалось, оттого и именуют поныне Варлаама Хутынским. И сложил народ о нём предания разрозненные, постоянно пополняемые. Был среди составителей его жития и Пахомий Серб, слово своё о святом оставивший. И есть о Варлааме поминание, случившееся после смерти Пахомия, сложенное со слов пономаря Тарасия, к коему явился Варлаам и предвестил грядущие беды для Новгорода, вскоре и случившиеся.

Как и всякое житие, житие Варлаама Хутынского изобилует похожими эпизодами. Крайне мало уделяется внимания жизни непосредственно его самого. Что известно о нём, так это происхождение его, богатство его, уединение в Худом месте его, смирение его, соблюдение строгости его, что присуще каждому христианскому светильнику. Стяжательство — вроде иосифлянского — ему противным было. Чем ставился Варлаам в угоду противникам религиозных деятелей, далёких в рассуждениях от святости мужей времени прошлого. Потому и пробудился к нему интерес как раз в Новгороде, где только остыла ересь жидовствующих. Но то требует широкого обсуждения, в рамках рассмотрения жития неуместного.

При жизни Варлаам умел отличить правду от лжи, нужное от бесполезного, разумное от неразумного. Умел и говорить о должном произойти, нисколько в том не ошибаясь. Мог на Петров пост о снеге помыслить, несмотря на ожидание мирянами тепла летнего. И когда говорил о бедах — видел в них ожидание лучшего. Так и оказывалось: чьих земель снег коснулся — богатый урожай по осени принесли, а где не выпал — там разразилась бескормица. Столь светлым светильник сей был, всякое худое событие за благо принимал, к такому побуждая всякого.

Само житие о Варлааме складывалось по мере свершения чудес. Уже почил святой, а люди от прикосновения к мощам его исцелялись: к слепым зрение возвращалось, другие от иной хвори спасались. Мог и мёртвый воскреснуть, когда в том появлялась надобность. Вообще, святость в христианстве возникает не за стремление к смирению, а за способность помогать страждущим. Как Христос умел излечивать хворь разную, так и его последователи тем же даром обладали. Потому в житие полагается описывать похожие благие дела, которыми славен в писаниях сам Иисус.

Одно из чудес — сохраняющиеся в целостности мощи. Пахомий Серб видел их, касался их, были нетленны они. Другое чудо, не всегда за оное понимаемое, интерес властителей к уже умершим светильникам. Так до мощей Варлаама желал сойти с вершин своих — Великий князь Иван Васильевич, царь Всероссийский, новгородские земли воевавший и присоединивший их под владычество Москвы.

Но говоря о Варлааме, нельзя не упомянуть про видение хутынского пономаря Тарасия, представляющее малый интерес по содержательности, только по нему и пробудилась память о святом, к тому времени уже подзабытую. Пришёл к Тарасию Варлаам в видении, о потопе сказал, что снизошёл на людей многогрешных, должных за грехи понести расплату, как и новгородцы, позабывшие о необходимости почитания божественного промысла, предавшиеся разврату еретическому. Не вода снизойдёт вскорости, а огнём охватит Новгород. Так и случилось — торговая сторона города выгорела начисто.

Сколько было про Варлаама сказано, да мало сказано — может житию предстоит быть пополненным и в веках последующих.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фёдор Эмин «Российская история. Том I» (1767)

Эмин Российская история Том I

Первой версией истории России принято считать труд Василия Татищева «История Российская». О нём ходили слухи среди образованных граждан государства, однако до 1768 года официальных публикаций не отмечается. Имел сведения о работе Татищева и Фёдор Эмин, но ознакомиться с её результатом не мог, несмотря на доступ к архивным документам. Единственное ему доставшее — предисловие. Потому он взял за основу различные источники информации, особенно предпочитая на страницах дискутировать с Нестором Летописцем и Михаилом Ломоносовым. Он сразу воздал хвалу мудрости Екатерины Великой, посетовал на дикие нравы древности, порадовался нынешнему благополучию страны. К тому же, не выискивая тайных троп, посоветовал читателю не укорять его за обхождение в тексте без мифологизирования. Не станет кормить он русских пращуров амброзией и молоком волчицы, искать божественность среди царей или вести родословную Рюрика от римского кесаря Августа. Скорее он предпочитал опираться на зарубежных историков, выискивая в их трудах упоминание россов. Также Эмин посчитал нужным сказать: не следует искать варягов, пришедших на Русь, так как именно с Руси шли варягами народы и правители в земли Европы.

У истории от Эмина есть полное название — «Российская история жизни всех древних от самого начала России государей, все великие и вечной достойные памяти императора Петра Великого действия, его наследниц и наследников ему последование и описание в севере золотого века во время царствования Екатерины Великой в себе заключающая». Из него следует, что важным для изучения прошлого станет понимание жизни правителей. Истории так всегда и пишутся, за редкими исключениями стран, вроде древней Исландии, управлявшейся посредством издавна сложившихся традиций. Но это присказка. Всё-таки нужно понимать, Россия стала настолько велика, что недавно случившийся военный инцидент на границе с Китаем тот же европеец примет за выдумку.

И всё же Эмин старался определить — откуда пошли россы. Родоначальником в те времена было принято считать Мосоха — одного из внуков Ноя. Может потому и установлено для сельца Кучково прозвание Москвы. А может россы — есть жители Трои, покинувшие погибающий город и отправившиеся в северные земли. Упомянул Фёдор и Александра Македонского, будто бы намеревавшегося воевать славян, да увидев широту их души — отказался покорять столь радушные племена. Активность славян не угасала и до восшествия Юстиниана II — ему помог возвыситься некий славянский князь Тревелий. Традиционно для историков, Эмин рассуждал о созвучии слов. Например, слово «князь» — это с языка немцев может значит «мужик», либо «король». Взяв повествовать издалека, Фёдор постепенно подобрался до Гостомысла, того самого, что решил не допустить в свои владения междоусобицы княжеской, призвав людей со стороны. Собственно, Эмин того не говорит, но жители новгородских земель, вплоть до поражения от Ивана Великого, иначе над собою правителя и не выбирали.

Но вот в тексте ставится первая дата — 862 год: прибытие Рюрика, Синеуса и Трувора во князья. С этого момента основным источником информации для Фёдора стала «Повесть временных лет». Дальнейшее повествование — существование россов в окружении соседних племён и государств. Эмин рассказывал не сколько про годы правления Рюрика, Олега, Ольги, Игоря и вплоть до смерти Ярослава, его интересовали события вне пределов. Особое значение отводилось владычеству греков, владевших Константинополем. Имели значение кочевые племена, а также прочие славянские народности, подпадавшие под влияние российских княжичей. Разве может быть ярче напоминание, как однажды греки решили отказаться платить дань россам, найдя супротив них стотысячное войско, как тогда же пошёл князь Святослав войной, наняв варягов, собрав болгар, хорватов, печенегов и прочие племена, сокрушив греческие города.

Конечно, история древней России представляет отдельный интерес, в основном из-за обилия сохранившихся мифов. Но так ли важно, что происходило до монгольского завоевания? Тогда Новгород оказался сам по себе, Киев отошёл к владениям галицийских князей с последующим отторжением в пользу Великого Княжества Литовского. Всё внимание должно быть приковано к Москве, боровшейся с игом и ставшей сильнее политических оппонентов. Впрочем, пока Эмин остановился на событиях 1054 года, когда Москвы для истории ещё не существовало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Валентин Седов «Славяне в раннем средневековье» (1995)

Седов Славяне в раннем средневековье

Зависимость становления славян от обстоятельств очевидна. Каждое племя перенимало культуру соседей, в конечном итоге принимая на себя их роль. И ныне они чаще известны не под своими именами, отчего разобраться с этногенезом крайне затруднительно. Во многом как раз поэтому, в зависимости от исторических предпосылок, современные славяне отмежевались друг от друга, предпочитая раздельное существование и миропонимание. Что же до их прошлого — оно покрыто мраком. Остаётся предполагать, тем Валентин Седов и занимался. Он прямо сказал читателю — не будет говорить об общеизвестном, остановится на гипотезах. Иного он сделать не мог, поскольку до VIII века информация о славянах очень скудна, ещё меньше сведений о таких крупных образованиях, вроде дошедших до нас упоминаний из скандинавских саг о стране городов — Гардарики. Действительно ли прежде существовало триста славянских городов? И если да, что с ними сталось?

Седов выступил в качестве археолога. Ему интереснее разбираться с находками в курганах с последующей интерпретацией возможного. Так он приходил к определённым суждениям. Верность их должна подвергаться сомнению. Без письменного источника тех времён приходится домысливать. Впрочем, сведения от древних очевидцев не обязательно могут иметь отношение к действительности. Учёные, изучающие прошлое славян, никогда не смогут выйти из тупика, оставшись наедине с неразрешимой проблемой.

В одном Седов уверен, существовало общее славянское племя, расселившееся по Европе. Самостоятельно ли оно или нет, об этом он рассуждал в монографии «Славяне в древности». Теперь, когда речь коснулась средневековья, необходимо размышлять дальше. И всё же Седов каждый раз выражает уверенность — на славян влияли соседние племена, культуру которых они перенимали. Как яркий пример: болгары — ассимилировавшие тюрков, венгры — угров, хорваты — сарматов, и анты (будущие древние русские) — аваров. Касательно поляков Седов сомневается — точно от полян, но скорее стоит говорить о множественной ассимиляции. Особое место отведено чехам и моравам, имевшим сношения с франками — на их землях зародилась современная письменная культура восточных и частично южных славян.

Седов не касается вопроса деятельности Кирилла и Мефодия в Моравии. Он не берётся утверждать, будто именно они разработали кириллицу. Наоборот, создание кириллицы он приписывает епископу Клименту Орхидскому, их ученику. И где-то после этого отмечается возможность существования трёх сотен городов, большей частью уничтоженных монгольским завоевательным походом. К которому бы и следовало приковать внимание читателя, чего Седов не сделал. Ведь именно монголы уничтожили культуру восточных славян, практически не затронув западных. Но, в таком случае, возникает непонимание, как тогда память о былом была практически полностью уничтожена? Западные славяне обязаны были сохранить в хрониках летописание о древних временах, подобно созданной Нестором «Повести временных лет», но и у него сведения о глубоком прошлом отсутствуют. Всё будто бы возникло разом, тогда как до того не имелось ничего.

Требовалось разобраться со всеми славянами, чем Седов предпочтительно и занимался. От одного древнего кургана и племени он следовал к другому, стараясь разобраться, почему здесь возникали поселения и какое влияние испытывалось от всевозможных факторов. Обязательным Седов считал разбираться со схожестью звучания слов, пользуясь этим в качестве вспомогательного инструмента. Сложно представить, чтобы созвучие имело хоть какое-то отношение к возможности понять прошлое, учитывая неисчислимое количество нюансов, вроде всё той же ассимиляции славянами соседних и пришлых племён, перенимая не только культурные особенности, но и язык.

Седов сделал одну из попыток изучить прошлое. Сможем ли мы в будущем наконец-то решить, кто есть и откуда всё-таки пошли славяне?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский — Вторая часть Очерков поповщины (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

Вторая часть включает следующие статьи: «Кочуев. Рогожский собор 1832 года», «Королёвские», «Рогожские послы в Петербурге», «Лаврентьев монастырь» и приложение «Записка о старообрядских типографиях в Клинцах, Махновке, Янове, Майдане Почапниецком». Особое место в изложении занял Афоний Кочуев — выходец из купеческой семьи, самовольно ушедший в старообрядчество и странствовавший по России, некоторое время слывя за юродивого. В исполнении Мельникова получилось ещё одно житие, только уже про истинно радевшего за поповщину человека. Нельзя объяснить обычным пониманием, зачем Афоний претерпевал мучения. Для какой он цели молчал во время избиения? То должно сообразовываться с силой веры, о чём Мельников размышлять склонности не имел. Потому описание жизни Афония приняло вид подвигов, без какой-либо привязки к образу стремившегося уподобиться праведнику.

В отличии от московских рогожцев, имелась община поповцев и в Санкт-Петербурге, прозываемая Гутуевской. Существовала она с основания города. Споров внутри неё ходило достаточно, особенно не могли придти к мнению, как поступать с прочими православными, что к другим согласиям относятся, либо из никониан кто к ним переходит. Надо ли к таковым применять перемазывание? Допустимо ли это? И прочее в подобном духе. Споры уладились по возникновении нового согласия — Королёвского. Тогда же Павел рассказал про Петра Великодворского.

Прочее представляет не столь существенный интерес, ежели только не вести разговор об особом роде деятельности старообрядцев, с чем власть пыталась бороться, всякий раз сталкиваясь с сопротивлением. Не о печатании фальшивых денег Мельников повёл разговор, он коснулся печатания религиозных книг. Надо сказать, власть стремилась следить, чтобы при перепечатывании не допускалось ошибок, а тут прямое нарушение требований в виде специального искажения текста. Потому развелось множество подпольных типографий, чему стремился способствовать уже известный читателю Афоний Кочуев.

«Очерки поповщины» во второй части не поддаются читательскому вниманию ещё и вследствие утомления от чрезмерно расплывшегося повествования. Ежели прежде Павел придерживался хронологии, выстраивал прямую повествовательную линию, не допуская в текст сложности, то с более глубоким изучением предмета — возникло ожидаемое отторжение. Лишь думалось, будто старообрядчество получится лучше узнать, стоит сделать краткий исторический экскурс, но за открывшимися дверями скрыто обилие информации, сладить с которой под силу человеку действительно интересующемуся. Уже само обилие старообрядческих согласий удручает, ведь уподобились они гидре. Какие-то из них возникали и исчезали, другие видоизменялись и всё же сходили на нет, а иные существуют и спустя столетия, располагая величественными храмами в России и вне её, неустанно возводя новые строения, в том числе и в городах, где позиции старообрядчества не сильны, зато к оному могут проявить интерес миряне, либо люди вовсе неверующие, кому опостылела иосифлянская позиция наследницы никониановского раскола.

Что до Мельникова — он оставил потомкам важный труд, если рассматривать его как часть неизвестной прежде истории. Разве кто-то предпринимал попытки понять старообрядцев после событий 1666 года? Если о чём и велась речь, то не о том, куда они снялись с насиженных мест. Мешает знанию этого и упомянутое выше обилие старообрядческих согласий. Но, вместе с тем, становится очевидным, в каком разнообразии верований жила Русь, о чём практически не сохранилось упоминаний. Твёрдо можно быть уверенным, какими стали старообрядцы, таковыми они были и прежде, просто им запретили придерживаться собственного взгляда на установленную в их местах веру. И когда раскол случился — стало это так явно, что пришлось всякому, кто прежде считался православным, принять прозвание сторонника некоего иного религиозного течения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский — Поповщина до середины XIX столетия (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

В первую часть «Очерков поповщины» входит ещё четыре статьи: «Искание архиерейства в конце XVIII столетия», «Поповщина в начале XIX столетия. Рязанов», «Беглые попы в двадцатых и тридцатых годах» и «Рогожское кладбище». Мельников продолжил рассказывать от реформ Екатерины II, принёсших старообрядцам облегчение, до суровых мер Николая I. Павел к тому же добавил, что имелась у поповцев тяга к промышленному делу и купечеству, за счёт чего они и наживали состояния. Сделать это они смогли после разрешающих актов Екатерины, позволившей селиться в городах. Но даже при благоприятном стечении обстоятельств, оставалась насущной проблема поиска архиереев.

Особым образом среди старообрядцев выделился екатеринбургский купец Яким Рязанов, взявшийся разрешить имевшиеся проблемы. Хотелось ему вернуть разрозненную церковь к единству, для чего дошёл до высших эшелонов власти, прося о малом, но не найдя согласия. Встал перед ним извечный вопрос, мешающий разрешению конфликтов: как с властью расстаться, продолжая оставаться у власти? Какие бы не были архиереи у поповцев, не хотели они переходить под контроль официальной православной церкви, желали обособленного положения. И так твёрдо стояли на своём, что разговор стался вовсе бессмысленным. Пришлось Рязанову расстаться с мечтою о единстве, ибо побороть аппетиты церковников не умел. Но сообщая об этом, Мельников не задумался о строгой позиции официальной православной церкви, не считающей дозволительным общение с еретиками. Если и случиться единению, быть поповцам до конца дней в заточении под мрачными сводами подземных монастырских темниц.

Не принять старообрядцев, пусть в некоем подобии унии, — есть порождение гидры, постоянно плодящейся и приумножающейся. Раз не придя к общему мнению, будут вновь случаться размолвки, отчего количество поповских согласий разрастётся немерено. В итоге придут поповцы к мнению, что и без попов община может существовать, последствия чего могли оказаться самыми ужасными, вплоть до радикализма. Роль играла и власть, законы новые измышлявшая, побуждавшая искать спасение хотя бы среди тех же старообрядцев. Как пример — ранее браки заключались между совсем малыми детьми, возраста одиннадцати или двенадцати лет: этому Николай I воспрепятствовал, велев мужчинам жениться не ранее восемнадцати, а девушкам замуж выходить лишь после исполнения им шестнадцати лет. Разумеется, возникло среди населения недовольство подобным постановлением.

Особенно хотел Мельников изучить Рогожское кладбище, где пребывали московские поповцы. Но в 1854 году правительство отобрало кладбище под своё владение, отчего не удалось собрать достаточную документальную базу — многие свидетельства оказались утраченными. Одно известно точно — рогожцы имели большие накопления. Павел вполне рационально предположил в качестве объяснения фальшивомонетничество. Помня и про печатный станок, на котором не только запрещённая религиозная литература печаталась, но и деньги.

Таким образом, подойдя по времени написания к началу своей собственной деятельности по изучению и дальнейшему искоренению старообрядчества, Мельников поделился с читателем фактическими материалами, найденными в результате бесед и обысков. И это только поповщина, тогда как не всё ещё полностью рассказано, о чём он продолжит писать во второй части очерков. В дальнейшем Павел расширит интерес, обозревая некоторые прочие течения, вплоть до сектантских. А по завершении приступит к созданию монументальных «В лесах» и «На горах»: циклу художественных произведений, где будет наглядно показано существование старообрядцев в мире дозволенных им возможностей. Пока же подводится промежуточная черта ещё перед одним действием в «Очерках поповщины», следом за чем останется не так уж и много, поскольку творческое наследие Мельникова не слишком велико.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «Епископ Епифаний. Афиноген. Анфим» (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

Поповцы нуждались в архиереях. Первым, кто стал достойным упоминания, к тому же вполне вызывающим доверие — это Епифаний. Он же — единственная историческая фигура, предлагаемая Мельниковым, не из разряда авантюристов. О Епифании известно, что он подвергся общественному осуждению, был закован в кандалы и приговорён к пребыванию в застенках Соловецкого монастыря. Отказаться от такого священника поповцы не могли, поэтому помогли Епифанию избежать наказания, вследствие чего получили первого архиерея. Епифаний был нужен и для того, чтобы он ставил попов на законных основаниях. Павел предложил данный период в старообрядчестве называть епифановщиной. Так поповщина получила распространение. Однако, вслед за Епифанием обрести достойного ему на смену архиерея поповцы не смогли, в результате чего этим воспользовались Афиноген и Анфим, оставившие по себе дурную память.

Минули годы с епископства Епифания. Старообрядцы одичали, не было среди них нового архиерея. Были готовы они принять всякого, пусть только скажет он, что поставлен где-то на Руси в сан для священства значимый. Собственно, так из ниоткуда и появился Афиноген. Кто он? Известно точно — жил он в пределах Валахии, имел вид с боярами схожий. Объявил Афиноген о своём епископстве, смело попов ставил, никому не отказывая в приобретении церковного сана. Однажды слух прошёл, будто бы епископ ложь кругом сеет — не имеет он права на обладание саном. И как прослышал о таких разговорах Афиноген — быстро сменил одеяние церковное на одежду боярскую, более никогда с религией не соотносясь.

В последние годы нахождения Афиногена на епископстве, подобия оного желал некий Анфим. О нём Мельников сразу говорит, именуя авантюристом. Желал он принимать почёт, совершенно безразлично — какой именно. А церковный сан получить всяко проще, нежели звание боярское. Для первого хватит выслуги, а для второго требуется рождение от благородных родителей. Пошёл сразу на остров Ветка Анфим, да там ему не поверили, уже не те поповцы стали, чтобы всякого пришлого принимать за епископа. Стали требовать с него подробного изложения, где и когда сан он получал. А что же Анфим? Он и вовсе нигде и близко к церквям не подходил. Но были деньги у Анфима, приобрёл он земли у вельможи близ Ветки, возвёл женский и мужской монастыри, а там и народ потянулся к нему. Как же он добился оправдания занимаемого сана? Сошёлся он с Афиногеном, приплатив затребованное. И верёвочка его виться перестала ровно тогда, когда обличён Афиноген оказался. Итог жизни Анфима и вовсе печален: надели камень на шею его, он и утонул.

Рассказывать о сих старообрядцах Павел старался без сухого изложения известных ему обстоятельств. Он с азартом принимался за составление биографий, чего до него, думается, никто и не делал. Преследовал он и цель заинтересовать читателя данными историями, тем пробуждая нужду негативно относиться к религиозным течениям, отошедшим от официального православия. Сама по себе поповщина не кажется жизнеспособной, существующая при странных обстоятельствах, ведь считалось необходимым искать архиереев, при невозможности таковых возводить в сан самостоятельно. От этого и проистекали проблемы поповцев, особенно по прошествии полувека с момента раскола.

Читатель обратит внимание и на то обстоятельство, что стиль изложения Мельникова близок к беллетристике, единственно без диалогов внутри повествования. Павел превратил очерки про старообрядчество в увлекательное чтение. Но так допустимо говорить только о «житиях» Епифания, Афиногена и Анфима. К такому же изложению Мельников ещё вернётся, когда потребуется описывать других старообрядцев.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «Первая мысль искания архиерейства. Зарубежные старообрядцы» (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

Уяснив причины церковного раскола, Мельников продолжил составлять «Очерки поповщины». Следом им написаны две статьи: «Первая мысль искания архиерейства» и «Зарубежные старообрядцы. Искание архиерейства в Молдавии». Требовалось сконцентрироваться на событиях, последовавших за реформами Никона. Выбор пал на поповцев — религиозное движение, имеющее минимальное количество отличий от официально установленной церкви. Исключение составляла необходимость поиска архиереев, поскольку самостоятельно оных назначать поповцы не могли. Они нуждались в священниках, изначально раскольниками не являвшихся, получившими всё полагающееся по праву общецерковных установлений. А так как таковых найти было затруднительно, приходилось ограничиваться попами, которых склонить к себе оказывалось проще, нежели архиереев.

Павел определил, что искание спасения поповцы начали с брянщины, основав поселение в Стародубье, а затем уже перешли за пределы государства, обустроив на территории Речи Посполитой слободу близ Гомеля на острове Ветка, куда и пришёл основной поток людей. Новое поселение быстро разрасталось, постоянно пополняемое прибывающими. Несмотря на положение самих себя изгнавших с земель Московской Руси, поповцы не соглашались отказываться считаться подданными русского царя. Чему ярким свидетельством является упорное сопротивление Карлу XII — этим-то староообрядцы и удружили Петру I.

Версия о том, будто Пётр I — антихрист, пришла неслучайно. Поповцы в суеверности ни в чём не отличались от прочего люда, чья вера не имеет твёрдой убеждённости. Они склонялись к выискиванию тайных знаков и слагали численные значения, лишь бы получить отдалённо похожее на допустимое. Так они стали считать 1702 год едва ли не должным ознаменоваться страшными свершениями, ибо он получился у них от сочетания разных дат, одна из которых воплощает прибавленный возраст казни Христа.

Подробно описывая становление поповщины, Мельников неизменно выделял Петра. Указал дополнительно причину к нему ненависти со стороны старообрядцев. Разумеется, основное — онемечивание. Второстепенное: неумеренное проявление жестокости при расправе со стрельцами, отказ от соблюдения поста, смена календаря — начало года перенёс с сентября на январь. На всё это поповцы роптали, видя в Петре подобие Гришки-расстриги.

С момента раскола всё оставалось на уровне пассивного отделения. Имелись подвижники, шедшие в народ, побуждавшие православных не соглашаться с реформами Никона. Особенных изменений при этом не происходило. Сохранялась надежда на возвращение прежних установлений. Различие сводилось сугубо к обрядам и неприятию перемен вообще. Но негативное восприятие усиливалось, для чего и находились причины, побуждавшие искать антихриста среди православных, воспринимая за оного сперва Никона, после Петра. За сим противлением в действительности ничего не стояло. Сомнительно, чтобы русский люд отказывался принять ему даваемое. Впрочем, населявший Русь человек второй половины XVII века может быть неверно нами понимаем. Да и про Смутное время не стоит забывать — постоять за свои убеждения русские могли и с оружием в руках. Пока же они предпочитали пассивное сопротивление, уходя на жительство в старообрядческие слободы. К тому же, Павел особо подчеркнул, тяготели к старообрядчеству и казаки, поголовно поддержавшие церковный раскол, становясь частью поповщины (в числе прочего).

Тем самым, огласив возникшие общественные затруднения, Мельников подготовил читателя к знакомству с примечательными архиереями поповцев. Предстояло внимать подобию коротких биографий, практически заслуживающих именоваться житиями поповских раскольников, дабы суметь обличить ожидания старообрядцев, показав, как умело пользуются их доверчивостью. И в самом деле, наблюдать за описанием становления Епифания, Афиногена и Анфима, с последующей утратой к ним доверия — оказывается поучительным. Павел словно задавал вопрос: ежели так было прежде, не значит ли, что такого не повторяется в настоящее время?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Павел Мельников-Печерский «Очерки поповщины. Начало раскола старообрядства» (1863-67)

Мельников-Печерский Очерки поповщины

С 1863 года Мельников — публицист. Он пересказывал опыт, наработанный за годы чиновничьей службы, связанной с исследованием и искоренением старообрядчества. Читателю должно было быть интересно, откуда вообще возникли предпосылки к церковному расколу. Отчего на Руси всё вмиг разладилось? На это Мельников дал объясняющий ответ — проблема возникла не при Никоне, она существовала издавна, нисколько не способная придти к единому согласию. Любая религия — это набор утверждённых установлений, соблюдать которые следует обязательно. И дело сложилось так, что на Руси никто установлений как раз и не утверждал, отчего в разных областях страны обряды исполнялись различным образом. Требовалось предпринять меры к искоренению различий, чем Никон и занялся решительно.

Почему разногласия вообще возникли? Всякому должна быть известна шутка, гласящая, что в результате множественного переписывания текстов, слово «праздность» приняло вид «покаяния». И теперь, вместо радости, верующий обязывается придерживаться строгости. Шутка ли это? Отнюдь. Переписчики ошибались — могли то делать намеренно или не умея разобрать истёршийся со страниц текст. Мельников твёрдо уверен — Иван Грозный потому задумал книгопечатание на Руси, дабы переписчики ошибок более не допускали. Видел Иван Грозный и проблемы с обрядами, нисколько не имеющий способности повлиять на ситуацию. Может потому он жестоко расправлялся с церковниками? Почему-то историки описывают жестокость царя, не находя ей никакого разумного осмысления, кроме умопомешательства из-за смерти первой жены.

Нужно помнить и о разделении Руси. Одна часть подчинялась сперва владимирским патриархам, после московским. Тогда как другая соотносилась с Константинополем, ибо располагалась на территории Великого Княжества Литовского. Мельников даже сделал заключение, что как раз православные с литовских земель практически не поддались расколу, ибо соблюдали полагающиеся им обряды, тогда как Московская Русь подверглась существенной встряске.

Знакомясь с версией Мельникова, читатель быстро убеждается в правоте действий Никона, поступавшего не по самостоятельному домысливанию или выбору определённых предпочтений, а специально отсылавшего человека, чтобы тот всё приметил и после рассказал, в чём отличие между верованиями на Руси и вне её. Конечно, возникает недоумение, бывшее свойственным и русскому православному люду. Отчего не могут ошибаться бывшие византийские патриархи, некогда не побрезговавшие переходом в католичество?

Остаётся единственное мнение, характеризующее русский народ, да и любой другой народ, если рассматривать его внимательно. Человеку свойственно быть невежественным, принимать за данность сделанное прежде установление. Только в случае русских получается, что всё они принимают за положенное, редко стремясь оное переиначить. Ежели нечто обстоит определённым образом, значит то исходит от Бога: примерно такая логика. Достаточно сослаться на позже возникшее крепостное право, казавшееся установленным едва ли не с сотворения мира, хотя начало оно берёт от Петра I, внёсшего изменения в соответствующие преобразования Бориса Годунова. Может пройти жизнь одного поколения, как до него созданное покажется русскому народу незыблемым, тем самым извечно существующим явлением.

Церковный раскол пришёлся на 1666 год. Уже в этом люди увидели проявление дьявольского замысла. Никона называли антихристом. Общество всколыхнулось, не способное согласиться с попранием заведённых предками установлений. И пусть Никон вскоре сам оказался в опале, запущенные процессы отменять не стали. Более того, Пётр I поступит радикальным образом, подчинив церковь государству, тем сообщив необходимость считать, что государь дан народу от Бога. Тогда нужды старообрядцев и вовсе перестали иметь важность, скорее мешающие спокойному сосуществованию. Впрочем, не так это просто — и Петру старообрядцы смогли в итоге услужить в борьбе со шведами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Леонид Милов «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса» (1998)

Милов Великорусский пахарь

Милов предложил посмотреть на российский исторический процесс с позиции влияния на него великорусского пахаря. При этом не учитывались никакие факторы, кроме фактических, вроде национальных традиций, влияния климата и почвы, а также самого понимания обширности занимаемого государством пространства. Интерес представлял сугубо отрезок времени с XVIII по XIX век, характерный наибольшим закрепощением крестьян. Специально создалось подобие вакуума, далее которого распространяться не следовало. В распоряжении Леонида имелись статистические выкладки, которые он любезно представил знакомящемуся с текстом читателю. В итоге окажется, что крестьяне стояли на грани выживания, в основном из-за того, что им приходилось самим о себе заботиться.

Для начала, чем отличается русский пахарь от европейского? Главное различие — климатические особенности, характерные существованием продолжительного отрезка времени, когда пахарь не может трудиться на земле. Из этого возникала необходимость приложения максимальных усилий летом, с последующим долгим отдыхом, когда возникали иные заботы, характерные устойчивыми на селе народными промыслами, служившими важной составляющей быта всякой крестьянской семьи. Собственно, Милов не рассматривал отрабатывание обязательных часов на барина, интересуясь именно выживанием. И сразу выяснялось — выделить время для обработки участка под собственные нужды не хватало, приходилось этим заниматься, вставая рано утром или ложась поздно ночью.

Проблема русского пахаря заключалась и в традициях, связанных с календарными датами. Ежели в определённый день года требовалось косить траву, либо сеять зерно, тем крестьянин и занимался, невзирая на необходимость данного мероприятия. Стоит предположить, что Милов утрировал, оставляя на уме советскую обыденность общеколлективных действий, начинаемых и заканчиваемых одновременно повсеместно, хоть о западных областях шла речь, хоть о самых восточных. Сложно поверить, чтобы пахарю, которого никто не принуждал к совершению определённых действий, отказывала смекалка.

Но Леонид истинно счёл нужным создать идеализированные им условия для российского пахаря. Взятый за образчик, тот пахарь не только делал всё согласно заданного календаря, он также не пользовался опытом прежних поколений, словно брался за крестьянское ремесло с нуля. Такой пахарь мог не знать о навозе, ежели почва не требовала внесения удобрений, или оказывался слаб в чём-то ином, отчего урожай собирал не на нужном уровне. Однако, в России всегда использовалась трёхпольная система: на чём Милов настаивает. Было поле летнее, озимое и отдыхающее. Соответственно, каждый год высевалась определённая культура, чему Леонид посвятил достаточное количество страниц. Основной почёт на Руси принимала рожь, после пшеница. Ценился овёс — за минимальный вкладываемый в него труд. Ячмень назывался житом, всегда легко всходивший. Греча и горох засевались на самой худой земле. Причём для гречи обязательным было опыление пчёлами.

Что до питания, то крестьянину требовалось кормить семью и весь скот, для чего он был обязан заранее знать, сколько ему потребуется собрать урожая. В результате подсчётов Милов выяснил — питался крестьянин на том же уровне, как и солдат, если перевести ежедневный рацион на калории. Всё остальное, о чём брался Леонид рассуждать, вышло за рамки заданной темы. Леонид размышлял о возникновении и росте капитализма в России, тогда как внятного объяснения принципу существования крепостного права он давать не захотел. Поэтому он ближе к концу повествования переключился на народные ремёсла и участие крестьян в работе на промышленных предприятиях.

Ставить определённый вопрос и давать на него ответ, не исходя из допущений, не является верным способом разобраться в ситуации. На уровне статистики крестьянство России по версии Милова может и стало понятнее, но понятным оно так и не стало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иосиф Волоцкий «Послание княгине Голениной» (1505-13)

Иосиф Волоцкий Послание княгине Голениной

Что есть человек в Бога верующий? Что есть человек в Бога веру дающий? В чём различие? Почему первый к Богу тянется, а второй на разный лад трактует ему положенное? Два мнения бередят душу верующих. Первое мнение – сам Бог христианство дал мирянам. А мнение второе – во имя Бога христианство поставлено. И два мнения бередят души в Бога веру дающих. Первое – в Бога веровать и другим веровать в Бога позволить. Второе – в Бога веровать и других обязать в Бога веровать. И случается быть ещё двум мнениям. Первое – стяжательство недопустимо, с чем от Бога в мир пришли, с тем и уйти полагается. Второе – стяжательство допустимо, ибо во имя Бога и для Бога, его рабам полагается принимать воздаяния за служение своё.

Иосиф Волоцкий, борьбою с еретиками жидовствующими прославившийся, твёрдый в убеждениях своих, радетель за христианство правое, казавшийся истинным борцом за благочестие веры Христовой, подобный Георгию Побеносцу, сил на жалевший, дабы извести яд от жала драконовой ереси пущенный. Стал Иосиф излишне суровым, не проявляя к просьбам мирян сочувствие. Дал представление он – не всему уместным быть полагается, не всему правом преимущества пользоваться, но, вместе с тем, кое-чему уместным быть полагается, кое-чему правом преимущества пользоваться. Ибо много людей в Бога верующих и мало людей в Бога веру дающих. Значит, и труд их стоит недешёво. Значит, нужно сопровождать просьбы мирянам звонкой монетою.

Не скажешь на молитве слово перед Богом за каждого того пожелавшего. Стала церковь сама себя обеспечивать. Мало стало церкви принимать от паствы пожертвования. Стала церковь продавать свечи и прочее, не гнушаясь просить за святое самое. Хочешь услышать имя кого, тогда оплати и слушай желаемое. Но не требуй свыше обещанного. Коли заплатил за однократное упоминание, один раз и будет сказано. Ежели заплатил за ежегодное упоминание, один раз в год и будет сказано. В иной раз пожелаешь услышать: заплати. Так рек Иосиф женщине, просившей о малом, только по ответу словно просившей об услуге огромных денег стоящей.

И стало ясно той женщине. Служитель церкви – что работник, за труд плату получающий. Совершил службу он – получил плату за то. Выполнил поручение – получил плату за то. И стало ясно той женщине – покуда заплачено не будет, не скажет до той поры никто слово ласковое, не посмотрят на взгляд твой страждущий, а укорят за скупость в деле богоугодном.

И как смотреть на дела Иосифа Волоцкого, славного борьбою с жидовствующими, с ними же строгого и прощения от них не принимавшего? Просил денег он за дело нетрудное, просил с женщины, вменяя ей за скупость её. Ждал он платы за услуг оказание, иначе не соглашаясь, проявляя упорство, так ему свойственное. Так о чём он говорил против жидовствующих, опиравшийся в суждениях не на события ветхозаветные, а прославляя деяния святых отцов, боровшихся за несение истины? Для чего отстаивал правоту христианства он? Разве благочестия ради? Или стяжатель он, как стяжательствует церковь, чрез меры берущая, отчего светильники прежде отказывались? Ведь некогда уходили в пустыни жить, не прося у людей ничего, выпрашивая лишь у Бога прощения.

Так не проще ли женщине самой просить за кого-то, хоть за себя, хоть за детей своих? Церковь тому препятствует. А почему? Ибо дано установление. Но то для других бесед тема насущная.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 4 5 6 7 8 26