trounin.ru

Более Даррелл не отлавливает животных. Он переключился на создание фильмов о дикой природе. На очереди путешествие по Новой Зеландии, Австралии и Малайзии с целью ознакомления положения тамошних обитателей. Галопом по землям Океании получилась сия прогулка. От Даррелла ничего не зависело — ему нарисовали маршрут движения, вручили график посещения определённых мест и пустили осматривать окрестности в сопровождении чиновников. Вместо увлекательного чтения, наполненного юмором, из-под пера Джеральда вышли впечатления туриста, осерчавшего от человеческой мании истреблять окружающий мир во имя развития промышленности.

В случае Новой Зеландии и Австралии разговор особый. Как там не истреблять животных, если некоторые виды угрожают существованию непосредственно человека? И это при том, что сам человек завёз тех животных в среду, где у них нет естественных врагов. А коли нет врагов, значит им придётся стать самому человеку. Даррелл не осуждает австралийцев — ему приходится думать о неосмотрительности переселенцев, привёзших с собой животных, которые одичали и, вследствие этого, стали проблемой. Но не для одного человека это обернулось затруднением — на грани вымирания оказались представители местной фауны.

Получается так, что человек опосредованно виновен в вымирании животных. Он невольно создал условия для нового витка борьбы видов за существование. И теперь человеку приходится заботиться об охранении находящихся под угрозой исчезновения видов. Пока Даррелл имеет возможность сохранить для потомков хотя бы видео, запечатлев на плёнке оставшихся представителей. Он не располагает ресурсами для создания охранной зоны. Впрочем, Джеральд замечает, как легко уничтожить заповедник, появись известие о располагающихся на его территории залежах минералов. Ничего не убережёт последнюю надежду вымирающих видов, если в этот процесс вмешается человеческая алчность.

Вот и приходится Дарреллу разыскивать вымирающие виды, отправляясь на поиски оных. Пусть местные жители говорят, что этими животными обильно усеяна местность, на деле же никогда обнаружить не удаётся. Человек просто не подозревает, насколько положение ухудшилось. В меру увлекательных поисковых операций, Джеральд находит нужных ему представителей животного мира, только без прежнего азарта. Может Даррелл устал от такого рода деятельности, привыкнув к более спокойному общению с братьями меньшими? Такахе, какапо, кеа: попробуй отыскать! А скоро и вовсе не найдёшь — вымрут окончательно.

Когда Даррелл сильно уставал, он предлагал читателю ознакомиться с обыденными историями. Вроде той, как он, словно Гилберт Честертон, пытался понять, что происходит за стеной, кто там так активно принимал ванну. Мог поведать о сложностях съёмки диких животных, заставляя их вручную выполнять то, чего они в конкретный момент делать не хотели. Либо концентрировался на совсем уж узкоспециализированном моменте, пытаясь раздобыть запись съёмок родов кенгуру.

Джеральд серьёзно озадачился идеей сохранения имеющихся видов. Кажется, он готов до скончания веков укорять людей, безрассудно забывающих, что они не единственные существа на планете. Центральной темой его путешествия по Новой Зеландии, Австралии и Малайзии как раз и стала мысль заботиться о сохранении вымирающих представителей. Если не будет помощи со стороны человека, тогда количество видов животных оскудеет. Необходимо организовывать заповедники и не допускать излишнего вторжения человека в дикую среду: так считает Джеральд.

Читатель Даррелла понимает, человек — такой же вид, который борется за существование. Он в своём праве. И не человеку быть среди вымирающих видов, если он не хочет власти над собой другого вида. Главное не забывать, как человек стал обладать разумом, так этим же природным оружием может обзавестись другой вид. Но пока этого не произошло, человек может проявлять заботу о других.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Годы шли, менялась медицина, не менялись лишь животные и их хозяева. Если с животными Джеймс Хэрриот всегда находил общий язык, то с их хозяевами редко получалось наладить диалог. Отчего так? У знакомящегося с мемуарами ветеринара постоянно складывается впечатление, будто заботы о самочувствии братьев меньших лежат сугубо на чужих плечах, тогда как им достаточно постоянно требовать внимания к себе, более никак не проявляя заботу о собственном хозяйстве. Злость Хэрриота становится всё очевидней. Если в первых книгах он с улыбкой принимал подобные нелепицы человеческой безалаберности, то, вернувшись с войны, немного иначе стал смотреть на действительность. В самом деле, читатель должен комкать страницы и мотать на ус, как не следует относиться к себе, да запомнить, как нужно проявлять ответственность, не надеясь на услужливую помощь какого-либо специалиста.

Новые веяния в медицине заставили пересмотреть подход Хэрриота к лечению. Отчего-то это не понравилось фермерам. Должен возникнуть вопрос — отчего тем, кому до того было безразлично самочувствие животных, вдруг стали такими активными в отстаивании старых методов лечения? Сколько сомневающихся взглядов пришлось выдержать Джеймсу, пока его клиенты не поняли эффективность внутривенных инъекций. Сам Хэрриот неустанно экспериментировал с таковым способом оказания помощи, видоизменяя формы лекарств, тем принося пользу страдающим животным. Не раз Джеймс на страницах мемуаров делится случаями применения смекалки. Остаётся поверить, что всё так и было на самом деле.

Сетует Хэрриот и на новые оперативные вмешательства, ознакомить с которыми его никто не удосужился. Пришлось изучать их самостоятельно или полагаться на студентов. Только студенты не всегда способны применить на практике усвоенное теоретически. Легко потерять животное от таких экспериментов. Поймёт ли хозяин, ради какой цели загубили его скотину? Конечно, он об этом и не догадается, поскольку Хэрриот редко писал о разумных клиентах. С разумными, видимо, всё складывалось благополучно, что рассказывать о них просто нечего.

Впервые Хэрриот рассказывает о совершении рабочих поездок в Россию и Турцию. Он доставлял животных, сперва на корабле, потом самолётом. Простыми данные поездки оказаться не могли, принеся Джеймсу приятные и неприятные впечатления от увиденного и испытанного. Ему хотелось увидеть жизнь отличных от него людей, это желание сбылось. В России он отметил применение устарелых методик, а в Турции подивился дотошности местных специалистов. Пришлось даже жизнью рискнуть, чего от него никто не требовал. Часть пути он летел на неисправном самолёте и мог погибнуть. Бог сохранил жизнь Хэрриоту, позволив самолёту благополучно приземлиться.

Не работой жив человек. Не для работы ведь человек создан. Он живёт для семьи, ради продолжения рода. Вот и у Хэрриота есть двое детей: мальчик и девочка. Про их воспитание он не рассказывает, ограничившись парой забавных случаев, так как иногда брал их с собой, где и приходилось справляться с несколькими делами сразу, в числе которых оказывалось и наблюдение за потомством. А по случаю рождения дочери Хэрриот не упустил возможность рассказать о том, как он отпраздновал тот день, напившись и сев за руль, — его, разумеется, остановил полицейский, с которым пришлось вспомнить былое. Редкий случай, когда Джеймс решался отступить от основной линии повествования — почему бы и не сделать исключение, показать жителей Йоркшира в свете возможности адекватного их восприятия.

Всякое с человеком случается. Случалось всякое и с Джеймсом Хэрриотом. Пускай довольно однообразное. Чего же требовать от профессионала в определённой области, чьи будни касаются одних и тех же тем? Лишнего он практически не рассказывал — и это главное.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Почему бы не сделать из собаки человека? Когда-нибудь собака станет истинным другом человека, едва ли не равным ему по положению, а то и восстанет на человека, поменявшись с ним ролями — уже ей начнут прислуживать люди, включая все сопутствующие моменты: от узкой специализации до формирования в нечто напоминающее двортерьера. Но до того необозримо далеко, пока надо смотреть на будущее через разрез прищуренных глаз, либо читать советскую фантастику двадцатых годов в исполнении Булгакова, либо пятидесятых-шестидесятых в исполнении Саймака.

Булкаков предлагает провести эксперимент. Но, как и в «Роковых яйцах», случилось непредвиденное — вместо получения омолаживающего эффекта, подопытный пёс трансформировался в человека и, более того, осознал себя человеком. В такой ситуации возможны разные варианты. Булгаков предпочёл окунуть жертву эксперимента в жерло революционных страстей, происходивших в то время повсеместно. Будучи родом из низов собачьего общества, пёс — отныне прозываемый Полиграфом Полиграфовичем Шариковым — не становится выше, продолжая оставаться на дне социальной лестницы, только в человеческом облике.

Собака в человеческом теле — есть собака в человеческом теле. Однако, несвойственное для собаки желание почивать на лаврах хорошего к ней отношения, ярко проявилось в её человеческой сущности. Быть собаке вечно благодарной человеку за кров и еду, отвечая за то вилянием хвоста и рабской покорностью, да не свойственно то людям, чтобы за предоставление крыши над головой и сытной трапезы, они продолжали оставаться прежними, не изменяясь, как обычно, в сторону свинского отношения к благодетелям. Потому и беды случаются в человеческом обществе, что стоит пустить в свою среду сирых и убогих, как через некоторый момент сии люди тебя же выгоняют из дома на улицу, уподобляя прежнему своему состоянию.

Не будет ошибкой сказать про «Собачье сердце», будто это произведение о вечных проблемах человечества, а не сугубо о противостоянии пролетариата буржуазии. К сожалению, рецепт избавления от бед, предложенный Михаилом, практически неприменим в человеческом обществе, поскольку ведёт к деформации понимания действительности, что в итоге приводит к обострению противоречий и пустым войнам на истощение.

Допустить преображение людей получается в художественных произведениях, где они обыкновенно принимают вид довольных существ, наконец-то избавившихся от бед. Впрочем, человеческая культура стремится базироваться на счастье, показывая жизнь в её самых прекрасных эпизодах, опуская дальнейшее развитие событий, всегда выражающихся в обострении противоречий, зарождении личной ненависти и крайне болезненном разрыве с отторжением всего светлого, некогда созданного совместными усилиями.

На подобном эпизоде Булгаков не стал останавливаться. Для него собака перестала быть благодарной человеку в тот момент, когда перестала быть собакой. Она воплотила в себе именно то, что подразумевает человек под себе подобным, когда называет того собакой. Хоть это и не совместимо с пониманием собачьего мышления, но человека это не останавливает от награждения столь благородным эпитетом в отрицательном значении. Так на страницах «Собачьего сердца» собака трансформировалась в человека, оставшись, согласно ранее сказанному, собакой. Но как же трудно из собаки, ставшей человеком, сделать именно собаку в человечьем обличье, а не человека в собачьем. В подобных размышлениях легко запутаться. Главное понять, встав на путь человека, человек прежде теряет в себе людские качества, неизменно приобретая собачьи (в их отрицательном значении).

Как не размышляй, как не стремись добиться идеального для человека, всё равно обречён столкнуться с его истинной сущностью, присущей всем людям без исключения. Кто не согласен — пусть пребывает в счастливом неведении. Кто согласен — пусть бьёт в набат.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не существует в природе лишнего. Всё существует на её пользу. Есть обратные примеры? Приведите! Да, человек — ошибка природы. Не будем говорить о человеке. Он лишний элемент в природе, истинный паразит и разрушитель, ничем не лучше саранчи. Такое же одинокое и безобидное создание, пока не объединяется в группу с себе подобными. Саранча — тоже ошибка природы? Возможно, но то происходит по зову самой природы и не исходит непосредственно от саранчи. Термиты — ошибка природы? Если только из-за их способности мешать паразитировать на земле человеку, то вполне можно согласиться. Пауки — ошибка природы? Уж от кого, а от пауков больше пользы, нежели вреда, — не их вина, что они являются одним из основных человеческих страхов.

Мир насекомых огромен. Он неподвластен человеческому воображению, во многом малопонятный и воспринимается мешающим комфортному пребыванию на планете. С существованием прочих живых организмов человек способен мириться, поскольку может обратить их себе на пользу, в том числе и для употребления в пищу. Насекомых в ряде стран с удовольствием едят, но, допустим, для европейцев это не является нормой. Однако, чем саранча плоха? Состоит из питательных веществ, утоляет голод и сама по себе способна восполнить утраты тех, кого лишила пропитания. Природа не поступает во вред обитателям планеты — нужно рассматривать происходящие на Земле процессы с разных сторон.

Игорь Акимушкин взялся рассказать юному читателю о насекомых и пауках. Всё в этих существах не так. Их образ жизни своеобразен, как и устройство их тел. Подумать только, насекомые способны дышать всем телом. А всем известная стрекоза из басни Крылова — результат неверного перевода на русский язык, поскольку в оригинале попрыгунья была цикадой. К сожалению, многообразие насекомых настолько велико, что рассказать о всех не представляется возможным. Акимушкин и не стал пытаться. В общих чертах, практически не называния никого конкретно, Игорь представил на страницах сводные характеристики. Нельзя описать тридцать тысяч жуков, достаточно сказать о самых ярких представителях. Прочие насекомые удостоились аналогичного подхода.

Этологического разбора удостоились наиболее известные человеку насекомые: саранча, муравьи, термиты, бабочки, пчёлы. Про остальных Акимушкин сообщил необходимый минимум информации. Никакой конкретики о размножении, воспитании потомства и пищевых пристрастиях. Коротко и без лишнего текста.

Пауки интересовали Игоря сильнее. Во всевозможных подробностях, в мельчайших деталях: о паутине, добыче пропитания, взаимоотношениях, брачных особенностях. Но, опять же, про избранных пауков. На страницах «Мира животных» ярко представлены птицееды, тарантулы, чёрные вдовы и крестовики. Немного о пауках, обитающих в человеческих жилищах. Легко перестать бояться этих представителей своего вида, если понять их полезные свойства. Менее вредными для человека они, безусловно, не станут. Но тут надо сказать. что весь вред заключается в опасности быть ужаленным и вследствие этого умереть, тогда как во всех остальных аспектах — пауки важны для природы, не являются действительными вредителями и приносят пользу. Задумывался ли кто, сколько паук, плетущий паутину в наших домах, уничтожает насекомых? Порядка пятидесяти особей в день.

Представленная читателю энциклопедия включает, помимо братьев меньших, других братьев меньших, как принято думать — истинных, сопровождающих человека на протяжении последних тысячелетий — речь о домашних и одомашненных животных. Говорить о том, чем занимается на страницах Игорь, кажется бессмысленным, когда дело касается собак и кошек. Акимушкин перечисляет их разновидности, даёт советы по уходу и прочее, полезное юному читателю, всерьёз решившему завести четвероногое животное, отдавать ему свободное время и считать тем самым истинным другом.

Немного Игорь теряется, заводя разговор о прочих животных, используемых человеком для выполнения конкретных задач: разведения на мясо или иных целей. Спрашивается, зачем говоря о лошадях и ослах, вспоминать историю рыцарства, рассуждать о латах и в нюансах описывать историю кавалерии? Причём на количестве страниц, не уступающих месту, немногим меньше отданному под описание насекомых. Зачем, говоря о коровах, поднимать статистику рекордных надоев? Забыв толком рассказать о самих коровах.

Были и есть в истории человека другие одомашненные животные, порою таковыми не воспринимаемые. Например: фрет (фретка — домашний хорёк), баклан, кречет, гепард. В представлении многих людей они продолжают оставаться представителями дикой природы. Не воспринимаются домашними из-за смутного о них представления: шелкопряды и пчёлы. И уж как-то не идёт в голову, чтобы золотая рыбка, некогда выведенная из карася, в той же мере относилась к одомашненным представителям животного мира.

Автор: Константин Трунин

» Read more

26 марта 1959 года Даррелл открыл Джерсийский зоопарк. Он долго шёл к этому моменту, собирал животных всюду, и вот, когда друг предложил ему арендовать часть земли на одном из Нормандских островов, Джеральд согласился, положив начало тому, что ныне называется Парком дикой природы имени Даррелла. Какие трудности пришлось преодолеть, сколько стоило нервов и почему сперва потребовалось сделать зоопарк коммерчески успешным, Джеральд рассказал в книге «Поместье-зверинец».

Зоопарк пробуждается. В свой определённый час просыпаются животные, они поют или иначе приветствуют начало нового дня. Не красиво ли? Дарреллу нравится. Он в окружении собственной мечты. Против воли быть разбуженным криком птицы, встать с кровати и выйти из дома, чтобы пройтись по территории поместья-зверинца и лично посмотреть за очередным вхождением в жизнь недавно уснувшего царства зверей. Приходят на работу сотрудники, они кормят животных, выполняют требуемую работу для подготовки зоопарка к приёму посетителей. Было бы приятно пройтись вместе с Дарреллом по одной из дорожек, послушать его радостные возгласы. Но! Даррелла рядом нет, есть его книги, обыденная жизнь за окном. В лучшем случае пробуждению способствует крик соседского петуха на балконе, в худшем — возня мышей в межстенном пространстве.

Соседского петуха кормить не надо, мыши тоже обойдутся — они итак вот-вот прогрызут дыру в комнату. А вот зверей в Джерсийском зоопарке кормить требуется обязательно. Тяжелое это занятие. Всякий норовит снабдить продуктами на пределе срока годности или неликвидом, стремясь по бросовой цене соблазнить нуждающийся в огромном количестве кормов зоопарк. Приходится проявлять изобретательность. У Даррелла удивительно светлая голова, поскольку он не жалуется на боли. Ум его работает на пределе возможностей, он достаточно натерпелся от недобросовестных торговцев, теперь знает, чего ему именно требовать. Спасибо местным жителям, те мгновенно поняли, как поправить финансовое положение, угождая прожорливому предприятию. И ведь Джеральд ни с кем явно не конфликтует — он умело находит общий язык со всеми, за что поместье-зверинец дарит больше радости, нежели разочарований.

Некогда Даррелл лично раздобывал животных для зоологических садов. Он вдоволь потрудился в Африке, значительно обленился в Южной Америке. Поэтому не нужно удивляться его стремлению покупать животных, а не отправляться самостоятельно их ловить. Приобрёл он львов, пингвинов и обезьян. Всё-таки необходимо сделать зоопарк привлекательным для посетителей, каким-то образом добывать деньги. И тут Джеральду помогло умение писать книги. Не удовольствия ради теперь он рассказывает о буднях острова Джерси, ему нужно кормить животных свежей пищей. Даррелл выступал по радио, давал телеинтервью: становился известной в Англии личностью.

Не обходится без рассказа о питомцах. Истории из старых заезженных сюжетов. Вспоминает Джеральд жабу Пипу. Без неё он не может: эта история, почти идентичными словами, вновь и вновь возникает на страницах книг Даррелла. Есть и неизвестные доселе моменты, касающиеся появления зверей в зоопарке. К ним относятся заболевания, порой неведомые и обычно с печальным исходом. Не дано знать тонкости содержания в неволе животных, пока не будет обретён опыт. То и дело в зоопарке гибли питомцы. Смертью омрачалось последствие заражения коварной тропической хворью, в любом случае приводящей к летальному исходу. Животные могли гибнуть от хорошего питания, как гибли ящерицы от ожирения сердца, ибо имея хороший аппетит, не имели такой же тяги к активности.

Даррелл желал создать резерв для спасения исчезающих видов. Первые шаги к тому он начал делать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что есть современный зоопарк? Джеральд Даррелл взялся об этом рассказать. Небольшой формы произведение — практически брошюра, чьё назначение скорее информировать людей, прежде предоставления им права зайти на территорию зверей. Уже не те времена, чтобы говорить о содержании животных в клетках и использовать их для кровавых забав — данные увлечения человечества должны были остаться в прошлом, так считает Джеральд. Теперь для зверей создают условия, максимально приближенные к естественной среде обитания.

Как же трудно стало содержать животных. Необходимо заботиться о них, грамотно подбирать корма, потакать всем требованиям, чрезмерно заботиться, не забывая решить за зверей проблему создания условий для рождения потомства. Посетитель зоопарка не должен думать, будто он посещает место, где требуется давать еду братьям меньшим. Животных накормят и без него. Сам посетитель скорее своей заботой убьёт зверя, так и не поняв, что натворил. Наоборот, посетитель будет возмущён, ежели ему не позволяют проявить внимание к животным. Даррелл о том прямо не говорит, но читатель понимает, доброхоты пусть кормят тех, кого действительно кормить некому — любых бездомных созданий.

Как же трудно создавать условия для обитания. Нельзя животных содержать в клетках. Гораздо лучше вольер или площадку, отделённую от посетителей рвом. Разве не приятно наблюдать за львами, которые располагаются совсем рядом, занимают с вами одно пространство и ничем вам не угрожают? Возможно, львы сами не ощущают узких рамок отведённого им для жизни мира. И покормить таких животных труднее — водная преграда спасает не сколько посетителей от хищников, сколько хищников от перегруженных опасной для львиного здоровья добротой людей.

Чем прекрасна отдельная площадка? Можно увидеть то, чего не увидишь вне зоопарка. За животными можно бесконечно долго наблюдать, находя новые нюансы в их повадках. Джеральд к тому и призывает, чтобы не в быстром темпе обойти территорию, глянуть мельком на каждого питомца и довольным покинуть благоустроенное пристанище зверей, а остановиться на час, либо больше, дабы действительно рассмотреть красоту животного, его ценность для мира живых существ. То есть создать у себя определённое представление. Ведь чаще посетитель зоопарка с восторгом опишет поход в край диких зверей, не ощутив ничего, кроме факта посещения. Мало кто скажет, как он наблюдал за животным и сделал ряд удивительных открытий, никем ранее не описанных.

Интереснее всего наблюдать за семьями. Отмечать каким образом родители воспитывают детёнышей. Тут не просто анализирование и осмысление роли организмов, а целая вселенная возможностей разного подхода к обучению. Животные в той же мере стремятся хвалить и наказывать детей. Стоит остановиться у клетки на продолжительное время, как понимание действительности станет несколько иным.

Зоопарк создан и для того, чтобы человек не забывал, как он близок природе. И для пущей весомости, Даррелл говорит, что не следует делать при посещении зоопарка: дразнить, будить, кормить животных, носиться по территории. Ныне список ограничений можно увеличить. От «выключать вспышку при фотографировании» до «держать селфи-палку вне вольера с животными». Лучше принести с собой блокнот, куда заносить наблюдения. Впрочем, не всем дано быть Джеральдом Дарреллом, — не всякому под силу писать текст сходного уровня интересности.

Дополнительно в брошюре приводятся занимательные наблюдения самого Джеральда. Где-то он повторяется, рассказывая ранее опубликованный тексты, в чём-то остаётся интересным лишь для себя. Так или иначе, «Зоопарки» — полезная к ознакомлению информация, позволяющая понять, зачем и для чего необходимо посещать искусственно созданные места обитания животных.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всё, что можно сказать о втором сборнике рассказов Хэрриота, было сказано о первом. Стало меньше умерших животных, появилось больше нерадивых фермеров. Джеймс в прежней мере женат, ожидает повестку для службы в армии. Свободное время он заполняет работой. Продолжает сталкиваться с трудностями ветеринарной профессии, не высыпается по ночам, консультируется с узкими специалистами и неизменно гуманен. Каждый случай из его практики можно рассматривать отдельно, но этого делать не стоит — пусть читатель сам ознакомится с творчеством Хэрриота.

Поскольку Джеймс начал писать воспоминания довольно поздно, он постоянно сравнивает прошлое с его настоящим. Он не упускает возможности посетовать на отсутствие важных для здоровья животных лекарств, печалится от томившей его раньше неизвестности, когда теперь всё некогда происходившее уже не сможет вызвать прежних проблем. Не стесняется Хэрриот расписываться в собственной неспособности в ряде случаев, припоминая раз от раза, насколько мало он проработал практикующим ветеринаром. У него появились знакомые соратники по призванию, в чём-то знающие гениальные рецепты для облегчения труда, а в чём-то загоняя положение мучающихся зверей в худшее, нежели было.

Приходится недоумевать, насколько мало знали фермеры о том, чем они занимались. Может Хэрриоту на таких везло? Словно не по наследству переходило хозяйство, не учил отец сына премудростям разведения животных, а просто из чистого любопытства люди поселились в сельской местности и принялись за выращивание скота. И это при том, что Джеймс периодически оправдывает фермеров, действительно приехавших из города для ведения хозяйства на селе, ибо такова их мечта, или хозяин умер, не передав никому секретов мастерства, отчего подворье повально вымирает. Но большинство из вызывавших Хэрриота всё-таки занимались животноводством давно, значит должны были иметь представление о своём занятии. Только не имели, что крайне странно.

Оттого и описывает Джеймс множество вызывающих возмущение ситуаций, в которых он один чего-то стоит. Знания у него не отнять — по повествованию он является грамотным специалистом в ветеринарном деле. Ему доводилось постоянно спасать животных, иного Хэрриот рассказывать не мог. И упирает он чаще сугубо в безалаберность людей, способных запустить хозяйство, забыть о домашних питомцах и заниматься чем угодно, кроме заботы о прекрасных и удивительных созданиях. Со своей стороны он будет прав, какими бы его способности к излечению братьев меньших не видели непосредственно воззвавшие к квалифицированной помощи.

Чем ценится проза Хэрриота, так это занимательными случаями из практики. Если чего не может повториться у другого, то того, что случалось с Хэрриотом. О чём-то не перескажешь, заново заливаясь слезами веселья, о другом — слезами сочувствия. Попробуй разгадать ещё один ребус, наблюдая за мучениями животного. Или разберись с человеком, чья натура не поддаётся пониманию, но всё же заслуживает снисхождения. Каждый достоин быть понятым, даже не имей он права на прощение.

Опять читатель понимает, скоро практика Джеймса прервётся. В первом сборнике рассказов он уже отправился служить, во втором же — получил повестку. Читатель узнает, как трудно далась Хэрриоту необходимость покинуть дом, поскольку появилось то, чему он должен будет посвящать часть оставшейся жизни. С войны он мог не вернуться, тогда трудно бы пришлось жене. Мысли Джеймса переполнены, думы омрачены, но деваться ему некуда — нужно исполнять долг перед страной. Осталось понять, почему при переводе на русский язык об армейских годах Хэрриота решили не рассказывать, вырезав эти моменты из повествования последующих книг.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Древнеримская беллетристика — чудо-расчудесное. Переписанная ли она с греческих первоисточников или является самобытным явлением, редкие пережившие века произведения могут и ныне вдохновить писателей на создание схожих, но всё-таки неподражаемых литературных работ. Разве не вдохновился Боккаччо, создавая «Декамерон»? Разве не адаптировала одну из повестей графиня де Сегюр специально для маленьких читателей? Разве не мог Мо Янь ознакомиться с «Золотым ослом», прежде написания примечательного романа о жизни в шкуре разных животных?

Ничего в сущности не меняется. Человеческие нравы остаются без изменений. Это только кажется, будто где-то появляются требования к содержанию литературных произведений, навязанных с высоты некоего понимания морали. Слишком мало нам известно трудов писателей древности, чтобы однозначно судить, как было раньше. Мы видим наше с вами положение, продолжая исходить в требованиях из собственных предпочтений. Практика показала — бульварщина переживёт века, составив компанию серьёзным произведениям. Человеку хочется радоваться и смеяться никак не меньше, нежели предаваться постоянно его сопровождающей пронзительной грусти. Поэтому «Метаморфозы» Апулея бережно хранились, высоко ценились, несмотря на провокационное содержание, дошли в удобоваримом виде.

В своём трагикомическом произведении Апулей поведал читателю, как трудно человеку жить в ослиной шкуре — им помыкают, его бьют и даже сексуально домогаются. Красоту «Метаморфозам» придают внутренние истории, которые главный герой подслушивает. Легко воссоздать картину Римской Империи времён её наивысшей точки развития при Антонинах, увидев не самое процветающее общество, скорее погрязшее в постоянных пороках. Люди боялись спокойно передвигаться из-за обилия на дорогах грабителей, могли утром не проснуться в домашней постели, будучи ограбленными и убитыми. Думается, потчевали в харчевнях посетителей не мясом со скотобойни, а человечиной, что было бы похоже на правду, оговорись о том Апулей.

В «Золотом осле» изрядное количество мистических элементов. Происходящее на страницах можно сравнить со сновидением. Только во сне может подобное привидеться. Убитый на твоих глазах человек не может оказаться после живым. Не может он потом при необъяснимых обстоятельствах умереть, будучи уже живым. Жестокости на страницах произведения Апулея хватает, не порождённой магическими силами, а обыденной, возможной при представленных вниманию читателя обстоятельствах. Хватает физиологических подробностей — от отправлений без свидетелей до испускания нужды непосредственно на них. Про эротическую составляющую произведения можно не упоминать, римляне в этом плане вышли вполне с ожидаемой стороны.

Всегда, говоря о «Метаморфозах» Апулея, упоминают историю про Амура и Психею. Она занимает три главы и продолжается драматическим развитием судьбы связанных с ней людей. Только кажется, будто главный герой «Золотого осла» старается найти средство для спасения, вне собственного желания переходя из рук в руки. Он тесно связан с происходящими событиями. Не стань ослом, давно был бы убит. А так у него есть надежда. Не один он терпит неудачи, случаются беды и пострашнее. Хоть и кажется тяжёлой жизнь в ослиной шкуре, только в человеческом обличье она гораздо труднее.

Судить о «Золотом осле» было бы проще, будь известно об Апулее больше, нежели он сам о себе написал в своих же произведениях. Магическая составляющая книги имела важное значение и в жизни Апулея тоже. Последние главы «Метаморфоз» прямо о том говорят читателю, сообщая о духовном росте главного героя, отринувшего былые устремления в угоду жреческим предпочтениям: он познал радости и несчастья, прошёл путь от безликого странника до набравшегося ума-разума мужа. Надо полагать, таким же образом прошла жизнь Апулея — от «осла» до уважаемого всеми человека.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек — не птица, не рептилия и не рыба, поэтому ему трудно рассказывать о них. Он может поделиться наблюдениями над ними. И не более того. Так думал и Игорь Акимушкин, составляя описательный перечень живых существ планеты. Из раза в раз он рассказывает про особенности взросления и размножения организмов, добавляя для любопытствующих любопытные же факты. Где-то Игорь считает нужным вспомнить вымерших животных, посвящая им больше текста, нежели ныне живущим. Систематизировать Акимушкин тоже не старался, стараясь рассказывать в общем, путано и беспорядочно углубляясь то в одних представителей, то в других.

Особенность изложения информации построена по принципу: сперва о чём можно много рассказать, про остальных хватит беглого упоминания. С кем человек сталкивается чаще, чьё упоминание на слуху, что представляется воображению без посторонних источников информации, то интересует Акимушкина в первую очередь. Редко он рассказывает про особенности строения тела, чаще предпочитая сообщать о поведении животных, поскольку птицы, рептилии и рыбы живут по другим правилам, передвигаются в других средах и имеют отличные от человека механизмы познания окружающего мира. В чём заключается различие, о том и следует рассказывать — девиз Игоря.

Этология — наука тёмная. Ежели человек в себе разобраться не может, то он честно пытается это делать в отношении прочих представителей животного царства. Кажется, проще понять поведение птиц, рептилий и рыб, так как они предсказуемы и подчиняются определённым инстинктам (как и человек, но сейчас не о нём речь). Например, очень многие виды стремятся размножаться там, где сами родились. Для этого они преодолевают невероятные пространства, гибнут и всё-таки делают всё для обеспечения возможности рождения потомства. Акимушкин не обходит данное обстоятельство вниманием, в красках повествуя о перелётах птиц, нересте рыб, акте самопожертвования угрей.

О естественном отборе Игорь более не рассказывает. Он и без того мало рассказывает, стараясь поведать обо всех представителях, постоянно ограничиваясь и не говоря лишнего. Где можно написать сводную характеристику, там он так и поступает. Кому интересна конкретика, тому предстоит найти специализированную литературу по нужной ему теме. «Мир животных» Акимушкина предназначен для другой цели — эта серия энциклопедий позволяет читателю повысить эрудицию, знать больше обычного. Но, как и прочий текст малого объёма о конкретном предмете, быстро улетучивается из памяти, словно никогда не читал.

Зоологи могут укорить Игоря в опускании важных фактов. Коли птица называется дятлом, значит всюду добывает паразитов из-под коры клювом. Такое складывается впечатление, если хоть чему-то придавать в тексте значение. Знакомство со сторонними источниками прояснит гораздо больше о дятлах, нежели Акимушкин пытался сообщить. Важнее ознакомиться с приспособляемостью кукушек, откладывающих яйца в чужие гнёзда, нежели распространяться о существовании дятлов, к деревьям отношения не имеющих. Читатель задумается — а есть ли кукушки, сами высиживающие потомство? Упоминания об этом в тексте нет.

Акимушкин в меру богато описывает мир пернатых, но рыб, земноводных и пресмыкающихся практически обходит стороной. Может нет в их поведении ничего интересного? Они предсказуемы, и значит достаточно всех скопом описать? Возможно причина кроется в том, что человеку мало о них известно. А если известно больше, то такая информация будет интересна специалистам. Как описать Акимушкину, допустим, змей? Он их описывает в общем, после кратко об особенностях наиболее примечательных представителей и совсем уж мало про прочих.

Подрастающему поколению труд Игоря Акимушкина всё-равно подойдёт. Нет ничего увлекательнее, нежели знакомиться с миром, в котором ты живёшь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не будем во всём верить Дарреллу, рассказать он мог много о чём, много о чём он мог и умолчать. Книгу «Моя семья и другие животные» он писал, и стоит понимать писал сугубо ради единственной цели, для заработка денег, которые пойдут на организацию экспедиций и создание своего зоопарка. Поэтому и рассказывает Даррелл о собственном детстве, поскольку иного выбора у него уже не осталось. Перед читателем предстал десятилетний Джеральд в окружении семьи, во время их совместного пребывания на греческом острове Корфу.

Что делать на острове ребёнку? Весело проводить детство, изучать фауну и попадать в различные неприятности. Именно этим Даррелл и занимается. Нормального общения со сверстниками у него не получалось, хотя греческий язык он достаточно хорошо научился понимать. Образование Джеральд получал на дому, что также сказалось на отсутствии в кругу его общения равных ему по возрасту. Даррелл об этом не говорит, для него не существует на острове никого, кроме матери, братьев, сестры, таксиста, учителей и приходящих в гости людей. Все встречаемые им на острове оказывались весьма странными, можно смело сказать — помешанными, если сам Даррелл их себе не воображал, если они в действительности существовали. В любом случае, след сих личностей постоянно загадочным образом терялся и лишь Джеральд один может говорить про их реальность.

Это ли сказалось на пристрастии Даррелла к животному миру? По утверждению сторонних источников, первым словом Джеральда было «Zoo». Всё-таки причина пристрастия к животным кроется именно в отсутствии у Даррелла адекватного общения с людьми, вследствие чего он предпочитал приносить домой разнообразных существ, создавать для них приемлемые условия и наблюдать за ними. Сам Джеральд говорит, что во время обучения ему нравилось делать акценты на развлекательной составляющей учебного процесса, вроде запоминания имён слонов из армии Ганнибала и придания значения фактам из серии — какое первое животное увидел Колумб в Новом Свете. А раз так, значит интерес у него проявился с юных лет. Поэтому на всю оставшуюся жизнь он прикипел к единственному делу, ради которого дышал и благодаря которому он стал тем — кем известен потомкам.

Как проходило детство Даррелла? Так как книга «Моя семья и другие животные» автобиографическая, то для ответа на данный вопрос достаточно ознакомиться с её содержанием. Вследствие разных потребностей семья постоянно переезжала. Росли дети, у них возникали новые потребности. Кому-то не хватало места для размещения приглашённых гостей, а одному юному натуралисту и того требовалось более ему необходимого, ведь нужно было создавать условия для питомцев, им и отдельную ванную подавай и комнату бы не помешало выделить. Повезло Дарреллу с матерью, она находила возможности удовлетворять растущие потребности взрослеющих детей. Джеральду осталось беззаботно проводить детство. После семье придётся вернуться в Англию, как говорит Даррелл, наступил момент для продолжения обучения.

Как относиться к творчеству Даррелла? Пожалуй, Джеральд действительно любил природу. Он не испытывал к живым существам отвращения и не делал различий между ними, то есть не считал часть из них важными и полезными, другую часть — бесполезными и вредными. Всему должно быть место на планете — все должны уважать друг друга. Как следует сохранить одни виды, так не допускать уничтожения прочих. Безусловно, в обществе периодически вспыхивают вспышки ненависти, будто мотивированные, но мотивированные сиюминутными интересами. Всё приходит и всё уходит — нужно быть добрее и не обострять. Не только Даррелл этому учит.

Автор: Константин Трунин

» Read more