trounin.ru

Обесерменился Афанасий Никитин за годы странствий, приняв имя ходжи Юсуфа Хорасани, почти утратив владение родной речью и потерявшийся среди иноземных верований. Изначально подданный Тверского княжества, он отправился в путь, не имея конкретной цели попасть в Индию. Оказавшись ограбленным татарами под Астраханью, Афанасий потерял всё имевшееся у него имущество, и поскольку возвращение домой означало терпеть в дальнейшем нужду, он пошёл куда глаза глядят, авось и выведет его дорога к лучшей жизни. Посему назвать купцом Никитина нельзя — из всех товаров при нём был один жеребец. Более ничем ему торговать не пришлось. Но сам факт того, что Афанасий стал одним из немногих первых европейцев, побывавших в Индии и оставивших о том письменное свидетельство, почти неоспорим, достаточно сравнить его Хождение со «Сказанием об индийском царстве» мифического царя Иоанна.

Никитин был купцом ранее, коли отправился с товаром в сторону Дербента. Во время путешествия он тоже отмечал, где какой товар разумнее покупать и где после продавать. Разброс в представлениях Афанасия затрагивал, помимо Индии, ещё и земли персидские, корейские и китайские. Всему он уделял внимание, особенно отметившись на стезе сластолюбца. Более прочего примечал доступность женщин, не чурался привести подробности, указывая не цены, вплоть до любопытных особенностей, должных поставить, допустим, китайцев с самое неловкое из положений, поскольку, со слов Никина, жёны тех отдавались иностранцам с целью получения белокожего потомства, к тому же ещё им за то приплачивая.

Был ли в Индии товар для торговли с Русью? Такового Афанасий не нашёл. Всюду он отмечал, что всё встречаемое для русского человека без надобности. Да и русский человек в Индии спросом не пользуется, пока не перейдёт в одну из местных религий. Потому и советовал Афанасий православным оставлять веру дома, принимая в путешествии иное исповедание, иначе, подобно ему, окажется в числе скитальцев, если не будет убит лихими людьми, а то и ещё чего похуже.

Чтение Хождения сопряжено с трудностями. Никитин настолько вжился в чуждую культуру, что перестал её отличать от своей собственной. Русская речь перемешана с арабскими, тюркскими и персидскими словами. Афанасий это осознаёт. Он всё чаще вспоминал об утрате связи с родной землёй, желал подобрать удобный момент для возвращения. К тому он будет идти долгие годы, перемещаясь между населёнными пунктами, претерпевая бедствия и тем укрепляясь вере во Христа, восприятие которого стало для него размытым понятием, под ним он мог понимать кого угодно из встреченных им религий.

Важное для русского человека правило следования постам сохранилось в Никитине частично. Лишённый представлений об их сроках, он старался воздерживаться от пищи по средам и пятницам. После, ибо обесерменился, он соблюдал мусульманские посты.

«Хождение за три моря» в действительности оказалось, по сути своей, хождением за одно Дербентское (ныне Каспийское) море, а вот для возвращения домой Никитин переплыл Индийское (под ним теперь понимают одноимённый океан) до Эфиопии, только потом, в результате многочисленных перемещений, попал он на Чёрное море, добравшись по нему до крымской Кафы. На том повествование Афанасия оборвалось так, словно он закончил свою речь, подражая мусульманским авторам, воздав многия хвалы Богу.

Что было у Никитина, того у него не отнять. Не стоит отделять правду от вымысла, так как иного источника у нас нет. Пусть Афанасий не сумел вернуться домой (он умер близ Смоленска), зато рукопись сохранилась и стала доступной потомкам.

» Read more

Жизнь каждого человека уникальна. Казалось бы, множество сходных черт и ситуаций, общая история, но всё-таки каждому дано что-то своё особенное. Андрею Сергееву выпало на долю провести жизнь так, чтобы о ней после написать и получить за то литературную премию «Русский Букер». Фрагменты прошлого выуживались из памяти хаотично и в случайном порядке помещались автором на страницы. Сперва детские воспоминания, после предвоенные и следом военные годы, поступление во ВГИК, беседы с Пастернаком, вперемешку с пересказом жизни родителей и деда с бабкой. Все это получило название «Альбом для марок».

Сергеев по-детски категоричен. Изначально выбранный оттенок сопровождает повествование с первого до последнего абзаца. И данный оттенок имеет цвет «испражнений». Допустимо такое видение действительности принимать, пока описывалось детство. Но орально-анальная фаза развития должна была закончиться, а автор продолжил повествование в прежнем духе. Не может бесконечно вызывать улыбку юмор, неизменно продолжающийся оставаться на уровне туалетного. Всему полагается своё время и место, в случае Андрея Сергеева приходится говорить о ровном повествовании, словно не ребёнок вырос во взрослого, а взрослый продолжил оставаться ребёнком.

Впрочем, отразить прошлое Сергееву удалось. Описываемые им сцены свободно преобразуются в картинку. Детали, сообщаемые Андреем, редкой ценности информация, сохранять которую никто не станет, если она не является важной составляющей личного прошлого. Сергеев до войны был ребёнком, а значит смотрел на происходившее детским взглядом. Интереснее прочего для него было читать «Мурзилку», где в рисованной форме подавались истории об испанской гражданской войне. Играя, дети могли называть друг друга фашистами, обсуждать меткость злых финских стрелков. И всё бы ничего, не акцентируй Андрей через раз внимание не фекальной теме.

Вместо описания военных лет Сергеев поднял справки из семейного архива. Разбирая их, он в подробностях поведал о родителях. Потом о деде с бабкой, причём почти о тех же самых событиях. «Альбом для марок» хорош, если его воспринимать летописью рода Сергеевых самими Сергеевыми. Прочий читатель, знакомящийся с приводимыми документами, так и не поймёт, зачем автор сообщал ему сведения, о которых сам от кого-то слышал, решив теперь поделиться ими с бумагой.

Последующее становление автора — это его учёба во ВГИКе и ИнЯзе. Среда сугубо интернациональная. Посмеяться Сергеев находил над чем. Разнообразие тому способствовало. Про фекальную окраску можно лишний раз не напоминать. Таковой юмор всё чаще фильтруется и не воспринимается читателем, смирившимся с манерой изложения автора. Это его жизнь — о ней он имеет право рассказывать так, как считает нужным. Рамки приличия Андрей не переходит.

Позже придёт момент, когда Сергеев сконцентрируется на стихотворном творчестве. Понимая обилие стихотворцев, создающих вирши на любой вкус, нечто подобное создавал и автор. Самое странное, всякий поэт мнит себя гением, возмущается критике и выдаёт на-гора ещё, ещё и ещё рифмованных строчек. Наполнил оными «Альбом для марок» и Андрей Сергеев. Но стихотворения — это вещь почти интимная, продукт измышлений затаённых от всех мыслей. Делиться ими — не значит принимать их последующее осуждение. Человек сказал — того ему достаточно. Сергеев чрезмерно зациклился на себе, пытался представиться читателю в свете творца прекрасного.

И вот долгожданная встреча с Пастернаком. Поэт приветствует поэта. Судьба свела двоих под непечатным знаком. Поэт никогда не станет ждать поэта. Их души родственны, возможно, никто не думал о таком. Поэту не дано понять поэта.

» Read more

Обществом легко манипулировать. Скажешь людям — это плохо. Люди верят и считают плохим. А скажешь — это гениально, мало кто оспорит. И только утрата памяти поможет разглядеть в некогда плохом хорошее, в гениальном — посредственное. Всему своё время и всему своё отношение к действительности. Годы пройдут, прошлое будет иметь значение лишь для тех, кто не имеет других аргументов в настоящем. И пока живы свидетели, до той поры они будут нести в себе истинное отношение к нам более неведомому.

На старости лет тянет вспомнить былое. Булат Окуджава взялся рассказать о собственном детстве и показать жизненный путь предков. Биографией его труд не назовёшь, скорее он художественно обработан. Равномерного повествования нет — Булат то о себе рассказывает, то погружается в прошлое, то заглядывает вперёд. Кто знаком с Булатом, тому его подход будет безразличным, а кто об Окуджаве имеет смутные представления, тому содержание «Упразднённого театра» покажется чрезмерным нагромождением со множеством действующих лиц.

В семейных хрониках Булата есть ряд сомнительных моментов. Во-первых, кто тот предок, от которого Окуджава происходит? Он приезжий, толком о нём ничего неизвестно. Он мог быть русским, либо кем угодно ещё. Остальные предки происходили со стороны армян или грузин. Особого значения это для самого Булата не имеет. По тексту нельзя определить, кем же был сам Окуджава. К нему не применишь определение Фазиля Искандера, касательно национальностей среди кавказских народов.

Не имеет значения и тот факт, что в 1924 году в Москве родился мальчик, названный Дорианом, после фигурировавший в тексте под обилием разных имён. Этот ребёнок периодически появляется в тексте, являя собой связующий элемент между настоящим и ушедшим временем. Через него проходят сюжетные линии, тогда как он являет собой их завершение. Мальчик, чаще прочего прозываемый Иван Иванычем, примечательным не является. Талантов в нём вроде бы и нет. На стихотворной ниве он не блистал, музыкальным дарованием не отличался.

Раз проявившись в тексте, Иван Иваныч уступает место на страницах предкам. Булат снова возвращается к ранним событиям. Показывает гражданскую войну. После Окуджава заново описывает рождение Иван Иваныча, чтобы далее рассказывать о событиях 1932 года, красной пропаганде и борьбе с троцкистами в 1937 году. Идеологии столкнулись, никого не пощадив. Кто стоял за действующую власть, тех первыми забрали: отца Булата расстреляли, мать арестовали и сослали в карагандинский исправительно-трудовой лагерь. Ирония в том, что когда Иван Иваныч спрашивал мать о том, может ли кому не нравится их страна, то получил ответ, что кому она не нравится — тот является врагом.

Обществом легко манипулировать. Не существует общественного сознания. Есть идеи, вдохновляющие вершителей. Они долго созревают, мгновенно покоряют умы и обязательно растворяются в безвестности. Но люди живут идеями, подчиняются им, стремятся соответствовать ожиданиям современников. Общество варится, томится в ожидании воплощения кажущихся важными устремлений. Рождаются дети, становятся свидетелями дел родителей, задумывая изменить до них устоявшееся. Кто не сможет пробиться во власть, тот найдёт иной способ сообщить о воззрениях.

Театр предков Окуджавы упразднили. Одних актёров сократили, другим предложили новые роли. Театр никуда не делся, он продолжил функционировать. Упразднённым он оказался для Булата, тогда как кроме него этого никто не заметил. События тех дней давно стали историей. Для Окуджавы они продолжали оставаться частью настоящего. И когда он умер, документальным свидетельством личного восприятия прошлого осталось его произведение «Упразднённый театр».

» Read more

Дельфина Лакруа и Альбан Серизье, исследователи творчества Экзюпери, представили вниманию сборник произведений Антуана, включив в него «Манон, танцовщицу», «Авиатора», фрагменты «Южного почтового» и «Ночного полёта», а также снабдив текст собственными комментариями, дополнив повествование для полноты понимания письмами. Получилось нечто вроде биографии, показывающей читателю Экзюпери с его лучшей стороны — в виде романтика, ищущего себя в мире.

Личность Антуана раскрывается на глазах. Словно он сам рассказывает о себе. Дельфина и Альбан последовательно знакомят читателя с Экзюпери. Сначала он думал о службе военным лётчиком, вынужденный по настоянию родственников забыть о том, устроившись на почтовую службу. Он постоянно писал письма, раскрывал в них мысли, делился творческими замыслами и трудностями профессии пилота. Так в одном из посланий Антуан поведал о замысле рассказа о Манон. Данный рассказ будет опубликован много позже — в 2007 году. В другом послании сообщил о храбром лётчике, разбившемся в горах и сумевшем выжить. Жизнь сама подсказывала Экзюпери сюжеты — придумывать ему ничего не требовалось.

Антуан искал себя, тем же занимались герои из небольшого наследия истинно художественных произведений. Искала себя и Манон — третьеразрядная танцовщица, прислуга, вещь для всех, «кусок мяса» для мужчин, подстилка из плоти, тело с мнительной душой. В её буднях не было того, ради чего стоило существовать. Она признаётся в никчёмности, но понимает необходимость жить. И живёт по той причине, что это необходимо. Если не ей, то другим. Оказалось, подобные люди способны вдохновлять других. То есть быть чем-то вроде музы. Манон о таком не думала, зато об этом задумался Экзюпери. Задумался и стал писать. Чья-то ничего не стоящая жизнь явила собой пример важной ценности каждого из нас. Искать нужно не своё предназначение, а быть опорой для других. Читатель должен вынести только такой вывод из первого литературного опыта Антуана.

Важнее для Экзюпери стало отражение реалий авиаторского ремесла. Рассказом «Авиатор» он определил дальнейший творческий путь. Сумбурные мысли пилота, попытка понять чувства других, желание передать личные ощущения читателю — всё это стало основой будущих романов, сделавших Антуана знаменитым писателем (читатель знает — «Маленький принц» увидит свет незадолго до смерти автора). «Южный почтовый» и «Ночной полёт», отрывки из которых приводят Дельфина и Альбан, усиливают подобное ощущение. Этого достаточно, чтобы понять, чем жил и дышал Экзюпери. Приводимые в сборнике письма являются тому наглядным доказательством.

Антуан, оказывается, был ранимым человеком. Его задевала критика, указывавшая, насколько он плохой писатель, ежели сообщает читателю сведения о своей профессии. В сборнике приводится имя единственного критика, так считавшего, словно во Франции натурализм отжил своё, уступив место экзистенциализму. Антуан не уступал, и правильно делал. Мнение одного растворилось в прошлом, а произведения Экзюпери продолжают пользоваться спросом.

Антуана интересовало многое. У него хватало дельных мыслей. О многих думах он рассказывал в письмах. Переписка превращалась в обмен энциклопедической информацией. Потом исследователи его творчества вырежут им необходимое и составят сборник «Цитадель». Дельфина и Альбан поступили не так варварски. Они взяли самое чувственное, показывая Экзюпери лирично настроенным человеком. Есть чему поучиться, читая пропитанные любовью послания Антуана.

Читатель обязан зарядиться долей положительных эмоций. Поймать оптимизм и пустить его на бреющем полёте. Преграды будут преодолеваться с лёгкостью, а жизнь нестись скоротечно. Под крылом пусть всегда будут те, кто ценит; в кабине — тот, кто любим; на взлётно-посадочной полосе — те, кто ждёт возвращения; а дома — тот, кто примет таким, какой ты есть. Не надо забывать и того, что ты — пример другим, на тебя смотрят и тобой вдохновляются.

» Read more

Михаил Булгаков рассказал о Мольере. Рассказал так, как ему хотелось. Рассказал, что было известно и чего известно не было. Он беседовал с действующими лицами, строил предположения и вёл главного героя по задворкам жизни. Представил читателю самоуверенного заикающегося актёра, автора пьес и новатора в театральном деле, кому суждено выступать перед королём Франции, обеспечить себе успех и умереть, устав от порочащих его слухов.

В жизни Мольера есть достаточное количество неясных моментов, как и неясно, чем он занимался в молодости. Есть предположения и вроде бы ясные факты, притягивающие внимание. Булгаков сообщает читателю сведения о родителях. Показывает, насколько прочно стоял на ногах отец будущего комедиографа — он сумел воспитать шестерых детей, дать образование и смел надеяться на поддержку в семейном ремесле. Мольер поддерживать отца не стал, предпочтя карьере торговца мебелью ремесло актёра.

Булгаков не говорит, как прошли годы становления. Причина понятна — о том не сохранилось сведений. Остаётся предполагать — Михаил частично это сделал. И надо сказать, именно часть, где Мольер практически неизвестен, лучше всего удалась Булгакову. Он мог вольно обращаться с имевшимся в его распоряжении материалом, домысливая детали.

Шатко-валко шёл Мольер к успеху: жил в нужде, голодал, его представления не пользовались спросом. Он ставил произведения Корнеля, исполняя их в непривычной для зрителей манере. Может потому и не оценили сперва его творчество современники. После успех к нему придёт, тому будут способствовать удачно выбранные места для представлений. Мольер будет стараться давать представления для определённой публики. Например, он всегда отправлялся в те города, где проходили заседания Генеральных штатов.

Чем ближе к власть имущим, тем скорее придёт успех. Не нужно никому угождать, гораздо лучше опорочить. Не прямо, а иносказательно. Кто должен понять происходящее на сцене, тот поймёт, мнение прочих Мольеру без надобности. Поделившись всевозможными слухами, считая основной из них — женитьбу на собственной дочери, Булгаков приступил к сухому изложению достаточно известных моментов жизни Мольера. Рассказывать сверх должного Михаил не стал.

На страницах не хватает описания исторической составляющей. Читателю ясно — умер Людовик XIII, Францией руководит Мазарини, фронда. Булгаков того почти не касается. Неизвестно какими делами занимался сам Мольер, что же тогда беспокоиться о брожении общественного мнения. Важно видеть стремление Мольера к успеху, рост его творческого потенциала. Молодые годы прошли для него быстро. Только Людовик XIV сможет его оценить, приблизить к королевскому двору. К тому времени Мольер достаточно повзрослеет, чтобы поддаваться каждодневным приступам ипохондрии.

В 1660 году Мольер достиг вершины мечтаний. Он ставил собственные произведения непосредственно для короля, к тому же пользовался благосклонностью министра финансов Николя Фуке. И всё равно Мольер продолжал считать доходы и расходы. Ему требовалось стараться удерживать актёров, получавших выгодные предложения. Булгаков не говорит о конкурентах Мольера. Надо полагать, злопыхатели имелись не только среди знати. Читателю более ничего неизвестно — он удостоен слышать про Корнеля, испанских драматургов и более ни о ком.

Булгаков с первых страниц показывает Мольера в качестве величайшего из людей, но никак это утверждение не раскрывает. Любое величие рождается в противостоянии с кем-то, хотя бы с безликой массой несостоявшихся соперников. Допустим, Мольер пересмотрел понимание театрального искусства, но как именно? Всего лишь призывал к естественности на сцене? Может иначе Мольер не умел играть? И тут Булгаков сохраняет молчание. Он просто рассказал о жизни замечательного человека, мало уделив внимания его творческим способностям. А жаль! Дышал Мольер как раз театром.

» Read more

Что до правды, то правда людям не нужна. Людям нужно рассказать красивую историю о целеустремлённом человеке, каковым был товарищ Орджоникидзе. Как было на самом деле — не имеет значения. И если не пытаться узнать больше о Серго из прочих источников, то так и останешься уверенным, будто Григорий Константинович болел сердцем за нужды тяжёлой промышленности Советского Союза. Болел так, что сердце не выдержало и подвело его в начале рокового 1937 года. Владимир Красильщиков создал интересную историю для юного читателя, готового поверить в правдивость изложенного.

Интересно, верил ли Красильщиков тому, о чём сам рассказывал? Он не упоминает никого из партийных руководителей, кроме вечно умудрённого знанием правильного пути Владимира Ленина, но показывает действительность рядовых граждан, пребывавших в острой нужде. Так со страниц на читателя и смотрят голодные люди, питающиеся в столовых водой с сеном. Верит Владимир Красильщиков, верит Серго, верят голодные люди, что наступит день, когда поднимется промышленность, будут накормлены абсолютно все. Кто-кто, а уж Владимир-то знает, насколько поднялась промышленность и насколько изменился рацион рядовых граждан. Советский человек первым вышел в космос, а оставшиеся на земле продолжали есть воду с сеном и жить на тех же казарменных условиях, как во время становления этой самой промышленности.

Орджоникидзе верен идеалам Ленина, он стремится сделать за один год то, для чего англичанам потребовалось тридцать пять лет. И люди хотели того же. Никто не жалел себя, отдавались полностью работе. Самое время вспомнить о Молохе, том самом, пожиравшем приносимых ему в жертву младенцев. Советские граждане отдавали себя без остатка, а после в тридцатые годы появилось движение стахановцев, сумевших из до того непосильных шести тонн выработки за смену добиться цифры, превышающей пятьсот тонн.

Красильщиков знает, Орджоникидзе поднимал промышленность страны, дабы опередить гитлеровскую Германию. Серго был уверен, что Третий Рейх обязательно нападёт на СССР. Нужно сделать всё для того, чтобы его армия, в случае нападения, столкнулась с разработанным специально на этот случай танком модели «111» (будущий «Т-34″). И ведь работали советские люди во благо счастливого будущего страны. И все знали, как придётся тяжело жить в годы войны. Красильщиков удивительно пророчески отражает устремления Георгия Константиновича.

Трудный жизненный путь прошёл Серго. Он рано познал вкус воззрений Ленина. Стал его горячим сторонником. Поддерживал и добивался осуществления его идей. Сидел в застенках, читал книги и, конечно же, в каждой из них находил революционные мотивы. Потом каждодневно работал, забыв о праздниках и выходных. Он хотел всех видеть счастливыми… И в итоге сердце не выдержало, согласно официальной версии. Красильщиков не стал говорить, что Орджоникидзе застрелился, либо его убили, как гласят прочие версии.

Читатель волен на своё усмотрение поддерживать точку зрения автора произведения. Красильщиков написал «Всех видеть счастливыми…» в честь столетия со дня рождения Георгия Константиновича Орджоникидзе. Со своей задачей он справился. Показал взросление физическое, душевное и умственное. Отразил на страницах первые увлечения и первую любовь, первые порывы и первые поступки. А после началась жизнь человека, со всеми её страстями, устремлениями и заблуждениями. Излишняя идеализация не является лучшим из возможных средств отражения событий прошлого. Красильщиков не идеализировал жизнь рядовых граждан, но Серго вышел под его пером излишне устремлённым к достижению до того недостижимых вершин. Может иную вершину он хотел покорить? Если есть желание узнать, нужно избрать другой источник: не такой предвзятый.

» Read more

Не может такого быть, чтобы прошлое не имело шероховатостей. Обязательно имелось то, о чём ныне замалчивают, либо не знают. Но как относиться к информации, если знаешь, авторы текста намеренно искажают действительность, будто не понимая, настолько нужно быть глупым, чтобы поверить в представленный ими на страницах радужный задор? Тем более, когда речь касается становления Советского государства. В пору подковёрной борьбы, лабильности населения, отсутствия твёрдого понимания происходящего, не может быть настолько твёрдых убеждений, чтобы чувствовать в своих действиях абсолютную правоту. И всё-таки имелись фанатично преданные делу люди, истово веровавшие в победу пролетариата над капиталистическим миром, согласные пользоваться методами диктатуры, тем подавляя очаги оставшегося сопротивления внутри страны.

Теодор Гладков и Николай Зайцев взялись рассказать читателю о деятельности Артура Артузова, сотрудника советских органов государственной безопасности. Ими был показан путь сына швейцарца итальянского происхождения Христиана Фраучи и Августы Дидрикиль до одного из влиятельных лиц государства, о котором Феликс Дзержинский заметил — И я ему не могу не верить. Именно Артузову принадлежала основная роль в обезвреживании контрреволюционеров Бориса Савинкова, Сиднея Рейли и атамана Анненкова. Устранив угрожавший стране «Национальный центр», Артузов в дальнейшем предпочитал заманивать враждебные элементы на территорию Советского государства путём создания фиктивных контрреволюционных организаций. Таковыми были «Трест» и «Синдикат-2″.

Защита интересов государства подразумевает устранение угрожающих его безопасности людей. Артузов предпочитал не просто обезвреживать, он добивался раскаяния. Не так важно наказать человека, как добиться от него признания в заблуждениях. Доказательством успешной работы Артузова стало осознание контрреволюционерами бесплотности борьбы с государством, чьё население не желало видеть над собой никого, кроме советского правительства. Письменные свидетельства об этом наглядно демонстрируют успешность борьбы органов государственной безопасности. Гладков и Зайцев действительно считают, что всё написанное — есть акт чистосердечного порыва откровенности?

Повествование лишено важной составляющей — не описан итог жизни Артузова. Авторы не сообщают о том, что его в 1937 году расстреляли. Артузов погиб за то, против чего боролся. Его обвинили в сочувствии к троцкизму, организации антисоветского заговора и в подготовке терактов. Будь в тесте соответствующая глава, читатель обязательно бы задумался, насколько оправдана борьба за идеалы, когда они легко разрушаются, стоит кому-то захотеть видеть иное о них представление. Нельзя предсказать будущее, но можно увидеть в сегодняшнем дне предвестники грядущих перемен, выражающихся изменением прежних устремлений. При таком понимании защита Артузовым молодого Советского государства привела к его собственной ликвидации, ибо он стал опасен для тех, кто оказался свободным от страхов и волен был далее строить политику по личному усмотрению.

Также повествование лишено самого Артузова. Гладков и Зайцев мало уделяют ему внимания. Более на страницах раскрывается осуществление его планов руками других и воссоздаются портреты оппонентов. Представленные перед читателем личности Савинкова и Рейли показываются в их желании бороться с советской властью. Упор авторами сделан на непоколебимость и отчего-то присущее им ощущение собственной незаменимости. Получилось так, что одиночки всерьёз считали возможным найти ниточки, способные привести к быстрому перевороту. Они, подобно мотылькам, летели на разведённый для них огонь, сгорали, тем очищаясь от заблуждений.

Стоит ли говорить, что аналогично позже сгорит сам Артузов. Его манило пламя счастья для всего человечества. Во имя этого он работал, устранял преграды и истинно верил в лучшее. Но не сбылись надежды, сожжены оказались почти все, кто помогал ему в приближении радостного дня. Артузов был одним из первых.

» Read more

А отчего бы и не жить плохо, если всё кругом плохо, ты относишься к этому плохо, и к тебе по этой же причине относятся плохо. Под пером Людмилы Сараскиной получился портрет человека, жившего личными убеждениями и никогда не соглашавшегося жить чуждыми ему идеями. Хотелось молодому Солженицыну всюду носить при себе карточку с изображением Троцкого, негативно отзываться в переписке о Сталине, но не хотелось сидеть в лагерях. Хотелось зрелому Солженицыну воплощать творческий потенциал, писать о проблемах общества и делиться с людьми лично испытанным, но не хотелось быть высланным из страны. Много чего ещё Солженицын хотел, постоянно вступая в конфликтные отношения с властями. Он осознавал это, получал требуемый материал для работы и щедро делился им с читателем. Устали от Солженицына в Европе и США, где он критиковал уже их политические системы. Стоило Советскому Союзу прекратить существование, как нужда в нём отпала и Солженицын вернулся в Россию, продолжая критиковать новое правительство. Тем жил и дышал, о чём Людмила Сараскина подробно поведала читателю.

Сараскина с первых страниц биографии берётся рассказать о многом, упуская из внимания личность описываемого ей человека. Читатель узнаёт предысторию рода Солженицына, получает богатую информацию о годе его рождения. Подобный текст может быть полезным, неси он зерно истины. Понятно, биограф преследовал определённую цель. Допустим, снять с Солженицына обвинения в еврейском происхождении. Таковых отступлений по ходу повествования встречается в обильном количестве. Может поэтому из биографии выпало детство писателя, отмеченное одним лишь упоминанием шрама на лбу.

Биография более построена на принципе привязки к литературным трудам Солженицына, каким образом рождались замыслы и когда им всё-таки было суждено осуществиться. Сараскина говорит, что Александр со школьной скамьи предпочитал литературный труд любому другому, особенно физическому. Он был успешен, периодические издания держались на его способности создавать большое количество текстов одновременно, пускай чаще и в подражание другим авторам. Дальнейшая судьба привела Солженицына на фронт, стоило ему закончить высшее учебное учреждение. Он хотел воевать, не обращая внимания на опухоль. Попав на войну, оказался лишён литературной практики, будучи полностью сосредоточенным на выполнении стоящих перед ним задач.

У читателя биографии возникает много вопросов к Солженицыну. Основной звучит так — зачем? Зачем он с горечью взирал на разбитую жизнь, всё делая для того, чтобы она оказалась разбитой? Зачем продолжал идти против смягчившейся к нему системы, внутренне осознавая грозящую ему опасность? Зачем после со своим уставом затрагивал реалии прочих государств? Зачем не захотел успокоиться и принять жизнь такой, какой она была, постоянно пребывая в поисках очередного обострения противоречий? Сараскина на эти вопросы не отвечает, подразумевая очевидность ответов, Всюду в тексте Солженицын оказывается на позициях правого в суждениях человека, будто он не мог заблуждаться и совершать ошибки.

В Советском Союзе против Солженицына выступал Шолохов. И пока он у Сараскиной представлен в негативном свете, иные биографы, непосредственно самого Шолохова, в другим виде будут представлять взаимоотношения писателей, склоняя читателя на сторону описываемого ими человека. Такой подход к отражению действительности называется предвзятым, с односторонним видением ситуации, не предполагающим негативного отражения личности. Сараскина превозносит Солженицына во всём. Один существенный минус был у Солженицына, следуя изложенной биографии, ему не суждено было признать за кем-то правду, если она расходилась с его представлениями о ней. Солженицын мог критиковать Российскую Империю, Советский Союз и Россию, всегда находя для себя негативные стороны.

Каждое поколение не устраивает действительность, зреют революционные мысли, воплощаются устремления, ломаются человеческие судьбы. Человека всегда что-то не устраивает, он постоянно желает изменить мир под себя. Потом приходит новое поколение, видит ситуацию иначе, ломает и перекраивает на свой лад. Так продолжается из века в век и будет продолжаться, пока человек не поставит на себе крест. Солженицын тоже был человеком, хотел перемен к лучшему и старался добиваться их осуществления. Но если предположить осуществление его надежд, то как скоро их смела бы волна очередного недовольства действительностью?

» Read more

В море людей людей единицы. В полёте над ними единицы не различимы. Наедине с собой, перед тобой поверхность Земли, преодолеваешь водные и пустынные пространства. Думы навязчиво лезут в голову. История сменяет историю. Очерк следует за очерком. И вот готов материал для публикации отдельным произведением. «Земле людей» быть, решил Сент-Экзюпери. «Ветрам, песку и звёздам» быть, решил американский издатель. И планете быть тоже — без планеты людей быть не может. А в прочих случаях упоминания достойны единицы, чей облик ясен, стоит приземлиться благополучно или разбившись, чтобы понять и осмыслить. Ведь без осмысления не заметишь людей под собой, слишком мелких для восприятия.

Сент-Экзюпери летит из одной точки в другую. Он вестник радостных и грустных сообщений. Он перевозит по воздуху почту. Его всегда ждут и никто о его существовании не задумывается. Письма обязательно придут, либо не найдут адресата, и никто не вспомнит про опасную профессию лётчика, готового погибнуть в пучине вод, в песках безжалостной пустыни или не различив под облаками гор, а то и по причине ненадёжности авиационных моторов, страдающих хронической предрасположенностью к поломкам. Не раз Сент-Экзюпери терпел крушения, чудом выживал и продолжал летать. Ему есть о чём рассказать.

Существуют люди не только на поверхности Земли, существуют они и в воздухе, одновременно с тобой в одном самолёте, либо летя в других направлениях. Они полны отваги, не боятся опасностей. Важнее рассказать о них, нежели о себе. Сент-Экзюпери так и поступает. Сам сборник очерков «Планета людей» он посвятил Анри Гийоме — учителю, волевому человеку, отважному душой и сильному телом, способному поделиться радостью секретов воздухоплавания и печалью необходимости выживать в суровых условиях негостеприимных мест. Анри стал проблемой для Антуана и подобных ему, вынудив товарищей тратить время на поиски разбитого им самолёта. У лётчиков всегда так — они клянут потерпевших крушение, не сумевших совладать со штурвалом.

Что есть самолёт для человека? Машина! Что есть самолёт для Земли? Подобие души человеческой! Что есть человек для Земли? Дитя! Своенравное, самолюбивое, предпочитающее поступать наперекор. И дитя необходимо наказывать, как всегда поступает Земля, порождая катастрофы. Но Земля может наказывать индивидуально каждого, обманывая, заблуждениями направляя к гибели или заставляя приземлиться там, где для выживания понадобится доказать право жить и право считаться достойным людей человеком. Подпадал под влияние планеты и Сент-Экзюпери, блуждавший среди созвездий, принимавший за маяки звёзды и терпевший крушения среди песков.

Рассказав о других, Сент-Экзюпери решил поведать о собственных неудачах. Ему тоже приходилось оказываться на Земле, причём в далёких от благополучия условиях. Как он выжил — загадка. Раз за разом Антуан говорит про нечеловеческие страдания, необходимость принять неизбежное, отсутствие воды, иссушающую жару, видения миражей, галлюцинации. Надежд не было, но Сент-Экзюпери выжил. Шёл вперёд, как некогда Анри Гийоме, боролся за жизнь и продолжал верить в лучшее. Он обретал твёрдую почву под ногами, снова взлетал и продолжал работать для людей, периодически снова терпя крушения.

Не одними нуждами лётчиков мыслит Антуан. Вокруг него всегда имелись люди, с воздухом никак не связанные. Кто они? Какие у них проблемы? Чем им можно помочь? И надо ли помогать? Сумеют они адаптироваться к более лучшим условиям, нежели имели? Вывод из рассуждений Сент-Экзюпери простой — помогать следует обязательно, человек должен сам понять, что помощь ему на самом деле не требовалась. Показательна приводимая для примера история африканского раба. Было приложено много усилий для освобождения, потрачено изрядное количество денег, а в результате — пустота помыслов свободного от пут человека, не знающего, чем ему жить и дышать, когда жить и дышать без цепей не получается.

Людей на планете много, их много на земле, на воде и в воздухе. Каждого беспокоят вопросы, на все хочется найти ответы. Но ответов на вопросы не существует. Ответы приводят лишь к конфликтам между людьми, а значит к нетерпимости и войнам. Поэтому лучше жить в мире полном загадок. Почему? Давайте не будем отвечать, согласны?

» Read more

Поступки всегда совершаются во благо. Всегда! Любые поступки совершаются во благо. Хорошие они или плохие — об этом станет известно после. Можно негативно воспринимать данную информацию, но ничего с этим не поделаешь. Каждый человек благо понимает согласно личному на то усмотрению. Каким бы слоем черноты это благо не было покрыто, оно всё равно останется благом. И ежели благо приносит кому-то страдания, расходится с моральными ценностями общества или вступает в конфликт с мнением большинства, то возникает резонанс, долго не проходящий. Одним из громких событий времени минувшего стало убийство старца Григория Распутина князем Феликсом Юсуповым, о чём в 1927 году были написаны мемуары.

Распутин — варнак, конокрад и подверженный развратному образу жизни мужик: примерно такой характеристики его удостаивает Юсупов. Лично Феликсу Григорий зла никогда не желал, относился к нему с теплом и соответственно не ожидал получить от него удар в спину. При этом Распутин был антипатичен Юсупову, Феликс его всегда сторонился, отказывался от дружеских объятий, предпочитая уйти от разговора и молча продолжать обдумывать мысль об убийстве.

Почему Юсупов желал убить Распутина? По его мнению, Распутин губил Россию. Он влиял на царскую семью, порочил её своим поведением, то есть, разлагаясь сам, он разлагал и общественные ценности. Этого не хотели видеть ни царь, ни царица, оказывая Григорию всяческую помощь в его нуждах. Но сам же Юсупов приводит слова Распутина, показывая его в качестве человека, переживавшего за страну и желавшего скорейшего завершения Мировой войны.

Решение покончить с Григорием зреет в Юсупове всё сильнее с каждой страницей воспоминаний. Так и не показав, чем именно губительно влияние Распутина, Феликс истово желает его убить. Убийство будет совершено, но перед этим убийце необходимо всё таки постараться объяснить читателю мотивы поступка. В размышлениях Юсупов отходит дальше, нежели требуется. Он показывает молодую царскую чету наследников престола, вернувшуюся из свадебного путешествия и по причине кончины государя сразу вступившую в управление государством. Феликс убеждён, Николай II не успел лучше узнать нужды народа, слишком рано приняв царские регалии. Он был наивным и излишне идеализировал действительность.

Аналогично Николаю II, Юсупов в той же мере идеализирует действительность. Не свергни царя революция, в мире бы забыли о войнах — Феликс в этом твёрдо уверен. Каждый желал блага, но каждый желал блага более себе, нежели другим, не считаясь с нуждами прочих людей. Как царь хотел мира на все времена, так того же желал и Распутин, сам Юсупов ратовал за этот же мир на все времена. Почему тогда не получилось придти к единому мнению и все потерпели поражение? Никто не захотел частично смириться с недостатками, поэтому Юсупов убил Распутина, а царя убил народ. Монархия пала, Юсупов покинул страну и благо стали творить дотоле и не помышлявшие так скоро придти к власти.

Если говорить непосредственно об убийстве Распутина, то представлено оно в поистине мистическом антураже. Григория не брали отравленные пирожные, он устоял перед выстрелами едва ли не в упор, может быть и тонуть его тело не желало, продолжая пытаться найти спасение. Юсупов демонизирует личность Григория, уже таким образом пытаясь склонить читателя на свою сторону, оправдывая убийство, подменяя человека на беса.

Время показало, что благим поступок Юсупова не был. Он и сам это понимал. Но тогда, когда думал убивать и когда убивал, думал иначе.

» Read more