trounin.ru

Если продолжать внимать опубликованному в «Северной пчеле», всё равно останешься в сомнениях касательно авторства именно Николая Лескова, но так как литературоведами авторство считается за приписанное, нужно согласиться с их методами изыскания. Поэтому необходимо продолжить внимать тем текстам.

Первого февраля Лесков выразил мнение в заметке «По поводу опубликования государственного бюджета», а второго числа была опубликована статья «О недостатке денег в России. Санкт-Петербургское купечество». Николай анализировал, почему в России обнаруживается постоянная нехватка денег. Сакраментальное «денег нет» продолжит звучать и много после смерти непосредственно Лескова. Почему русские люди не могут быть к месту тогда и там, где и когда это полагается? Например, есть железные дороги. Почему бы их строительство не отдать в руки частным лицам с полным правом владения на семьдесят лет? Таким образом промышленность разовьётся быстрыми темпами. После государство заберёт построенные дороги в своё пользование. Другая проблема, очевидная для Николая, за рубежом покупается больше, чем туда продаётся. Ещё одно затруднение — в России думают, будто иностранный люд мешает предприимчивости собственных дельцов, которые сами по себе ничего и не думают делать.

Третьего февраля выходит статья «К вопросу о преобразовании полиции Санкт-Петербургской». Лесков оценил ситуацию за умеренно взвешенную. Оставалось решить, каким образом убедить молодёжь для выбора службы в полиции, как сделать саму службу более привлекательной. Не помешает улучшение снабжения квартальных управлений финансами. И четвёртого февраля ещё одна статья — «По винному вопросу». Лесков понимал пристрастие человека к сему алкогольному напитку ещё со времён Гомера, но со сложившейся в России откупной системой надо что-то делать. Для начала — сразу от неё отказаться, тем самым отлучив от виноделия прикреплённых к оной лиц, привыкших на этом деле наживаться, нисколько не заботясь о его процветании и благе.

Тринадцатого февраля — «О гласном обсуждении финансовых мер». Николай объяснил, насколько людям понравились реформы, особенно их открытое обсуждение, что не помешает иметь такой подход абсолютно по всем вопросам, дабы заранее знать, к чему следует в дальнейшем готовиться, а то и иметь возможность самим предлагать способы разрешения затруднений на любом уровне. Четырнадцатого февраля — «Внутреннее обозрение». Лесков посчитал за нужное поднять тему теперь уже должной быть всем очевидной равности сословий перед законом не только по уголовному праву, но и в имущественных отношениях, особенно учитывая, насколько непозволительно отныне считать крепостных за рабов, раз они стали равны по возможностям дворянам. Разговор был продолжен шестнадцатого февраля в статье «Внутреннее обозрение: спор о правах и значении русского дворянства. Мысли о его «торжественном» уничтожении в нынешнюю пору. Манера всё доводить до крайности. Наше мнение по дворянскому вопросу». Отмечалось, что смысл в существовании дворянства утерян. Проще говоря, сословий быть не должно вовсе. Но сам Николай в столь явной категоричности всё-таки не уверен.

Семнадцатого февраля — «Внутреннее обозрение. Окончание 60-летнего срока привилегий Российско-американской компании. Обзор американских колоний: люди, страна, богатства, нравы и проч. Что нужно для воззвания наших колоний к новой жизни?». Пришёл черёд говорить о самых дальних российских землях. Что там происходит — мало кому ведомо. Не помешает довести до граждан страны сведения про Российско-американскую компанию, какими она обладала привилегиями, и как ныне она стала считаться за бесполезную. Некогда та компания имела право осваивать земли Аляски и прилежащих островов, включая Курильские, дана монополия на промыслы и ископаемые. Русские повели себя подобно жадным до ресурсов колонизаторам. Компания посчитала за допустимое ввести собственную валюту, разрешая только ей рассчитываться в своих магазинах. При этом для разных категорий покупателей цены различались.

С девятнадцатого февраля по одиннадцатое апреля опубликованы девять заметок «О русском государственном бюджете на 1862г». Передавая содержание кратко, Лесков предложил заменить откупную систему на акцизную, благодаря чему появится больше средств для пополнения бюджета. Вместе с тем, Николай отметил, что глядя, как это будет реализовываться, то скорее следует говорить о безнадёжности данного мероприятия.

Двадцать второго февраля — заметка «Товарные кабинеты», короткая и малосодержательная. Двадцать шестого февраля — «Внутреннее обозрение: Благонамеренное употребление имени господина Аскоченского. Отношение этого имени к скучным вопросам. Опыт применения этого имени к вопросу о русских гувернантках. Заботы об учительницах». Николай заметил, насколько тяжело добиться внимания читателя, о чём бы не брался писать, а упомяни вскользь Аскоченского, статью обязательно дочитают до конца, выискивая некое недовольство по его адресу. К слову сказать, не всякий читатель последующих лет вообще сможет о нём что-либо помыслить.

Двадцать восьмого февраля в «Книжном вестнике» опубликована заметка «Обновлённый «Век». Говорилось о задуманных изменениях, должно было войти порядка тридцати литераторов. Если читателю интересно будущее сего «Века» — через месяц он вовсе прекратил существование.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Первая Мировая война завершена. За 1919 год Гонкуровскую премию вручили Марселю Прусту, невзирая на явную направленность его творчества в сторону модернизма. А в 1920 году отметили премией сельскую пастораль «Нен» за авторством Эрнеста Перошона. Но вероятно не сразу узнали, что данное произведение было написано шестью годами ранее, тогда же изданное. То есть премии удостоилось переиздание книги другим издательством. Читатель понимает, в военные годы Перошон не мог стать лауреатом, причина чего понятна и очевидна. Либо посчитали за возможное вручить задним числом. Конечно, это не совсем справедливо по отношению к произведениям, впервые изданным именно в 1920 году. Но что же из того? Ориентиры оказались утраченными. Заново вспоминать о войне могли не желать. А тут такая примечательная картина сельского быта. Впрочем, не всё там действительно хорошо — есть отягощение в виде сохраняющихся традиций прошлого, некогда пошедших против воли большинства.

Что есть Конкордат Наполеона? Суть его свелась к подписанию между Первой Французской республикой и папой Пием VII договора об отделении церкви от государства. В ряде мест Франции сохранились земли, где люди посчитали данный договор не считать за действительный. Возникла проблема с иерархами, по причине невозможности назначения оных из Рима. Разрешить это затруднение не удалось, вследствие чего появился ряд особенностей в толковании религии. Только насколько это важно в понимании произведения Эрнеста Перошона? Разве только в том плане, что главная героиня принадлежит как раз к такой группе. Более подробно в это вникать не требуется.

Читатель в свою очередь может возразить. Каким образом закрыть глаза на явный конфликт между католиками, протестантами и вот этой группой верующих? Разве только в виду необходимости найти объяснение, почему придётся выбирать между религиозными принципами и правом человека жить без оглядки на верования других. Как поступит главная героиня? Она останется тверда в убеждениях. В таком случае, как оно и должно по идее быть, придётся смирить гордыню и искать счастье в ином месте. Поэтому читателю только и остаётся, как наблюдать за ростом напряжения среди действующих лиц. Был ли шанс на более спокойное существование? Перошон посчитал такое за невозможное.

Читатель мог бы оспорить точку зрения автора. Зачем показывать столь принципиального человека? Для чего доказывать приоритет мировоззрения, когда окружающие смотрят на мир иначе? На том и строилось произведение. В любом другом случае о чём бы тогда читатель узнал? Про мирное сосуществование. Желательно, чтобы всё происходило в молчании. Тогда быть всем на страницах счастливыми. Только вот зачем читать про идиллию? Особенно, если речь идёт о Франции — стране, настолько противоречивых взглядов на жизнь, где каждый каждому на протяжении долгих предстоявших веков был скорее за врага. У Перошона получилась ещё одна книга, где хотя бы не случилось совсем уж печального разрешения.

Кровь на страницах всё равно прольётся. Речь о несчастном случае. Человеку оторвёт руку на производстве. Ему окажут помощь, покрывшую лишь больничные расходы. Как жить далее? Проблема самого человека. Пожалуй, это самый запоминающийся эпизод из всей книги. Остальное гораздо труднее к восприятию. Попробуйте найти хотя бы одну адекватную критическую статью — не найдёте. Все они описывают прекрасно обрисованный автором мир, тогда как не даётся никакой существенной конкретики. Остаётся полагать, тут написано достаточно для выработки определённого отношения к произведению, всё прочее — повод самостоятельно ознакомиться с книгой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война — самое ужасное горе, которое только может представить человек. Словно бы на законных основаниях одна часть людей решает себя достойной добиваться разрешения политического кризиса путём убийства и разрушения. Другая часть — не желает принимать то за допустимое, уже себя считая вправе наносить аналогичный урон противнику. А если таких частей более двух, разворачиваются масштабные боевые действия, в результате которых начинают гибнуть миллионы людей. Именно в Первую Мировую войну человечество отметило обострение данной проблемы. Вполне очевидно, почему укрепилось мнение, насколько необходимо избегать таких конфликтов. Но это всё мысли наперёд, когда за короткий срок между двумя Мировыми войнами случится время для осмысления недопустимости столь масштабного кровопролития. Пока же следовало показать, насколько опасными становятся именно современные войны. Жорж Дюамель отразил события с новой для читателя стороны, показав будни полевого хирурга.

Не успевший себя зарекомендовать в качестве деятельного писателя, Дюамель должно быть поразил читателя своих дней. Или тот читатель за четыре предыдущих года успел проникнуться ужасами боевых действий. Каждый знал, как за один день на полях сражений могло погибнуть не менее миллиона солдат. Разве это совместимые потери с возможностью их осмысления? Словно небольшое государство за одни сутки полностью теряло своё население. В 1914 году Адриан Бертран в «Зове земли» пытался осмыслить войну за неизбежное событие. Годом позже — Рене Бенжамен в «Гаспаре» описывал весь ужас боевых действий, пусть в столь же сухой манере изложения. А в 1916 — Анри Барбюс в «Огне» видел рост противоречий, должный обернуться крахом для втянутых в войну сторон. И даже Анри Малерб с книгой «Пламя в кулаке» возвращал читателя к осознанию войны в качестве непреодолимой силы. Оставалось глубже вникнуть в проблематику, посмотрев глазами медика, чем и стала «Цивилизация» за авторством Жоржа Дюамеля.

Дюамель замечает, что на поле боя все находятся в равном положении нависающей над ними смерти. Каждый может погибнуть. Какое бы человек не занимал место в обществе, он погибнет от тех же мук, разделив их с собратьями по оружию. А если не погибнет, будет доставлен в полевой госпиталь, где скорее всего ему не сумеют помочь. В случае опасных для жизни ранений, будут приниматься скорые решения. Кому требуется большой объём медицинской помощи, обойдутся в лучшем случае небольшим вмешательством. Например, никто не станет сохранять конечность, если её проще ампутировать. Но и тут нет гарантий способности человека после восстановиться. Скорее всего последует смертельный исход. Читатель даже не сможет представить, сколько таких солдат проходило через руки полевых хирургов, вроде бы оказывавших помощь, вместе с тем не способных уберечь от смерти.

В минуты покоя между операциями приходилось решать вопросы с захоронением. Главное затруднение — по каким обрядам это совершать. Умерший мог быть католиком или иудеем. Иногда решить на месте казалось невозможным. Приходилось доверять мнению сослуживцев, точно имевших представление, какой веры мог быть умерший.

И теперь читатель должен задаться ещё одним вопросом: что есть цивилизация? Получается, её отличие лишь в гораздо больших человеческих жертвах, и в способности осмыслить ужас непосредственно самих войн. Тогда почему подобное вообще допускается? Именно по причине способности проводить различие, видя в чём заключается смысл гуманности. Читатель скажет, насколько противоречивы данные суждения. Только вот закончится война, и все забудут об её ужасах. Появится смысл рассуждать об этом в случае начала новой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если посмотреть на лауреатов Гонкуровской премии за всё время её существования — видишь большой перечень фамилий. И не можешь понять, насколько все эти люди заслуживают внимания. Можно сказать иначе: а заслуживают ли произведения-лауреаты должного к ним внимания? Чаще всего Гонкуровская премия — это признание заслуг в общем. Хорошо, если в тот год было написано знаковое произведение. Иногда лауреаты только начинают входить в пик писательского мастерства… и словно бы премирование должно привлечь к ним внимание читателя. То есть всё это не так просто воспринимать, не имея соответствующей подготовки. Да и даже прочитай все произведения лауреатов Гонкуровской премии, насколько способен окажешься говорить о французской литературе, начиная с 1903 года? Определённые направления для дальнейшего ориентирования выделить для себя сможешь. Не более того. Однако, пришло время осмыслить «Пламя в кулаке» за авторством Анри Малерба.

Этот человек участвовал в Первой Мировой войне, после стал президентом писательской ассоциации ветеранов боевых действий. Говорят и про учреждённую премию его имени, вручаемую за лучшее эссе. Что до непосредственно выбранного в лауреаты произведения за 1917 год, им стала книга «Пламя в кулаке». Читателю предлагалось ознакомиться с бытом военного времени. И более ничего прочего за интерес к произведению не говорило. Насколько вообще оправдано было в те годы выделять среди прочих именно книги с сюжетом о войне? Особенно книги, где показывается преимущественно война, не всегда в каком-то определённом смысле, вроде пробуждения патриотических чувств или осуждения человеческого стремления сводить противоречия к физическому уничтожению представителей других стран. Разве читатель не видел прежде, насколько описание с натуры ставилось за приоритетное?

Конечно, читатель сошлётся на натурализм. Премия достойно заявляет о выборе произведений именно данного плана. Не раз были нападки со стороны критического или читательского сообщества. Ведь количество лауреатов велико, но некоторых именитых французских писателей в их числе нет. В том числе и именитых сторонников натурализма, чей век оказывался слишком короток. Что касается прочих направлений литературы — они игнорируются. Плохо ли это? Совсем нет. Однако, в некоторые времена выбор сводился к определённым писателям, быть может на совсем немного опережавших прочих номинантов. И вот перед читателем очередной лауреат Гонкуровской премии. В случае военного времени вполне очевидно — лучше выбрать современника событий. Но читатель тут бы снова возразил, указав на не столь уж обязательную категоричность в суждениях.

Нет смысла судить и рассуждать. Гонкуровская премия за 1917 год в очередной раз досталась писателю-фронтовику, и неважно — насколько это оправданно, если годом ранее был отмечен званием лауреата Анри Барбюс, более прочих искавший справедливости, не воспринимая необходимость войн для человечества. Положение приводило к необходимости раздуть «Огонь» до «Пламени в кулаке». А о чём именно будет повествовать Малерб — не самое главное. Лишь бы это произведение было о войне, воспринимающее её за важное явление.

Читателю может показаться, толком ничего не было рассказано. Так и есть на самом деле. Иные произведения не оставляют после себя памяти, кроме сохранившегося следа. Анри Малерб действительно писал о войне, но уступил в этом другим своим собратьям по перу, более умело подошедших к отражению событий с полей Первой Мировой войны. Но и они — как бы то не казалось странным — оказываются забытыми, особенно учитывая количество прошедших лет. У Франции впереди ожидались другие проблемы, и интересовать читателя будут уже другие сюжеты. Только бы вспоминали — пока Гонкуровская премия продолжает существовать, точно не забудут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В рамках сайта планируется ознакомиться с лауреатами Гонкуровской премии. Перечень произведений прилагается:

1903 — Джон-Антуан Но «Враждебная сила»
1904 — Леон Фрапье «Детский сад»
1905 — Клод Фаррер «Цвет цивилизации»
1906 — Жан и Жером Таро «Дингли, выдающийся писатель»
1907 — Эмиль Мозелли «Прялка из слоновой кости»
1908 — Франсис де Миомандр «Написанное на воде»
1909 — Мариус-Аре Леблон «Во Франции»
1910 — Луи Перго «От Гупиля до Марго»
1911 — Альфонс де Шатобриан «Господин де Лурдин»
1912 — Андре Савиньон «Девушки дождя»
1913 — Марк Элдер «Народ моря»
1914 — Адриан Бертран «Зов земли»
1915 — Рене Бенжамен «Гаспар»
1916 — Анри Барбюс «Огонь»
1917 — Анри Малерб «Пламя в кулаке»
1918 — Жорж Дюамель «Цивилизация»
1919 — Марсель Пруст «Под сенью девушек в цвету»
1920 — Эрнест Перошон «Нен»
1921 — Рене Маран «Батуала»
1922 — Анри Беро «Лунный яд» и «Мучение тучных»
1923 — Люсьен Фабр «Рабвель, или Боль пылающих»
1924 — Тьерри Сандр «Жимолость, чистилище, глава XIII»
1925 — Морис Женевуа «Кролик»
1926 — Анри Деберли «Пытка Федры»
1927 — Морис Бедель «Жером 60 градусов северной широты»
1928 — Морис Константэн-Вейер «Человек над своим прошлым»
1929 — Марсель Арлан «Порядок» *
1930 — Анри Фоконье «Малайзия»
1931 — Жан Файяр «Дурно от любви» *
1932 — Ги Мазелин «Волки» *
1933 — Андре Мальро «Удел человеческий»
1934 — Роже Версель «Капитан Конан»
1935 — Жозеф Пере «Кровь и свет»
1936 — Максенс ван дер Меерш «Отпечаток бога»
1937 — Шарль Плиснье «Фальшивые паспорта» *
1938 — Анри Труайя «Паук»
1939 — Филипп Эриа «Испорченные дети»
1940 — Франсис Амбриер «Большие каникулы»
1941 — Анри Пурра «Мартовский ветер» *
1941 — Ги де Кар «Офицер без имени»
1942 — Марк Бернар «Похожие на детей»
1943 — Мариус Гру «Переход человека»
1944 — Эльза Триоле — сборник «За порчу сукна штраф 200 франков» *
1945 — Жан-Луи Бори «Моё село в немецкие времена»
1946 — Жан-Жак Готье «История одного приключения» *
1947 — Жан-Луи Кюртис «Ночные леса» *
1948 — Морис Дрюон «Сильные мира сего»
1949 — Робер Мерль «Уик-энд на берегу океана»
1950 — Поль Колен «Дикие игры»
1951 — Жюльен Грак «Побережье Сирта»
1952 — Беатрис Бек «Леон Морен, священник»
1953 — Пьер Гаскар «Время мёртвых»
1954 — Симона де Бовуар «Мандарины»
1955 — Роже Икор «Смешанные воды»
1956 — Ромен Гари «Корни неба»
1957 — Роже Вайан «Закон»
1958 — Франсис Вальдер «Сен-Жермен, или Негоциант»
1959 — Андре Шварц-Барт «Последний из праведников»
1960 — Винтила Гория «Бог родился в изгнании»
1961 — Жан Ко «Божьи безумцы»
1962 — Анна Лангфюс «Песчаный багаж»
1963 — Арман Лану «Когда море отступает»
1964 — Жорж Коншон «Дикое государство»
1965 — Жак Борель «Обожание»
1966 — Эдмонда Шарль-Ру «Забыть Палермо»
1967 — Андре Пьейр де Мандьярг «Пустота»
1968 — Бернар Клавель «Зимние фрукты»
1969 — Фелисьен Марсо «Кризи»
1970 — Мишель Турнье «Лесной царь»
1971 — Жак Лоран «Глупости»
1972 — Жан Карьер «Ястреб из Майе»
1973 — Жак Шессе «Людоед»
1974 — Паскаль Лене «Кружевница»
1975 — Эмиль Ажар «Вся жизнь впереди»
1976 — Патрик Гренвиль «Пылающие»
1977 — Дидье Декуа «Джон-Ад»
1978 — Патрик Модиано «Улица тёмных лавочек»
1979 — Антонин Майе «Пелажи-Тележка»
1980 — Ив Наварр «Зоопарк»
1981 — Люсьен Бодар «Анна-Мария»
1982 — Доминик Фернандез «На ладони ангела»
1983 — Фредерик Тристан «Заблудшие души»
1984 — Маргерит Дюрас «Любовник»
1985 — Ян Кеффелек «Варварские свадьбы»
1986 — Мишель Гост «Ночной слуга»
1987 — Тахар Бенжеллун «Священная ночь»
1988 — Эрик Орсенна «Колониальная выставка»
1989 — Жан Вотрен «Большой шаг навстречу доброму Богу»
1990 — Жан Руо «Поля славы»
1991 — Пьер Комбеско «Дочери Голгофы»
1992 — Патрик Шамуазо «Тексако»
1993 — Амин Маалуф «Скала Таниоса»
1994 — Дидье ван Ковелер «Путь в один конец»
1995 — Андрей Макин «Французское завещание»
1996 — Паскаль Роз «Охотник Зеро»
1997 — Патрик Рамбо «Битва»
1998 — Поль Констан «Откровенность за откровенность»
1999 — Жан Эшено «Я ухожу»
2000 — Жан-Жак Шуль «Ингрид Кавен»
2001 — Жан-Кристоф Руфен «Красная Бразилия»
2002 — Паскаль Киньяр «Блуждающие тени»
2003 — Жак-Пьер Аметт «Любовница Брехта»
2004 — Лоран Годе «Солнце клана Скорта»
2005 — Франсуа Вейерган «Три дня у моей матери»
2006 — Джонатан Литтелл «Благоволительницы»
2007 — Жиль Леруа «Песня Алабамы»
2008 — Атик Рахими «Сингэ Сабур. Камень терпения»
2009 — Мари Ндьяй «Три сильные женщины»
2010 — Мишель Уэльбек «Карта и территория»
2011 — Алексис Женни «Французское искусство войны»
2012 — Жером Феррари «Проповедь о падении Рима»
2013 — Пьер Леметр «До свидания там, наверху»
2014 — Лидия Сальвер «Не плакать»
2015 — Матьяс Энар «Компас»
2016 — Лейла Слимани «Идеальная няня»
2017 — Эрик Вюйяр «Порядок дня»
2018 — Николя Матье «Их дети после них»
2019 — Жан-Поль Дюбуа «Не все в мире живут одинаково»
2020 — Эрве Ле Теллье «Аномалия»
2021 — Мохамед Мбугар Сарр «В тайниках памяти»
2022 — Брижит Жиро «Жить быстро»
2023 — Жан-Батист Андреа «Относитесь к ней внимательно»
2024 — Камель Дауд «Гурии»

* Произведения отсутствуют в свободном доступе.

!!! Обратите внимание. Варианты русской адаптации имён обладателей Гонкуровской премии и названия их произведений после 1949 года пока мною окончательно не утверждены.

Это тоже может вас заинтересовать:
— К. Трунин «Лауреаты российских литературных премий»
— Большая книга: Лауреаты
— Букеровская премия: Лауреаты
— Госпремия РФ: Лауреаты
— Национальный бестселлер: Лауреаты
— НОС: Лауреаты
— Русский Букер: Лауреаты
— Сталинская премия: Лауреаты
— Ясная поляна: Лауреаты

Цикл «Пограничье» | Книга №1

В начале был Лукьяненко. И обрисовал он контуры Вселенной. И понял: получилось хорошо. И дал тогда другим творцам право прикоснуться. Как-то так в сознании читателя воспринимается задуманное Сергеем мероприятие. Сперва «Дозоры», на которые Лукьяненко позволил покуситься прочим, а дальше… дальше показалось более лучшим вариантом — создать специальный мир, чтобы не слишком тревожить истинного почитателя таланта непосредственно себя самого. Не важно, насколько описываемое может показаться за знакомое. Сам Сергей говорит, в первые годы творчества тяготел к чему-то вроде Крапивина. Вот был у классика детской литературы мир Великого Кристалла, грани которого соприкасались и перетекали друг в друга. Лукьяненко создал мир в форме ромашки, расположив в середине всего Центрум, измыслив за правило — из каждого мира есть дорога в Центрум и обратно, но в другие миры дороги нет. Вместе с тем, «Застава» явила собой прежде виденное, если читатель способен вспомнить происходившее в «Черновике», «Чистовике» и отчасти в «Спектре», только теперь вместо «расскажи историю, странник» необходимо совершать определённые действия, являющиеся индивидуальной особенностью каждого, кому открывается дорога в Центрум.

Другая особенность повествования — желание объяснить происходящее. Для будущих творцов это станет базисом, ограничивающим поползновения к разрушению заданных рамок. В Центруме нет пластика. А точнее — производных от нефти. Будет сообщено о факте диверсии, когда было использовано взрывчатое вещество, задействовавшее процессы таким образом, отчего тот же пластик за быстрые мгновения подвергается саморазрушению. Какой был найден выход? Использовать энергию пара. То есть Лукьяненко предложил мир, должный функционировать по правилам, свойственным фантастике в духе стимпанка. Но таковое ограничение есть лишь на Центруме, прочие миры способны функционировать без изменений. Например, Земля идентична реальности. И для вводной истории Сергей решил внести коррективы, пригрозив Земле возможным уничтожением привычного уклада. Читатель внимает, каким образом основные герои повествования пытаются справиться с данной ситуацией.

Читатель обязательно отметит наиболее важную особенность данного мира — он универсален. То есть Лукьяненко не просто предложил образец для наполнения, создав вселенную вне времени. Читай сейчас, или возьмись за чтение через пятьдесят или сто лет, Центрум останется тем же самым. Неважно, какие будут изобретения, какова политическая ситуация, значения на повествование это оказать не сможет. Разумеется, воля писателя оспорить такое утверждение, чем последующие творцы и стали бы заниматься. Однако, «Пограничье» — не «Дозоры». Особого читательского внимания сыскать не получится. Зачем обращать внимание на новую малость обработанную Вселенную? Пусть идея интересная, читателя это ни к чему не обязывает.

В какую сторону будет развиваться действие? Зависит от будущих соавторов. Особого успеха цикл достигнуть не сможет. Ежели у Лукьяненко вообще была идея его развивать далее, а то и отпустить в свободное плавание. В конкретно этом случае читатель оставался спокоен к экспериментам. Даже с любопытством прочитает пару следующих книг. После, в случае отстранения от проекта самого Сергея, можно будет вовсе забыть. Так оно в действительности и произойдёт. Идея, собранная в единое целое из разрозненных частей своего и переосмысленного прочего, показалась читателю за проходную. Не помогли ни включения, вроде не совсем стандартной для Лукьяненко темы излишне подробного отношения полов. К чему жёсткие игры определённого подтекста? Не «Первое правило волшебника» за авторством Терри Гудкайнда — вот и не надо.

Занимательным должен будет оказаться 2014 год — как минимум четыре книги в соавторстве, и «Шестой Дозор». Читателю следует приготовиться!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Страна находится в состоянии войны, немцы рвутся к Сталинграду, накал сопротивления нарастает, а где-то в татарских землях расположился колхоз, находящийся недалеко от боевых действий, но продолжающий функционировать на благо государства. Не идёт речи об эвакуации хозяйства, как то происходило в Белоруссии. Никто даже не помышляет, будто придётся столкнуться с немцем на этой земле. Даже подними хозяйство выше достойного уровня, никто не станет рассматривать вариант с возможностью потерпеть поражение. Такого рода произведение не так сложно помыслить, когда война уже закончена. Гумер Баширов брался повествовать позже. А если так, нет смысла проявлять волнение по поводу судьбы татарского колхоза. Более того, надо рассказать советскому читателю, каким образом данный колхоз стал на голову выше прочих, добившись получения переходящего Красного знамени, более не собираясь его кому-либо уступать.

Но Баширов не может рассказывать об особенностях колхозной жизни. Чего-то ему не хватает. Да и не каждый способен описывать действительность на уровне Галины Николаевой, чуть позже Гумера образцово наполнившей содержанием роман «Жатва». Баширов всё-таки показывал колхоз военного времени. Именно тот период, когда обходиться приходилось малыми силами. Не хватало практически ничего. Может потому читатель с интересом внимал жизни вообще. Например, его вниманию представлен сперва юный музыкант, чьи успехи заставляли гордиться, в числе прочих он отправится на войну, будет искалечен, и будущее его станет сомнительным. Баширов не позволит свершиться несправедливости, учитывая имевшиеся возможности у советских граждан.

Гумер правильно поставил точки над всяким, кто возвращался с войны. Получив ранения, они не могли вернуться к полноценной жизни. Что с ними делать? Для колхоза такие работники — обуза. Не в силу имеющейся у них неспособности, скорее по сломленному духу, отчего они испытывали уныние. Баширов нашёл применение для каждого. Можешь читать газеты? Тогда выходи в поле, знакомь работников со свежей информацией, пока они выполняют трудовые обязанности. Уже тем принесёшь пользу для общества. Главное, суметь принять себя способным давать людям всё, к чему они сами в тот момент не могут проявить внимания. Всякий труд в действительности полезен — словно ещё раз повторяет Гумер Баширов.

Людям могло казаться, кого не отправили на фронт, они продолжают оставаться бесполезными. Будут просить, и им бесконечное количество раз откажут. Особенно это касалось девушек. Не совсем понятно, почему Баширов вводил таких персонажей. Вероятно, труд в тылу не воспринимался за способный помочь одолеть противника. Читатель видит таких персонажей, проявляя сочувствие к их воле. Когда-нибудь желающие будут отправлены на войну, но не раньше, чем принесут пользу непосредственно колхозу. А пока битва под Сталинградом становилась всё жарче. Помочь в столь критичный момент считалось крайне необходимым. Потому и желали отправиться на войну. Хорошо, умные люди знали, насколько важно одолеть противника, но и оставить страну без продовольствия вовсе нельзя.

Ещё важный момент — сплочённость государства. Нет ни слова об интересах кого-то. Наоборот, Советский Союз населяет единый народ, живущий общим интересом. И добивается этот народ лучшего из возможного. Будь оно подлинно и действительно так, не случиться росту противоречий. Или вторжение противника заставило сплотиться для борьбы? На страницах «Чести» всё настолько хорошо, что именно такого должен желать читатель. А ежели кому-то мнится иное, быть тогда большой беде. Но у Баширова мир обязательно должен казаться прекрасным. Переходящее Красное знамя татарский колхоз действительно получит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Люди должны сами создавать для себя неприятности: девиз повествования от Галины Николаевой. Читатель это понимает с самых первых строк, когда видит упёртого человека, получившего ранение в голову, решив теперь лежать в больнице, никого о том не предупредив. Его родные и похоронили, не получая вестей в течение двух лет. И вот теперь этот человек стремился домой, не подумав отправить письмо о возвращении. Даже в дом он входил, встречая удивлённые взгляды родственников, особенно жены и… другого человека, посчитавшего за необходимое взять семейный быт в свои руки, помогая растить детей. Это лишь первое обстоятельство, которое читатель видит на страницах. И не будь его, кто бы стал читать произведение, по плотности сельскохозяйственной мудрости сравнимое разве только с «Георгиками» Вергилия.

Слог у Галины Николаевой поставлен на отлично. Да и содержание — образец классической русской литературы. Герои действия сами создают себе проблемы, всячески пытаясь с ними справиться. То есть читатель понимает, насколько незаладится жизнь человека, приехавшего домой без предупреждения. Останется дождаться окончания повествования, чтобы понять необходимость нахождения путей для построения не собственного счастья, скорее общечеловеческой радости, поскольку бороться придётся в большей части за становление колхоза. А почему бороться? По очевидной причине — лучшие кадры ушли на войну, толковых управленцев не осталось, вследствие чего всё было развалено. Читатель волен подумать: как такое вообще могло произойти? А как же все те произведения об управлении колхозами, написанные непосредственно в пору самой войны, или об их функционировании в те годы? Взять хотя бы «Честь» Гумера Баширова. Но в том и заключается особенность литературы «хорошего и лучшего» — плохого происходить не может. Однако, читатель негодует: тогда кто разваливал колхозы?

Читатель быстро найдёт ответ, подсказанный самой Галиной Николаевой. Разлад вносили люди старой формации, противящиеся выполнять от них требуемое. На страницах «Жатвы» идёт в применение абсолютно всё, способствующее сельскому хозяйству и животноводству. Действующие лица умело применяют всевозможные принципы обработки земли и возделывания культурных растений, с лёгкостью выводят морозостойкие сорта, повышают удой и качество молока. А если кто идёт в отказ — получает наглядное осуждение. Такие лица обязательно поймут ошибочность заблуждений, не раз до того прилюдно опозоренные, они же примут меры к исправлению.

И читатель всему этому внимает с интересом. Но раз за разом продолжает возмущаться, когда понимает особенность привнесения деталей в повествование. Разве не порождается глупость прежде всего глупостью? Но глуп тот, кто её претворяет в жизнь, или оную будто бы обнаруживающий? И сколько можно подобное использовать для наполнения произведения? Зачем внимать изначально семейному разладу, чтобы он постоянно ширился? Читатель даже в дельном человеке начнёт находить склонность к неуживчивости. Вместе с тем понимая, внимание к «Жатве» строится именно на таких моментах.

Теперь же читатель скажет: а причём тут «Георгики» Вергилия? Разве не помнит читатель про сей замечательный труд римского поэта, по которому многие века после, и даже тысячи лет, занимались тем же искусством сбора дикого мёда. Конечно, по «Жатве» не станут вести сельское хозяйство. Галина Николаева показала лишь принципы, свойственные советским людям, начиная с тридцатых годов, твёрдо считавших за необходимое в кратчайшие сроки освоить абсолютно все доступные им ресурсы. Другое дело, насколько использованные методы сохранились, не уступив место более продуктивным. В любом случае, читать «Жатву» должно быть интересно, и удивляться, насколько автору удалось создать произведение, наполненное столь высоким уровнем читательского желания вникнуть в суть происходящих конфликтов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не беспросветный мрак — но всё же! Читатель не сразу поймёт, почему Гладков за вторую книгу, изложенную в жанре беллетризованной автобиографии получил Сталинскую премию, на этот раз первой степени. Что такого он сообщил, отчего был поставлен на один уровень с таким произведением, которое безусловно заслужило награду, «Жатвой» Галины Николаевой. Рассказал Фёдор, прежде всего, о собственном представлении прошлого, каким он лично хотел бы его понимать. И не обязательно, будто он упомнил всё с предельной точностью, учитывая прошедшую с той поры половину века. Читатель увидит, насколько жизнь в России не претерпела изменений. И если по жизни в деревне это казалось вполне допускаемым, то теперь Гладков описывал другие места, где всё сохранялось в прежнем виде.

Что увидел Фёдор в своих воспоминаниях? За пределами деревни жили люди разительно иначе. Они причудливо одевались, отличались своеобразным поведением, могли улыбаться тебе, либо стараться тебя обобрать. Ни в чём герой повествования не был готов к ожидавшим его переменам. Он долго будет удивляться, почему жизнь менялась, а порядки оставались прежними. Вследствие какой причины продолжалось отделение черни от остальной части общества? Читатель ведь понимал — герой повествования относился как раз к той самой черни. Потому плыть им по реке четвёртым классом. И потому не иметь надежд на хорошее к себе отношение. Справедливо ли, должен был задуматься читатель. Заодно размышляя над целесообразностью существования того строя, где имелось подобного рода разделение. Иной читатель вовсе недоумевал, когда понимал, насколько уравнение низвело всех на положение четвёртого класса. Именно в таком духе читатель должен думать, принимая построение мыслей юного героя повествования, с таким непониманием тогда пытавшегося осознать новый для него мир.

Жизнь и не может измениться в какую-либо сторону. Может был краткий период мнимого благополучия, всегда переходящий от оного на прежнее положение. Как в юные годы Гладкова, так и во многие другие времена, не приходилось думать о праве на вольное мнение. Пусть в той же «Жатве» Николаева писала про способность каждого претворять свои мысли в действительность, но только некоторых членов общества, тогда как другие должны были следовать указаниям над ними вставших. В какой форме на это не посмотри, всё зависит от способности определённых людей добиваться соответствующего положения. Вот и кажется, будто баре ушли, вместо них появились другие — назвать кого можно хоть тем же самым словом, либо неким другим. И после иначе не будет. Даже в более поздние годы, когда всё придёт к очередному мнимому благополучию — редкий начальник станет отличным по своим размышлениям от тех же самых бар.

Но это малая часть повествования от Фёдора Гладкова. Он вспоминал, как ему приходилось трудиться. На первых порах делал это неумело, до волдырей на руках. Не мог тогда соотнести порывы сделать качественно и быстро с реальными физическими возможностями. Со временем научится, найдёт друзей по наивному пониманию истинности дружбы, когда скрепляют негласное соглашение посредством соприкосновения кровавыми порезами. Под конец Фёдор предложит читателю осознание пришедшей на Волгу холеры. Период становления героя повествования должен был перейти в следующую стадию. Вероятно, и за неё Гладков обязательно бы получил Сталинскую премию. Но того не случится, поскольку её написание затянулось, публикация книги «Лихая година» состоится только в 1954 году. Если читатель готов продолжить знакомиться со становлением Фёдора — есть смысл обратить внимание.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Искать сюжет для литературного произведения — изрядная мука для писателя. Где его можно обнаружить, к тому же заявив о праве на оригинальность? Разбираться с судебными делами и криминальными хрониками может быть интересно. Да и писать — вероятно не менее занимательно. А что делать, если хочется продолжать творить в так полюбившемся жанре поиска страданий в наиболее приближенных к действительности ситуациях? Например, о таких — какие должны быть знакомы едва ли не каждому. Неважно, каким образом Островский обыграл содержание пьесы «Сердце не камень», остались варианты развития событий, должные быть рассмотренными под немного другим углом. Ежели до того Островский представлял верную семейному очагу женщину, готовую стоять до конца, сколь бы не воспринимала судьбу за жестокую, то отчего бы, при практически сходных условиях, не показать женщину, склонную хотя бы на самую малость допустить противление воле мужа? Не так, чтобы откровенно выступить против него, получая на стороне удовлетворение прочих нужд. Всего лишь допустить самую малость…

Вновь среди действующих лиц относительно пожилой делец, или просто очень богатый человек. Такой не знает, каким образом искать любовь. Ему проще завоевать к себе расположение, окружив заботой некую юную девицу. Собственно, так оно и происходит. А та девица обязательно должна была иметь ещё более раннюю влюблённость, вследствие чего не быть ей идеалом дальнейшей верности. Это и требовалось для повествования. Теперь следовало бить по больному любой семьи тех дней — необходимости жить в браке, учитывая сложность в виде невозможности его разорвать. Ставший мужем — очень доволен, любит жену, готов прощать её едва ли не за всё. Что до жены — не образец, самую малость склонная к мыслям с недобрыми помыслами, к тому же нашедшая окружение, желавшее для неё будто бы добра, только с отрицательным значением для сохранения благорасположения мужа. То есть Островский усложнил повествование, добавив обстоятельства, способные привести к совершенно различному исходу, в зависимости от степени жены поддаваться искушению, а мужа — стерпеть обман.

Островский учит, рассудив с помощью действующих лиц, насколько вообще оправдано человеку в возрасте окружать себя вниманием девицы юного возраста. Вполне очевидно, особенно в веках прошлых, к пятидесяти или шестидесяти годам практически невозможно найти для супружества сходную по возрасту тебе женщину. Или придётся мириться с рядом обстоятельств, не совсем способных считаться за устраиваемые. Либо прожить остаток дней, окружив себя иными увлечениями. Но раз есть возможность, человек в возрасте выбирает в жёны юную женщину, особенно при наличии у него достаточных для того средств. Что же делать? Островский разумно заметил, насколько мужу станет тяжело. Возникнет вероятность сойти в могилу прежде положенного срока, хотя бы от переживаний за благочинность супруги, чем здоровье как раз основательно и подрывается. Разве только закрыть глаза, осознавая безысходность положения.

Как разрешится ситуация? Значения не имеет. Читатель волен самостоятельно решить, насколько следует соглашаться с автором. Вполне можно порассуждать на отвлечённые темы, представив подобную ситуацию в более близком по времени промежутке. Увидеть, насколько жизнь молодой жены должна отличаться от того, как это обстоит в описываемом Островским действии. Во многом, аналогичное происходило и будет происходить всегда, понимаемое на разный лад в силу особенностей общества определённого склада. У Островского все вольны действовать без оглядки на их окружение. Отчего и сам читатель не должен исходить в суждениях из иных предпосылок, хотя это не всегда для него является возможным.

Автор: Константин Трунин

» Read more