trounin.ru

Николай — человек опережающего действия. Пока Эрнст Гофман отмечал двадцатилетие и был далёк от литературной славы, в ещё не выработанной им манере творил и Карамзин. Много позже, когда всякую мистическую историю, написанную в XIX веке, станут сравнивать непосредственно с произведениями Гофмана, в данном случае так сказать не получится. Да и нет причин говорить о мистике, как и о Гофмане, это скорее присказка, так как сказка впереди. Николай её назвал следующим образом «Прекрасная царевна и счастливый карла», датой её написания принято считать 1792 год. Говорить о ней приходится, минуя прочие произведения Карамзина, ибо нельзя всему уделять одинаковое значение. Всё-таки сказка от Николая вышла короткого размера, содержит основы европейского гуманизма и не так уж далека от действительности.

Какой выбор сделать прекрасной царевне? Отец позволил выходить замуж за кого угодно, лишь бы жених по душе пришёлся. Жизнь не балует приятностью, значит и в мужья будет выбран не тот, кого можно подразумевать под хорошим человеком. Какими качествами не обладай — без приятной внешности кажешься лишним для общества. Не с того ли в сюжете Карамзин прописал карлика — широкого обаяния человека, чьи преимущества меркнут перед его малым ростом и безобразным горбом. Он может лучше всех играть на музыкальном инструменте, сражаться на мечах, либо прослыть специалистом в другой области: всё это нивелируется, стоит опять взглянуть на карлика.

Не в том проблема, чтобы согласиться с выбором дочери. Нужно убедить народ в безошибочности сделанного. Вполне очевидно, карлика засмеют. Значит будет высказана пылкая речь, должная устранить сомнения. Но читатель недоумевал от другого, на кого именно намекал Карамзин данной сказкой? Её подзаголовок звучит так: «Старинная сказка, или Новая карикатура». Напиши Николай позже, читатель бы знал, кого подразумевать под талантливым карликом, пускай и не настолько безобразным. В любом случае, становилось ясно — относитесь к людям не по превратному представлению, а согласно совершённых ими деяний. Нет нужды прикрываться пеленой от прекрасного, дабы не омрачать эстетические чувства.

Из прочих произведений, должных быть тут упомянутыми, это «Дремучий лес» за 1795 год и «София» (с неустановленной датой написания). В чём характерная особенность сих литературных работ? Рассказ «Дремучий лес» обозначен сказкой для детей. Он составлен из заданных слов, из-за чего не блещет оригинальностью. Иногда Николай так писал стихотворения. Попробовал такой же подход и в прозе. А вот «София» — это драматический отрывок пьесы, наполненный полагающимися диалогами и печальным событием. Дополнительной важности для понимания творчества Карамзина ни «Древний лес», ни «София» не несут.

Но не стоит думать, будто Карамзин уже ничего не сможет сообщить нового. Пора экспериментов продолжится. Нужно дождаться от Николая самого главного — подлинного интереса к истории. Он мог сколько угодно призывать к проявлению сочувствия или извлекать мудрости, продолжая оставаться молодым, с возрастом жизненные приоритеты изменятся, заставив делать важное не просто для себя, а для многих. Как не забавляйся трагическим или назидательным повествованием — этому суждено сойти на нет. Разумеется, останься Карамзин прежним, никто бы не стал ожидать от него большего. И именно сейчас, накануне первого переосмысления, наступает время взвешенно относиться к в последующем им написанному. Совсем скоро Николай на свой лад перепишет мысли из Экклезиаста, дабы после и вовсе подвергать устоявшееся переосмыслению. И наконец-то он придёт к должному — благодаря чему и вошёл в историю, по иронии написав как раз Историю.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сам укоряя писателей за написание произведений на историческую тему, Карамзин не мог не попробовать собственные силы в подобном. Как знать, может его подход послужит примером для потомков, должных серьёзнее относиться к имевшему место в прошлом. Николай взял сложный период российской государственности, касающийся окончательного усмирения Москвой новгородской вольницы. Как же сообщить читателю, чтобы развлекательный элемент не превзошёл историческую справедливость? Стоило оказаться содержательнее со стороны фактов, как к повести проявят малый интерес. И Карамзин попытался, всё равно не сумев найти требовавшиеся ему способы подхода к изложению. Несмотря на старания, повесть о Марфе-посаднице вышла излишне исторической, почти не претендующей на право называться полноценной художественной литературой.

Основная повествовательная линия — необходимость подготовиться к приходу войска Ивана Великого. Прежде не раз князья московские и прочие шли на Новгород, имея целью единственное — разжиться откупными. Новгород потому и стоял крепко, что имел возможность удовлетворять алчность жаждущих обогащения, кто бы не приходил в пределы его государственности. Непосредственно новгородцев на протяжении веков разбирали споры — как нужно существовать, учитывая условия меняющихся политических приоритетов. Будучи Русью изначальной, Новгород отстаивал независимость по праву первенства над россами. Его воли никто не мог сломить, в том числе и золотоордынцы. Но теперь всё сталось иначе. Ивану Великому не были нужны откупные — он вознамерился сделать новгородские земли вотчиной Московского княжества, тем в отдалённой перспективе способствуя росту могущества, прежде всего за счёт облегчения бремени, отказав монгольским правителям в праве считать москвичей данниками.

Новгород оказался в безвыходном положении. Откупиться и нанять войска для обороны не было возможности. Политические процессы шли против них. И тут бы сказать, что Иван Великий, в присущем ему духе, умело подготовился к походу, проведя требуемую предварительную работу, ослабив союзников Новгорода, вследствие чего новгородцы и оказались перед необходимостью забыть о вольнице и перейти в услужение к москвичам. Как раз о создавшемся безвыходном положении и стремился рассказать Карамзин читателю.

Последней посадницей Новгорода была Марфа Борецкая. Как она боролась? О том остаётся гадать. Согласимся с Николаем, она призывала население вспомнить о былых военных успехах. Ведь когда-то удалось новгородцам малым числом противостоять, правда им тогда помогла православная икона. А теперь нет и этого, поскольку значительная часть новгородцев тяготела к католицизму. Не получалось у Марфы найти способ воздействия. Не к тому новгородцы склонялись способу разрешения пограничных споров. Потому читатель внимал безуспешным мерам, где завершение похода Ивана Великого казалось очевидным. Не могли новгородцы выстоять из-за нежелания воевать. Государство, построенное на принципе уважения только к товарно-денежным отношениям, рухнуло при первом проявлении интереса от страны, имевшей иные цели. В частности Московского княжества — это идея собрать земли Руси, став за счёт объедения сильнее.

Все слова о тех событиях кажутся незначительными, если соотносить тогдашние владения Москвы. Лишь кажется, будто Московское княжество обладало существенными ресурсами. В действительности такого не было. По своей сути, завоевание Новгорода — первое крупное достижение московских князей, вслед за чем возникло чувство способности скинуть иго, а затем взять под контроль остальные земли Руси, выступить против татарских ханств, и уже после оспаривать давно утраченные владения россов, оказавшиеся под Литвой, чтобы немного погодя сметь заявлять права на территории, и вовсе к Руси никогда не относившиеся. Но обо всём этом Карамзин ещё напишет в «Истории государства Российского». С 1803 года Николай официально по воле императора Александра I получит титул историографа.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кто он — человек нашего времени? Если рыцарь — он благороден. Если герой — он является желанным измышлением настоящего. Если представляет собой нечто другое — он и будет неким иным персонажем, ярким представителем присущих ему черт в человеческом обществе. Учитывая же постоянную дилемму, присутствующую в людских делах ещё с Адама — и вовсе затруднишься ответить, каким должен восприниматься типичный для текущего дня человек. Скорее это одновременное воплощение пороков и добродетели, соответственно воспринимаемых с порицанием или одобрением. Но так, чтобы утверждать, будто возможен определённый образ, характерный в качестве идеального представления о должном — такого не бывает. Не поэтому ли Карамзин взялся раскрыть для читателя рыцаря нашего времени? Тем намереваясь дать обществу требуемого человека, которого следует ставить в пример и пытаться во всём ему подражать. Благое начинание привело в тупик. Николай, столкнув главного героя повествования с первым в жизни испытанием, предпочёл отказаться от продолжения написания.

Карамзин пошёл на очередной эксперимент в русской литературе. Он взялся рассказать о текущем моменте. Не о далеко отстоящих днях, а касающихся непосредственно происходящего — при этом слукавив. Николай воспринимал своё настоящее с того момента, когда он сам родился. Значит, всё происходившее с того момента — касается вынесенного в заглавие «нашего времени». И чтобы не было лишних вопросов, он стал слагать историю о «рыцаре», ибо таковых в его ближайшем окружении, да и в обществе вообще, не существовало. Причём их нет ровно с той поры, когда перестали писать рыцарские романы. Уже не найдёшь среди мужчин трепетных созданий, готовых разбиться вдребезги перед противоположным полом. Подобные им остались в художественных произведениях. Не значило ли это, что через литературу возможно возрождение былых порядков? Может с помощью написания беллетристики получится пробудить в согражданах требуемый отклик?

Николай явно обозначил интересы главного героя. Этот молодой человек — совсем ещё дитя, немного юноша — вырос на книжных историях. Не было для него прекрасней произведений, нежели оставленных Фёдором Эмином, особенно того, где отважный Мирамонд — сын турецких подданных — прошёл через земли и моря, дабы по окончании хождений оказаться в числе годных России людей. Пусть то являлось выдуманными обстоятельствами (как бы не думал читатель об автобиографичности труда), подобные истории влияли на умственные способности главного героя, вполне вознамерившегося поступать подобно делам книжных персонажей. Вот тут и сквозит идея Карамзина влиять на современность через беллетристику. Ведь кого за основу для поведения возьмёт рыцарь наших дней, тем принципам он будет сохранять верность. Так ли это? Николай должен был считать подобное близким к действительности. Но тяжело доказать убеждения, не имея сил противопоставить им оную. Всегда кажется очевидным — столкни человека, воспитанного на иллюзиях, с реальностью: увидишь поражение идеалистических представлений. А раз так, лучше не продолжать. Может потому Николай отложил работу над произведением.

Не мог Карамзин оправдать человеческую порочность. Списывая невинность восприятия действительности на малый возраст главного героя, к чему тогда придётся апеллировать впоследствии? Впервые увидев обнажённых женщин, главный герой ничего не почувствовал, что само по себе является противоестественным для человека. У него не возникло любопытства — хотя должно было. Он остался холодным, всё-таки осознавая, насколько нехорошо поступил. Тут читатель окончательно понимал нелепость приводимой Карамзиным истории. Разве может человек жить представлениями об идеале, оставаясь при том глухим к с ним происходящему? Тем более рассказывая это в то время, когда Францию сотрясали революционные порывы… Остаётся предполагать, меняющаяся действительность в сторону неопределённости будущего — самая явная причина для прекращения работы над «Рыцарем нашего времени».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Карамзин не придерживался определённой литературной жанровости. Он брался за различные образцы европейской прозы, стремясь создавать их близкое подобие. Поэтому читатель не встретил новизны, ознакомившись с мрачными произведениями в готическом духе, вроде мистических повестей «Сиерра-Морена» и «Остров Борнгольм», пропитанных чем-то далёким, однако всё же свойственным русскому человеку. Впрочем, нельзя так говорить, будто Николай изыскивал сюжеты, с которыми прежде не доводилось сталкиваться. Отнюдь, русская культура, особенно в форме устных преданий, наполнена и более поражающими воображение рассказами. За одним исключением — Карамзин мог и не знать о бытовавших в народе сказаниях. Пропитанный французскими, английскими и немецкими представлениями о художественной литературе, Николай проявлял стремление создать похожее, прежде всего для разнообразия русской словесности, лишённой изобилия талантливых писателей. А раз так, тогда не станет затруднением привнести обновление в успевшее стать преданием старины глубокой.

«Сиерра-Морена» — история с андалузских берегов. Пока читатель внимал готовящейся свадьбе, для него готовились шокирующие обстоятельства. Счастливая невеста выходила замуж, немного горюя по не так давно утерянному человеку. Тот ушёл в море и пропал без следа. Типичная для морских стран ситуация побуждала к двум действиям: не терять надежду и ждать, либо забыть о былом и начать жизнь с другим человеком. Осуждения невесте никто не выскажет. Всякий понимает — жить в подвешенном состоянии неимоверно трудно. А читатель, имевший за плечами женитьбу или замужество, и вовсе не проявит сочувствия, зная о тяготах супружеской жизни. Поэтому нужно простить невесту, решившую не ждать пропавшего моряка. Есть единственный важный факт — она давала клятву верности. И тут самое время её укорить за нарушение данного слова. Только тот ли читатель жил в России конца XVIII века, чтобы всерьёз воспринимать нарушение клятвенных обещаний? Видимо, таковые имелись. Ведь не из простых побуждений Карамзин внёс элемент, пусть и условно мистический, в виде возвращения моряка как раз в момент бракосочетания невесты на другом. Дальнейшее развитие повествования служило назиданием всякому — отступающему от клятвы. Моряк изрёк осуждение и пронзил себе сердце, омрачив свадьбу. Вполне очевидно, от увиденного должен был помутиться разум и у невесты.

«Остров Борнгольм» содержит больше мистических моментов. Это, по своей сути, классическая готическая история путешествия по морю с присутствием таинственных ситуаций. Довелось главному герою повествования оказаться не где-нибудь, а на острове, откуда, вполне возможно, некогда вышли русичи, заложившие основы Руси. Тот остров, как его не назови — Руяном ли, Рюгеном ли, али Борнгольмом — ныне представляет жалкое зрелище былого великолепия. Он теперь испещрён скалами, и примечательным на нём является ветхий замок. На такой остров если и высаживаться, то с верными товарищами. Но нет, нельзя подвергать опасности людей, тогда как следует кому-то из них отправится проверить обстановку. С тем человеком и отправился читатель изучать Борнгольм, встретив нечто вроде враждебной обстановке, оказавшейся не настолько уж и враждебной, судя по безболезненному завершению схода на берег. Что увидел человек на острове? Он столкнулся с отошедшими в былое созданиями, видя и другое, чему придаст значение каждый, желающий сокрытое сделать понятным. Но того не требуется, поскольку таинственность лучше не беспокоить, опасаясь пробуждения уснувших сил. Нет необходимости снова сталкивать Русь с древностью — пусть лучше оставшееся в прошлом продолжает дремать.

Подобного рода сюжеты трудно забыть. Если бы не деятельность других писателей, создававших сходные истории. Невольно возникают аналогии, не требующие дополнительного раскрытия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть повести сентиментальные, вступающие в противоречие с произведениями, где о рыцарях сказывается. Помнит ли читатель, какими гордыми были дамы сердца, что рыцарей на подвиги отправляли? Были те дамы чёрствыми внутри, нисколько не способными понять желаний добивающегося их мужчины. Тем дамам ничего не стоило бросить перчатку в клетку со львом, заставив рыцаря доказать любовь, вернув ими брошенное. И многие рыцари будто бы гибли, пока единственный не осуществлял желаемого, якобы становясь её благоверным. Современного читателя берут сомнения от правдивости сюжетов тех седых лет, как и являющихся противоположностью дам — сентиментальных девушек, готовых известись, только бы на них мужчина обратил внимание. Карамзин постарался найти компромисс между прошлым и настоящим, представив вниманию читателя Юлию — должную жить в средние века, но ей довелось числиться среди современников Николая.

Юлия горда собой. Впереди неё шествует её самолюбие. Такая не повторит судьбу бедной Лизы, она скорее утопит неверного в ближайшем пруду, нежели сведёт счёты с жизнью. Но всякое время ставит испытания перед людьми, ожидая проявления к ним понимания, причём с обязательным исполнением всех требований. Юлия могла до конца своих дней отстаивать независимость присущего ей мнения, только без мужского внимания не могла обходиться. Уж слишком зазорным считалось оставаться в старых девах. Тут уже не до сентиментальности! Либо наоборот — как раз дело и заключается в необходимости проявить сентиментальность. Отчего-то нравится молодым людям испытывать чувства в них влюблённых, словно таким образом удастся проверить чувства. Отнюдь, секрет успеха во взаимных отношениях — умение подстроиться под интересы партнёра. Но не станем забывать и про требования к сентиментальности — их никто в первые годы творчества Карамзина не отменял.

Юлия обязательно смирится. Не быть ей дамой из рыцарских романов. Да и перестали мужчины искать дульсиней. Более не имелось потребности в девушке, ради которой следовало забыть о личных интересах. Времена складывались так, что как раз девушки должны понимать зависимость от мужской воли. Из этого и черпал начало сентиментализм, порождённый не с пустого места, а согласно сложившихся представлений о должном быть. Ежели девушка не смирялась с необходимостью угождать мужским желаниям, тогда никто к ней не проявлял внимания. Из этого следовало очевидное — покорись, либо станешь причиной шуток в обществе.

Приходилось покоряться. На этом испытания не заканчивались. В обычной семье, когда жена умна, то всё вершится согласно женской воле. Опять же, женщина остаётся наполненной покорностью. Она робко просит, зная, муж не откажет — чувствуя вину, смириться с которой он не сможет. Тут-то и надо учиться жизни, не высказывая громких заявлений. Неважно, как поведёт себя муж, он обязательно выполнит от него требуемое. В том сила женщины, способной соразмерять силу позиции с её незаметностью. Это поймёт не каждый читатель сентиментальных романов, однако побеждать должен мужчина, тогда как он оказывается проигравшим.

Возникает очевидный вывод. В слабости кроется способность оказаться среди властителей положения. Не тот пользуется успехом, кто громко о нём заявляет, а тот, кому достаются плоды побед, полученные без потерь. Осталось понять, чем выше сказанные слова сходны с повествовательной линией «Юлии». Хотя бы уже тем, что Николай заставил читателя задуматься о распределении ролей. Всё равно люди не станут правильно понимать настоящее, предпочитая видимое сокрытому — их просто невозможно убедить в том, что очевидное не может являться истинным. Того не смогла понять и Юлия, вследствие чего и пострадала.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Прошлое Карамзина затеряно в былом. Уже его фамилия — это напоминание о нерусском происхождении предков. Так это или не так? Человек сам должен писать собственную историю, не обращая внимания на прочее мнение. А ещё лучше создать красивую легенду, чем Николай и занимался, сочиняя произведение «Наталья, боярская дочь». Воедино сплелись позор на роду и грядущая слава. Было время давнее — жила тогда ещё прабабка бабки Карамзина. Довелось ей хлебнуть несчастий, дабы заслужить почёт. И вроде нет в повествовании татарских мотивов, однако не обошлось без участия магометан.

Можно бесконечно говорить — каким не останься в памяти, тебе всё-равно припишут далеко не то, к чему ты стремился. Кто-то из потомков придумает детали твоего существования, сделав их частью сказания о тебе. Примерно таким образом сложилась и посмертная память о боярской дочери Наталье, прошедшей огонь и медные трубы, чтобы с оружием в руках отстаивать на равных с мужчинами право Руси на нерушимость границ княжеских. Наталья словно на самом деле сошлась с литовцами в сечи, дабы искупить проступки родственников суженого.

Суженый Натальи — человек не с простой предысторией. Он оказался в опале из-за возведённой на его отца хулы. Вследствие этого семье пришлось покинуть пределы родного края и обосноваться среди магометан, прожив среди них десять лет. Но сердце русского человека не может томиться вдали от Отчизны, оно начинает болезненно ныть. Тогда и возникает потребность вернуться обратно, искупив кровью по ошибке совершённое. Вполне очевидно, для красивого сказа нужно разбить порочащие род слухи, ставшие несправедливым обвинением в деянии, которого никто не мыслил совершить.

Хоть и нет вины, требовалось заслужить прощение. Князь не станет гневаться, прояви перед ним отвагу. Не одно поколение заслуживало оправдания, направляя энергию на услужение. Вот и во времена боярской дочери Натальи имелась такая возможность. Не раз Русь беспокоили воины литовские, и не раз ходили с войной приспешники польских шляхтичей. Значит будет момент послужить князьям русским, добившись желаемого прощения. А для пущего эффекта Карамзин объединил усилия опальной семьи и порывы Натальи, согласившейся помочь заслужить прощение. Постепенно внимание читателя переместится на сражение, где и воздастся всякому по заслугам, невзирая на случавшиеся в прошлом недоразумения.

Проявить отвагу было необходимо. На поле боя сошлись силы двух соседствующих княжеств. Среди участников оказались те самые представители опальной семьи и Наталья, облачившаяся воином и отважно сражавшаяся. Все оказались примеченными князем. Радовался князь за подобных воинов. И знал князь, что нет вины на оную искупавших, ибо донесли ему о том несправедливом судилище, по итогам которого и объявлялась опала. Тем самым Николай подводил читателя к благоприятному для действующих лиц финалу.

Нет нужды задумываться, насколько в действительности таковая история могла случиться. Почему бы и нет, особенно при желании человека именно так понимать былое. Современники всегда воспринимают ушедшее время под личным желанием видеть нечто конкретно, редко совпадающее с происходившим на самом деле. По сути нет важности, как оно тогда происходило. Важнее показать благость нынешнего дня, пускай в твоих предках немало разбойников, губивших человеческие души. Ты за деяния предков не можешь быть в ответе, и не должен кому-либо позволять оценивать себя по тому, к чему никто из ныне живущих не имеет непосредственного личного отношения. В любом случае, если прошлое воспринимать освобождённым от людского скудоумия, быть настоящему переполненным от радужных оттенков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Откуда-то из-за границы привёз Николай сюжет о девушке-цветочнице, влюбившейся в молодого повесу и оставшейся не у дел. Уже не в форме поэмы, дабы избежать сравнения с «Графом Гвариносом», чистейшей прозой — подобно недавно изданным «Письмам русского путешественника», Карамзин поведал печальную историю. Он сразу сказал читателю о хорошем знании Москвы, о частых прогулках по её окрестностям. И будто бы довелось ему увидеть обветшавшую избушку, где тридцать лет назад жила Лиза, да с той поры там более никто не обитал. Как знать, настолько верную информацию ему, как герою-рассказчику, сообщил некий Эраст, выступивший горемычным любовником. Не имея сил поведать правду о былом до конца, он романтизировал прошлое, списав собственные огрехи на пылкость девичьих чувств.

Конечно, подобных Лизе девушек никогда не существовало. Это устойчивый образ девушки из сентиментального произведения. Она просто обязана воплощать собой красоту, кротость и порядочность. О такой мечтает любой мужчина, поскольку уверен, такая простит за проступки и будет продолжать боготворить, не чиня препятствий, стоит изменить к ней отношение. Именно такой её себе представлял Эраст, за давностью лет явно забывший, какой Лиза была в действительности. В его страдающей душе изменилось всё, отчего ему не дано понять, поскольку Лизу толком он не знал.

Они встретились случайно — она продавала цветы, он их купил. Его изумила её привлекательная внешность, ей сталось приятно стать объектом признания от солидного господина. Он имел опыт отношений с противоположным полом, она оставалась невинной. Оттого и неудивительно, что ему просто желалось обладать ангелом, тогда как ей оказывалось не страшно оказаться в аду от греховной связи. Между ними пролегла пропасть, преодолеть которую им было не суждено. Оставалось единственное — всё бросить и обосноваться вдали от людей где-нибудь в глухом краю. Так себе всё представлял Эраст, делясь откровениями с героем-рассказчиком.

Читатель не верил Карамзину. Слишком красиво он сообщал обстоятельства былого. Удивительно, как не возмутилась императрица Екатерина Великая, всегда болезненно воспринимавшая истории о связи девушек с мужчинами, особенно когда девушка решалась пойти на отчаянный шаг. Некогда ей хватило намёка, чтобы прогневаться на Василия Тредиаковского за перевод «Тилемахиды». А тут столь явный намёк, тем более события происходят в точно обозначенное время — в год государственного переворота, когда от власти был отстранён император Пётр III. Но подобные рассуждения не должны касаться содержания повести Карамзина. Впрочем, во всяком сюжете, при обладании знаниями, всегда можно найти подводные камни.

«Бедную Лизу» портит сообщение об Эрасте, будто бы герой-рассказчик узнал о событиях тридцатилетней давности именно от него. Более никто не ведал о Лизе. Существовала ли подобная девушка вообще? Будучи цветком, она не продавалась другим, как продавала цветы прочим господам сама. Но всё-таки продалась единственному, готовая становиться его за пять копеек, полученных за букет. И Карамзин не скрыл от читателя, как миловались Эраст с Лизой, не умолчал и о платонической любви. Где-то обязательно от читателя сокрыт подвох. Слишком красиво разошёлся Эраст с Лизой, не встретив ни истерик, ни презрения.

Позже Островский вольно повторит событийность «Бедной Лизы» в «Грозе». Читатель должен помнить подозрительность ситуации, повлекшей смерть главной героини. Будто бы не сообщается критически важное обстоятельство. Всякий раз девушка падала невинной жертвой, подвергшаяся, как ныне говорят — состоянию аффекта. Они утрачивали понимание происходящего и совершали необдуманные действия. И как бы там не думал читатель — Лизу скорее всего Эраст и убил. Почему? Стоит в очередной раз напомнить правило знакомства с информацией: никогда не верьте словам говорящего, он не является истиной в последней инстанции, скорее ему удобнее обмануть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

От знакомства и привязанности до крепкой дружбы — так можно охарактеризовать отношения между Екатериной и Григорием Потёмкиным. На сегодняшний день известно более тысячи писем и записок, которыми они обменялись. Ещё больше осталось неизвестным — скорее всего истлев от времени, либо и вовсе быв уничтоженным ещё при их жизни. И всё же потомок может проследить, с чего начинаются великие дела. С обыкновенных скромных просьб поверить в способности и позволить постоять за Отечество. Именно так поступил Потёмкин в 1769 году, испросив личного разрешения императрицы, дабы дозволила она ему отправиться на войну. Григорию осталось проявить отвагу, после чего для него случилось невообразимое, приведшее к неувядающей в веках славе.

Есть письма от 1773 года — тогда от Екатерины сохранились ответные послания. Пока ещё разговаривая сухо, в основном благодаря за проявление отваги в боевых действиях. С 1774 года переписка стала сбиваться на французскую речь, появились ноты интимности, за иной месяц отмечается сверх двадцати посланий. Екатерина открыто писала, что «любит своего Гришечку», называла «дражайшим супругом», могла огорчаться, если ночью он её не посетит. Вообще 1774 год отмечается всплеском влюблённости, когда именно за Екатериной заметна болезненная привязанность. И это несмотря на будораживший общественность июль, неприятный продолжавшим бунтовать Пугачёвым. Императрица чрез меры отвлеклась на любовь.

Екатерина старалась выполнять желания Потёмкина. Она не раз извинялась перед Григорием, вспоминая о его неприятии длинных посланий. Но говорить ей хотелось, поэтому она всё же не всегда себя сдерживала. К 1775 году переписка приняла взвешенный вид. Эмоции успели остыть, теперь Потёмкин и Екатерина общались как два хорошо знающих друг друга человека, готовые помогать при любых затруднениях. Становилось очевидно, вслед за пылкими чувствами, всё-таки понимая, какая возникает ответственность, ведь за Екатериной стояла Россия. Можно даже сказать, что страна воплощала собой домашнее хозяйство, о котором требуется проявлять не меньше забот. Потому письма наполняются не «люблю-люблю», а взвешенным отношением к быту. Государственные дела казались отныне важнее. Но обиды всё же сохранялись. Не настал пока тот момент в отношениях, когда рациональность преобладает над эмоциональностью.

С 1778 года переписка переполняется от разнообразных тем, только вплоть до 1781 года Екатерина продолжала извиняться за длинные послания. С наступлением 1782 — из переписки исчезло личное, уступив место политике. Потёмкин далее напоминал крепкого хозяйственника, самостоятельно решающего, к чему следует проявить особое внимание. Так он указал Екатерине на необходимость России прирасти Крымом, для чего отобрать его у турков. И не из простых побуждений он о том задумался — Григория печалила политика европейских держав, продолжавших разрастаться колониями. России следовало поступить сходным образом, и нет ничего лучше Крыма.

Переписка последующих лет отражает вынашивание совместных планов. Екатерину и Потёмкина беспокоила ситуация на границах. Они обменялись мнением от происходящих в Китае и Грузии процессах. Им не нравилось возможное обострение внутренних противоречий в соседствующих с Россией странах. До 1791 года в переписке отражены обстоятельств войн России, упоминается и путешествие Екатерины в Тавриду. Не обходится без осуждения дышащей в спину Швеции, готовой предать интересы европейцев, договариваясь с Турцией. Есть и мысли об обязательном разделе Польши.

В 1791 год переписка заканчивается в связи со смертью Григория Потёмкина. На протяжении всего года он писал о дискомфорте в области сердца, серьёзно думая о скором наступлении смерти. Екатерина очень переживала, её здоровье давало сбои: она мучилась постоянными коликами и ветрами. В октябре Потёмкин умер по пути из Ясс.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда сказать совсем нечего, начинается академизм. То есть вспоминаются материи, далёкие от основного смысла содержания. Наполнение происходит за счёт отсылки к древним временам, порою библейским. Иногда иного не остаётся. О чём же можно было рассказать, сообщая нечто о Пушкине? Казалось бы, рассмотренного прежними поколениями достаточно. Но дух исследовательский остановить нельзя. Тогда можно заново раскрыть темы, уже относительно современного дня, потому как всё связанное с исследуемым объектом трактуется в ином свете. Ежели за дело брался советский пушкинист — он поступал согласно социалистических представлений, с удовольствием находя подтверждение утверждению типа: главным героем в «Борисе Годунове» является народ. Но нужно стоять выше этого — решал Валентин Непомнящий, предпочитая, вместо проведения параллелей между Марксом и наследием Пушкина, обращаться к библейским мотивам, причём начиная сразу с сюжета об Адаме и Еве.

Содержание «Русской картины мира» создавалось на протяжении нескольких десятилетий. А итоговый вариант был удостоен Государственной премии Российской Федерации. И важно увидеть не наполнение исследования, а сказанное Валентином на вручении премии. Ему сталось обидно за культуру россиян, забытую властными структурами. И это Валентин говорил накануне реформы премии, ещё не подозревая, как уже с 2004 года всё станет много хуже. Государство словно забудет о необходимости придавать значение созидающим культуру людям. Но Валентин о том и говорил, что именно государству требуется создавать культуру. А рассуждая далее — государству важно воссоздавать культуру в качестве оценки смысла собственного существования. Достаточно взглянуть на прошлое — прославлявшее достижения социализма в Советском Союзе. Что же, теперь на государственном уровне решено действовать от противного. Может в том и есть смысл, ежели предполагать, будто как раз культура подтачивает основы существования действующего политического режима. А значит культуру нужно уничтожать. Иных мыслей просто не может возникнуть.

И всё-таки вернёмся к пушкиноведению. Валентин сообщает без утайки — оно в кризисе. Есть два ежегодных журнала на Россию, посвящённых жизни и творчеству Александра Сергеевича. Немного задумавшись, видеть даже один журнал — не кризис. Впрочем, пушкинистам в любом случае обидно. Да и всякому было бы обидно — не воспринимай всерьёз его увлечение. Только как серьёзно относиться к людям, посвящающим существование поиску смыслов в чужих текстах? Нельзя с остервенением биться с коллегами за правду, ежели она касается вопроса постановки того или иного знака препинания, будто тем в корне меняется смысл фразы. И Валентин объясняет причину. Оказывается, произведение пушкинист оценивает не столько в комплексе, сколько разбивая его на главы. Думается, вплоть до отдельных предложений. Всё делая для того, дабы найти другими ещё не найденное. Уж такова пушкинистика по своей сути.

Другой аспект — постоянное восхваление Александра Сергеевича. Пусть он — солнце русской поэзии, либо кто другой, но панегирик — это не всегда хорошо. Во всём Пушкин оказывался уникальным. Писал так, что ныне не получится заменить одно слово другим. При таком подходе забывается главное — человек, исследующий другого человека. Вместо Валентина Непомнящего приходится видеть восхищённого читателя, к тому же и склонного к раскрытию творчества любимца через религиозные откровения. Потому и было упомянуто про академизм. Для примера можно взять работы всякого поэта былых веков, писавшего оды российским императорам — вот где полное отсутствие связи с действительностью, при полном уходе в предания предков, причём не собственных, а глубоко мифических. И как-то не очень оказывается удобным соразмерять Пушкина с канувшей в Лету архаикой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Московское княжество к 1510 году ещё не собрало всех земель русских. Но и со взятием Пскова объедение не было завершено. Ещё оставалось найти лад с рязанцами, жителями древнейшего форпоста на границе между Русью и южными пределами. Пока же к Москве пожелал отойти Псков, чьи граждане устали от противостояния между славянами и рыцарями с запада. Не проходило и пяти лет, чтобы к воротам псковитян не подходила волна очередных горе-завоевателей. Да и сам Псков — республика с подобием новгородского устава, желавшая видеть во главе избираемых населением города князей. Были среди них князья из Рюриковичей, но порою власть доставалась выходцам из литвы. Кто же не вспомнит Довмонта, пришедшего извне, но закрепившего за Псковом право на самостоятельность от Новгорода. Спустя два столетия псковитянам пришлось задуматься — оказаться пленёнными силой или добровольно покориться московскому князю.

Есть разные точки зрения очевидцев на произошедшее отторжение жителями Пскова на право независимости. Одни источники утверждали несправедливость произошедшего, где впору взывать к божественному вмешательству, дабы усмирил алчные порывы Москвы. Говорилось то от чистого сердца, или исходя из невозможности воплотить собственные алчные порывы псковитян? Рационально взиравшим на бедственное положение республики казалось иначе — ежели не согласиться добровольном встать под власть Московского княжества, тогда к тому же принудят рыцари Тевтонского ордена, либо воплотит мечтания шляхта Речи Посполитой. А так как Новгород уже пребывал под Москвой, помощи ждать было неоткуда.

Судьба Пскова не так проста. Повесть о его взятии не заглядывала вперёд. Там достаточно событий, связанных с положением города между враждующими лагерями. Ещё успеют сойтись в праве на владение землями псковитян войска Стефана Батория и Ивана Грозного. Пока же, в год 1510, Псков становился частью Московского княжества, с покорностью снимая вечевой колокол и навсегда забывая о свободомыслии. Данное историческое событие находило множество откликов, есть о нём упоминание и в летописях. Частью которых как раз и является так называемая «Повесть о Псковском взятии». Сама по себе она не воспринимается оригинальным произведением, скорее следует говорить об её особом положении среди текстов. Согласно содержания получалось, что власть Москвы псковитяне признавали.

Что значит для жителей Руси кого-то признать? Это делалось с помощью крестоцелования. Ежели кто после отказывался от совершённого деяния, того признавали клятвопреступником. Насчёт сего есть мнение — не было ничего для русского человека тяжелее нарушения клятвы через целование креста. И тут возникает необходимость видеть в псковитянах сторонников веры во Христа греческого толка. Если касательно Новгорода хорошо известно, как тяготели новгородцы в последние десятилетия существования их республики к католицизму, то касательно населения Пскова остаются сомнения. Хотя, свойственное Новгороду должно было быть присущим и псковитянам. Но ведь не станет летописец, особенно ориентированный на Москву, тем более после свершившегося факта признания Псковом власти москвичей, предполагать иное. Как раз в данном случае и можно сказать, что историю пишут победители.

Играл ли Псков вообще значение для исторических процессов? Он всегда рассматривается в качестве промежуточного звена конфликтов Руси и её западных соседей. На его землях происходили важные события, тогда как сам Псков не ставился во главу угла. Однако, стоит признать, Псковская республика существовала ровно до того момента, когда население не перестало понимать — дальше без помощи они обойтись не смогут. Выбором большинства оказалось Московское княжество. О том повесть и сообщает.

Автор: Константин Трунин

» Read more