trounin.ru

Цикл «Проклятые короли» | Книга №7

Эдуард III имел полное право стать королём Франции, покуда его притязания на трон соседнего государства были основательнее, нежели у действующего короля. Воронённая сталь его сына не блестела на солнце, а меч часто бывал вне ножен. И когда желание объединить Европу огнём и мечом столкнулось с интересами католических лидеров, изнемогая вырваться наружу по следам родного деда, также мечтавшего видеть единый союз государств, сохраняя внутри элемент добрососедства, чтобы быть единой силой и уметь противостоять любой внешней агрессии, да и помочь братьям-христианам, начав новый крестовый поход. Не бывает простых решений для людей, живущих одним моментом, не заглядывающих вперёд. Совсем неважно, что спор за обладание троном столкнул между собой две державы, одна из которых в конкретный исторический отрезок оказалась способнее и умнее, благодаря долго здравствующему королю, чьё пребывание на троне занимает гораздо больший срок, нежели любого из его оппонентов, хоть и годами он довольно молод. И вспыхнул конфликт, породивший столетнюю войну, когда Англия успешно стала захватывать одну область за другой, покуда не дремали остальные соседи, отхватывая от Франции куски на свой вкус.

Морис Дрюон основательно прописал историю Франции XIV века, увязав всё с проклятием Жака де Моле, после которого процветающее государство было поставлено на колени, а будущее стало вызывать опасения. Казалось бы, окончательная точка была поставлена в шестой книге «Лилия и лев», и вместо Капетингов престол достался династии Валуа, закончив таким образом действие проклятия. Только спустя семнадцать лет Дрюон пишет ещё одну книгу, имея целью проанализировать историю государства от её создания усилиями Лотаря до достижения наивысшей точки расцвета при Филиппе IV Красивом, также известного под прозванием Железного короля, чтобы за несколько последующих десятилетий осознать крах самого могущественно государства в Европе, потерявшего всё своё влияние; даже само существование Франции стало под вопросом. Обо всём этом Дрюон предлагает поразмышлять от лица Эли де Талейрана.

Талейран всю книгу едет в карете, его путь занимает ровно месяц, а за такой срок можно передумывать собственную жизнь и всё остальное. Этим и будет заниматься известное историческое лицо, получившее прозвание Делателя Пап. Дрюон не кривит душой, предлагая читателю едва ли не курс лекций по истории страны. Каждый аспект будет обговорен заново. Все возможные варианты событий тоже не останутся без внимания. Будут учтены все последствия длительной войны, позже получившей название Столетней. «Когда король губит Францию» — это обыкновенный учебник, разбавленный некоторыми фактами биографии Талейрана, его мыслями и желаниями, включая различные междометия и просьбы ехать помедленнее, а также постоянных вопросов по поводу каждой остановки. Впрочем, в книге нет излюбленных фраз французских и английских романистов в стиле «дорогой мой читатель» — Дрюон от лица Талейрана делится мудростью с племянником, безмолвно слушающим говорливого дядю. А может и не было племянника в карете, но именно к нему Талейран всегда обращается.

В книге нет отравлений, хитростей и прочих королевских забав, которые обильно описывались в предыдущих произведениях цикла. Теперь читатель будет ехать ровно, ощущая на себе груз нависших проблем. Очередной этап переговоров должен пройти успешно, иначе не видать Франции места на карте, да быть папскому престолу снова в Ватикане. Фигура Талейрана так и останется загадочной, представ читателю в виде сомневающегося в себе человека, чьё будущее было определено матерью, а ожидаемое место Папы так и осталось в мечтах, покуда сперва он был слишком молод, потом уступил ставленнику французского короля, а в третий раз оказался чрезмерно знатен.

Пускай, «Когда король губит Францию» является лишней книгой для цикла. Цикл при этом навсегда останется прекрасным творением рук человеческих.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Чёрный обелиск» — это больше автобиография, исполненная в виде художественной обработки, нежели взятый из личных переживаний автора сюжет. Маститая фигура Ремарка давно вознеслась над безликой массой так называемых писателей, чья жизненная цель состоит в трате бумаги, не несущей никакой смысловой нагрузки; Ремарк блестяще выглядит на фоне заслуженных авторов, каждому из них отведено место в сердце читателя, где Ремарк отвечает за страдания души. В литературе не так уж много примеров, когда представляется уникальная возможность понять автора без лишних биографий и людей, что в них пытаются разобраться. «Чёрный обелиск» охватывает отрезок от окончания войны до начала журналисткой деятельности, когда Ремарк подрабатывал продавцом надгробий и был органистом в психиатрической клинике: всё это оставило отпечаток на авторе не менее сильный, нежели Первая Мировая война. Когда перед писателем встал вопрос о выборе сюжета для новой книги после сдачи в печать «Времени жить и времени умирать», где тема ужасов войны была показана в очередной раз, а снова говорить о выгнанных политическим режимом из Германии людях больше не было сил, тогда Ремарк взял за основу небольшой фрагмент, решив его превратить в полноценный роман.

К удивлению читателя, «Чёрный обелиск» — это бесконечная история в духе Ремарка, но не имеющая в себе повторяющихся элементов. Да, герои кажутся точно такими же. Девушка главного героя по-прежнему страдает недугом, наивна как ребёнок и её любовь — желание расстаться с одиночеством; только вместо физических дефектов для читателя заготовлено душевное заболевание, о котором Ремарк будет долго размышлять, предлагая свои способы лечения, вплоть до эвтаназии, постоянно переосмысливая подход к людям, чьё мировосприятие отлично от нашего. С одной стороны — общество ничего для душевнобольных сделать не может, с другой — нет гарантий, что именно мы смотрим на мир правильно. Стоит предположить, Ремарк действительно мог общаться в психиатрической клинике с пациентам, (возможно) вплоть до любовных увлечений: слишком идеализирует он свои ощущения, не давая конкретной картины заболевания, выставляя на суд читателя девушку с небольшими отклонениями между несколькими личностями, не желающими ужиться в одном теле, что со стороны кажется слишком поверхностным подходом к изучению проблемы. Но Ремарк просто делится переживаниями юности, не стремясь прослыть знатоком среди психиатров — созерцание и так давит на него всей тяжестью среди и без того тяжёлых дней.

Сам главный герой — это всё тот же парень, чьи порывы знакомы читателю слишком хорошо. Они не сильно изменились со времени «На западном фронте без перемен», пока главный герой вместе с «Тремя товарищами» пытался разобраться в разваливающемся мире, погружаясь всё больше в атмосферу декаданса, чтобы потом скитаться по послевоенной Европе в поисках своего угла, переходя границу за границей, дабы «Возлюбить ближнего своего» и сразу следом взирать на «Триумфальную арку» без осознания каких-либо перспектив в мире, выкинувшем тебя на свалку истории, покуда не грянет война, чтобы снова настало «Время жить и время умирать». Теперь пришла пора вспомнить прожитые дни, стараясь выжить в мире гиперинфляции, чтобы позже показать блеск возрождающейся Европы под шум гоночных моторов и под звон бокалов с Дом Периньон, когда безусловно «Жизнь взаймы».

Каждый человек в «Чёрном обелиске» — это именно человек, всем Ремарк даёт вторую жизнь. Никто из них не знает, как сложится судьба в этом странном мире, где всё начинается с тридцати тысяч марок за доллар, а к концу книги цена доллара достигает миллиарды марок. В таком мире просто невозможно существовать, отчего многие заканчивают жизнь самоубийством. Хорошо, если ты работоспособный, имеющий все возможности добыть себе пропитание. Но если ты на пенсии или не можешь работать, тогда стоит ждать голодную смерть, с чем многие не соглашаются, предпочитая досрочно прекратить свои мучения. Каждый герой книги заглядывает в светлое довоенное прошлое, желая вернуть тех умных людей, при которых страна процветала. Ремарку такое до боли противно — он безапелляционно заявляется, что именно то правительство считало себя слишком важным, чтобы толкнуть Германию к развалу, надеясь извлечь выгоду из войны. Стоит более внимательнее приглядываться к голубым тонам неба и к зелёным оттенкам травы, имея нужные пробники, чтобы сказать какое молоко действительно вкуснее — нет простых решений в постоянно меняющемся мире.

Главный герой «Чёрного обелиска» не заглядывает вперёд, не имея никаких представлений о будущем. Только к концу книги Ремарк скажет о том, как сложилась жизнь каждого. Но до того момента читателю предстоит на себе лично почувствовать все прелести разваливающейся экономики, где каждый играет на повышение, а о понижении может только мечтать. Удивительно, что герои Ремарка мало употребляют алкоголь: наверное, им совсем не до него. Хотя, некоторый упор сделан на водку, приведённую в качестве приятного бонуса для развлечения, когда одно из действующих лиц может на вкус определить точное её происхождение. И ведь никто не спивается, исправно выполняя свою гражданскую функцию, поддерживая оптимистичный настрой среди своего окружения. На этом фоне перед читателем всё больше вырастает фигура Гитлера, которая ещё до прихода к власти стала получать всё больше влияния, чьи предлагаемые методы на фоне общего упадка воспринимались людьми с крайним воодушевлением. В такое время, когда каждый пятый лез в петлю, в душу людей могло проникнуть только обещание самых решительных действий, способных возродить очередной германский рейх, на этот раз третий по счёту.

Если в «Трёх товарищах» очень хорошо показываются чувства людей, отрицающих саму возможность лучшей жизни, ожидая всё большего ухудшения дел, то «Чёрный обелиск» дышит верой и надеждой на скорое исправление ситуации. Ремарк описывает утрату патриотизма, заставляя людей негативно относиться к хранителям старого порядка, сжигая флаги и убивая тех, кто за флаг готов погибнуть. Германия в руинах, но Германия готова встать на ноги снова. В непростой среде разворачивается сюжет книги. Остаётся бежать, но бежать не возникает желания. Что-то обязательно произойдёт. Только лишь спустя десятилетия понимаешь всё горе и отчаяние людей, сравнивая с собственным благополучием. Впрочем, нынешнее благополучие тоже шаткое явление. История циклична… и любой подъём всегда заканчивается падением.

Весьма остро задевает Ремарк тему религии и бога. Ремарк смотрит на это не с позиции верующих, а старается взглянуть на паству глазами создателя. Легко понять мысли человека, молящегося за успех мероприятия, особенного военного. Только не может бог встать на чью-то сторону, если что-то не могут поделить между собой нации, обе в него истово верующие. После того, как высший разум от тебя отворачивается, то должен возникнуть конфликт с ним. Почему его не происходит, а вера остаётся всё также сильна? Если человек создан по образу и подобию божиему, то отчего бог не удостаивается порицания? Ремарк будет поднимать один вопрос за другим, заранее понимая бессмысленность любых рассуждений. Редкий читатель причислит бога к отличному поводу для загадок софистов, больше читателей примут слова автора за само собой разумеющийся ход мыслей в голове каждого из нас.

Кажется, продавать ритуальные услуги — всегда будет выгодно. Но были времена, когда даже такое прибыльное дело не давало надежды для уверенности в завтрашнем дне; и надо помнить, что чувство собственной важности и вседозволенности рано или поздно доведёт мир до хаоса снова.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Крашевский — классик польской литературы, живший и творивший от начала и до конца XIX века. После себя он оставил богатое наследие, включая большое количество книг по художественной обработке истории родной страны. Для стороннего наблюдателя Польша никогда не представляла ничего особенного, находясь где-то в середине Европы, иногда исчезая с карты, иногда заново появляясь, а то и соединяясь с другими государствами в унии, меняя очертания, но не меняясь изнутри. Если и пошли откуда-то демократические поползновения по континенту, то это было не плодом деятельности США, а стало личной заслугой польского народа, издревле привыкшего диктовать волю своему государю, а самого государя выбирать на каждой элекции после смерти предыдущего правителя. Но обо всём этом ниже. Сейчас стоит лишь сказать, что Крашевский просто обязан хотя бы один раз удостоиться внимания каждого читателя, ради поднятия престижа этого писателя в глазах людей, достойного такого вне всякой меры.

Под обложкой восьмого тома собрания сочинений содержатся два произведения: «Божий гнев» и «Дети века» — не имеющие между собой ничего общего, кроме имени автора. Если «Божий гнев» рассказывает о событиях после польской интервенции на Русь до шведского потопа, то «Дети века» — это рассказ о современниках писателя, утративших связь с исторической реальностью. Предлагаю рассматривать в отдельности.

I. «Божий гнев». Юзеф Крашевский строит сюжет книги ровно по тем правилам написания, которые характерны для многих произведений других писателей его времени, впрочем и для всех последующих тоже. То есть взятый за основу сюжет перекликается с историческими реалиями, но придумывается параллельное действие, связанное с любовными похождениями одного из героев. С мужской точки зрения — это просто заполнение свободных мест на страницах, удлиняя таким образом наполнение. Это не критично. Главное — перед читателем разворачивается картина первых лет правления Яна Казимира и чего-то вроде гражданской войны, где роль основного нарушителя спокойствия берёт на себя Богдан Хмельницкий, устраивая постоянные совместные с татарами вылазки для того, чтобы урвать себе кусок получше.

Казалось бы. незадолго до этого, Владислав IV был призван на московский стол, дабы править всей Русью, отчего всё-таки отказался, посчитав такую идею нецелесообразной. Русь немного погодя снова наберёт силы, а Польша, пребывая в составе Речи Посполитой, окажется в весьма щекотливом положении, о котором Крашевский постоянно говорит вскользь, называя его шведским потопом. Произошёл ли он до Яна Казимира, во время или после, но одно ясно — польский правитель желает прибавить к своему титулу наименование короля шведского. Что именно вообще подразумевалось под божьим гневом, прояснить так и не удастся. Им может оказаться не только нависшее завоевание Швецией, но и бунтующий Хмельницкий.

Сюжет плавно перетекает от элекции нового короля до кровопролитных схваток, где на помощь Речи Посполитой приходят военные отряды с разных концов Европы, считающих важным охранять пограничные рубежи, покуда татары не продвинулись к ним ближе. Не скажешь, что описание батальных сцен поражает воображение — это вещь вообще специфическая. Но пыль за зубах читателя будет хрустеть точно, как и мерещиться множество отрубленных конечностей, да головы с вытекающими мозгами — это реальность войны, где Крашевский решил обойтись без излишней романтизации, показывая весь трудный процесс по обороне государства от чужеземных захватчиков.

В книге есть существенный плюс. Читатель лучше понимает вольнолюбивый нрав поляков: «Это была эпоха морального упадка, такого, можно сказать, бесстыдства, что подобные вещи никого не смущали. Каждый без совести и сожаления рвал на клочки злополучную Речь Посполитую, которой нечем было платить войскам». Конечно, каждый имеет право на своё мнение, но когда решается судьба государства, тогда шляхта проводит совещание сама с собой, игнорируя призывы короля к новому нападению на практически добитого противника, решая разойтись по домам. Ян Казимир буквально плачет от такого положения дел, где от его мнения ничего не зависит. Совсем немудрено, что Польша позже практически исчезнет с географических карт, будучи разделённой между соседями.

«Он готов поддаться Москве, продаться туркам, союзничать с татарами, а душу отдать сатане, лишь бы погубить нас. Домогается Киева, завтра будет домогаться всей Руси и проведёт границу в самом сердце Речи Посполитой» — так говорит Крашевский о Хмельницком, чья фигура опосредованно предстанет перед читателем. А уж как будут понимать такое отношение автора к атаману казацкого воинства — личное дело каждого. Может и хотел Хмельницкий для себя урвать кусок пожирнее, только Крашевский ограничивается лишь уподоблением Хмеля буйной голове, живущей по законам истинного казака — грабить соседей, жить лихо и собираться на новое дело. Кроме внешнего врага на глазах читателя созреет враг внутренний, что подобно Роберу Артуа убежит к сильному соседу, провоцируя того на войну, после чего страна-обидчик практически потеряет суверенитет.

Историей Польши надо интересоваться. К сожалению, читатель больше расскажет о Франции, нежели об исторически важном соседе.

II. «Дети века». Проблема отцов и детей Крашевским поднимается в порядке слома старых традиций, когда застоявшийся уклад жизни пришла пора менять на новый. Трудно представить, чтобы при всей любви к свободным действиям, в Польше могли существовать причины для изменения сложившегося положения дел. Оказывается, Польша в XIX веке испытывала точно такие же проблемы, которые свойственны всем европейским странам того времени: постепенно отпадает нужда в титуле, всё большее значение приобретает владение денежной наличностью, быть ячейкой общества становится всё более тягостным, покуда в каждом молодом человеке всё больше просыпается тяга с собственному благополучию и шансу молвить грубое слово родителю, касательно всех его дум насчёт твоего будущего.

С первых страниц кажется, что автор водит читателя из одной семьи в другую, показывая ни с чем не связанные события. Складывается впечатление, будто Крашевский хотел показать каждый порок в отдельности. Но уже ближе к середине повествования все линии переплетаются, а утерянные связи выходят на поверхность. Если бы не изложение в виде прозы, то в голову приходит ассоциация с добротно построенной пьесой, где каждому акту своё место, а каждому диалогу — свет с нужной стороны.

Псевдогении, что миру дают только псевдогениальность; болезнь души, выраженная ленью и отказом от труда: одна из историй, где приёмный сын выказывает неуважение к приёмному отцу, посылая того лечить кого-нибудь другого, покуда строптивый дух юнца имеет право выражаться стихами и заслуживает более лучшей доли. Круговерть домыслов о происхождении, любовные похождения к богатой незамужней женщине, кичливость собственной важностью — всё это проходит перед глазами читателя. Покуда не станет окончательный расклад наиболее ярко отражать реальное положение дел — никакого конфликта между поколениями не существует: просто от исходных корней побеги бегут на новую территорию, чтобы повторить всё сначала.

Так и протекает повествование «Детей века», где каждый тянет одеяло в свою сторону, стараясь добиться более лучшего для себя, плюя на всех окружающих. Мораль из всего дошла до нас в неизменённом виде, показав наличие надуманной извечной проблемы, которая всё-таки часто портит жизнь, но редко какой родитель умеет грамотно пустить рост своего побега в нужном направлении, а умелых садовников, способных провести грамотную обрезку — никто просто слушать не станет. Молодость — это время для проб и ошибок, уже пройденных предыдущими поколениями, но никто не оборачивается назад. Стоит ли вспоминать поговорку о том, как поступают умные и дураки, учась на ошибках.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Утрированный вариант мировосприятия через атрофированные возможности воспроизведения окружающего — таковыми представляются читателю мужского пола пара гордости и предубеждения, слитых воедино Джейн Остен (писательницей из прекрасной и далёкой великосветской Британии, где полагалось иметь всё, либо не сотрясать впустую воздух). Можно смело ставить на произведение штамп женской литературы, чтобы оказаться в дураках, ничего не понимающих в литературе. Пока среди людей существуют женщины — до тех пор будет пользоваться спросом печатная продукция, отражающая чувства и эмоции, не имея претензий на что-то большее. Содержание книги оказывается пустым, не способным в поворотные моменты показать наличие твёрдой почвы для проведения чёткого анализа, минуя эфемерные сиюминутные слова, направленные на разговоры ради разговоров, когда никто не занят важным делом, но активно занимается обсуждением надуманных проблем.

Спрос всегда был, он будет дальше только расти. Заниматься переливанием из пустого в порожнее — это любимое занятие многих поколений людей, среди которых оказываются и писатели. Значение Джейн Остен велико, только трудно усвоить сюжет, основанный на непримечательных проблемах, выпестованный из того самого утрированного варианта мировосприятия. Достаточно было взять стандартную для общества ситуацию, отринув практически все отрицательные стороны жизни, давая читателю возможность насладиться дистиллированным текстом, лишив повествование какой-либо привязки к происходящим вокруг героев событиям. Ещё не грянула техническая революция, сама Британия погрязла в застое, чопорность исчезла из речей, балом правит удачный брак, а на большее при чтении надеяться не приходится. Почему гордость, откуда предубеждение? В книге толком не удаётся рассмотреть даже нравов общества, поскольку всё повествование является опытным образцом, запаянным в колбу с подходящим микроклиматом.

Очень трудно читать книгу, где нет динамики, а сюжет более наполнен водой, нежели хотелось бы его видеть на страницах. Всё готов простить, если сумеешь найти действительно важные исторические моменты. Допустим, традиция оставлять женщин без наследства, завещая всё далёким родственникам-мужчинам — это обыденное явление. Никуда при этом не денешь влияние женщин, стремящихся прибрать любое богатство поближе к своим рукам. Обязательно должны быть прописаны бедные родственники, с трудом осознающие, но принимающие всё без лишнего ропота. Вне всяких решительных действий, все без исключения герои, совершают только говорительные движения, полностью ими ограничиваясь. За первым диалогом следует второй, далее третий и четвёртый, а с мёртвой точки всё не сдвигается. Зароненные в душе сомнения просто сами прорастают буйным цветом, радуя читателя хоть такими поползновениями, покуда совсем не одолел сон от мерного хода кресла-качалки.

Презрение ко всему вокруг, чего принято чураться, стараясь максимально отдалиться — именно такой предстаёт читателю Британия времён Джейн Остен. Конечно, каждый писатель отражает события, пропуская их через собственное мировосприятие. Может и было что-то другое, о чём следовало написать, минуя страсти помещиков вокруг наследства, а также всевозможных вариантов поиска хорошей партии, либо достойного для себя положения в обществе. Всё крутится вокруг, казалось бы, самых бытовых проблем, лишённых какого-либо шанса развиться во что-то действительно стоящее. Впрочем, каждый кулик будет хвалить своё болото. Если твой вкус привык видеть другие порядки в обществе, испытывать собственное осознание на тонкостях философических диспутов и решать задачи более крупного масштаба, нежели чья-то рядовая свадьба, то за книги Остен лучше и не браться вообще.

Самое главное — это то, что «Гордость и предубеждение» является безусловной классикой мировой литературы, с которой должен ознакомиться каждый. А вот все возможные выводы из прочитанного будут являться личным делом читателей. Разумеется, мировая классика не ограничивается только произведениями европейских или американских писателей, но многим на это откровенно безразлично. Следовательно, гордость и предубеждение остаются.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Проклятые короли» | Книга №6

Вся жизнь — это суета, длящаяся медленными шагами, покуда не осознают потомки скоротечность событий прошлого. Желание урвать кусок от пирога побольше, содержащий начинку повкуснее — точно такая же суета, характерная для одного краткого момента, грозящего только тем, что кусок может развалиться, огорчив не только того, кто за него боролся, но и тех, кто в итоге останется вообще без пирога. Если пытаться понять содержание «Проклятых королей», то первой приходит мысль именно о тщете всех окружающих нас процессов и цикличности происходящих событий, замешанных на человеческой неистребимой натуре к притягиванию к себе всевозможных проблем, связанных с желанием иметь все блага именно сейчас, не задумываясь о завтрашнем дне. Ведь жизнь даётся только раз, значит и прожить её надо с комфортом именно для себя, чем люди занимаются постоянно. А мы, потомки, с укором смотрим на их дела да пытаемся осуждать. Только имеем ли право, не задумываясь ни о чём, кроме чем сегодня набить желудок да как найти более дешёвые варианты. Во многом именно об этом думают все умирающие на страницах «Проклятых королей», и всем Дрюон вкладывает в мысли повторяющиеся слова, передёргивая практически каждую возможность для появления других слов. За писателем имеется такое право — трактовать свою собственную философию, не стремясь задуматься о настоящем действующих лиц.

Шестая книга в цикле продолжает раскрывать для читателя историю Франции XIV века. Проклятие тамплиеров, высказанное в адрес Филиппа IV «Железного короля» Красивого в итоге приведёт к Столетней войне. Но читателю это неизвестно. Цикл читается, а неведомая жизнь французов, англичан и итальянцев раскрывается перед тобой. Лишь «Лилия и лев» расставляет акценты, став последней книгой (по планам Дрюона), не считая последовавшей, но спустя много-много лет. Дрюон честно открывается перед читателем, когда на смертном одре Робера Артуа со слезами говорит о смерти любимого героя, жизнь которого он прожил практически сам, стараясь с самой первой книги показать фигуру гиганта в полный рост её значения для истории. Обо всём этом читатель узнаёт только к шестой книге, отчего становится обидно, ведь внимание при чтении уделялось совсем не тем людям. И ведь пылал в душе гнев на Дрюона, когда большую часть книги он отдал под тяжбы Робера за обладание Артуа. Казалось бы, вот Филипп VI, первый в династии Валуа, что не был готов к принятию короны, идя по счёту четвёртым претендентом, покуда они все не погибли, предоставив ему возможность занять трон Франции; Дрюон со смаком описывает все ситуации, когда на трон может претендовать даже король Англии Эдуард III, сын дочери Филиппа IV, имея при этом больше прав, нежели сын брата, каким и являлся Филипп VI.

Цепочка всех событий приводит к началу Столетней войны. Дрюон начинает боевые действия, показывая дальнейшее развитие Робера Артуа, ставшего спусковым механизмом для стошестнадцатилетнего военного конфликта между двумя соседями, когда над Францией возникнет реальная возможность слияния с Туманным Альбионом, потеряв себя для дальнейшей истории. Дрюон не раз будет говорить о величии страны лилии, противопоставляя её стране льва. Франция крупнее, её населяет в четыре раза больше людей, даже власть короля является абсолютной, а не подобна урезанной версии, которой пользуются английские короли, вынужденные спрашивать разрешение для любого решения. Так уж сложилось, что Филипп VI стал терпеть поражения, уступив в итоге весь север страны. Но это уже не касается событий шестой книги цикла, она завершается не только смертью Робера Артуа, но и печальным концом Жана Посмертного, наследника дома Капетингов, чью жизненную нить Дрюон плёл с колыбели, наполнив цикл персонажами, не имевшими к власти никакого отношения, но чья судьба в итоге пересеклась, принеся только горе.

Одно мгновение творит историю; помните об этом, совершая тот или иной поступок.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Время жить и время умирать» — это радость для некрофила: Ремарк с большой любовью описывает истлевшие тела на полях сражений и раздавленные трупы под разваленными домами. Первая реакция — шок, вызванный выверенными до мельчайших деталей подробностями. Такие моменты невозможно перенести на экран, покуда зрителей больше захватывает бесполезный спецэффект ветром рвущегося на фрагменты фюзеляжа самолёта или точное следование взгляда за падающей бомбой и следующий за этим взрыв, после, казалось бы, на нескольких секунд задумавшегося механизма. Ремарк чётко рисует каждый кадр, создавая у читателя ощущение присутствия. Да, воевать в России, это не может сравниваться с боями в Африке. Если жаркий климат беспощаден к телам павших воинов, то слякотный климат нашей страны может хоронить один слой над другим, а тот над третьим, перемешивая всё в кашу, что потом с трудом можно отличить своего от чужого. Ремарк категоричен в описании ужасов войны, показывая их именно ужасами, а не героическим сужение фронта, либо постыдным отступлением с завоёванных областей назад.

Во многом, Ремарк уже писал о подобном, повторяя сюжет «На западном фронте без перемен», только немного другими словами и в несколько ином антураже, поменяв западный фронт на восточный, а противника сделав не из бывшего врага, а из бывшего союзника, от которого родная страна писателя вынуждена терпеть поражение за поражением. Ремарк вкладывает в уста героев книги много мыслей, представляя их на суд читателя точно такими же неуверенными в себе людьми, потерявшими смысл жизни, когда пропаганда начитает вызывать лишь усмешки, а замалчиваемые события порождают подозрения. Только деваться солдатам с фронта некуда — нужно продолжать бессмысленное отступление, пока руководство кормит обещаниями о новом оружии.

Да, Ремарк мастерски показал обыденную сторону войны. И знаете — Вторая Мировая война ведь не была настолько негуманной, как это принято считать. Были концентрационные лагеря, были толки о превосходстве рас, но при этом на поле сражений уже не прибегали к применению боевых отравляющих веществ, а если и прибегали, то Ремарк о них не говорит. Вспомните «На западном фронте без перемен» — это же ползание по воронкам, заполненных водой, с натянутым на голову противогазом. Достаточно посмотреть несколько фотографий, как в голове всплывают возможные кадры Третьей Мировой войны, которая может повторить глобальность Второй и, по желанию убивать всю живую массу, превзойдёт Первую.

Одно удручает, начав с окопных бесед, главный герой отправляется в отпуск в родной город, подвергающийся регулярным авианалётам. Тут и начинается тот самый Ремарк, к которому читатель привык. Не за войной предстоит наблюдать, а за хаотическими движениями в тылу, где надо герою дать больше страданий, нежели он испытывал на фронте, и обязательно нужно главного героя влюбить в девушку с тяжёлыми эмоциональными проблемами. Даже алкоголь толком в книге не упоминается, хотя Ремарк в лучших своих традициях снова познакомит читателя с какой-нибудь разновидностью подобной жидкости.

И нет понимания целостности сюжета, а есть только осознание спонтанно происходящих событий. Жизнь у Ремарка не подчиняется каким-то привычным нормам, уподобляясь скорее форме постоянных переживаний за рождение в столь агрессивном мире, где человек используется лишь для осуществления чьих-то амбиций. А то, что главный герой вынужден страдать — так это просто время такое. Действительно, можешь цепляться за жизнь, а можешь умереть — выбор за тобой. Впрочем, если эта книга Ремарка пошла полностью по стопам «На западном фронте без перемен», то можно кратко сказать, что в творчестве Ремарка по-прежнему нет перемен. Всё повторяется…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Басаргин — представитель дальневосточной литературы, воспевающий родной край и позволяющий рядовому читателю приоткрыть для себя время первых контактов переселенцев с местным населением. Судьба писателя не была радужной до той степени, чтобы в книге можно было увидеть счастливые моменты: всё более того погружено в мрачное осознание трудностей задуманного тяжёлого предприятия. Одно можно сказать точно, русские стали проникать в земли современного Приморского края много раньше, нежели об этом задумалась власть. События книги начинают развиваться задолго до того, как будет основан город Владивосток, а случится это в 1860 году, до чего местным жителям придётся хлебнуть горя от китайских, американских и своих собственных разбойников, стерпеть ужасы от тигров и кабанов, а также испытать на себе силу наводнения. Но всё это будет только к концу книги, а пока до Дальнего Востока ещё надо добраться.

«В горах тигровых» — книга о самобытности человека, о порядках середины XIX века и тяготах крестьянской жизни. Басаргин в меру своих сил старается возродить не только говор того времени, от чего только культуролог и придёт в восторг, а остальной читатель лишь будет взывать к отсутствию у автора желания повествовать на принятом литературном языке. Все эти «ча», «баста» и прочие — были бы хороши в меру, но они будут на страницах книги от начала до самого конца. Это не делает книгу хуже, но затрудняет восприятие, поскольку большая часть состоит из бесконечных коротких диалогов, слегка приоткрывающих завесу над аспектами жизни простых русских людей, которые превыше всего ценят царя, уподобляя его богу; но чем дальше будет уходить караван в Сибирь, тем всё меньше будет оставаться бога в душе человека, когда к концу пути не останется вообще. Лишь моральные принципы и христианские заповеди продолжат оказывать влияние на мысли и поступки, а бог и царь отойдут на последний план, будто живут они отныне в другой стране, что по сути и будет таковым добрые два десятка лет.

Сибирь — это место для ссыльных. Туда отправляли всех несогласных с действующим режимом, а также остальных преступников. Не сказать, что всем дарованы вольготные поля и непролазные леса: многие сидят в тюрьмах под зорким наблюдением бурятов, да мрут пачками каждый день, поскольку условия содержания заключённых самые отвратные. Не может русский человек сидеть без дела в четырёх стенах, да спать под лавкой на холодном полу, от такого обязательно последует бунт. А если есть на горизонте хоть какая-то цель, то к ней надо обязательно стремиться. Для многих крестьян таковым становится слух о беловодском царстве за уральскими горами где-то на краю океана, вот туда и устремляются мужики, утягивая следом своих жён и детей. Уходят в поисках счастья не только ссыльные, но и простые крестьяне, что не видят никакого стимула жить в рабской стране, когда есть возможность стать свободным человеком.

Никакой китайский классический роман не сравнится с тем количеством бесчинства, что творилось в Сибири, где было слишком много вольных людей. Иные были слишком вольными, творя бесчинства и не имея над собой никакой угрозы. Чем дальше продвигаешься, тем меньше становится разбойников на дороге, которые стремятся жить вдоль сибирского тракта. Иные селятся деревнями, обирая путников до последней нитки, прогоняя угрозами дальше, покуда ещё хоть голова осталась на плечах. Не будет покоя и на Дальнем Востоке, где кроме местных племён бесчинствуют китайцы, коим никакая бумага о мире не указ. В глухом месте трудно прожить, а тут хоть твоё мясо едят только дикие звери, а не другие люди, отчего немного легче, а может просто Басаргин не обо всём рассказывает.

Основное, из-за чего собственно и стоит читать «В горах тигровых», это описание быта первопоселенцев и тех трудностей, которые им предстоит преодолеть. Не всё является бесспорным, а многое просто-напросто идеализировано, а то и банально подвержено влиянию размышлений человека с советским складом ума. Не зря же крестьяне в итоге отринули бога с царём, а позже не особо радовались пришедшим по их следам военным и чиновникам, когда кончилась вольная жизнь. Некоторые аспекты вызывают недоумение — коли в Сибири в те времена картошку презирали, то откуда тогда ещё и кукуруза у поселенцев взялась. Ничего такого они с собой не везли, а как всё в итоге появилось — тоже непонятно. Из мелких несуразностей в итоге вырастает большой ком недопонимания. Будет в книге и место геройскому поступку за благо отныне родного поселения, только зачем потом Басаргин всё сводит на нет, заканчивая книгу на печальном осознании конца жизни вне государственных границ.

Читайте, пусть Дальний Восток станет ближе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хочу дать дельный совет мужчинам при чтении английской классики, а особенно если её авторами являются женщины, начинайте с краткого изложения. Такой подход спасёт вас от непонимания размытости сюжетных линий и позволит чувствовать себя более уверенным при заплывах автора слишком глубоко в ходе очередной скучной многочасовой беседы под рукоделие у камина. К самой Джейн Остен не может быть никаких претензий — ей спасибо уже за то, что воссоздаёт для потомков образ той напыщенной и чопорной Англии, которой она представляется миру сейчас, только в описываемый Джейн Остен период конца XVIII — начала XIX века это возведено в абсолют. Главные герои не какие-то мануфактурные рабочие или люди средней руки, а вполне себе обеспеченные деньгами люди, напоминающие скорее классический образ Обломова, но при отсутствии какой-либо технической революции на горизонте. Всё просто прекрасно, а мир вокруг идеален — такое первое впечатление от жизни главных героев. Они лишь страдают от переизбытка денежной массы, либо страдают от её отсутствия — вот и весь спектр проблем. Остальное может подождать, покуда каждый строит планы крамольного толка.

Сама Джейн Остен стала жертвой эпохи, оставшись без всего к концу жизни, который наступил в тридцать лет. Сейчас в такое трудно поверить, но тогда это было безжалостным фактором. В наше время женщина лишь после тридцати начинает задумываться о семье, предварительно сделав карьеру, да заработав на квартиру и автомобиль. Времена Джейн Остен были более суровыми, вот о них читателю и предстоит читать. Но беда не приходит одна — английские классики весьма трудны для понимания. Грубо говоря, трындёж обо всём на свете, причём типичный женский разговор об отношениях между людьми. Мужчины обычно говорят про технику, работу и прочие осязаемые и волнующие их души моменты — на этом общение и строится. У классиков английской литературы это далеко не так. Остен тоже заставляет мужчин думать лишь об отношениях, про остальное можно и не вспоминать. Лишь начало книги слегка завлекает, показывая сцену жадного распределения денег, давая вводную в мир нуждающихся и чрезмерно богатых.

Любовь зла — полюбишь и козла. Примерно подобную истину пытается донести до читателя Джейн Остен в «Чувстве и чувствительности». Только не будет в книге никаких козлов, а будет множество предвзятых отношений, которые крутятся вокруг сложившихся принципов общества. Люди настолько подвержены чужому мнению, что всегда под него подпадают, начиная мыслить точно так же. Ну да, нужно найти себе достойную богатую партию, либо молодого и красивого. Иначе общество будет над тобой смеяться, перемывая в бесконечных разговорах (опять же!) всю твою жизнь и твои личные убеждения. Было бы дело в африканской саванне или среди каннибалов Новой Зеландии, да хоть среди агрессивных туземных воинов радуги с Тайваня — сюжет строился бы в других декорациях и вокруг совсем других тем. Поэтому, если взялся за чтение Джейн Остен, то не вороти нос, а изучай нравы того времени, либо ищу другую литературу.

С «Чувства и чувствительности» творчество Джейн Остен только начинается для русскоязычного читателя. Впереди, говорят, есть более достойные работы, способные захватить дух. Осталось это проверить на себе лично. Но если в итоге ничего не понравится, то это не станет печальным результатом знакомства с творчеством автора, а даже наоборот позволит себя чувствовать гораздо более подкованным в знании нетленной классики.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Где та грань, за которую не следует переходить? И почему творчество Ремарка продолжает будоражить умы всё новых поколений, преклоняющихся перед его способностью к отражению действительности, связанной с войной, её последствиями и неприятия людьми человеческого? Отчего мир не желает окрашиваться в яркие краски, а перед хорошими людьми возникает одна преграда за другой? Ответы на такие вопросы можно найти и у Ремарка, но Ремарк делает их центром своих книг, давая читателю на себе лично прочувствовать всевозможные горести от упивания благами одних и страдания от этого других, вынужденных пребывать в зависимости от обстоятельств, покуда принцип рождения и принадлежности к другому месту будет определяющим. К сожалению, «Триумфальная арка» является ярким представителем основных идей Ремарка, но одно большое Но встаёт перед взором читателя, что решился ознакомиться с этим тяжёлым трудом, написанным Ремарком за долгие годы Второй Мировой войны о событиях ей прямо предшествующих. Однако, почему к сожалению? Всё объясняется очень просто, «Триумфальная арка» — логическое продолжение предыдущей книги автора «Возлюби ближнего своего» (от которой действительно хочется рыдать, мылить верёвку, завязывать узел на петле и устанавливать табурет — так сильно пробирает депрессивная составляющая, что никакая другая книга Ремарка уже не кажется достойной считаться более лучшей).

Безусловно, человек относится ко всему с высоты уже известных ему истин. И если читателю не повезло ознакомиться с «Тремя товарищами» раньше «Жизни взаймы», а «Триумфальная арка» оказалась позади «Возлюби ближнего своего», то в первую очередь приходит разочарование от несбывшихся надежд на что-то новое, способное вызвать такой же всплеск эмоций. Приходится признать — у Ремарка есть повторяющиеся книги, сюжет которых во многом сходен. И это без упоминания о многих мотивах поведения разнообразных героев из всего творчества Ремарка, по сути всегда похожих друг на друга как братья-близнецы, наделённые общими качествами, но переходящие из книги в книгу с небольшими различиями и ещё большим количеством сходных черт.

Кто-то скажет о чувстве отторжения людей обществом — «потерянном поколении», кто-то упомянет чрезмерную тягу таких людей к мотовству и алкоголю, когда другого выхода для улучшения настроения просто не существует. При всём этом, Ремарк никогда не опускается до слишком подробных описаний, предпочитая останавливаться только на определённых моментах, повторяемых с завидной регулярность, что и должно происходить в нашей жизни, когда каждый новый день становится повторением предыдущего. Если начал герой пить сорокаградусный кальвадос (продукт перегонки сидра), то он будет его пить регулярно, даже не желая чем-то закусить. Еды вообще мало в книгах Ремарка, но алкоголя хоть отбавляй. Обязательно герой будет неравнодушен к автомобилям, и хоть раз, но машина станет центральным объектом. Упоминать о казино и быстром выбрасывании денег на ветер — только повторяться.

Ремарк всегда даёт героям чувство очень сильной любви, без которой не могут нормально функционировать. Они и от любовных-то переживаний не слишком жизни радуются, поскольку полностью пропитываются партнёром, входя в него и не отпуская от себя, не принимая никаких возражений. В «Триумфальной арке» Ремарк не будет излишне жесток — всех героинь его книг зачастую ожидает одинаковая судьба. Вопрос только в одном — это будет туберкулёз или же какая иная оказия. Чаще всего после улаживания дел с героиней — герой впадает в крайнюю степень отрешения от жизни (за редкими исключениями). «Триумфальная арка» в этом плане становится громадным исключением.

Если первая часть книги наполнена отношениями мужчины и женщины, между которыми следуют вставки хирургических операций, или же наоборот, то вторая часть полностью исключает первую, превращая влюблённого человека в мстящий автомат с полностью отключённым осознанием происходящего, чей разум затуманен до крайности. От читателя до последнего момента скрывается предыдущая жизнь героя, о которой, скорее всего, сам Ремарк не подозревал всю доброю половину повествования, решив встряхнуть читателя необычным элементом творчества, привнося действительно новую линию поведения. Но из-за неопытности в создании реализации плана мести, Ремарк допускает оплошности, которые превращают окончание книги в сказание о параноике, отринувшего любовь к людям, о чём он постоянно думал изначально. И становится очень непонятно, почему Ремарк заставляет героя мстить за свои личные обиды, но прощать обиды за убийство близких ему людей, с миром отпуская того, кто внёс окончательный разлад для всего происходящего.

Трудно отрицать мастерство Ремарка в создании сцен, описываемых в мельчайших деталях, где внимание уделено абсолютно всему. Будто сам присутствуешь рядом, наблюдая не только за каждой операцией, но следишь за чехардой вокруг трупа в отеле. Ремарк не пожалел страниц, наполняя «Триумфальную арку» персонажами с интересными характерами. Чего только стоят врачи, медсестра, глава департамента по управлению делами беженцев, каждый пациент в отдельности. Делать упор на описание медицинских деталей нет нужды, но вот факт отрицания необходимости сообщать об обнаруженном раке вскрывает проблематику этого заболевания, когда и сейчас не существует общепринятого мнения на этот счёт. Перед Второй Мировой о нём просто не сообщали — вот и всё.

… за туманом не разглядеть громаду Триумфальной арки. Всё, что не было сказано дополнительно, всё это присутствует в отражении мнения о романе «Возлюби ближнего своего».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Анжелика» | Книга №4

Когда читаешь в книге про какие-то события, то всё внимание сосредоточено именно на них, совсем забывая о возможности иных действий, умалчиваемых авторами. Голоны в цикле книг про Анжелику решили устранить эту брешь, позволяя читателю увидеть жизнь не только сельской и столичной Франции, включающей аспекты с низов до королевского двора, но и гораздо дальше, когда читатель с удовольствием для себя получает возможность открыть иные места и страны. В «Неукротимой Анжелике» даётся обширная картина жизни на Средиземном море и в его окрестностях. Учитывая объём книги, равный самой первой, прочитать будет о чём.

Заранее стоит обговорить один солидный минус — события происходят в такой последовательности, что авторов хочется заставить извиниться перед читателем за неудобства, причиняемые полной абсурдностью перемещений Анжелики с корабля на корабль и чрезмерной затянутостью, когда приходится наблюдать поражение одних перед другими, чтобы те потерпели поражение от следующих, вплоть до совершенного отвращения. Если бы не знакомство с Мальтийским орденом, красочным описанием продажи рабынь и зверств марокканского султана, то книгу хочется закрыть в самом начале, от чего в очередной раз убеждаешься в бесполезности любых правил по чтению книг, ведь не знаешь, когда сюжет раскроется перед читателем в том ключе, который ему и нужен.

Судьбы героев переплетаются. Если Анжелика продолжает искать мужа, и, кажется, находит его — почему-то читатель думает именно так, видя благородного обезображенного разбойника с финансами графа Монте-Кристо и таинственностью капитана Немо; то бедный адвокат ныне чуть ли не всей полицией Франции командует; а вот друг детства попал на галеры, где, казалось бы, уже точно должен вот-вот отправиться на другой свет, только Голоны будут последовательными до конца, позволив ему дожить до самых последних книг, наверное. Другие новые герои — люди с яркой харизмой. Голонам удаётся создавать действительно притягательные портреты, когда ты веришь в существование таких людей, лишённых привязки к устоявшимся типам: суровый пират благородного происхождения ищет свою правду, представитель мальтийского ордена на Крите старается выгадать новые возможности для своей структуры, лидер рабов диктует волю правителю мусульманской страны и с радостью принимают все испытания, жестокий султан держит подданных в ежовых рукавицах и не считается с чьим-либо мнением, каждая невольница рассказывает свою собственную необычную историю жизни, делясь сведениями о быте разных стран, где мир понимается совсем по-другому; отдельного упоминания стоят христианские миссии, чья цель — освобождение христиан из рабства.

Для жителей северной Африки христиане предстают прежде всего Мальтийским орденом, что представляется им самой большой страной этой веры, противной мусульманству и имеющей с ним общие корни. Голоны не стесняются показать презрение к ренегатам (христианам, перешедшим в мусульманство). Судьба женщины не порадует современного читателя, ибо женщина на Востоке хуже раба, её удел быть в гареме, либо влачить ещё более жалкое существование, где о правах говорить не приходится. Если читатель думает, что гарем охраняют евнухи, то Голоны разрушат этот миф, выдавая картину истинного положения дел, где женщин охраняют свиньи и кошки — ещё более жестокие стражи, способные нанести серьёзные увечья. Можно представить, насколько Анжелике всё будет это трудно осознавать, находясь на положении рабыни, чей статус не будет иметь никакого значения, поскольку она подалась в путешествие без чьего-либо высокого покровительства, а первый захват судна, на котором она плыла в сторону своей консульской территории, низводит её до самого нижайшего положения, после чего события второй книги, касающиеся парижской клоаки, кажутся лёгкой прогулкой.

Главное лицо на Крите становится рабом на невольничьем рынке Крита — удивительная картина, но Голонов это не останавливает. Читатель в восхищении потирает ладони, наблюдая за торгами. Не ускользнёт от внимания ни влажный липкий пот, ни предположения о судьбах невольников, чья жизнь в зависимости от покупателя может быть далее не только негативной, но и очень даже положительной. Не зря некоторые женщины самостоятельно низводили себя до положения продажных лотов, лишь бы попасть в гарем влиятельного господина, способного обеспечить их безбедное существование. Рынок рабов получился у Голонов просто превосходным. Но, всё-таки, ступень парадоксальных нелепостей выльется в очередное неблагоразумие, где во всём виноватым окажется мумиё. Казалось бы, причём тут мумиё? Но Голоны поставят это удивительное вещество в такое положение, от которого сюжет продолжит раскручиваться до самого конца.

Читателю может понравиться описание пиратских судов Средиземного моря со своим кодексом чести, где пираты оказываются более благородными и честными, нежели команды остальных кораблей, честно плавающих под флагом той или иной страны. Основное отличие пиратов от законных представителей — наличие цепей на гребцах (у пиратов в цепях никого нет). Идеализирование благородных разбойников вызовет трепет у романтичных дам. Состав экипажей во многом схож — это французы, итальянцы, мусульмане и… пленные русские, отличающиеся превосходными способностями к работе с вёслами. Видимо, сказались русско-турецкие войны. Впрочем, русские останутся бородатыми мужиками, никак не влияющими на сюжет, хотя отчего-то падкая на мужчин Анжелика способна соблазниться многими, но всё равно не русскими гребцами.

Религиозные споры могут вызвать у читателя такой же интерес, как и все остальные происходящие события. Марокканский султан очень трепетно относится к вероисповеданию, признавая достижения христиан в деле веры, но отрицательно относится к одному из основных постулатов о Троице, разработанном примерно в VI веке, а спустя тысячу лет ещё сильнее ставшим важным для христиан. Мусульманин не может понять идеи разбиения личности Единого на бога, сына и духа. Копаться глубоко не стоит, но троица во главе — это всё проистекает из индуизма, а мусульмане этого принимать не хотят, что является очередным различием в, казалось бы, единых религиях, но пошедших по разному пути осознания мироустройства.

«Неукротимая Анжелика» — не просто книга, это полноценный исторический труд, где в доступной форме показывается жизнь людей XVII века, попавших в места, о которых в литературе очень мало упоминаний. А ведь тут есть о чём писать.

Автор: Константин Трунин

» Read more