Category Archives: Последнее десятилетие

О. Лекманов, М. Свердлов, И. Симановский «Венедикт Ерофеев: посторонний» (2018)

Венедикт Ерофеев посторонний

Ерофеев — человек, что жил свободно в несвободной стране. Так позиционировали Лекманов, Свердлов и Симановский жизнеописание Венедикта. Они представили для внимания апологию того, как из дельного члена общества он превратился в бездельника. Они старались находить для Ерофеева оправдания, тогда как сами понимали — они именно оправдывают Ерофеева, ни в чём не превознося. Талант скатился в горькое пьянство, а горькое пьянство явилось единственной возможностью уйти от действительности. И нёс Венедикт своё дарование над всеми, будто бы действительно став свободным. Но каждый, кто способен размышлять, знает: подлинной свободы не существует, при любом стечении обстоятельств человек останется узником системы, за рамки которой он не способен вырваться. И тут уже стоит говорить о совести… насколько человек способен соответствовать возлагаемым на него обязательствам. Ерофеев умывал руки. Да, он подлинно был посторонним для людей.

Ерофеев — талант! Этим фактом Лекманов, Свердлов и Симановский упиваются. Они взялись рассказывать про гения. Он учился на пятёрки, наизусть знал стихи, то есть отличался феноменальной памятью. На этом талант Ерофеева заканчивался. Так и останется непонятным, насколько способность к запоминанию является особенностью, позволяющей кого-то считать лучше остальных. Когда горизонты для познания открыты — есть лучшее из возможного. Однако, этим нужно уметь распоряжаться. А Ерофеев тяжести груза не вынес, банально спившись. Но Лекманов, Свердлов и Симановский видят причину такого решения в следствии иных обстоятельств — у Ерофеева умер отец, после чего Венедикт потерял смысл существования и начал спиваться.

Есть в словах Лекманова, Свердлова и Симановского бездна сарказма. Нет, не за бомжа принимали окружающие Ерофеева, даже имей он стопроцентное сходство. Как минимум, за английского джентльмена. И так во всём. Вроде бы и писателем он был замечательным, невзирая на содержание произведений. За всё можно хвалить Ерофеева, иначе у Лекманова, Свердлова и Симановского не получается. Невозможным оказалось высказать хотя бы грамм претензий, только хвала гектолитрами.

Одно остаётся непонятным, каким образом жизнь рядового человека, со всеми её печалями и радостями, стала вызывать трепетный интерес? Зачем внимать всему, что не имеет никакого значения? Какая разница, с кем и чем он занимался, грубо говоря, в общежитиях? С чего должно быть интересно, чем Венедикт заполнял серость будней? Всё это нисколько не может восприниматься за существенное. Скорее нужно говорить про обыденность, ни в чём не примечательную. А вот Лекманов, Свердлов и Симановский на этом делают акцент, словно считают за самое важное. Может они и правы. Не каждый деятель способен соотносить себя с делами государственного или планетарного масштаба, только о таких деятелях всё равно надо рассказывать, пускай и про серость будней.

Что же, Ерофеев — Икар наших дней. Он прекрасно знал, к чему приведёт полёт к вершинам вседозволенности. Кто бы не говорил ему о необходимости снизиться, не так сильно стремиться к достижению им желаемого, что душа не выдержит, обязательно уведя в мрачные лабиринты подсознания… Так бы тому и быть, не случись Ерофееву умереть, едва перешагнув за пятидесятилетний рубеж. Рак пожрал его раньше, нежели душа стала утомляться. И всё началось на фоне пресловутого пристрастия к горячительным напиткам — не выдержала гортань.

Именно такой сталась биография Венедикта Ерофеева. Живи он в другие времена, и повествовать бы пришлось о другом. Но жил Еврофеев в не настолько уж и несвободной стране, раз жил свободно. Иначе не бывает, чтобы жить свободно и оставаться за это никому ничего не должным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Евгений Водолазкин «Брисбен» (2018)

Водолазкин Брисбен

В чём значимость незначимости? В придании незначимости значимости. Проще говоря, пустота наполняется содержанием, оставаясь прежней пустотой. Таковым грешат литературные произведения большей части XX века, получившие продолжение и в XXI веке, только уже со стремлением раскрывать для читателя маловажные аспекты, возводимые в абсолют важности. В данный процесс активно вносит вклад Евгений Водолазкин, в очередной раз рассказывающий историю, ничего в сущности не сообщая. Он показал будто бы жизнь именитого музыканта, чьё существование переполнялось от успеха. Сей музыкант впервые столкнулся с осознанием неизбежного краха. Евгений не позволил ему бороться и побеждать, дав единственное право — право вспоминать о Брисбене: месте, куда стремятся из лучших побуждений, но оказываются павшими, так и не добравшись до пункта отправления.

«Брисбен» Водолазкина не настолько уж и пуст, как то кажется при первом рассмотрении. Нет, содержание отражает проблемы, беспокоящие современное писателю общество. Прежде всего, это рост напряжения между украинцами и русскими — главный герой, как раз, являет собой воплощение двух народов. По отцу — украинец, по матери — русский, по духу же — космополит. Он становился на ноги в украинской среде, пока ещё пропитанной пристрастием к русскому, но выбрал для себя необходимость существовать среди украинцев, так как изначально оказывалось проще быть среди меньшинства, причастным к которому никто тогда не стремился. И вся его дальнейшая жизнь пройдёт под девизом наименьшего сопротивления. Ведь так проще жить — плывя по течению и занимая ту нишу, где свободнее. Он станет играть на домре, а не на гитаре, поскольку на домру никто не желал учиться. И в качестве исполнителя он запомнится не автором собственных произведений, а интерпретатором народного творчества, до которого дела уже словно никому и нет. И при этом он окажется известным на весь мир исполнителем. Почему? Потому как Водолазкин придавал значимость незначимости, пользуясь способностью демиурга от литературы — творить мир по одному ему угодному подобию.

Повествование построено равномерно — с оговоркой. Современный для героя повествования день прерывается воспоминанием. Что было в прошлом — даже важнее, нежели день сегодняшний. Читатель видит жизнь героя, внимает всему с ним происходившему. Тогда как современность — унылая пора, очей разочарованье. Водолазкин в тренде тех писателей, видящих мир переполненным от убогости и болезни, считающих необходимым описывать человеческие слабости, придавать им чрезмерную важность, иногда показывая слабость людей перед неизбежным, иногда будто бы человеческую глупость, из-за которой не все могут оказываться довольными от им доставшегося. Собственно, главный герой окажется страдающим от паркинсонизма. Ещё и среди связанных с ним будет талантливая девочка, смертельно больная раком. Читатель обязан проявить сочувствие — под таким девизом снова продолжал созидать произведение Водолазкин.

Где искать значимость для незначимости? Всему придать вид нужного и необходимого не сможешь, на то не хватит сил и времени. Вполне позволительно такое явление прозвать Брисбеном. А можно никак не прозывать, понимая, на других принципах литература существовать не может. Изначально создание художественных произведений на том и построено, что берётся ситуация, в действительности совершенно серая и никому не интересная, специально приукрашиваемая до состояния надутой важности. И человек начинает в это верить, со временем забывая, не способный понять, насколько всё это казалось никчёмным прежде. Но и переосмысливать произошедшее требуется. Обидно другое, прошлое переоценивается под взглядом совершенно иных обстоятельств, к прошлому отношения не имеющим. Вот тогда и становится значимым то, что таковым вовсе не являлось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сергей Самсонов «Держаться за землю» (2018)

Самсонов Держаться за землю

Умный борется с причиной, дурак — с её последствиями. О том обязательно задумается читатель, взявшись за знакомство с произведением Сергея Самсонова «Держаться за землю». И поймёт единственное — кругом дураки. Объяснение простое: нужно бороться с человеческой сущностью, но никак не с тем, что из неё проистекает. Вот кроет Самсонов матом современных ему политиков, доведших Украина до развала. И может показаться — есть правда в его словах. А есть ли? В какие-такие времена шахтёрам обещали лучшую жизнь, это осуществляя? Никогда такого не было. И не будет! Ведь явно — не от хорошей жизни приходится заниматься столь тяжёлым и опасным трудом. Возьми для примера сибирских или уральских рудокопов вплоть до XVIII века — сплошной мрак, перенесись к землекопам любого уголка мира в веке XIX и XX — похожая ситуация. Нужны более яркие примеры? Роман Эмиля Золя «Жерминаль» тому в подтверждение. Желается примеров от российских писателей — некоторые рассказы Александра Куприна, повествующие о жертвах во имя Молоха. Как было — так будет. Оттого и дураки кругом, поскольку стремятся в бедах обвинить реалии нынешних дней. Сергей Самсонов не настолько далеко ушёл, к тому же заставив усомниться в литературных постулатах Максима Горького.

К чему призывал Горький? Забыть о романтических представлениях в литературе! Он считал — нужно писать о правде, показывая действительность натурально. Но подозревал ли он, насколько его призыв воспримут последующие поколения? Вместо натурализма будет порождён гиперреализм, излишне жизненный, чтобы восприниматься правдивым. Самсонов наглядно показал, как легко забыть о предмете разговора, излишне на нём зацикливаясь. С первых страниц на читателя выливается обилие обсценной лексики, нисколько не сбавляя своего присутствия вплоть до завершающих страниц. Герои произведения крепко выражаются за жизнь, не забывая вставлять матерные выражения и для связки слов. Может оно и жизненно, вполне могло понравиться Горькому. Однако, либо люди в его время жили более культурные, либо он не считал необходимым опускаться до переноса просторечия на страницы создаваемых им произведений.

Раз уж речь про реализм, читатель ожидает увидеть быт шахтёров. Узнать, с какими трудностями они сталкиваются при работе, каким образом существуют и к чему склонны стремиться. Но нет! Самсонов опустил столь важную часть, предпочтя рассуждать о совсем других материях. Сергей взялся судить о политических аспектах, выражая мнение о происходящих на Украине и в России процессах. Бедный народ у него всячески ропщет, расписываясь в одолевающей его от бессилия злобе. На кого только не надеялись шахтёры, всё оказывалось напрасным. Теперь и того хуже — они стали жителями региона, что стремится быть вне Украины, при этом не совсем собираясь стать частью России. Вполне очевидно, жить шахтёры лучше всё равно не станут, зато уже Самсонов сможет, за счёт описания их горестного положения, создать нечто литературное, вроде произведения «Держаться за землю».

Сергей попытался показать и реалии боевых действий, делясь разного рода советами с читателем. Вдруг кто не знает, какова действительная эффективность от бронежилета, или как действовать, если рядом с тобой оказалась граната, готовая взорваться. А вот с чем трудно не согласиться — это с редкими психологическими изысканиями Самсонова. Сергей доходчиво объяснил, почему большинство любит нападать на меньшинство, поступая так всякий раз, стоит доказать величие собственного значения, пока слабый соперник не может сопротивляться.

Безусловно, говорить о происходящем на Украине надо. И пока — современникам Самсонова — трудно взвешенно подходить к данным событиям. Поэтому, и только поэтому, не нужно искать правду в словах Сергея. Время покажет, тогда и придёт пора для рассуждений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Григорий Служитель «Дни Савелия» (2018)

Служитель Дни Савелия

Если бы Ремарк писал о котах, не переживших войны… Если бы Апулей писал о человеке, принявшем вид кота… может и получилось у них похожее на творчество Григория Служителя. Но — многозначащее но! — они того не делали, может уже потому и заслужив имя в истории, способное пережить тысячелетия. А вот Григорий Служитель — совсем юный человек, вставший на писательскую стезю чуть за тридцать лет. Перед ним горы возможностей, которые ему предстоит покорять. И он обязательно выдаст потрясающий сюжет, если перестанет давить на читательскую жалость. Представленный им кот — это вынужденное переносить страдания существо, кармически отвечающее за грехи родителя. Но от кота в нём лишь оболочка, тогда как автор пытался показать жизнь убогих, какой она является в действительности.

Григорий Служитель описывает жизнь кота с рождения до смерти. Кот с пелёнок отличается сообразительностью. При этом главный герой произведения, он же рассказчик, повествует о событиях, происходящих с ним в момент описания. Поэтому, родился не кот Савелий, скорее мудрец Лао-цзы, вышедший из лона матери будучи уже седым стариком. Задумку следует признать занимательной. Но нужно и понимать, автор расписывал ручку, толком не ведая, к чему вообще взялся подвести читателя. Вполне вероятно, мнился ему диснеевский мультфильм «Коты Аристократы», как раз имевший место в годы его молодости. Или, отчего бы и нет, опять же диснеевский мультфильм «Оливер и компания», что будет ближе к возможному да. И всё-таки следует выбрать промежуточный вариант, сугубо по причине рождения главного героя бомжом со складом ума интеллигента.

Всё бы ничего, но книга «Дни Савелия» неизменно подаётся под соусом из рекомендации Евгения Водолазкина, любителя сочинять похожие истории, предлагая вниманию разнообразных страдальцев, изыскивая таковых в разные периоды минувшей истории. И читатель склонен ожидать уникальное литературное творение, оторваться от которого не получится. На деле всё несколько иначе. Григорий Служитель перемещает главного героя из локации в локацию, сперва показывая быт жителей крупных городов, дабы после подвести к откровению — жить Савелию во искупление грехов отца.

Ещё один аспект. Если читатель ничего не ведает об авторе, читает название его произведения, то приходит к логическому выводу — вероятно написано лицом, причастным к церкви, нечто вроде жития, каковым недавно радовал Георгий Шевкунов, сложивший ряд очерков в качестве сборника «Несвятые святые». Это суждение будет ошибочным. Однако, не совсем. Главный герой окажется причастным и к религиозным коммунам, однажды вполне став претендентом на высокую должность — подобие настоятельской.

Получился у Григория Служителя такой себе кот, нисколько не способный в себя верить. С первых шагов он идёт по течению жизни, ни разу не проявляя сопротивления. Кто бы его под крыло не брал, он к тому без сомнения шёл. Неважно кто станет его хозяином, это лишь повод для автора найти возможность расширить повествование за счёт посторонних сюжетов. Так читатель узнает о судьбах многих действующих лиц, став причастным уже не к дням Савелия. Запутавшись в необходимости объяснений, Григорий Служитель мог забраться очень даже глубоко, изыскивая корни очередного персонажа где-нибудь в глубине веков, описывая в том числе и нравы, далёкие от российских.

И под конец Григорий Служитель изобретёт способ исправить мнение читателя о произведении. Поступит он так, словно иначе не имел права. Он задумается о необходимости убивать. Пусть читатель плачет, тем сгладится вероятность негативного восприятия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эрнан Ривера Летельер «Искусство воскрешения» (2010)

Летельер Искусство воскрешения

А не рассказать ли читателю о разрушении веры человека в святость, должно быть решил Летельер, написав подобие биографии некоего святого. Тот был малым себе на уме, и жил по принципам, суть которых мог уразуметь только он один. И вокруг него были люди, чьи жизненные принципы — есть гвоздь в голове, зачем-то вбитый им в череп по самое основание. И глумились все над святым, делая то не из злых побуждений, а так как были все такими же, каковым являлся сам святой. Он — чрезмерно набожный, ни на кого другого не похожей набожностью. Его существование — это повторение пути Христа, случившееся с заметным опозданием, поскольку становление культуры в качестве массового явления напрочь испортило людей. Да и сам Летельер, знатно взяв на себя лишнее, воссоздал историю такой, какой она не могла быть в случае Христа. Если же и могла быть похожей, то это явное богохульство. Впрочем, в Южной Америке говорить в пику Церкви — есть подобие овладения запретным плодом, к чему читатель просто не может не стремиться.

Главный герой произведения действительно воскрешал людей. Только, надо понимать, воскрешал он не умерших, а мертвецки пьяных. Дар ли то свыше? Или может от святого исходило нечто, способное прошибить даже чрезмерно выпившего человека? И вот он поднимал пьяного мертвеца на ноги, тот же дико смеялся и показывал на воскресителя пальцем. Смеялись и прочие, настолько же пьяные. И верил главный герой в свершившееся в очередной раз чудо. Он и есть святой, ежели дано ему умение воскрешать.

Чем ещё удивить читателя? Допустим, можно рассказать историю женщины, нисколько не падшей, хоть и падшей. Как может она не быть святой, занимаясь ремеслом для всех доступной женщины? Она — святая, ибо уверилась, быть путаной — значит вести богоугодный образ жизни. И она всячески будет стараться пребывать во святости, готовая обслуживать мужчин в долг, записывая оный в тетрадку. И станет она на пути главного героя, и будет с ним заниматься святым делом, причём неважно — сколько раз. Летельер в том уверен, раз так красочно повествует. А что главный герой? Он твёрдо наставляет каждого — вредно сдерживать ветры и сексуальное желание.

Как видит читатель, всякая вера находит оправдание, стоит увериться в её истинности, какой бы абсурдной она не являлась. Главного героя отправят на излечение в психиатрическую лечебницу, нисколько на него в дальнейшем не повлияв. Как он был «святым человеком», таковым и останется. Но разве был Христос юродивым, раз удостоился подобного с собою сравнения? Иначе не получится думать, серьёзно принимая точку зрения, представляемую Летельером.

Так почему вера человека в святость разрушилась? Очень просто. Умри главный герой повествования прежде, чем стало набирать популярность кино, быть ему действительно святым. А так про него напрочь забыли, поскольку смеяться приятнее стало не над убогим, считающим себя избранником божьим, а над тем же Чарли Чаплином. Но дни шли, век разменял следующий век, интерес снова вспыхнул, на этот раз в Летельере. Проснулось таковое чувство и в человеке, наконец-то заинтересовавшегося над тем, к чему целый век не проявляли должного внимания. И ведь кому-то полагалось взяться за написание Евангелия. Учеников у прототипа главного героя, похоже, не имелось. Что же, учеником пусть будет Летельер. Насколько удачным оказалось показать жизнеописание святого — время рассудит без нашего участия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ю Несбё «Сын» (2014)

несбё сын

В Скандинавии возможно всё, а в Норвегии и более того. Именно там преступники спокойно покидают тюрьмы, поскольку никто толком не представляет, как должна функционировать исправительная система. И именно там единожды был совершён теракт, при полном к тому попустительстве. В той Норвегии и детей воспитывают в духе вседозволенности. Порой те дети вырастают в оторв, имеющих своеобразное представление о реальности. А ещё о Норвегии удобно писать, когда желаешь выдать реалии распоясавшегося криминалитета. И ещё проще создать детектив в духе норвежских будней. Кажется, Ю Несбё вполне осознал ему доступную среду. Его герои — преступники. Он сам — с удовольствием о них рассказывающий истории. Теперь пришла пора поведать, как система наказаний должна быть сама наказана, ибо всякий должен страдать, даже кто противодействует страданиям других, хотя бы и принося справедливые мучения мучителям.

Приходится придти к согласию — о Несбё и про Норвегию можно красиво создавать любой степени и правдивости умозаключения. Как же всё это обстоит на деле? В действительности всё крайне плохо. Не вяжется образ Норвегии с тем, каким её преподносит Ю. Отчего считать Норвегию краем закоренелых преступников и наркоманов? И это про страну, уровень жизни в которой оценивается едва ли не лучшим в мире. Что же, будем считать, будто Несбё вносит долю нуара в бочку благонадёжности. Оттого у него сплошь преступники и наркоманы, пускай и с парадоксальным для них добрым началом.

Вот и в произведении «Сын» — главным героем ставилась задача отомстить за погибшего отца. Ради такой цели можно убивать всех виновных, либо тому способствовавших, либо просто встающих на пути? Детективная составляющая произведения тому способствует. И пока читатель будет ломать голову, зачем всё это вообще происходит, Несбё словно и сам не знал, к чему подведёт повествование. Окажется, всё можно привязать к месту. Да алогичность мешает здравому восприятию подобного исхода.

Беда Несбё и во внимании к деталям. В жизни человек не настолько подозрителен, каковым он предстаёт на страницах литературных произведений. С другой стороны, наблюдательность проявляется не там и не теми, кому это полагается. У Несбё работники тюрьмы не знают, кто содержится в их учреждении, в том числе и сотрудники для них неизвестны. Ю прописал любопытную замкнутую систему, скорее схожую с проходным двором. Ежели так, тогда действительно — стоит заключённому облачиться в форму надзирателя, как он волен свободно перемещаться, где ему вздумается. Зато обыкновенный водитель маршрутного транспортного средства склонен видеть странное, тогда как ему-то лучше следить за дорогой.

Со слов Ю в Норвегии существуют ночлежки для активных наркоманов. К оной на время и прибьётся главный герой. Доказывать пристрастие к наркотикам не требуется — поверят и сказанным словам. Там же завяжутся отношения с девушкой, переходящие в интимные. И вот из идеальной страны для жительства Норвегия превращается в притон. Мудрено ли, как на такой почве взрастают цветы зла?

Ю Несбё крепко стоит на ногах, явно должный слыть за мастера норвежского нуара. Пусть этот литературный жанр малость устарел, поскольку с его расцвета прошло порядка шестидесяти лет. Только если верить Несбё, когда нуар расцветал в Америке, в Норвегии хватало нуара и без литературных сюжетов. А коли так, тогда понятно, зачем современным норвежцам пожинать посеянное их отцами. Впрочем, это всё домыслы. Ю рассказал обычную историю, к которой поздно проявлять интерес.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Пелевин «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» (2016)

Пелевин Лампа Мафусаила

Вот вымрет человечество, и не дай Бог будут раскопаны книги Пелевина. Это каким же человечество предстанет пред далёкими от нас во времени существами? Примерно в схожей степени само человечество думает о собственном прошлом, вполне доверяясь тем же раскопанным источникам, либо прошедшим через горнило арабских хранилищ, благодаря которым для невежественной Европы тёмных веков сохранилась добрая часть античной истории. Судить приходится по малым крупицам. Например, древнегреческая история и мифология восстанавливалась по трудам драматургов — по своей сущности являвшихся выдумщиками. Другого выбора у человечества попросту нет — оно привыкло доверять письменным источникам. Теперь нужно представить, что всё это кануло в небытие, остались только книги Пелевина. Одно радует — нас тогда это перестанет волновать.

А если первой раскопают книгу «Лампа Мафусаила»? Окажется, что контроль над людьми пытались взять две противоборствующие силы — масоны и чекисты. Хотя, по правде говоря, первые существовали умозрительно, ежели хоть какую-то силу имели, а вторые — члены чрезвычайных комитетов, чьё имя превратилось в символ обладания большими возможностями. Однако, в котёл бросались все, в том числе и масоны с чекистами. У Пелевина выходит несколько иначе. Есть две силы — они противоборствуют. Причём, под масонами понимайте «цивилизованный» Запад, а под чекистами — «варварскую» Россию. Остальное не требуется. Получается, человечество достигло такой точки взаимодействия, когда на политической карте остались два оппонента, одинаково стремящиеся к гегемонии.

Спасает повествование оговорка Пелевина, будто всё им описываемое происходит в параллельной вселенной. Оно и понятно. Человечество не умеет перемещаться во времени, на чём задействовано содержание одной из частей. Не имелось и прочих эпизодов в прошлом, о которых так красочно взялся писать Пелевин. Но никуда не делось человеческое стремление к развращённости, проистекающее из побуждения: я хочу! Потому Пелевин не боится читательского восприятия, с удовольствием преподнося в качестве одного из действующих лиц — выступающее в качестве рассказчика — коим является человек с нетрадиционной ориентацией, да настолько, что его однополая любовь служит прикрытием похотливого побуждения обладать деревьями.

На самом деле, если уж говорить существенно важные вещи, Пелевин ничего нового не сообщал. Байки про масонов ходят уже несколько веков, благополучно принявшие вид заговоров планетарного масштаба. Его откровения про возросшее влияние доллара — скорее данность. Каждый знает историю возвышения американской валюты, подменившей золото в качестве гарантии обеспечения денежных знаков ценностью.

Пелевиным излагается четыре истории, друг с другом взаимосвязанные. Говоря о них серьёзно, так и собираешься отнести сии творческие изыскания не к альтернативной истории, даже не к фантастике, никоим образом к модернизму, сугубо в трэш, так как подобное жанровое определение подходит к трудам Пелевина. Впрочем, труды Пелевина читают, серьёзно обсуждают, нахваливают. Значит, в них есть необходимость. Правда, часто популярный при жизни писатель растворяется в безвестности после смерти. Думал ли о том сам Пелевин? Или всерьёз надеется, будто обнаружат его литературные работы некие археологи будущего, возведя автора на вершину? Каким бы это не было странным, но такая вероятность имеется.

Не будет ошибкой назваться Пелевина Гофманом наших дней. У Эрнста Теодора Амадея ведь в сюжетах похожее имелось, ещё не поддавшее тлетворному действию миазмов разврата. Суть произведений сводилась к той же сказочности. Но кого сегодня удивишь найденным жучком на огороде, способным дать обладание возможностями, либо хоть заключением контракта с сатаной. Нужно удивлять! Вот и сошлись в битве чекисты с масонами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Рубанов «Финист — Ясный сокол» (2019)

Рубанов Финист Ясный сокол

Молчите, Андрей: могли сказать Рубанову, после написанного им «Патриота». Вы слишком много сообщили, Андрей, лишнего, довольно обидного и правдивого: могли дополнить они, принуждая Рубанова переосмыслить подход к созиданию литературных сюжетов. Хорошо: мог ответить им Андрей. Хорошо, я не буду писать о настоящем: мог добавить Рубанов. Но о чём же мне писать? — вопрошал Андрей. О чём хотите: должны были ответить ему. Но о чём не пиши, во всём читатель увидит отголоски нынешнего дня! — восклицал Рубанов. Всё в ваших руках, Андрей, если вы не хотите печальных для вас последствий, то найдёте интересный вам сюжет: видимо ответили Рубанову. И Андрей понял, что нет ничего лучше, нежели рассказать историю о глубоком прошлом, причём настолько глубоком, что в нём нет ничего от прошлого. Сообщил он предание, где читатель знакомился лишь с вымыслом, схожим с мифологией, только поданный без необходимости задуматься хотя бы о чём-то, кроме представленных на страницах небылиц. Получилась сказка, написанная автором XXI века — века конформизма. Как же это оказалось противоположным «Патриоту», где описывался XXI век — век стагнации. А может всё это и не так. Просто Рубанову надоело давить на больную мозоль общественной неустроенности, отчего он решил предаться потоку фантастических измышлений.

Что у Андрея вышло отлично — представление рассказчиков. Их трое — все они отличаются друг от друга. Каждый связан с основной сюжетной линией — раскрывающейся через знакомство и развитие отношений между девушкой и одним из племени птиц. Однако, далее знакомства с рассказчиками возникают повествовательные лакуны. Рубанов словно терялся, сообщая информацию без полезного для читателя содержания. Предлагалось следить за определёнными действиями, не несущими важного для канвы нарратива. Кому такое чтение требуется? Видимо тем, кто устал от серьёзной литературы. Хотя, сомнительно, чтобы спасение от умной литературы можно было найти в подобии рубановского «Финиста». Остаётся предполагать, что сам Андрей желал подобного спасения, уставший от мыслей о серьёзном, предпочитая погрузиться в фантазирование. Но может ли подобное привести к благоразумному результату?

Сперва читатель увидит историю старого венеда, должного вот-вот умереть. Ему порядка ста двадцати лет, он из рода сказителей. Цель его жизни — безостановочно плодить потомство, чем он благополучно всегда предпочитал заниматься. Всё ему легко покорялось, силы был неизмеримой — мог дерево с корням вырвать. Сообщает он всякое, преимущественно где-то подхваченное. О времени он судит подобно китайцам, именуя каждый час принадлежностью к некоему животному. Такого ли рассказчика ожидал увидеть читатель? Отнюдь, мнился ему с первых строк скоморох Памфалон, жизнью которого Николай Лесков осветил бытие каждого, решившего проявить сомнение к расставляемым в жизни приоритетам. Но не срослось. У Рубанова рассказчик повествовал о зарождении отношений между девушкой и крылатым созданием.

Вторая история от мастера по изготовлению доспехов. Андрей со смаком сообщил подробности профессии. Дал и такое представление, будто этот мастер может иметь отношение к рассказчику первой истории, поскольку его прадед умер в возрасти ста двадцати лет и имел большое потомство. История сего мастера покажет дальнейшее развитие отношений влюблённых, успевших пожить вместе и породить взаимное отвращение, как обычно и бывает у семейных пар с возрастом. Помимо этого, читатель знакомится с борьбою против нежити. Тогда же читатель крепко задумается, ведь ежели мертвецы действительно вставали из могил, кто бы их тогда брался хоронить?

К третьей истории Рубанов предпочёл уйти в совсем уж вольную фантазию, сообщив повествование от лица человека-птицы. Более того, выдаваемое читателю за истину, на деле представлялось мудростью, направленной на нравственное воспитание ребёнка, мало знающего о прописных истинах. Ведь зачем Финисту земная девушка? Даётся простое объяснение — если не обновлять кровь, тогда любому племени грозит вымирание. Сообщается и информация, вроде такой — чем отличается мировоззрение представителей больших и малых народов? Дополнительно предстоит узнать о людях-птицах, практически богах, способных долго жить, обладающих моментальной регенерацией и множеством иных приятных бонусов, отчего выглядят они плохо сбалансированными и совсем уж сказочными.

На выходе — пустота. «Финист» — не Феникс: раз прочитанный, более открытым ему не бывать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктория Миленко «Куприн. Возмутитель спокойствия» (2016)

Миленко Куприн Возмутитель спокойствия

Таким Куприна прежде никто не представлял. Его жизнь оказалась переосмыслена Викторией Миленко в полном объёме, оставив от ранее написанных биографических трудов сомнение, будто современники Куприна писали не о нём самом. Кто же прав в данной ситуации? Нужно обязательно в этом разобраться. Слишком модно стало иначе видеть былое, подменяя действительность мнимой иллюзорностью мира. Куприн оказался подан на контрастах. Он был за всех одновременно. Вдруг оказалось, что он даже очень любил Совдепию, симпатизировал убеждениям Максима Горького, считал Ивана Бунина дураком, был представлен верным борцом за право рабочих и крестьян на достойную их существования жизнь. Либо как-то иначе, о чём Миленко не раз скажет, постоянно переворачивая всё с ног на голову. Так и останется непонятным, каким образом создавался именно такой портрет Куприна.

Традиционно считается, успех Александр обрёл после публикации «Поединка». К тому склоняется и Виктория. Она безапелляционно заявила — до того к писательству Куприн вовсе не склонялся. Так было выкинуто более десяти лет плодотворной работы в различных периодических изданиях. Стало неважным жизненное обстоятельство, после которого Куприн иным трудом профессионально не занимался, стоило ему оставить военную службу. Что же, его становление — столь же неоднозначно Викторией рассмотрено. Сын оскандалившегося отца, умершего в относительно раннем возрасте, Александр был кидаем по воле матери от одного учреждения к другому, словно некий брошенный сирота. Он и военным потому стал, ибо иного быть не могло.

Ладно, пусть Куприн будет таким, каким его показала Виктория. Он стремился критиковать власть, чему в доказательство статья о севастопольском восстании под руководством Шмидта. А коли так — значит тяготел к социалистам. И коли так — значит дружил с Горьким. И более того — непосредственно Горький написал «Поединок», потому как почерк рукописи сего произведения не принадлежит Куприну. Читатель опять задаётся вопросом: откуда Миленко черпала информацию? Отчего Куприн какой-то иной? Да и знает ли читатель, почему Александра быстро отпустили с полей Первой Мировой войны? Власть опасалась впоследствии создания ещё одного «Поединка» — таково предположение Виктории.

Получается, Куприна постоянно травили. Говоря так, Виктория подводила читателя к непониманию случившейся эмиграции Александра. Ежели он так ратовал за Совдепию, почему ушёл с белыми через Эстонию? Разве ответ не очевиден? Где-то нашлись очевидцы, как Куприна едва ли не оглушили, связали и без согласия перевезли через границу. Остаётся непонятным, почему сам Куприн никогда о подобном не писал? Наоборот, сокрушаться он мог происходящему в государстве советов, никаких восторгов не выражая. Как же Миленко описала пребывание в эмиграции? Никак! Продолжительное белое пятно, наполненное различными обстоятельствами, никак не объясняющими, чем занимался Куприн вне пределов России и какую литературную деятельность он вёл.

Под конец жизни Куприн оказался в Советском Союзе. Виктория утверждает — он хотел умереть на родной ему земле. И он умрёт, якобы радостный за так долго ожидаемое возвращение домой. И напишет пару очерков, пропитанных соцреализмом. Иным стал Куприн. Далеко не тем, каким он представал в сказке о стране красивых людей, царить над которыми должна была некрасивая девушка. И не в описаниях французской и испанской корриды. Нет, пламенное сердце его тлело, наполняя душу смрадом: судя по версии Виктории Миленко. Совершенно не такого Куприна ожидал увидеть читатель. Это не тот человек, который представлялся. На деле Куприн вышел советским гражданином с азиатской внешностью, склонный придерживаться разных убеждений, ни с чем не соглашающийся до конца.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Людмила Петрушевская «Нас украли. История преступлений» (2017)

Петрушевская Нас украли

Почему Шалтай-Болтай сидел на стене? Почему он свалился во сне? Будь на месте сочинителя Людмила Петрушевская, она бы вмиг определила, что Шалтай и Болтай — это сросшиеся в роддоме дети, положенные в одну кроватку. Потому им и не сиделось на стене, ведь мать одного — жена заграничного богатея, а мать второго — обыкновенная женщина. И неясно, кто кому родственник. Примерно в схожем духе она и создавала историю преступлений, задавшись загадкой, которую требовалось раскрыть. И как же ей то удалось? Читателю предстоит пройти долгий путь, причём плутать ему придётся в дебрях фантазии, для богатства содержания раскрывающей жизненные обстоятельства каждого встречаемого персонажа.

Есть два человека со схожими паспортными данными, они летят будто бы к своему отцу (тут рассказ про то, как он сколотил состояние в девяностых), пригласившему к себе на работу водителя (тут сообщается в деталях об обстоятельствах уже его становления), чья жена (теперь Петрушевская переключилась на неё) пошла в магазин и увидела соотечественницу (теперь читатель узнает всё и про эту женщину), а та в своём прошлом… И так будет рассказываться, пока цепочка действующих лиц не дойдёт до тех, кому положено оказаться матерями парней, представленных читателю изначально. Сложно? Отнюдь, затем начнётся типичное для Второго канала действие, где глупостью порождаются события, обязанные за счёт последующей глупости стремиться к бесконечности. Правда и у Людмилы терпение способно закончиться, поэтому (допустив действие до истерического помешательства жены водителя, надумавшей себе существование несусветного) повествование будет закончено на не совсем счастливой ноте.

Не стоит от читателя скрывать. Вся интрига произведения в ставшем обыденным сюжете подмены младенцев в роддоме, либо в чём-то другом, о чём читатель уже пусть догадывается самостоятельно. Попутно появляется ещё ряд действующих лиц, о чьей судьбе Людмила не забывает упомянуть отдельно. В итоге всё превращается в кашу, разбираться с которой нет никакого желания. Разве нужно разбираться с порождением чужой фантазии, расплетавшей ею же запутанный клубок? Можно было сразу начать с конца, дабы получить выверенный и интересный сюжет. Однако, Петрушевская, остаётся думать только так, созидала повествование по мере написания, не совсем сообразуясь, куда её выведет кривизна канвы.

Обязательно упомянем скабрёзности в тексте и обсценную лексику. Произведение от этого вышло довольно вульгарным. Отчего совершенно непонятно, кому Людмила желала адресовать книгу. Девушки и юноши такого не станут читать, даже понимая присущую тексту подростковость. Ценители женских романов и подавно — столь низкого пошиба откровенность им не нужна. Мужчинам и вовсе сия история преступлений противопоказана, дабы они несправедливо не кляли женские романы. Остаётся возраст возраста самой писательницы. Но и тут недоразумение. Не складывается впечатление, будто бабушки и дедушки начнут читать такое. Они лучше включат Второй канал, там всё тоже самое, зато нет бессмысленного стремления делать мужских персонажей непотопляемо брутальными, а женских — обовечивать.

Осталось определиться с признанием общественности. Кто не интересуется творчеством Людмилы, тот, опять же необязательно, следит за литературной премией «Новая словесность». Что же, произведение Петрушевской полностью укладывается в заданные рамки. Причём выделили её не жюри и читатели, а некое критическое сообщество, видимо основательно пропитанное как раз рамками премии, ибо не следовало оставлять «Новую словесность» без современного абсурда. Лишь кажется, якобы содержание отдаёт новаторством. Придётся разочаровать премиальный комитет. В подобном духе писали и пишут, может быть не в России, но делают то осознанно, не прыгая с одного персонажа на другого, боясь упустить момент, после чего не получится вернуться назад.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5 30