trounin.ru

О глупости можно и дальше притчи слагать, о них ведь и глупое допускается сказать. В притче “Хвастун” похвальба за границей достигла предела. В притче “Новое лекарство” от пьянства уберечь не сумело. Где это видано – горести в вине топить? От такого лечения только дураком и быть. В притче “Лягушка” захотела статься быком, надулась для того, да вот лопнула потом. В притче “Мышь и бык” случилась глупость не хуже, там мышь быка укусила и скрылась из вида. Бык злобой пылал – его мышь оскорбила. Он стерёг её, словно пристало гиганту думать о вшах… подумал бы лучше о для него насущных делах.

Всякому свой удел, выше него не лезь. Хорош, если собьют просто спесь. Могут ведь пожрать, не оставив места живого. Но для глупого создания в том нет ничего такого. Как в притче “Кошка” ловила мышей – за то хвалили её. Советовали, дабы умение заменила она своё. Хватит ловить мышей, пора отправляться охотиться на львов. Кто бы к такому совету оказался готов? Если умна кошка – удовлетворится славой ловца мышей. Ежели нет, тогда славы ловца львов точно не добиться ей.

Глупость не перебороть. Голова тому мешает. Как избавить от тягот таковую никто не знает. Как в притче “Совесть боярская” взыграла совесть боярина, кому надо было татарина идти бить, чего он не хотел, не понимающий, зачем ему к тому причастными быть. Ему известна Москва, может Тула знакома, но Рязань… не видать сего града из окна его дома. Коли так, то нечего за неё бороться, не надо Руси за счёт спасения далёкой земли показывать удали своей высокое свойство. Глуп боярин, знал бы он лучше, что Туле не стоять долго. Мудрость эта, пожалуй, высшего толка.

Есть притча в четыре строки “Общая судьба”. Она довольно проста. Что моё некогда было, то у меня для тебя жизнь попросила, но наступит завтрашний день, попросит жизнь у тебя для других, потому и нужно понимать, насколько требуется сохранять преемственность благ таких. Впрочем, не к тому Сумароков вёл, он сказал читателю, где в человеке засел его истинный осёл.

Вот притча “Мыши и кот”. Мыши кота решили убить. Да мышам ли кота убивать? Мышам то неизвестно, не дано им такого знать. А знать нужно, ибо цена не в красе или силе природой сообщённого естества, как в притче “Олень и собака” та истина преподнесена. Любовался олень рогами, ноги кривые хуля. Когда же убегал, то рогами запутался, значит ноги он ругал зря. Ему бы ценить то, отчего он нравственно страдал, тогда он красу рогов своих не признал. Такой же сюжет в притче “Сосна и хворостина”, где сосну оценили за те качества, которые она возносила. Потому не стало сосны, срубленной топором. Теперь и ценить не за что, не узнать её нипочём.

В притче “Ёж и змея” пустил ёж змею обогреться в норе. Понятно должно быть, пришлась нора по нраву змее. Уже не ёж просил её удалиться, теперь змея вынуждала ежа с норою проститься. Отчего всё так? Очень легко объяснить. С притчей “Ослепшая фортуна” усвоишь, кому суждено удачу приманить. Некогда фортуна выбирала – разборчивой слыла. После дурак выбил фортуне глаза. С той поры слепа она, слеп и выбор её. Посему не ищи для призвания удачи в себе ничего. Призывать и Юпитера можно на помощь. В притче “Посулы” разбойник именно так поступал. Юпитер не слышал обещаний, может устав верить им. Тогда не к нему, к Плутону разбойник глас посылал.

Есть ещё притча “Посулы Эскулапу”. Муж болел, готовый сто быков за здоровье отдать. Того жена не хотела слышать, волю супруга не собиралась она признавать. Зачем сто, не отдаст и быка одного. Её здоровье крепко, потому быков не получит никто. Всякое случае, в притче “Кургузая лисица” случилось лисе потерять хвост, чему не нашлось печали. Стала лиса советовать, признаваясь, как хвоста движения мешали. Избавляйтесь от хвоста: давала всем лисица совет. Сему хитрому способу превозносить недостатки, мода следует не одну тысячу лет.

Не легко за чужое дело браться! По притче “Портной и мартышка” то стало лучше казаться. Задумала мартышка портного искусство исполнить на себе. Результат понятен. Лучше мечтать стараться во сне. Или подобно сюжету притчи “Пугливая лягушка” поступать – быкам бегущим дорогу стараться уступать. Нет, бежали мимо быки, никак не мешая другим, но лучше в стороне стоять, существованием дорожа своим. Мало кто такого придерживаться будет, тогда притчи “Лисица и ёж” напоминание он не забудет. Задумала лиса отведать ежа – вкусной показалась ей сия еда. Исколола морду, так мяса и не вкусив, могла ведь и не делать усилий бесплотных таких.

В притче “Услужливый комар” случилось карете застрять. И комар взялся в том помогать. Искусал всякого, пока не тронулась карета в путь. Значит комар помог. Сомневается ли в том кто-нибудь? Или вот притча “Тяжёлый комар”. Там комар в кроне дуба поселился, тут же ветер налетел, и дуб тот повалился. Кто свалил дерево? Комар! Тем он сам хвалился, и хвалиться он тем не переставал. В притче “Кукушка и ребята” решила кукушка гордиться, кукованием заполняется лес. Разве станут её голосу подражать? Значит есть в том людей интерес. Сумароков строг, про бездарей возглашая. Проще хвалить доступное тебе, высокое искусство за тяжесть исполнения всё чаще отвергая. Притча “Сова и зеркало” про обыденность сообщает. Сова красива, и в зеркале красоту свою наблюдает. А не понравится, так зеркало разобьёт. Не хватало ей будто больше забот.

“Отчаянная вдова” – притча о том, как умерший муж деревянной статуей пришёл в дом. После случились холода, отправилась статуя тогда на дрова. Отчаянными выглядят и “Деревенские бабы” в притче о них, они голосят всех громче о проблемах своих. Взялись бы бабы сами всё делать, за что произносят укор. Вот бы посмеялся на селе про их дела каждый двор.

Для ума полезно притчу “Скупой и кружка” прочитать, дабы просящих о чём-то натуру узнать. Случилось одному задумать людей провести, серебряную кружку он оброненную в воду просил проходящих найти. Не отказывал никто, кружку прибрать желая, с мыслями о серебре они погружались, ныряя. Когда всплывали, кружки не найдя, не находили и одежды, за доверчивость себя кляня. Для ума пригодится и притча “Слепой и зрячий”. Вот её сказ: колотил слепой зрячего в ночи, пока не настал зрячего час – стоило пробудиться солнцу, слепой преимущество потерял, уж тогда-то зрячий ему бока и намял. Ясно должно быть – держись доступных возможностей тебе, не окажешься тогда ты в беде.

Пригодится уму и притча “Жалостливая девушка” – про женскую она суть. Может начнут юнцы разбирать достающийся в их распоряжение путь. Принимала девушка подарки – к ней парень любовью пылал. Взаимностью не отвечала – любви накал её скорей забавлял. Такая девица отравит мужскую душу, не дав ничего взамен. Спрашивается, доколе следует соглашаться? Иных разве не хватает проблем?

“Мышачья просьба” – ещё притча о глупости одна. Пожалуй, жизнь очень сложна. Как её не облегчай, легче не станет. Никто никого в том никак не обманет. Желали мыши короля, чтобы всем их желаниям соответствовал он. Как не старались, выбор их был обречён. Не устраивали короли, пока не стал королём кот, тогда и поняли мыши, может и читатель поймёт. Похожий сюжет в притче “Дворовые птицы и куропатка”, где птицы гоняли зверя не под стать сараю, обижали его, собирались против в стаю, и выпорхнул обиженный, незачем ему среди столь дикого зверя жить, лучше в небо подальше от свар подобных воспарить.

Дабы четвёртую книгу притч завершить, о последней притче нужно сообщить. Имя ей “Мид”, на Мидаса она намекает, того царя, что ушами осла обладает. Случилось цирюльнику уши увидеть, как тут же разнеслась о них молва. О чём бы добром… но толпа, увы, толпа.

» Read more

О всех притчах трудно рассказать, с каждой книгой Сумароков не перестаёт нас удивлять. Всё равно не получится одолеть их все разом в один присест, тут не о Крылове речь – басни Крылова за пару часов и малое дитя съест. Попробуй осилить множество сюжетов, дать оценку им сумей. Пожалуй, нет для читателя к выполнению просьбы сильней. Если брать для примера четвёртую книгу притч, там оных пятьдесят восемь дано. Придётся согласиться, знакомиться с ними не так-то легко. Пусть краток Сумароков, главное к сути подводит он, потому приходится сетовать, что потомку притч его сюжет плохо знаком, либо знаком, но о Сумарокове никто не вспоминает. Надо бы помнить, но нельзя забыть, чего никто не знает.

Взывал прохожий к Зевсу, дабы бурю тот отвёл, но знал бы, что тогда бы он обрёл: в кустах сидел разбойник, стрелу в него пустил, ветер стрелу ту с цели сбил. Так вот о том и речь, что мирись с неугодным тебе, поживёшь ты тогда на радость всем и самому себе. Притчи “Прохожий и буря” о том сюжет: не ищите помощи, как бы не случилось от помощи бед.

Змея, что цирюльником была, убить решила не кого-нибудь… слона. Притча “Змея и слон” как раз о тех жизни эпизодах, когда надо в желаниях придерживаться разумных подходов. Убьёт она слона, а дальше как быть? Слону, убитому, останется упасть и змею раздавить.

Вот кошка и лиса. Одна полезна дома, другая – нет. Только собакам безразлично, возьмут они за лисой да за кошкой след. Куда не старайся бежать, спасения трудно сыскать, был бы повод морду от мыслей к телу близких задирать. Притча “Лисица и кошка” напомнит, как прока мало от хотений, просто будь готов к возможной перемене мнений, лучше с недругом найти общий язык. Впрочем, зверь с зверем в природе дружить не очень привык.

Низкий умом пред высшими низок, а пред подобными себе дюже высок. Как в притче “Заяц и лягушки” бежал косой, покуда убегать он мог. Его лягушки хвалили, завистью хоть полнись, если бы не понимание, что от трусости в том беге у зайца поджилки тряслись.

Любят люди говорить: на его бы месте я. Слов не стыдясь, говорят. Для таких людей у Сумарокова притча “Александр и Парменион”, где о том же галдят. Это как вообразить собою Александра, Македонским кого мы зовём. Но, хотелось бы знать, он тут вообще-то причём? А дело такое: за других судить не берись. С такими мыслями лучше простись! Добейся того же, тогда и сможешь сказать. До той поры лучше будет молчать.

Притча “Генрих IV и вдова”… в общем, не делите того, чего не дано справедливым судом поделить никогда. В притче “Пучок лучины” есть совет держаться друг друга, тогда не будет в одиночества туго. “Змея согретая” о змее на груди, как не согревай – она вонзит в тебя клыки. Притча “Шалунья” про такую особу, что по-французски говорит, не зная, какой смысл за каждым словом иностранным стоит. “Медведь-танцовщик”, как медведь приехал к своим, где-то погостив, стал порядки тамошние наводить… да ему сказали: не надо нам наставлений твоих.

В притче “Господин-лжец” барин попросил слугу поправлять, ежели где врёт. Что же, у слуги от поправок не замолкал рот. В притче “Невеста за столом” невеста ела, а наевшись, более невестой быть на свадьбе другой навек перехотела. В притче “Слепой и безногий” сошлись, соответственно, слепой и безногий, порешив, что безногому ноги нужны – они есть у слепого, а слепой не может сам идти: без глаз проблем в мире много. Так лучше соединить усилия, в недостатках достоинства обретя, весьма поучительной оказывается мудрость сия.

“Друг-невежа” – о медведе сказ, он с мужиком дружил. Как-то мух отгонял, ну и по роже мужицкой хлопнул изо всех сил. Что тут пенять, коли старался друг. Хорошо, ежели от такой заботы мужика хватил только испуг. Притча “Паук и служанка” всё про того же паука муку, не может он усвоить простую науку. Как не плети красоту, не хвастайся ею: сметут в один миг, по достоинству не оценив твою затею. “Красильщик и угольщик” – притча об оценке мира: про то, как оценивают, довольствуясь лишь внешним видом. Ежели чёрен снаружи, значит и душа черна. Ежели красив – и душа красна. Хотя чаще бывает наоборот, попробуй в том переубедить народ.

Вот притча “Ось и бык” гласит: кого везут, тот строит господина, а кто тащит… ну, скотина – он, и есть скотина. Так ось скрипела всю дорогу, тяжко ей трудиться, трудно колёса крутить. Бык молча тащил повозку, не думая жалоб предъявить. В самом деле, лучше молчать, выполняя порученное дело, нежели ничего не делать, зато кричать о тяжести труда своего громко и смело.

Про собак устанешь притчи сочинять. Однако, “Собака на сенокосе” – притча про собаку опять. На носу пир, но не до того, надо сено охранять, в пустую лаять приятней всего. Коли про еду, то притча “Жар и стужа” гласит: муж дома голодный, зато у любовницы сыт. Немного о другом, в притче “Возница пьяный” хлестал лошадей, без дела – так ему веселей. И ещё одна про “Французский язык” – о наболевшем для русского прежних веков она гласит. Во Франции достаточно язык знать, как все дороги открыты. Ни науки не надо, ни прочих сует. А в России учиться полезному люди привыкли, да от знаний русскому толку не было и нет. Кто французским владеет – почёта достоин. Очень заметно, Сумароков этим весьма недоволен.

Притча “Арапское лето” о солнце представление даёт. Солнце везде одинаковый жар раздаёт. Так думали девицы, понимая явно, одинаково повсюду должно быть холодно и жарко. “Посол осёл” – притча про возмущение граждан страны одной, куда прислали посла с ослиной душой. Рассудили все – ослов итак порядком у них, и без таких послов понятен должен быть сей стих. Ежели так, то притча “Дурак и часы”. С солнечными часами свои сверял дурак, и понял он, отстают солнечные часы. Бывает и так. Либо ещё об одной глупости притча “Цыганка”. Женщина обратилась с просьбой помочь, желает ребёнка, никак его сделать с мужем невмочь. Рассудила цыганка о бессилии своём, женщине цыган – лучший помощник в деле таком.

В притче “Брат и сестра” брат мотом был, никто его им перестать быть не убедил. Сестра сказала – мотом не будь, он ей ответил – любить позабудь. Потому мотом в притче брату суждено навечно остаться, каждому своим страстям дано предаваться. В притче “Ребята и рак” случилось раку укусить кого-то из ребят, за то его наказать решили. И знаете как? Утопили беднягу, далеко не отходя. Понимала ли, какой поступок совершила, ребятня?

“Муж – пьяница” – ещё о глупости притча. Жена решила придумать, как мужу с водкой проститься. Только заснул, она его в гроб положила, и, само собой, почти похоронила. Опечалился муж, в гробе очнувшись? Отнюдь, водку затребовал, так ни разу умом в нужную сторону не повернувшись.

» Read more

“Стефанит и Ихнилат” – не произведение древней русской литературы, как не является таковым произведением и “Александрия”. Тут вопросы к научным сотрудникам, взявшим непосильную ношу адаптировать ими найденное под собственные интересы, не соотносясь с мнением читателя. Для внимания интересующегося достаточно греческой версии, либо арабской, а то и оригинальной – индийской. Но разве хороший текст может пропадать? Нет, поэтому разномастные сборники, вроде “Библиотеки литературы Древней Руси” оказались в нагрузку переполнены имевшими место быть переводами. То есть всему, что удалось найти, давалась жизнь. И не важно, если подано будет без перевода на современный язык, дабы не омрачать красоту переведённого греческого варианта. Да и не требуется переводить перевод, каким бы важным он не казался. Отнюдь, значение оказывается преувеличенным. Ежели на кого и опирались российские баснописцы, то на адаптацию старых сказаний теми же французами и другими народами Европы.

На Руси “Стефанит и Ихнилат” встречается в трёх списках. Первенство признаётся за Синодальным списком образца XV века. На страницах представлен краткий пересказ основной сюжетной линии про льва и быка, разрешать которую взялись шакалы Стефанит и Ихнилат. Сказание построено без изысков. Повествование представлено в виде диалогов, с постоянным указанием на то, кто какую речь говорит. Троицкий и Толстовский списки дают представление о переводах XVII века. Становится понятным язык, уже не настолько архаичный.

Дабы хоть как-то занять читателя, нужно посетовать на странную адаптацию древних текстов под нужды читателя. Ежели даётся представление об оригинале, то требуется его приводить в полном соответствии с изначальным текстом, согласно рукописей. Какой бы сложной не казалась кириллица прошлого, она всё равно понятнее глаголицы. Читатель обязательно почувствует собственную ущербность, вынужденный знакомиться с древним текстом, словно его создали в начале XX века, прямо перед падением Российской Империи, незадолго до реформы алфавита. И ладно бы Троицкий и Толстовский списки, но Синодальный… Так испортить работу переводчика XV века! Впору вспомнить мысли Ихнилата.

Воистину, лучшее не стремится к лучшему! Лучшее обвивается вокруг ближайшего. Заслужить уважение можно кого угодно, невзирая на статус. Необходимо оказаться в нужное время в нужном месте, чтобы быть под рукой в тебе нуждающегося, как перестают существовать социальные рамки. Собственно, “Стефанит и Ихнилат” удостоился той же участи. Данное произведение взяли и приспособили, ни с кем не спросясь. Смысл оказался утраченным едва ли не полностью.

Но это одна сторона дела. Обиднее другое. Создавая сборники, должные стать уникальным явлением на книжных полках, составители не считались с необходимостью. Сам по себе научный труд, рассматривающий произведение в отрыве от прочих произведений древности, вполне подходит для удовлетворения любопытства, но делать из него выдержки, безжалостно сокращая и вырезая, дабы после выпустить в составе одного из томов для какой-либо “Библиотеки литературы Древней Руси”, выглядит кощунственно.

Впрочем, сами рассуждения об этом представляют мизерный интерес. Сомнительно пристрастие российского читателя к подобным изданиям. Не на то падает выбор при составлении списков литературы для просвещения. Тут скорее исследовательский интерес, позволяющий блеснуть особой усидчивостью и разборчивостью. Не просто освоить греческую версию, сравнить её с вариантами на других языках, но и выискать расхождения с русскими переводами разных веков. Всё это удел науки, ради чего она существует. Однако, и это благо, без которого читатель окажется вообще лишён знакомства с подобного рода литературой. Посему, если нет желания читать произведения в оригинале, басни того же Крылова обрадуют стихотворной формой подачи, ведь и у сего знаменитого баснописца есть в активе добрая часть историй из “Стефанита и Ихнилата”.

» Read more

В действительности, как не смотри на литературное наследие Фаддея Булгарина, он писал больше, нежели ныне может быть известно. Приходится опираться на имеющееся, понимая второстепенное значение его творчества, имевшее успех у современников, но совершенно не ценимое потомками. Одно из важных лиц литературы начала XIX века, Фаддей исторически уступил своё значение прочим именитым писателям своего времени. Но стремится дать хотя бы краткую характеристику его трудам определённо следует.

Написанное по горячим следам “Горестное воспоминание, или Письмо к приятелю о наводнении, бывшем в С. Петербурге, 07.11.1824″, напоминает читателю о случившемся в тогдашней столице происшествии. Ничего не предвещало беды, лишь чрез меры обильный дождь должен был насторожить жителей. Но осознание пришло в тот момент, когда вода стала заливать улицы. Стоило ли удивляться необычному подъёму Невы? К такой мысли подвёл читателя Булгарин. В пору высказаться в афористичном стиле: не гляди уныло на обильный дождь, лучше для спасения от наводнения заранее всё приготовь.

“Невольное убийство” (1825) с подзаголовком “Истинное происшествие” о имевшем место быть в 1814 году – короткие и скучные истории о фронтовых буднях. Такими же скучными историями стали “Беседы у больного литератора” (1825). Пусть не сам Булгарин был свидетелем описываемых им событий, однако должную форму тексту он всё-таки придать не смог.

Заметка “Мысли о характере Суворова” (1826) полностью называется “Мысли, родившиеся при чтении книги “История российско-австрийской кампании 1799 года, под предводительством Суворова-Рымникского”, изданная Е.Б. Фуксом”. Пересказывать её содержание, равносильно повторить сказанное Фаддеем, давшим краткий пересказ произведения Фукса. Но так как с трудом Фукса можно и не ознакомиться, поэтому придётся всё-таки сказать снова. Звезда Суворова зашла в годы царствования Екатерины Великой, он первым стал применять тактику, заключающуюся в необходимости каждого командующего самостоятельно решать, как он выполнит поставленную задачу. Такой опыт, вполне может быть, перенял у Суворова сам Наполеон, поступавший похожим образом. И, как же без этого, Суворов не просто командовал армиями, он исходил от чувств каждого участника предстоящих сражений. И это при условии военных действий, когда человеческая жизнь чаще всего становится разменной монетой для победы или неизбежного поражения.

Вольной фантазией следует назвать следующие произведения: “Где она? или Призрак счастья” (1826), “Благородный бедняк, или Счастье трудолюбивых” (1826) и “Янычар, или Жертва междоусобия” (1827). Самым примечательным тут оказывается “Янычар” – художественно обработанный текст для хоть какого-то понимания происходящего внутри турецких войск. Российский читатель интересовался делами Турции не меньше, нежели европейскими, вынужденный становиться современником очередной русско-турецкой войны.

Драматическое изложение в одно действие “Бегство Станислава Лещинского из Данцига” (без точной даты первой публикации) напомнило про Петра Великого, имевшего влияние на происходившие в Польше политические процессы. Противостоянии России Швеции не давало спокойствия и Речи Посполитой, где сменялись короли Август II Сильный и Станислав Лещинский. Повествование интересным окажется для жителей Польши, тогда как русский читатель напрочь утратил пристрастие задумываться над историей западного славянского соседа. Конечно, польский народ сам избирал себе королей, но тот принцип выбора зависел не от положения населявших Польшу людей.

Без точной даты и “Очерк характера Петра Великого”, как произведение для юношества. Булгарин в возвышенных тонах возвеличивал деяния первого российского императора. Дано ясное наставление – деяниями Петра следует гордиться. В подобном духе всегда писали о русских царях современники и ближайшие потомки, особенно учитывая то обстоятельство, что при Романовых было нельзя никого критиковать из их предков.

» Read more

Чаще всего писатели начинают литературную деятельность с того, что им наиболее близко, то есть с собственных воспоминаний. Порою, когда жизнь скучна и не даёт какого-либо разнообразия, тогда приходится опираться на чужие произведения, либо заставлять работать фантазию. Булгарин имел за плечами армейский опыт, поэтому на протяжении первого десятилетия преимущественно сообщал свидетельства прошлого, особенно примечательного тем, что начало XIX века для России стало порой сражений и побед, достойных постоянного о них повторения. Булгарин тут пришёлся как нельзя кстати.

Начать следует со статьи “Знакомство с Наполеоном на аванпостах под Бауценом 21 мая 1813 года” (1822), имеющей подзаголовок “Из записок польского офицера, находящихся еще в рукописи”. Читатель должен был воспринять данный текст за откровение самого Фаддея. Согласно сообщаемых свидетельств, французская армия терпела поражение, приходилось спешно отходить. Тогда-то и довелось автору сих записок встретиться с Наполеоном. Касательно же смыслового наполнения ничего кроме данного обстоятельства особенным не является. Просто был факт краткого знакомства и более ничего.

Статья “Военная жизнь” (1824) с подзаголовком “Письмо к другу моему Н.И. Гречу” – сообщение о тяготах армейских будней. Автору письма довелось участвовать в сражении, быть контуженым, после пришедшим в себя и пытавшемся найти утерянную им лошадь. Так же Булгарин отметил, что на войне легко быть убитым ядром или оказаться затоптанным копытами.

Статья “Пароход, или Рассказы грека о прежних битвах” (1825) стала объединением статей “Пароход, или Всякий молодец на свой образец” и “Обед в трактире, или Рассказ грека”. Описаны боевые действия на воде. В тексте присутствует радость за развитие корабельного дела, об утрате значения парусников. Теперь нет нужды путешествовать по морям на пакетботах, где все вынуждены были ютиться на одной палубе. Ныне они уступили место удобным пароходам, в которых имеется собственная прелесть, а на недостатки и вовсе можно закрыть глаза.

С подзаголовком “Из воспоминаний старого воина” вышли невымышленный анекдот “Военная шутка” (1823), рассказы “Ещё военная шутка” (1825), “Ужасная ночь” (1826), “Опасность в чужой беде” (1826). Продолжили фронтовые воспоминания произведения “Страшные истории” (1826) и “Развалины Альмодаварские” (1827).

Быль “Приключения уланского корнета под Фридландом, 02.06.1807″ точной датировки написания не имеет. Булгарин взялся прославлять силу русского оружия. То сражение унесло жизни и ранило около двадцати двух тысяч солдат со стороны армии Наполеона и армии Российской Империи, Россия принуждена была подписать мирное соглашение с Наполеоном в Тильзите на выставленных им условиях. О проигранных битвах хорошего не скажешь, но Фаддей стремился давать читателю возвышенное представление о боях, неизменно каждый раз заставляя гордиться за проявлявших отвагу соотечественников.

Ещё одна статья без точной датировки – “Переход русских через Кваркен в 1809 году”, воспевающий умелые действия русских, за одни сутки преодолевших по льду залив Кваркен (шириной в двести вёрст), вследствие чего Российская Империя в ходе войны со Швецией закрепила за собой финскую землю.

Как видно, Фаддею было о чём рассказывать. Он пока ещё не созрел для крупной прозаической формы, но должен был к тому стремиться. Наработать слог у него получилось. Разумеется, не всё им рассказываемое оказывается интересным читателю. Вернее, сообщаемая им информация представляет интерес для узкого круга лиц. Вместе с тем, Булгарин излишне стремился защищать слабых, находя слова в их поддержку. Как то было в отношении испанцев, так касательно и русских, ежели они проигрывали сражения. Такие же снисходительные выражения он искал для французов, стоило уже им претерпевать неудачи.

Но это ещё не всё, что касается мыслей Фаддея о войнах.

» Read more

Сатира – это завуалированное отражение правды? Отнюдь, Булгарин так не считал. Не видел он в иносказании ничего близкого к действительности. Может хочется видеть правду в домыслах, тогда как до реальности в сатире не хватает самого главного – прямого отношения к имеющему место быть. Если брать в качестве примера басни, то сколько в них найдётся правдивых моментов? Наоборот, в баснях отражаются чаяния, которых не может существовать, поскольку они противны происходящим в нашей жизни процессам. Может в иных мирах, где правда и справедливость способны иметь определяющее значение, там найдётся место и прямому пониманию басенных сюжетов. Посему, коли о баснях пришлось говорить, Фаддей посетовал в сторону Крылова, укорив того в излишней подверженности сатире, никак другим образом не понимая граней таланта известного на всю Россию баснописца.

Помимо Крылова по басням известен Фонвизин, пусть и в качестве переводчика. И к нему у Булгарина имеются претензии. Фаддей просто не желал принять людское стремление находить отдушину хоть в чём-то. Нет, сатирой для Булгарина являлось неверное трактование обыденности. Для примера он предлагает суждения иностранцев, для пущей убедительности, касательно русских. Довольно забавно читать такое, о чём и помыслить прежде не мог. А это, между прочим, точка зрения людей из-за рубежа, чаще всего серьёзно ими воспринимаемая. Для нас же то мнение является сатирой. Собственно, точно такой же сатирой иностранцы считают мнение о себе, редко согласные с приписываемыми им качествами.

Фаддей не стоял на позициях необходимости извращать понимание действительности. Сообщать нужно только проверенную информацию, желательно окружая её наиболее правдоподобными обстоятельствами. Тут читатель ему должен возразить, так как беллетристы не могут обходиться без выдуманных сюжетных линий. Да и сам Булгарин некогда придерживался вымыслов, которыми он и далее станет наполнять страницы художественных произведений. Без вымысла не может существовать литературы. Но сатира – это всё-таки какая-никакая правда, только подаваемая под видом истины, оной на самом деле не являясь. Скорее следует говорить о своеобразном понимании жизни, то есть об утрировании.

Есть среди статей Булгарина работа под названием “Истина и сочинитель”, она также служила предисловием. В качестве диалога читателю представлены рассуждения о ремесле писателя, стремящегося познать истину, сообщив её другим. Истина оказалась беззащитной перед всеми, не способная постоять за себя. Она всегда покрыта наиболее желаемым писателям покровом, тогда как редким мужам от науки она предстаёт в естественном виде (сугубо филологи и математики могут её зреть таковую). Главным советом истины сочинителю стал призыв умалчивать там, где её образ может оказаться разрушенным, а лучше облачать истину в угодный самим писателям покров. Но сама истина прозрачна и не может быть заметна глазу. Нельзя увидеть того, что не имеет примесей, ибо всякое напластование извращает истину. И потому писателям ничего другого не остаётся, как выдавать за истину её покров.

Из этого следует: говоришь ты правду прямо или пытаешь её сообщить намёками, сообщить действительное положение дел никогда не сможешь. Для этого потребуется подобрать слова, которые изначально являются лживыми. Настоящая правда заключается в молчании. Какими речами не забавляйся, всегда найдутся те, для кого истина сокрыта под иным покровом, из-за чего тебя обвинят во лжи. Тогда останется уподобиться сочинителю сатиры, тем способствуя иносказательному пониманию истины, специально помещённой под покров, чтобы каждый читатель самостоятельно смог увидеть имеющее место быть.

Булгарин всё же подобного не признавал. Его правда оказывалась далёкой от сатиры, именно потому всякий мог обвинить его в предвзятом отношении к настоящему. Но как не говори – всё это есть и останется проблемой философского толка.

» Read more

Утверждение “Философского камня не существует!”, всякий раз заканчивается предположением, будто допустить существование его вполне возможно, хотя бы на уровне фантазий. Этим и предпочёл заняться Булгарин, чем-то повторив литературные изыскания Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Читателю предложены два друга. Один из них не верит, другой – допускает. В итоге в их распоряжении оказывается искомое. Но возникает другое затруднение – как распорядиться доставшимся счастьем. Есть ли оно вообще? А если есть, то где его лучше искать?

Философский камень способен превращать любой металл в золото. Фаддей пошёл дальше. У него философский камень позволяет человеку обрести неограниченные возможности, главное суметь обнаружить способ овладения ими. Если поместить философский камень в воду и выпить её, тогда наступает излечение от болезней, вплоть до гипотетического обретения бессмертия. Подобное действие иначе, нежели сказкой и нельзя назвать. Булгарин того и не скрывает. Данное произведения имеет подзаголовок о том, что оно является философической сказкой.

Счастья от обладания философским камнем добиться нельзя. Остаётся довольствоваться самим его владением, на другое не рассчитывая. В итоге, сколько не радуй окружающих золотом, у людей появится подозрительность. А вслед за нею придёт нужда бежать, оставив достигнутые блага. Конечно, Фаддей излишне предался пессимизму. С другой стороны, тем он показал объективность суждений.

Булгарин постарался внушить действующим лицам, что владея ценностью, не забывай оной делиться с другими, ибо в мире много бедствующих, нуждающихся в помощи. Развивать подобную мысль не требовалось, так как читателю известно, насколько опасно проявлять сочувствие, обязательно сталкивающееся с последующей неблагодарностью, вплоть до проклятия. Да и не имелось цели излишне морализировать именно на данную тему. Требовалось показать, как тяжело обрести счастье, когда счастье находится непосредственно в твоих руках, при этом оставаясь недоступным.

События пойдут по странам и континентам. Будет на пути действующих лиц и индийская тюрьма. Впрочем, владея философским камнем, легко найдёшь выход из всякого затруднения. Возможно лишь одно непреодолимое препятствие, имя которому любовь. Вот где философский камень способен помочь добиться желаемого, но, как и в остальных случаях, не гарантирует сохранения ответных чувств.

Получается, всё счастье от философского камня заключается в осознании его непосредственного существования. Дальнейшее зависит от мировоззрения писателя, повествующего о событиях. Булгарин не видел в нём причину для разочарования, ежели вспоминать царя Мидаса, но и особого восторга не испытывал, осознавая наиболее оптимальную реакцию общества. Вполне логично, если в погоне за счастьем придётся постоянно передвигаться, не находя и минуты для покоя. Такого никто не позволит, а, говоря конкретнее, стремящимся обладать всем, не прилагая к тому усилий, должно ожидать чувство зависти окружающих.

Впрочем, Булгарин всё-таки вёл действующих лиц не совсем правильной дорогой. Но такой уж он писатель, не желающий принимать за истину возможность обладать чем-то, воспользовавшись удачно подвернувшимся обстоятельством. Если отринуть идею философского камня, посмотрев на описанное Фаддеем отстранённым взглядом, как увидишь необходимость существования иных помыслов, не связанных с бесплотными мечтаниями. Счастье само придёт, особенно когда в него нет никакой веры. И вот тогда придётся горько пожалеть, поскольку оказываешься не готов распорядиться спонтанно доставшейся долей. Тогда не будет разговоров про счастье, так как взыграет обыкновенное стремление к обладанию лучшим из возможного.

Собственно, счастье – не есть деньги, успех и внимание. Счастье – это довольство малым. Лучше будет тогда, когда философский камень превратит всё золото и ценности в камень, только тогда и станут люди счастливыми. Да и это мечты. В мире – полном камней – камни станут главной ценностью. Появятся те, кто будет обладать их большим количеством. А значит и тогда потребуется обладать философским камнем, дабы абсолютно всё обращать в требуемую вещь, имеющую временную мнимую ценность.

» Read more

Нужно быть осторожным в категорических суждениях, не разобравшись предварительно в деталях. Иногда за благое дело легко оказаться среди презираемых обществом людей. Не скоро люди поймут, а то и вовсе забудут сделанное для них благо. Люди могут продолжать помнить, не желая видеть положительного, хотя следовало уже за единственное допущение позволить снисходительное отношение. Тут речь не о преступлениях против человечества, но и о них тоже. Булгарин коснулся эпизода из жизни польского короля Казимира III Великого, любившего еврейку.

Эстерка – личность сомнительного существования. Тем не менее, Фаддей сложил рассказ о ней, наполнив содержание моралью. В самом деле, Эстерка любила короля, у неё были от него дети. Она не требовала лучшей доли для себя, с чем не мирились другие евреи. Не поляки желали расправы, наоборот – расправиться с Эстеркой пожелал раввин. Не собираясь мириться с очевидной мыслью: пока Казимир испытывает любовное чувство к еврейке, от того выигрывают все, и более других евреи, получившие широкие послабления. Как знать, не будь Эстерки, какой участи предстояло удостоиться еврейской общине. И всё-так раввин настаивал на казни.

Размышления возникают сами собой. Булгарин неспроста обратился к прошлому, перестав сочинять небылицы о временах фантастических. “Эстерку” он посвятил Александру Сергеевичу Пушкину. Не сразу стало понятно, к чему Фаддей склонит читателя. Начав издали, дав представление о гайдамаках и визите папского легата, Булгарин показал на страницах короля Казимира. И вскоре начался тот самый суд, поставленный в центр повествования.

Читателю может быть известна история еврейки Ракель из Толедо, чья участь при дворе испанского короля Альфонсо VIII была не намного слаще. Черты двух судеб – Ракель и Эстерки – имеют сходства. Только в случае Булгарина ситуация приняла вид неблагодарности самих евреев, решивших забыть, чьими усилиями им вымощена дорога к спокойному существованию. Они с истовостью католиков решили извести непонятный для них элемент, будто бы ни в чём не следовало поддерживать соотечественницу.

Впрочем, убийство евреями близких по крови людей – один из библейских сюжетов. Ежели то они делали не своими руками, то с помощью судилища. Единственное спасение может существовать, называемое бегством. Кто не готов мириться с возводимой хулой, не стремится доказывать правоту взглядов принятием смерти, тот предпочтёт уйти в тень, навсегда растворившись в безвестности. Собственно, на этом различие между Ракелью и Эстеркой наиболее зримо. Когда не принимают свои, про них просто-напросто следует забыть.

Доподлинно точно установить историю жизни Эстерки нельзя. О ней сохранилось несколько летописных свидетельств, не сообщающих более того, что она могла влиять на короля, призывая к снисхождению, когда евреям угрожало преследование или какое иное наказание. Казимир и по своей воле способен был симпатизировать угнетаемым людям, либо быть приверженцем гуманизма, соблюдающим библейские заповеди. Понятно, таковое отношение к евреям следовало как-то объяснять. Почему бы для того не дать представление о любовнице еврейского происхождения? Тогда всё становится сразу понятным. Перед любовным чувством не всякий мужчина устоит, особенно пленённый женской красотою, когда ему становится безразлично, кем является его избранница в действительности.

Факт остаётся фактом, Казимир III Великий симпатизировал евреям, добивался для них лучшей доли. Его в том наставлялся Эстерка. Всё прочее – вымысел Фаддея. Он решил дать представление о несправедливом суде, учинённом евреями. Отчасти это отсылает к событиям на восемнадцать столетий назад. Сравнение грубое, зато наиболее понятное.

» Read more

Обстоятельства жизни Фёдора Эмина до прибытия в Россию неизвестны. Кто он, представившийся русскому послу в Лондоне подданным Турции? Того нам никогда не узнать. Зато по оставленному им литературному наследию удаётся проследить высокую эрудированность, бывшую ему присущей. А ежели обратиться к произведению “Непостоянная фортуна”, так и вовсе допустимо принять описанное на его страницах за историю самого Эмина, если и не в части похождения Мирамонда, то касательно одного из действующих лиц точно. Действие начинается в Турции, дабы через европейские города и страны пришло осознание необходимости принять православную веру.

Мирамонд – сын влиятельного отца, отправился по морю в путешествие. Он желал посетить Тунис. В пути корабль попал в бурю – был разбит. Осталось взывать к небесам, дабы только в помощи Всевышнего обрести право на продолжение жизни. На беду, ибо фортуна – вещь непостоянная, Мирамонд оказался спасён мальтийцами, тут же бросившими в заточение, ожидая получения выкупа. Вроде бы повезло, однако из Турции пришло известие – всё его семейство попало в опалу, им отрубили головы. Тут бы впасть в уныние, только Эмин планировал написать три части похождения, для чего он раз за разом будет изыскивать неприятности и удачи, чередуя их так, чтобы читатель не успел заскучать.

На страницах разворачивается политическая жизнь Европы середины XVIII века. Противные христианам мальтийцы приравнены к настолько же противным магометанам алжирцам. На севере Средиземного моря процветают венецианцы, то и дело вступающие в вооружённое сопротивление туркам. Англия, несмотря на удалённость, стремится влиять на ситуацию в регионе, отчего Мирамонду придётся столкнуться с новой чередой неприятностей. Однако, из-за кого случается страдать, туда главный герой произведения и будет стремится попасть. Ему сужено оказаться не только в стане Мамлюков, пережив любовные испытания, он же обязательно доберётся на Туманного Альбиона, причём выдавая себя за англичанина.

Знакомясь с книгами Эмина, обязательно приходишь к выводу – не те произведения изучаются подрастающим поколением. Молодым людям нужно прививать интерес к знаниям с помощью приключенческой литературы. Понятно, её пик придётся на рубеж XIX и XX века. Но и XVIII век в том нисколько не уступает. Главное знать к какому тексту обращаться. К сожалению, Фёдор Эмин оказался вычеркнут из того наследия, с которым принято в обязательном порядке знакомиться. Вполне допустимо сказать, как плохо поддаётся пониманию поэзия древних греков, ничем не превосходящая труды отечественных читателю авторов. Собственно, Фёдор Эмин писал так, что разбираться в политике и географии Европы XVIII века станет чрезмерно просто.

“Непостоянная фортуна” охватывает земли мусульман и христиан. Главный герой посещает многие места, либо слушает рассказы других, бывших там, где ему бывать не приходилось. Помимо Турции и севера Африки, предстоит побывать в Испании и Португалии. Коснётся Эмин и Франции с Польшей. Даже будет упомянута Российская Империя, чей интерес к событиям на южных границах обретал до того невиданную мощь. Конфликт интересов между империями россов и османов рос, обязанный вылиться в затяжные непрекращающиеся войны. И тут Эмин оказался как нельзя кстати, способный рассказать достаточное количество полезных сведений. К тому же надо учитывать и тот факт, что он несколько лет прослужил среди янычаров.

Конечно, личность Фёдора – загадочна. В те же янычары просто так не попадали. А турков в их рядах и вовсе быть не должно. Эмин мог быть поляком, а мог быть всё-таки и турком, о чём остаётся лишь гадать. Во всяком случае, “Приключение Мирамонда” не должно оставить читатель равнодушным к судьбе этого незаурядного писателя.

» Read more

Мудрые слова не задерживаются в одной голове, они становятся достоянием большинства и повсеместно распространяются. Одной из книг, сохранившейся с древности, стала индийская книга притч “Панчатантра”, переведённая на арабский язык под названием “Калила и Димна”, а после на греческий, уже как “Стефанит и Ихнилат”. Перевод был сделан по указанию базилевса Алексея Комнина, переводчиком выступил Симеон Сиф. Ещё позже “Панчатантра” распространилась повсеместно, став в числе прочих знакомой и славянам, адаптировавших текст согласно собственным представлениям о его необходимости. Сообщаемая история начинается с вопроса царя философу, дабы тот ответил, как вероломный муж способен нарушать дружбу. Примером выступил спор между шакалами Стефанитом и Ихнилатом касательно судьбы быка, которого побоялся убить лев.

Произведение изобилует притчами, неоднократно использованными многими поколениями баснописцев. Мудрое слово объясняется другим мудрым словом, воссоздавая картину общего благоразумия. Но мудрые слова не означают возможность скрытой в них мудрости, как и не обязательно ведут к благоразумию. Не зря одно из действующих лиц – шакал Ихнилат – вносит раздор между быком и львом, побуждая осуществляться собственным желаниям, вступающим в противоречие с общими ценностями. Говоря убедительно, следует помнить о скрытой от глаз правде, всегда забываемой, когда представляются более радужные перспективы. Так лев, желая убить быка, а после возжелав с ним подружиться, оказался перед необходимостью умерщвления быка, так как начал опасаться угрозы быть вторым в собственном государстве. Тому поспособствуют речи Ихнилата, что лживостью склонил слабость сильного возобладать над здравомыслием.

Противником помышлений Ихнилата выступил другой шакал – Стефанит – пытавшийся образумить и наставить на иной путь. Он ему говорил, как опасно брать на себя обязанности, когда их полагается исполнять другим. В качестве обоснования он приведёт историю плотника и обезьяны, где обезьяне придётся горько пожалеть за стремление повторить ей не подвластное. Но ведь Ихнилат не собака, чтобы вилять хвостом, и не слон, чтобы его уговаривали отведать угощение, он вполне понимает, что ценности в действительности одинаковы, но возвышаться всё-таки тяжелее, нежели опускаться. Понимал Ихнилат и истину, согласно которой виноградная лоза обвивается не вокруг её достойного, а вокруг близко к ней расположенного. Потому шакал пожелает большего, нежели ему под силу взять.

В череде притч, где каждая убеждает в необходимости действовать, создаётся путь для движения вперёд, обоснованный за счёт надуманности. На самом деле, какую сказку в оправдание не складывай, она всё равно останется похожей на правду, при этом правой не являясь. Так старый лебедь хитростью переносил рыб в горы, где их пожирал, тогда как оставшиеся вне гор рыбы думали, будто попадают таким образом в лучший из миров. Или ворон задумал извести змею, бросив в её нору драгоценный камень и указав туда путь людям, чем добился осуществления желаемого с помощью чужих рук, сам не подвергаясь опасности. Вот и Ихнилат задумает стравить быка со львом, забыв видимо историю про вошь, которая незаметно кусала вельможу, пока не пришла блоха, больно того укусившая, отчего вельможа размахнулся и убил вошь, тогда как блохе удалось спастись от удара. Успокаивало Ихнилата одно, ежели змея кусает за палец, то отрубают палец и убивают змею, поэтому ему нечего терять, кроме того, что он со временем всё равно обречён потерять.

Большая часть повествования отводится сказанию о Стефаните и Ихнилате, но этим вопросы царя к философу не заканчиваются. Ещё он пожелает узнать о тех, кто любит друг друга и всегда неизменен в дружбе; как остерегаться врага, показывающего расположение; отчего кто не умеет сберечь обретённого, теряет его; кому подобен спешащий на дело и не терпящий это узнать заранее; чем лучше сберечь государство – долготерпением, благоразумием или щедростью; как избегать вражды и остерегаться злопамятности. И понял тогда царь, что всякий стремится казаться нужным, ибо пока он нужен, его примечают, иначе оставляя в забвении.

» Read more