trounin.ru

О Флобере говорят, будто он стал открытием для французской литературы. Словно никогда до него никто не писал столь же реалистично. В это можно верить ровно до той поры, пока не начинаешь знакомиться с творчеством другого французского писателя. Возьмёшься за Золя — светоч натурализма, никто в подобном духе прежде не смел излагать. Или возьмёшься за Бальзака — сколь правдиво повествовал Оноре. Или даже возьмись за Гюго — сколь реалистичен сей романтик мрачных фантазий. Столь же реалистичен окажется Дюма, если не вдаваться в неуместные для таких рассуждений… рассуждения. Вот и Флобер — открытие для французской литературы. Всё кажется гораздо проще, объясняемое банальнее некуда — не так-то много читают французских авторов вне самой Франции. Тогда поистине каждый писатель становится подлинным открытием. Поэтому не стоит мудрствовать лукаво, ни в чём не пытаясь умалить заслуг Гюстава Флобера.

Эмиль Золя говорил — Флобер никуда не спешит. Читатель согласится с данным мнением. Флобер действительно пишет размеренно, взвешивая каждое слово. После к такой тяжеловесности станут прибегать абсолютно все писатели, в той или иной мере претендующие считаться за классиков литературы. Впрочем, столь тяжело писали и до Флобера, хотя бы в той же Англии. Да и в самой Франции редкий писатель не считал за нужное пройтись тяжёлым слогом. Но Золя говорил ещё и то, что причина у Флобера имелась собственная — ему так хотелось писать. Гюстав не знал нужды, отчего не гнался за количеством страниц, абзацев, строк или слов — за что обычно писатель получал плату от издателя-книгопродавца. Более того, Флобер писал для себя самого, сам же печатая написанные им произведения, вовсе готовый обходиться минимальным количеством экземпляров. Может потому он не считал нужным угождать вкусам читателя. И вероятно потому по его произведениям нещадно проходились разномастные критики. В чём только не обвиняли Флобера… а ему становилось безразлично до всякого слова против его творчества.

Позади «Мемуары безумца» и «Ноябрь», а впереди долго зревший замысел очередного произведения. Флобер делал новые попытки писать, пока не пришёл к мысли создать сюжет, от которого читатель точно бы пришёл в возмущение. Захотелось написать о женщине вольных нравов, готовой совершать угодное только её духу. Не сказать, чтобы нравы французов середины XIX века были чем-то особенным, памятуя о происходивших за пятьдесят до того лет. Просто открыто сообщать читателю, что сперва повествование ведётся о неудачнике, чья жизнь — череда из совпадений, большую часть которых следует отнести к неблагоприятным; затем погружать в мир, где каждый каждому предатель, — становилось испытанием для привыкших к литературе в духе романтизма. Однако, рассуждая так, читатель впадёт в самообман. Всему этому во французской литературе уже было место. Разве читатель не желал придушить порядочное количество персонажей от Бальзака? Другое дело, акт наложения рук, в редкие времена в какой-либо стране считаемый за недопустимый к упоминанию в художественных произведениях. Да и имейся на подобное запрет, он точно бы не остановил Флобера. Читательское внимание всегда интересовало его в самую последнюю очередь.

В итоге «Госпожа Бовари» опубликована. Читатель негодует, с отвращением смакуя содержание произведения. Он мечет стрелы недовольства, глаза сверкают от ярости, руки же скользят по строчкам и с волнением перелистывают страницы. Потом скажут о влиянии Флобера на последующие поколения писателей. Вполне может быть. Даже поговаривают, один писатель в России создаст роман про женщину вольных нравов, готовую совершать угодное только её духу, правда вместо мышьяка она предпочтёт поезд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Существенно важная проблема, возникшая не так уж и давно, возможно уже никогда не найдёт разрешения. Требуется решить, что является более важным для России: быть собой, либо подобием чего-то. И эта проблема имеет глубокие корни. Ведь о чём не подумай — ценнее кажется пришедшее извне: что дворяне свой род выводили из европейцев или татар, что после хотелось нечто заграничное. А своё родное словно и не нужно вовсе. Может потому Константин Аксаков взялся донести через театральную постановку, как следует воспринимать окружающую действительность.

Исходя из имеющегося опыта, каждый в России желает своего. Баре, изредка приезжающие навестить владения, не понимают крестьян, желая видеть их более близкими к европейским представлениям. При этом сами баре вовсе не представляют жизни подвластных им крестьян. Вроде бы пост, а баре желают кушать мясо. Вроде бы условия жизни не из лёгких, а баре желают видеть крестьян нарядными и умытыми. Не помешает сделать их ещё и грамотными. Только зачем, если ничего читать крестьянам всё равно не доведётся. К тому же баре не знают самого главного — русского языка. Что же из этого получается? Зритель внимает театральному представлению, где офранцуженный или онемеченный барин тянет в Россию нечто европейское. Какое же это преобразование жизни в России? Тут скорее следует говорить о перемене нравов — о желании сделать из русских французов или немцев. Зритель вновь задавался вопросом: зачем?

Но всё это внешняя сторона вопроса. В своё время на Руси привили христианство, Пётр I провёл преобразования — и жизнь изменилась, стала иной. Прояви настойчивость, стать тогда русским подобием чего-то европейского. Если смотреть на исторические процессы, на их стремительные изменения, видишь допустимость едва ли не всего за относительно короткие промежутки времени. Дай русским право чувствовать себя свободными от тягот крепостничества, они притянут на себя влияние извне без посторонней помощи, за последующие пятьдесят-семьдесят лет став совершенно другим народом. Поэтому, о чём не пытайся рассуждать, всё это повергается во прах, должный остаться уделом оставшегося в прошлом. Внимать описываемым Константином Аксаковым проблемам вполне допустимо, если не делать попыток соотносить их с обстоятельствами из других времён.

Внутренняя сторона вопроса — едина для всего человечества. Куда не обрати взор, везде найдёшь сходные в сущности проблемы. Предлагается ситуация, когда нужно выбрать, кого из крестьян отправить в армию. Выбор падёт на сироту. Но не справедливей ли выбрать сына старосты, чьё потомство довольно многочисленно? В какой уголок мира не загляни, ситуация выйдет аналогичной. Наделённый властью, хотя бы самой малой, оной постарается воспользоваться, уберегая прежде всего ему родное. Должна ли при этом восторжествовать справедливость? В литературном произведении обязательно так и случится. Чем в данном случае ситуация с русским народом отличается от любого прочего? Оттого и нужно считать, что внутренние различия всегда надуманны. Если же говорить о внешних проявлениях — они всегда будут видоизменяться, зависимые от множества сопутствующих факторов.

Аксаков подвёл к самому разумного осмыслению ситуации — русский народ обладает собственной мудростью. Как не смотри на других, про сохранение своих традиций забывать не следует. Можно припомнить и желание Петра, прорубившего окно в Европу с целью перенять технологии, после чего желал окно наглухо заколотить. Не успев полностью перенять, потому и не заколотив, он привнёс необходимость жить под влиянием уже европейских нравов, продолжающих влиять на умы русских и поныне.

Автор: Константин Трунин

» Read more

История в понимании художественной литературы — всего лишь материал для работы. Как писателю захочется, таким образом будут происходить события. Пусть всё было несколько иначе, а порою и вовсе такого не происходило: это нисколько не скажется на повествовательной манере. Вот взять за пример Марка Твена, решившего написать про события трёхсотлетней давности. Был выбран короткий временной отрезок не самого спокойного для Англии времени, когда королём стал Эдуард VI, так за годы царствования и не сумевший дожить до совершеннолетия. Почему бы не сложить о нём легенду, каковая видимо в действительности имела место, будто короля на время подменили. Осталось дело за малым — сочинить о том увлекательную историю. Что у Марка Твена, конечно же, получилось.

Читатель может сколько угодно негодовать, упрекая писателя в излишне утрированном изложении. Но не стоит забывать — рассказ строился на жизнеописании детей, и подан сообразно их мышлению. Потому необходимо смотреть на устройство описываемого глазами мальчишек. Нет там ничего, кроме завышенных ожиданий от должного быть в окружающем мире. Нищий будет желать прикоснуться к жизни богатых, тогда как богач пожелает развеять скуку играми с ребятнёй. Как же тогда всё подстроить? Марк Твен решил поступить очень просто — мальчик-принц и мальчик-бедняк имеют очень схожую внешность. Даже родная мать не скажет, кто перед нею, если не вспомнит некоторых особенностей поведения. Вполне очевидно, перемена общественного положения произойдёт без проблем. Только о чём повествовать дальше?

Марк Твен решил идти путём наименьшего сопротивления. Действие происходит в Англии, значит все действующие лица должны быть чопорными и благородными. Нищий в образе короля начнёт проявлять заботу о подданных, выносить справедливые указы, при этом нисколько не претендуя на право считаться королём, только и ожидая возвращения настоящего принца, поскольку разумно опасается возможности быть лишённым головы. И наследник в образе нищего продолжает оставаться собой, ни в чём не смущаясь требовать проявления к нему уважения. Повествуй о событиях тех дней кто иной, сюжет мог оказаться про оставшегося при власти лже-короля. Марк Твен составил всё в духе сказочного сюжета о восстановлении справедливости.

А как быть с действительными реалиями? Неужели в Англии столь много благородных и чопорных людей? Читатель не увидит на страницах ни одного персонажа, должного именоваться подлым. Всякий из них надменен в случае необходимости заявлять о праве на уважение его достоинства. Если рассуждать таким образом, всё происходившее в Англии становится непонятным. Остаётся сослаться на детское восприятие. В глазах мальчишек благородства не занимать даже самым подлым людям. В их же глазах справедливость рано или поздно всё равно восторжествует. Юный читатель не понял бы других смыслов, имейся они на страницах произведения. Нужно видеть следующее — Марк Твен создавал идеальное чтение для детей, кому следует развиваться с осознанием должной быть присущей миру справедливости.

Читатель теперь понимает, почему история для художественной литературы — материал для работы. Писатели — не историки, чтобы до мельчайших тонкостей воспроизводить события прошлых лет. Да и кому интересно читать книги, где нет интригующих сюжетных поворотов? А вот читать про мальчика-принца, решившего обменяться социальным положением с мальчиком-нищим, довольно интересно. Даже будь главным героем выдуманный король, ничего в сущности в плане восприятия поменяться не могло. Можно сказать больше — до знакомства с «Принцем и нищим» читатель совершенно не знал подробностей об английских королях прошлого, особенно о правивших в середине XVI века.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть ли смысл говорить о набросках Льва Толстого? Если он о чём-то не пожелал проявлять заботу, некогда написав и больше к тому не возвращался, значит и потомку до того дела быть не может. Но какой исследователь творчества с таким подходом согласится? Всегда мнение писателя идёт вразрез с чуждыми ему суждениями. И раз толстоведы бережно сохранили те наброски, придётся и читателю уделить им внимание. Полнее образ вхождения Толстого в литературу не сложится. Однако, почему бы и нет.

1852 годом датируется набросок «Записки о Кавказе. Поездка в Мамакай-Юрт», выполненный на нескольких страницах. Толстой начинал с разрушения представлений о Кавказе, где на самом деле нет того духа высокого благородства, который сложился на примере впечатлений от творчества Лермонтова и Марлинского (Александра Бестужева). Сам Лев отправлялся служить, имея представления о прекрасном крае черкесов, черкешенок, бурок, кинжалов и бурных речных потоков. Только известно ли читателю — говорил в наброске Толстой — черкесов на Кавказе нет, а есть чечены, кумыки, абазехи, и не только они. После Толстой намеревался пересказать одну из местных легенд, того не сделав. Дальше он повествовать не стал.

В 1853 году был написан полноценный рассказ «Святочная ночь», никогда при жизни писателя не публиковавшийся. Толстоведы собрали его из рукописей, придав законченный вид. Они же проследили развитие авторской идеи. Изначально Лев замыслил повествование, именованное им как «Бал и бордель». Следующее название — «Святочная ночь». Но и этот вариант Толстой зачеркнул, написав поверх «Как гибнет любовь». Читатель может использовать любое из них, если желает как-то именовать данный рассказ. А раз толстоведы настаивают именно на варианте «Святочная ночь», то нужно к ним прислушаться. Пусть это создаёт ложное представление, будто повествование сложено в духе святочных рассказов. Совсем нет. Согласно сюжету можно говорить скорее про более близкое к смыслу первоначальное название — «Бал и бордель». Читателю предстояло сперва ознакомиться с беседой отца и сына, где отец интересовался, «волочится» ли за кем-нибудь его отпрыск, получив на то отрицательный ответ. Читатель сразу проявлял интерес к неблагозвучному слову, узнавая его как характеристику отношений, где один влюблён, стремясь к объекту любви, тогда как вторая сторона об этом ничего не знает. Что же — отмечает читатель, то дела молодости. Представленный Толстым отец выразит однозначное суждение — с возрастом никаких балов не надо, лишь бы посидеть одному в тишине. Оставшаяся часть повествования — забавы на балу.

Набросок «Дяденька Жданов и кавалер Чернов» сложен Толстым в 1854 году. Толстоведы находили в нём привязку к «Рубке леса». Читатель же скорее увидит в этом работу, чем-то отдалённо напоминающую другое произведение — «Два гусара». Возможно, начиная работать над описанием Жданова и Чернова, Лев понял бесполезность продолжения повествования, не видя смысл в развитии событий. Он сделал попытку сравнения, показывая сперва качества одного, потом другого. Что, к чему и как? Привычно спросит читатель, не раз задаваясь таким вопросом при знакомстве с ранними трудами Толстого. В этом случае ничего и не подразумевалось. Начав изложение, Лев быстро его закончил, более к нему не возвращаясь. Можно точно предположить, идею повествования он всё-таки применит при написании «Двух гусаров».

Как понимает читатель, знакомиться с содержанием приведённых тут набросков нет необходимости. Разве только из желания сложить определённый образ начинающего писателя. Ежели такое желание действительно есть — толстоведы всегда готовы поддержать, потому как любое знание о писателе будет полезно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Плодотворный 1856 год — это ещё рассказы «Разжалованный», при жизни именованный как «Из кавказских воспоминаний», и «Метель». Что о них можно сказать? Сам Толстой, сразу после написания, едва ли не махнул на них рукой. Его не интересовало, какие правки внесёт цензура, что с их текстом будут делать издатели. Ему эти произведения совершенно не нравились. Успокаивал ли себя Лев таким отношением к написанным им литературным изысканиям? Воспринимать то можно двояким образом. С одной стороны, невозможность повлиять на редактуру. С другой, пусть будет хотя бы так, чем случится запрет к публикации. Особенно то касалось кавказских воспоминаний, где претензия от цензуры прозвучала сразу же — настойчиво потребовали убрать слово «разжалованный» — его вовсе не должно быть тексте. Поэтому проще махнуть рукой и согласиться, не вступая в бесплодное сопротивление.

Суть «Разжалованного» понятна по названию. В те времена за провинности могли отправлять служить на Кавказ; за особые провинности — переводить в солдаты; за совсем уж неугодные — отправлять на Кавказ солдатом с лишением дворянства. Толстой имел знакомство с такими людьми. Необходимость наказания он понимал, проявляя сочувствие к разжалованным. О чём же тогда следовало рассказать? Может быть о том, что надо быть строже к таким людям. По сюжету рассказчик на Кавказе, как раз после рубки леса, имеет встречу с разжалованным. Тот излагает ему свою историю, занимает деньги. Как к такому человеку не проявить сочувствия? Позже окажется — тот человек был совсем пропащим, и на добро те деньги потрачены не будут. Что, к чему и как? Хорошо, не случилось печального исхода. Читателю оставалось недоумевать, почему один порочный человек — в рассказе «Записки маркёра» — не выдержал груза стыда, тогда как этот — военный человек, лишённый уважения — не чувствует угрызений совести за им содеянное.

Касательно «Метели» — описание события, вероятно имевшего место в жизни самого Толстого. Оставалось вспомнить, чем запомнился случай, когда в пути застала метель, отчего пришлось долго плутать, практически заблудившись. Едва ли не знаковый сюжет для русской литературы, использованный многими писателями, показался важным к написанию и для Льва. Особых художественных изысков читатель так и не увидел. По сюжету рассказчик постоянно мёрз, ямщик над ним подшучивал, сани ехали то в одну сторону, то в противоположную, порою просто по кругу, то наобум, то словно следом за кем-то. Кончится тем, что рассказчик заснёт, после проснётся, пересядет на другие сани, снова заснёт, проснётся, увидит ясное небо, ему поднесут водки. Что, к чему и как? Читатель в очередной раз останется в недоумении. Может он будет в восторге, поддержав в таком мнении Тургенева, Герцена и Сергея Аксакова. Сам Толстой рассказом остался недоволен.

Разве читатель не волен спросить, отчего творчество Льва Толстого — его первых лет сознательного творчества — так часто сопровождается словами о плохом исполнении? Нет нужды тут кривить душой. Достаточно каждый раз ссылаться на мнение самого автора. Неспроста Лев Толстой выражал скептическое отношение к им написанному. И пока, по состоянию на 1856 год, можно найти нечто, способное привлечь внимание, тогда как прочее — не совсем дарит удовольствие от чтения. Важно тут всё же иное, желание самого Льва Толстого писать, совершенствуя свой слог. Чем не мотивация для всякого, кто желает научиться писать? Берите пример с Толстого. Может не получится написать стоящее… значит следовало прилагать больше стараний. И Толстой продолжал писать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Будучи на отдыхе от армейской службы, Толстой очень быстро набросал в сентябре 1853 года текст за всего лишь несколько дней, впоследствии его дополняя. Писал по нахлынувшему на него вдохновению, с превеликим азартом. Как говорил он сам — до замирания сердца. При этом справедливо отмечал несовершенство слога. В подтверждение он встречал критику, которой не перечил. Толстому говорили в мягких тонах об однотипности действующих лиц. То есть неважно о ком бы писал Толстой, все они на одно лицо, похожи по выражаемой мысли и по форме их речи. Во многом поэтому рассказ не публиковался до 1855 года, вследствие необходимости дождаться ответного мнения от Льва, должного внести правки, либо позволить печатать в неизменном виде. После своё суждение выскажет цензура, учитывая неблагожелательное описание обыденности, о чём Толстой рассказал без задней мысли, показав действительные нравы общества тех дней.

А что именно не понравилось цензуре? Лев не открывал новых истин. О подобном писали уже на протяжении нескольких десятилетий, только не со столь печальным итогом. Взять того же Николая Полевого, показавшего жажду молодых людей к лёгкой жизни, когда целью становится удачный брак. Непосредственно Александр Островский на протяжении долгих лет писал об аналогичной жажде поиска богатого приданого от невесты, либо ожидания вступления в наследственные права. В «Записках маркёра» использовалось похожее суждение, за исключением самого стремления. Лев показал человека, прожигавшего жизнь, предпочитая жить в долг, поскольку знал, что век его короток, закончится печально, чему причиной станет невозможность вернуть занятое.

Но повествование идёт не от первого лица. Читатель внимает истории от маркёра — человека, должного помогать господам при игре на биллиарде. Данный человек примечает склонность господ к яркому времяпровождению, тогда как по ним всегда видно их необеспеченное состояние. И читатель должен был сам заметить, как складывалась жизнь в стране вообще, если таковых господ становилось всё больше. Можно предположить, виной тому являлась непосредственно система наследования, выраженная неумением наследников распоряжаться им доставшимся — состояние быстро растрачивалось, становилось невозможно обеспечивать дальнейшее существование. Могли быть другие причины, ни с чем конкретно не связанные. Люди с таким характером будут всегда, какие условия им не предоставь.

Если читатель пожелает задуматься, то увидит такие же условия, в которых вынужден жить, стоит ему посмотреть вокруг себя. Так ли мало людей, проживающих жизнь, стремясь обеспечить своё существование благами, не имея для того собственных возможностей? Как в «Записках маркёра», так и ныне в быту, человек стремится жить завтрашним днём, обещая заплатить за им пользуемое когда-нибудь после. А если у него изначально нет возможности отдать за им взятое? Толстой к тому и подводил читателя, с чем вынуждена была согласиться цензура, повествование создавалось с назидательной целью, дабы показать необходимость избегания беспутного образа жизни.

Надо обязательно согласиться с полезностью изложенного в «Записках маркёра», в том числе принять исход повествования за самое разумное из возможных. Конечно, далёкий потомок Льва Толстого, живущий будто бы в благостном веке сбережения детской психики от потрясений, скорее выскажется с осуждением: оступившемуся следовало влачить жалкое существование, претерпевая горести доставшейся ему судьбы. Однако, каким бы бессовестным тот персонаж не являлся, всё-таки он оставался совестливым. А в те времена имелось ещё и понятие чести. Представленный вниманию читателя персонаж вовсе не желал жить обесчещенным. Поэтому остановимся на мнении, для лица военного, коим являлся Лев Толстой, иного выбора для того персонажа быть не могло.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читатель волен спросить, что подразумевается под рубкой леса? Для каких целей понадобилось производить данное действие силой кавказских военнослужащих? Углубление в тему даёт следующее представление. Противостояние кавказских народов Российской империи становилось преобладающим за счёт густо растущих деревьев на больших площадях. Чтобы с этим справиться, Ермолов дал указание вырубать лес, формируя таким образом широкие просеки. Первая просека была прорублена в 1826 году, доказав эффективность задуманного мероприятия по ослаблению чеченцев. На годы службы Толстого прореживание леса продолжалось, он стал свидетелем, каким образом это происходит. Но насколько важной для очередного повествования стала именно рубка леса? Лев сомневался, долго определяясь с названием. Изначально задуманный «Рубкой леса», рассказ сменял названия на «Дневник кавказского офицера», «Записки фейерверкера», по итогу изданный под первоначальным вариантом, сопровождённый пояснением — «Рассказ юнкера».

Причины расхождения становятся понятными, когда читатель знакомится с содержанием. Работая над «Отрочеством» Толстой счёл за допустимое писать эпизодическую прозу. Давалась она ему с прежним трудом. Лев не мог понять, о чём именно следует рассказывать. Вместо ладного повествования предлагал читателю изыскания на тему личных наблюдений. Зачем потребовалось разделять военнослужащих на разные типы, отделяя одних от других? Вроде покорных, начальствующих и отчаянных, а далее на покорных хладнокровных, покорных пьющих и покорных хлопотливых, начальствующих суровых и начальствующих политичных, отчаянных забавников и отчаянных развратных. Или Лев считал за необходимое найти идею для продолжения повествования? Всё-таки он планировал писать дневник, либо записки, кавказского офицера или фейерверкера. А может эта особая черта некоторых писателей, ставших впоследствии классиками, когда требовалось описывать типы различных людей, изредка придумывая для них аллегоричные образы.

Но основное в повествовании — рубка леса. Это становится хорошей возможностью посмотреть на окружающее пространство в относительно спокойной обстановке, а для Толстого — удобным случаем рассказать о природе и нравах Кавказа. В «Рубку леса» частично вошли наброски из другого неоконченного рассказа «Поездка в Мамакай-Юрт». Скорее всего Толстой просто сплетал повествование из разрозненно составленных воспоминаний. Знакомясь с которыми, не сильно удивляешься, встречая неуместные куски текста, как в случае с классификацией по типам. Читатель опять отмечал для себя уже усвоенное по «Набегу», если Толстой считал рассказ за оконченной произведение, он его дописывал. Представленная вниманию рубка леса сама по себе являлась действием, имеющим начало и окончание. Оставалось только придумать, о чём написать между.

Несмотря на прошедшее время с написания «Детства» и на несколько последующих лет, слог у Толстого оставался без изменений. Читатель волен отметить некие улучшения. Может даже возвысить творческие усилия Льва. Только всего этого не случилось. Пусть Толстого робко хвалили, допускали до печати, и сам Толстой привлекал к себе внимание, посвящая «Рубку леса» Тургеневу, на молодого литератора не могли смотреть с ожиданием от него чего-то примечательного. Причины того казались очевидными — Лев писал о собственных воспоминаниях, не добавляя в содержание художественности. Сколько он сможет ещё упомнить, учитывая прожитые им от силы двадцать шесть лет? Ещё не появилась мысль зрелого человека. И вот теперь читатель знакомился с «Рубкой леса», к тому же подписанной как Л.Н.Т.

Читатель так и понимал — ему представлено живописание с натуры. Ознакомиться с происходящим на Кавказе всегда было интересно. А тут ещё и рассказано с задором, к тому же с классификацией по типам. Появится повод поговорить об армейских буднях, и причина найти несоответствие с собственными представлениями.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дописав «Детство», Толстой задумал повествование о Кавказе. На первых порах он набрасывал текст, после оставался совершенно недовольным, рвал письмо, вскоре приступая к написанию вновь. Он так и говорил, насколько небрежно у него получалось. В течение 1852 года Толстой делал попытки написать, осмысливая собственный военный опыт. Вспоминал, как однажды его чуть не убило, столь близко от него упал снаряд. Как это ему могло помочь в написании? Он представил, будто рассказчиком выступает волонтёр, отправившийся в набег на горцев. Так станет гораздо проще излагать события тех дней. Учитывая трудность работы со словом, получившимся результатом Толстой не был доволен. Более того — ему стало дурно, когда увидел «Набег» в печати, опубликованный со множественными искажениями после внесения цензурных правок.

Что по итогу увидел читатель? Сложное для восприятия повествование. Приходится делать большое усилие в попытке вникнуть в содержание. Учитывая опыт знакомства с «Детством», трудно было ожидать от «Набега» более ладного повествования. Когда-нибудь потом у Льва будет выработана манера изложения, должная считаться за его умение к сочинительству. Пока же читатель не видел ничего и близко подобного. Но Толстой пытался писать, хотя бы таким образом создавая художественный текст. Уже это заслуживает того, чтобы его ранние работы не встречали осуждения. Да и кто бы стал негативно отзываться, учитывая значение писателя для литературы. Только это не говорит о том, что «Набег» не нужно оценивать объективно. И раз сам Толстой был о нём невысокого мнения, то и читателю не стоит считать иначе. Изложение действительно небрежное. Читатель так и не поймёт, когда содержание начнёт приобретать чёткий вид.

Лев строил повествование, создавая представление о его собственном участии в им описываемом. Рассказчик знакомился с обычаями Кавказа, особенно примечая необычные для него выражения. Сами собой появляются беседы на французском языке. Читатель, привыкший видеть подобного рода включения в русской классической литературе, не ожидал такого на страницах, если речь шла действительно о воспоминаниях Толстого. А может минуло достаточно лет после вторжения европейской армии под предводительством Наполеона, чтобы общение на французском перестало восприниматься зазорным. Раз Лев сделал подобное включение в текст, значит общение на французском языке имело место быть. Пусть описываемые действия происходили в одной из крепостей на Кавказе, находившиеся там люди придерживались заведённых в России порядков.

Ключевой момент повествования — сражение с горцами. Как бы оно не проходило, в жаре битвы не всегда можно понять суть развития событий, главным для читателя становится восприятие последствий. Толстой описал раненых, не желавших принимать медицинскую помощь. Они предпочитали умирать, поскольку считали это неизбежным. Перевяжи им раны, раненых всё равно ждала смерть, при условии необходимости продолжать терпеть мучения. Лев не стал развивать мысль, какая ждала судьба в случае излечения. Толстой скорее показал твёрдых духом людей, решивших умереть на поле боя, может быть считая то за достойную воинов смерть.

Ознакомившись с произведением, читатель обязан остановиться в размышлениях. Ему следует понять, каким образом писатель работает над художественными произведениями. Для написания «Набега» Толстому понадобилось семь месяцев. Он наполнял страницы, оставаясь в полном неудовольствии от проделанной работы. Ему бы полагалось бросить, не пытаясь дописывать. И Толстой понимал, невзирая на неудачно получившийся результат, в целом повествование создавало образ законченного произведения. Если так, есть повод послушать, какого мнения о нём окажутся другие. А уж вымарывать из памяти «Набег» точно не следовало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Искать сюжет для литературного произведения — изрядная мука для писателя. Где его можно обнаружить, к тому же заявив о праве на оригинальность? Разбираться с судебными делами и криминальными хрониками может быть интересно. Да и писать — вероятно не менее занимательно. А что делать, если хочется продолжать творить в так полюбившемся жанре поиска страданий в наиболее приближенных к действительности ситуациях? Например, о таких — какие должны быть знакомы едва ли не каждому. Неважно, каким образом Островский обыграл содержание пьесы «Сердце не камень», остались варианты развития событий, должные быть рассмотренными под немного другим углом. Ежели до того Островский представлял верную семейному очагу женщину, готовую стоять до конца, сколь бы не воспринимала судьбу за жестокую, то отчего бы, при практически сходных условиях, не показать женщину, склонную хотя бы на самую малость допустить противление воле мужа? Не так, чтобы откровенно выступить против него, получая на стороне удовлетворение прочих нужд. Всего лишь допустить самую малость…

Вновь среди действующих лиц относительно пожилой делец, или просто очень богатый человек. Такой не знает, каким образом искать любовь. Ему проще завоевать к себе расположение, окружив заботой некую юную девицу. Собственно, так оно и происходит. А та девица обязательно должна была иметь ещё более раннюю влюблённость, вследствие чего не быть ей идеалом дальнейшей верности. Это и требовалось для повествования. Теперь следовало бить по больному любой семьи тех дней — необходимости жить в браке, учитывая сложность в виде невозможности его разорвать. Ставший мужем — очень доволен, любит жену, готов прощать её едва ли не за всё. Что до жены — не образец, самую малость склонная к мыслям с недобрыми помыслами, к тому же нашедшая окружение, желавшее для неё будто бы добра, только с отрицательным значением для сохранения благорасположения мужа. То есть Островский усложнил повествование, добавив обстоятельства, способные привести к совершенно различному исходу, в зависимости от степени жены поддаваться искушению, а мужа — стерпеть обман.

Островский учит, рассудив с помощью действующих лиц, насколько вообще оправдано человеку в возрасте окружать себя вниманием девицы юного возраста. Вполне очевидно, особенно в веках прошлых, к пятидесяти или шестидесяти годам практически невозможно найти для супружества сходную по возрасту тебе женщину. Или придётся мириться с рядом обстоятельств, не совсем способных считаться за устраиваемые. Либо прожить остаток дней, окружив себя иными увлечениями. Но раз есть возможность, человек в возрасте выбирает в жёны юную женщину, особенно при наличии у него достаточных для того средств. Что же делать? Островский разумно заметил, насколько мужу станет тяжело. Возникнет вероятность сойти в могилу прежде положенного срока, хотя бы от переживаний за благочинность супруги, чем здоровье как раз основательно и подрывается. Разве только закрыть глаза, осознавая безысходность положения.

Как разрешится ситуация? Значения не имеет. Читатель волен самостоятельно решить, насколько следует соглашаться с автором. Вполне можно порассуждать на отвлечённые темы, представив подобную ситуацию в более близком по времени промежутке. Увидеть, насколько жизнь молодой жены должна отличаться от того, как это обстоит в описываемом Островским действии. Во многом, аналогичное происходило и будет происходить всегда, понимаемое на разный лад в силу особенностей общества определённого склада. У Островского все вольны действовать без оглядки на их окружение. Отчего и сам читатель не должен исходить в суждениях из иных предпосылок, хотя это не всегда для него является возможным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как думает читатель, о чём Островский решил написать в следующей своей пьесе? Покажется удивительным — о жизни человека, чья участь заключается в необходимости жить под гнётом данной им обязанности. Будучи молодой, девушка согласилась на брак с купцом, чьи года катились к закату. Сделала она это по настоянию родителей, желавших для дочери счастья. Но насколько оправдано быть при богатом человеке, подавляя при этом собственную волю? Такой и предстанет данная девушка, крепко для себя решившая ни в чём не отступать от порядочности. Раз судьбой предрешено стать женой старика, она избежит любых помыслов, направленных на избавление от ей данного. И тут дело не в том, насколько девушка оставалась благочестивой. Надо понимать, это свойство человеческого характера, выработанное через внутреннее установление. Ежели было решено жить благими помыслами, почти невозможно поступить иначе. Но всё усугубляется, когда жизнь мужа стремительно подходит к концу, и для его жены всё может омрачиться дальнейшим существованием на условиях нуждающейся.

Найдя место для благородства, оставалось внести в повествование элемент противоположного отношения. Если одни живут по чистоте мыслей, другим мнится необходимость урвать кусок пожирнее. Прежде Островский практически о таких дельцах и писал. Наступит время для таковых людей и на этот раз. Что требуется? Нужно создать из жены образ плохого человека. Нет ничего проще, нежели обвинить во всех смертных грехах. Попробуй оправдаться, когда ничего подобного не замышлял. Какие слова не говори, они будут подвергнуты сомнению. Во многом жизнь на том и построена, чтобы оболгать других. В редкие моменты торжествует подлинная справедливость. Да и кому она в сущности нужна? Поэтому постоянно приходится сожалеть, насколько бесполезно творить добро, никогда адекватно не воспринимаемое, в отличие от того же зла, для его сотворившего оборачивающегося совершеннейшим благом — он становится благодетельным человеком. Как это происходит? По очень даже логичной закономерности.

Купцу проще отдать им накопленное на благотворительность. Или переписать наследство на родственников. Может и поставить жену перед условием необходимости хранить ему верность и после смерти, то есть не вступать в брак повторно. На всё его воля. И как бы не поступила жена, она продолжит оставаться честной прежде всего для самой себя. Что остаётся делать читателю? Принять представленный автором сюжет за наиболее оптимальный в данной ситуации. Жена могла любыми словами утешить должного умереть мужа, она же осталась жить при свойственном ей благородстве. В каких рудниках добывают такие самоцветы, не подвергающиеся огранке? Но читатель точно усвоит, что должны существовать люди, твёрдо и до конца верные одной жизненной позиции, не допуская иного осмысления выбранного ими пути. И неважно, насколько в деталях должны встречаться разночтения. Основной путь у человека действительно проходит по выбранной им траектории, пусть не для всех он проходит по прямой.

На самом деле, внимать повествованию от Островского снова тяжело. Количество действующих лиц стремится к минимуму. Используются только те, чьи слова должны и могут иметь значение, кого автор считает необходимым сводить с глазу на глаз в постоянно возникающих беседах. Это утомительно. На театральной сцене всё заменялось живой игрой актёров, чьи способности должны были каждый раз выручать написанное Островским. Оттого действие в исполнении на бумаге воспринимается гораздо хуже, в отличии от возможности лицезреть действие на сцене. Таким образом повествование от Островского расцветало красками, каких не способен заметить при чтении.

Автор: Константин Трунин

» Read more