trounin.ru

Благими помыслами запомнилось начало правления Екатерины. Она не только переписывалась с мыслителями Европы, её мнением интересовались некоторые западные писатели, в частности одним из таковых был Жан-Франсуа Мармонтель, в 1767 году опубликовавший дидактическое произведение «Велизарий», и среди людей, получивших персональный экземпляр, оказалась и Екатерина. Сам факт этого может быть истолкован за возможное влияние на написание «Наказа», но «Велизарий» всё-таки примечателен иным влиянием. Екатерина взялась за перевод девятой главы, чего прежде за ней не замечалось. Действительность этого устанавливается по собственноручно сделанным записям.

В девятой главе речь шла про добродетель. Ставился вопрос: добродетельна ли добродетель? Ставился и другой вопрос: может быть в добродетели содержится элемент корысти? Возникал новый вопрос: зачем корысть извлекать из добродетели? Суть «Велизария» пояснялась как раз большей долей в содержании авторского философствования. Сказ постепенно перетекал в рассуждение о дружбе.

Далее давалось представление, каким должен оказываться правитель. Вполне очевидно, добродетельным. Ему полагается управлять на благо подданных. Ведь какой смысл в тиранствовании? Мармонтель приводил в пример тигра, содержащегося в неволе. Ежели тигр с виду добр, это не убережёт от того, что, ежели забыть его покормить, он не съест собственного благодетеля.

Таково наполнение девятой главы «Велизария», становящегося известным по переводу Екатерины. Интересующиеся могут ознакомиться даже с перепиской, поскольку сохранились свидетельства об обмене сообщениями между Екатериной и Мармонтелем. Как всегда, переписка велась за французском языке. Потому, более других старавшийся в сохранении литературного наследия императрицы, Александр Пыпин оставлял всё в неизменном виде, не удосуживаясь выполнить перевод на русский язык. Таким образом он поступал с перепиской и с прочими работами, выполненными Екатериной на других языках.

Но писать на иностранных языках Екатерина начнёт в последние годы жизни. Так из-под её пера выйдет короткое повествование «Леониана, или Изречения и деяния господина Леона обер-шталмейстера, собранные его друзьями» и подобие набросков «Relation véridique». Об этом следует говорить тут, поскольку содержательность представляет малый интерес, и если где-то не найти места для упоминания, то значения им придано вовсе не будет.

Снова возвращаясь к «Велизарию». Полного перевода Екатерина не выполнила. Для чего тогда потребовалось конспектировать девятую главу, к тому же на русском языке? Переводом назвать не получается, следует говорить именно о конспектировании. Екатерину озаботила необходимость стремиться к добродетели. Она должна была подлинно считать всякого правителя обязанным заботиться о благе людей, ни в чём не желая поиска личной выгоды. В том и суть любого человека, ставшего правителем. Нет смысла обеднять самого себя, поскольку, лишая подвластных тебе людей чего-то, того же в конечном счёте лишаешься сам. Значит не может быть корысти в добродетели — это самое главное наблюдение.

Другой особенностью выполнения перевода «Велизария» является следующее обстоятельство — Екатерина путешествовала по Волге. Может обстоятельство и незначительное. Впрочем, сам перевод похож на краткую выжимку нужных сведений. Таким его и следует понимать, о чём уже было сказано. Содержание «Велизария» нисколько не способствовало формированию «Наказа». Если к чему и нужно подвести речь, то к стремлению европейской литературы тех лет нравственно совершенствовать читателя, подменяя сюжет наставлениями. Надо полагать, Мармонтель не ограничился дидактическим содержанием в одной девятой главе. Только вот Екатерину заинтересовало знание о добродетели, которая может, почему-то, пониматься с отрицательным значением, вследствие присущего доброму началу злого умысла.

Более о «Велизарии» за авторством Мармонтеля не скажешь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Русские люди делятся на два типа. Первые считают, что нет лучше жизни, нежели за границей. Вторые — Россия самодостаточна, за её пределами может быть только хуже. Загоскин решил написать комедию про первых. Предстоит поездка, долго планируемая, желательно на несколько лет. Останавливает прагматичность и знание нрава русских людей, на которых будешь вынужден оставить хозяйство. Но заграница манит сильнее. В чём её прелесть? Едут туда из-за тоски по Родине. Парадокс? Отнюдь! Русский стремится уйти от обыденности, надеясь найти ему нужное вне создаваемой им же обстановки. А почему тогда иностранцы едут в Россию? Их гонит на восток бескормица и надежда заработать лёгкие деньги. Это лишь вершина того, с чем знакомит Загоскин.

Муж семейства не прочь уехать за границу на несколько месяцев. Он бы и на день не поехал, не подвергайся причудам жены, вбившей себе необходимость не быть хуже других. Все её знакомые по три года жили в Риме и Париже — и она не должна показывать, будто хуже. Муж семейства не склонен соглашаться. Он знает — ступи за порог, как дворня сопьётся, хозяйство разорится и прекратится поток средств для продолжения существования вне России.

Жена уверена и в том, что ничего русского с ними в поездке быть не должно. Одежда допускается та, которую предстоит полностью сменить при пересечении границы. Нечего позориться! — уверена она. И прислуга с ними поедет немецкая — не по блажи какой, просто другой лично при себе тогда дворяне не имели. Да и не всякая заграница за оную сойдёт. Карлсбад и Дрезден — почти родные русскому человеку места, значит за заграничные места для поездки они не подходят. Совсем другое дело — Рим и Париж. Там и планирует остановиться жена, ни с чем другим не сообразуясь, кроме необходимости выделиться из знакомых, в такие места не позволявших себе добираться.

Загоскин усилит сумасбродность от мысли о необходимости длительной поездки. Семейство испытает удар — сгорит поместье, крестьянские дома. То есть случится тяжёлый удар по финансовому благополучию. Ехать за границу окажется непозволительной роскошью. Что сделает жена? Блажь затуманит её сознание. Жена станет сходить за больную, найдёт у себя симптомы чахотки. Она будет уверена — спасти сможет заграничный воздух, иначе ей предстоит умереть. Никакие доводы не позволят воззвать к благоразумию. Как же её отговорить?

Ничего в загранице нет особенного, если найти человека, способного раскрыть глаза на настоящее положение дел. Что делать в Риме? Там же скучно… Ничего не происходит, достопримечательности быстро нагонят скуку. Если и побывать в Риме, то пару недель. И вообще, Европа — своеобразное место для жительства людей! Там постоянно случаются эпидемии. Как раз сейчас, когда предстоит поездка, есть информация о болезни, из-за которой европейцы запираются в домах. Какой толк от поездки в тот же Рим, если не выйдешь за апартаменты с год? Вот где кроется подлинная скука.

Есть вещи и поважнее заграничных поездок. Загоскин с первых реплик комедии выводил мнительность жены, имеющей опасения за некоторые вещи, по досаде попавшие в руки не совсем надёжного человека. Теперь, когда встанет необходимость между поездкой за границу и в Кострому, выбор будет сделан не в пользу Рима и Парижа. Просто надо оценивать возможности. Конечно, посмотреть на заграничный быт допустимо, да зачем на это тратить годы, когда хватит и более краткого периода времени.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если и браться за изучение творчества человека, то основательно. Да требуется ли такой подход? Вот писал Загоскин на протяжении долгих лет цикл «Москва и москвичи». Нужно ли разбирать каждую главу отдельно? Примерно схожим отчаются пушкинисты, порою готовые рассматривать взаимосвязь двух отдельных слов в определённом предложении любого произведения. Но то Пушкин. Загоскинистов толком и не появилось. А если таковые и возникают, интерес к их изысканиям мал. Потому, остаётся говорить о произведениях, имевших место должными оказаться понимаемыми отдельно, посредством собственной публикации, либо иного их выделения. Например, отрывок «Москвы и москвичей» под названием «Новорождённый» выходил в качестве самостоятельного произведения в собраниях сочинений.

Данную работу не назовёшь драматургической, хотя будто бы писалась для театра. Только ничего подобного не следует. Просто Загоскин таким образом создавал текст, что его легко принять за пьесу. Так гораздо удобнее излагать, не отвлекаясь на присущую беллетристике отстранённость. Иногда нужно держать читателя в напряжении. Вот и использовал Загоскин подобный приём, не позволяя читателю отвлекаться от излагаемой истории. На этот раз Михаил говорил прямо, показав, какими люди бывают чёрствыми, отчего их и людьми назвать трудно.

Итак, на свет появился ребёнок. Его здоровье сразу вызвало опасение. Стало понятно, скоро он умрёт. Как быть? Следует ребёнка крестить, поскольку так полагается. Кому быть крёстным отцом? Пожалуй, оным успеет стать лакей. Но подобное не рассматривается. Вдруг ребёнок выживет… тогда кумом лакея считать? Нет, такого быть не должно. Какое же имя выбрать для ребёнка? Пусть будет Андреем, благо такое имя в обществе тогда многие носили. И этот факт окажется решающим. А если жена будет против? Не будет! Сын ведь назван в честь Андрея Первозванного.

Ребёнок точно умрёт. Надо успеть обежать округу, посетив всех знакомых по имени Андрей, обрадовав вестью о рождении сына, непременно выразив почтение и заметив — имя дано в честь каждого из них. Потому и ускорится отец, нанеся визит каждому. Сейчас выгоды от того не будет, зато в последующем получится извлечь прибыть. Крепче станет дружба со всеми, хоть с ростовщиками, хоть с князьями. Главное — услужить! И тогда жить окажется проще.

Не зря Загоскин взял эпиграфом строчку от Грибоедова. В оной говорилось о дружбе со всеми, тогда они ласковы к тебе будут. Разве не умный совет? Можно и на лакея с высока смотреть, как бы тот после не поступил своенравно, в чём-то оскорбив твоё достоинство, о чём никогда не узнаешь, ловя косые взгляды за спиной. Главный герой «Новорождённого» то понял излишне буквально, и Загоскин слишком прямо то отобразил на страницах. Пусть и лукавил Михаил, показывая проявляемую к нему благосклонность. Читатель понимал, какими были чёрствыми люди к свершающим во имя их благо, таковыми и останутся, нисколько не став мягче, узнав, будто в их честь кто-то кого-то назвал.

Чем не подобие «Мёртвых душ»? Герой повествования ходил по разным благодетелям, старался им услужить, за счёт чего мог извлечь выгоду. Но ребёнок под окончание действия умрёт, отчего и исчезает смысл внимать последующим поступкам отцам. Читатель и без того понимал смысл, насколько противно духу людскому подобное поведение, зато насколько оно приятно всякому, случись ему видеть чужое заискивание. Но Загоскин скорее осуждал, высмеивая данный людской порок, нисколько не считаясь с необходимостью более завуалированной подачи текста.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Некогда классики русской литературы использовали для повествования сюжет, показывая желание действующих лиц урвать лично для себя побольше, ничего за то никому не дав. Нечто подобное начинал излагать Загоскин. Но всё быстро встанет на свои места. Нет, не столь прямых выгод на этот раз искали действующие лица. Вернее, выгода была единственная, и она не имела ничего общего с возможностями, должными оказаться преподнесёнными со стороны. Совершенно не так. Всему полагается зависеть от человека, тогда как другие ему в том не помощники. А раз так, тогда следует озаботиться о лучшей судьбе для других, хоть о той же дочери, доставшейся на попечение по смерти мужа. Должно быть ясно — следует юницу поскорее выдать замуж. Причём за человека с состоянием и без долгов. И дело не в заботе, имеется лишь боязнь самой мачехи оказаться у разбитого корыта.

Дело Загоскин представил так. Чтобы мачеха не осталась на бобах, ей нужен такой жених для дочери почившего мужа, дабы тот соизволил отказаться от приданного. Ежели подобное случится, тогда мачеха окажется богатой землевладелицей, поскольку наследство останется при ней. Вполне очевидно, молодые двушки не мечтают о престарелых князьях, какое бы положение в обществе им не светило. Молодым девушкам нужна любовь, туманящая разум. Как раз подобное действие и будет развиваться на страницах драматургического произведения. И этому мачеха постарается помешать.

Что до общества — оно погрязает в долгах. Без ломберного стола никак не обойтись. Ежели никто не станет за ним спускать состояния, так хоть мачеха раскинет пасьянс. Да и не изменялось общество, оставаясь в прежней мере склонным к пустому времяпровождению. И в карты ведь играют, поскольку это является признаком хорошего тона. Не жалко состояние спустить, зато прослыть приятным человеком. Допустимо осудить всё русское, начиная от языка и заканчивая театром. Так прямо и сообщал Загоскин — некоторые его герои горько сожалели об участи родиться русскими и на русской же земле. Одно радовало — умение читать романы Бальзака в оригинале. И Загоскин нисколько не скрывает — Бальзак пользовался огромным спросом. Не было в высшем свете людей, не имеющих представления о творчестве сего французского писателя.

Но мачеха с того не имела никакой выгоды. Её мысли лишь о необходимости срочно найти жениха для дочери покойного мужа. Есть на примете хорошие кандидаты, один из них — выше всяких похвал. Даже не удаётся поверить — несколько тысяч душ имеет и ни копейки долга. Пожалуй, много важнее как раз состоятельность избранника. Да отчего именно мачехе судить, за кого выходить юнице? Она считает себя вправе. Ей кажется, необходимо найти жениха, способного отказаться от приданного. До прочего дела нет. Не потрудилась даже ознакомиться, на каких условиях она имеет право стать владелицей наследства. Потому и горько пожалеет об упущениях. Окажется, имей согласие с дочерью покойного мужа, на бобах тогда не почивать.

Кого выберет юница? Кто ей более мил. Избранником окажет младой гусар, манерами и статью затуманивший разум девушки. Он и заберёт юницу под венец, сделав то без дозволения мачехи. После ничего уже нельзя поделать. Посему, пусть матушки извлекают урок, усвоив преподнесённую Загоскиным науку. Была бы в том наука, конечно. Если о чём и сказано в пьесе сталось, так про желание человека иметь личное благо, невзирая на чувства остальных. А ведь и за такое отношение к окружающим можно пострадать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Царь Николай спокойно правил десятый год, отягощённый грузом собственных забот. А люди, что под властью его были, считай, за самодуров уже слыли. А что им, собственно, желать? Когда в государстве всё спокойно и нечего менять? Когда нет к реформам побуждения, тогда мельчают впечатления. Если и будет тяга к чему, то может только воды искусственной испить. Нарзаном, допустим, воду, прежде привычную, заменить. Посещать места, где воду ту подают. Высший свет будет там, где воду ту пьют. И недовольных хватит, кто не желает воды. Сказать бы тем недовольным: лишь бы не было войны.

Князья одурели от спокойных годин, каждый из них — так себе господин. Он и не князь, если приглядеться, коли хочется князю крестьянином одеться. Пожелает князь зимою, что летом даёт огород. В жаркую пору — пожелает колотый лёд. И живёт на широкую ногу, забыв про долги. Потому его шаги всегда широки и легки. Будет он жить без забот, не отдавая отчёта ни в чём. Об этом у Загоскина непременно прочтём.

Жизнь прожигало в России дворянство. Хорошо, если не скатывалось во пьянство. В карты играло без устали, в долгах ещё более погрязая. Просто жизнь тогда была такая. Русское опять перестали дворяне любить, им бы французским себя вновь окружить. Насмехались над патриотизмом квасным, далеко не уедешь ведь с ним. Иные из них знали в разумности толк, чтобы галломан или квасной патриот в споре умолк. В общем же, жили так, не заглядывая вперёд. Не знал никто из них, какое будущее дворянство в России ждёт. Спокойно при Николае, тот правил железной рукой. Как не ценить подобный покой?

Забава в высшем свете — слуг всюду рассылать. Иначе новостей из чужих домов не узнать. Нисколько не стыдно, дело нужное весьма. Будет о чём другим рассказать, хватит сплетней для письма. Или вот ещё о чём брались судить — выскочек не желали в высший свет вводить. Развелось желающих из низов пробиться, к таким никак нельзя хорошо относиться.

Когда хорошо в стране — плохим кажется ход вещей. Надо бежать! И бежать из России скорей. Бежать в ближнее зарубежье или в дальние края, куда угодно, была бы другая страна. Везде порядки хороши, только бы не порядками России они были. Кажется, русские никогда родных краёв не любили. Высшему свету, каким воплощением он не будь, нужно из России уехать, подальше от будней российских отдохнуть. Всё плохо в родных местах — и климат, и люди отвратны. А вот европейцы всех мастей, отчего-то непременно, приятны.

Что поделать с этим? Загоскин пытался найти ответ. И понимал: у некоторых русских совести не найти, ибо её нет. Они хотят в меду кататься, жировать. При этом больше прежнего желать. Обзавестись долгами, словно положено безответственным быть, и при требовании вернуть положенное — начинают они причитать и блажить. Недовольны всем, мало к чему имея сознательный подход. Должно быть, веселился над пьесой народ. Говорил Михаил открыто, прямо выражая укор. Да вот думается, принимали в высшем свете это за вздор.

Сказал Загоскин о наболевшем, не хотел он молчать. Таких тем в романах исторических не мог он поднять. А тут отдушина такая, говори, не боясь возражений. Чёрт с ним, с Михаилом: скажут, — чёртов он гений. Ежели так, можно правду громко вещать. Всё равно кругом недовольные, им нельзя угождать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сколько желание творить в ящик стола не откладывай, наступит время творить. Можешь делом заниматься, но через себя не переступить. И Загоскин всё равно должен был пьесы сочинять. Он может и к другому стремился, но стремление к творчеству не смог унять. Решил написать он в шутку о том, как в шутку пишут творения во славу скуки дней. Оказалось то, если не лучшей, то одной из лучших затей. И было это на пороге наступления иных влечений. Станет Загоскину дело до иных творений. Пока же, шалость и есть шалость, творил Михаил, поэтизируя самую малость. Слабо заметны в речах действующих лиц рифмованные строки… проще говоря, довольно те строки на рифму плохи.

Загоскин не абы чего писать взялся, он театр осуждал. Разве кто подобного подвоха от Михаила ожидал? Показанной оказалась провинция с дурной стороны, где живут люди культурные, но среди них культурных попробуй найти. Злятся в провинции, когда провинциалов в театре представляют, показывая так, словно на периферии люди дурака валяют. Всякому ясно, театр обличает будто бы пороки на селе, где живут то в хандре, то навеселе. Вот то и обидно в провинции живущим, ведь показывается на театральных подмостках об их гнетущем. Как поступить? Очень просто, как оказалось. Оттого воображение и разыгралось. Нужно самим постановку на сцене поставить, театралов завзятых знатно ославить.

Вроде верная затея ожила под пером Михаила. Он и взялся показывать, да вот его идея та и утомила. Наскучила задумка к действию третьему уже, стал он задумываться, для продолжения искать сюжет где. Расстроить осталось постановку, не допустив её воплощения на сцене. Объяснить легко — нет актёра на замене. В жизни случаются подвохи, значит никак не избежать суматохи. Например, устроить свадебный переполох. Дать наследство действующему лицо — вариант в той же мере не плох. Да как быть с ожидаемой постановкой в действии, допустим, четвёртом? Остаётся сожалеть, покатится в бездну она с чёртом.

Важность пьесы начинала угасать, должен был это Загоскин понимать. Но отступать назад, отказываясь от созданного ранее? Незачем! Следовало окончить старание. Но над потугами театралов посмеяться, Михаил и прежде в этом старался отличаться. Вспомнить позволительно первый его литературный труд. Если о нём помнят, то и «Благородный театр» поймут. Отличий мало, нисколько не изменился повествования мотив. Да вот теперь Загоскин творил, о пользе для театра явно забыв. Давал представление верное, вполне себе обличал… Зачем только сам останавливаться стал? Застопорил повествование, толком не развивая. Вот и получилась комедия у него — никакая.

Впору сказать, о чём помышлять Михаил смел. В прозе он себя показать захотел. Скоро выйдут из-под пера вещи плана исторического, написанные в духе сложения беллетристического. Заживут жизнь герои на полотне былых времён, будут воплощением разных племён. Загоскин станет писателем на диво всем, сочинителем, который не боится важных тем. Таким его запомнят на некоторый срок, раз он писать столь для современника притягательно мог. Посему, коли от театра предстоит отойти, Михаил отойдёт, всё равно способный силу для драматургии снова найти.

Остановим колесо из пьес, краткий всплеск которых заметен в данный миг. Давно сошёл увлечений ими пик. Раз сказано, к чему склонялся отныне Загоскина интерес, так о том и поведём рассказ, иной раз придавая пьесой творчеству Михаила вес. Что до «Благородного театра»… не срослось. Не нашлось сил закончить пьесу с толком. Не нашлось!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сколько не говори про произведения в духе романтизма — их обязан любить, либо ненавидеть. Иного не дано! Внимать выдумкам автора, нисколько не схожими с действительностью, может быть и интересно, но совсем не обязательно с подобной трактовкой истории знакомиться. Конечно, автор волен точно преподнести исходную ситуацию, в дальнейшем расплывшись в описании событий, никогда не происходивших, которые не могли быть на самом деле. Но на то романтизм и существовал, чтобы читатель мог отдохнуть от суеты дней, утонув в чьих-то фантазиях, ежели своими силами не мог создать выдумок. Что до Рафаила Зотова — он писал в приподнятом настроении, высказывая мысли существенно важные, перемешивая с абсолютным вздором. К нему ведь не применят осуждения… разве можно требовать чего-то с романиста?

Теперь Рафаил решил создать роман, опираясь на время правления прусского короля Фридриха II. Это стало довольно неожиданным решением. Прежде Зотов писал романы на мотивы истории, но не настолько отдаляясь от русских земель. Тот же «Леонид», не считая периода нахождения главного героя произведения в качестве подданного Наполеона, всё-таки принимался за сына Отечества, волею судьбы перешедшим на сторону противника. Теперь совсем не так. Всё сразу предстаёт в виде реалий, далёких от российских. Предстояло рассказывать о фигурах королей Пруссии, мечтавших создать нечто, способное обосновать их претензии на большее. Собственно, одной из таковых стала идея о создании идеальных солдат.

Каким должен быть солдат? Все качества кажутся понятными. А для прусских королей желалось более прочего нечто другое — они хотели видеть в армейских рядах рослых людей. Для этого они искали высоких девушек по всей Священной Римской империи, устраивая браки между ними и прусскими воинами. Когда-нибудь такой принцип должен был дать ожидаемый результат. Он и найдёт отражение на страницах романа Зотова — одним из героев окажется крупный солдат, чьей комплекцией Фридрих станет беспрестанно восхищаться.

Чем ещё примечателен Фридрих? Он стремился к просвещению нации: беседовал с Вольтером, вёл соответствующую деятельность. Одним словом, Фридрих всячески способствовал возвышению Пруссии среди европейских государств. Вполне очевидно, некоторый успех он имел. А его идея улучшать качества солдат, действуя не через муштру (пусть и через неё), скорее предпочитая ковать прусское воинство с пелёнок.

Тут можно остановиться и посетовать на предпочтения германских народов, слишком часто задумывающихся о влиянии на ход развития человеческого общества, теми или иными способами способствуя созданию германцев с уникальными свойствами. Немецкие короли ограничивались предварительной целенаправленной не слишком навязчивой селекцией, ни к чему иному не побуждая. Почему об этом зашла речь? Другой полезной информации из романа Зотова вынести не получится. О чём ещё рассуждать, кроме столь очевидного наблюдения, поставленного в центр повествования.

Нужно ли представлять, о каком контрабандисте Зотов хотел рассказать читателю? Кем был тот Никлас в действительности? Оставим то для исследователей творчества Рафаила, каковых всё равно найти не получится, или на усмотрение читателя, что решит знакомиться с чтением романа в старой орфографии. Лучше обратить внимание на вторую часть названия «Некоторые черты из жизни Фридриха II», воплощением чего и стал роман, будто бы про Никласа.

При жизни Зотова произведение публиковалось в составе трёх отдельно изданных книг, вышедших из печати на протяжении 1837 года, начавшие проходить цензуру немного ранее — в декабре года 1836. Общий их объём насчитывал почти шестьсот страниц. Никаких других сведений более о романе сообщено не будет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Проспер Мериме говорит — не ведайте о прошлом то, что хотите о нём ведать, ибо не ведаете, а ежели так, пусть прошлое станет для вас таким, какое оно вам кажется необходимым. Сообразного этого суждения, было написано произведение «Хроника царствования Карла IX». От правды там может и ничего, зато предположений масса. Всё равно не получится понять, из каких побуждений взялись друг друга ненавидеть католики и протестанты. Образно понятно — из-за религиозных разногласий. На самом деле суть недовольства крылась глубже, нежели в находящемся на поверхности. Только зачем излишне углубляться? Лучше показать красивое описание любви католички и протестанта, когда Франция словно в очередной раз сошла с ума. Прочее станет антуражем. И Карл IX необходим для сюжета постольку-поскольку. Важно лишь знать, вот-вот наступит Варфоломеевская ночь: начнётся резня.

На чьей стороне Мериме? Он с воодушевлением описывает не католиков и протестантов, ему милее атеисты. Разумно сделать вывод: в конечном счёте победа будет за атеизмом, так как его последователи не могут принять сторону соперников по вопросу веры. Что до протестантов — это люди, вынужденные терпеть нападки католиков, оным никак не переходя дорогу. Начиная разговор о католиках, Проспер находил наиболее обидные для них слова, приравнивая к ним шантрапу разного калибра, решившую присоединиться к большинству, дабы безмерно грабить, убивать и удовлетворять самые низменные желания. Когда подобные обстоятельства представлены именно в таком виде — особой религиозности в подоплёке к резне не увидишь, всего лишь человеческое желание истреблять неугодное, вплоть до разрешения давних споров. Довольно очевидно, католик мог убить собрата по вере, так как никто не станет детально разбираться.

Резать или не резать французу француза? Исторически достоверно можно установить — не бывало такого столетия, чтобы француз спокойно относился к другим французам. Обязательно найдутся причины для ненависти, выражаемые стремлением разрешить спор максимально кровавым способом. Ведение религиозных войн — сугубо данность былого, возникшее в силу необходимости бороться с инакомыслием. Чем именно протестанты отличались от католиков — не настолько важная тема для обсуждения. Кардинально разительных различий между ними всё равно нет. Все продолжали верить в Бога, не соглашаясь между собой, кого считать наместником Вседержителя среди людей. Но нужно смотреть проще… учитывая кризис власти. Вот в нём и следует искать причину, весьма банальную, потому и лишённую способности вызвать острый интерес у потомков.

Тогда для какой цели Проспер Мериме дополнительно рассказывает читателю про будто бы имевшее место быть — истребитель крыс не получил плату за труд, вследствие чего увёл из города всех детей. Логически получится разработать разные версии для интерпретации произошедшего. Одного, неспроста рассказываемый случай предваряет произведение. Вывод должен быть очевиден — каких бы взглядов родители не придерживались, их детям внушат совсем иные представления о должном быть. И не обязательно уводить из-под родительского крова. Много лучше оставить, и когда дети вырастут, они сами свершат кару, не считаясь со степенью родства.

Возвращаясь к теме противостояния католиков и протестантов, Мериме считал нужным сообщить — протестантами чаще всего оказывались бедные слои населения. Что взять с малоимущих? Чем они так могли не угодить обеспеченным католикам? Впору искать в произведении революционные порывы веков последующих, лучше знакомых Просперу. Так и читается сквозь строк, словно католики наносят превентивный удар по революционерам, готовым казнить всех и вся, пока ещё действуя на опережение. Но это домысел. Читатель обязательно сам решит, каким образом ему трактовать сей труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не наступает ли тот момент, когда приходит пора вскрыть понимание конфликта поколений? Его суть — во взрослении человека. Нет ни каких разночтений в устремлениях людей, только планомерная последовательность, как раз и вступающая в противоречие. Миропонимание вообще строится на относительных принципах, и нет от того, будто бы всё относительно. Нисколько! Относительного не существует в природе, раз оно обязано существовать в непосредственной связи с чем-то. Тут стоит говорить об эмпирически познаваемом, тогда как допустимо предполагать и наличие априорно неведомого. Вся суть кроется как раз в переосмыслении имевшего место быть. Должно быть очевидно, молодые всегда жаждут перемен к лучшему, тогда как старики согласны повернуть время вспять и вернуть ими навечно утраченное. Оттого и возникает конфликт поколений, кажущийся неизменно повторяющимся, ведь в его существовании необходимо усомниться. Это не конфликт поколений, скорее взгляд на обыденность, присущий человеку в разные периоды его миропонимания.

Салтыков неизбежно должен был придти к этому выводу. Оказывалось, молчалины — не такие уж молчалины. Скорее, сам Михаил не совсем ранее осознавал, к чему всё-таки желал склонить читателя. Могло казаться разное, тогда как всему присущ философский подтекст. Нельзя на жизнь смотреть с одной стороны, не допуская присутствия прочих мнений. В том и заключается беда человеческого общества, стремящегося выискивать точки взаимного отторжения. Если к чему и следует призывать, то как раз к смирению. Но чего нельзя совершить, из-за того приходится переживать. Собственно, про это и написаны очерки «Старческое горе» и «Больное место».

Если быть кратким, то получается, что жизнь прожить — не поле перейти (согласно текста пословицы). Обязательно придётся продираться через заросли из сорняков, стремясь продолжать путь по заранее подготовленной для передвижения почве. Настоящее будет восприниматься в едином цвете — самом правдивом. Так пройдут десятилетия, пока жизнь не повернётся спиной, предоставив последующее существование в горестном осознании тщетности прежней суеты. Окажется, жизнь прожита за идеалы, место которым на свалке. Тогда появится желание бороться за ниспровержение устоявшегося в обществе мировоззрения. Отсюда и возникнет конфликт между поколениями. Чего старики не хотят, ибо испытали его на себе сверх меры, к тому станут тянуться молодые. И перебороть их желание не сможешь, поскольку не дано молодому человеку иметь представление о мире, будто он прожил за пять десятков лет. А ежели подобное допустить, тогда рано постаревший человек начнёт страстно желать пройти путь, от которого его старательно уберегали, дабы лично убедиться, иначе осознать в полной мере всё равно не сможет.

Как тогда быть? Ответ очень прост — никак не быть. Не нужно провоцировать общество на внутреннее противостояние. Зачем? Помимо разлада в самом обществе, придётся вспомнить о разладе на уровне всеобщего человеческого социума, имеющего дополнительные градации, неизменно возникающие по местечковым принципам. Требуется единственное — уступать, либо сопротивляться, но всячески избегать конфронтаций, вплоть до вооружённых. Нет, Салтыков не изыскивал способ описать политический аспект. Михаил показывал слом в понимании происходящего. Люди у него на страницах полноценно жили, становясь в итоге бесполезными, отчего им приходится задумываться, насколько необходимыми были мытарства, на самом деле никчёмные.

Есть у Салтыкова ещё очерк о похожем «Чужую беду – руками разведу», написанный в 1877 году, опубликованный тремя годами позднее, да и то в Швейцарии. Как всегда постаралась цензура, нашедшая ей неприятное. Что же, Салтыков бил не в бровь, а в глаз.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Салтыков продолжал писать про тяжёлые будни дворян. Тяжёлые в понимании постепенного осознания тщетности надежд на возвращение к прежнему. Очерк «Дворянская хандра» повествовал о человеке, что решил отправиться в деревню, где его ждало разочарование. Деревня умирала на глазах! Дома ветшали, люди её покидали, того и гляди скоро ветер будет гулять. Причина того ясна — эмансипация крестьян. Каждый теперь волен на свой выбор строить судьбу. Можно сказать иначе, умирать от голода в нищающей деревне никто не желал.

Оказывалось, губительность реформ Александра II прослеживалась наглядно. Может виною тому их скороспешность. Царь мог понимать — времени ему не хватит для претворения планов в жизнь. Так, за малый промежуток времени случилась отмена крепостного права, о чём при Николае и помыслить не могли, настолько эта тема считалась запретной к обсуждению. Люди оказались свободными от зависимости, но ничего не имели за плечами, поскольку им другого не доставалось, кроме одной лишь свободы. Не имея куска земли, крестьяне не могли и не должны были оставаться в деревне, если не желали погибнуть. Что же, скороспешность губительно сказалась на проводимой реформе. Однако, пути назад не было.

Салтыков предложил к обсуждению тему ещё одной реформы Александра II — цензурной. Михаил высказался очерком «Похороны». Читателю предлагалось посмотреть на жизнь умершего литератора, прожившего примечательную жизнь, только оказавшуюся для него совсем ничем не примечательной. Амбиции осуществить не получилось. Раскрыть страстно желаемые темы он не смог. Потому умер литератором, от которого могли ждать значительных трудов, да ничего подобного он создать не сумел. Виною тому, естественно, продолжающая зверствовать цензура. Казалось бы, прошло тринадцать лет с цензурной реформы, разрешавшей публиковаться без предварительного обязательного одобрения… но нет, око цензоров оставалось бдительным. Хочешь или нет, но приходилось договариваться с цензорами, согласно отменённым порядкам, заранее с ними согласовывая текст, чтобы они ещё до печати внесли правки и указали не необходимость убрать определённые фрагменты, из-за которых могут возникнуть проблемы. Оказывалось, цензура продолжала оставаться в той же мере строгой. И приходилось мириться, иначе весь выпуск мог быть изъят из продажи и уничтожен, что считалось крайне нежелательным.

Так отчего литераторам не заняться другим ремеслом? Кто их заставляет писать, тогда как им доступно любое другое дело, где нет и не может быть надзорным цензурного комитета?! Всё до банального просто — литераторы ничего другого не умеют, отчего и вынуждены зарабатывать единственным для них подходящим способом — писчим промыслом. Выведенный Салтыковым за главного персонажа, литератор не мирился с действительностью — не мог он переступить себя и пойти на согласие с властью, пытаясь ей угодить. Принцип ему казался важнее. Тогда о чём быть разговору? Всякий литератор может прилично существовать, для чего необходимо избавиться от принципов, по сути занимаясь подённой работой — выполняя заказы разной степени нужности, неизменно забывая про личное мнение и предоставляя материал, пусть и лишённый индивидуальности, зато способный приносить деньги. В качестве одного из соглашателей Салтыков приводил в пример Фаддея Булгарина, успешно подсиживавшего писателей, отчего его не переносили на дух в среде литераторов.

У читателя должен был возникнуть единственный закономерный вывод. У человека есть три пути, согласно которым он способен обрести счастье: быть согласным с действующей властью; не быть согласным, но соглашаться с необходимостью мириться с этим; быть против власти, зарабатывая за счёт тебе сочувствующих. К сожалению, есть и такие, кто не готов ни с чём мириться, кроме собственного желания показывать существование личной точки зрения. Правда нужно учесть важный аспект, многими забываемый, — спустя десятилетия всем уже будет безразлично, ради чего ты так натужно старался казаться сопротивляющимся.

Автор: Константин Трунин

» Read more