trounin.ru

Погружаясь в рассказы Тургенева, читатель старается понять их примечательность. Нужно ли это делать? Или надо воспринимать написанное за отражение эпизода, имевшего какую-либо возможность в действительности? Современная Ивану критика вовсе не стремилась воспринимать столь незначительные произведения, ни к чему в плане мысленного процесса не побуждающих. О чём говорить, если всё предельно ясно? И пусть ряд ценителей способен породить мысль на материале любого уровня, побуждая искать смысловое наполнение, либо к тому будут призывать различного рода интересующиеся, основной сути это не изменит.

Взять для примера рассказ «Странная история». Он примечателен обстоятельствами публикации. Первоначально Тургенев писал его для немецкого журнала, там же опубликовав в переводе на немецкий язык. Вскоре в России рассказ перевели, без разрешения автора опубликовав. Издателю — прибыль, писателю — ничего. Критика промолчала, не пожелав реагировать на новое произведение Тургенева. Зачем? Ещё одно творение от писателя. Однако, внимая «Странной истории» читатель отмечал непривычного для себя автора. Сложилось впечатление, Иван писал в духе страшных немецких историй, всего лишь угождая вкусам той читающей публики.

Что же такое имелось в содержании? Перед чтением произведения обязательно нужно впасть в ощущение созерцания мрачных внутренних начал. В некоем городе Н. рассказчик остановился в гостинице, где познакомился с юродивым Васькой. Умел тот Васька призывать духи умерших. Рассказчик загадал увидеть давнего знакомого… и юродивый на самом деле призвал его дух. Спустя время рассказчик узнает, как с Васькой сбежала приличная девица, непонятно из каких целей к нему проявившая симпатии, скорее потеряв положение в обществе. Единственное к чему читатель должен подойти — к понимаю мотивов этой девицы. Допустимо провести сравнительный анализ с прочими девушками из романов Тургенева, так называемых «тургеневских девушек», шедших за возлюбленными до самого конца, каким бы печальным исходом это не грозило.

Год спустя Иван пишет менее мрачный рассказ «Стук… стук… стук!..». Читатель остался глух к содержанию. Искать примечательное в том, как один человек изводил другого стуком, после чего изводимый предпочёл свести счёты с жизнью? Говорить о впечатлительности отдельно взятых людей? Про слабость человеческой психики? Про восприимчивость всего неясного, понимаемого за злой рок? Такое вполне позволительно, напиши Тургенев не рассказ, а роман. Нужно больше материала для понимания изложенного. Зачем делать глубокие выводы из одного события? Подобного вовсе не требовалось. Но если читатель имеет сильное желание толочь воду в ступе, никто не станет мешать намерению найти в тексте более, нежели сообщил непосредственно писатель.

Требуется быть честным с самим собой. Не всякий читатель знаком с большинством произведений Тургенева. И мало кто читал собрания сочинений от корки до корки. Желание придавать ценностью абсолютно всему, написанному писателем, является бессмысленным занятием. Такие рассказы нужно читать из побуждения удовлетворить любопытство. Основное, важное к пониманию, молва вынесет на поверхность, забыв про прочее. И Тургенев не стал исключением. Его всё равно не остановит читательская отстранённость. По правде говоря, писатель пишет об интересном лично для него. Поймёт и примет ли это читатель — значения не имеет. Ещё меньше значения отдаётся критике — отыскивающей в тексте наполнение, чаще всего автором созданное без определённого смысла, ни к каким мыслям не должное побуждать.

Читатель скажет, что и данный текст не требовалось публиковать. Ничего нового сообщено не было. Ради чего? Прочитал — и иди дальше. Критик мог бы не согласиться, посчитав за правильное промолчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Про какую ещё историю рассказать? Тургенев решил взять пример реального случая из прошлого семьи, придав ему вид художественного произведения. Назвал рассказ без долгих раздумий — «Бригадир». Писал быстро и легко, в малых деталях исправляя. Критика вновь высказалась в недовольных тонах: «совершенный пустячок», «безвыходная пошлость». Не таких творений ждали от Ивана. Где полёт мысли? Почему не получается задуматься о происходящем из осознания высоких материй бытия? К чему эта история погружения в прошлое, к тому же явно должная быть отнесённой к циклу «Записки охотника»? Тургеневу только и оставалось сохранять спокойствие. Пока в Европе его стилем восхищались, называли первейшим из реалистов, русский читатель ждал большего. Но нельзя писать на одной волне, поскольку всегда следуют спад. Вот и Иван позволил себе продолжать писать на отстранённые темы.

Перед читателем старый бригадир, вояка екатерининских времён. Что до рассказчика — это охотник, прознавший про бригадира, решив с ним свидеться, послушать про уловки всяческие, с коими охота в большую радость будет. Другая важная черта повествования — описание природы, поскольку действующие лица постоянно перемещаются с места на место. Каков же бригадир был прежде? Воевал под начальством самого Суворова, с оным брал Прагу. И воевал бы дальше, не прибейся к девице. Зачем это ему понадобилось? Читатель внимал рассказу с недоумением. Девица та вила верёвки из бригадира, любое её требование исполнялось безропотно. Выгод бригадир не искал. Даже однажды решил принять на себя вину в смерти казачка. После и вовсе разорился. К чему вообще тогда рассказ? Приехал тот охотник на кладбище, увидел надгробие девицы в качестве добротно выделанного, тогда как рядом лишь небольшой холмик, под которым и покоился бригадир.

Читатель согласится — история неказистая. Ещё один старый анекдот. Таковых историй сколько угодно рассказывай. А будет ли толк? Принимая такие возражения, Тургенев перебарывал гнев, предлагая друзьям вынести справедливые суждения. Вроде отзывались хорошо, пусть и сквозило сочувствием. Однако, не слишком ли много придаётся значения рассказу, пусть и довольно длительному? Другое дело — случившаяся годом позже повесть «Несчастная», относительно объёмная, при том — внутренне пустая.

Ознакомившись с «Несчастной», читатель вспоминал про расхождение во взглядах между славянофилами. Ни к чему другому в мысленном обозрении подойти не получалось. Писал Тургенев про события уже 1835 года. Рассказчик учился в Московском университете, жил у тётушки. Иван воссоздавал на страницах портреты людей, тщательно выписывая каждый. Через ряд знакомств рассказчик узнает про иностранца, проживающего в России с 1802 года. Был он то ли чехом, а может и немцем. На русском изъяснялся свободно, порою с заковыркой. В дальнейшем — значительная часть содержания про этого человека. Для читателя же случается провал в восприятии. Нет понимания, на каких моментах повествования следует останавливаться подробнее, к каким рассуждениям необходимо подойти. Да и сам Тургенев запутался в повествовательных деталях, переписав произведение столько раз, чтобы перестали сходиться связывающие рассказываемую историю нити.

На этот раз Тургенев сам не сомневался — получилось посредственное произведение. Он обратился за мнением к Полине Виардо, ей не понравилось. Кто прежде хвалил — предпочли воздержаться. Иные вовсе прямо сказали — с таким произведением Тургенев будто бы отдаляется от России, а может тем самым старательно отталкивает от себя читателя. Конечно, не всякий считал за необходимое читать абсолютно всё, написанное Иваном. Если повесть подверглась такой критике — читать его вовсе нет необходимости. Пусть для писателя это является неприятным, зато даёт ему подсказку — каких моментов в творчестве следует избегать. Впрочем, Тургенев не собирался ни под кого подстраиваться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что творит этот Тургенев? Публикуя серьёзные вещи, заставляющие общественность ходить на ушах, начинает сбиваться на проходные произведения. Этак недолго утратить интерес к его литературным трудам. Взяв в руки издание с «Историей лейтенанта Ергунова» едва ли не всякий читатель оставался с ощущением проведённого зазря времени. На Тургенева посыпалась критика — «пустенький сюжет», «обыкновенная история», «старый анекдот». Сам Иван понимал, вымучивая, в который уже раз публикуя в силу необходимости представить публике новое произведение. А требовалось ли так поступать? Читатель готов простить абсолютно за любой текст, когда автор создал хотя бы раз что-либо стоящее. Собственно, критика, в силу своей необходимости выражать мнение, высказалась о повествовании негативно. Это нисколько не говорит о будто бы его ненужности. Другой писатель мог рассказать подобную историю на иной манер, может даже лучше Тургенева, тогда как большинство писателей и на такое не оказывались способны. И всё же, негативная критика — есть портящее настроение писателя явление. Не будь столь резких высказываний, продолжи тогда Иван писать в аналогичном духе. Читатель, правда, возразит… Так ведь продолжит!

Тургенев начинал повествовать в духе историй прежних лет. Он либо сам слышал эти рассказы, либо принял сюжет из третьих рук. Собственно, история лейтенанта Ергунова — повествование о событиях сорокалетней давности. О таких событиях обычно принято умалчивать. Зачем показывать окружающим, как с тобою некрасиво поступили, воспользовавшись присущей тебе наивностью? А поскольку человеку свойственно говорить о разном, не имея ничего лучше, он сообщит даже о столь непримечательном случае. Что же произошло с рассказчиком? Его ограбили. Каким же образом? Вот о том в тексте произведения и сообщается.

Читатель на короткий момент задумывается, пытаясь понять, какую именно мысль хотел сообщить Тургенев. Самая очевидная — молодым людям свойственно совершать глупости, порою расплачиваясь за них непозволительно долго. Гораздо чаще глупость совершается при участии противоположного пола. Хорошо, если никто не преследовал злого умысла. Ергунову не повезло — его вели на заклание с преступными намерениями. Ему казалось, он встретил наивную девушку, с которой у него уж точно всё сможет получиться. Быть может — станет будущей женой. Не беда, когда за душой практически ничего нет. Это, к слову, «наивную» девушку могло оттолкнуть на первых порах. Тем Тургенев словно подсказывал молодым людям — придержите свои возможности, вероятно отделаетесь малой кровью. Казалось бы, капкан захлопнется, и рассказчик останется с носом. К тому Тургенев и старался вести повествование, проявив снисхождение к Ергунову, позволив ему отделаться серьёзными травмами, зато остаться живым. «Наивная» девушка не имела принципов, способная устранить за самые малые безделушки, показавшиеся ей ценными.

Приходится отметить — подлинно незамысловатый сюжет предложил Тургенев. Только не всякий читатель оставит в стороне ряд нюансов, особенно памятуя в сторону национальности той девушки, включая оказывавших поддержку людей. Думается, читатель бы и без подсказки догадался, каким народом в те времена полнились западные пределы России, имевшего запрет на перемещение в прочие области государства. Впрочем, является ли то существенно важным? Рассказчик мог попасть в другие руки, способные действовать решительнее, доведя начатое дело до конца.

Что до значительной части содержания, редко кем упоминаемого, оно не воспринимается за придающее произведению вес. Действующие лица постоянно вели беседы, к происходящему имевшие опосредованное отношение. Читатель по ходу повествования сам понимал, к чему всё должно свестись, и потому Тургенев мог ограничиться в количестве отпущенных для текста слов. Вправду получается, читатель ознакомился с анекдотом. То есть, как его прежде понимали, с поучительной историей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Общественность взбудоражена. Тургенев написал «Призраков», и теперь поползли слухи — скоро будет опубликован новый мистический рассказ. Кто-то проговорился о названии — «Собака». Собака? Иван Сергеевич желает пошутить? Или рассказ не мистический? Может нечто в духе «Записок охотника»? Или всё-таки мистика? Неужели Герасим не утопил Муму? Общественность продолжала ожидать публикацию, которой не состоялось и на следующий год. Тургенев подогревал интерес? К нему обратился Достоевский, предлагая опубликовать у себя в «Эпохе», получив отказ. Иван ответил Фёдору Михайловичу — рассказом недоволен, получился дурно. И только в 1866 году «Собака» опубликована. Впечатление у критики неоднозначное. Основной вопрос: зачем Тургенев пишет о человеческих страхах, по сути ни на чём не обоснованных? Некоторым читателям произведение понравилось. Однако, содержание рассказа стало отражением некоего эпизода, всего лишь красочно описанного.

Что предлагается? Есть ситуация, когда в темноте мерещится, будто под кроватью скулит и суетится собака. Надо полагать, каждый в такой момент испугается. Мало ли чего мерещится по ночам. Но то игра света и теней, либо пылкости воображения. У Тургенева иначе — под кроватью действительно скулит и суетится собака. Можно предположить, словно мерещится. Это проверяется просто. Нужно пригласить переночевать у себя знакомого. Что происходит? Уже другой человек спрашивает: отчего столь беспокойна собака? Требует включить свет. А собаки-то и нет. Разве не мистическая история? Логического объяснения для такого найти нельзя. Можно обратиться к предположениям о домовых и прочих элементах фольклорной нечисти. Или может кто таким образом жестоко подшучивает? Вероятно, Иван о таком задумывался. Позже будет написан рассказ на отдалённо схожую тематику, показывающую слабость человеческого восприятия перед кажущимся за мистическое. Только в данном случае — собаки не было, но в темноте её присутствие казалось неоспоримым.

Что делать далее? Дабы развеять морок, требуется завести настоящую собаку, тогда несуществующая исчезнет. Как в таком случае завершать рассказ, в котором уже две собаки? Появится ещё одна — бешеная. Почти затихшее повествование взрывается случаем нападения бешеной собаки на рассказчика. И как знать, не случись несуществующей, не быть тогда заведённой, а рассказчика загрызла бы бешеная. Получается, всё сложилось так, чтобы рассказчик был спасён. По итогу, собак вовсе не остаётся — бешеную пристрелят.

Изначально Тургенев не думал писать об этом. Прознав про данную историю, любил периодически рассказывать в кругу близких ему людей. Годы шли, реализм сменился в малой степени мистической составляющей. Тургенев писал рассказ о собаках, постоянно его переписывая. Отослал для публикации, прося придержать. Отзывал и переписывал. Общественность в то же самое время волновалась без чтения нового литературного творения. Получив для ознакомления, как уже сказано, остались без удовлетворения. Но читатель уверен — кто хотел ознакомиться с рассказом от Тургенева, нашёл в содержании всё ему нужное. Ничего мистического так и не случилось, фантазией это не оказалось. Что касается описанной ситуации — каждому мерещилось в темноте нечто подобное. Просто надо учесть — писатели обязаны обладать умением приукрашивать действительность. Отчего бы не скрипел пол под кроватью, воспринимаемый за собачий скулёж? Остальное не так-то сложно додумать, в том числе учитывая цепь случившихся событий.

Как не воспринимай «Собаку», в числе отмеченных вниманием рассказ не считается. Это одно из творений, созданных согласно авторского желания, придавшее силы Ивану для продолжения писательской работы. Читателю не составило трудности ознакомиться со столь невзыскательной историей, получилось сделать определённые выводы, продолжая знакомиться с творчеством Тургенева.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Тургенев — автор мистических историй? Воспринимаемый за писателя реалистического толка, Иван имел склонность к повествованию, вполне допустимого именоваться за фантазию. Но тут могло оказать влияние начало публикаций Александра Афанасьева, пробудившего интерес к сказочным историям, в том числе и относящихся к жанру мистики. Вполне допустимо предполагать разное. Кому-то покажется за вдохновителя Василий Жуковский с его «Людмилой», Николай Гоголь с «Вечерами на хуторе близ Диканьки», иные увидят влияние «Фауста» Гёте или некоторых произведений Одоевского, Соллогуба и Шевченко. Гораздо проще воспринять содержание за однажды приснившийся сон, для описания которого Тургенев не мог найти времени. Согласно сохранившихся свидетельств, идея о написании «Призраков» у Ивана появилась в 1855 году, постоянно отодвигаемая вследствие работы над другими произведениями. И вот к 1863 году возможность представилась.

Почему всё-таки сон? Согласно повествования к рассказчику приходила незнакомка во время ночного отдохновения. Она настойчиво звала явиться в определённое место. Проснувшись в первый раз, сочтя увиденное за сновидение, рассказчик не придал ему значения. Сон повторился, и вновь был проигнорирован. На третью ночь рассказчик уступил. Как охарактеризовать такое положение дел? Этого рассказчик понять не мог. Незнакомка говорила с акцентом, на лицо казалась за иностранку, к тому же начала утверждать, будто его любит. Её предложение — отправиться в любое место на выбор. Тургенев посчитал за позволительное дать им дорогу в известные ему места. Путешествия будут стремительными. Можно оказаться хоть в Италии, хоть во Франции. Или почему бы не поприсутствовать среди разинских казаков? Услышать их призыв: «Сарынь на кичку!»

Читатель не получит ответа, кем являлась незнакомка. Того и не требовалось. Мистическое приключение выполнено без обрамления в сказание об умертвиях. Поэтому трудно судить, насколько Тургенев склонялся к возможности написать страшную по содержанию историю. Это не русалка, желающая утянуть путника на дно. И ни кто-либо ещё, действующий из побуждения причинить вред. Остаётся только полагать, будто Иван описал сновидение. Только почему приснилось столь необычное видение? Искать причину того в той же мере нет необходимости. Главное, «Призраки» понравились современникам, никто не стал высказывать негативного мнения. Может рассудили, как хорошо видеть в Иване писателя, способного отстраниться мыслями от восприятия происходившего в действительности.

Можно упомянуть короткий рассказ «Довольно», с мучением написанный примерно в тех же годах, когда велась работа над «Призраками». О чём хотел сказать Тургенев? Мало какой читатель смог с точностью установить, разве только проведя сравнительный анализ с трудами Марка Аврелия, скорее найдя собственное осмысление оных от Ивана. Однако, подзаголовком к «Довольно» стало именование произведения в качестве «Записок умершего художника». Насколько оправдано вникать в содержание? Вероятно, Тургенев делал заметки, так и не найдя для них применения в более крупных произведениях. Можно даже предположить, невзирая на оставленные рукописи, текст созидался ради определённой цели, скорее для выражения имевшихся на тот момент мыслей. Иван мог оставить написанное в качестве черновика. В отличии от «Призраков» «Довольно» было встречено критикой, посчитавшей труд Ивана за ни к месту написанный. Грубо говоря, назвали проходным.

Невзирая на высказанное, Тургенев вскоре примется за ещё одну мистическую историю. Отчего бы не писать о том, что в тот момент более всего нравилось? Не всё ведь думать о России и о происходящем вокруг неё. Достаточно услышанных мнений после «Отцов и детей», чтобы дать себе некоторое время на отдых, собраться силами перед другим важным произведением — «Дымом».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как разобраться в прошлом? Можно читать исследования историков. А можно поступить методом Николая Полевого, переработав былое в форме художественного произведения. При этом требуется малое — поверхностно вникнуть в исследуемый исторический период. Тогда получится произведение по мотивам: скажет читатель. И будет прав. Как окажется прав в любом прочем случае, если какой-либо историк берётся за изучение прошлого, отстоящего от него на некоторое количество веков назад. Даже современники интересных для исследователя событий не могли знать всех особенностей происходящей вокруг них жизни. А теперь попробуй — спустя время — восстановить картину былого. Как решил поступить сам Николай Полевой? Взявшись поверхностно, с помощью бесед действующих лиц он стал углубляться в обстоятельства прошлого, поясняя уже современникам о том, как всё могло у них происходить. И взят был совсем неоднозначный момент из истории Руси, касающийся деятельности суздальских князей конца XIV века, продолжавших противостоять росту влияния Москвы.

Читатель словно подслушивает предлагаемые ему Николаем разговоры. Из беседы становится известно про недобросовестный поступок Симеона Кирдяпы, открывшего ворота Москвы для хана Тохтамыша в 1382 году. А как же событие, случившееся на два года ранее? — вспомнит читатель. Не объединилась ли Русь на Куликовом поле для сражения против орд темника-беклярбека Мамая? Как тогда, так и после, каждый русский князь прежде проявлял заботу о благе своих земель, не желая их разорения. Читатель может домыслить, что Тохтамыш с формальной точки зрения являлся царём над Русью, которому клялись в верности, когда получали ярлык на княжение. И если так, то поступок Симеона не мог восприниматься за неоднозначный. Впрочем, история полнится от множественного количества суждений. Факт предательства Симеоном жителей Москвы словно бы зафиксирован в летописных источниках. Посланный от Тохтамыша к москвичам с уверением в мирных намерениях, после чего Москва открыла ворота, и была разграблена. С другой стороны, таким образом Симеон смог воздать за обиды, нанесённые его роду московскими князьями.

Повесть о Симеоне примечательна стремлением Полевого рассмотреть ситуацию вне Руси, тогда как изучающий историю России чаще сосредоточен на событиях внутри, практически не обращая внимания на происходившее за её пределами. Как уже было сказано, Русь входила в ордынские владения. Значит, интерес должен быть гораздо шире. Однако, спроси кого, почему Орда начала слабеть, и знает ли он про Великую замятню, то ответа не последует. Раз за ярлыком на княжение приходилось ездить, должно интересовать — куда и каким именно образом. И отчего московские князья оный ярлык получали, впоследствии обращавшие на себя царский гнев, из-за чего страдать приходилось уже всей Руси. Полевой в продолжении повествования обратился к описанию другого властителя с Востока — к личности Тимура.

Читатель должен знать, Русь могла навсегда сойти на нет, продолжи Тимур шествие вслед за Тохтамышем на русские княжества. Владея землями от Китая до Крыма, желавший обогнуть весь мир, Тимур не встретил бы сопротивления, которое ему могли бы оказать. Неизвестно, о чём он вёл речи с рязанскими князьями, но простояв у границ Руси, отошёл в другие наделы. К чему Полевой затеял такой разговор? Как и всегда — Россия сильна при единстве внутреннего мнения. Как до нашествия Орды Русь могла противостоять угрозам извне, в какой-то момент ослабленная внутренними сварами, подпав из-за этого под иго, и как при возвышении Москвы вновь удалось достигнуть единства, вследствие чего последовало укрепление государства.

Читатель так и не поймёт: был ли Симеон в своих действиях прав, желая восстановления справедливости лично для себя, не желал мириться с властью над собою от других? Но история подлинно полнится от множества суждений. Простых ответов не может существовать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О Флобере говорят, будто он стал открытием для французской литературы. Словно никогда до него никто не писал столь же реалистично. В это можно верить ровно до той поры, пока не начинаешь знакомиться с творчеством другого французского писателя. Возьмёшься за Золя — светоч натурализма, никто в подобном духе прежде не смел излагать. Или возьмёшься за Бальзака — сколь правдиво повествовал Оноре. Или даже возьмись за Гюго — сколь реалистичен сей романтик мрачных фантазий. Столь же реалистичен окажется Дюма, если не вдаваться в неуместные для таких рассуждений… рассуждения. Вот и Флобер — открытие для французской литературы. Всё кажется гораздо проще, объясняемое банальнее некуда — не так-то много читают французских авторов вне самой Франции. Тогда поистине каждый писатель становится подлинным открытием. Поэтому не стоит мудрствовать лукаво, ни в чём не пытаясь умалить заслуг Гюстава Флобера.

Эмиль Золя говорил — Флобер никуда не спешит. Читатель согласится с данным мнением. Флобер действительно пишет размеренно, взвешивая каждое слово. После к такой тяжеловесности станут прибегать абсолютно все писатели, в той или иной мере претендующие считаться за классиков литературы. Впрочем, столь тяжело писали и до Флобера, хотя бы в той же Англии. Да и в самой Франции редкий писатель не считал за нужное пройтись тяжёлым слогом. Но Золя говорил ещё и то, что причина у Флобера имелась собственная — ему так хотелось писать. Гюстав не знал нужды, отчего не гнался за количеством страниц, абзацев, строк или слов — за что обычно писатель получал плату от издателя-книгопродавца. Более того, Флобер писал для себя самого, сам же печатая написанные им произведения, вовсе готовый обходиться минимальным количеством экземпляров. Может потому он не считал нужным угождать вкусам читателя. И вероятно потому по его произведениям нещадно проходились разномастные критики. В чём только не обвиняли Флобера… а ему становилось безразлично до всякого слова против его творчества.

Позади «Мемуары безумца» и «Ноябрь», а впереди долго зревший замысел очередного произведения. Флобер делал новые попытки писать, пока не пришёл к мысли создать сюжет, от которого читатель точно бы пришёл в возмущение. Захотелось написать о женщине вольных нравов, готовой совершать угодное только её духу. Не сказать, чтобы нравы французов середины XIX века были чем-то особенным, памятуя о происходивших за пятьдесят до того лет. Просто открыто сообщать читателю, что сперва повествование ведётся о неудачнике, чья жизнь — череда из совпадений, большую часть которых следует отнести к неблагоприятным; затем погружать в мир, где каждый каждому предатель, — становилось испытанием для привыкших к литературе в духе романтизма. Однако, рассуждая так, читатель впадёт в самообман. Всему этому во французской литературе уже было место. Разве читатель не желал придушить порядочное количество персонажей от Бальзака? Другое дело, акт наложения рук, в редкие времена в какой-либо стране считаемый за недопустимый к упоминанию в художественных произведениях. Да и имейся на подобное запрет, он точно бы не остановил Флобера. Читательское внимание всегда интересовало его в самую последнюю очередь.

В итоге «Госпожа Бовари» опубликована. Читатель негодует, с отвращением смакуя содержание произведения. Он мечет стрелы недовольства, глаза сверкают от ярости, руки же скользят по строчкам и с волнением перелистывают страницы. Потом скажут о влиянии Флобера на последующие поколения писателей. Вполне может быть. Даже поговаривают, один писатель в России создаст роман про женщину вольных нравов, готовую совершать угодное только её духу, правда вместо мышьяка она предпочтёт поезд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Существенно важная проблема, возникшая не так уж и давно, возможно уже никогда не найдёт разрешения. Требуется решить, что является более важным для России: быть собой, либо подобием чего-то. И эта проблема имеет глубокие корни. Ведь о чём не подумай — ценнее кажется пришедшее извне: что дворяне свой род выводили из европейцев или татар, что после хотелось нечто заграничное. А своё родное словно и не нужно вовсе. Может потому Константин Аксаков взялся донести через театральную постановку, как следует воспринимать окружающую действительность.

Исходя из имеющегося опыта, каждый в России желает своего. Баре, изредка приезжающие навестить владения, не понимают крестьян, желая видеть их более близкими к европейским представлениям. При этом сами баре вовсе не представляют жизни подвластных им крестьян. Вроде бы пост, а баре желают кушать мясо. Вроде бы условия жизни не из лёгких, а баре желают видеть крестьян нарядными и умытыми. Не помешает сделать их ещё и грамотными. Только зачем, если ничего читать крестьянам всё равно не доведётся. К тому же баре не знают самого главного — русского языка. Что же из этого получается? Зритель внимает театральному представлению, где офранцуженный или онемеченный барин тянет в Россию нечто европейское. Какое же это преобразование жизни в России? Тут скорее следует говорить о перемене нравов — о желании сделать из русских французов или немцев. Зритель вновь задавался вопросом: зачем?

Но всё это внешняя сторона вопроса. В своё время на Руси привили христианство, Пётр I провёл преобразования — и жизнь изменилась, стала иной. Прояви настойчивость, стать тогда русским подобием чего-то европейского. Если смотреть на исторические процессы, на их стремительные изменения, видишь допустимость едва ли не всего за относительно короткие промежутки времени. Дай русским право чувствовать себя свободными от тягот крепостничества, они притянут на себя влияние извне без посторонней помощи, за последующие пятьдесят-семьдесят лет став совершенно другим народом. Поэтому, о чём не пытайся рассуждать, всё это повергается во прах, должный остаться уделом оставшегося в прошлом. Внимать описываемым Константином Аксаковым проблемам вполне допустимо, если не делать попыток соотносить их с обстоятельствами из других времён.

Внутренняя сторона вопроса — едина для всего человечества. Куда не обрати взор, везде найдёшь сходные в сущности проблемы. Предлагается ситуация, когда нужно выбрать, кого из крестьян отправить в армию. Выбор падёт на сироту. Но не справедливей ли выбрать сына старосты, чьё потомство довольно многочисленно? В какой уголок мира не загляни, ситуация выйдет аналогичной. Наделённый властью, хотя бы самой малой, оной постарается воспользоваться, уберегая прежде всего ему родное. Должна ли при этом восторжествовать справедливость? В литературном произведении обязательно так и случится. Чем в данном случае ситуация с русским народом отличается от любого прочего? Оттого и нужно считать, что внутренние различия всегда надуманны. Если же говорить о внешних проявлениях — они всегда будут видоизменяться, зависимые от множества сопутствующих факторов.

Аксаков подвёл к самому разумного осмыслению ситуации — русский народ обладает собственной мудростью. Как не смотри на других, про сохранение своих традиций забывать не следует. Можно припомнить и желание Петра, прорубившего окно в Европу с целью перенять технологии, после чего желал окно наглухо заколотить. Не успев полностью перенять, потому и не заколотив, он привнёс необходимость жить под влиянием уже европейских нравов, продолжающих влиять на умы русских и поныне.

Автор: Константин Трунин

» Read more

История в понимании художественной литературы — всего лишь материал для работы. Как писателю захочется, таким образом будут происходить события. Пусть всё было несколько иначе, а порою и вовсе такого не происходило: это нисколько не скажется на повествовательной манере. Вот взять за пример Марка Твена, решившего написать про события трёхсотлетней давности. Был выбран короткий временной отрезок не самого спокойного для Англии времени, когда королём стал Эдуард VI, так за годы царствования и не сумевший дожить до совершеннолетия. Почему бы не сложить о нём легенду, каковая видимо в действительности имела место, будто короля на время подменили. Осталось дело за малым — сочинить о том увлекательную историю. Что у Марка Твена, конечно же, получилось.

Читатель может сколько угодно негодовать, упрекая писателя в излишне утрированном изложении. Но не стоит забывать — рассказ строился на жизнеописании детей, и подан сообразно их мышлению. Потому необходимо смотреть на устройство описываемого глазами мальчишек. Нет там ничего, кроме завышенных ожиданий от должного быть в окружающем мире. Нищий будет желать прикоснуться к жизни богатых, тогда как богач пожелает развеять скуку играми с ребятнёй. Как же тогда всё подстроить? Марк Твен решил поступить очень просто — мальчик-принц и мальчик-бедняк имеют очень схожую внешность. Даже родная мать не скажет, кто перед нею, если не вспомнит некоторых особенностей поведения. Вполне очевидно, перемена общественного положения произойдёт без проблем. Только о чём повествовать дальше?

Марк Твен решил идти путём наименьшего сопротивления. Действие происходит в Англии, значит все действующие лица должны быть чопорными и благородными. Нищий в образе короля начнёт проявлять заботу о подданных, выносить справедливые указы, при этом нисколько не претендуя на право считаться королём, только и ожидая возвращения настоящего принца, поскольку разумно опасается возможности быть лишённым головы. И наследник в образе нищего продолжает оставаться собой, ни в чём не смущаясь требовать проявления к нему уважения. Повествуй о событиях тех дней кто иной, сюжет мог оказаться про оставшегося при власти лже-короля. Марк Твен составил всё в духе сказочного сюжета о восстановлении справедливости.

А как быть с действительными реалиями? Неужели в Англии столь много благородных и чопорных людей? Читатель не увидит на страницах ни одного персонажа, должного именоваться подлым. Всякий из них надменен в случае необходимости заявлять о праве на уважение его достоинства. Если рассуждать таким образом, всё происходившее в Англии становится непонятным. Остаётся сослаться на детское восприятие. В глазах мальчишек благородства не занимать даже самым подлым людям. В их же глазах справедливость рано или поздно всё равно восторжествует. Юный читатель не понял бы других смыслов, имейся они на страницах произведения. Нужно видеть следующее — Марк Твен создавал идеальное чтение для детей, кому следует развиваться с осознанием должной быть присущей миру справедливости.

Читатель теперь понимает, почему история для художественной литературы — материал для работы. Писатели — не историки, чтобы до мельчайших тонкостей воспроизводить события прошлых лет. Да и кому интересно читать книги, где нет интригующих сюжетных поворотов? А вот читать про мальчика-принца, решившего обменяться социальным положением с мальчиком-нищим, довольно интересно. Даже будь главным героем выдуманный король, ничего в сущности в плане восприятия поменяться не могло. Можно сказать больше — до знакомства с «Принцем и нищим» читатель совершенно не знал подробностей об английских королях прошлого, особенно о правивших в середине XVI века.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть ли смысл говорить о набросках Льва Толстого? Если он о чём-то не пожелал проявлять заботу, некогда написав и больше к тому не возвращался, значит и потомку до того дела быть не может. Но какой исследователь творчества с таким подходом согласится? Всегда мнение писателя идёт вразрез с чуждыми ему суждениями. И раз толстоведы бережно сохранили те наброски, придётся и читателю уделить им внимание. Полнее образ вхождения Толстого в литературу не сложится. Однако, почему бы и нет.

1852 годом датируется набросок «Записки о Кавказе. Поездка в Мамакай-Юрт», выполненный на нескольких страницах. Толстой начинал с разрушения представлений о Кавказе, где на самом деле нет того духа высокого благородства, который сложился на примере впечатлений от творчества Лермонтова и Марлинского (Александра Бестужева). Сам Лев отправлялся служить, имея представления о прекрасном крае черкесов, черкешенок, бурок, кинжалов и бурных речных потоков. Только известно ли читателю — говорил в наброске Толстой — черкесов на Кавказе нет, а есть чечены, кумыки, абазехи, и не только они. После Толстой намеревался пересказать одну из местных легенд, того не сделав. Дальше он повествовать не стал.

В 1853 году был написан полноценный рассказ «Святочная ночь», никогда при жизни писателя не публиковавшийся. Толстоведы собрали его из рукописей, придав законченный вид. Они же проследили развитие авторской идеи. Изначально Лев замыслил повествование, именованное им как «Бал и бордель». Следующее название — «Святочная ночь». Но и этот вариант Толстой зачеркнул, написав поверх «Как гибнет любовь». Читатель может использовать любое из них, если желает как-то именовать данный рассказ. А раз толстоведы настаивают именно на варианте «Святочная ночь», то нужно к ним прислушаться. Пусть это создаёт ложное представление, будто повествование сложено в духе святочных рассказов. Совсем нет. Согласно сюжету можно говорить скорее про более близкое к смыслу первоначальное название — «Бал и бордель». Читателю предстояло сперва ознакомиться с беседой отца и сына, где отец интересовался, «волочится» ли за кем-нибудь его отпрыск, получив на то отрицательный ответ. Читатель сразу проявлял интерес к неблагозвучному слову, узнавая его как характеристику отношений, где один влюблён, стремясь к объекту любви, тогда как вторая сторона об этом ничего не знает. Что же — отмечает читатель, то дела молодости. Представленный Толстым отец выразит однозначное суждение — с возрастом никаких балов не надо, лишь бы посидеть одному в тишине. Оставшаяся часть повествования — забавы на балу.

Набросок «Дяденька Жданов и кавалер Чернов» сложен Толстым в 1854 году. Толстоведы находили в нём привязку к «Рубке леса». Читатель же скорее увидит в этом работу, чем-то отдалённо напоминающую другое произведение — «Два гусара». Возможно, начиная работать над описанием Жданова и Чернова, Лев понял бесполезность продолжения повествования, не видя смысл в развитии событий. Он сделал попытку сравнения, показывая сперва качества одного, потом другого. Что, к чему и как? Привычно спросит читатель, не раз задаваясь таким вопросом при знакомстве с ранними трудами Толстого. В этом случае ничего и не подразумевалось. Начав изложение, Лев быстро его закончил, более к нему не возвращаясь. Можно точно предположить, идею повествования он всё-таки применит при написании «Двух гусаров».

Как понимает читатель, знакомиться с содержанием приведённых тут набросков нет необходимости. Разве только из желания сложить определённый образ начинающего писателя. Ежели такое желание действительно есть — толстоведы всегда готовы поддержать, потому как любое знание о писателе будет полезно.

Автор: Константин Трунин

» Read more