Category Archives: Классика

Михаил Салтыков-Щедрин «Между делом. Первая часть» (1873)

Салтыков Щедрин Между делом

Своим литературным изысканием, именованным изначально «Между делом» Салтыков положил начало циклу «Недоконченные беседы», оный может вовсе и не планируя. В очередной раз Михаил хотел затронуть тему подрастающего поколения. И говорил он с явным пониманием, насколько опасно обсуждать подобное. Но нельзя избежать очевидного, сколько не отдаляй неизбежное. Теперь приходится пожинать плоды либерализации общества. Если Александр II позволил населению Империи иметь собственное мнение по каждому вопросу, ничего с тем уже не поделаешь. Особенно больно это стало принимать по отношению к молодёжи, отчего-то решившей выражать недовольство. Ничего более не могло исправить ситуацию, попытки царя свернуть реформы — путь к усугублению ситуации. Оставалось рассуждать о происходившем в стране. Впору было заявить: контроль полностью утерян. А всего лишь требовалось понять, какое поколение подрастает. Ежели не царь, то это сделает за него Салтыков.

Пришлось признать, молодёжь запуталась в мыслях. К чему она стремится? Того понять нельзя. Даже можно смело утверждать — ни к чему не проявляет стремления. Это не те люди, которые знали, чего хотели от жизни. Почему-то за каждым десятилетием деятельного проявления жизненной позиции приходило десятилетие без инициатив. Вот были нулевые годы — преобразование страны под руководством Александра I, затем десятые — принятие плодов побед над Наполеоном, в двадцатые — декабристский кризис, в тридцатых — апатия под давлением правления Николая, в сороковых — зарождение мысли о сопротивлении деспотическому режиму, в числе противников коего был и сам Салтыков. В пятидесятых — охлаждение, вплоть до полной отрешённости, усталость от желания перемен, смирение. В шестидесятых — разгорелся жар под воздействием реформ Александра II. В семидесятых случился надрыв, произошло переосмысление должного быть, вновь понимание происходящего зашло в тупик. Только как не говори про десятилетия, отмечаемые упадком, мысленная деятельность всё равно велась. Так и в семидесятых, тот же Салтыков, продолжал размышлять, что делал хотя бы по ему свойственному внутреннему убеждению, так как сам по жизненным принципам относился к деятелям из сороковых.

Однако, начало семидесятых не оказывалось столь уж спокойным. Наоборот, порыв к деятельности только зарождался. Понять его было непросто, поскольку ему предстояло медленно зреть, покуда не выльется в последующий террор, в результате которого погибнет и сам царь Александр II. Но там нужно говорить уже в другом тоне, так как беспокойство причинялось за счёт трудноразрешимого вопроса по управлению Польшей.

Вместе с тем Салтыков старался понять новые веяния в литературе. Положительные черты ему обнаружить не удавалось. Всё это следовало отнести на счёт отсутствия превалирующего мнения, каким должен быть литературный процесс. Со времён Белинского не осталось авторитетов, способных формировать общее представление и направлять в нужное русло. Литература развивалась сама по себе, используя сюжеты, не всегда требующиеся для ознакомления. Пока Михаил создавал мнение о происходящем, делился с читателем аллюзиями, кто-то прямо смотрел на действительность, показывая происходящие в обществе изменения. Касательно шестидесятых обычно ссылаются на Тургенева, то в семидесятые более уверенной поступью входил Достоевский: оба писателя старались обсуждать острые социальные проблемы.

Но разве не мог Салтыков влиять на общественное мнение? Это ему было по силам. Мешало единственное — отсутствие желания говорить прямо, либо присущее ему опасение, крепко вошедшее в подсознание из-за некогда нависавшей над ним угрозы стать сидельцем тюрьмы, либо быть отправленным в ещё более дальнюю ссылку, и не в статусе чиновника, как некогда с ним уже произошло при царе Николае.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Пошехонские рассказы» (1883-84)

Салтыков Щедрин Пошехонские рассказы

Можно бесконечно повторять: для лучшего понимания творчества Салтыкова — нужно быть его современником. В любом другом случае — не сумеешь правильно интерпретировать его тексты. Вот и в цикле работ, названных общим определением — «Пошехонские рассказы», — Михаил продолжал придерживаться излюбленного приёма использования аллегорий. Теперь читатель начинал знакомиться с жителями Пошехонья. Каждому было очевидно, Салтыков вновь взялся описывать нравы России. Но зачем придумывать новое место, забыв про тех же глуповцев? Всему этому обязательно существовало объяснение. Читатель понимал, обращаться к минувшему более не имеет смысла. Если прежде Михаил писал про Россию до Николая, при Николае, даже при Александре II, то ныне важно говорить про начало царствования Александра III. Вот поэтому предлагался для рассмотрения совершенно новый цикл, где на отстранённых примерах показывалась обыденность Империи.

Всего Салтыков написал шесть рассказов, первоначально названных «вечерами». То есть первый вечер — это повествование «По Сеньке и шапка», второй — «Audiatur et altera pasr» («Пусть будет выслушана и другая сторона»), третий — «В трактире Грачи», четвёртый — «Пошехонские реформаторы» («Андрей Курзанов», «Никанор Беркутов»), пятый — «Пошехонское дело», шестой — «Фантастическое отрезвление».

По первому рассказу можно было не понять, о чём Салтыков будет повествовать в дальнейшем. Читатель знакомился с сюжетом, по которому оказывалось излишне говорить про аллегории. Слишком нереальные образы предлагал Михаил. Но и в этом можно было найти так остро необходимое для выработки определённого мнения, и без лишнего повода готового находить подтверждение едва ли не во всём. Иной читатель мог заметить подобие малороссийских сказаний Гоголя, настолько Салтыков дозволил себе описывать чертовщину. Яркий пример — как игра в карты закончилась разоблачением одного из удачливых игроков, скрывавшего под перчатками гусиные лапы.

Во втором рассказе Салтыков выступил с собственным наблюдением, призывая к обдумыванию, прежде совершения поступков. В обществе усилилось мнение о необходимости повернуть реформы Александра II вспять. Разве это окажется благом? Неужели правление прежнего царя сталось столь губительным для России? Дабы это понять, лучше снова вернуться к творчеству Михаила, созданному во время царствования Николая. И тогда наконец-то получится понять, насколько благим бывает то, к чему некогда относились с презрением, и насколько презренным оно станет опять, попробуй это возродить.

В третьем рассказе Салтыков подробнее остановился, каким образом реформы Александра II повлияли на население. Кратко говоря, ничего в сущности своей не изменилось, если рассматривать, не придавая значения конкретным деталям. Как и раньше — кто-то сумел приспособиться и оттого торжествует, а кто-то пал, униженный и обездоленный. Такое можно встретить хоть среди находящихся у власти, либо среди остального люда, в том числе и среди избавленных от крепостничества.

В четвёртом рассказе Михаилом отображено два варианта продолжения развития событий. С одной стороны — можно продолжать жить, уповая на Бога, смиренно соглашаясь со всем, чему предстоит свершиться. С другой — иметь твёрдое мнение, осуществления коего добиваться всеми возможными способами.

В пятом рассказе Салтыков дозволил себе показать излишне похожую на действительность ситуацию, вследствие чего была точно установлена взаимосвязь Пошехонья с Россией. Но ежели так, то есть ли смысл на этом акцентировать внимание, особенно цензорам? Всякое признание в неблагожелательности описываемого отчего-то не порождает искоренение оного, а сугубо порицание автора, использовавшего элементы настоящего для его же очернения, невзирая на присущую тому черноту.

В шестом рассказе ставилась точка. Приходилось признать — влияния оказать не сможешь, всё равно ничему не бывать таким, каким его желаешь видеть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев — Рецензии 1850-54

Тургенев Рецензии

Во втором номере «Отечественных записок» за 1850 год Тургенев опубликовал несколько слов об опере Мейербера «Пророк». Иван уведомлял русского читателя о новинке парижской сцены. Теперь имя Мейербера утратило пышность былого значения, а среди современников он имел популярность. Вот поэтому Тургенев обошёлся без лишних велеречивых выражений, указав, насколько данная опера должна быть популярна. Отметил Иван и своё согласие с содержанием оперы, поддерживая стремление автора к эклектичности наполнения.

В третьем номере «Современника» за 1851 год Иван опубликовал рецензию на альманах стихотворений «Поэтические эскизы», изданный Позняковым и Пономарёвым. Исследователи литературы середины XIX века отмечают упадок значения поэзии, утратившей звучность рифм и полноту понимания смысла существования данного рода искусства. Может потому Тургенев отметился рецензией, невзирая на мало кому известных поэтов, чьи стихотворения вошли в альманах, да и издан он был, в числе прочих, теми же Позняковым и Пономарёвым, хотя бы так заявлявшим о существовании у них склонности к поэтизированию.

В том же «Современнике», но уже за 1852 год, в первом номере Тургенев опубликовал рецензию на роман «Племянница» Евгении Тур. Иван сделал попытку понять, насколько женщина вообще может быть писателем. Выходило так, что женщине хватит смелости писать о том, о чём мужчина предпочтёт умолчать. Вероятно из-за этого Тургенев отмечал водянистый стиль изложения, при этом значительная часть рецензии — пересказ.

В третьем номере — несколько слов о новой комедии Островского «Бедная невеста». Ставший популярным, Островский мог переживать творческий кризис, так как публике сталась известна всего лишь одна его комедия, теперь такой чести удостоилась ещё одна. Тургенев не стал беспредельно восхищаться, умеренно выразившись, сославшись на необходимость справедливой критики, чем позволить молодому драматургу совершать ошибки на стезе сочинителя пьес.

В четвёртом номере — заметка о «Записках ружейного охотника» Сергея Аксакова. Имея близкое знакомство с Аксаковыми, Тургенев не позволил себе резких замечаний по поводу содержания. Он восхищался, пересказывал и тут же пробовал сам сочинить нечто подобное. К октябрю Иван переосмыслил содержание, читая критические высказывания рецензентов, вследствие чего составил очередную заметку на «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», посетовав на стремление Аксакова делиться сугубо воспоминаниями, тогда как с той поры многое поменялось, в том числе охотничьи ружья и собаки. Опубликована заметка была в первом номере «Современника» за 1853 год.

В первом номере того же издания за 1854 год опубликована короткая заметка на сборник малороссийских рассказов Григория Данилевского под названием «Слобожане». Тургенев сравнивал это издание с «гладкой, белой, превосходно сатинированной бумагой».

В четвёртом номере — несколько слов о стихотворениях Фёдора Тютчева. Иван радовался наконец-то вышедшему сборнику, где собраны лучшие работы поэта. Тютчев для Ивана стал свидетельством преображения русской поэзии, явлением нового Пушкина. В самом сборнике стихотворений имелось предисловие, приписываемое как раз Тургеневу, где выражалось одобрительное отношение редакции «Современника».

В десятом выпуске — предисловие к публикации в «Современнике» стихотворений Баратынского, до того практически не бывших знакомыми читателю.

Среди прочего неупомянутого, предлагается назвать набросок «Степан Семёнович Дубков и мои с ним разговоры», не реализованный в форме художественного произведения. Читать его нет нужды, если у читателя для того не имеется стремления. Достаточно поверить исследователям творчества Тургенева, посчитавшим набросок реализованным впоследствии при написании «Рудина», когда в образе Пигасова тот был якобы использован. Сам набросок небольшого объёма, не дающий уверенного понимания, к чему Иван брался подвести его по содержанию.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Два приятеля» (1853), «Затишье» (1854)

Тургенев Два приятеля

Тургенев начал уставать описывать обыденность. Какой в том толк? Говоришь про несуразные вещи, не видя никакого смысла. Иван и сам то понимал, откровенно называя некоторые труды вздором. Как бы жизнь не заслуживала права на отображение в виде литературного произведения, всё-таки нужно уметь находить грань, исходя из которой читатель должен сделать вывод из прочитанного. А если представлять вниманию истории без повода к осмыслению, то и приступать к подобному не следует. Думая так, Иван находил силы практиковаться в прозаическом искусстве, хотя бы так поддерживая умение излагать истории. Теперь он приступал к описанию «Двух приятелей», чья жизнь — подлинный вздор, пусть и имеющий вероятность состоять из событий, происходивших в действительности.

Тургенев отобразил на страницах человеческое существование, омрачив действие промежуточной трагедией. Сталось так, что захотелось одному товарищу жениться. Стал он с другом объезжать окрестности, присматривая невесту. Куда бы не входил, везде видел радостное стремление ему помочь в обретении семейного счастья. Ради приезда наводился повсеместный порядок, готовился большой праздник, столы ломились от яств, невесты поражали внимание талантами и красотою. На кого в итоге пал выбор? На невесту из той семьи, где ничего подобного не происходило. Жениха встретили без особой радости, изысками не угощали, и дом являл собой образец скромности. Друг отговаривал товарища от такого выбора, но тот мнения не изменил. Тут бы повествование повернуть в сторону описания правильности поступка жениха. Тургенев решил создать трагедию.

Иван отправил прежнего жениха — теперь мужа — в отдаление, где того, по воле судьбы, закололи на дуэли. Вновь появилась возможность завершить повествование, не дав истории окончания. Тургенев продолжил рассказывать, позволив другу убитого товарища посметь сделаться мужем вдовы. Поступив так, Иван мог продолжать повествовать бесконечно. Только теперь история наконец-то заканчивалась. Читатель понимал: получился подлинный вздор, не требующий никакой дополнительной интерпретации.

Следующей повестью для Тургенева стало произведение «Затишье». Нечто подобное Иван прежде писал, обставив в виде пьесы «Месяц в деревне». Снова на страницах происходит разрушение устоявшегося уклада. В месте, где всему придавалось определённое значение, возникла необходимость переосмысления отношения к происходящему, по причине приезда человека, вроде как с целью проверки. Начинается привычный цикл из зазываний в гости, представлений и балов, дело даже доходит до дуэли. В сущности ничего нового не происходило. Может показаться, «Месяц в деревне» зазря приобщался для сравнения. Просто Тургенев описывал банальную обыденность, если кому и интересную, то точно не современникам. Оттого эти работы Ивана, написанные им до 1855 года, в абсолютном большинстве всегда проходят мимо читателя, словно ничем не примечательные. Оно и понятно, начиная с «Рудина», Тургенев станет писать в определённой манере, более близкой к стремлению философического понимания действительности.

Нельзя однозначно рассуждать, к чему в те годы стремился Тургенев. Да и натура писателя — трудно поддающееся объяснению понимание. Творческий порыв всегда становится явлением спонтанным, часто приходя слишком поздно, чтобы суметь воспользоваться приходящими мыслями. Но и выковать талант следует до начала реализации новых замыслов, за которые впоследствии будут ценить. Требовалось выходить на иной уровень, к которому Иван был уже полностью готов. Наконец-то у него вскоре должно было выработаться понимание, каким должно быть продолжение. С другой стороны, раньше Тургенев итак дозволял вольности, создавая произведения, воспринимаемые цензорами неоднозначно. Теперь же, когда Николаю осталось недолго царствовать, наступала возможность открыто говорить на темы, считавшиеся недопустимыми.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Три встречи», «Постоялый двор» (1852)

Тургенев Три встречи

Если требовалось отходить от «Записок охотника», тогда о чём писать? И нужно ли стремиться к чему-то иному, нежели делиться сведениями о ком-то другом, если в голове не появляется образов, способных сойти за полностью выдуманные? Складывать слова в повествование у Тургенева получалось, оставалось разобраться, насколько требуется созидать истории именно о том, о чём Иван брался сообщать. Сами произведения не писались с лёгкостью, приходилось брать долгие паузы. В иные моменты Иван серчал на невозможность собраться с мыслями. Находились другие дела, отчего литературный процесс периодически останавливался. Тургенев стал уже востребованным у издателей, и они просили предоставить материал для публикации в журналах. Говорить о проходных работах уже не приходилось: совесть не позволяла Ивану писать ради пустого наполнения страниц. Приходилось искать сюжеты, обдумывать развитие ситуаций, чтобы не стать обладателем репутации ненадёжного писателя. Тургенев понимал: лучше продолжать писать, нежели делиться недоработанным текстом.

Это всё мысли Ивана, тогда как его подход к изложению оставался прежним. Тот же слог, не позволяющий читателю понимать описываемое. Стоило на мгновение задуматься, как происходящее в произведении переставало оставаться понятным. Может потому творчество Тургенева служило определением для понимания непосредственно самого читателя, способного вдумчиво читать, либо такой способности не имеющего. Ежели читатель стремился найти скрытое послание, такого он обнаружить не мог, представленный необходимости внимать рассказу, пусть и содержащему смысловое наполнение, но более в части изложения некой истории, будто бы имевшей место быть.

Если брать для рассмотрения повесть «Три встречи» — это описание ряда эпизодов из жизни рассказчика. Тургенев словно пытался донести до читателя, насколько тесен мир. Сообщая историю, Иван показывал ограниченность доступного человеку пространства. Ведь будь ты хоть родом из глухого села, где-нибудь в крупном населённом пункте обязательно встретишь односельчанина, и даже встретишь там, где того не ждёшь, пускай и в далёком от родного края месте, где не ожидаешь встретить людей, имеющих отношение к твоей стране. Такова должна быть присказка, поскольку читателю сразу становится известным, как герой повествования однажды заслушался голосом исполнительницы за границей, теперь оный же услышав в российской глубинке. Он не мог поверить в совпадение. Как быть дальше? Тайна голоса должна быть обязательно разгадана, как бы тому рассказчик не противился. Тургенев решил поступить иначе. Последует третья встреча, действующие лица предпочтут разойтись, а герой повествования и вовсе решит никогда не узнавать, с кем его постоянно сводила судьба.

Может показаться, «Три встречи» — часть «Записок охотника». Обстоятельства представляются под видом случая, произошедшего между делом, когда рассказчик выехал на охоту. Но такого мнения не придерживался сам Тургенев.

К «Запискам охотника» иногда относят повесть «Постоялый двор», в которой вёлся рассказ про вольноотпущенного крестьянина. Читателю сообщалось, каким образом помещики способны обращаться с людьми, не согласные терпеть чужую волю, обязательно желая доказывать право на личное мнение. Никто не станет спрашивать крестьянина про его стремления. Ежели понадобится постоялый двор, на котором тот чувствовал себя хозяином, разрешение ситуации будет найдено быстро. И останется крестьянин без ничего. Что он мог сделать? Только поджечь имущество, столь бессовестным образом у него отобранное. Читатель может начать рассуждать, вырабатывая определённое суждение. Да требуется ли? Вновь остановимся на мнении: Тургенев поделился историей, им услышанной. Была ли она на самом деле? Вполне вероятно. Остановимся именно на таком предположении. Теперь нужно дождаться, когда Иван возьмётся за написание больших произведений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Муму» (1852)

Тургенев Муму

Каких только аллюзий не находили в «Муму». Одна из них была поистине эпического размаха, где под главным героем повествования — Герасимом — понимался весь русский народ. Но и без аллюзий у рассказа нашлись противники в виде цензоров, увидевших в тексте для всех очевидное — самодурство помещиков. Закладывал ли в «Муму» некий смысл сам Тургенев? Или он просто изложил историю, которую ему рассказали очевидцы? Будучи под царским требованием находиться в родовом поместье, Иван нашёл интересную тему для повествования, им и реализованную. Поэтому нужно оставить домыслы в стороне, сконцентрировав внимание на содержании, допуская очевидное — кое в чём Тургенев всё-таки позволил себе вольности, домыслив обстоятельства, о которых никто не мог доподлинно знать.

Рассказываемая история не имеет привязки сугубо к Муму. Главным героем повествования был и остаётся Герасим — дворник в московском поместье, некогда крестьянин-пахарь. Будучи глухонемым, оставаясь нелюдимым, Герасим пытался найти существо, способное быть предметом его радостей. Не так важно, кто за таковое будет принят, лишь бы оно позволяло о себе заботиться. Герасим вполне мог опекать дерево, либо заботливо относиться к метле, но для повествования о горькой судьбе такое не подойдёт. Гораздо лучше показать на примере несостоявшейся любви. А полюбил Герасим прачку из дворни, за которую решил вступаться всякий раз. И не быть у истории продолжения, не вмешайся в дело посторонние, по чьей воле девушку выдали за другого, тогда как Герасиму пришлось проглотить обиду. Являясь человеком впечатлительным, он глубоко уйдёт в себя, испытывая сильные переживания. Герасим не станет крушить окружающую обстановку, показав умение соглашаться с ниспосланным судьбой. И на девушек Герасим вовсе более не обращал внимания.

Как быть? Предмета для заботы у него так и не появлялось. Он не нашёл дерево для опеки, к той же метле относился с прежней чёрствостью, словно сердце обратилось в камень. Никто не мог от него ничего дознаться — нелюдимость его не покидала. Всё изменилось, стоило подобрать собачку, кого и стал Герасим с той поры опекать. Будь собака спокойного нрава, молчаливая и без характера, склонного к проказам, тогда быть истории опять без продолжения. Но собака беспокоила барыню, уставшую от её присутствия во дворе. Дворня на свой лад поняла волю хозяйки, заставив Герасима избавиться от собаки. И вот уже из понимания этого обстоятельства исходит необходимость трактовать произведение.

Тургенев не обличал помещиков в самодурстве. Он описал дворянские привычки в том виде, в каком они присущи большинству людей, наделённых избыточным количеством средств. И не надо находить в тексте того, к чему Иван не побуждал. Суть повествования свелась к тому, что Герасим в очередной раз не захотел вступать в противоречие с дворней, предпочтя поступить так, как от него требуют. Если появилась необходимость избавиться от собаки, это он сделает собственными руками. Потому Герасим утопит Муму, а Тургенев опишет процесс утопления с максимальной отрешённостью, словно сам являлся глухонемым. Не будет даже всплеска воды, словно собаки и не было в лодке.

Читателю важно понять, как Герасим отнёсся к необходимости избавления от Муму, какие действия предпринял впоследствии. Действительно ли он мог сбежать со двора, добраться до родной деревни и там пропасть для мира окончательно? Ведь Герасима толком не искали, и прожил он остаток жизни, более никем не потревоженный. Просто так сложились обстоятельства… вот и всё.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Дневник лишнего человека» (1850)

Тургенев Дневник лишнего человека

Проживая вне России, Тургенев написал «Дневник лишнего человека». Почему так получилось? Какие нужно из этого делать выводы? И почему мысль о ненужности возникает именно за пределами страны? Описывал ли Иван собственное состояние? Или он услышал эту историю от третьих лиц? Или всё оказывалось гораздо проще… Тургенев пожелал представить для внимания ситуацию, практически классическую, возникшую на теме «маленького человека»? Вновь от главного действующего лица ничего не зависело. Да и могла ли завесить хотя бы самая малость? Нет. Иван опять создавал образ персонажа, чья жизнь рушилась под воздействием внешних обстоятельств, тогда как никакого желания с этим бороться не проявлялось. Можно даже сказать проще, в образе главного действующего лица проявлялись те самые черты, позже получившие от Ивана прозвание нигилизма, которое он выведет с помощью романа «Отцы и дети».

«Дневник лишнего человека» — повествование в виде датированных записей. Читатель знакомится с персонажем, впавшим в смертельную хандру, полном уверенности — через четырнадцать дней его не станет. Будучи молодым, перешагнувшим с третьего на четвёртый десяток лет, персонаж с полной серьёзностью рассуждал о неизбежном скором конце. Он был в этом чрезмерно уверен, не допуская в мыслях иного. И читатель даже мог начать думать, будто к окончанию четырнадцатого дня рассказчик на самом деле умрёт.

О чём можно рассказать за четырнадцать дней? Есть три пути. Если следовать по первому, то сообщать на страницах дневника о текущем положении. До какой степени подобное допустимо? Читатель быстро устанет внимать беспрерывному упадку в настроении. Да и какой смысл говорить лишь о приближающейся смерти, поддавшись чувству хандры? Второй путь: следить за жизнью других. То есть можно писать о происходящем вокруг. Для выбора подобного пути всегда находятся желающие. Нет никакого затруднения смотреть на мир собственными и чужими глазами, выражая личное мнение в виде дневниковых записей. Но какой тогда третий путь? Описать жизнь с самого начала, поведав о печалях и радостях, поясняя, по какой причине всё сложилось именно так. Рассказчик у Тургенева пойдёт как раз по третьему пути.

Что говорить о главном действующем лице? Его впору назвать несмышлёнышем, сколько не стремись оправдать. Лучшие годы закончились со смертью отца, после чего семейные дела расстроились. От всего пришлось избавиться, кроме одной деревни. Некоторое время рассказчик прожил в Москве. Теперь же, когда он взялся повествовать, дни свои он посчитал сочтёнными из-за пребывания в той самой деревне, оставшейся от всего, чем некогда владела семья. Никаких перспектив не осталось, скорее придётся расписаться в невозможности сохранить последнее. Прилагал ли рассказчик усилия к улучшение положения? Особых стараний читатель не увидит. Просто жил, ни к чему не проявляя стремления, существуя по принципу необходимости существовать.

Видя упадок отдельного рода, читатель станет свидетелем пробуждения, стоило главному действующему лицу испытать любовное чувство. Тем Тургенев показал существование единственного средства, способного вернуть желание жить в полную силу, — надо иметь сильное увлечение, ради которого находить любую возможность к оному иметь отношение. Хоть бы и не любовь Иван описал на страницах дневника, надежда на благополучный исход всё-таки появлялась. С подобным изменением сюжета лишний человек мог начать ощущать нужность, поскольку именно от самого человека зависит, как он должен относиться к жизни, стремиться к чему-то или плыть по течению, радуясь с ним происходящему или от всего отворачиваясь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Жид» (1846), «Петушков» (1847)

Тургенев Жид

Помимо собственных впечатлений, можно делиться с читателем услышанным от третьих лиц. Допустим, не каждый способен выразить мысли на бумаге, являясь при том отличным рассказчиком. И не каждый умеет воплотить на бумаге собственные мысли. Зато у некоторых получается пересказать услышанные истории, придав им требуемый для художественного произведения вид. Не следует определённо утверждать, насколько тот или иной сюжет является реализованным подобным образом, важнее выработать понимание, каким образом это позволяет раскрыться писательским способностям, пусть и основанным на постороннем впечатлении. Например, рассказ «Жид» — повествование о прошлом, действие развивалось в дни войны с французами. И героем повествования невольно стал представитель иудейского вероисповедания, пытавшийся извлечь выгоду для себя и семьи, но в итоге пострадавший из-за суровости законов военного времени.

Тургенев показал читателю человека, в чём-то честного, более — лишённого умения входить в чужое положение. Да и зачем герою принимать присутствие русских войск за благо? До него не было дела и до того, кто бы не ходил по землям, где он жил. Ему оказывалось нужнее выжить при очередных изменяющихся условиях. А какой у него есть товар на руках? Весьма эфемерный. Герой повествования пытался выжить за счёт красоты дочери. Только лишь требовалось найти защитника, на чьи плечи возложить безопасность семейного очага. Таким защитником выступит рассказчик. Может в силу юности, повествующий историю словно и не ведал, с каким человеком ему довелось иметь знакомство. По его словам выходило, будто герой его рассказа — наглый и пронырливый делец, желающий иметь выгоду от отношений дочери с русским военным, для чего всячески уговаривал дочь быть близко к рассказчику душой, прочее дозволяя сугубо в мыслях, и то ускользая в момент наибольшего стремления рассказчика разделить участие в её судьбе.

Насколько Тургенев придерживался натурализма в описании? Скорее следует говорить про опыт работы с жанром сентиментализма. Читатель обязательно проронит слёзы в конце повествования, невзирая на справедливость представленного на страницах решения. При этом останется неважным, кто будет вынужден принять смерть. Мораль для того и должна читаться между строк, дабы читатель твёрдо усвоил тяжёлую долю людей, кому не дано совладать с несправедливым к нему отношением. Только это не было полностью таким для современников Ивана. Иудей вышел на страницах лживым созданием, решившим сперва нажиться на русских, после их извести руками французов. Что касается девушки — она осталась инструментом в руках отца, не имевшего способности понять значение поступков, как их не оправдывай с позиции требований к поведению женщин в обществе.

Следует упомянуть ещё один рассказ Тургенева. Повествование именовалось по фамилии представленного на страницах действующего лица — «Петушков». Иван описывал банальную ситуацию, обыденную для любого периода человеческого существования. Он сообщал о случае раннего сиротства и пренебрежительного отношения опекуна. Будучи малым ребёнком, герой повествования не мог препятствовать деятельности опекавшего, приведшего порученное ему состояние в упадок. Теперь оставалось читателю внимать, как герой повествования будет себя осознавать, чувствовать обречённость, почти ничего в итоге не получив из должного к нему перейти по наследству. Теперь ему сорок лет, начинать с нуля затруднительно и маловероятно. И что из этого должно следовать? Наиболее верно считать, что в такой ситуации Тургенев предпочтёт оказаться ещё раз, изменяя условия повествования, готовый представить вниманию читателя уже другое произведение — «Дневник лишнего человека».

Так, за пробами пера, наступил 1847 год, наиболее важный для Тургенева.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Тургенев «Андрей Колосов» (1844), «Бретёр», «Три портрета» (1846)

Тургенев Андрей Колосов

Несмотря на значение творчества Ивана Тургенева для русской литературы, однозначного и благоприятного отношения к нему всё равно не существует. Многим не нравится манера повествования писателя, которую не назовёшь подлинно классической. Может причина кроется в том, что Тургенев начинал создавать литературные произведения в период перехода понимания художественного процесса в России, когда ломались прежние устои, бравшие начало в Европе, теперь переходящие в нечто собственное, близкое сугубо самому государству. Да и исследователи творчества Ивана постоянно делают отсылки на Белинского, ратовавшего за привнесение в литературу элементов жизни, без излишнего украшательства. И такая позиция в скором времени войдёт в полную силу, став неотъемлемой частью произведений русских писателей, тогда как в той же Европе или Америке продолжат стоять на позициях романтизма, не готовые сдвинуться с не такой уж и мёртвой для них точки. Что же касается Тургенева — он созидал в угодной ему манере… и вот именно эта манера не всякому оказывается по зубам.

Тургенев точно боролся с засильем романтизма. Уже его повествование «Андрей Колосов» — протяжный рассказ, где использовались элементы, должные сообщить читателю, насколько склонен Тургенев придерживаться традиции литературы первой половины своего века. Вместе с тем, повествование переходило на новый уровень, прежде казавшийся практически несвойственным. Читатель может и не понять, если о том отдельно не сообщить. Но для того ли создавал произведение Тургенев, чтобы кому-то пожелалось критически рассматривать содержание? То и не требовалось. Взыскательный читатель может и обратит внимание на сообщаемое на страницах, критик постарается вникнуть в описываемое, тогда как для остальных повествование останется сухим, откуда невозможно вычленить суть рассказываемого. Может Тургенев такого и сам не желал, просто пробуя силы в создании прозаических произведений.

Аналогичного мнения стоит придерживаться касательно повести «Бретёр». Читатель из названия сразу понимает, о чём будет вестись речь. Бретёрами называли людей, проявлявших излишнюю склонность к проведению дуэлей. Но разве можно о подобном писать в николаевской России? Само понимание дуэли заключало в себе противозаконное деяние. Невзирая на это, дуэли постоянно проводились, чаще заканчиваясь устным предупреждением, после чего горячий порыв остывал, и намерение быстро забывалось. Иной читатель вспомнит, насколько Александр Пушкин подходил под описание бретёра, столь же скорый на желание стреляться, как и отходчивый. Но у Тургенева был представлен другой персонаж. Конечно, вновь дуэль из-за желания защищать честь, стремление оберегать непорочность женщин. Окончание у повести вышло кровавым. Писал ли кто о подобном до Тургенева?

Отдельного упоминания заслуживает рассказ «Три портрета», ставший одним из тех произведений, благодаря которым у Тургенева получилось состояться. Единственный момент, ясно усваиваемый читателем, — содержание касалось охотничьих баек. Заглядывая наперёд, зная, насколько важными станутся рассказы из цикла «Записки охотника», читатель вынужден пристально наблюдать, каким образом созидалось одно из первых произведений, вполне бывшее способным войти в цикл. Тому помешала блеклость наполнения. Исключение стоит сделать для главной особенности: основное направление Тургенев для себя твёрдо установил. Теперь оставалось показать читателю, насколько Иван являлся наблюдательным. Потому романтизм отходил на самый дальний план, так как повествовать приходилось, опираясь на собственные воспоминания.

Читателю теперь требовалось запастись терпением, в случае его интереса к творчеству Тургенева. Современниками Иван мог казаться подающим надежды. И совсем скоро такое мнение подтвердится. Теперь нужно запастись терпением и потомку, коли есть желание разобраться в творчестве писателя более детально.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Константин Аксаков — Разные труды 1837-48

Константин Аксаков Сочинения

Сложность в восприятии литературного наследия Константина Аксакова — в неоднозначности. Несмотря на твёрдость взглядов, он всё равно оставался человеком лёгких порывов, глубоко переживающим существование противоположных суждений. Умея настоять на своём, он только этим чаще прочего и занимался, тогда как измыслить нечто своё, не опираясь на мнение оппонентов по спору — не умел. Пусть остались труды, намекающие на самостоятельность мышления. Однако, приходится так говорить, опираясь на фактическое большинство написанного Константином.

Посмотрим на труды, написанные с 1837 года. К раннему литературному опыту стоит отнести фантастическую повесть «Облако», остающуюся уделом понимания излишне сочувствующих автору. В 1839 году Константин выступил с хвалебной рецензией по адресу книги переводов «Прелюдии» за авторством Каролины Павловой, благодаря которой зарубежный читатель мог познакомиться с русской литературой. В том же году Аксаков обратил взгляд на дела отечественной литературы статьёй «О некоторых современных собственно литературных вопросах». Он замечал печальное положение современных писателей, поскольку публиковаться им приходится исключительно в толстых журналах, либо сами толстые журналы формируют вкус у читателя, принуждая внимать определённому, поскольку не позволяли писателям выражать собственную волю, требуя предоставлять материалы на заданную ими тему.

В 1842 году Аксаков сочинил рассказ «Вальтер Эйзенберг», он же «Жизнь в мечте», согласно которому выходило, что основное действующее лицо страстно создавало собственный портрет, теряя силы с каждым штрихом. Стоило закончить картину, как её создатель умер. В том же году написана статья «Несколько слов о поэме Гоголя: «Похождения Чичикова, или Мёртвые души». Гоголь ставился на писательский Олимп, по таланту сравнивался с Шекспиром, а само содержание поэмы Константин постарался подвергнуть тщательному анализу, достаточно обыденному для потуг академических критиков. Разбирались совсем уж несуразные особенности, вроде попытки понять национальность главного героя, почему ему нравится быстрая езда и поднимаемая пыль за каретой. Аксаков нисходил до того, что готов был и на основании поднимаемой пыли делать глубокие выводы, находя нечто в том определяющее. Тогда же написана статья «Объяснение», в которой Константин вступал в ответную полемику с Белинским, так как тот выразил несогласие со сравнениями Аксакова.

В 1845 году написана рецензия на «Разговор» Ивана Тургенева. Константин отметил вялость слога молодого автора, но увидел возможный потенциал. Критическое мастерство Аксаков пытался подтвердить сводной статьёй «Физиология Петербурга, составленная из трудов русских литераторов», разбираясь в книжных новинках. Он обозрел литературный сборник Соллогуба под названием «Вчера и сегодня», где укорил Одоевского за недопустимость возвышаться над народом, делиться такого рода мнением с читателем. Там же хвалил Жуковского за стихотворение «Капитан Бопп». В другой части Константин рассуждал о труде Никитенко «Опыт истории русской литературы», стараясь оказать влияние на автора собственным авторитетом историка. Последняя часть — обозрение «Петербургского сборника», изданного Некрасовым. Вновь Одоевский заслужил осуждение, зато Тургенев был ласково вознесён, настолько Аксакову понравился рассказ «Хорь и Калиныч».

В 1847 году написаны «Три критические статьи господина Имрек», по мнению Аксакова должные продолжать считаться актуальными.

В 1848 году написан разбор понимания значения слов «Публика и народ». Константин пожелал отделить одно от другого. Для него публикой стало нечто несвойственное русскому человеку — явление более западное, пришедшее в Россию вместе с поветрием галломанства. Там же Аксаков постарался провести черту между городскими и деревенскими жителями. Мысль Аксаков продолжал речью «О Карамзине», написанную для произнесения перед симбирским дворянством. Сразу ставилось на вид, насколько Карамзин знаком дворянам (публике), при этом остающийся неизвестным для народа.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5 98