trounin.ru

Пусть имя Суворова значительно поблёкло с прошедшими годами, что связано с малым знанием истории России после смерти Петра Великого и до падения династии Романовых, для ближайших потомков его имя ассоциировалось с величайшими военными заслугами, как и ассоциируется ныне, но без понимания подлинно им проделанного. Николай Полевой взялся рассказать про жизненный путь полководца, предваряя тем свои крупные исторические изыскания биографического толка. Но как поведать о человеке, чья слава не должна увянуть в веках? Полевой понимал, насколько ограничен в средствах. Несмотря на прошедшие сорок три года со смерти Суворова, не вся информация о нём была доступна: может о чём-то современники тех дней предпочли умолчать, или не обо всех обстоятельствах известно. Николай выражал уверенность, что в будущем о Суворове станет известно гораздо больше. Пока же, читатель должен был принять такой вариант, какой Николай для него измыслил.

Основным предком, связывающим Суворова с Россией, стал шведский дворянин, приехавший на Русь в 1622 году. Сложно представить, чем его прельстила страна, которая за десять лет до того возненавидела всё шведское, по причине интервенции в период Смутного времени. Тем не менее, Суворов вёл род от того дворянина. Читатель теперь должен проявить интерес, когда сам Суворов понял, что ему быть прославленным военным? Пожалуй, с юных лет никто его всерьёз не воспринимал. Отец, крестник Петра Великого, сам стяжавший славу на полях сражений, в оной сыну отказывал, видя явную неказистость отпрыска, к тому же Суворов был малого роста. Может поэтому, либо по традиции, пошедшей с Петра, отец с рождения не стал приписывать Суворова ни к одному полку, дабы он начал службу с самого малого звания. Из этого и станут впоследствии рассуждать о таланте полководца, воспитанного в солдатской среде, когда он научился понимать, каким образом нужно вести себя с людьми, вверенными ему под командование. Суворов вообще был способным к умению доводить слово до окружающих, легко овладевая любым иностранным языком, когда то требовалось для общения.

В Семилетнюю войну Суворов не мог проявить умений: не позволили. Зато в действиях против польских конфедератов он добился похвалы императрицы. Блистать же начал на очередной турецкой войне, откуда пошло его имя, присвоенное ему по успехам на реке Рымник, стал он прозываться Суворовым-Рымникским, поскольку сумел тогда одолеть стотысячную армию, располагая армией в четыре раза меньше, причём русских войск под его командовании было и того меньше. Об участии в подавлении восстания Пугачёва можно и не упоминать. Стоит промолчать и про женитьбу полководца, которая его тяготила, из-за чего он во все последующие годы предпочитал проводить в походах.

Что до тактики, Полевой предпочёл об этом умолчать. Поныне нет твёрдого мнения, как именно Суворов обретал возможность столь успешно воевать. Обычно ему приписывают внезапность действий, благодаря чему заставал противника врасплох. Николай лишь сообщил, насколько Суворов горячился, сам бросался в жар боя, терял под собою лошадей и только однажды был ранен в шею (при штурме Очакова). Со смертью Екатерины Великой, в силу сложившейся обстановки, Суворов вынужден был забыть про походы, но с почётом был удостоен при Павле звания генералиссимуса, пока в его помощи не появилось необходимости — следовало остужать пыл армий Наполеона. Во многом, благодаря бесстрашию в итальянских и швейцарских походах, имя Суворова зазвучало более громко.

Для полной справедливости всё-таки скажем, как звучит книга Полевого в полном её названии — «История князя Италийского, графа Суворова-Рымникского, генералиссимуса российских войск».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кем был в действительности Владимир Даль? Разве русским? Сам он считал именно так, но происходил из семьи с датскими корнями. Не смотря на это, Даль имел и другую особенность, доставшуюся ему от предков — он стремился изучать языки. Его отец — Иоганн Даль — знаток иностранной речи, лингвист-испытатель, стался приближенным Екатерины Второй в качестве придворного библиотекаря. К тому же, отец Даля знал медицинское дело. Во многом Владимир пошёл по его стопам, так как с юных лет в качестве стези выбрал медицину, обучившись на хирурга. Но когда у него появилась тяга к изучению многообразия именно русского языка? Мельников склонен считать за отправную точку годы обучения в Петербургском морском кадетском корпусе, где неокрепший ум будущего лингвиста обогащался в положительном и отрицательном смысле. Но основное развитие произошло во время войны с Турцией, куда Даль отбыл в качестве медика. Уже тогда он делал записи, обзавёлся ослом и телегой, поскольку все наблюдения требовалось тщательно фиксировать. Стремление к познанию не раз омрачалось — записи с завидной регулярностью уничтожались в силу причин, почти не зависящим от самого Даля.

Мельников уверяет, Владимир не терпел армейской службы. Не видел смысла Даль в том, где сам смысл отсутствовал. Приходилось выполнять несколько поручений сразу, каждое из которых противоречило другому. Поэтому, оставил службу без лишних раздумий, предпочтя слово медицинскому призванию. Стоило ему вернуться с войны, как начал сотрудничать с Николаем Полевым, издателем «Московского телеграфа». Тогда же начали выходить произведения, подписываемые псевдонимом Казак Луганский. Дальнейшая жизнь в той же мере была связана со словом. Интересным фактом является присутствие Даля у постели умиравшего Пушкина.

Написание рассказов и пьес не лишало Даля возможности заниматься поиском слов. Но как доказать людям, будто такие слова действительно существуют? Это стало самым большим затруднением, поскольку невозможно приводить доказательства по каждому слову. Может быть укор был связан ещё и с тем, что Владимир считал допустимым переиначивать иностранные слова на русский манер, осмысливая звучание вроде следующих слов: гимнастика, горизонт, атмосфера, адрес.

Другое затруднение — отсутствие понимания, для кого изыскание Даля предназначалось. Работая на голом энтузиазме, Владимир понимал невозможность финансового обогащения, к чему и не стремился. Но без возможности извлечь выгоду, хотя бы способную компенсировать выпуск труда, всё могло оказаться напрасным: изыскания продолжат пылиться на полке личной библиотеки, пока не истлеют.

С другой стороны, Мельников совершенно не затрагивает идею роста самосознания русских. Будто общество не разделилось на западников и славянофилов, хотя, после отмены крепостного права, проблема явно обозначилась. Не могли славянофилы не ратовать и не поддерживать труд Владимира Даля, должные ему всячески содействовать. Но Мельников упорно подводил читателя к пониманию невероятных усилий, которые прилагал Даль, чтобы его мечта осуществилась, чтобы был издан задуманный им словарь.

Напоследок Мельников предлагал разобраться, кем же является Даль. Если происхождение его было датским, то душа точно принадлежала России. Об этом свидетельствуют и слова самого Даля, когда, после посещения Дании, он твёрдо уверился в отсутствии у него пристрастия к датскому, тогда как он чувствует родство только с Россией. Поэтому можно смело ставить точку, не возвращаясь к обсуждению данной темы. Впрочем, оно и не требовалось, не начни Мельников акцентировать на этом внимание. Раз родился и вырос в России, существовал во имя её процветания, значит уже имеет право считать себя русским.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Поговорим о публицистических изысканиях Шукшина. Среди прочих статей есть такая — «О фильме Марлена Хуциева «Мне двадцать лет», написанная в 1965 году. Василий заметил неторопливость манеры Хуциева, словно Марлену всё даётся с трудом. Даже может показаться, в таком темпе нельзя работать в кинематографе. Однако, Шукшин говорит о том с воодушевлением, Хуциев ни одного своего фильма не испортил, значит его метод имеет право на существование.

В статье «Я тоже прошёл этот путь» за 1966 год Василий отвечал на письмо грузчика, где возникал призыв к рабочим скорее поступать в высшие учебные учреждения. Шукшин рассказал, как имел намерение получить высшее образование, но был вынужден с четырнадцати лет постоянно работать. Теперь же каждый считает за необходимость сразу поступать в учебное учреждение.

Тогда же Василий создал заметку «Написано о Разине много», рассказывая о планах снять двухсерийное цветное полотно на широком экране. Упомянем тут же ещё статью «Как нам лучше сделать дело», опубликованную в журнале «Советский экран».

Не менее кратко сообщим про некоторую публицистическую деятельность в 1967 году. Это неоконченная работа «Только это не будет экономическая статья», должная быть опубликованной в газете «Правда», но публикация задержалась на двенадцать лет. Вторая работа — ответы на анкету для журнала «Вопросы литературы», названная впоследствии «Проблемой языка».

В 1969 году Василий написал «Мне везло на умных и добрых людей», рассказывая, как он находил понимание в глазах самых строгих людей, от которых никогда не ожидал мягкости. Допустим, Михаила Ромма считали за строгого преподавателя, но для Василия он оказался добрым и хорошим человеком. Тогда же начата работа над статьёй «Мода».

В 1970 году Шукшин трудился над заметкой «Вот моя деревня», вероятно планируя сделать её частью рассказа, повести или фильма. Василий рассказывал о жителях, каким образом они вспоминают былое, особенно трогательно зачитывая списки погибших во время Великой Отечественной войны.

Тогда же «О творчестве Василия Белова», чему следовало стать предисловием. Шукшин говорил, насколько способен чувствовать героев Белова, вполне разделяя даже те моменты, когда действующие лица молчат.

В «Литературной газете» опубликована беседа «Степан Разин: легенды и быль», где Василий сообщал о том, каким ему представлялся Разин. Шукшин видел предводителя крестьянского восстания в качестве не до конца разобравшегося человека, вследствие чего и закончил жизнь на плахе. Разину следовало продолжать сопротивление власти, вместо чего он повернулся к крестьянам спиной. Что до экранизации, то это произойдёт не раньше, чем через три года, так как только костюмов требуется пошить порядка семи тысяч. В статье «Таким он должен запомниться» Шукшин уже говорил о трёх сериях.

Стенограмма выступление на заседании в киностудии имени Горького в 1971 году после смерти Шукшина была озаглавлена как «Надо иметь мужество». Примечательной речь Василия стала из-за отсылки на слова Христа, словно бы заявившего собственной матери, будто у них нет ничего общего.

За этот же год упомянем статью Ягунковой из журнала «Искусство кино», написанную на основе беседы с Шукшиным. Василий говорил, что писатель в качестве литератора — это одно, в киноискусстве он имеет другое значение. Закадровый голос для происходящего на экране — практически лишён значения. Вообще, Шукшин считал, что каждым своим фильмом дополняет рассказ об одной и той же деревне, связывая судьбы разных героев единством места. А если говорить про экранизацию о Степане Разине, то в романе Василий использовал множество внутренних монологов, которые практически никак нельзя воплотить на экране.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Козлов встретил агрессию Третьего Рейха, находясь на лечении. Будучи лишённым здоровья, он практически остался без зрения, вследствие чего пребывал на излечении. Как ему следовало поступать? С юных лет он не мыслил себя без борьбы, выступая за революционное движение с 1905 года. Он был хорошо знаком с образом сопротивления из подполья. А теперь его знания могли и не пригодиться, так как разве кто-нибудь будет надеяться на помощь больного человека? Иван Козлов имел твёрдую уверенность — от его помощи не откажутся. Ему предстояло вернуться в Крым, где он до того долгое время жил. Как раз через Крым ожидалось массированное продвижение немцев, отдавших полуостров на откуп румынам, кому Крым обещался в длительное владение. Обо всём этом Иван Козлов рассказал в книге воспоминаний, придав повествованию вид размышлений и художественной прозы.

Когда советские люди покидали Крым, кому-то следовало остаться. Иван Козлов убедил в необходимости создать для себя репутацию неблагонадёжного человека. Он обязывался устроиться в рыбное хозяйство, работать из рук вон плохо, ещё и открыто выражать симпатии немцам. Вполне очевидно, подобного работника коллектив люто возненавидит. Зато, ведь для того Иван Козлов такую деятельность вёл, агрессор может возложить на него некоторые обязанности, благодаря чему получится иметь большую осведомлённость об его намерениях.

Иван Козлов открыто рассказал, каким образом налаживалось сопротивление. Но особенно выделил крымских татар, оказывавших своеобразную помощь — они едва ли не в полном составе становились пособниками немцев, всегда выдавая места расположения партизан. Об иных случаях Иван Козлов не знал, поэтому обошёлся без оговорок. Имея подобного врага в своём стане, подполье оказалось обречено на поражение. После взятия немцами Севастополя, партизанское движение в лице Ивана Козлова расформировали. Сам Иван Козлов был отправлен в Бийск, где ему в течение года предстояло работать на заводе в числе партактива.

Как вернуться в состав подполья? Ивана Козлова не желали слушать, указывая на необходимость присутствия в тылу. И только при успехах Красной Армии, при должном вскоре последовать освобождении Крыма от оккупации, Ивану Козлову разрешили вернуться к подпольной деятельности. Теперь он находился среди партизан, более выполняя функции наставника, нежели участвуя в разведывательных мероприятиях или в проведении деструктивной деятельности. Сам Иван Козлов отметил, насколько он пригодился в качестве человека, отлично владевшим мастерством сапожника.

Ещё один момент, обязательный к упоминанию, рассказ про доброту партизанского движения, никогда не допускавшего зверств в отношении пленных. Наоборот, о людях проявляли заботу, сытно кормили и освобождали. Делали это ради желания показать, насколько немецкая пропаганда лжива, рассказывая про русских страшные истории, будто бы зверствующих над всяким, кто попадался им в руки. Тут если и можно о чём сообщить, то явно с немецкой стороны рассказывали схожие истории. Ничего с этим не поделаешь, всякая сторона старается показать себя лучше противной. Опять же, остаётся так думать, Иван Козлов видел лишь проявление доброты и никогда не становился свидетелем зверств, если верить его словам.

Примерно об этом и рассказывает Иван Козлов в книге воспоминаний. Нет смысла в критическом рассмотрении или в анализе текста, нужно принять повествование за данность. Для Ивана Козлова война была именно такой, и об этом он постарался рассказать. В любом случае, сообщать информацию другого содержания он не мог, по причине того, что не хотел, либо вовсе — со своей стороны он оказался максимально правдивым.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чтобы твоё творчество оказалось востребованным у потомков, нужно смотреть наперёд. Например, Михаил Глинка решил внести в музыку русские мотивы. Но как это сделать? Учитывая, что в России не было почти никакой музыки, кроме приносимой из Европы. Борис Асафьев на этом особенно настаивал, утверждая: не было русской музыки до Глинки, да и после него к таковой интереса проявлять не стали. Как вывод — Глинка стался забытым. Так ли это? Асафьев не из простых побуждений брался описывать жизнь и творчество Михаила. Во-первых, он посчитал недопустимым отсутствие интереса к данному композитору. Особенно к такому, который в музыкальных произведениях отказывался воссоздавать быт дворянской среды, скорее тяготея к отражению жизни простого народа. Уже на основании этого, поскольку другое не приходит в голову, Асафьев возвышал творчество Глинки.

Является интересным и следующий момент — лучше писать о родной стране получается вне её. Почему-то Глинка не мог в России сочинять, остро испытывая необходимость уехать за пределы государства. Ему оказывалось проще творить во Франции и Испании, нежели в окружении так потребного ему народа. Хотя, не нужно этого исключать, советский музыкальный критик желал видеть в помыслах композитора свои собственные устремления. Так и должно всегда происходить, ведь человек склонен думать, будто всем вокруг должен быть свойственным именно его образ жизни. Ежели так, тогда вновь соглашаемся с наблюдениями Асафьева, находя точно такие же противоречия. Да, Глинка писал о народе, но сам народ не служил для него вдохновением. И ставил ли Глинка перед собою определённую цель? Всё-таки, согласно оставленных им писем и воспоминаний, Михаил критически относился к окружающему пространству, позволяя критиковать прочих деятелей от музыкального искусства.

У Асафьева не получилось с толком рассказать о жизни Глинки. Скорее Борис делился сетованиями Михаила на жизнь. Собственно, какое творчество оставил потомкам композитор? Две оперы, некоторые разнородные сочинения, ворох романсов и песен. Наследие получилось небогатым, поэтому Асафьев значительную часть повествования посвятил разбору работ. Для стороннего от музыки человека суждения Бориса ничего не будут значить. Вполне понятно, с увлечением можно рассказывать о чём угодно, всячески расхваливая и восторгаясь талантом, каковое мнение другие не станут поддерживать. Единственное точное определение творчества Глинки — стремление обособления от польского культурного влияния. Впрочем, добрая часть Польши в годы жизни Глинки являлась частью Российской Империи, к чему можно подойти под разным углом зрения. Асафьев предложил считать старания Михаила за создание преграды для полонизации русской музыки.

В заключении Борис сообщал о наблюдениях, вынесенных из рассуждений Глинки. Снова он говорил, насколько творчество композитора не интересовало современников, и поныне ситуация не изменилась. Но раз Глинка с уважением относился к простому народу, ситуацию с пониманием его музыкальных способностей нужно рассмотреть с более пристальным вниманием. Тем более, Глинка готов был воспевать не столько сам народ, сколько выводить на роль главных персонажей хоть тех же крестьян. Во многом, и это так, наблюдения делались по опере об Иване Сусанине. Однако, фигура Сусанина не всегда воспринималась однозначно, особенно в первые годы существования советского государства, когда низводилось всё, самую малость способствовавшее сохранению царской власти. Будем считать, переосмысление значения подвига времён Смутного времени способствовало и новому восприятию творчества Глинки.

Как не старайся творить во имя интереса потомков, надо понимать, схлынет и то поколение, кому ты покажешься интересен. Кажется очевидным, следует творить, тогда как трактовать тебя всё равно будут согласно повестке текущего дня.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сложно назвать Павла Мельникова еретиком, учитывая, какую обличительную деятельность он вёл, по императорскому указанию устраивая розыск, дабы вновь провести черту между староверами и никонианами. И Лев Аннинский дал объяснение, сперва обвинив будущего летописца раскола в бесцеремонности, затем навесив тот самый ярлык еретика, делая так по вполне обоснованному заключению, вследствие категорической позиции летописца к доктрине официальной церкви, вследствие чего паства предпочитала отворачиваться от реформ Никона, не увидев в переменах богоугодного. Подведя к этому, Аннинский должен был совершить экскурс в прошлое, объяснив, каким образом за несколько веков до того протекал разлад между стяжателями и нестяжателями. Поэтому не совсем правильно называть Мельникова еретиком сугубо за выражение точки зрения, и без того понятной церкви.

Несмотря на важность проводимых изысканий, Мельников примечателен для истории литературным творчеством. Путь в писатели оказывался труден и не давал твёрдой уверенности в силах. Первоначально — это заметки о путешествиях, статьи, подражание другим. Собственное литературное произведение, сделавшее ему имя, это рассказ «Красильниковы», опубликованный в «Отечественных записках». Сразу к Мельникову отнеслись серьёзно, пророчили в будущем встать в ряд из числа именитых писателей. Однако, как то отмечал и сам Аннинский, на протяжении пятидесятых годов Мельников периодически создавал художественные зарисовки, так и не решив для себя, следует ли ему продолжать творить.

В шестидесятых годах Мельников стал летописцем раскола. Об этом следовало говорить подробнее, но не для того Аннинский создавал повествование, чтобы пересказывать публицистический материал. Хотя, Мельников важен для нас именно изложением событий, обычно нигде не упоминаемых, становящихся известными лишь после проявления интереса к деятельности Мельникова. И только тогда история приобретала иные черты, ни в чём не схожие с официальной позицией власти. В самом деле, где ещё узнаешь, каким образом складывались судьбы староверов. И как отличить, где последствие раскола, а где секты, существовавшие на Руси издревле? Так становилось понятным, что помимо летописей раскола, Мельников создал представление о еретических учениях, вроде хлыстовства.

Но что Аннинский подлинно посчитал важным, так это разбор самых главных произведений Мельникова — дилогию о староверах, состоящую из романов «В лесах» и «На горах». Проникнуться критическим вкладом от Льва не получится, если его точка зрения не покажется близкой. Выражая одно из мнений, не давая ничего сверх, Аннинский показал разбор литературного произведения, более не увязывая творчество Мельникова со взглядами, которые были свойственными писателю несколько десятилетий до того.

Остаётся отметить интерес Льва к литературе XVIII века, особенно к деятельности Николая Лескова. Не раз на страницах Лесков в той или иной мере сравнивается с Мельниковым или ему противопоставляется. Помимо прочих, с кем Аннинский сравнивает Мельникова, упоминается Михаил Салтыков-Щедрин. Всё это должно быть понятным — XVIII век имел свои характерные черты, люди имели собственную точку зрения на происходящее, поэтому легко можно сводить и разводить взгляды современников тех дней. Просто Аннинский упоминал тех, чьим творчеством интересовался.

Всё же, заключая речь про Мельникова, читатель должен был увидеть, как летописец раскола придерживался угодных ему принципов, не соглашаясь с точкой зрения, если она ему казалась неправильной. При этом, нельзя сего не отметить, Мельников оставался приверженным даже тому, с критикой чего выступал. Он и трудился в «Северной пчеле», причём ещё при Фаддее Булгарине. Благодаря этому его жизненный путь не настолько уж тернист, как может показаться. Отнюдь, Мельников не ломал, он указывал на текущее положение дел.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Про жизнь Дениса Фонвизина многого не расскажешь. Поэтому следует с удивлением подходить к труду Натальи Кочетковой, взявшейся раскрыть даже больше, чем некоторыми биографами. Однако, изыскания становятся одной из биографий, не имеющей чёткой привязки к столичному городу. Фонвизин представлен таким же, как о нём сказывали прочие, начиная с Петра Вяземского. Вполне уместным кажется извечная отсылка к словам Александра Пушкина, высоко ценившего творчество Фонвизина. Таким же уместным становится разговор о приставке «фон» к немецкой фамилии Визин, с годами слившиеся в единое целое. Вполне подойдёт рассказ о детских годах. Но Наталья не стала передавать абсолютно всего, посчитав достаточным создать благожелательное представление о Фонвизине, любившего Россию, не любившего Европу, при этом умершего в разгар гонений власти на литераторов.

Наталья называет Фонвизина одарённым с детских лет. Среди прочих его допустили до Шувалова, тогдашнего главного радетеля за просвещение и науку. Ни слова про посредственность, которой сам Фонвизин не чурался. Хрестоматийным стал его ответ на вопрос: куда течёт Волга? Тогда ещё юный — он посетовал на незнание. Биографы обставляли это редкое свидетельство о прошлом будущего литератора в духе честности и открытости, тогда как прочие ученики предлагали разные варианты, ничего не зная о море Хвалынском. Для Кочетковой этот факт важности не имел — пусть читатель думает об одарённости Фонвизина.

Впрочем, с ученической скамьи не берут в министры! А Фонвизин во время изучения иностранных языков стался заметен, вследствие чего был приглашён на государственную службу раньше сверстников. Отсюда можно начинать вести отсчёт годам, когда Фонвизин находился в Петербурге.

Что скажешь о пребывании в столичном городе? Практически ничего. Какие конкретно Фонвизин переводил тексты по служебным обязанностям — того история не сохранила. Говорить приходится о личном интересе Фонвизина. Так, основной его работой считается перевод басен Гольберга. Благодаря этому он и получил путёвку в жизнь. Этот факт его деятельности сослужит после для него особое значение, когда потребуются переводчики с литературными способностями.

Однако же, памятен нам Фонвизин по двум драматическим произведениям — по «Бригадиру» и «Недорослю». Наталья Кочеткова взялась отразить критический разбор сих произведений, как поступает на страницах и с некоторыми другими работами Фонвизина. Логично предположить, что современникам нравилось, когда к ним в дом входил автор произведений, читая текст на разные голоса, чем умилял и радовал внимающую публику. Собственно, если чем и удаётся связать Фонвизина с Петербургом, то этим фактом. Сказать бы больше, к кому и когда делал визиты Фонвизин, чем там запомнился. Ничего подобного Наталья не сообщит, потому как о том не сохранилось свидетельств.

Не забыто на страницах про письма Фонвизина из-за границы. Редкий читатель не задумается, каким оказалась представлена заграница для русского человека. Кажется, без Дениса так бы и закрепилось мнение, будто в Германии, Франции и Италии красиво, величественно и возвышенно. Увы, Кочеткова дополняет исторические свидетельства возмущениями Фонвизина. А читатель наконец-то задумывается: может всё так случилось из-за проблем со здоровьем у самого Дениса и у его жены, отчего приходилось более негодовать, чем видеть положительные стороны.

Не забывает Кочеткова про последние годы жизни Фонвизина — начало гонений на литераторов. Связывать это приходится с Радищевым, написавшим пагубную книгу. Сам Фонвизин гонения на себя испытывал из-за дружеских отношений с Паниным, потому он так никогда и не увидел опубликованным собрания собственных сочинений. Дополнительно Наталья рассказала про опалу Ивана Крылова с его «Почтой духов», отправился в заключение видный деятель от литературы — Новиков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Усилиями Аркадия Моисеевича и Михаила Аркадьевича Гординых создан труд «И. А. Крылов в воспоминаниях современников», способный заменить биографию, как и послужить основой для составления жизнеописания Ивана Андреевича. Был взят весь фактический материал, который составители монографии смогли найти. В значительной части — это повторение уже кем-то сказанного. Благодаря подобным свидетельствам и формировался определённый образ Крылова. Но, учитывая специфику жизненных обстоятельств, современникам Крылов запомнился в качестве баснописца, уже ставшего именитым литератором. Юные годы Ивана Андреевича до сих пор продолжают оставаться не до конца ясными, имеющими значительное количество пропусков. Составители монографии об этом обязательно скажут, упомянув и отношение самого Крылова, относившегося отрицательно к необходимости составить его биографию. Видимо, имелись для того причины, о чём нам уже никогда не узнать.

Самым первым для читателя предлагается воспоминание Александра Пушкина, связанное с интересом к бунту Пугачёва. Как известно, отец Ивана Андреевича погиб в ходе сопротивления крестьянскому восстанию. Пушкин выяснил, что по спискам от Пугачёва отца Крылова следовало подвергнуть казни.

Следующей заметкой стал исторический анекдот на тему математических способностей Ивана Андреевича, упоминаемый теперь всеми при всяком удобном случае — он про леность Крылова и картину, должную вот-вот упасть. Как говорил сам баснописец — согласно его расчётам картина не заденет его, так как он в курсе траектории её движения.

Не раз упоминается способность Ивана Андреевича к языкам. Зная основные европейские языки, к пятидесяти годам он выучил греческий, используя для обучения произведения древнегреческих авторов. Согласно одним воспоминаниям Крылов это сделал по прихоти, по другим — дабы помочь Гнедичу в переводе «Илиады». Определиться не получится, поскольку в части воспоминаний Крылов заставил Гнедича удивиться, выполняя для него перевод с листа разных произведений, тогда как иные современники видели сугубо совместную занятость двух поэтов.

Обязательным составители монографии посчитали провести параллельную линию между Лафонтеном и Крыловым. Но разве допустимо сравнивать способности французского переводчика басен, так и не сочинившего собственных, и человека, который любил создавать басни по происходившим в стране событиям, порою заставляя впадать во гнев цензоров, вплоть до негодования непосредственно царя Александра. Проводилась параллель с ещё одним баснописцем — с Дмитриевым. Становилось понятно, каждый из них сам по себе самородок.

Современники Крылова оставались единодушны во мнении — имя Ивана Андреевича будут помнить все потомки без исключения, пока существует русский язык. Их слова оказались верными. Крылову действительно повезло — народная любовь не ослабевала к его творениям. Оставим в стороне суждения, насколько в том заслуга самого баснописца, чья самая знаменитая басня — тут не покривим душой — пропитана слогом Сумарокова, причём в очень близких чертах.

На страницах монографии упоминается порок Ивана Андреевича — в молодые годы Крылов пристрастился к карточной игре. Действительно, в жизни Ивана Андреевича имелся отрезок времени, совершенно скрытый во прошлом, связанный с окончанием первого периода творчества — до концентрации на составлении басенных сюжетов. Чем тогда Крылов занимался — установить не представляется возможным. Скажем крайне просто — ушёл в народ. Вынырнув из омута страстей, Иван Андреевич более не возвращался к порочному образу жизни. Опять же, если мы не станем считать за пороки обжорство и леность.

Среди воспоминаний нашлось место выдержкам из писем. В них не сообщалось более, чем современниками говорилось в общем.

Придём к окончательному суждению по поводу монографии — образ Крылова стался монолитен, его невозможно разрушить, чего совершенно и не требуется.

Автор: Константин Трунин

» Read more

После нашествия Третьего Рейха Донбасс лежал в руинах. Немцы специально уничтожали инфраструктуру, заливали шахты водой, взрывали мосты, хотя бы так ослабляя поступь Красной Армии. Что об этом думал Галин? Он не укорял врага за содеянное, он так должен был поступить согласно логического осмысления войны. Но о чём Галин не говорил, так это об обстоятельствах, при которых приходилось сдавать Донбасс непосредственно Советскому Союзу. Неужели, в самом деле, рабочие покидали заводы, шахтёры — шахты, животноводы — животных, крестьяне — поля, оставляя всё для завоевателя в целом виде, дозволяя брать и продолжать пользоваться? Тогда логическое осмысление войны даёт сбой. Во всяком случае, Галин считал необходимым говорить о последствиях, содеянных при участии немцев, тогда как весь урон, нанесённый советскими гражданами при отступлении, не упоминался вовсе.

Два цикла очерков, названные Галиным «В Донбассе» и «В одном городе» (либо «В одном населённом пункте»), дополняют друг друга. Повествование построено в форме рассказа от очевидца событий, видевшего описываемое самостоятельно или доводя до читателя с чужих слов. Ещё во время начала войны жители Донбасса искали возможность вернуться назад, наладить производство и продолжить снабжать армию в прежнем духе. А перед этим следовало покинуть регион, отправляясь на фронт или на Урал, куда эвакуировались заводы. Галин покажет, каким необязательным образом это происходило на примере ответственного за перевозку чертежей. Казалось бы, производство встанет, не будь в распоряжении соответствующих инструкций. Они — важная часть при эвакуации завода. Отнюдь, вагон с чертежами будет колесить по стране, долго простаивая в ожидании попутных поездов, изредка забываемый вовсе, отчего приходилось слать телеграммы на самый верх. Да и рабочие, помогавшие перегружать документы, не совсем понимали важность, обращаясь с бумагами так, что это могло привести к их порче.

А как обстояло дело прежде, когда металлургия в советском государстве развивалась? Специалисты отправлялись на практику в Америку и в Германию, перенимали драгоценный опыт производства. Стоит сказать про первый завод на Донбассе — это тот самый: Юзовский, некогда созданный англичанином Джоном Юзом. Теперь он именовался Сталинским, хотя бы по той причине, что Юзовка переименовывалась при советской власти в Сталин, затем в Сталино, а через пятнадцать лет, после очерков Галина, будет именоваться Донецком.

Мало восстановить заводы и шахты, требуется озаботиться воссозданием промышленного потенциала в комплексе. Ведь ясно — без электричества завод не принесёт пользы. Для этого начнут возводить ГЭС. Личный контроль для наблюдения за стройкой взял на себя Никита Хрущёв.

Отдельно Галин рассказывает историю политработника. Этот человек во время войны должен был мотивировать солдат, внушать уверенность и, когда то требовалось, личным примером показывать необходимость встать в полный рост и идти в атаку на врага. Не уменьшалось значение политработников и при деятельности в тылу. Они жаром речи, устраивая постоянные собрания, объясняли, насколько нужно стараться и давать больше стране продукции, тем способствуя приближению победы. Существовало нечто вроде негласного интереса к тому, каким образом политико-воспитательные беседы сказывались на производительности, насколько повышался или снижался объём производимой продукции.

Циклом очерков Галин создавал требуемое у читателя впечатление о важности необходимости ценить подвиг не только солдат, рисковавших жизнью ради достижения успеха в войне, но и обратить внимание на трудившихся на заводах, электростанциях, в шахтах и на остальных предприятиях, без чей деятельности победа не могла оказаться достижимой. Так и думалось в первые годы после окончания боевых действий, совершенно забываясь со временем.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хаггард всегда искал корни в Дании, забывая о существенном — с начала XI века Англия подвергалась завоеваниям со стороны скандинавских государей, становясь единой частью то с Данией и Норвегией, то с Нормандией. Так или иначе, среди данов могут искать предков едва ли не все англичане. При этом, всегда мельком, Райдер говорил о жизни отца в России. Да и сам Хаггард на одну четверть являлся русским. Однако, причастность к русскому народу им не рассматривалась вовсе. Поэтому, ознакомившись с предками Райдера, нужно уделить внимание его годам до начала писательства, поскольку после, как начали выходить его романы, он себя уже не мыслил без деятельности беллетриста.

Но так ли необходимо для потомков литературное наследие? Хаггард в том сомневался. Он твёрдо верил, все его произведения будут забыты если не через несколько лет, то по его смерти точно. И в чём-то он оказался прав. Но, что он осознавал в той же мере, потомки не смогут оценить и самый главный труд жизни — изучение сельского хозяйства Англии. Райдер много сил потратил на изыскания в данной области, выпустил многостраничное двухтомное издание, существованию которого радовался значительно больше, нежели успехам самых продаваемых книг.

Став совершеннолетним, Хаггард отправился на юг Африки. Есть свидетельства, согласно которым Райдер занимал важное место в проводимой британскими властями политике. Несмотря на юность, он претендовал на должности, до которых ещё не доросли умом сверстники. Всё же, читатель знает, Африка оказала на Хаггарда другое — более сильное воздействие, значительно повлияв на творчество. Пока же Райдер примечал, почему зулусам ближе мусульманство, разрешающее иметь несколько жён и запрещающее пить алкоголь, нежели христианство, обязывавшее иметь всего одну жену, зато дозволявшее пить едва ли не без меры. К христианству не было веры ещё и по тому обстоятельству, что слова проповедей священников полностью противоречили жизнеописаниям участников библейских событий, среди которых многожёнство как раз и практиковалось.

Наблюдения Хаггарда послужили для написания документальных произведений, вроде «Кетчвайо и его белые соседи», к содержанию чего современники отнеслись со скепсисом. Райдер продолжал писать, уже беллетристику, публикуясь за собственный счёт. Первое художественное произведение он написал, поспорив с женой, у кого лучше получится. Однако, популярность к Райдеру пришла благодаря книге «Копи царя Соломона», написанной под вдохновением от «Острова сокровищ» Стивенсона. Особо Хаггард отметил, как, с радостью о чтении о похождениях Аллана Квотермейна, к нему составил письмо Уинстон Черчилль, тогда ещё будучи мальчиком одиннадцати лет.

В последующем Райдер побывал в разных местах, часто обращая наблюдения в литературные сюжеты. Как пример, результатом поездки в Исландию стало произведение «Эйрик Светлоокий» — самое лучшее из произведений Хаггарда, отчего-то редко вспоминаемое читателем. Поведал Райдер и про кораблекрушение, жертвой которого он мог стать — корабль налетел на скалу.

Пусть Хаггард не видел пользы от художественных произведений, вместе с тем, он говорил об их необходимости. Пусть писатели измышляют выдумки, но к этому обязательно должны прислушиваться, поскольку порою фантазия беллетриста опережает события. Самое наглядное доказательство — описанный в «Завещании мистера Мизона» случай с нехваткой шлюпок на корабле. Отчего-то британцы продолжали считать, будто корабль не должен содержать на борту столько спасательных судов, чтобы выжить получилось у всех. Как результат — поздно последовавшие правильные выводы после крушения «Титаника». Разве не могли британцы действовать предусмотрительнее? Почему-то это за них должна делать фантазия писателей. С тем же жаром говорил Хаггард про необходимость прививаться, приводя в доказательство сюжет из «Доктора Терна».

К 1912 году Райдер твёрдо решил, человечеству нужно бороться за лучшую долю для всех, ради чего и следует продолжать жить. К этому он подвёл читателя в воспоминаниях. Закончив трудиться над биографией, Хаггард дал указание на запрет публикации, согласившись на печать лишь после его смерти.

Автор: Константин Трунин

» Read more