trounin.ru

Когда два софиста сходились в споре, их разговор неизменно заканчивался обоюдным обвинением в пустословии. Оное произошло и в случае Сократа с Гиппием. Взялись они говорить о делах прошлого, богатстве нынешнего, красоте в сущности и немного о справедливости. Промежуточные итоги представляют интерес, но насколько они оправданы в бессмысленности общего потока информации?

Деяния прошлого не будут прекрасными, случись они в наши дни. Можно хвалиться делами предков, но только принимая их в качестве некогда происходившего. Окажись среди беседующих Дедал со своими изобретениями, его бы подняли на смех, либо окажись некая просветлённая личность с высоким пониманием морали и долга человека перед человеком — обязательно бы возникли подозрения в его неадекватности. Даже окажись среди современных софистов софист прежних лет — никто не сможет понять смысла его занятий. Последнее — упрёк бедного Сократа богатому Гиппию.

Мудрый не тот, кто заработал больше денег. Но почему же Гиппий тогда берёт плату за уроки софистики и процветает, тогда как Сократ нищенствует? Просто для первого примером являлся Протагор (нажившийся за счёт мудрости), а для второго — Анаксагор (от мудрости обедневший). Гиппий пользовался успехом в Аттике и у жителей Афин, тогда как лакедемоняне его на дух не переносили. Сократ успехом ни у кого не пользовался. Мог быть принятым в Спарте, но там не считали нужным перенимать мудрость от чужеземцев, хотя не упускали возможность послушать речи о событиях прошлого и о деяниях героев.

Когда тема исчерпана и повторять ранее сказанное нет желания, софист предлагает новое обсуждение. Таковым стало понимание прекрасного. Оказалось, всё прекрасно само по себе, но не настолько прекрасно, если сравнивать с иным. Горшок не может быть прекраснее девушки, а та никогда не станет краше богов. Всё ли прекрасное прекрасно? Можно ли тогда найти такое, что никогда не станет восприниматься безобразным?

Не станем осуждать мужей античности. Они практиковались в красноречии, не пытаясь придти к какому-либо пониманию истины. Их споры происходили от необходимости показать умение красиво произносить убедительные речи, ради чего бы они не произносились. Платон это в очередной раз доказал. Пытаться извлечь цельное из цепочки рассуждений — бестолковое занятие, ведущее к созданию ложных предпосылок к дальнейшему пониманию направления развития мысли.

Практика софистов брать деньги за уроки — метод, переживший века, получивший после долгих трансформаций прозвание тренингов. Гиппий пользуется доступным умением говорить, за счёт чего получает деньги, ничему в действительности учеников не обучая. Смысл его занятий — давать информацию сомнительной полезности, чаще о том, как быть софистом. Это претит Сократу, привыкшему понимать всё его окружающее за сиюминутное, подверженное искажению при продвижении вперёд. Это не могло привлечь к нему учеников, так как он всегда внушал желающим у него обучаться, насколько бесполезно учиться у знающего всё, но не знающего ничего определённого.

Диалог двух людей, подходящих к пониманию мудрости с противоположных сторон, никогда не даст им ответа ни на один вопрос, так как они не смогут придти к общему мнению, только укрепившись в прежних представлениях. Описав интересы представленных в беседе лиц, Платон закрепил их убеждения на примере понимания прекрасного. Нет смысла судить о подобном, чтобы доказать правоту именно своего мнения. Никакое красноречие не переубедит человека, привыкшего видеть красивым близкое к его личным представлениям. Касательно взгляда на действительность ситуация схожая — афиняне и лакедемоняне не поймут друг друга, какими бы убедительными не были их доводы.

» Read more

Всё всегда располагается относительно чего-то. Нечто рассматривается не само по себе, а с помощью его окружения. Дабы сказать о хороших качествах, нужно сперва определиться с плохими, и наоборот. Допустимо восхвалять кого-то, но с осознанием объективности такого отношения. Прославляя творчество Гомера и принижая значение других поэтов, чаще оказывается, что знающий произведения одного, не знает настолько же хорошо прочего из им осуждаемого. Именно об этом Сократ решил побеседовать с рапсодом Ионом.

Рапсоды — это странствующие знатоки эпических песен. Уделяя жизнь единственному, они не обращают внимания на прочее. Когда их просят сказать о преимуществах их выбора, они начинают хвалить за счёт принижения значения произведений других поэтов. Сократ на это заметил Иону, что для такого мнения ему полагается хорошо разбираться и не в творческих изысканиях Гомера тоже. Ион не смог подтвердить такую догадку, отрицая знание иных стихотворений, нежели ему известны.

Тогда Сократ иначе посмотрел на понимание творческого процесса. Он представил его результатом божественной воли, переданной через муз непосредственному исполнителю. Лишь богам дано становиться первоначалом всего сущего, в том числе и литературных произведений. Поэтому есть люди, прославившие имя благодаря одному порыву вдохновения.

Как же судить человеку о подобном промысле божественного вмешательства? Нужно самому быть богом, в любом ином случае не получится полностью понять взятое для рассмотрения произведение. Могут ли подобное делать рапсоды, выступая толкователями стихотворений? Такое позволительно допустить. Однако, подходя к пониманию созданного поэтом, чему следует уделить внимание, если взять для примера сцену с возничим? Умению изложения описавшего её или мастерству описанного персонажа? Не лучше ли о данной сцене судить непосредственно возничему или другим поэтам? Ведь рапсод не может достаточно точно понимать, с каких позиций ему следует толковать текст.

Знакомящийся с творчеством Платона может возразить. Почему же Сократ сам примеряет роль толкователя, не имея отношения к рассматриваемому предмету? Для ответа необходимо посмотреть на человеческое общество вообще. Каждый человек мнит о себе больше, нежели он в действительности способен понять. Будучи зодчим, он почему-то лучше знает, каким образом должен лечить врач или преподавать правила укрепления тела учитель гимнастики. Ещё лучше ему известно, как выступать на спортивных мероприятиях или осуществлять руководство государством. Вот и Сократ, никаким конкретным знанием не обладая, судит обо всём за других.

Риторика Сократа многогранна. Он верно рассуждает, но всегда подводит собеседников к отсутствию смысла от их деятельности. Рапсод может знать и толковать стихотворения, пока не столкнётся с другим знатоком творчества Гомера. Сократ регулярно использовал сравнения именно из его произведений, строя собственные выводы относительно деяний героев древности, неизменно сводя суждения собеседников к осознанию пустоты любых предположений. Снова диалог за авторством Платона замыкался, не давая понять, какой был смысл от разговоров Сократа.

Поняв это, необходимо снова обратиться к началу беседы с Ионом. Относительно истории произведения Гомера почти правдивы, в плане поэтического творчества — почти искусны. Судить о прошлом бессмысленно, когда оно известно по сохранившимся преданиям, содержание которых оспорить невозможно. Пытаясь порицать Иона за плохое знание творчества предков, Сократ не считает нужным сказать, что он сам плохо осведомлён, скорее всего никого не зная из поэтов древности, помимо Гомера. Ему осталось допустить вольности в суждениях, желая только осудить Иона за узкую область знаний. Это и было продемонстрировано в диалоге Платоном.

» Read more

Кем были предки, при каких обстоятельствах родился, с кем контактировал, как воспринимался обществом: золотой перечень биографов. Подход Варламова аналогичный. Представленный им портрет Алексея Толстого — набор комплексов, взращенных на его личности обществом: сомнительное происхождение, халтурное творчество, двойственное отношение ко всему. С этих позиций и предстоит понять, чем жил и дышал Красный граф.

Говоря про Алексея Николаевича Толстого, негоже называть его Третьим, лучше — младшим. Старшим пусть будет прозван литератор Алексей Константинович Толстой, автор «Князя Серебряного» и одна из ипостасей Козьмы Пруткова. Впрочем, Толстой-младший имел достаточное количество «наименований», вследствие чего он легко выделяется среди «однофамильцев». Тут нет грубости, всё это упоминание основной гордости человека, сделавшего себе имя за счёт такой подачи. Варламов об этом говорит прежде всего — останься Алексей с фамилией «отчима» Бостром, то никогда ему не пробиться на литературный Олимп.

Акцент в биографии Толстого-младшего поставлен ясно — он из рода Толстых, следовательно — граф. При том, что по поведению Алексей был далёк от благородных черт. Он оттого и прижился в Советском государстве, ибо стал графом Красным. Двойственность объекта исследования Варламовым показывается с первых страниц. Через упоминание отношения к дворянству, перед читателем проходит вся жизнь Толстого-младшего. Чем бы он не занимался, прежде всего его следовало воспринимать в качестве графа, и только потом кем угодно, лишь бы относились благосклонно.

Оставим в стороне реалии тех дней. Тогда принято было иметь отношение к чему-нибудь важному. Если Алексей Толстой выбрал путь графа, значит посчитал это наиболее целесообразным. Варламов упомянул иной важный факт биографии — склонность к халтуре. Чем бы не занимался Толстой, он всё делал ради возможности заработать. Ему было безразлично, чем станут его работы для будущего, как и то, как он будет восприниматься потомками. Не для того человек живёт, чтобы остаться в памяти: сперва надо насытить желудок.

Халтура или нет — каждый читатель творчества Алексея Толстого то сам решит. Редко какой писатель не пишет на потребу дня, если желает зарабатывать. Отчего-то после люди серьёзно погружаются в их творчество, пытаясь найти нечто важное, чего автором туда не вкладывалось. Варламов честно говорит о Толстом-младшем, не думая его защищать. Излишне много двойственного подхода допускал Красный граф, поэтому и биографу следует рассматривать личность исследуемого объекта с отрицательных и положительных позиций.

Так ли много интересных моментов было в жизни Алексея Толстого? Не очень. Иначе Варламов не стал бы упоминать многое из им сказанного. Не всякая история достойна читательского внимания, ничего из себя не представляя. Не обходил вниманием Варламов и воспоминания современников. Особую роль среди них занял Иван Бунин, хорошо известный описанием эпохи заката Российской империи. Смело можно сказать, что для для понимания личности Толстого-младшего, достаточно небольшой заметки, написанной именно Буниным. Варламов только расширил её, добавив необходимые на его взгляд детали.

Судить о прошлом предлагается так, как к тому располагает сегодняшний день. Завтра Толстого-младшего станут воспринимать иначе, подход к изложению Варламовым биографии подвергнется восхвалению или осуждению, а может в будущем забудут и того, и другого. Может будут помнить кого-нибудь иного (третьего). Но точно будут смотреть, исходя из совершенно иных данных, где жизненные обстоятельства станут воспринимать не тем образом, каким их видит, допустим, человек начала XXI века. Только о двойственности Толстого не забудут точно. Да и о стремлении писателей к халтуре — не забыть: она останется с человеком до последнего.

» Read more

В Древней Греции практиковалось хорошо помогающее лечебное средство — заговоры. Считалось, что боль можно заговорить. Вот с этим-то лучше всех прочих и могли справиться софисты. От чего обычно приходит мучение, на самом деле приносит облегчение. Стоит тогда попробовать обратиться за помощью к Сократу, вот где верное средство от головной боли для его современников, но и причина оной для потомков.

Красавец Хармид измучен головной болью, беспокоящей его по пробуждении. К нему призвали Сократа, дабы тот заговорил беспокоящее Хармида состояние. И так как не имело значения о чём будет идти речь, «лекарю» требовалось отвлечь человека от его проблемы — это и есть обоснование действенной силы заговоров. Сократ сразу приступил к делу, озадачив Хармида, уведомив, что причина боли не в голове, её следует искать в теле и далее в душе. Следовательно, необходимо обратить внимание прежде на душу, потом уже на тело и в конце концов на саму голову.

Душа лечится просто — разговорами. Сократ предпочёл вести беседу на тему умственных способностей. Рассудительностью их назвать или целомудрием? До сих пор исследователи творчества Платона не определились. Вернее будет это понимать под умением человека рассуждать. Сократ добивался того, чтобы не он сам заговаривал Хармида, а сам Хармид вступил в беседу, тем вернее забыв об источнике проблем, даже говоря непосредственно о беспокоящей его проблеме. Как это ныне называется? Правильно — психотерапия.

Как лучше мыслить: быстро или медленно? Прежде нужно осмыслить суть всего, что происходит быстро или медленно. Потом определиться, насколько это хорошо, либо плохо. Не забыть решить, благо это ли зло. Если от подобных речей Сократа у Хармида наступит облегчение, значит метод действительно помогает. Удивительно другое, взирающему за беседой это способно скорее нанести вред. Призвать Сократа для излечения не получится — придётся лечить головную боль с помощью размышлений о «Хармиде» Платона.

Допустимо ли думать о том, как ты думаешь? Нет в этом ничего странного? Движение не способно двигать само себя, а жара сама себя сжечь. Так по силам ли уму понять процесс мышления? Если серьёзно принимать слова Сократа, может сложиться впечатление, будто он отрицает значение философии для человеческого общества. Получается, науки наук быть не может, поскольку нет смысла знать обо всём, не зная ничего в деталях. Одно останавливает — осознание старания Сократа заговорить Хармида, лишь бы он забыл о головной боли.

Важным считается говорить о времени действия произошедшей беседы. Она случилась в 431 году до н.э., то есть в год начала Пелопонесской войны, когда Афины подверглись агрессии Спарты. Сократ принимал участие в битвах в качестве пешего воина — гоплита. Видя данные обстоятельства, затрудняешься представить, почему заговоры излечивали людей от мелких проблем, не способствуя разрешению больших. Ответ кроется в том, что человек способен убедить себя, но не способен убедить настроенных к его мнению крайне отрицательно. Это ещё одна преграда между философией и политикой — риторика исходит от противоположных по значимости исходных данных.

Дополнительно следует пояснить. Проблемы человека не имеют значения перед проблемами общества. Если общество способно излечить человека, то человек излечить общество не может. Пояснение тут прежнее: большинство скорее убедит индивидуума, нежели один индивидуум переубедит общее мнение окружающих его людей. Поэтому согласимся с методом Сократа по заговариванию головной боли Хармида. Человек желал получить облегчение и получил желаемое. Если бы не желал — оставаться тогда ему с больной головой.

» Read more

Всё человеком делается во имя собственной славы. Тот же Платон возвеличил своё имя, рассказывая о деяниях Сократа. В положительных ли чертах он о нём отзывался или в отрицательных — не имеет значения. Платон мог ничего за жизнь не сделать, оставив вместо себя образ другого человека. Ему повезло: прославляющие людей со временем уходят в их тень, не считая редких исключений. Созданный кем-то образ способен полностью заменить некогда жившего человека, наполнив его жизнь подобием преданий. Оных удостоился и Сократ. Таких же почестей удостаивались многие люди, прижизненных свидетельств о которых не сохранилось.

Монолог «Лисид» ведётся от лица Сократа. Он рассказывает о Гиппотале, сделавшем из Лисида кумира. Такое отношение к человеческой сущности похвально. Однако, насколько Гиппотал действительно склонен превозносить деяния симпатичной ему личности? Сократ прямо говорит об этом Гиппоталу. Всякий любящий идеализирует объект почитания, тем обеспечивая славой своё имя. Но где провести черту между преданностью и тщеславием? Получилось, что Сократ отрицал возможность подлинной привязанности, отзываясь о ней, как об инструменте значимости непосредственно распространяющему сведения об определённом человеке.

Таково частное понимание отношения Гиппотала к Лисиду. В прочих случаях ситуация может рассматриваться иначе. Не всякий станет заботиться о своих интересах. В данном конкретном случае речь о хвале из уст поэта. Лирично настроенный напрасно не станет терзать струны души и призывать к проявлению внутренних демонических сил для создания красивого слога. Ежели поэтика исходит не забавы ради, только тогда и нужно говорить об удовлетворении обеспечения признанием, значимо потребного творческим личностям.

Сделав упрёк Гиппоталу, Сократ встретился с объектом его обожания. Лисид предстал перед ним для диалога об отношении родителей к детям и о дружбе.

Почему любящие родители относятся к детям так, словно их отпрыски хуже рабов? Рабам позволено больше, нежели детям. При этом родители тем самым желают им добра. Дети оказываются ограждаемыми от любой опасности, в том числе от исполнения присущих им желаний. Считается необходимым уберегать от всего, с чем дети не были до того ознакомлены. Лучше обеспечить более спокойный досуг: позволить приобретать знания, играть на музыкальном инструменте или заниматься гимнастикой для укрепления тела.

Как к этому относится Лисид? Он никак себя не проявляет. Его присутствие в монологе служит для разделения абзацев. Такая отстранённость приводит к тому, что Сократ от разумных мыслей переходит к безрассудным предположениям, вдаваясь в примеры тупиковых логических рассуждений софистов. Например, человек может любить лошадь, лошадь не может любить человека, значит человек не любит лошадь. Не подразумевал ли тем Сократ, что если дети не относятся уважительно к родителям, то из этого не следует, будто родители проявляют неуважения к детям?

Ещё меньше объективности в понимании Сократом дружбы. Лисид так и не поймёт, что означает слово «друг». Разговор лучше строить с конечных выводов, чтобы было понятно, к чему ведут речь собеседники. Сократ наоборот предпочитал получать выводы в ходе размышлений. На этот раз он ни к чему не пришёл, измучив собеседников и того, кому это взялся донести Платон.

Не так просты человеческие взаимоотношения, как они кажутся. Имеется множество сходных черт, применимых в общем, но совершенно лишних при понимании частных случаев. Ко всему требуется подходить с осознанием уникальности человеческого миропонимания. Пусть Гиппотал воспевает кумира, родители ограждают Лисида от всего ему интересно, а Сократ о том пытается рассуждать.

» Read more

Если о человеке известно мало, как о нём рассказать? Хорошо, если он оставил свидетельства о себе, тогда, сугубо на их анализе, появляется возможность воссоздать его внутренний мир. Правильно ли это? Не для всех людей, но о некоторых из них такие выводы сделать допустимо. А как быть с Данте? Для Дмитрия Мережковского это не стало проблемой — он написал эссе о «Божественной комедии», сделав главным героем повествования её автора.

Знакомясь с литературным произведением, нужно видеть прямо написанное. «Комедия» Данте прозрачна и не требует серьёзного аналитического разбора. Алигьери поместил угодную ему информацию на её страницах. Он рассказал о семейных встречах, политических оппонентах и Беатриче. Мережковский во всём доверился его словам, рассуждая на собственный лад, каким нужно быть человеком, чтобы представлять хождение в загробный мир, где видеть, помимо врагов, близких людей и утраченную любимую женщину.

А может ничего не было? Разумеется, Данте в загробном мире побывать не мог. Это его фантазии. Но фантазии ли? И насколько всё надумано? Мережковский задумался о Беатриче — её могло не существовать в действительности. Она — плод чувственных размышлений Алигьери, зовущий манящей красотой. Читатель от таких мыслей Дмитрия тоже задумается — насколько оправдано внимание к «Комедии» Данте и к самому Мережковскому, на восьмом десятке лет продолжавшем оставаться символистом.

Не стоит поднимать символистику, коей Дмитрий увлекался с юности. Изначально настроенный на важность деталей в человеческом мире, Мережковский переключился на размышления о религиозной сути бытия, наделяя уже её символичностью. Всё оное он решительно применил и касательно Данте. Трудно осмысливать тройственность всего во имя мира, ежели рассказ идёт о «Божественной комедии». Мережковского это не смущало — магия тройки станет важной частью измышленного им Данте.

Дмитрий понимал, следовало рассказывать биографию определённого человека. Наигравшись с сакральным, Мережковский вспомнит о главном герое повествования. Он пересказывает известное, опираясь на информацию от Боккаччо, первого биографа Алигьери. И только! Вооружившись апологией, он создал новую апологию. Более того, в изысканиях Мережковский позволил судить о Данте, опираясь на Вергилия, делая его своим спутником не по загробному миру, а по жизни Данте.

Обвинения Мережковского сомнительны. Странно: ставить в упрёк кому-то, что он не соответствует твоим ожиданиям в некоторых вопросах. Дмитрия не устраивала любвеобильность Данте. Он обязан был любить Беатриче и более никого. Он же бегал за «девчонками». Следует обратить внимание, как часто Мережковский употребляет в тексте именно такое слово в отношении представительниц женского пола. Будь воля Дмитрия, ходить Алигьери с опущенным в землю взглядом, ощущая жар ада под ногами.

Почему же Мережковский настолько странно обошёлся с Данте? Он ему симпатизирует, при этом недолюбливая. И всё-таки пишет в хвалебных тонах, ещё и находя много общих с ним черт, кроме одной существенной. Может причина в обязательствах перед Муссолини? Итальянский диктатор желал видеть работу о Данте написанной, выделив для того Дмитрию стипендию. Русскому эмигранту (вообще, а не конкретно Мережковскому) часто требовались деньги, потому он мог взяться за любую работу, тем более учитывая факт утраты родной страны. Взялся и Дмитрий, написав так, как только он и мог написать.

Чем дальше продвигался в изложении биографии Мережковский, тем всё меньше на страницах оказывалось самого Данте. Автор «Комедии» отошёл обратно в середину книги Дмитрия, словно его не было, как не было в начале повествования.

» Read more

Сократ не станет защищать себя на суде. Вместо него это сделает Платон. Он скажет громко, без утайки осознанного понимания происходящего в человеческом воображении. Слова Платона и поныне являются укором любой религии, какую бы не исповедовали люди, если центром сущего становится фигура одного бога или многих божеств.

Накануне суда Сократ встретил Евтифрона, шедшего подать жалобу. Его отец убил человека, поэтому сын посчитал должным увидеть родителя наказанным. Насколько оправданной может быть подобная неблагодарность? И неблагодарность ли это? Пример греческих богов служит отрицанию значения роли отца, как достойного уважения: сперва Крон оскопил Урана, после Зевс сверг Крона. Люди в той же мере способствуют падению нравов прежних поколений.

Схожую проблему испытывал сам Сократ. Он обвинялся Мелетом в непочтительном отношении к богам. Имел ли сей молодой человек право на такое мнение? Сможет ли Сократ быть убедительным, порицая задор тех, кто не успел получить достаточное количество жизненного опыта? Как известно, Сократ пройдёт путь свержения прежнего, насадив новое, чтобы увидеть, как свергают сделанное уже им. Ему следовало признать: человеческое общество остаётся неизменным, стремясь к постоянным переменам имеющегося.

Люди наделяют богов ими желаемым. Сократ отказывался верить в сочинённые кем-то истории. Разве поэты прошлого и настоящего могут являться создателями отражения случившегося? Или живописцы, останавливающие время, запечатлевают некогда происходившее? Откуда ведает горшечник о делах богов, как не беря сюжеты из собственной головы?

Что есть благо для человека и для богов? Отчего воля слабого определяет волю сильного? Слабый всегда повергал сильных, поскольку слабых больше. А когда слабый перенимал роль сильного, он начинал испытывать влияние других слабых. Не вечно властвовать богам над человеком — наступит новое время: и падут боги, и падут наместники их, и люди сами выберут, кому быть посредником между ними и богами. Об этом на суде Сократ предупредит его судивших. Пока же он беседовал с Евтифроном, не думая оправдывать своё мнение.

Если выбирать бога, то кому отдать предпочтение? Все боги разные и желают они разного, аналогично тому, что хотят видеть верящие в них люди. Не люди ли формируют фигуру бога, наделяя его желаемыми им качествами? Получается, предпочтение исходит не сверху, а снизу. Тогда нет нужды возносить молитвы к небесам, достаточно обратиться к окружающему обществу — именно оно определит, как с тобой поступить.

Понимая это, Сократ не желал идти против общества. Он обязательно расскажет Критону, почему считает именно так. Находясь в меньшинстве, растеряв силу, нужно подчиниться общему мнению, либо не мешать миру присутствием. Если люди верят богам и желают приносить им жертвы, не стоит им мешать. Убеждать в обратном, значит навлечь их гнев.

Поэтому и Евтифрон не мог смириться с поступком отца, осуждая его за содеянное, как обязан был поступить каждый член общества, ставший свидетелем убийства. Не подай он жалобу, мог быть неправильно понятым и осуждён на равных с убийцей. Ежели общество определило подобный порядок вещей, следует ему подчиняться, прежде боясь пожизненного осуждения и сопутствующего временного наказания.

Демонстрация силы наказуема, а смирение с должным — похвально. Из-за этого Сократ обвиняется и будет наказан смертью, так как решился повергать устои, потом получит одобрение, ибо примет неизбежное с уважением, хотя бы в чём-то одном придя к согласию с мнением большинства.

Ученики не забудут учителя, прославив имя Сократа на века.

» Read more

Что есть гарантия достойного воспитания детей? Может быть, за таковую допустимо считать единоборства в тяжёлом вооружении? Лисимах, Мелесий, Никий и Лахет решили для разрешения их спора обратиться к Сократу. Сократ не мог им сразу ответить. Он задавал вопросы, получал ответы, чтобы так и не дать ожидаемого от него мнения. Разговор только коснулся понимания добродетели и мужества.

Лисимах и Мелесий разбаловали сыновей. Теперь им требуется исправить огрехи воспитания. Они желают найти возможность повлиять на молодые умы. У них два пути: заставить сыновей бороться в тяжёлом вооружении или поступить на обучение к Сократу. Никий считает, что борьба развивает сонм сопутствующих навыков, Лахет опровергает его слова. Борьба в тяжёлом вооружении не позволяет людям стяжать славу, а её применение по прямому назначению грозит смертью. Если бы данный вид борьбы давал обществу достойных членов, то греческие гоплиты не пренебрегали блеснуть сим умением перед лакедомонянами.

Сократ на эти рассуждения ответил согласно личным представлениям. Он взялся судить не о борьбе, а об учителях, оную преподающих. Нужно установить не какую пользу дают занятия упражнениями в тяжёлом вооружении, а насколько искусны в мастерстве наставники. Вдруг окажется так, что человек способен себя воспитать без постороннего участия? Сократ не зря так говорит — его никто не обучал умению делиться мудростью с другими, поскольку он не располагал средствами для оплаты услуг софистов.

Тогда Сократа попросили отвечать по существу. Нет нужды рассказывать о собственном воспитании, если прямо поставлен вопрос о влиянии упражнений по борьбе в тяжёлом вооружении. Поскольку Сократ не нашёл решения для поставленного перед ним затруднения, он вернулся к прежним размышлениям. Ему действительно важнее побудить Лисимаха и Мелесия к осознанию необходимости подобрать достойного воспитания детей человека, а не достойное воспитания занятие. Искусство не может нести добродетель, как и прививаемые искусством личностные качества. Рассматриваемая в конкретном случае борьба не содержала внутренней философии.

Предлагаемая Платоном беседа произошла около 424 года до н.э. после нанесённого Аттике поражения беотийцами. Стремление древних греков к красоте тела достигалось с помощью занятий гимнастикой. Поэтому допустимо предполагать стремление родителей дать детям больше красоты, позволив им научиться полезным качествам, от которых зависит будущее благосостояние государства. Если рубежи падут перед врагом, тогда добродетель не будет иметь ожидаемого от неё значения. В этом понимании точка зрения сторонников занятия борьбой оправдывается.

Противная сторона мыслит, исходя от иных реалий. Отстаивать государство полагается воинам, тогда как детям благородных мужей нужно заботиться о проявлении достоинства не таким образом. Не на войне следует доказывать преданность, а служа на благо более полезным образом. Коли война — элемент политики, значит кому-то следует проявляет заботу и об этом. Борьба в тяжёлом вооружении будет способствовать скорее к разрешению всех конфликтов методом силы, нежели способствовать достойному ответу на вызовы политических оппонентов других государств.

Между обозначенными представлениями поставлен Сократ. Он предпочёл обойти участием обе версии, посчитав полезнее обсуждение не конечного результата воспитания, а процесса получения оного. Борьбою ли будут заниматься сыновья Лисимаха и Мелесия — не так важно. Значение имеет, кто их будет обучать. Из собравшихся это понимает один Сократ, тогда как остальные обвиняют его в концентрировании на себе важной для разрешения проблемы.

Что скажет потомок о мнении Сократа? Важен преподаваемый предмет или его преподаватель? И если всё-таки важен преподаватель, то почему о его воспитании никто не заботится?

» Read more

Государством следует управлять разумно, иначе оно погибнет. Нужен сведущий кормчий, способный объединять людей. Вокруг него должны быть умные представители народа. К числу таковых следует причислять мудрецов во всяком ремесле, в том числе и в деле философии. Если зодчий поможет в строительстве, учитель гимнастики в поддержании красоты и силы в телах граждан, а врач обеспечит профилактику заболеваний, то помощник, вроде Сократа, сможет обеспечить заботу о соблюдении справедливости.

Алкивиад — юный политик, красивый и статный человек — получает от Сократа предложение принять его услуги, тогда ему будет по силам стать правителем Азии и Европы. Говоря нынешним языком, Сократ желал занять должность советника, для чего принялся убеждать Алкивиада в необходимости этого. Вместо прямого ответа на вопрос о побудивших его причинах, Сократ предложил задавать ему вопросы, дабы Алкивиад сам всё понял.

Алкивиад признаётся — он владеет грамотой, умеет играть на кифаре и обладает навыками борьбы. Иных знаний у него нет. Разве такой человек будет способным политиком? Он не даст совет зодчему, учителю гимнастики и врачу. Наоборот, он и должен слушать советы, пока сам не научится разбираться. Но не каждый мастер в своём ремесле способен обучить оному других. За себя Сократ уверен — он поможет Алкивиаду познать искусство мудрости.

Разные вопросы слушал Сократ, стараясь ответами направить ход беседы в нужную ему сторону. Он говорил о политике, войнах и творчестве Гомера. Поскольку Алкивиад не мог понять, какой именно мудрости более прочих желает научить его Сократ, он соглашался со всеми предлагаемыми ему мудрыми советами.

Основной идеей Сократа оказалось самопознание справедливости. Именно этому он собрался учить Алкивиада. Не железной рукой следует править, а слушать советы людей, выбирая из них устраивающие большинство граждан. Однако, учитывая познания Сократа в политике, его предложения скорее загубят государство, поскольку он взялся судить не о том, в чём является знатоком.

Платон снова представил Сократа в невыгодном для того свете. Речи афинского мудреца кажутся разумными и последовательными до той поры, пока не появляется желание разобраться. Чему же желал обучить Алкивиада Сократ? Если принуждал слушать умных людей, то тем он способствовал стремлению к отказу от принятия собственных решений. Если хотел убедить в необходимости соблюдать справедливость, то тем он мог поставить крест на его политической карьере.

В диалоге нет упоминаний о какой именно справедливости взялся учить Платон словами Сократа. Жители Пелопоннеса или центральных областей Балкан могли иметь иные представления, вплоть до разительного отличия от мнения населявших Аттику людей. Разумно считать, что философ имеет право формировать должный моральный облик человечества вообще, но ему не под силу убедить в этом политиков. Само подчинение Алквиада мнению Сократа — отражение его малого жизненного опыта.

Возвращаясь к началу диалога, следует ещё раз посмотреть, каким образом Сократ начал беседу. Не со слов осуждений и не из цели в чём-то переубедить Алкивиада, разговор коснулся лести в адрес политика. Сократ прямо сказал, что он ему симпатизирует, всюду за ним следует и вот теперь решился во всём этом признаться. Не расположи он таким образом к себе оппонента, сомнительно, чтобы Алквиад продолжил внимать речам желающего себя трудоустроить философа.

Ежели даже Сократ не чурался явной лести, дабы добиться внимания к своей персоне, то о каком понимании справедливости стоит размышлять? С таким успехом должность советника будет за каждым, кто проявит должную гибкость.

» Read more

Нельзя победить софиста в споре, ибо нельзя опровергнуть то, что нельзя опровергнуть. Ради самого спора софист начинает беседу, чтобы показать оппоненту умение красиво излагать мысли. Важен процесс, но не результат. Выводы чаще будут ошибочными, зато софист получит удовольствие от факта беседы. Тогда для чего Сократ решался вести споры с софистами? О том рассказывает диалог между Сократом и Критоном о вчерашней встрече с братьями-многоборцами, специалистами во всём и ни в чём одновременно.

Платон показывает, как развивается беседа красноречивых братьев. Суть произносимых ими слов не представляет интереса — смысл очень трудно уловить по причине его отсутствия. Они стараются убеждать методом напора, создавая впечатление всезнающих людей. Достаточно насмотревшись на их безапелляционный тон, с которым они смущали попавшего к ним на язык гражданина, Сократ решился внести ясность своим вмешательством. Вместо объяснения сути дальше происходившего, проще обозначить термином «дуракаваляние» или «ведром для помоев». Трудно подобрать иные приличные выражения.

Диалог специально так составлен. Не с великомудрым Протагором взялся беседовать Сократ, но с его учениками он затеял разговор. Были софисты яркие, речами услаждавшие слух. Большинство же из них умело лишь грамотно выстраивать слова в предложения, разговаривая без запинок и с высокой степенью сообразительности. Именно такими были Евтидем и его брат Дионисодор.

Не о мудрости взялся рассуждать Сократ, он прямо обратился к многоборцам, желая от них услышать, чем полезна софистика. Она что-то создаёт, или она чем-то пользуется для получения конечного результата? Допустим, изготовитель музыкального инструмента даёт миру средство для дальнейшего его применения. Причём, изготовитель не обязан им уметь пользоваться, а музыкант может не знать, как инструмент создан. Может братья их тех, кто использует софистику, не понимая, для чего та придумана? Или они являются теми производителями-софистами, дающими людям пищу для размышлений? Или ни то ни другое — просто мастера красноречия, умеющие только спорить?

Получается следующее — братья не приносят пользы людям, не умеют создавать речей и не понимают, о чём берутся судить. Критон верно подведёт итог рассказу Сократа, заметив, что болтливые люди придают мнимую серьёзность никчёмным вещам. Само обсуждение необходимости софистики — бесполезное занятие. Но ежели подобное направление пользовалось громадным спросом, значит следовало об этом говорить.

Ключевым моментом стоит считать мнение софистов о врождённой их способности брать знания из воздуха. Говоримое ими они знали всегда, впитав его с молоком матери. Потому не получится оспорить приводимые утверждения, так как они не смогут объяснить, за счёт чего было сформулировано предлагаемое ими мнение. Оно имеет значение для текущего спора, оставаясь неприменимым к прочим ситуациям. Касательно же тупиковых суждений, часто приписываемых именно софистам, то это тот самый приём, за счёт которого они выходят победителями в споре. Разве можно опровергнуть утверждение, когда оно исходит из неверных предпосылок?

Не в Древней Греции, а в Древнем Китае философия также не стояла на месте. Примерно в то же время наступил период отказа от прежних представлений, определяя важность сущего нелепыми суждениями. Сказав достаточно, необходимо было повторять прежние воззрения или разрабатывать действительно новое осмысление бытия, вместо чего люди превращали философию в игру вокруг слов. Сам собой был выработан релятивизм — отрицание познания из-за относительности человеческих знаний. Это и способствовало созданию занимательных примеров, чаще заводящих в тупик, а не служащих для дальнейшего развития понимания мироустройства.

» Read more