trounin.ru

Бурная революционная пора требовала людей, способных говорить с трибуны. О чём мог рассказать Горький? О самом для него главном — о том, какое влияние на человека оказывают книги. Если бы человек в России не учился читать и писать, быть ему и далее зависимым от обстоятельств. И вот Горький вышел на митинг двадцать восьмого мая 1918 года, изложив точку зрения на методы, благодаря которым каждый может напитать свои чувства и разум. На следующий день речь была опубликована в газетах «Новая жизнь» и «Книга и жизнь». К 1922 году Горький дополнил ту речь, опубликовав отдельным изданием.

Что можно узнать из текста? К грамоте Горького приобщал дед. Но не просто учил читать, он делал это в духе старых традиций, поставив за цель чтение Псалтыря. Но как учиться? Буквы назывались не абы как, имея сложную для запоминания структуру, сами по себе наполненные смыслом. То есть нужно было запомнить их в качестве «аз», «буки» и «веди», чтобы потом путаться в попытках прочтения слов. Горький придумал целую систему, когда буквы запоминал отличным от их изначального названия способом. И порою даже забавлялся, разбирая слова на составляющие буквы, произнося по им придуманной схеме. К чему это приводило? За непослушание дед порол нерадивого ученика.

Сложнее стало постигать грамоту при чтении непосредственно Псалтыря. С трудом освоив современные для того времени буквы, приходилось знакомиться с буквами, уже вышедшими из общего употребления. Зачем такие трудности? А может таким образом их понимал Горький, далёкий в предположениях от изысканий будущих поколений, продолживших придумывать сложности для постижения науки. Всё это стало причиной отвращения к чтению. Становилось понятно, из-под палки мил не будешь. Человек должен сам быть заинтересованным в постижении для него желаемого.

Значительный вклад в привитии любви к чтению остался за сказками Андерсена. Позволив себе совершить покупку книжки, получил от матери нагоняй за нецелесообразную трату. Это уже не имело значения. Горький прикоснулся к интересному чтению, после чего проникся желанием читать всё больше и больше. И как понять, в какой момент происходит перелом в миропонимании, если намечается переход от чтения сказок к серьёзным литературным работам, затрагивающим сложные для общества процессы? Горький особо выделил эту грань, указав, насколько опасными становятся некоторые книги, всерьёз воспринимаемые за способные повлиять на сознание человека, перестроив ход мыслей на совершенно другой лад. Пусть сам Горький понимал, как сложно сбить с намеченного пути, какого рода информацию не сообщай, но он же должен был знать — насколько эта грань иллюзорна, вовсе не подвластная осмыслению. Другое дело, власть может контролировать нежелательное к усвоению, вплоть до карательных мер к посмевшим прикоснуться к запрещённым ею текстам.

Но каков основной рецепт чтения? Чем больше человек усвоит материала, тем шире будет познание мира. Ограничивая знакомство человека с литературой, можешь спровоцировать на неправильную модель поведения. Человек обязательно подумает: если нечто запрещается, значит в нём есть важное. Но прочитай человек все точки зрения по интересующему его вопросу, он лучше сможет сформировать видение ситуации. Хотя Горький и говорил о том, что в книгах сокрыто всё знание мира, нужно обязательно дополнить и очевидным обстоятельством — общество можно воспитать на определённой литературе, исключив всю нежелательную. Главное, не создать ситуацию, которая породит бунт. Впрочем, модели общественного поведения всегда сложны, и порою зависят от никем не учитываемых обстоятельств.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если по детским годам о человеке практически никогда невозможно судить, то последующие годы, в том числе и в качестве студента, могут иметь уже определяющее значение. Можно на это возразить, сославшись на различные мнения, касательно складывания человека в определённый период начала его жизни. Однако, каким бы не было влияние на ребёнка, да и на подростка тоже, существенно важным становится его поведение в последующем, начиная с попыток осознать, кем ему предстоит быть. На первых порах и Вересаев не знал, на каких позициях он должен себя ощущать. Куда ему следовало податься? Выбор пал на историческую стезю. Разве не увлекательное это дело — прослыть за исследователя прошлого, либо за хранителя утраченных реалий? Думая об этом, Викентий отправился в столичный университет.

Читатель может не понять, почему в Петербурге Вересаев сталкивается с необходимостью самому о себе заботиться. Прежде он был под опекой отца, теперь лишённый возможности находить какую-либо о нём заботу. Извечная проблема студента, касающаяся нехватки средств, коснулась даже Викентия. Причём настолько, что приходилось голодать. А если он недоедал, портилось здоровье, голова отказывалась соображать. Какой толк от студента, не имевшего способности исправно посещать занятия, или хотя бы усваивать ему сообщаемую информацию? Вполне можно было искать способы заработать, сбиваясь с другими студентами в объединения, пусть и сомнительного толка. Но отец строго запретил заниматься любой деятельностью, кроме обучения. Запрет в основной части касался игнорирования политических стачек, излюбленных студентами по всей стране. Викентий получил внушение — после участия в подобных волнениях его отчислят из университета, и состояться в качестве достойного члена общества у него уже не получится. Собственно, более Вересаев политических тем не касался, разве только упомянув, как Александр III боролся с женским образованием, с начала правления поставив целью закрыть все учебные учреждения для женщин.

Каких только мыслей не встречал Вересаев в студенческой среде. Рассуждения молодых людей порою случались чрезмерно радикальными. Как тут не вспомнить русский нигилизм — бессмысленный и беспощадный. Один студент доказывал Викентию низведение понимания материнства. Тот студент называл мать — мокрым домом на девять месяцев. Более ничем важным для себя он мать не считал. Рассказав о таком, Викентий не стал делать выводов. Зато читатель, внимая хаосу мыслей, мог вынести определённые суждения, соотнеся студенческие волнения с подобного рода рассуждениями. Такие мыслители, не знающие над собой ничего святого, могли вести активную антиправительственную деятельность, твёрдо уверенные в правоте ими совершаемых деяний. Вересаев затрагивает ещё несколько эпизодов, имевших способность на него повлиять. Например, идеи Толстого о непротивлении, на первых порах популярные в обществе, а затем утратившие интерес. В той же мере считались за важные идеи о социализме от Михайловского и позиционирование Гаршина, аналогично переставшие восприниматься в обществе.

Мыслить себя на исторической стезе Викентий более не хотел, предпочтя сделать выбор в пользу медицины. Он решил, гораздо лучше иметь профессию, благодаря которой всегда будешь востребован, сможешь иметь постоянный доход, нежели заниматься пусть и важным, но не столь нужным для него ремеслом. Викентий продолжил учёбу в Дерпте, описывая порядки складывающихся в тех землях дел, особенно останавливаясь на каждом профессоре, давая исчерпывающие портреты их личностей и преподавательских способностей. Довелось Вересаеву поучаствовать и в противохолерных мероприятиях.

На том студенческие воспоминания завершались. Их логическим продолжением можно считать «Записки врача», вот уже как более тридцати лет назад написанные.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как следует воспринимать детские воспоминания? И какую роль им следует отдавать в праве на понимание дальнейшей жизни человека? Что в том вообще может быть интересного? Разве только для полноты картины. Пусть и кажется, о детстве можно рассказать вкратце, не прибегая к детализации. Однако, ряд писателей считает за важное повествовать именно о детских годах. Есть и биографы, очень тщательно подходящие к изучению детских лет. Существуют и те, кто вовсе не тратит время на выяснение практически бесполезных обстоятельств. Вот решил Вересаев, спустя пятьдесят лет, вспомнить себя маленьким. Насколько те воспоминания он сохранил в точности? Сколько поведает дополнительных деталей, может и имевших место быть в прошлом? Читатель разве только поймёт относительное благополучие малых лет Вити Смидовича, кому не было на роду написано понимать жизнь со всеми её горестями и печалями. На ноги Вересаев вставал в сложившихся для него благополучно условиях.

Сразу же читатель узнаёт про уважение Викентия к отцу. И не может понять, продолжая чтение воспоминаний, почему изложение началось с некролога. Отец Вересаева успел дать сыну образование, продолжив помогать на первых порах трудового поприща. Или сам Викентий решил задать планку, к которой он продолжал стремиться на протяжении последующих пятидесяти лет? Останется рассуждать, в какой мере Вересаеву это удалось. Викентий родился в Туле, среди его предков поляки и русские. В такой момент читатель останавливался в крепких размышлениях, махнув рукой на возможные разногласия, которых всё равно не последовало. И всё же важнее прочего, но не ставя то выше отца, Вересаев счёл нужным упомянуть самое первое воспоминание. Будет приятно, узнав, Викентий помнил не тягостную обстановку его плохого поведения или радостную весть по поводу поведения хорошего, так как воспоминание касалось пития сладкого чая с молоком. Читатель вновь останавливался в задумчивости, не умея расставить акценты на восприятии повествования, придя к выводу — автор сообщает воспоминания ровно тем образом, каким то ему желалось делать.

Среди прочего вспоминается первая порка. Отец запретил Вите Смидовичу прикасаться к цветку. Витя счёл это за указание цветок пересадить. После тот завял. За что же был наказан? Будучи ещё ребёнком, Вересаев говорит — понять не смог. Вспоминает начало обучения в школе, первое наказание, первую любовь и первый поцелуй. Без особой надобности — как начал курить и пить. Внутреннего цензора Викентий словно не включал. Или не посчитал зазорным повествовать едва ли не обо всём, к чему сумел вернуться в воспоминаниях. О чём-то всё же следовало умолчать. Однако, чем больше негатива расскажешь сам, тем меньше нелицеприятного о тебе расскажут другие. С другой стороны, тем самым Вересаев оголялся перед читателем, которому вовсе не следует знать всего ему изложенного. Но если Викентий об этом рассказал, значит посчитал за необходимое. Вполне вероятно, он полагал — читатель всего в голове не удержит, обязательно забыв добрую часть повествования.

На описании юных лет Вересаев не остановится, продолжая рассказывать про годы учёбы. Провести черту между двумя этими книгами о воспоминаниях невозможно, они представляют из себя одну повествовательную линию. Приходится учитывать обстоятельства перерыва в работе, поскольку про студенчество Викентий начнёт писать в 1930 году, растянув работу над осмыслением прошлого ещё на следующие пять лет. По данной причине, закончив чтение «юных лет», нужно сразу переходить к «студенческим годам», тогда восприятие становления Вересаева сложится в виде единого полотна.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если желаешь научиться писать художественную литературу, ты либо берёшься за её написание без чужих подсказок, или начинаешь искать секреты мастерства от уже состоявшихся писателей. И самый лучший совет для будущих писателей — начинайте писать прямо сейчас. Нет идеи? Тогда берите чужую, создавая книгу по мотивам. После эту первую книгу уничтожьте. Таков лучший совет! Но Стивен Кинг дал другие советы. Есть ли смысл их перечислять? Основной совет от Кинга — много читайте сами. Осталось понять — зачем. Некоторые писатели считают такой метод губительным для личного творчества. Кто-то это объясняет банальным стремлением излагать в том же стиле. Всё гораздо проще, когда узнаёшь другие советы от Кинга, и особенно при знакомстве со становлением самого Стивена. Просто нужно желать быть писателем. Сам Кинг много писал, чем продолжал заниматься впоследствии. Но не приди к нему успех на первых порах, то его путь мог сложиться иначе. Другое дело, что Стивен сразу начал монетизировать собственное творчество. И не верьте ему, когда он говорил, будто никогда не писал ради денег. Он сам же написал, как печатал первые рассказы, продавая их затем одноклассникам. Даже за самый первый рассказ он получил гонорар от мамы.

Что примечательно в подходе Кинга, он действительно писал всегда и везде. Это его жизненное кредо — писать при любой удобной возможности. Он не искал отговорок. Включал погромче музыку, закрывал поплотнее дверь, и полностью концентрировался на работе над текстом. Другие начинающие писатели могут сказать, будто у них нет свободного времени, они вынуждены заниматься другими делами. Для Кинга таких преград не было. Рождались дети? Это способствует ещё большей продуктивности. Скажут: уже имел стабильный заработок от писательства. Придётся удивиться — писал без надежды быть опубликованным. Верить ли Стивену? Иного выбора не остаётся. Только насколько необходимо быть бесконечно продуктивным писателем? Таков стиль Кинга — много и постоянно писать.

Точно можно сказать — умение сочинять истории исходит изнутри. Известная истина гласит, что не так трудно о чём-то писать, как придумать, о чём писать далее. Согласно другой истины — всё сложится со временем. У Кинга мысли рождались спонтанно, сюжет продвигался стремительно. И ладно бы ему удалось создать несколько произведений по наитию — он все свои книги написал именно так. Стивен так и говорил, ему достаточно малых обстоятельств, после чего работа над книгой не прекращалась до скорого её завершения. Например, Кинг работал в прачечной, ему сдали вещь, а там испачканные женские прокладки. Увлекаясь тогда же чтением информации о телекинезе, Стивен соединил одно с другим, написав по итогу «Кэрри». Или Кинга напугала собака, случилось ещё что-то… в итоге «Куджо».

Читатель заметит, ему нужно знать о построении предложений, о грамматике. Всё сложится! Стивен лишь просил писать максимально просто, не используя сложных оборотов и лишних слов. Ежели нужно обозначить говорящего, нет ничего лучше, чем написать «он сказал», нежели давая характеристику каждому такому «сказал». Может есть в том секрет мастерства именно Кинга. Насколько под данные требования подойдёт хотя бы тот же русский язык, не приспособленный под такое использование? И тут опять нужно напомнить — пишите! Стивен Кинг — такой один. Быть похожим на него всё равно не получится.

У каждого в литературе — собственный путь. Большая часть из писательской братии канет в безвестность, в веках останется едва ли не крупица. Может статься, забудут и Стивена Кинга. И быть может через тысячи лет станет известным тот, чей стол с рукописями случайно найдут археологи.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читатель может встретить «Жизнь Иисуса» под названиями, вроде «Забавное Евангелие» или «Занимательное Евангелие», не сумев определиться с годом написания: 1882, 1884 или позже. Так и Лео Таксиль начинает рассказ про Христа, давая представление, что никто не может знать, каким образом жил Иисус, поскольку писать о нём начали лишь спустя двести лет. А теперь, спустя одну тысячу восемьсот лет уже он, Лео Таксиль, взялся изложить собственное представление, взяв за основу сложенные про Христа произведения. Осталось понять, как их воспринимать — за биографию, роман или за образчик чёрного юмора. Читатель это сразу поймёт, когда про действующих лиц Нового Завета автор начнёт говорить в панибратском отношении, будто речь не про почитаемых религией людей, скорее они являются обыкновенными созданиями из плоти и крови, кому ничего человеческое чуждым не было.

Таксиль не говорит о чём-либо, чего нет в дошедших до него текстах. Он мог проявить фантазию, обязательно используя имеющийся материал. Измышлять далее того он не имел необходимости. Зачем рассуждать про юные годы Христа, если про них ничего не сказано? Каких только домыслов не существует. Однако, Лео пишет про официально утверждённое религиозными воззрениями. Прочее не должно читателя интересовать. Всё-таки Таксиль показывал позицию презрения церковных взглядов, поддерживающих взятое за догматы. Если дело обстоит так — Лео посчитал необходимым рассуждать в свободных выражениях. Он просто смотрел на историю Христа с позиции здраво рассуждающего человека. В чём читатель с ним не согласится? Как-то требовалось объяснить беременность матери Иисуса, считаемую за непорочное зачатие. Разве не смеялись над Иосифом окружающие? И не считал ли он себя за рогоносца? И не требовал ли он жарить ему котлеты нормально, чтобы они не пригорали?

Интересующийся религией читатель знает, каким образом возникали догматы. Прежде за оные не считаемые, в определённый момент утверждались, более не должные быть оспариваемыми. Самый яркий пример — определение Троицы. Долгие шесть веков шли рассуждения, пока не был выработан данный догмат. И ещё два века понадобилось, прежде чем в легенде о рождении Иисуса стали фигурировать волхвы, введённые Бедой Достопочтенным. Как тогда к этому должен относиться верующий человек? Истинно принять за должное? Или есть необходимость выразить сомнение? Что в таком случае делать атеисту? Видеть утверждённые догматы, без возможности воззвать к очевидному? Вот и Лео Таксиль не понимает, принуждаемый с ними соглашаться, но показывая читателю в иной интерпретации.

Если и читать «Жизнь Иисуса», то без осуждения автора. Нужно понимать, всякое мнение может существовать, пока оно насильно не навязывается. Таксиль нисколько не опровергал сам факт веры человека в высшие существа, он только хотел внести ясность. Читатель ведь понимал, всякое Евангелие написано человеческой рукой, и все догматы выработаны человеческим умом. Вмешательства божественной сущности не было. Из этого следует, что человек верит только в то, во что верили люди до него, в определённый момент решившие поступать именно так. Других объяснений быть не должно. И если человек теперь желает верить в определённое, он будет прав ровно до того момента, пока не начнёт его насильно навязывать. В случае католической церкви известны примеры, когда вера насаждалась через страх применение насилия.

Кому же можно посоветовать данный труд? Желающим прочитать жизнеописание Иисуса Христа. Если Христос действительно когда-либо жил, о нём рассказано с позиции понимания его в качестве прежде всего человека.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Америка не впечатлила Киплинга. Что в ней такого, чтобы столь увлекательно повествовать, каким образом Редьярд мог постоянно рассказывать про Индию? Может вовсе не стоило писать про американский быт? Но раз заметки о пребывании в Америке были сложены, вскоре последовала публикация. Тяжело сказать, насколько сами американцы обращаются к представлению Редьярда. Скорее всего в той же мере, которая им импонирует представлениями Чарльза Диккенса, на пятьдесят лет раньше рассказавшего об едва ли не аналогичных впечатлениях.

«Американские заметки» разделены на семь частей. Так как путь Киплинга пролегал с запада на восток, сперва были изложены представления о Калифорнии и Сан-Франциско. Пока без особого негатива. Позже Редьярд скажет, почему ему было столь непривычно. Казалось бы, находясь в более близкой по духу стране, нежели Индия, Киплинг должен испытывать радостные эмоции. Однако, он скажет — насколько ему непривычно видеть настолько много белых людей вокруг, какового количества в одном месте он прежде и не видел вовсе.

Далее разговор переходил к особенностям мировосприятия американцев. Тут каждый, причём с самых юных лет, склонен заниматься каким-либо делом, должным приносить ему доход. И у каждого есть оружие. Любой конфликт может омрачиться смертью. Как говорит Киплинг — даже китаец зарубит тебя, поскольку всегда носит с собой топорик. Так читатель переходил к следующей части повествования — к американскому лососю. Киплинг отправился на консервный завод, сперва с удовольствием наловив рыбы. На том заводе работали китайцы, очень быстро наполняя консервы. Затем Киплинг отправился в Йеллоустон посмотреть на гейзеры и индейцев.

Когда прибыл в Чикаго, посчитал этот город за подлинную столицу Америки, отразив самое негативное впечатление, увидев его населённым «дикарями». Любой разговор в Чикаго касался денег, при этом местные имели страсть с постоянному сплёвыванию. С данной проблемой в Америке словно и не пытались бороться, поскольку ещё Диккенс выражал отрицательное отношение именно к данному обстоятельству. Складывалось впечатление, американец едва ли чем-то отличается от европейца, за исключением привычки всегда сплёвывать слюну. Причём, в лучшем случае — в плевательницу, но чаще — под ноги. Не понравилось Киплингу большое количество очень высоких домов, словно люди живут друг над другом многослойно, к тому же умудряясь жить в этажах под землёй.

Остальная часть повествования — армия, мормоны и американские побережья. Армию Киплинг посчитал крайне слабой. Такая более не сможет выстоять, случись произойти конфликту. Может Редьярд судил поверхностно, не полностью разобравшись в данном вопросе, просто не сумев понять особенностей устройства, как в случае с рядом прочих моментов, вроде мормонов, к пониманию которых Киплинг вовсе не имел стремления.

В качестве создания определённого мнения об Америке, данный труд Редьярда Киплинга окажется читателю полезным. Возникнет желание ознакомиться с впечатлениями других писателей, взявшихся отразить мнение спустя ещё пятьдесят и сто лет соответственно. Насколько будет отличаться представление о внутреннем устройстве? И будет ли оно подлинно отличаться? Если брать представленное ко вниманию от Диккенса и Киплинга, особых различий не увидишь, не принимая к рассмотрению обширную часть нюансов. Читатель ведь понимает, Америка до гражданской войны и после — в какой-то мере различны. Однако, берясь за рассмотрение в целом — различий можешь и не увидеть. Даже можно сказать, что представь случаю повернуть время вспять, очень быстро многие свершения американского народа окажутся тут же забыты. При этом, опять же, основное понимание не претерпит изменений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В очередной раз нужно сказать, не совсем понятно, почему Мережковский последним взял для рассмотрения жизнь и взгляды Блеза Паскаля. Причиной того стоит считать безусловную религиозность, при отказе от института церкви. Сам Дмитрий повествовал на отстранении, не давая представления непосредственно о Паскале. Читатель должен быть крайне внимательным, чтобы ничего не пропустить. В любом случае, самая важная мысль, встречаемая в тексте: вера может быть только в человеке. Таким образом Паскаль останавливал поток реформаторского стремления, посчитав за лишнее церковных иерархов. Нет необходимости иметь над собою кого-то, если это не сам Бог. И пусть читатель замечал, насколько важным казалось упомянуть кого-нибудь из вовсе отказывавшихся верить. Дмитрий Мережковский за рассмотрение такого браться не хотел, закрыв цикл о реформаторах именно описанием взглядов Паскаля.

Где родился Блез Паскаль? В мрачном месте. Но так ли это важно? Раз Дмитрий счёл за нужное, будем считать — важно. И рос Паскаль, проявляя стремление познавать мир. Если тарелка переставала дребезжать от прикосновения, следовало выяснить причину, после написав о том «Трактат о звуках». Отец Блеза, сам склонный к наукам, следил за обучением сына. Во многом, благодаря этому, Паскаль находил возможности для удовлетворения любознательности. Вся жизнь Блеза — поиск ответа на интересовавшие его вопросы. В девятнадцать лет по его чертежам построили счётную машину, ставшую основой для последующих поколений арифмометров — механических вычислительных машин. В двадцать три года работал с трубкой Торричелли, в результате опытов опровергнув существование неизвестного вещества, сочтя свободное пространство всего лишь за отсутствие там чего-либо, то есть за пустоту. Позже пришло увлечение решением математических задач, некоторые он решал вместе с Пьером Ферма. И ещё немного погодя Блез записывает идеи, получившие обобщающее название «Мысли о религии и других предметах».

Разбираться с «Мыслями» нужно целенаправленно, желательно изучая в совокупности с прочими трудами Паскаля. Полагаться в данном случае на Мережковского не стоит. Дмитрий не смог последовательно рассказать об интересующих читателя моментах, всё равно акцентируя внимание сугубо на религиозной составляющей. Следовало разобраться, как на Блеза повлиял янсенизм, как протекала полемика с иезуитами, почему часть его работ сожжена по указанию папы римского. Этому всему должно внимать с особым интересом. Но у Мережковского не получилось повествовать в такой манере, каждый раз привнося в содержание собственное мировоззрение.

Стоит ли разбираться, почему Паскаль считал понятие Бога невозможным без Иисуса Христа? Но обязательно следует разобраться с тем, почему такое понятие возможно без института церкви. Это главная идея, выведенная Дмитрием Мережковским, проводящая окончательную черту между католичеством и протестантскими течениями. Не стоит бояться мыслей, неугодных церковным иерархам, что было свойственно Лютеру. И нет нужды искать замену для папы римского, возлагая эти функции на себя, что могло быть заметно по воззрениям Кальвина. Надо лишь иметь веру внутри, не полагаясь в том на других. К такому заключению придёт читатель, знакомясь с трактовкой Мережковского.

Заканчивая чтение цикла о реформаторах, необходимо вернуться к первоначальной мысли Дмитрия о необходимости объединения христианства под давлением со стороны православия. Возможно ли это? Читателю самое время задуматься, насколько религиозные представления разъединяют людей, делая их заложниками разного понимания в исполнении культов, сутью которых является чаще всего один и тот же конечный результат. Потому и происходят постоянные расколы, должные возникать при любых обстоятельствах, хотя бы в силу необходимости собственным образом воспринимать происходящее. Так почему тогда не согласиться с Паскалем о необходимости сохранять веру внутри себя?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Написав про Лютера, Мережковский по хронологии событий передвинулся совсем немного вперёд, взявшись осмыслить жизнь и воззрения Жана Кальвина. Новый объект исследования был интересен более последовательной позицией — не просто высказался против церковных иерархов, а прямо обличил их в ереси. Никто иной, как именно церковь, является воплощением дьявольского наущения. Значит, следует иначе смотреть на понимание церковных иерархов, не должных иметь права считаться продолжателями божьей воли. Сложно представить, чтобы Кальвин мог обо всём этом рассуждать, не случись прежде Мартину Лютеру выразить противление власти церкви. Поэтому значительная часть повествования от Дмитрия касается сравнения взглядов Лютера и Кальвина.

Внимать этому в исполнении Мережковского тяжело. Будучи предвзятым, он исходил из собственных представлений. Устами Дмитрия могли проповедывать любые деятели прошлого, выражая мысли, для их века не должные быть свойственными. Возможно и другое, к чему Дмитрий себя постепенно подготавливал, если брался за понимание религии посредством изучения взглядов протестантских реформаторов. Долгие годы ставя задачей борьбу со вторым пришествием Христа, повсеместно рассуждая о Третьем Завете, Мережковский брался за изучение католичества. И видел не самое приятное — переосмысление. Если, рассуждая о Лютере, Дмитрий допускал сомнение в деятельности церковных иерархов, то подходя к пониманию идей Кальвина, понимал возможность смотреть на мир под совсем другим углом. То есть воспринимаемое за изъявление божественной воли оказывалось схожим с исполнением пожеланий дьявола. И это было совсем очевидным, когда папой становилось лицо, впоследствии причисляемое к так называемым антипапам. Или поступки церковных служителей, никак не совместимые с угодным Богу ремеслом.

Читателю не хватает рационального рассказа о Кальвине. Дмитрий погружался в рассуждениях далеко от выбранной темы, не способствуя пониманию воззрений Жана Кальвина. Проще обратиться к сторонним источникам, нежели остановиться в понимании на труде Мережковского. И тогда откроется много дополнительных деталей. Впрочем, Дмитрий мог о них не знать. Но о чём читатель должен обязательно узнать, так о быстром становлении Кальвина в качестве влиятельного лица. Будучи хулителем католичества, его собственные деяния мало отличались. Как читателю момент, когда Кальвин вынес решение о сожжении на костре Мишеля Вильнёва? Нужно пояснить — решение было принято за расхождение во взглядах на понимание триединства Бога. Мишель Вильнёв оное отрицал. Не стоит в данном случае погружаться в далёкое прошлое религиозных споров. Понимание Троицы не было устойчивым в первые три столетия существования христианства, некоторыми течениями опровергаемое. Однако, ежели Кальвин был последовательным, отказывая католическим иерархам в праве быть выше его, он по итогу в том же должен был отказать Богу. Всему этому быть потом, по мере раскола уже внутри протестантизма.

Насколько Кальвин таков, каким его представил Мережковский? И почему именно Кальвин? Начатое Лютером дело быстро обросло последователями. Имелось множество прочих реформаторов, вносивших разлад в деятельность католической церкви, по причине чего становилось невозможным оказать воздействие на столь быстро развивавшийся процесс. Только кто упомнит их имена, кроме имеющих интерес именно к этим событиям. А вот имена Лютера и Кальвина на слуху более прочих.

Оставалось поставить точку в реформаторском движении. Кто это сделает? Дмитрий посчитал за необходимое напомнить читателю про Паскаля. Тяжело представить, почему именно так. Каким образом Паскаль замыкает линию Лютера и Кальвина, высказав самое оптимальное для верующего решение? Пока же читатель должен заключить — всякое суждение не обязательно должно поддерживаться кем-то другим, как бы того не хотелось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Продолжая разговор с читателем, начатый посредством серии трудов под общим названием «Лица святых от Иисуса к нам», Дмитрий Мережковский переходил к очередному осмыслению религии, решив разобраться с возникновением протестантизма в среде католичества. Для этого им был задумал цикл «Реформаторы». И первым, о ком Дмитрий повёл речь, стал Мартин Лютер. Но мало начать сказ о жизни, необходимо подготовить непосредственно читателя, на свой лад трактуя понимание вопросов веры. На полном серьёзе, или всё же в рамках допускаемого, Мережковский выразил мнение, будто расколовшийся на части католицизм ещё можно собрать воедино. Каким же образом? Может показаться невероятным — Дмитрий возложил надежды на православие. Именно оно не только соберёт обратно католические и протестантские ветви, но вообще заново объединит христианство. Это вполне осуществимо — считал Мережковский. Мешают тому церковные иерархи. Как читатель должен догадаться, Лютер и решил выступить против иерархов, указав на недопустимость считать себя выше Творца.

В чём основная проблема католичества? По сложившимся представлениям, сам Христос отдал власть папам, поскольку первым папой стал апостол Пётр. Это породило ощущение вседозволенности, что со временем приобретало извращённые формы, вроде тех же индульгенций, когда грехи отпускались за определённую плату. На местах могло происходить вовсе невообразимое, о чём не знал даже папа римский. Когда Лютер одним из тезисов выразил неудовольствие в этом, последовала реакция, по итогу породившая возникновение протестантизма. Мережковский посчитал за нужное уточнить — Мартин Лютер не желал идти против католичества, испугавшись высказанных замечаний. Современники не могли понять, от Бога ли происходила воля данного отступника, или всё-таки он стал жертвой происков дьявола.

Жизнеописание Лютера Дмитрий сложил просто, и частично в духе полагающихся подобному творению сюжетных поворотов. Рассказал о нём как о сыне обеспеченного отца, с малых лет испытывавшего на себе его суровый нрав. Не посчитав за нужное благодарить Бога ниспосланным на него страданиям, Лютер предпочёл уйти в монахи. Там он обрёл нужду, живя с протянутой рукой, всюду путешествуя и побираясь. После вернулся к отцу, был отослан к деду с бабкой, и при них жил, продолжая просить подаяние. Однажды был примечен богатой дамой, полюбившей его как сына, позволившей жить в её доме. И далее в аналогичном духе.

Особое внимание уделено конфликту между папой Львом X и Лютером. Мережковский пишет — Лютер не имел цели выступить против католичества, написав свои тезисы против иерархов на местах. Трудно понять, где в излагаемом есть сам Мартин Лютер, а где воззрения непосредственно Дмитрия. По тексту получается, Мартин Лютер считал над собою власть только Иисуса Христа, и над каждым человеком стоит он же, никак не любой из церковных иерархов, берущий на себя исполнение воли Всевышнего. Посчитав так, наказанный папой отлучением, Мартин Лютер вне собственного желания побудил к началу крестьянской смуты. Спустя годы Лютер так и не возьмёт на себя право на раскол, но многие от него отвернутся, всё же посчитав за дьявольского наушника.

Получалось, Лютер показал пример возможности противления католической церкви. После него протестантизм продолжил набирать силу, о чём Мережковский будет повествовать далее, приведя в пример большего противления в лице Кальвина. А после и вовсе разовьёт мысль до идей Паскаля, полностью отказавшего не только церковным иерархам, но даже папе, подведя к тому, что вера должна быть прежде всего внутри человека.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Проработав семь лет врачом, Вересаев решил написать книгу о впечатлениях. Ничего в том необычного нет. У склонного к литературной деятельности человека всегда возникает такое желание именно тогда — стоит ему отработать по профильной специальности около шести или восьми лет. Остаётся понять, о чём именно рассказывать. Некоторые писатели-медики предпочитают создавать художественную литературу, не совсем правдиво отображая действительность. Другие начинают излагать мир медицины, который они видели изнутри. И не каждый писатель скажет, будто он способен понимать настоящим образом, не дополняя повествование ощущением радости от им осуществляемой деятельности. На самом деле, медицина — далеко не та профессия, в которой трудятся люди, склонные к состраданию или к необходимости помогать страждущим. Это совсем не так. Тем более всё обстояло иначе в годы начала врачевания непосредственно самого Вересаева. Теперь скорее придёшь в ужас от прежних методов.

Основное — в те времена учебные учреждения выпускали медиков, толком не подготовленных к работе. Они кое-что освоили, совсем не понимая принципов от них требуемого. Будучи студентом, толком скальпель в руках Вересаев не держал, живых людей не оперировал. Начав сразу практикующим специалистом, не умел диагностировать, плохо понимал принципы лечения. И на тот свет он отправлял людей, осознавая совершённые им ошибки. Кому-то такая откровенность покажется кощунственной. Что же с того станется? Может в том кроется суть воздаяния за односторонне возлагаемые на медиков надежды. О чём Вересаев со столь же уверенным тоном рассказывает, когда описывал требование от медицинских работников приходить на помощь. То есть медик должен помогать всегда и безвозмездно. Викентий так и спросит в ставшей привычной манере: почему сантехник не устранит засор, электрик не восстановит электричество, продавец не постоит у прилавка, делая то по доброте душевной, в том числе в ночные часы и выходные.

Вересаев говорит прямо — нужно следить за своим здоровьем. Это самое дорогое у человека. Данная хрупкая материя ломается при любой неловкости. Заранее никогда не скажешь, какие страдания тебя коснутся уже завтра. А если ты врач, тебе даже станет казаться, насколько все люди чем-то обязательно больны. Болеют и сами врачи, обычно привыкшие на свои заболевания не обращать внимания. Быть может понимают, чаще всего лечить бесполезно. Главное озаботиться, чтобы не появилось новое заболевание.

Важный аспект, поднимаемый на страницах произведения — отношение к медицинской тайне. Вроде бы ныне законодательно установлено, что про обращение человека в медицинские учреждения никто знать не должен, если сам человек о том не пожелает рассказать. Получается, что если становишься свидетелем работы сотрудников Скорой помощи, приехавших, например, к соседу, должен хранить о том молчание, не смея никому рассказывать об увиденном. На деле люди создают впечатление, будто этого не знают и не понимают. Во времена Вересаева принцип неразглашения вовсе не устоялся. О заболеваниях пациента врач мог рассказывать едва ли не с чистой совестью.

Ещё один аспект, должный остаться с человеком на века — поиск «волшебной таблетки». Викентий пациентам с запором прописывал физическую активность, на него смотрели с недоумением, требуя лекарственный препарат. Как иначе объяснить людям, что забота о здоровье порою проявляется в совершенно обыденных вещах? А таблетка всё равно не поможет, лишь временно облегчив симптомы.

И самое главное! Нет единства на понимание лечения не только среди пациентов, разных точек зрения придерживаются сами врачи. О чём бы не говорил Вересаев, найдутся коллеги, имеющие прямо противоположное мнение.

Автор: Константин Трунин

» Read more