trounin.ru

Как много в мире сокрытых тайн, о которых никто и никогда не расскажет. Чем занимаются люди, оставленные наедине со своими природными инстинктами, вынужденные выживать? В случае преодоления затруднений и возможности вернуться к прежней жизни — они не станут вам рассказывать. Они знают, им есть о чём молчать. Но для этого надо пройти полный путь отрешения, смирившись с неизбежностью одинокой смерти и вечного забвения. У Яны Вагнер всё не так. Она предложила ситуацию, когда люди внезапно оказываются запертыми в тоннеле. Почему это случилось? Никто не знает. Когда их освободят, и освободят ли? Чтобы это узнать, надо читать до конца. Только вот там ждёт разочарование. Слишком быстро всё закончится… За это время запертые люди не успеют пройти все полагающиеся стадии отрицания. Они и первой не достигнут. Скорее гнев испытает читатель. Поэтому скажем сразу — не трогайте писателя, он иначе не умеет.

Не нужно искать несостыковки в «Тоннеле». Поверьте, таков хлеб создателей художественных произведений. Если учесть абсолютно всё, не получится достичь требуемого надрыва чувств. Писатель волен создавать описываемые им миры на недоговорённости. Разве не знаком читателю жанр детектива? Хорошо известно, что именно писатели скрывают важные детали, либо повествуют в угоду виновной в чём-то стороны. Так и Яна Вагнер выбрала путь полной изоляции от мира, уничтожив едва ли не все коммуникации, должные существовать в тоннеле. Оправдание она выберет для наших дней банальное. Однако же, в том заключается её право творца. Она создала условия именно такими, в которых ей удобнее излагать.

Читатель вторит себе о необходимости сквозного сюжета. Зачем ему внимать множеству действующих лиц, проникаться мотивами каждого? Или Яна Вагнер желала разобраться в психологии абсолютно всех людей? Только отчего-то действующие лица вышли излишне нервозными и неподготовленными. Если врач, то стоматолог. Если полицейский, то неуверенный парень. Если богач, то оторванный от реальности нытик-грубиян. Мы заслуживаем именно таких персонажей? Обычно в художественных произведениях существуют более цельные фигуры, способные взять ситуацию под контроль, будь они даже морально и физически слабыми. Таковых у Яны Вагнер не находится. Случись действительно серьёзная катастрофа, вымрет подобное человечество очень быстро.

А может всё действительно плохо? Изначально читателю сообщается неприятное известие — в живых люди остались только в тоннеле, снаружи жизни больше нет. Не такой уж это фантастический сценарий. Читатель вполне поверит. Почему он должен в этом сомневаться? Да и есть ли необходимость про это размышлять? Пусть Яна Вагнер сама придумывает развитие событий. Говоря наперёд, она умоет руки. Была поставлена цель показать примерную ситуацию, тогда как прочее уже не представляет интереса. Не ставилось цели писать цикл.

Что было бы гораздо лучше для повествования, взять совсем другую ситуацию. Например, съёмочная группа оказывается зажатой в тоннеле сошедшим ледником, шахтёры попадают в тиски обвалившейся шахты, без каких-либо надежд к спасению. Ощущение безнадёжности заставит читателя пролить реки слёз. Иначе зачем знакомить с сюжетом, где всё сводится в пустоту? Какие выводы должен сделать читатель? Подумает — такое в принципе может произойти. Почему бы и нет. И нервы у кого-нибудь сдадут, и в тяжёлых условиях люди проверят собственные возможности, и выйдут из всего этого сильнее, нежели были. Останется ответить на один вопрос: кто сказал, будто всё будет именно так? Но мы уже договорились не трогать писателя…

Автор: Константин Трунин

» Read more

И кто же такие калмыки в представлении Натальи Илишкиной? Некогда кочевой народ, по исторической несправедливости отказавшийся от развития. Тогда как цивилизации вокруг развивались, строили общество, калмыки жили заветами предков. И это, как утверждает Илишкина, выходцы с Алтая, продолжающие существовать именно кочевым образом. Читатель волен усомниться, памятуя о величии Алтая с древности и некогда до наших дней, как примечательна была его культура, породившая могущество многих степных народов. До сих пор должно быть ясно, что владеющий Алтаем способен управлять миром. А так как Алтай разделён между разными государствами, не помешает обратиться к прошлому, когда он входил в состав определённых цивилизаций. Калмыки — как раз осколок тех времён, по каким-то причинам низведшие себя едва ли не до состояния первобытства. Так приходится думать, если внимать предложенной читателю истории от Натальи Илишкиной. А дальше — беспросветное будущее, выраженное движением к цивилизованности. Только вот Илишкина это показала вынужденной необходимостью отказа от прошлого. Что же, пусть читатель узнает, как великий народ низводится Натальей на незаслуженно низкий для него уровень.

Улан-далай, хард-ярд, таш-баш: говорит Наталья. Не будем вдаваться в конкретику, как правильно произносить стук колёс, скрежет тормозов и прочие звуки от подвижного состава. Буквально с первых строк читатель должен быть погружен в ещё неизвестный ему мир. Как жили калмыки в конце XIX века? Будучи уже триста лет в составе России, жили они прежним укладом. Ничего толком о самой стране они не знали. Слово старших считали за необходимое к исполнению. Землю не копали. Жили в войлочных домах. Обыкновенный быт степного кочевого народа, как может подуматься читателю. Ничего вокруг них словно не существовало. Но однажды пришло опасное заболевание, от которого калмыки быстро умирали. Как-то так получилось, что из всего, что к ним могло проникнуть, оказывалось болезнью. Почему? Может никто и не хотел идти в край калмыков, не имея представления, чем он им может пригодиться.

Что читатель видит на страницах? Эпизоды истории, взятые в хронологическом порядке. Каждый Наталья Илишкина описывает на собственное усмотрение. Либо ей казалось так более похожим на правду, или то ей подсказали сами калмыки. Как бы не было на самом деле, читатель внимает интерпретации прошлого с позиции современного человека. Касательно происходивших со страной событий — интерпретация спорная. Аналогичным образом может судить каждый, пожелай он со своей колокольни обозреть времена, которых он сам не застал, зато наслушался других, чьё мнение более близко к его собственному мировоззрению. Касательно быта калмыков — есть вероятность, примерно нечто похожее имело место быть. Тут уже правда на стороне Илишкиной, проведшей этнографические изыскания. Будем надеяться, калмыки не станут возражать. Хлопать в ладоши они точно не будут… или будут. Хлопанье у них выражает осуждение.

Как бы не хотелось сохранять прошлое, нужно сделать выбор к движению вперёд, поскольку иначе уйдёшь в небытие. Пусть будет больно и придётся переступить через себя — другого решения не существует. Но писатели всегда на этом горе паразитируют. Особенно писатели современные. Где надо увидеть преображение, они постоянно занимаются очернением. Иначе у них не получится, художественное произведение обязательно должно рассказывать о несчастьях человеческих, особенно произведение, претендующее на нечто большее, нежели очередная беллетристика, написанная ради цели занять свободное время. Что до Илишкиной — написать про калмыков стало полезным делом. Кто-то ведь должен был. И получилось вполне удовлетворительно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У всякого зверя норов особый! Это с виду они все одинаковые. А если за ними внимательно следить, каждый обладает рядом особенностей. Почему бы Прилепину не показать читателю, насколько умеет примечать детали? Были у него собаки разные, каждая имела разительные отличия в характере. Один пёс проявлял неумеренное благодушие, нёс за собою праздник, умел стать другом для каждого. Другой — держался особняком, ценил лишь хозяина, к прочему оставался безразличным. Третий — отличался озорством, мог издеваться, не опасаясь должного последовать наказания. И так Захар готов рассказывать про каждого своего пса. Любителям повествования о братьях наших меньших будет интересно ознакомиться. Прочим, кто излишне печётся о животных патологическим проявлением доброты, рекомендуется приступать к чтению только с согласия лечащего врача.

Особого внимания удостаивается сенбернар Шмель. С него ведётся знакомство читателя. Трудно не проявить симпатию к такой собаке. Особым образом начинаешь воспринимать умение Прилепина рассказывать истории. Наперёд думаешь, каких ещё рассказов сможешь ждать от него в дальнейшем, ведь с таким изложением недалеко до классиков русской литературы. Говорите, Пришвин и Паустовский? Добавьте в список Захара Прилепина. Его молчаливые персонажи способны надолго приковать внимание. А может это магия изложения? Захар сообщал ровно так, как читатель то хотел услышать. Принимал эмоции тем образом, каким они ему передавались. Или просто был выбран правильный сюжет? Внимать повествованию о собаке, несшей людям радость, дававшей ощущение счастья. Отныне двери для Шмеля были всегда открыты, для него стоит миска с едой, к его приходу одеваются, будто ждут желанного гостя.

Не сразу, чуть погодя, читатель увидит развитие в характере Шмеля. Он растеряет часть доброты, станет иначе воспринимать с ним происходящее. Но это случится уже после очарования первого рассказа, вслед за которым читатель должен простить Прилепину всё прочее, написанное им в последующих историях. Собаки в чём-то жестоки, ни в чём не уступая прочим живым существам. Согласно законам природы, жестокость является необходимым качеством для выживания. Кто излишне мягок, умрёт голодной смертью или будет растерзан. Рано или поздно к каждому приходит понимание этого. Но речь сейчас не о домашних породах. Можно вознегодовать, читая описание охоты собак на кошек. Только куда от этого деться? Животные инстинкты дают о себе знать.

При всех положительных качествах, собаки могут раздражать. Не для того они имеют особый норов, чтобы жить в угоду человеку. Иногда собака скулит, воет или лает бесконечно долго. Это злит! Прилепин того не скрывает. Возможно, в чём-то он приукрашивает самого себя, описывая нежелание строить насилие над собаками. А если зверь иначе не понимает? Пусть другим рассказывают, будто животные не способны чего-то там понять, они прекрасно осознают, чего и сами боятся, проявляя страх или самоуверенную надменность.

Пишите, товарищ Прилепин, в удовольствие и дальше. Знакомиться с такими историями много лучше, чем погружаться в мрак прошлого и темень настоящего. Никто не спорит, смотреть на жизнь нужно с разных сторон. Главное не забывать о позитивном взгляде на мир. С такой стороны почему-то смотрят гораздо реже, чаще вовсе забывая. Вот вы решили посмотреть, чем доставили часы радости. Хотя бы один день под осознанием теплоты счастья стался благополучно прожит. На удивление, не все посчитают схожим образом, найдутся те, кто всё-таки не получил перед чтением согласие лечащего врача. Им мы посоветуем читать только Пришвина.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Тяжело читать о тебе знакомом. Когда ты имеешь хотя бы малое представление, ощущаешь давящую на тебя тяжесть повествования. Ты всегда можешь возразить автору, вступить с ним в полемику в собственных рассуждениях. И Варламов это понимал, когда взялся писать о развале Советского Союза и последовавших разногласиях между Россией и Украиной. Какое мнение по данному поводу не выражай, найдётся кому поддержать и кому возразить. А учитывая нарастание конфликта, к 2024 году не до конца прояснённому для современника, говорить о том ещё тяжелее. Придерживаться можно разных точек зрения, но в перспективе нам ещё неизвестно, к чему это приведёт в ближайшие пять-десять лет. То есть Алексей ступал на зыбкую почву, показывая этапы смены убеждений внутри описываемых им действующих лиц. Дабы разбавить канву повествования, он решил рассказать про исторический конфликт между чехами и немцами. Но насколько эти примеры могут быть соотнесены для выработки каких-либо суждений?

С одной стороны Россия и Украина, с другой — Чехословакия и Германия. Когда два народа живут бок о бок на протяжении веков, это порождает переплетение судеб. Алексей старался найти общие черты. Разве попытка чехов изгнать немцев с территории Чехословакии ничего не напоминает? А запрет немцам говорить на родном языке? Всё это происходит и на Украине, где совсем недавно возжелали переместить русское население за пределы страны, одновременно искореняя русский язык. Варламов находил и прочие сходные моменты, вплетая в повествование. Как это должен понять читатель? Если вникать глубоко в историю, можно найти подтверждение чему угодно, если оно имеет хотя бы малое сходство. А так как тема противоречий между чехами и немцами далека от понимания жителями Украины и России, то упор на ряд соответствий их убедит в возможном сходстве.

Разбираться в политических тонкостях не так просто. Гораздо легче понять человеческие чувства. Алексей показывает слом мировоззрения украинцев. Вот они являются частью Советского Союза, они мыслят себя частью большой и дружной семьи социалистических республик. После развала они продолжают сохранять внутри ощущение единства. Ещё немного погодя украинцы начинают понимать необходимость отдельного существования. Их убеждения разбиваются о действительность, они отказываются от всего, во что верили прежде. С течением времени отторжение от России усиливается. Почему? Варламов не смог этого объяснить. Он приводил в пример таких перемен одного человека — девушку Катю, в которую был влюблён главный герой повествования. Читатель было приготовился увидеть развитие событий по печальному сценарию. Ведь на таком сюжете можно разыграть трагедию любого уровня сложности.

Читатель окажется разочарован. Жестокость человеческой жизни обязана приводить к краху надежд. Кто-то обязан погибнуть. Иначе трудно поверить, что пройдя через испытания, всё закончится позитивным финалом. Как так вышло, что человек, обуреваемый чувством национальной гордости, так часто изменяет своим убеждениям? То он против подобных себе, то за них, потом снова против. Читатель будет вынужден думать про развитие событий после окончания повествования. Опять всё окажется перевёрнуто?

Одно можно сказать точно, кто-то должен писать произведения о современности. Хотя бы в таком духе. Это помогает ориентироваться в событиях, рассуждать о них, вырабатывать определённую точку зрения. Всё равно об этом потом напишут не одну сотню книг. Тогда уже не понадобится искать сходные примеры в прошлом. Главное, рассуждать логически, не поддаваясь превосходству ложных приоритетов. Будем считать, Алексей Варламов постарался донести до читателя именно это.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Некоторые писатели умеют вживаться в описываемых ими персонажей. Делать это умел, например, Флобер, а вот Лев Толстой — не умел. Если Флобер полностью погружался в описываемое, Толстой такого себе не позволял. А вот, к слову говоря, Эдуард Веркин, почитаем нами отныне за того, кто может вжиться в им описываемое. В хорошем смысле, либо отвратительном, пусть читатель сам решает. Но то, что Веркин нещадно себя эксплуатирует — практически точная информация. Он с мыслью о должном быть написанным встаёт, проживает день за персонажей… и на утро всё повторяется вновь. Даже кажется, Эдуард верен заветам Стивена Кинга и Джека Лондона — писать определённое количество слов в день. Только вот где Кинг или Лондон ограничивались двумя тысячами и пятью сотнями слов соответственно, там Веркин немыслимо превышал положенные на то лимиты.

Гораздо важнее не как ты просыпаешься, не чем ты занимаешься, не какие планы тебе предстоят, уступая место соответствующим нуждам действующих лиц. Нужно осмыслить и переосмыслить все их мысли и поступки, затронуть каждую деталь, в том числе самую маловажную. То есть Эдуард охватывает необъятное, показывая жизнь персонажей в том виде, каким никто из нас её не проживает. Ежели кто возьмётся описывать каждый свой день, ему на это не хватит времени. Ведь надо ещё найти время для описания дня. И, более того, написать про это самое описание, про возникающие по ходу мысли. Согласитесь, тогда получится подобие творчества Джона Фаулза. Значит, Веркину есть к чему стремиться! Не очень-то он оказывается усердным писателем. Но обвинять его в халтуре мы, конечно же, не будем.

Читатель найдёт удивительным, прочитав на страницах выражение, осуждающее ряд писателей, способных буквы составлять в слова, после образовывать из них предложения, по итогу создавая массив трудно воспринимаемой информации. Всё-таки есть нечто в Эдуарде, позволяющее осознавать суть присущей ему манеры изложения. Как уже прежде говорилось, Веркину необходимо научиться вычёркивать лишнее. Может быть он воспринимает за правильное перенос в текст абсолютно всего: посмотрел видео — пересказал, мимолётно о чём-то подумал — опять пересказал, ввёл в действие новый предмет — описал ряд его свойств. С таким подходом нужно не книги писать, скорее следует возрождать жанр забываемых текстовых квестов, или мануалы для ролевых игр. Чем вам не умелец, способный привнести в наш мир новую вселенную? У Эдуарда есть для того все задатки.

Мысль кажется отличной! В интерактивной форме произведение Веркина будет пользоваться успехом. Отчего он ещё никого не побудил к созданию онлайн-игр? Или не влился в дружный коллектив, работающий над аналогичным проектом. Впрочем, не книгами ведь Эдуард зарабатывает себе на жизнь. Куда-то он направляет свои таланты. Писательство для него — позыв души. Некоторым людям просто жизненно необходимо выражаться письменными словами. Допустим, рецензировать произведения, создавать критические заметки: не менее необходимое занятие, пусть и чаще всего никому не нужное.

Так чего ждал читатель от второй книги, озаглавленной «Снегом Энцелада»? Наверное, космических приключений, переноса действия в далёкие пространства, явления пришельцев, да хоть бытописание ста сорока шести спутников Сатурна, ведущих между собой бесконечно долгую беседу. Ничего этого не произойдёт. Никаких намёков! Не стал Веркин показывать сходство со стилистикой Курта Воннегута. Обыденное жизнеописание мыслей и поступков действующих лиц, решивших разгадать тайну семнадцатилетней давности. Было бы читателю то интересно. Ему — безразлично. Совсем. Не будем тешить писателя напрасными иллюзиями.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эдуард Веркин — любопытный образец человека пишущего, то есть писателя. А писатели, как известно, пишут произведения. Кто-то художественные, иным ближе жанр документальной прозы. Проза, она, знаете ли, не поэзия. Но и поэзия, знаете ли, бывает той ещё прозой. Бородатые осьминоги! Адепты пера и чернил, шариковых ручек и карандашей, пишущих машинок и клавиатур. Встают с утра, и пишут до заката. Солнце окрашивает горизонт в причудливые цвета. Это называется словом «заря». Тут можно запутаться, заря бывает и поутру. Писатель — он не жаворонок, вполне себе сова. Какой писатель ляжет спать, не дописав главу? Который видит сюжеты во сне. Проснётся, приступит к написанию, после заснёт. Снова и снова. Круг никогда не замкнётся. Изложение кажется непонятным? Примерно в схожем стиле Веркин как раз и пишет.

Вроде бы хорошо, когда автор с усидчивостью классического французского литератора наполняет произведения бесконечным количеством слов. Только зачем это делать в наше время, когда ценят краткость изложенной информации? Веркин словно сразу пишет набело, никогда не вычёркивая уже написанное. Чему быть в черновом варианте, всего лишь размышлением на тему, для того Эдуард находит место внутри текста. Подумаешь, он тут же начинает рассуждать, каким образом можно выделить текст: жирным, курсивом, подчёркиванием, красивыми точечками по типу ползающих муравьёв. Можно каждое слово выделить отдельно. Кажется, смысловой нагрузки в этом нет. Не говорите только о том Веркину. Он с удовольствием порассуждает о количестве слоёв туалетной бумаги, каким образом её отбеливают, стоит оную каким-либо образом упомянуть. Даже кажется, если провести редактуру за Эдуарда, выделив текст зачёркиванием, два тома сократятся до небольшой книжки.

Благо тема благодатная. Действующие лица оказываются в городе под названием Чагинск. Они специализируются на придумывании легенд. Разумеется, мифология будет крутиться вокруг чаги и адмирала Чичагова. Даже не спрашивайте, каким образом рассказ пойдёт про одноногих жён, мухоморах и Колчаке. Такого рода знакомство с произведением быстро утомляет. Особенно раздражает, если ты хорошо разбираешься в обсуждаемом предмете, тогда видишь, какую нелепицу Веркин вкладывает в уста действующих лиц. Уши вянут!

Помните, каким занимательным было наполнение произведений Ильфа и Петрова? Что ни мысль, то золото. Что ни развитие сюжета, то примечательная деталь. Книги можно разбирать на цитаты. А что у Эдуарда Веркина? Туалетная бумага бывает в два слоя, в три и в четыре, но экономные люди покупают двухслойную и складывают её пополам. Очень познавательная информация. Потомки будут перечитывать, удивляясь. Представляете, узнали у Веркина, наши предки пользовались бумагой для подтирания… и это в век цифровых технологий, мы-то подтираемся гибкими экранами самоочищающихся смартфонов. А вдруг так и будет? Нам ещё в укор поставят. Хотя, чем больше страниц в книгах Эдуарда, тем будет полезнее для потомков. Они пойдут на озеленение планеты, когда научатся бумагу превращать обратно в деревья.

Говорите, в произведении есть сюжет? Возможно он и есть. Кто найдёт, обязательно всем расскажите. А ещё лучше напишите краткое содержание. Вам за это скажут огромное спасибо. Никто не удивится, если под небом Чагинска лежал раненный Очагов, взирая на голубизну неба и белизну облаков, желая обрести вечный покой, устав проживать дни тем образом, каким его заставлял это делать Веркин. Говорите, есть продолжение истории? С ним надо обязательно ознакомиться, чтобы узнать, о чём ещё Эдуард мог написать. Неужели он будет тем, кто смотрит чужие видео, после пересказывая увиденное? Да!

Автор: Константин Трунин

» Read more

В литературе очень часто сталкиваешься с невозможностью продолжить начатое. В голове возникает сюжет, он имеет некоторые формы, но при попытке реализации упираешься в глухую стену извечной писательской проблемы — о чём именно дальше рассказывать. У Водолазкина данное затруднение встречается постоянно. Идею Евгений придумывает замечательную. Быть может лучше писать повести? Или ограничиться формой рассказа? Ведь там можно оборвать повествование в любой момент на полуслове, предоставив читателю возможность самому размышлять, каким действие могло быть дальше. И пусть получишь укор за недописанное произведение — сошлёшься на авторскую задумку. Но к крупному произведению такого отношения быть не должно. Раз взялся повествовать о человеке с гениальной памятью, будь добр наполнить страницы соответствующим содержанием, а не тем унынием, которое читатель оказался вынужден лицезреть.

Какие перспективы могут быть у человека, чья память не имеет границ? Как минимум, удивлять публику способностью к запоминанию. Как максимум, найти применение в узких специальностях. Ну или податься в агенты различных структур. Отчасти всё это есть в произведении. Присутствует демонстрация запоминания, показанная Водолазкиным на примере фотографической памяти. Профессию главный герой выбрал соответственно умению. И агентом он побудет. Правда, быть ему агентом безопасности библиотеки… Как бы вам сказать помягче? Довольно бредовая идея. Отправить за границу искать некий Синайский кодекс… Вроде бы здраво. Но в лице Чагина — сомнительно.

Можно сказать иначе. Сам Водолазкин, в силу профессиональных пристрастий, любит заниматься литературоведением. Он получает доступ к древним рукописям, переводит их на современный язык, всячески это фиксирует в памяти, продолжая работать над всё новым материалом, формируя внутри себя базу знаний. Он должен обладать хорошей памятью. Един ли Евгений с рассказчиком? Понять трудно, учитывая жалобу рассказчика на невозможность удерживать в памяти даже одно трёхзначное число. Да и читатель понимает, хорошая память требует усидчивости. Значит, остаётся единственное допущение.

Водолазкин написал ещё одно произведение, используя элементы магического реализма. Гениальная память главного героя — есть то самое единственное допущение. Иметь такую память невозможно. Как он этим воспользуется? Сугубо его дело. Он не обязан быть никем, кроме как кем пожелает. Знания может растратить на бесполезное времяпровождение. Чагин никому и ничем не обязан. Да и по природе своей с рождения чрезмерно глуп. Он легко верит любым нелепицам. Так ведь и должно быть! Имея в чём-то преимущество, в другом обязательно уступишь. Получилось так, что умея запоминать, Чагин не мог адекватно воспринимать действительность. К чему тогда ему получение информации, раз не способен её осмыслить? Запомнит он арабское начертание текста, сумеет воспроизвести. И?

А ведь как читатель хотел поверить написанному. Сложилось впечатление, будто автор знал человека, про которого взялся рассказывать. Этот Чагин был действительно кем-то известным. Прожил он именно ту жизнь, о которой поведал Водолазкин. Так думалось. Или так хотелось думать. На деле же, Чагин — придуманный Евгением персонаж. Может потому повествование не сложилось в восприятии. Читатель ожидал ознакомиться с совсем другой историей, более захватывающей дух. Вместо чего вынужден был наблюдать за передвижениями муравья, который, как известно, перемещается в пространстве с помощью как раз той самой фотографической памяти. Ему давали те картинки для миропонимания, которым он безоговорочно верил. Либо Водолазкин к тому и вёл повествование, между строк посоветовав читателю беречь присущие ему таланты.

И теперь читатель думает, он обладает гениальной памятью. Только она не в голове, а в наших девайсах. Попробуй вот только вспомнить, где там что находится.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хорошо, когда находится человек, способный сохранить память о былом и о своём настоящем. Ещё лучше, если он это излагает понятным языком. Ни в коем случае не берётся излагать в форме художественного произведения, где нельзя быть уверенным в любом из описанных событий. Получается не летопись рода… а беллетристика. Просто красиво, или не очень, написанная история. Неужели автор такого изложения желает внимания со стороны? По идее, подобного рода вещи нужно считать семейной реликвией, не придавая огласке. Или имеется элемент некоторого тщеславия? Мало кто может сослаться на дворянство предков. Неважно, насколько оно по итогу оказалось необходимым потомкам. Матвеева такой цели перед собой и не ставила. Будем считать, Анна пыталась проследить взаимосвязь между увлечением предка к написанию дневниковых записей и своим собственным — к созданию художественных произведений.

Читатель может на разный лад оценивать содержание. Кто-то будет изливать восхищение, практически разбивая лоб (что он, к слову говоря, делает постоянно, будто всегда в восторге от любой книги, какая не попадись ему в руки). Другие сошлются на несогласие с автором (и не в силу свойственной им поперечности, скорее адекватно оценивая им доставшееся на прочтение). Кому-то произведение не понравится вовсе (такие вообще непонятно для чего берутся за подобную литературу, должные читать более качественно написанное). Как же всё-таки следует отнестись к произведению Матвеевой? Со скепсисом.

Понятно, раньше дети рано взрослели. В десять лет они могли переплюнуть людей постарше. Не в силу особых способностей. Такие дети есть и сейчас, когда над ними не проявляют опеку. Они в десять лет разумом превосходят родителей. Видимо, к таким относилась героиня, жившая веком ранее. В десять лет она ведёт дневник, излагая мысли вполне здраво. Она ли излагала? Или Матвеева довела до читателя на собственное усмотрение? Но в десять лет думать о составлении летописи рода??? Юный Нестор бы о таком не помыслил. Да и юная Анна Матвеева не могла. Или могла… если у неё был доступ к описываемым ею материалам.

Описание прошлого и настоящего чередуется. Героиня вековой давности может потерять дневник, тогда как в наше время героиня теряет рюкзак. Они одинаково пристыжены окружением. Совпадение? Как знать. Скорее подгонка обстоятельств. А действие продолжается. И чем дальше, тем меньше отмечаешь сходств. Или не замечаешь тяжести жизни героини настоящего. Конечно, обе застали слом империй, время безвластия, тяжёлые десятилетия новых порядков. Да ведь не каждые сто лет такое происходит. Или Матвеева мягко намекает на события, которым предстоит случиться через полвека-век?

Как уже читатель понял, внимать рассказу Матвеевой трудно. Даже можно сказать — не совсем нужно. На страницах постоянно будет мерещиться Улицкая, аналогичным образом применявшая отражение прошлого ей знакомых людей в иносказательном повествовании. Матвеева нашла в себе силы определить место для собственного присутствия на страницах в третьем лице. Интересный ход — подумает читатель. Почему повествование началось не с этого момента? Тогда восприятие истории складывалось бы немного иначе. В любом случае, разделом к пониманию произведения становится её начало. Дальше читатель может утонуть от обилия ему рассказанного.

Самый главный минус книги Матвеевой, содержание полностью выветрится из головы читателя. Неужели кто-то сможет спустя годы говорить и рассуждать об им прочитанном? Безусловно, будут и такие. Книгу спасёт только экранизация. В ином случае она затеряется на просторах рунета… а то и вовсе к тексту будет перекрыт доступ.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дорога в бездну. Так можно назвать литературный путь Гузели Яхиной. Начав за здравие, буквально ворвавшись в литературный мир с произведением «Зулейха открывает глаза», собрав едва ли не всё, что только могла, добившись экранизации и прочего, Яхина замыслила другой труд — «Дети мои», который был принят столь же радостно, но более холодно. «Эшелон на Самарканд», написанный третьим, практически ушёл в пустоту. Стало ясно, успеху для четвёртого романа не бывать. Не в тот омут Гузель окунулась с головой, дабы кто-то после того проявил к ней прежние симпатии. Зачем она пестовала обездоленных, каждый раз им давая надежду на лучшее? Вот и в «Эшелоне на Самарканд» читателю предстоит наблюдать за передвижением поезда с голодными беспризорными детьми. Их отвезут в благодатный край. Но читатель лишь в конце узнает подлинную сущность такого перемещения. Можно сказать наперёд, если чем они и будут заниматься в благодатном краю, то собирать абрикосы и перерабатывать их в курагу, дабы наполнить ими эшелон, должный отправиться обратно.

Давайте посмотрим, как излагает повествование Яхина. Это можно назвать кинематографическим стилем. Написано так, чтобы после было меньше проблем со сценарием. Не так важны действия, насколько выше всего поставлены диалоги. Действующие лица постоянно разговаривают, чаще выясняя личные отношения, нежели формируя какую-либо картину для читательского восприятия. Потоптавшись в одной главе, аналогичное происходит в следующей. Если читателю интересно внимать несущественному, он получает от такого чтения удовольствие, то есть проводит впустую время, тогда как лучше бы взял иные произведения… хотя бы «Мою жизнь» Льва Троцкого, на которую Гузель ссылается, поясняя некоторые эпизоды. Оно, знаете ли, всегда интереснее узнавать со слов очевидца, правдиво он излагает или привирает. Зато ты точно уверен, там нет художественного вымысла сторонних исследователей, к тому же посвящённых в тему благодаря поверхностному интересу для написания очередной книги.

Пусть на страницах произведения Яхиной происходят конфликты, разгораются противоречия, разыскивается решение возникающим затруднениям, читатель к тому остаётся безучастным. С подобной манерой изложения надо бороться. Или излагать иначе, стремительно развивая повествование, уберегая читателя от скуки. Можно взять за пример творчество Бориса Васильева. Прикасаешься, например, к повести «А зори здесь тихие…», и понимаешь красоту слога, закрывая глаза на кинематографичность и шаблонность повествования. Взираешь на развивающееся действие, вменяя автору в вину множественные нелепости. Однако же, читатель по итогу остаётся довольным, излив на страницы поток из слёз за судьбы девчонок, погибших кинематографичной и шаблонной смертью. Так было надо для сюжета. У Яхиной никто не станет горевать над судьбой голодных беспризорников. Хотя бы потому, что они выступают в качестве статистов, важные самим фактом своего присутствия.

Как быть? Куда двигаться дальше? Это Гузель Яхина решит без нас. Мы же невольно продолжим следить за её литературными достижениями. Никуда от того не денешься. Быть может услышим нечто про жизнь в землях Казахстана, раз часть действия «Эшелона на Самарканд» развивалась в его пределах. Скоро узнаем, куда Гузель хотела бы ещё отправиться. Быть может вернуться на русский север, куда изначально бросила Зулейху. В любом случае, она выберет рассказ про обиженных жизнью. А история человечества такова, подобного найти можно везде и много. Только бы Яхина не ступила на тонкий лёд не до конца ясных реалий современных дней, особенно предпосылок к ним. Тогда дорога в бездну станет для неё безвозвратной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что же, скажем Поляринову прощай. Где-то поговаривают, его имя возносили на литературный Олимп русской прозы. Видимо, действительно невысокая гора. Занести его туда было не так сложно. Толком не имея за плечами ничего, он шёл лёгкой поступью по пологому склону, взбираясь без усилий. А потом перед ним возникла отвесная скала, по которой он продолжил восхождение. Забравшись, он понял, что восходил на Олимп русской прозы, а оказался на вершине других гор. Снег ли его ослепил, либо по иной причине, но после издания «Рифа» Алексей продолжил жить в ином пространстве. Поэтому нужно задать себе при чтении вопрос: о какой действительности Поляринов взялся рассказывать, если сам не сумел разобраться в жизни?

«Все мы каннибалы» — гласит эпиграф произведения. В нём сообщается о болезни куру, свойственной аборигенам Новой Гвинеи. Передаётся она, согласно эпиграфу, из-за поедания человеческого мозга. Будем думать, Алексей мягко намекнул читателю на каннибализм иного толка, когда человеческое самосознание пожирается окружающими его источниками информации. Что на этот счёт подумал сам читатель? Если чей мозг и пригоден к употреблению, то точно не его. Быть может это мозг писателя излишне мягок, слишком податлив и восприимчив, отчего не в силах отличить нужное от полезного, воспринимая всё через необходимость быть угодным лично ему… и без возражений. Ежели так, можно переходить к содержанию «Рифа».

Роман состоит из трёх историй. Нет надобности разбирать каждую в отдельности, автор рассказывает их, перемешав друг с другом. Вот город Сулим, там откопали линзу изо льда, появились сюрреалистические ожившие ящерки. Улицы в том городе названы в честь танковых бригад. Вот Америка, где изучают аллигаторов. Вот про сектантов, отказывающихся от благ цивилизации (вроде электричества). Что-то про американских антропологов, опыты над жителями Микронезии. Внезапно бунт и расстрел в Сулиме. Что, к чему, зачем?

Разбираться и вникать во всё это читатель не станет, поскольку нет в том нужды. Если основательно засиживаться над каждой книгой, будешь ими без меры пропитан и утратишь связь с реальностью. Считай, по собственной воле окажешься в числе книжных сектантов, не желающих продолжения развития. Другое дело, ежели ты берёшься изучать творческий потенциал, культурную составляющую, собираешься писать крупные исследования. Но кому… Кому будут нужны ваши исследования по ничем непримечательным произведениям? Будет достаточно ознакомиться с предисловием к вашему труду, чтобы его далее не читать. Или вы собрались концентрироваться на творчестве Поляринова? Да есть ли там на чём концентрироваться?

Всё пройдёт. Схлынет и это. Пока рано говорить о месте Алексея в литературе XXI века. Его заслуги: победа на читательском голосовании в премии «Новая словесность» и читательское же внимание на премии «Большая книга». За дело ли? А может благодаря имени на слуху? Как знать. Вкус читателя переменчив: при жизни ценят, забывая сразу после смерти. Не боится ли такого варианта Поляринов? Если мозг не совсем поражён чуждым источником информации, излечение вполне вероятно. Иначе грозит энцефалопатия и потеря идентичности.

Оставим «Риф» в стороне. Это проходное произведение. Назовём — продолжением расписывания ручки. Автор пытается созидать, создавая творения в пустоту. Пусть он возмутится данным словам, попытается найти оправдание. И он его обязательно найдёт, и даже применит, но не будет понят, так как не дано нам понять человека с потерянной идентичностью на пороге энцефалопатии. Питаться продуктами его труда опасно!

Автор: Константин Трунин

» Read more