trounin.ru

Чтобы перестать воодушевляться деяниями Запада, нужно проникнуться жизнью и представлениями Дениса Фонвизна — об этом в очередной раз, в числе прочих, решил напомнить Михаил Люстров. Не измышляя дополнительных объяснений, биограф пошёл по пути наименьшего сопротивления, позволив самому Фонвизину о себе рассказывать. Для этого Люстров взял произведения Дениса и его письма, строя повествование более на пересказе, нежели на обработке текста. Иначе не могло получиться, учитывая небольшой срок жизнь Фонвизина, с довольно мизерным количеством произведений, которые допускается написать за предоставленное для того время. Раз так, Михаил приступил к рассказу о Фонвизине, ничего сверх ожидаемого сообщить не сумев.

Но читателя нужно заинтриговать с первых строк, ведь следует дать надежду на интересное содержание. Люстров обратился за помощью к Гоголю. Есть такое произведение у Николая Васильевича «Ночь перед Рождеством» (из цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки»), и есть в оном произведении главный герой повествования — кузнец Вакула, и совершает тот кузнец фантастический вояж в столичный град, и встречает там, помимо прочих, причём на приёме у императрицы, самого Фонвизина. К сожалению, данный любопытный факт является последним, прежде биографами практически не упоминавшийся. Раз так, то и продолжение у биографии должно было быть соответствующим. Однако…

Люстров представил Дениса Фонвизина в качестве честного и раздражительного человека. Срывал ли злость Фонвизин? Сведений о том Михаил не предоставил. Наоборот, Денис предпочитал негодовать в мыслях, либо в письмах, самолично не дозволяя гневных высказываний. Метать стрелы он себе дозволял, никогда не давая гневу материализоваться. Понимание честности выражалось и вовсе через свидетельство об одном эпизоде лет ученичества, когда Фонвизин решил ответить о незнании ответа на вопрос о море, в которое впадает Волга.

У Дениса была склонность к изучению иностранных языков, в чём он себя хорошо зарекомендовал, благодаря чему поступил на службу в качестве переводчика. Следовательно, наследие Фонвизина на самом деле велико, только как теперь установить, какие конкретно тексты переводил Фонвизин? Свидетельства сохранились лишь в отношении художественной литературы, тогда как прочее потонуло в безвестности.

Люстров упоминает умение Дениса говорить разными голосами, благодаря чему был вхож в многие дома, особенно для чтения им же написанных произведений. Может потому его комедиям удалось стать достоянием русской литературы, чему способствовал декламаторский талант.

И всё же правильным будет говорить о становлении взглядов Дениса. Что оказало наибольшее влияние? Михаил уверен — в том заслуга Гольберга и его басен. Именно за них Фонвизин брался, ещё не зная о выбранном пути литератора. Прочтённое возымело должный эффект, из-за чего Денис в дальнейшем не терпел любых ложных умствований. Вероятно, оттого отрицательно Фонвизин относился к масонству.

Самое полезное для читателя начинается с внимания к письмам Дениса — к кладези отрицательного отношения к европейским нравам. Михаил постарался в полной мере отразить ненависть Фонвизина. Европа предстала перед Денисом в худшем обличье, населённая противными русскому духу людьми. На улицах Европы им отмечалась грязь и нечистоты, пение французов сравнил с блеянием, итальянцев назвал прохиндеями. И это вполне оправдано, если самостоятельно ознакомиться с письмами Дениса, подробно разъясняющими, чем именно ему не понравилась Европа.

Вполне можно подумать про пристрастие русских к европейским порядкам, лишённые действительно полезного содержания. Ежели так, тогда понятна обида Фонвизина на пристрастие русских к французским, итальянским и, вполне, немецким традициям. Таким и вышел Денис у Михаила Люстрова, не способным примириться с чуждыми порядками.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть такое увлечение — книги собирать. Не настолько распространённое, как обладать коллекцией монет или марок, но не менее интересное. Николай Смирнов-Сокольский увлекался именно собиранием книг. Числились среди его предпочтений и прижизненные издания трудов Ивана Крылова. Это нам, потомкам, желается видеть книгу оцифрованной, а то и представленной в формате озвученного текста. Когда-то подобного не могли предположить, вполне уверенные, сохранить память о былом получится лишь с помощью бережного хранения. Где ещё узнаешь информацию о печатавшихся книгах, как не от человека, знающего о существовании не просто одного из прижизненных изданий определённого произведения, а ряда редакций, в том числе способный объяснить различия между ними.

Для начала Николай предлагает историю об Иване Бунине, якобы собиравшем всю возможную информацию о прижизненных и посмертных изданиях Крылова. Его записей не сохранилось, либо они обязательно будут обнаружены. Пока приходится говорить о ставшем известном. Вот Николай и сообщает про интерес Бунина, ведшего записи о том, где и когда публиковался Крылов, какие вносились изменения. Делал он колоссальную работу, способную облегчить труд последующих поколений, предлагая уже сформированное мнение об имевшем место быть до. Оттого и выражает Николай огорчение — такой важный труд пропал бесследно.

Николай выяснил, когда Крылов опубликовал первые басни. Обращать на них внимание читателя Смирнов-Сокольский не призывает. Ранние пробы пера — сомнительного удовольствия текст. Крылов вовсе их не подписывал, не вспоминая и после. А если где и ставил подпись, то писал имя наоборот — Нави Волырк. Может потому и прожил жизнь, словно задом наперёд.

Особенно Николай интересуется «Почтой духов». Теперь считается, то издание пользовалось низким спросом. Так ли это? Смирнов-Сокольский снова сожалеет об отсутствии у него требуемых книг. Надо полагать иначе, проявлял уверенность Николай, «Почта духов» шла нарасхват, составляя конкуренцию всякому журналу, пусть даже курируемому императрицей Екатериной Великой. Но, это нужно заметить, век журналов тогда был короток, редкое издание продолжало выходить после года существования. Хоть интерес и возникал, с той же поспешностью быстро угасая. Сам факт ослабления внимания ко «Всякой всячине», журналу Екатерины Великой, более прочего показателен. Впоследствии Крылов издавал журнал «Зритель». Кое-что он печатал в ограниченном количестве, когда считал необходимым привлечь внимание кого-то определённого, вроде императрицы.

Уразумев про добасенный период творчества, изучающий литературный путь Крылова обязательно переходит к басням. Вот их — басни — Крылов издал в количестве девяти книг, не считая переизданий. Публиковал в огромном количестве, единовременный тираж составлял порядка десяти тысяч экземпляров. Огромную помощь в том ему со временем стал оказывать Александр Смирдин, умевший заинтересовать читателя, предлагая покупать то, что тот уже имел в личной библиотеке. Заключив с Крыловым договор, Смирдин напечатал всё, бывшее между ними оговоренным.

В заключении Николай посчитал нужным рассказать о семейных обстоятельствах жизни Крылова. Известный баснописец официально никогда не женился, однако имел дочь от служанки. Передать права на наследство такому потомству он не мог, поэтому желал найти путь, чтобы не иметь мук совести перед смертью. Для чего-то Смирнов-Сокольский делал на этом акцент, вероятно из цели показать, как, в числе прочего, неудачно сложилась судьба литературного наследия писателя, может быть попавшее не в те руки, в какие следовало.

На том Николай Смирнов-Сокольский заканчивал. Он сообщил о всех книгах Крылова, владельцем которых был или имел счастье видеть, но предупредил, что о чём-то может не знать, так как сведений о том не сохранилось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любопытным исследователем был Семён Брилиант, его изыскательная деятельность свелась к двум годам творчества. Он брался составлять биографические очерки о российских писателях, вроде Крылова, Фонвизина и Державина. Он же составил жизнеописания Рафаэля и Микеланджело. Брать читателя объёмом Семён не планировал, ограничиваясь размером исследования не более сотни страниц. Перед ним стояла другая задача — помочь в наполнении библиотеки биографий Флорентия Павленкова, продолжающую и ныне существовать, под тем же неизменным названием, «Жизнь замечательных людей». До Брилианта особых биографий Крылова не писали, за исключением некоторых работ, нисколько не понимаемых в качестве подлинного восприятия жизненного пути Ивана Андреевича. Да и в последующее время создавались работы, ничем не лучше, нежели предложенная Брилиантом биография.

Творческий путь Крылова тернист. Иван Андреевич противился власти, поступая так не со зла. Просто у него иначе не получалось. Исподволь он понимал — интерес читателя возникает из-за диссонанса осознания имеющегося и должного быть. Как тогда себя выразить? Первые шаги Крылова — это театр. С юных лет он пишет пьесы. Но пробиться на столичную сцену — дело трудное. Тогда Крылов принял решение издавать журнал. И тут ожидали неприятности — писать приходилось сущую нелепицу, смысл которой понимал сам, до чего не желали стремиться современники.

Потому и выводит Брилиант перед читателем человека с устоявшимся взглядом. Какая разница, чем занимался Иван Андреевич до написания басен? Важно усвоить единственное — к Крылову пришло осознание необходимости действовать не во вред, создавая творения о настоящем, за таковые принимаемые с большой оговоркой. В баснях он мог высмеять любое событие, кто бы догадался — о чём с таким азартом баснописец брался повествовать. Хоть возведи хулу на царя, никто не догадается, о чём конкретно написал. Оттого и говорил Крылов всякий раз, когда его спрашивали о подлинном смысле, что пишет он про зверей и растения, ни о чём другом нисколько не мысля.

На этом содержательная часть повествования от Брилианта заканчивается. Конечно, Семён упомянул о примечательных фактах биографии, вроде наложения отпечатка на мысль Крылова: в совсем юном возрасте стал свидетелем восстания Емельяна Пугачёва, его отец растерзан бунтовщиками. Сказалась на восприятии и библиотека, единственное достояние, перешедшее к нему от погибшего родителя. Ивану Андреевичу оставалось набираться ума, чтобы найти место среди дворянской среды, так как иначе добиться хорошего положения в обществе не получится. Мешало и нахождение вне столицы, где кипела жизнь, функционировал театр. В то время успешный литератор — это драматург и комедиограф. Выбор Крылову казался очевидным.

Упоминает Брилиант характер Ивана Андреевича. Бравший всех добродушием, Крылов имел недругов. Например, не мог помириться с Карамзиным. Осторожно относился Иван Андреевич и к правящим персонам. Если с Екатериной Великой он конкурировал, издавая собственный журнал — «Почту духов», то при Павле старался находиться в тени, зато при Александре подлинно расцвёл, всё-таки продолжая относиться к монарху снисходительно, никак не желая обрадовать правителя хвалебной басней, поступая с точностью до наоборот, показывая сюжеты, за которые ему могло грозить наказание.

Посчитаем нужным заметить, Крылову мог помогать в издании журналов Радищев. Так ли это? Слишком разнились представления о сообщаемой информации. В той же «Почте духов» действительность описывалась намёками, окружённая сказочным антуражем. Такого мнения Крылов придерживался и в дальнейшем, благодаря чему не заслужил опалы.

В конце скажем, понятно возмущение читателя. Толком о биографии в исполнении Брилианта сообщено не было — того и не требовалось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

За человека пострадать желаешь? За человека смерть принять? Себя давно в тоске терзаешь! Не можешь дрожь в руках унять. Ты — должный умереть вчера. Твоя судьба — разрушенная хата. И поступь на тот свет весьма легка: то понимал, ступив на путь солдата. В бою сражался — ранен был. Теперь среди крестьян залечиваешь раны. В тебе бушует прежний пыл, кругом расставлены капканы. Что делать? Выйти биться в чисто поле? Немцу в лицо высказать гнев? Увы, не птица — солдат на воле, не с царственной поступью лев. Нужно ждать, ожидая времени нанести больший урон. Такого бы героя показать, да не показан он. О другом подвиге Малышко писал, как порыва правды не сдержал парень, как жертвой казни храбро пал, как крепок в пламени камень.

Случилось сраженье, срезало камыши, то было не ученье, вечно спали бойцы. Они лежали, заснув на долгий срок, их не искали, подумать о том никто не мог. Но найдены тела, юноша обнаружил павших в бою, в одном ещё жизнь была, не испил он чашу горя свою. Его надо лечить, пусть набирается сил, сможет врагам потом отомстить, но крестьянский быт ему не мил. Не пожелал он облаченье снять, проявил парень твёрдое решенье, не испугался снова смерть принять, раз целым вышел, не приняв забвенья. Он станет приходить в себя, читая Кобзаря стихи, за другое Украину отныне ценя, готовый пробыть тут все ниспосланные дни.

Сними же форму, парень бравый! Зачем открыто против выступаешь? Поступок твой — ни в чём не славный. Беду на село тем навлекаешь. То ясно кажется, да юный ум иное говорил. Нет, дело просто не уляжется, Малышко заклать парня решил. Геройский поступок — известно — чаще из глупости начало берёт. Скажем то, без раздумий, честно. Подтверждение тому читатель в поэме найдёт.

Немцы рядом, беги без оглядки! Парень в форме пред ними предстал. А на войне существуют порядки — бить врага, пока он убийцей не стал. Повязали парня, спросили: кто такой? И признался парень: солдат. Нисколько он в том не герой, но страхом не был объят. Его иное страшило — станут убивать крестьян. Оттого и сердце ему говорило: должен страдать, падёшь честно сам. При солдате оружие, боеприпасы, пути назад не имел… Раздались разве среди жителей деревни гласы? Никто слова молвить против не смел.

Вот в том герой, что не стал своей природы скрывать, смирился с уготованной судьбой, согласный смерть от немца принять. Выстоявший в бою не так давно, павший снова ниц перед врагом, окажется убитым всё равно, пусть хоть со славным концом. Гореть парню на костре — его сожгут. Геройства вроде в том как нет. Люди иначе случившееся поймут, иначе воспримут исходивший от парня свет. За правое дело мучительную смерть принимал, уже то достойно славы в веках. Так почему он сразу в бою с немцами не пал? Или должна быть легенда о его смерти у нас на устах?

В смерти нет подвига, нужно избегать кончины, сражаться, падать и вставать в ряды. А если умирать, то из-за веской причины, чтобы не быть продолженью войны. Так просто, рассуждать особенно тому, кто не воевал, ведь не дано человеку знать, никто судьбы своей не выбирал. В поэме разное Малышко мог сложить, поведал он о подвиге героя, чью отвагу с памяти уже не смыть, самой памяти всех павших удостоя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Бесполезно писать биографию никому не известного человека. Читать её не будут. Зачем? А вот если сочинить беллетристическое произведение, тогда появится малый шанс на внимание. Отчего так? Неведомая загадка, разрешения не имеющая. Почему-то читатель склонен внимать жизнеописанию людей, вовсе не существующих. Но Лесков не умел выдумывать. Получалось то у него плохо, за крайне редкими исключениями. Теперь Николай брался рассказать про тех, кто своей жизнью не мог подать пример. Серая обыденность — вот ключевой момент в повествовании Лескова. Пусть читатель проявит смирение, должный ознакомиться с буднями каждого, о ком будет рассказывать Николай. Оттого и получил роман название «Обойдённые» — он про героев, которые за таковых считаться не должны.

Про роман обязательно говорят, связывая содержание с периодом жизни Лескова, когда Николай путешествовал по России и Европе. Особенно должно интересовать пребывание в Париже, нашедшее на страницах романа непосредственное отражение. Произведение начиналось с просьбы Лескова угадать, какой национальности представляемое им лицо. Размышлений о том не потребовалось, Николай не стал долго томить читателя, назвав самую ожидаемую национальность. Вполне очевидно, русских в Париже хватало всегда, как и представителей других народов.

Действующие лица подлинно невзрачны. И рассказывает Лесков о них так, что у читателя не остаётся впечатлений. Не получается найти эмоциональный отклик на понимание содержания. Персонажи напоминают безликие фигуры, обычно не заслуживающие главных ролей. Это сравни походу в театр, где будешь наблюдать за поведением на сцене того актёра, чья роль не подразумевает реплик. Разве зритель пытается разгадывать мысли посторонних лиц, не связанных с основным действием? Но в данной мысли есть заблуждение!

Лесков лукавит, называя действующих лиц обойдёнными. Всё зависит от манеры подачи истории. Достаточно примеров, где невзрачная фигура берёт на себя функции главного героя, добиваясь осуществления поставленных целей. Исключение в том, что герои Лескова к тому не стремятся — они живут собственной серой жизнью, без потрясений и особых ожиданий, в той же мере судачат о происходящих в мире событиях, сохраняют недовольную мину от того, чего осуществления они не желают.

Затронул Лесков и тему нигилистов. Как об этом не говорить? Надо же создать у читателя впечатление от действующих лиц. Нельзя в России шестидесятых годов XVIII века взять и забыть про особое настроение среди русских, вроде бы желавших осуществление чего-то, всё-таки проявлявших стремление к отчуждённости. Что же, нигилизм не является цельным явлением — это характеристика отличающихся друг от друга людей, смотря к какому промежутку времени их относить. Пока нигилисты являлись серой массой, желающей отстраниться от всего, скрывшись с глаз. Им-де как раз и лучше оказаться обойдёнными, только бы о них не судачили на каждом углу, напрочь вымарав из памяти.

Писать о таких нигилистах — диво. Потомок склонен видеть в них нечто самобытное, предъявляющее требование к другим. Нигилисты словно активно вмешиваются в происходящее, требуя от других отказаться столь же активно вмешиваться. Но так оно и станет, ежели заглянуть вперёд, когда нигилисты изменят мировоззрение, выйдя из серости к красным оттенкам террора. Вот тогда зашатаются основы государства. Пока ещё ни о чём подобном никто в обществе думать не смел, ибо не подросли те, кому в семидесятых годах предстоит держать в страхе общественность.

Можно закончить хорошо известным выражением: в тихом омуте черти водятся. Если не сегодня, то через десяток лет всякая спокойная вода начинает приходить в волнение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Какие уроки может усвоить английское сельское хозяйство на примере датского? У датчан есть чему поучиться. Хаггард предпринял визит в страну, почитаемую им за прародительницу его рода. И увидел он поистине обескураживающее. Невзирая на островное положение Великобритании, учитывая Данию в качестве государства, расположенного на полуострове, Райдер постарался взять в расчёт многое. Особенно его удивил подход датчан к контролю за качеством производимой продукции. Например, каждое куриное яйцо маркировалось, вследствие чего легко было выяснить, какая именно курица его снесла. Молоко обязательно обрабатывалось, чтобы не допустить распространение болезней. Да и мясо коров и свиней проходило тщательную проверку, исключающую заражение людей тем же трихинеллёзом. За всякую информацию, способствующую выявить больных животных, полагалось вознаграждение.

Датский фермер считал: мало обеспечить скот местом для выгула, необходимо удобрять и проявлять заботу. Оград не требовалось, а случись дождь — каждую корову укроют от непогоды. Доение происходит прежде всего автоматическим, после ручным способом.

Из других тем. Расположение Дании позволяло добывать дешёвую электроэнергию с помощью ветряков. На особый случай существовала возможность топиться углём. Местные перевозки не считались дорогими, вследствие чего фермер не терял наличные средства на доставке продукции к потребителю. Особая тема — финансовое обеспечение сельского хозяйства, осуществляемое через кооперативные организации, чья деятельность постоянно проверяется государством.

Хаггард посчитал нужным рассказать про образование. Учатся все дети поголовно, вплоть до четырнадцати лет. И девочки проходят обучение в той же мере — на этом обязательно нужно сделать акцент. Дальнейшее образование доступно не всем, государство оплачивает четверть студенческих мест.

Райдер постоянно возвращается к содержанию животных. Ему хотелось видеть в англичанах подобное отношение к сельскому хозяйству. Не просто корова на поле или в хлеву, а вымытая корова на удобренном поле, обязательно пребывающая долгое время на чистом воздухе. Не просто подходить к корове, выполняя процедуры, а быть едва ли не стерильным — с чистыми руками, в опрятной одежде, с хорошим настроением. И так во всём, чего не коснётся дело датчан — во всём они проявляют заботу о других, надеясь получить такое же отношение к самим себе.

А как в Англии? Придётся вспомнить «Сельскую Англию», где особой радужности не наблюдалось. Той сельской Англии обязательно требуются благотворительные организации, вроде Армии Спасения, без чьей помощи английский фермер не справится с обязательствами. Где до чистоты коровьего вымени или куриного яйца — не до того! Нужно суметь доставить продукцию до потребителя, тогда как транспорт стоит очень дорого. Уже хорошо, если английский фермер продолжает держаться и не растрачивает имеющегося. Так сложилось исторически, что государство не проявляет интереса к производителям сельскохозяйственной продукции, словно забывая — не будь еды, население поднимет власть имущих на вилы. Но для понимания этого нужен соответствующий менталитет, в англичанах отсутствующий.

Допустимо сделать экскурс в историю завоевания Англии, когда на остров совершали набеги даны. И если всё соотнести с ныне имеющимся, не понимаешь, откуда такая разница в представлении о должном быть среди родственных народов. Подход к ведению сельского хозяйства различен практически полностью. Видимо, недаром бекон, которым так славится английская кухня, поставляется как раз датскими фермерами. Можно сказать и так: ознакомившись с сим трудом Хаггарда, житель Англии должен возненавидеть сельское хозяйство собственной страны, не притрагиваясь к продукции местного производства. Такое мнение оправдано! Куда приятнее питаться продуктами, выращенными с заботой о потребителе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Не будь на свете женщин, чем тогда могли заниматься мужчины? Или… о чём тогда писать Райдеру Хаггарду? На страницах очередного произведения описывались приключения, связанные с необходимостью разрубить узел злосчастного брака. Некогда произошло неприятное — без приличествующих ухаживаний и подвигов — было пленено сердце прекрасной Евы, чьё лицо часто пылало алым жаром. Не по своей воле, а по причине одурманивания, Ева связала судьбу с неприятным человеком, с которым обязана жить до старости или пока не вмешается смерть. Ежели она желает найти спасение — потребуется позволение папы римского. Дабы совершить требуемое, придётся объехать половину Европы, столкнувшись с самыми примечательными событиями своего времени.

Судьба действующих лиц напрямую связана с проводимой Эдуардом III политикой. Тут речь о событии, ныне именуемое Столетней войной. Как не описать битву при Креси? И пока запад Европы продолжит выяснять отношения, определяя превосходство в вооружении, с востока подойдёт более страшная беда — чума, прозванная Чёрной смертью. Будет и ещё важное событие — землетрясение. Окажется описан момент авиньонского пленения пап, не столько именно демонстрации власти французских королей, сколько преимущественное назначение папами французов.

Произведение написано за несколько лет до публикации. Может, по причине наполнения, не совсем способное заинтересовать читателя. Писал Хаггард без азарта, скорее ориентируясь на события, должные быть привязанными к повествованию. Поэтому у читателя не получалось проникнуться поступками действующих лиц. Оставалась безликой и алая Ева, чей красотой не получится прельстится. Не находится в повествовании возвышенных чувств. Да и сам Райдер создавал полотно, пропитанное ядом Чёрной смерти, им же персонифицированной во вполне человеческом существе, бравшемся разрушать людские судьбы.

Поступь действующих лиц начнётся в Англии, проложенная через поля сражений до Венеции, где предстоит столкнуться с чумой. Дальнейший путь приведёт к ряду смертей. Хаггард показывал происходившие в европейском обществе перемены. Продолжающееся соперничество не способствовало возможности сплотиться перед неведомой людям опасностью. В каждом государстве будет собственное страдание от пришедшего на головы жителей мора. И, почему бы нет, нести смерть способны даже действующие лица произведения, за которыми Чёрная смерть следовала буквально. Они сами пронесут чуму через Европу, обязательно донеся до Англии.

Толком сказать про «Алую Еву» не получается. Хаггард писал быстро, за полгода сформировав окончательный вариант. Затрагиваемые Райдером проблемы понятны без дополнительных разъяснений. Да и затрагивание темы эпидемий — во все века особенная тема, беспокоящая людей. Тем более, Хаггард и прежде писал про случающиеся в современности эпизоды борьбы с инфекционными заболеваниями, взять для примера хотя бы произведение «Доктор Терн». Теперь интерес вспыхнул вновь, предположим, с целью побудить людей помнить о недавно имевшем место быть, поскольку никто всерьёз эпидемии не воспринимает, какими они не будь жестокими. Не будет сомнений, скажи, будто Чёрная чума современниками не бралась в расчёт, если и воспринимаемая как-то, лишь сугубо за кару божью, ниспосланную в качестве наказания за грехи.

Стоит ещё раз напомнить, Хаггард вёл читателя по короткому промежутку исторических событий, имевших огромное значение для человечества, ныне практически забытые. Значит, не зря Райдер взялся описывать битву при Креси, Чёрную смерть и авиньонское пленение пап. Редкий читатель сможет ознакомиться с представленным вариантом истории, несмотря на допускаемые в повествовании вольности. Нужно учесть и присутствие в сюжете одного из венецианских дожей, относившегося к семейству Дандоло.

У опытного писателя любой рассказ складывается в полотно. «Алая Ева» не стала исключением.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Год за годом Лукьяненко создаёт миры, позволяя читателю познакомиться с многообразием человеческих представлений о должном быть. Делает это Сергей в духе беллетристики — густо наполняя сюжет чужими жизнями. Вновь на страницах оживает персонаж, живущий ради возможности существования. Он — ходок между мирами, талантливый рассказчик. Но его деятельность — поиск людей. И теперь главный герой берётся сообщить историю о семи мирах, связанных в единое целое вратами. Но были ли путешествия с планеты на планету в космическом пространстве или всему нашлось действие в рамках одного места, рассматриваемого с разных сторон в условиях понимания существования параллельных Вселенных? Понимать можно разным образом.

Фантастические убеждения Сергея продолжают оставаться в рамках сегодняшнего дня. Парадоксы восприятия действительности происходят за счёт текущих недоразумений. Если ставится вопрос — нужно искать самый логичный ответ. Допустим, копировать, вырезать и вставлять текст допускается комбинацией клавиш. Раз так, тогда любая история может быть рассказанной, на всё найдётся решение. Если кажется, будто один человек не может существовать во множестве измерений, тогда найдите того, кто способен создать несколько папок на рабочем столе, поместив в каждую копию файла, частично заполнив различающейся информацией. Уже не один файл, всё же продолжающий восприниматься за идентично близкое, потому и продолжающее считаться связанным с исходным.

Нет, Лукьяненко не проводил с читателем лекцию об устройстве операционных систем. Сергей отправлял главного героя бродить по мирам, пытаясь найти определённого человека, всякий раз погибающего, стоило с ним сойтись. Если изначально ничего не говорило о должных последовать выводах, то с каждым новым миром Сергей предпочитал фантазировать о различном, ставя одну задачу — показать надуманность человеческих стремлений. Чем бы не занимались прочие действующие лица — они воспринимались за недоразумение на фоне величия первоначального замысла, пока ещё продолжающегося оставаться мечтой в плане реализации.

Сергей ставит разные проблемы. В одном мире возник вопрос: можно ли убить того, кто убивал? Другой мир дал повод задуматься: есть ли душа у технологически развитых народов? Следующий: насколько оправдано жить памятью предков, не имея собственного представления о прошлом? Возникают и занимательные случаи, вроде разрешения предмета спора, касающегося различия между мужчинами и женщинами. Разве нет миров, где мужчина разумен, в отличии от женщины, либо наоборот? Да и нужен ли разум вообще? Лукьяненко представит вниманию и такой мир, где взрослые предпочитают отказаться от способности думать.

На протяжении повествования читателя будет беспокоить мысль, как одно из действующих лиц смогло размножиться на семь миров. Для понимая этого нужно читать произведение с конца. Однако, Лукьяненко не для того писал «Спектр», дабы читатель увидел сугубо детективное расследование. Сергей показывал каждый мир в отдельности, ставя различные проблемы для понимания, пусть и не совсем подходящие за должные быть усвоенными. Ведь понятно, рассуждать допускается о разном, был бы в том хоть какой-то смысл. Поэтому лучше следовать за главным героем из мира в мир. Для того и сообщал Лукьяненко очередную историю, показывая возможности человеческой фантазии. Да чему не бывать, то не случится, сколь на том не акцентируй внимание.

Надо согласиться, было бы прекрасно, получи человечество возможность мгновенно перемещаться, даже если не между разными мирами, просто в рамках одного населённого пункта, страны или планеты. Плата за перемещение — рассказанная история. Будь так — мир мог наполниться интересными людьми. А писатели и вовсе бы стали властелинами Вселенной, ибо только им подвластно наполнять миры рассказами о том, что было, есть и будет.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Земля не принадлежит человеку! Тогда кого следует считать хозяином планеты? Может сложиться так, что нет никого, кто имеет право считаться её властелином. Как быть? Попытаться отыскать оправдание существования человеческого рода. Для этого следует создать условия, с которыми люди не смогут справиться. Желательно всё представить так, чтобы человек искал помощь у других, благодаря взаимодействию получая право на продолжение существования. И пока человечество не желает примириться с присутствием мельчайших частиц, считая за угрозу, можно найти в литературе представления о том, как людям приходилось бороться. Например, Карел Чапек дал разум саламандрам, а Альберт Санчес Пиньоль остановил мысль чешского писателя на самом начале, показав, каким образом всё могло начинаться.

По утверждению Альберта есть остров в океане, расположенный в холодных широтах, там есть маяк и метеорологическая станция. Из людей должен постоянно присутствовать только метеоролог, каждый год сменяемый на нового. Главный герой повествования — новичок, согласившийся побыть на острове и вести наблюдения за ветрами. Но где прежний метеоролог? И что за загадочный смотритель маяка, взирающий стеклянный взглядом? Альберт создавал мир, где в первую же ночь появятся рептилоиды, желающие убивать и кромсать. Как быть главному герою? За этим и предстоит следить.

Каких только смыслов не искали в произведении Альберта. И обязательно находили практически всё, о чём смели помыслить. Кому-то мерещились фрейдисткие символы, кто-то проводил ассоциации между национальными раздорами внутри государств, иные находили отголоски антропологических изысканий, благо Альберт некогда специализировался на изучении пигмеев. Возможно и осмысление наперёд, то есть пытаться понять, чему быть, если человек найдёт другое разумное существо во Вселенной, будет пытаться наладить с ним контакт, причём желая полного сближения, вплоть до интимного. Если подумать именно об этом, читатель не выскажет омерзения, возникающее от представленных вниманию сцен с действующими лицами, утопающими в сладострастии взаимных ласк, где он — человек, а она — рептилоид.

Всё же — и это самое главное — Альберт склонял читателя к необходимости принять умение жить в мире и взаимодействовать сообща. Нельзя уничтожать непонятную среду, не пытаясь найти положительные стороны. Даже кровожадный зверь не склонен к принятию необдуманных решений, либо действует согласно заложенного природой поведения. Ежели появляются зачатки разума, пусть и кажущиеся сомнительными, нужно искать общий язык. Именно к этому старался подвести читателя Альберт. Негоже браться за оружие и отстаивать правоту взглядов, когда собственное представление не сильно отличается, ведь с древнейших времён известен принцип — от перемены мест слагаемых сумма не изменяется.

Но как осуществить принцип мирного соседства, видя присутствие на острове воинственно настроенного смотрителя маяка? Он считает необходимым убивать рептилоидов, так как они претендуют на его владения, толком не зная, чего те на самом деле хотят. К тому же, смотритель взял в услужение рептилоида-самку, выполнявшую при нём различные функции. Он, словно представитель избранных, должный брать от мира всё. С этим постарается разобраться метеоролог. Альберт совершенно обо всё забудет, сконцентрировавшись на мысли нахождения точек соприкосновения… главный герой ни разу не возьмётся наблюдать за ветрами.

Найти решение не получится! Желающих находить общий язык много меньше. Всякий считает себя выше остальных, стоит ему ощутить власть, находясь вне какого-либо крупного социума. Кто не окажись на острове — потенциальный тиран, должный брать и пользоваться, удовлетворяя желания, присущие человеку. Что до рептилоидов — их интересы не будут браться в расчёт. Просто человек так устроен — считает, будто является главнейшим существом на планете, имеющим право убивать абсолютно всё, с чем не умеет примириться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Россию в 1879 году лихорадило. Становилось непонятным — чего ожидать. Сегодня раздаются возмущённые голоса, завтра стреляют в монарха. Александр II пожинал плоды проведённых им реформ. Теперь и его жизнь ничего не стоила. Отныне в России никто не обожествлял правителя, вполне считая возможным поднять на него руку. Как раз тогда Салтыков решил написать цикл очерков, озаглавливая каждый по первому числу очередного месяца. Работать приходилось под постоянным присмотром цензуры, нельзя было открыто сообщать мысли, тем или иным образом направленные против действующего режима. Пусть царь Александр пытался остановить процесс реформ, смягчить сложившееся положение, через два года он будет убит.

Салтыкову оставалось писать про нужды литературы. Ведь ясно, быть писателем — тяжёлое ремесло. Необходимо постоянно пребывать в движении, находить темы и реализовывать замыслы. Гораздо лучше оказаться писателем состоявшимся, когда лучшие годы творчества позади, ничего нового создавать не требуется. Да и представления о должном постоянно изменяются, порой на полностью противоположные, чего лишён писатель состоявшийся.

Литературу Михаил считал для общества крайне необходимой. Без литературы человек так бы и оставался обитателем пещеры. Следовательно, отказываться от литературного ремесла не следует, ибо ни к чему хорошему это не приведёт, скорее заставит общество регрессировать до обратного примитивного состояния. А разве в России существует литература в подлинном её значении? Тут Михаил заставлял читателя задуматься. Оказывалось, литература в России есть, притом довольно ущербная. Если и этому не давать развития… чего тогда ожидать от государства, уже тем доказывающего сомнение в способности продолжать существование.

Всё же литература некогда в России была. Удивительно, но её становление особенно заметно в годы гнёта. Литература словно бы пробивалась, устремляясь через заслоны к читателю. Допустимо вспомнить время правления Екатерины Великой, вроде бы не дозволявшей свободно созидать, но и не ограничивавшей порыва творить в требуемом государству виде. Не позволял в меру свободно творить и царь Николай, обеспечивавший право за вольность слова переехать в места не столь отдалённые. Однако, именно в годы его правления литература вновь начала ободряться, породив талантливых поэтов и прозаиков. Что до Александра II, то приходится говорить не о первых годах царствования, а о последующих, обозначивших тяжёлое время для литераторов, чьё призвание как никогда лучше всего проявилось в годы пристального внимания к ими создаваемому. Вывод из всего сказанного кажется очевидным: попустительство развращает до никчёмности и безалаберности, тогда как строгие меры вынуждают создавать вечное.

В годы царствования Александра II широко распространились газеты, сущность которых не имела с литературой общего. Важным явлением стали считаться новости, лишённые какого-либо права на долгое существование. Составители газетных заметок не боялись критики, так как они жили сегодняшним днём, совсем забывая, чем были заняты вчера. Стало гораздо важнее завлечь читателя громким заголовком, дать ему какое угодно представление, вплоть до ложного, лишь бы склонить на свою сторону. Что до вечных тем — таковые газеты не интересовали. Значит, с газетами мельчал читатель, не склонный проявлять интерес к подлинной литературе.

Салтыкову оставалось обсудить ещё два положения. Согласного первого — всё в обществе построено на умении угождать. По второму положению — русский писатель угождать не способен. Получается, профессия писателя в России — самая ничтожная. Русский литератор озабочен жизнью в прозябании, редко способный ремеслом заработать на достойное существование. Конечно, живут среди смердов от пера и маститые деятели литературного процесса, но Салтыков сказал, что на всю страну ему известно всего четыре имени.

Автор: Константин Трунин

» Read more