Author Archives: trounin

Том Вулф «Костры амбиций» (1984-87)

Том Вулф Костры амбиций

Почему бы журналистам не сказать честно: мы делаем всё для того, чтобы раздуть мыльный пузырь из событий, не стоящих обывательского внимания? Дай иному журналисту возможность, он сочинит нечто в духе произведения «Костры амбиций», как раз и созданного Томом Вулфом — одним из журналистов. Причём события будут сосредоточены вокруг мимолётного — люди, передвигающиеся на автомобиле по Бронксу, попадают в ситуацию, способную угрожать их жизни, поэтому, спасаясь от злого умысла, они сбивают преступника, чем серьёзно его калечат, после предпочитая сохранять молчание о произошедшем, боясь общественной огласки, ибо об их любовной связи никто не должен знать. Вот на этом материале и раздувается мыльный пузырь, благодаря которому раскрываются пороки Нью-Йорка в частном и американского образа мысли в общем.

Отчего бы не сравнить «Костры амбиций» с «Американской трагедией», где главный герой совершил убийство девушки, из-за чего оказался вынужден подвергнуться наказанию в виде казни на электрическом стуле. Тому Вулфу было не до проработки психологизма, ему требовалось раздувать мыльный пузырь о пороках нации. Какое дело до мыслей и чувств, если читатель будет задет за живое, когда ему прямо укажут на его поведение, основанное на стремлении сделать жизнь проще, хотя и прибегая для того к методам сомнительной полезности. Читатель должен помнить, главный герой «Американской трагедии» в совсем юные годы сбил ребёнка, двигаясь на автомобиле в качестве пассажира. Он сумел избежать ответственности в малом, обречённый на более серьёзную кару за иной проступок. Том Вулф решил ограничиться моментом дорожно-транспортного происшествия, не заглядывая дальше ему необходимого.

Что же представляет из себя Нью-Йорк? Довольно гремучую смесь, где нельзя придти к единому мнению. Американское общество потому и воспринимается за гидру, так как имеет слишком мало связующих нитей. Когда-нибудь наступит критический момент, а пока общество продолжает находить точки соприкосновения. Наиболее тяжело приходится Нью-Йорку, наиболее пёстрому по этническому составу населения. Если довериться Тому Вулфу, в данном городе все друг к другу относятся с крайней степенью неприятия. Если сказать, что евреев ненавидят все, то, получается, в Нью-Йорке так оно и обстоит. А если скажешь, будто все ненавидят негров, касательно Нью-Йорка вновь окажешься прав. И касательно латиноамериканцев будешь прав с точно такой же степенью точности. И русских там будут ненавидеть, сугубо из-за того, что они не евреи, не негры и не латиноамериканцы. Таков этот город по Тому Вулфу — постоянно кипящий котёл из противоречий.

Если в Нью-Йорке кто-то покалечит негра, не являясь при этом негром, город бурно закипит. Как на этом материале не раздуть мыльный пузырь? Негр в периодических изданиях окажется невинным агнцем, перспективным парнем, талантливым юношей, человеком с большими надеждами на будущее, срезанным по воле рока, вследствие чего виновный должен быть найден и наказан. А если общество узнает, что покалечил негра как раз не негр, быть большому скандалу, в котором преступная натура пострадавшего никого уже не будет интересовать, поскольку он подлинно агнец, пострадавший невинно. Да и как не раздувать мыльный пузырь, ежели увечья ему нанёс не кто-нибудь, а один из небожителей — брокер с Уолл-стрит.

Касательно наполнения произведения — положительного мнения не выскажешь: раздутая до мыльного пузыря выдумка, лишённая правдоподобности. Зато в плане отражения пороков американского общества, Тому Вулфу не откажешь в старании. Всё так и должно происходить в государстве Северных Штатов Америки: жизнь, лишённая правдоподобности, и нравы, лишённые права на разумное осмысление.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Соллогуб «История двух калош» (1839)

Соллогуб Три повести

Соллогуб слукавил, дав представление, будто собирается рассказывать историю двух калош, то есть одной пары. Калоши — это отвлечение, тогда как под оными следует понимать молодого музыканта Карла Шульца и его возлюбленную Генриетту. Как раз они — молодой музыкант и возлюбленная — воплощение ненужности обществу, с чьим мнением никто и никогда не станет считаться, на кого всем всегда было и будет безразлично. Они такие же, как калоши, воспринимаемые за необходимое к существованию, но к чему относятся с презрением. И это при том, что даже без самого презренного не обойтись, потому как оно всегда требуется. Например, калоши помогают сберечь красивую обувь от непогоды. Так и люди нужны всякие, в том числе и такие, кто будет влачить за других жалкое существование, обеспечивая общество всем необходимым.

Но Соллогуб действительно начинает повествование с настоящих калош, бывших в распоряжении у мастера по изготовлению обуви, объясняя, каким образом они попадут к молодому музыканту. Будучи предназначенными для влиятельного лица, случайно испорченные, оказавшись дырявыми, они теперь только на то и сгодятся, чтобы их кому-нибудь отдали. Отдавать бесплатно мастер не будет, он попросит музыканта обеспечить музыкальное сопровождение на предстоящем празднике. На этом, ибо про калоши будет упомянуто лишь немного раз ближе к концу повествования, Соллогуб переходил к истории молодого музыканта — одной из калош, упоминание о которой вынесено в название.

Удивительная жизнь, калошей способен оказаться даже примечательный в талантах человек. Пусть Карл Шульц являлся музыкантом не из лучших, поскольку его инструментом было фортепиано. А сей инструмент являлся настолько распространённым, что нужно обладать кривым лицом или слыть за диковинку, если желаешь приковать к себе внимание. Молодой музыкант был обычным человеком, может с привлекательной внешностью, на поприще музыки ему казалось не суждено состояться. И у него имелись кумиры, вроде Бетховена. А кто такой Бетховен? С точки зрения Соллогуба — калоша. Почему? Проживая в Вене, Бетховен скорее походил на сумасброда, рисующего на стенах нотные записи, про него толком никто из местных не знал. Очевидцем этому станет молодой музыкант.

Разобравшись с калошей в виде молодого музыканта, предлагается узнать историю ещё одной калоши — Генриетты. Сия девица воспитывалась при графине, ездила по загранице, где и познакомилась с Карлом Шульцем. Они поклялись друг другу в любви, не способные продолжать быть рядом. Генриетта, зависимая от воли графини, поедет в Италию, затем вернётся в Россию, куда следом поедет молодой музыкант, не умея её найти, должный теперь влачить жалкое существование и давать концерты буквально за одежду, еду и кров над головой. Вскоре он узнает — Генриетту выдали замуж, не спрашивая мнения. Чего ещё взять с калоши, как не разменять на некие выгоды?

Мир действительно жесток. Графиня по сюжету казалась воплощением добродетели, радетелем за талантливых людей, пристрастной к музыке и искусству вообще. Увы, кто стремится к красивому, часто привержен соблюдать требования, диктуемые временем. Так и графиня, когда была мода на музыку — любила музыку, стоило моде пройти — прошло и увлечение. Теперь предметом хорошего тона считалась благотворительность и забота о сиротах. Графиню это тяготило, как и музыка прежде, но положение обязывало. Способствовать преуспеванию музыкантов она теперь не собиралась, тем более оценивать заслуги каких-то калош, вроде Карла Шульца.

Да, мир действительно жесток. И с этим нужно смириться. Если Генриетта согласится с судьбою, то молодой музыкант не переживёт нервного истощения. Соллогуб верно сообщил это читателю, разрушив веру в осуществление надежды на лучшее. К сожалению, если суждено влачить жалкое существование, должен исходить из имеющихся возможностей, позабыв о реализации мечтаний.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Лев Аннинский «Ломавший» (1988)

Аннинский Три еретика

Сложно назвать Павла Мельникова еретиком, учитывая, какую обличительную деятельность он вёл, по императорскому указанию устраивая розыск, дабы вновь провести черту между староверами и никонианами. И Лев Аннинский дал объяснение, сперва обвинив будущего летописца раскола в бесцеремонности, затем навесив тот самый ярлык еретика, делая так по вполне обоснованному заключению, вследствие категорической позиции летописца к доктрине официальной церкви, вследствие чего паства предпочитала отворачиваться от реформ Никона, не увидев в переменах богоугодного. Подведя к этому, Аннинский должен был совершить экскурс в прошлое, объяснив, каким образом за несколько веков до того протекал разлад между стяжателями и нестяжателями. Поэтому не совсем правильно называть Мельникова еретиком сугубо за выражение точки зрения, и без того понятной церкви.

Несмотря на важность проводимых изысканий, Мельников примечателен для истории литературным творчеством. Путь в писатели оказывался труден и не давал твёрдой уверенности в силах. Первоначально — это заметки о путешествиях, статьи, подражание другим. Собственное литературное произведение, сделавшее ему имя, это рассказ «Красильниковы», опубликованный в «Отечественных записках». Сразу к Мельникову отнеслись серьёзно, пророчили в будущем встать в ряд из числа именитых писателей. Однако, как то отмечал и сам Аннинский, на протяжении пятидесятых годов Мельников периодически создавал художественные зарисовки, так и не решив для себя, следует ли ему продолжать творить.

В шестидесятых годах Мельников стал летописцем раскола. Об этом следовало говорить подробнее, но не для того Аннинский создавал повествование, чтобы пересказывать публицистический материал. Хотя, Мельников важен для нас именно изложением событий, обычно нигде не упоминаемых, становящихся известными лишь после проявления интереса к деятельности Мельникова. И только тогда история приобретала иные черты, ни в чём не схожие с официальной позицией власти. В самом деле, где ещё узнаешь, каким образом складывались судьбы староверов. И как отличить, где последствие раскола, а где секты, существовавшие на Руси издревле? Так становилось понятным, что помимо летописей раскола, Мельников создал представление о еретических учениях, вроде хлыстовства.

Но что Аннинский подлинно посчитал важным, так это разбор самых главных произведений Мельникова — дилогию о староверах, состоящую из романов «В лесах» и «На горах». Проникнуться критическим вкладом от Льва не получится, если его точка зрения не покажется близкой. Выражая одно из мнений, не давая ничего сверх, Аннинский показал разбор литературного произведения, более не увязывая творчество Мельникова со взглядами, которые были свойственными писателю несколько десятилетий до того.

Остаётся отметить интерес Льва к литературе XVIII века, особенно к деятельности Николая Лескова. Не раз на страницах Лесков в той или иной мере сравнивается с Мельниковым или ему противопоставляется. Помимо прочих, с кем Аннинский сравнивает Мельникова, упоминается Михаил Салтыков-Щедрин. Всё это должно быть понятным — XVIII век имел свои характерные черты, люди имели собственную точку зрения на происходящее, поэтому легко можно сводить и разводить взгляды современников тех дней. Просто Аннинский упоминал тех, чьим творчеством интересовался.

Всё же, заключая речь про Мельникова, читатель должен был увидеть, как летописец раскола придерживался угодных ему принципов, не соглашаясь с точкой зрения, если она ему казалась неправильной. При этом, нельзя сего не отметить, Мельников оставался приверженным даже тому, с критикой чего выступал. Он и трудился в «Северной пчеле», причём ещё при Фаддее Булгарине. Благодаря этому его жизненный путь не настолько уж тернист, как может показаться. Отнюдь, Мельников не ломал, он указывал на текущее положение дел.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ник Перумов «Дочь некроманта» (1999)

Перумов Дочь некроманта

Цикл «Летописи Разлома» | Книга №2

В мире всё так — мы создаём то, чему полагается нас уничтожить. Такое суждение применимо на общем уровне, так и на частном. Ежели человечество рано или поздно само себя изведёт, породив нечто, что продолжит мыслить и существовать, тогда как люди станут данью истории. Таким же образом можно сказать и относительно отдельно взятого человека — он обречён на поражение от плодов рук своих. Это логика наоборот, имеющая не менее важное значение для понимания. Кому-то хочется считать, будто дети служат продолжением устремлений родителей. Однако, ранее было сказано, в итоге потомки сведут путь поколений в бездну неприятия. Предлагается думать, Ник Перумов отобразил на страницах повести примерно похожее раскрытие сути человеческого бытия: давать жить, заранее осознавая, тем обрекаешь себя на смерть.

Нет желания думать, будто Ник с первых строк видел результат повествования. Он показал читателю слабого главного героя, случайным образом приобщившегося к магии. Желая познать больше, тот герой станет с жадностью усваивать новые знания. Одно останавливало его — из числа живых никто не способен обучить магии смерти, но и адепты смерти не желали передавать знания созданию из плоти и крови. Союз сил всё же будет заключён. Так Перумов приходил к идее о порождении способным магом не менее способного потомства. Разве такое заинтересует читателя? Следовало придумать, в какую сторону поворачивать сюжет.

Нет, не мог ведать Ник, зачем он сплетал воедино разные дороги, стремясь соединить поступь действующих лиц, предоставив для читателя вывод, колоссальный по смысловому наполнению. Ещё не став могучим магом, главный герой озаботится потомством, уединившись в близости с девушкой, наделённой склонностью к значительному волшебству. Зачем был тот ребёнок? Может быть, главный герой мог его обучать премудростям магического ремесла, зная, тот сумеет превзойти его. Вероятно, к такому развитию событий Перумов как раз и склонялся. Однако, переосмыслив за время повествования варианты окончания повести, Ник и внёс смысл, позволив читателю домысливать.

Никто не желает жить вечно. Не хотят бесконечного существования даже умертвия, к которым позволительно относить некромантов, коим главный герой как раз и является. Только сильный маг, по предположению Перумова и по ошибкам молодости во время обучения у умертвий, не имеет способности лично решать, когда его настигнет смерть. Для этого требуется другой маг, более могущественный, ещё и имеющий кровную связь. Так читатель понимал, зачем главный герой оставил потомство. Тогда следовало решить, из каких побуждений будет исходить тот, кто должен убить. Явно ему полагается мстить. Собственно, вторая часть повествования — рассказ о становлении дочери некроманта.

Следуя развитию действия, Ник не стал дорабатывать смысловое наполнение, предпочтя другое наставление: необходимость вырабатывать умение прощать за делаемые во благо дела. Это практически не согласуется с представленным читателю сюжетным наполнением, разрушает идею обречённости человека перед неизбежно должной наступить гибелью. Получалось так, что несмотря на разрушения, совершая поступки, направленные на уничтожение всего живого, отец и дочь обязывались выступить сплочённым фронтом против врагов, представляющих отражение тех же самых сил магии смерти.

Остаётся с огорчением осознавать, Ник Перумов не дал полного осмысления никчёмности человеческих деяний, несущих гибель сущему под видом благих помыслов. Будем думать и иначе — представленные вниманию события где-нибудь и когда-нибудь получат развитие в творчестве автора. Ведь истинно так, хоть ссылайся на религиозные труды различных направлений, где есть повествование о том, как всё началось, вплоть до наступления окончания бытия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вера Кетлинская «В осаде» (1942-46)

Кетлинская В осаде

Как рассказать про Ленинград в военное время, избежав того, о чём повествовали другие, сообщая про трудности мирного населения? Нет, не закрывая глаза на трудности. Как раз и сообщая о трудностях. Таким образом поступила Вера Кетлинская, начав создавать литературное произведение с первых дней блокады и продолжая уже по окончании войны, может не ведая, в каком тоне будут после писать о блокаде, делая это с особым чувством, должным быть понятным человеку, причастному к суровости тех дней. Только понять смогут не все, для этого требовалось пройти через похожие испытания. Это может показаться неуместным, только от действительности не уйдёшь, говоря о столь важном для советских граждан событии, Вера оставалась суха в изложении, не помышляя создавать ладный слог для лучшего восприятия текста. Её произведение — это книга о войне, где война стоит на первом месте, описываемая словами простого человека, воспринимающего боевые действия взглядом стороннего наблюдателя.

Что такое бой в воздухе? Это самолёт, совершающий манёвры. Это лётчики, занимающиеся делом борьбы с противником. Как происходит движение в небе? О подобном лучше писать, обладая даром красивого изложения, или будучи хорошо осведомлённым, принимавшим непосредственное участие в тех или похожих боях. Если знаешь о воздушных сражениях от других или просто довелось оные лицезреть, при этом не обладаешь способностью отразить на бумаге — лучше не стараться. Вера Кетлинская как раз не умела, что не мешало описывать баталии, наполняя страницы невнятным отражением накала страстей и происшествий. С таким же успехом можно рассказать про ребёнка, устраивающего воздушный бой между игрушечными самолётиками. А ведь в настоящих боях участвовали люди, понимавшие, насколько близок момент их смерти. Отчасти понимала это и Вера Кетлинская, правда в ином ключе, сообщая про сложности с самолётами на советской стороне, о несовершенстве конструктивных особенностей. Потому и выходило, что потерпев в бою поражение, лётчик не сможет больше летать из-за отсутствия самолётов на замену, что Вера Кетлинская не забывала отразить на страницах.

Что можно сказать про производство в осаждённом городе? Людям всё равно приходилось работать, дабы обеспечивать себя и фронт. Некоторые читатели знают, с какими сложностями сталкивалась 2-ая ударная армия, та самая, которая не позволяла силам Третьего Рейха взять город, сдерживая врага едва ли не на подступах к Ленинграду. Вероятно, о чём Вера Кетлинская не говорит, её снабжением занимались оставшиеся в городе заводы. Но о чём следовало писать, так о гибели рабочих на производстве. Умирали преимущественно от налётов. Вера Кетлинская посчитала необходимым рассказать про одну из таких трагедий. Отец семейства погиб при подобных обстоятельствах, теперь предстояло рассказать его семье о его гибели.

Иногда Вера Кетлинская делится информацией, о которых она узнавала. Например, блокада Ленинграда является важным моментом войны. Отнюдь, мужество ленинградцев тут имеет второстепенное значение. Самое основное, о чём говорит Вера Кетлинская, не сумев прорвать блокаду, немцы не имели возможности соединиться с финнами, вследствие чего мог наступить перелом в войне. Впору вспомнить эпизод наполеоновских войн, когда отказ шведского короля для участия во вторжении империи французов в Россию послужил одной из причин, почему государству Александра I удалось выстоять и повернуть поступь врага вспять.

Таков взгляд со стороны на такой же взгляд со стороны, может даже с такой же степенью объективности. Однако, Сталинской премией, пускай и третьей степени, награждали не из простых побуждений. Может это связано с тем, что среди прочих авторов тех лет, Вера Кетлинская сумела одной из первых донести до читателя литературное описание блокады Ленинграда.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Наталья Кочеткова «Фонвизин в Петербурге» (1984)

Кочеткова Фонвизин в Петербурге

Про жизнь Дениса Фонвизина многого не расскажешь. Поэтому следует с удивлением подходить к труду Натальи Кочетковой, взявшейся раскрыть даже больше, чем некоторыми биографами. Однако, изыскания становятся одной из биографий, не имеющей чёткой привязки к столичному городу. Фонвизин представлен таким же, как о нём сказывали прочие, начиная с Петра Вяземского. Вполне уместным кажется извечная отсылка к словам Александра Пушкина, высоко ценившего творчество Фонвизина. Таким же уместным становится разговор о приставке «фон» к немецкой фамилии Визин, с годами слившиеся в единое целое. Вполне подойдёт рассказ о детских годах. Но Наталья не стала передавать абсолютно всего, посчитав достаточным создать благожелательное представление о Фонвизине, любившего Россию, не любившего Европу, при этом умершего в разгар гонений власти на литераторов.

Наталья называет Фонвизина одарённым с детских лет. Среди прочих его допустили до Шувалова, тогдашнего главного радетеля за просвещение и науку. Ни слова про посредственность, которой сам Фонвизин не чурался. Хрестоматийным стал его ответ на вопрос: куда течёт Волга? Тогда ещё юный — он посетовал на незнание. Биографы обставляли это редкое свидетельство о прошлом будущего литератора в духе честности и открытости, тогда как прочие ученики предлагали разные варианты, ничего не зная о море Хвалынском. Для Кочетковой этот факт важности не имел — пусть читатель думает об одарённости Фонвизина.

Впрочем, с ученической скамьи не берут в министры! А Фонвизин во время изучения иностранных языков стался заметен, вследствие чего был приглашён на государственную службу раньше сверстников. Отсюда можно начинать вести отсчёт годам, когда Фонвизин находился в Петербурге.

Что скажешь о пребывании в столичном городе? Практически ничего. Какие конкретно Фонвизин переводил тексты по служебным обязанностям — того история не сохранила. Говорить приходится о личном интересе Фонвизина. Так, основной его работой считается перевод басен Гольберга. Благодаря этому он и получил путёвку в жизнь. Этот факт его деятельности сослужит после для него особое значение, когда потребуются переводчики с литературными способностями.

Однако же, памятен нам Фонвизин по двум драматическим произведениям — по «Бригадиру» и «Недорослю». Наталья Кочеткова взялась отразить критический разбор сих произведений, как поступает на страницах и с некоторыми другими работами Фонвизина. Логично предположить, что современникам нравилось, когда к ним в дом входил автор произведений, читая текст на разные голоса, чем умилял и радовал внимающую публику. Собственно, если чем и удаётся связать Фонвизина с Петербургом, то этим фактом. Сказать бы больше, к кому и когда делал визиты Фонвизин, чем там запомнился. Ничего подобного Наталья не сообщит, потому как о том не сохранилось свидетельств.

Не забыто на страницах про письма Фонвизина из-за границы. Редкий читатель не задумается, каким оказалась представлена заграница для русского человека. Кажется, без Дениса так бы и закрепилось мнение, будто в Германии, Франции и Италии красиво, величественно и возвышенно. Увы, Кочеткова дополняет исторические свидетельства возмущениями Фонвизина. А читатель наконец-то задумывается: может всё так случилось из-за проблем со здоровьем у самого Дениса и у его жены, отчего приходилось более негодовать, чем видеть положительные стороны.

Не забывает Кочеткова про последние годы жизни Фонвизина — начало гонений на литераторов. Связывать это приходится с Радищевым, написавшим пагубную книгу. Сам Фонвизин гонения на себя испытывал из-за дружеских отношений с Паниным, потому он так никогда и не увидел опубликованным собрания собственных сочинений. Дополнительно Наталья рассказала про опалу Ивана Крылова с его «Почтой духов», отправился в заключение видный деятель от литературы — Новиков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«И. А. Крылов в воспоминаниях современников» (1982)

Крылов в воспоминаниях современников

Усилиями Аркадия Моисеевича и Михаила Аркадьевича Гординых создан труд «И. А. Крылов в воспоминаниях современников», способный заменить биографию, как и послужить основой для составления жизнеописания Ивана Андреевича. Был взят весь фактический материал, который составители монографии смогли найти. В значительной части — это повторение уже кем-то сказанного. Благодаря подобным свидетельствам и формировался определённый образ Крылова. Но, учитывая специфику жизненных обстоятельств, современникам Крылов запомнился в качестве баснописца, уже ставшего именитым литератором. Юные годы Ивана Андреевича до сих пор продолжают оставаться не до конца ясными, имеющими значительное количество пропусков. Составители монографии об этом обязательно скажут, упомянув и отношение самого Крылова, относившегося отрицательно к необходимости составить его биографию. Видимо, имелись для того причины, о чём нам уже никогда не узнать.

Самым первым для читателя предлагается воспоминание Александра Пушкина, связанное с интересом к бунту Пугачёва. Как известно, отец Ивана Андреевича погиб в ходе сопротивления крестьянскому восстанию. Пушкин выяснил, что по спискам от Пугачёва отца Крылова следовало подвергнуть казни.

Следующей заметкой стал исторический анекдот на тему математических способностей Ивана Андреевича, упоминаемый теперь всеми при всяком удобном случае — он про леность Крылова и картину, должную вот-вот упасть. Как говорил сам баснописец — согласно его расчётам картина не заденет его, так как он в курсе траектории её движения.

Не раз упоминается способность Ивана Андреевича к языкам. Зная основные европейские языки, к пятидесяти годам он выучил греческий, используя для обучения произведения древнегреческих авторов. Согласно одним воспоминаниям Крылов это сделал по прихоти, по другим — дабы помочь Гнедичу в переводе «Илиады». Определиться не получится, поскольку в части воспоминаний Крылов заставил Гнедича удивиться, выполняя для него перевод с листа разных произведений, тогда как иные современники видели сугубо совместную занятость двух поэтов.

Обязательным составители монографии посчитали провести параллельную линию между Лафонтеном и Крыловым. Но разве допустимо сравнивать способности французского переводчика басен, так и не сочинившего собственных, и человека, который любил создавать басни по происходившим в стране событиям, порою заставляя впадать во гнев цензоров, вплоть до негодования непосредственно царя Александра. Проводилась параллель с ещё одним баснописцем — с Дмитриевым. Становилось понятно, каждый из них сам по себе самородок.

Современники Крылова оставались единодушны во мнении — имя Ивана Андреевича будут помнить все потомки без исключения, пока существует русский язык. Их слова оказались верными. Крылову действительно повезло — народная любовь не ослабевала к его творениям. Оставим в стороне суждения, насколько в том заслуга самого баснописца, чья самая знаменитая басня — тут не покривим душой — пропитана слогом Сумарокова, причём в очень близких чертах.

На страницах монографии упоминается порок Ивана Андреевича — в молодые годы Крылов пристрастился к карточной игре. Действительно, в жизни Ивана Андреевича имелся отрезок времени, совершенно скрытый во прошлом, связанный с окончанием первого периода творчества — до концентрации на составлении басенных сюжетов. Чем тогда Крылов занимался — установить не представляется возможным. Скажем крайне просто — ушёл в народ. Вынырнув из омута страстей, Иван Андреевич более не возвращался к порочному образу жизни. Опять же, если мы не станем считать за пороки обжорство и леность.

Среди воспоминаний нашлось место выдержкам из писем. В них не сообщалось более, чем современниками говорилось в общем.

Придём к окончательному суждению по поводу монографии — образ Крылова стался монолитен, его невозможно разрушить, чего совершенно и не требуется.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Тембот Керашев «Дорога к счастью» (1939)

Керашев Дорога к счастью

Если человек становится свидетелем перемен, он считает обязательным об этом говорить. Да и как не расскажешь, если старый уклад порою полностью уничтожается, уступая место новому, очень часто даже лучшему. Если брать для примера падение Российской Империи, видишь в произведениях современников тех событий одинаковый мотив — борьбу стариков с молодёжью, где первые считают традиции за ниспосланное свыше, требуемые к соблюдению, а вторые — никогда не поддерживают старшее поколение, видя в его устремлениях пережиток прошлого. Но как быть с тем, что голос молодёжи способен оказываться разумнее? Если остаётся сомнение, тогда нужно ознакомиться с произведением Тембота Керашева, чтобы иначе посмотреть на действительность.

Перед вниманием читателя область расселения адыгейских народов. В тех местах не противились власти большевиков, но и не хотели отказываться от традиционных представлений. Все споры и неурядицы разрешались через советы стариков. Как они решали, так и следовало поступать. Вполне очевидно, старики не принимали перемен. Они понимали — их мнение останется частным решением, тогда как законным может быть только тяжба через гражданский суд. И хорошо, если среди молодых случались образованные люди, помогавшие добиваться справедливости, отказывая старикам в праве на последнее слово.

Старые порядки не дают осознания целесообразности. Например, молодой человек не может в присутствии стариков садиться. Будь рядом хотя бы один старик, ряд незанятых стульев, всё равно придётся стоять. Это самое характерное объяснение, тогда как прочие примеры представляют борьбу взглядов. Допустим, женщина лишена права подать на развод. Муж её может принижать, держать за рабыню, пользуясь дармовым трудом. Совет стариков прежде не допускал возможности дать женщине право на мнение. С приходом власти большевиков наступил перелом. Никто не пойдёт к старикам, заранее зная о результате, предпочтя обращаться сразу в гражданский суд, сумев не просто добиться развода, но и получить полагающиеся имущественные преимущества.

С осуждением на перемены смотрели и сами женщины старшего возраста. Разве полагается девушке учиться? Стыд и позор! На это им будет высказано осуждение — не дело девушкам оставаться безграмотными, становиться наложницами турков и персов. Пока ещё сами девушки не понимали, для чего им даваемые вольности самоопределения. Некоторые из них считали — не скажи им, будто бывает иначе, они бы продолжали влачить горестное существование, не претендуя на большее. Теперь же им полагается к чему-то стремиться.

Самое больное — отказ не от местных традиций, а от религиозных. Как доказать, насколько глупо убеждать других в правоте своего Бога, тогда как чужой Бог — не является подлинным? Какой не возьми народ — каждый доказывает правоту собственного видения. Уже от этого стоит исходить, выработав точку зрения о допустимости факта отсутствия Бога вообще. Атеизму обязательно быть среди адыгейцев. Правда, умолчим, насколько неверие в Бога способно принимать вид всё той же религии, с тем же обрядовым комплексом и адептами, читающими проповеди под видом просветительской деятельности.

Дабы сплотиться против прежних порядков, адыгейцы начали бороться за коммунистические устремления. Керашев наглядно показал, каким образом молодые люди создавали коммунистическую ячейку, к чему стремились и какими методами планировали добиваться изменений в общественном самосознании.

Произведений, наподобие литературного труда Тембота Керашева, достаточно. В каждой части Советского Союза стремились отразить перелом старого уклада в угоду наступления новым порядкам, позволяющим рассчитывать на справедливое отношение к каждому, невзирая ни на какие различия. Поэтому и названо произведение «Дорогой к счастью». Казалось необходимым отказываться от предрассудков, начиная жить во благо собственных интересов и нужд общего дела.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Алексей Н. Толстой «Иван Грозный» (1943)

Толстой Иван Грозный

Всякое деяние получится оправдать, имея к тому желание. Почему Ивана IV Васильевича прозвали Грозным? Не по причине, будто он в страхе держал европейские державы. Отнюдь, военные успехи европейцы за Русью вовсе не примечали. Русские сумели взять под свой контроль два ханства? Так ничего в том трудного и не было, учитывая раздробленность самих татар, не знавших, кого из своих над собою поставить во власть. Русские наголову разгромили Тевтонский орден? Было бы чего там громить — рыцари давно пресытились от спокойной жизни, забыли про военное ремесло и скорее предаются разврату, нежели стремятся стяжать славу во имя Господа. Так почему Грозный? Остаётся считать, что такой титул Иван IV Васильевич заслужил благодаря стараниям князя Андрея Курбского. Но был ли в действительности оклеветан царь? Или были причины, по которым Иван IV Васильевич повёл себя именно так, обозлившись на боярские роды, решив утопить в крови каждый из них? Алексей Толстой как раз взялся о том рассказывать, скорее обеляя царя, нежели осуждая.

С первой сцены зритель видел свору бояр, едва друг другу горло не перегрызающих. Им стало известно — царь смертельно болен. Ещё и лекарь сказал им молиться за государя, ибо дни его сочтены, проживёт столько, сколько Богом осталось отпущено. Кто из бояр достойнее власти? Кто из них старше по происхождению? С чего вообще почёт московской ветви Рюриковичей? Так давайте вспомним, как Москва поднималась, чтобы осудить московских князей за возвышение.

Толстой не юлит, пересказывая историю так, как её может толковать тот, кому в таком духе оценивать прошлое выгоднее. Ведь кто основал Москву? Юрий Долгорукий, младший из сыновей своего отца. Досталась ему в удел неприглядная земля, где никогда и ничего толком не было, селились же там и вовсе случайные люди. Что делал Юрий? Он поставил кабак на дороге. После вокруг питейного заведения местность начали обживать, а московские князья продолжали стоять на своём — укреплять город средствами с продажи крепких напитков. И в Орде Москва потому купила ярлык на великое княжение, поскольку имела на то финансовые возможности. Из этого допускается единственный вывод, московская ветвь Рюриковичей не может считаться достойной царского титула.

Никто никогда не оценивает прошлое с позиции прошлого, обязательно исходит из настоящего. Раз в определённый момент царь слаб, значит таковым был всегда, и таковыми являлись его предки. Значит, нужно пользоваться моментом и самоутверждаться. Да как это сделать? Бояр много, всякий выше всякого, не согласный уступать право на воцарение. Есть единственный вариант — всех устраивающий — выбрать самого старого из них, более робкого, который не сможет вмешиваться в боярские дела, давать указания. Именно так, ещё при живом Иване IV Васильевиче бояре грызлись друг с другом. Царь этому был очевидцем. Неужели у него не могло возникнуть мысли, насколько опасно иметь в государстве подобных людей, готовых его самого удавить, только бы не мешал действовать сугубо по собственному усмотрению?

В подобном духе Алексей Толстой продолжал повествование. Крайней точкой станут два момента. Во-первых, Ивана Грозного едва не отравили. Во-вторых, религиозные деятели за его спиной снимали с подданных клятву крестоцелования ему в верности. Как тут соглашаться продолжать взирать на творимое в стране бесчинство? Раз так, то задумал Иван Грозный ввести опричнину — пусть волки без овец поживут, пока овцы за волками понаблюдают. Как известно, кровь польётся рекой, Иван IV Васильевич никого не станет щадить, в одинаковой степени уничтожая бояр, попов и крестьян.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Труженики моря (перевод произведения Виктора Гюго)» (1872)

Гюго Лесков Труженики моря

Под псевдонимом Стебницкого Лесков составил перевод произведения Виктора Гюго, опубликованного автором за шесть лет до того. Перевод не являлся полным, поскольку Николай сразу оговаривался — он стремился приспособить текст для детского чтения. В чём заключалось такое желание? Сразу не скажешь. Да и понимание способности детей воспринимать текст не имеет общих закономерностей. Может быть не следовало описывать убийство? Но Лесков описывает смерть человека, пусть и павшего жертвой стечения обстоятельств, став частью пищевой цепочки среди морских обитателей. Может жестокие нравы диких обитателей следовало смягчать? Ведь не станешь осуждать осьминога за свойственное ему поведение. Тогда может сделать акцент на возможности человека шутя преодолевать трудности? Конечно, этому и следует учить подрастающее поколение — вере в способность человека совладать с любой неприятностью.

Но для начала следовало отступить далеко назад. Например, пусть маленький читатель сперва узнает историю колдуна, жившего среди людей, боясь быть обнаруженным. Население побережья Франции могло отличаться набожностью, значит и готовностью растерзать всякого, кого заподозрит в связях с дьяволом. Тот колдун будет уметь лечить заболевания, к нему всегда станут обращаться за помощью, продолжая думать, как к человеку с такими способностями следует относиться. А вдруг он действительно колдун? Проверить догадку легко — нужно увидеть человека обнажённым. Однажды такая возможность представится — на его теле увидят знак в виде лилии. К тому же, колдун оберегал птиц на побережье, не позволял разорять гнёзда, что в той же мере говорило за магические способности данного человека. Такова присказка — сказка с тяжёлым исходом только начиналась.

Действующие лица станут сменяться. Появится история про моряка, чья судьба наиболее ужасающая. Ему суждено стать жертвой неосмотрительности. Задумав одно — он не реализует свой замысел. Проще говоря, его съест осьминог. А разве читателю неизвестно, как осьминоги питаются? Хорошо, тогда автор расскажет во всех подробностях, дабы все об этом знали, в том числе и дети, благо Лесков постарался не упустить деталей. Итак, рот осьминога мал, как же ему есть? Примерным образом, каким поступают пауки. Сперва требуется размягчить пищу, после чего принимать её в жидком виде. Собственно, мясо сходит с костей, оставляя скелет в состоянии, годным для исследования в анатомическом кабинете, особенно после того, как над ним дополнительно потрудятся крабы. Правда ведь — занимательный рассказ? Для того перевод Лесковым и выполнялся, дабы дети просвещались касательно морских обитателей. Следует твёрдо усвоить — в морях обитают осьминоги, с которыми лучше не встречаться.

Не стоит пугаться. Осьминоги не представляют опасности, если уметь с ними справляться. Для этого и написан роман «Труженики моря». Читатель увидит, как всякая опасность умеючи преодолевается. Вероятно, осьминог в иные времена случается оказываться опасным созданием. Действительно, его щупальца наводят страх на неподготовленного человека, всерьёз опасающегося острых когтей, не позволяющих вырваться, пронзающих тело и причиняющих страдания, особенно при осознании, какая участь ждёт в дальнейшем, если не получится освободиться — будешь доведён до состояния супа и проглочен.

Как же труженики моря справляются с осьминогами? Самое главное, когда изловил сего жителя водной среды, сразу отрезать голову. После этого осьминог перестаёт представлять опасность. Кажется — легко и просто. Но так случается редко, особенно при отсутствии соответствующей подготовки.

А как быть с содержанием произведения? Авторский слог в переводе оказался тяжёлым и трудным для восприятия. Это усугубило понимание текста, оставив в памяти особо яркие эпизоды, вроде тех, о которых сказано выше.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 56 57 58 59 60 376