Tag Archives: гюго

Николай Лесков «Труженики моря (перевод произведения Виктора Гюго)» (1872)

Гюго Лесков Труженики моря

Под псевдонимом Стебницкого Лесков составил перевод произведения Виктора Гюго, опубликованного автором за шесть лет до того. Перевод не являлся полным, поскольку Николай сразу оговаривался — он стремился приспособить текст для детского чтения. В чём заключалось такое желание? Сразу не скажешь. Да и понимание способности детей воспринимать текст не имеет общих закономерностей. Может быть не следовало описывать убийство? Но Лесков описывает смерть человека, пусть и павшего жертвой стечения обстоятельств, став частью пищевой цепочки среди морских обитателей. Может жестокие нравы диких обитателей следовало смягчать? Ведь не станешь осуждать осьминога за свойственное ему поведение. Тогда может сделать акцент на возможности человека шутя преодолевать трудности? Конечно, этому и следует учить подрастающее поколение — вере в способность человека совладать с любой неприятностью.

Но для начала следовало отступить далеко назад. Например, пусть маленький читатель сперва узнает историю колдуна, жившего среди людей, боясь быть обнаруженным. Население побережья Франции могло отличаться набожностью, значит и готовностью растерзать всякого, кого заподозрит в связях с дьяволом. Тот колдун будет уметь лечить заболевания, к нему всегда станут обращаться за помощью, продолжая думать, как к человеку с такими способностями следует относиться. А вдруг он действительно колдун? Проверить догадку легко — нужно увидеть человека обнажённым. Однажды такая возможность представится — на его теле увидят знак в виде лилии. К тому же, колдун оберегал птиц на побережье, не позволял разорять гнёзда, что в той же мере говорило за магические способности данного человека. Такова присказка — сказка с тяжёлым исходом только начиналась.

Действующие лица станут сменяться. Появится история про моряка, чья судьба наиболее ужасающая. Ему суждено стать жертвой неосмотрительности. Задумав одно — он не реализует свой замысел. Проще говоря, его съест осьминог. А разве читателю неизвестно, как осьминоги питаются? Хорошо, тогда автор расскажет во всех подробностях, дабы все об этом знали, в том числе и дети, благо Лесков постарался не упустить деталей. Итак, рот осьминога мал, как же ему есть? Примерным образом, каким поступают пауки. Сперва требуется размягчить пищу, после чего принимать её в жидком виде. Собственно, мясо сходит с костей, оставляя скелет в состоянии, годным для исследования в анатомическом кабинете, особенно после того, как над ним дополнительно потрудятся крабы. Правда ведь — занимательный рассказ? Для того перевод Лесковым и выполнялся, дабы дети просвещались касательно морских обитателей. Следует твёрдо усвоить — в морях обитают осьминоги, с которыми лучше не встречаться.

Не стоит пугаться. Осьминоги не представляют опасности, если уметь с ними справляться. Для этого и написан роман «Труженики моря». Читатель увидит, как всякая опасность умеючи преодолевается. Вероятно, осьминог в иные времена случается оказываться опасным созданием. Действительно, его щупальца наводят страх на неподготовленного человека, всерьёз опасающегося острых когтей, не позволяющих вырваться, пронзающих тело и причиняющих страдания, особенно при осознании, какая участь ждёт в дальнейшем, если не получится освободиться — будешь доведён до состояния супа и проглочен.

Как же труженики моря справляются с осьминогами? Самое главное, когда изловил сего жителя водной среды, сразу отрезать голову. После этого осьминог перестаёт представлять опасность. Кажется — легко и просто. Но так случается редко, особенно при отсутствии соответствующей подготовки.

А как быть с содержанием произведения? Авторский слог в переводе оказался тяжёлым и трудным для восприятия. Это усугубило понимание текста, оставив в памяти особо яркие эпизоды, вроде тех, о которых сказано выше.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя «Виктор Гюго» (1877-79)

Золя Гюго

Сборник “Литературные документы” стал одним из ряда опубликованных Золя в 1881 году. Его содержание касается писателей, чьё творчество Эмиль мог не одобрять, но значимость которого для литературы принимал с должным для того пониманием. Первым среди прочих выступил Виктор Гюго – о нём Золя писал много, поэтому не стоит удивляться, найдя о нём статью в ещё одном публицистическом сборнике.

С пятнадцати лет Гюго выделялся поэтическим талантом, с двадцати двух — создавал умелую прозу. Юный Золя с трепетом встречал его стихотворения. Даже будучи двадцати лет, Эмиль отправил ему письмо с просьбой ознакомиться со стихотворениями. Но всё меняется. Как мнение о людях, так и сами люди, более не способные соответствовать представлениям современников. Разочаровался в Гюго и Золя. Эмиль считал: разговоры о необходимости оказывать уважение старшим — это проявление невежества.

Почему же мнение старшего поколения не должно восприниматься следующими за ним поколениями? Допустим, есть романтизм. Он одержал верх над прежним литературным направлением и теперь душит натурализм. Это ли не отстаивание собственных интересов? Почему бы не позволить натурализму одолеть романтизм? Будет борьба, и уже новое поколение станет с тем же усердием защищать своё направление, опровергая прочие. Когда-нибудь и натурализм уступит ведущую роль. Поэтому нельзя доверять мнению старших, а самим старшим полагается смириться, потому как они некогда вели аналогичную борьбу.

А как же Гюго? Разве может фигура короля от литературы уступить позиции? Почему бы и нет. В Викторе ослаб пыл борьбы: Второй империи уже нет, следовательно и проникновенно писать на злобу дня он не может. Приходится браться за создание романтических образов, что у него всегда хорошо получалось. А как написать поэму, если допустить в ней отражение обыденности? На такое Гюго не мог согласиться, у него бы ничего не получилось. Посему Золя считает, что Виктор сдаёт позиции.

Бывает и так, когда популярный при жизни человек теряется для потомков. Само упоминание, будто бы он будоражил умы современников, его творчество расходилось большими тиражами, будет восприниматься желанием возвысить, чего никогда не происходило. Но Гюго истинно влиял на французов, он был их совестью и воплощал собой утраченную нацию, уступившую место людям, уставшим от революций и реставраций. Что для Виктора настоящая жизнь, то для Золя – банальное проявление склонности к романтизму.

Не стоит забывать и про проигранную французами войну, поставившую Париж на колени перед Пруссией. Величие Франции надолго оказалось поколебленным. Гюго обязан был возрождать в людях прежний дух, а не топить их во внимании к деталям всем и без того хорошо знакомых обстоятельств. Что же об этом думал Золя? Эмиль видел в том упадок великого человека, не согласного соответствовать новым представлениям о наполнении художественных произведений.

Кому предстоит победить: Гюго и романтизму или Золя и натурализму? Для Франции конца XIX века выбор должен был пасть скорее на Золя. Если же об этом забыть, то много после романтизм опять возродится, только будет называться он иначе, дабы снова проиграть и снова вернуть прежнее внимание. Пусть читатель сам решает, кто ему ближе. Не каждый может быть согласным видеть задевающую струны души действительность, если проще предаться представлениям о более радужном, тем поднимая дух и готовясь к прежде невозможным свершениям. Золя же видел слишком много горестных событий, желая напоминать лишь о них.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Эмиль Золя «Виктор Гюго» (1879-80)

Золя Гюго

В сборник «Наши драматурги» включён и цикл статей Эмиля Золя о Викторе Гюго, опубликованных в периодическом издании «Вольтер». Для потомков Гюго — это писатель-романист, чьё имя навсегда внесено в список лучших беллетристов, когда-либо живших. Будучи едва ли не обожествляемым при жизни, Виктор страдал за Францию, принимая её муки и выражая душевную боль в поэтических строках. Современники его и ценили именно в качестве поэта, всё прочее считая второстепенным. Так считал и Эмиль Золя, но признавая талант Гюго в сочинении прозы. Пускай многословие Гюго чаще кажется неуместным в предлагаемом читателю содержании, таков был его стиль.

Драматургия Виктора Гюго оказывалась наполненной теми же многостраничными монологами. Действующие лица по очереди делились с читателем словами, пока остальным актёрам на сцене приходилось долгие минуты сохранять молчание. И в тех случаях, когда человеку полагается быть утомлённым, расстроенным от жизни, что даже звук отчаянья не может сорваться с его клуб, у Гюго он всё-таки говорит, и говорит достаточно, тем словно исцеляясь от причиняемых ему страданий. Персонажи Гюго любили исповедоваться, с этим ничего не поделаешь.

Эмиль Золя подробно разбирает несколько пьес, опять же их пересказывая. Как Гюго предпочитал длинные речи, так и Золя исходил в мыслях от подробного рассказа о содержании рассматриваемых им произведений. Следует ли снова говорить, что за счёт этого заметка для периодического издания содержала больше подлежащих оплате слов? Не стоит говорить и о склонности французских писателей XIX века создавать объёмные произведения, поскольку те оплачивались строго за определённое количество слов, строчек или страниц.

Не одной драматургии касается Золя при изучении творчества Гюго. Дополнительно он внимает «Собору Парижской Богоматери», дабы на его примере показать принадлежность творчества Гюго только к романтизму. Действующие лица романа стереотипны. События развиваются вне времени и пространства, придерживаясь строго заданной канвы. Нет на страницах отображения жизни общества, практически все сцены происходят вне основного помещения собора и вне проводимых в нём религиозных обрядов. Происходящее касается строго заданных шаблонов, содержание которых и раскрывается перед читателем.

Как же относиться к творчеству Гюго? Его надо изучать в свете произошедших после изменений. Собственно, так следует поступать с каждым писателем, чьи произведения рассматриваются критически. Такое допустимо и в отношении произведений, написанных в жанре романтизма. Сам Золя не так часто это делает, более возводя стену отчуждения между литературой прошлого и настоящего, обвиняя мастеров прежних лет за склонность к созданию недостоверных художественных образов, тогда как требовалось показывать жизнь без прикрас. Но были те, кому то дозволялось. И понятнее это становится не за счёт зрелого взгляда Золя, а за счёт его юной увлечённости некоторыми авторами, чьи труды некогда оказались симпатичны и теперь он не хотел терять ту приятную связь с утраченным.

Опубликовали бы произведения Гюго при жизни Золя, приди Виктор с ними к издателю, будучи начинающим писателем? Эмиль в том сомневается. Если уж Мольеру ставится в вину грех излишнего многословия, то так могли отнестись и к Гюго, чьи персонажи не устают произносить монологи, нисколько не смущаясь того, что их могут перебить, поскольку если кто и вмешается, то уже того персонажа не остановить от аналогичного размера речи. Поэтому лучше думать не о смысловой нагрузке содержания произведений Гюго, а о позиции представленных им на страницах действующих лиц, настолько же чувствовавших собственную важность для окружающих их людей, отчего не замечали возводимых против них возражений. Когда говорит Гюго – все должны молчать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Гюго «Стихотворения» (XIX век)

«Пора вставать! Настало завтра.
Бушует полая вода.
Плевать на их картечь и ядра.
Довольно граждане стыда!
Рабочие, наденьте блузы!
Ведь шли на королей французы!
Был Девяносто Третий год!
Разбейте цепь, восстаньте снова!
Ты терпишь карлика дрянного,
С титаном дравшийся народ?
…»

Виктор Гюго был известен современникам не только в качестве писателя. Этот человек жил в тяжёлый век для французской нации. Он с болью наблюдал за постоянными падениями и возрождениями родного государства. Его пылкая натура облекала мысли в стихотворения, поражающие напором и радением за отечество. Не мог Гюго смириться с резкими переменами, главной из которых стал приход к власти Наполеона III. После чего Виктор был вынужден покинуть Францию, работая на её благо уже на чужбине. Лишь после низложения Наполеона и провозглашения Третьей республики Гюго смог вернуться назад.

Стихотворная форма — это один из тех жанров литературы, который следует читать в оригинале. Но если такой возможности нет, то приходится полагаться на переводы, каждый из которых сам по себе по разному передаёт содержание. Малейшая деталь изменяет смысл произведения, и уже нельзя полностью понять первоначальную мысль автора. В отношении стихотворений Гюго можно сказать твёрдо, что все они наполнены эмоциями, где переживания автора будут видны при любой подаче.

С двадцатых годов XIX века Виктор Гюго активно пишет. С первых стихотворений заметен исходящий от писателя жар. Ему хватало материала с тех лет, когда французский народ впервые пошёл против королевской власти, что было до его рождения. Позже в сердце поэта поселилась жажда увидеть освобождение греческого народа от османского владычества, чему он посвящает плеяду стихов. Греческая тема ярко прослеживается в творчестве Гюго, также обращавшегося к античным мотивам, иной раз ведя беседы с Вергилием и затрагивая мифологию Эллады и Апеннинского полуострова.

Гюго играл с формой стихотворений, не останавливаясь на четверостишиях. Он ставил рифмы в разных местах, чётко подчиняя звучание композиции собственным мыслям. Получалось у него это крайне поэтично, но с одинаковым налётом революционных мотивов, пронзавших современников в самое сердце. Говорить в высоких выражениях, чтобы твои слова переходили их уст в уста в неизменном виде — это талант одарённого поэта.

До 1848 года Гюго рассуждал о разном, затрагивая любые годные ему темы, даже посвящал стихи людям искусства, вроде Дюрера и Данте. Но с 1848 года Гюго обрёл настоящего себя, так как к власти пришёл Наполеон III, провозгласивший Вторую республику. Гюго пророчески предупреждает французов о грядущих несчастьях, если ненавистный ему политический деятель останется у власти. Его ожидания оправдались: в 1852 году Наполеон III отказывается от республики и устанавливает в стране Вторую империю, чем поверг Виктора Гюго в неистовство. Отныне и до 1870 года Гюго будет честить родную страну, желая образумить сограждан на новую борьбу.

В своём творчестве Гюго постоянно переходит к революционным мотивам. Касается ли это описания природы или наставления внукам — Виктор обязательно во второй половине стихотворения призывает народ идти на штурм. Он не прибегал к аллегориям, а всегда говорил прямым текстом. И у него превосходно получалось доносить до читателя свои мысли. Даже потомки могут найти в его ёмких стихах отражение современной им реальности. Гюго смотрел дальше своей жизни, и его эмоции обязательно кто-нибудь возьмёт для воззваний в будущем.

Романтик, бьющий в набат и призывающий подняться на борьбу — это и есть Виктор Гюго. Его лирика имеет одно направление, но очень важное для истории Франции, ныне живущей уже при Пятой республике.

«…
Но если жизнь в клоаке чёрной
Ещё продлится день иль час,
Не надо вам трубы иль горна,
Я отыщу клеймо на вас,
Трусливых и неблагодарных
Потомков предков легендарных!
Как быстро выродились вы!
Какой знобимы лихорадкой,
Как вы малы! Как это гадко,
Что кроликов рождают львы.»

P.S. Для цитат использованы фрагменты стихотворения В. Гюго «Тем, кто спит» от сентября 1853 года.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Гюго «Человек, который смеётся» (1869)

И ведь веришь. Веришь Гюго во всём. И в существование компрачикосов, и в порочность придворных английской королевы, и в порочность самой королевы. Веришь в победу республики над монархией, веришь в порядочность Кромвеля, веришь в увлечение Альбиона Испанией и её языком. Веришь во всё мрачное. Веришь в коварный Ла-Манш, в британский суд как наследие варваров. Даже веришь в должность Открывателя морских бутылок, ведь может такое быть при расширенном списке обязанностей придворных монарха. Веришь. Гюго в очередной раз создал бурный мрачный мир. Вновь сталкиваешься с Отверженными. В другом виде, в другом месте. Но с такими же отверженными. Горбун был отверженным. Сами отверженные были Отверженными. Почему бы не населить мир созданиями с изуродованной внешностью и добрыми сердцами. Фэнтези в эпоху романтизма — нет вымышленным существам, сходных с человеком только способностью говорить и ходить на двух ногах — да! людям тяжёлой судьбы. Возведём их страдания в высшую из возможных степеней — получаем романы Виктора Гюго. Великий был человек, так и хочется занести в любимые авторы. Если следующая книга также будет будоражить моё воображение, то так обязательно и сделаю. Всё-таки Гюго — фигура широкого размаха.

Гюго витиеват. Снова пять страниц текста он выводит в толстую книгу, рисуя свой мир широкими мазками, постоянно увеличивая нажим пера и уменьшая размер кисти. Вот уже доступны все мелкие детали. Современники Гюго могли заметить некоторую фальшь в словах автора. Мы, увы, нет. Слишком много прошло времени. Слишком плохо нам понятны те события. Чужая история — неведомая плоскость. Редко Гюго сходит до диалогов. Диалоги получаются у него плохо. Гюго — мастер монологов. Иной раз диву даёшься, как окружающим хватает терпения слушать человека столько времени, а нам читать порой и десять страниц. Всё это можно назвать философией. Гюго не стесняется. Обольёт грязью и монархию, и республику. Уже не знаешь, что думать обо всём этом. Мысли ли Гюго перед нами, или он вжился в роль своего персонажа. Просто закрыл глаза, представил себе всю ситуацию и выдал несколько страниц на одном дыхании.

Ничего так просто не происходит. Гюго выдаст всю подноготную. Он может и на несколько веков вперёд уйти. Главное, чтобы читатель убедился в правдивости всех слов, чтобы у него не возникли лишние вопросы. Картина цельная. Это не пазл. Романы Гюго не надо собирать по кусочкам. Их легче разбить на подциклы… и собирать в своё удовольствие, смело перемешав. Даже если все книги Гюго окажутся в одной коробке. В целом собранный образец не изменится. Он будет прочитан иначе. И интереса будет больше. Не автор даёт нам на тарелочке с полочки все факты. А мы сами их собираем.

Изуродованный мальчик, брошенная девушка, странствующий фигляр с волком, пара придворных. Сломанные судьбы у каждого. В любом из них можно долго копаться, извлекая всё новое и новое. Что было до — мрачно. Что будет во время чтения — мрачно. Финал их жизни — мрачен. Гюго… можно вас попросить в следующей реинкарнации писать более позитивные книги? Например про мальчика-волшебника или там про каких-нибудь низкорослых человечков с мохнатыми ногами. Чтобы всё было хорошо до, пускай плохо во время чтения, но с положительным концом. Ведь мир не станет от этого хуже. И не надо будет никого обманывать несуществующими вещами. Люди будут верить в их выдуманность. Хотя кто знает. Может через три века жители нашей планеты будут читать про мальчика-волшебника и мохноногих как про реальных представителей живших когда-то людей. Нет! Оставайтесь Виктор Гюго самим собой. Не создавайте множественные серии, пишите по одной толстой книге, пускай и тратя на это иногда больше десятой части своей будущей жизни. Вас будут знать, любить, помнить, даже не зная о вашем новом воплощении.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Гюго «Собор Парижской Богоматери» (1831)

Нет ни фабрик, ни заводов,
Нет культурных мест давно,
Есть ТЦ, их очень много,
В плане архитектуры чистое… оно.

Довольно часто слышишь при появлении в городе действительно чего-то интересного в плане архитектуры, как поднимается хай о невписываемости данного строения в общий план города, погрязший в коробкоподобных, скроенных на быструю руку, зданий. Действительно! Сносят старый кинотеатр, во имя его реконструкции-новомодного воссоздания прежнего облика под видом невозможности капитального ремонта, а через пару лет вырастает не то же самое, а совсем другое многоэтажное, гордо именуемое как минимум ТЦ. Порой просто сносятся целые кварталы, вычищаются базары… и стоит там теперь жилая высотка. Война старого и нового, денег и ностальгии, наглости и бледного ропота.

Как из всего этого можно было написать «Собор Парижской Богоматери» я не понимаю. Но Гюго — удалось. В страшном здании где-то в Париже он поселяет такого же страшного персонажа, окружает его всеобщим презрением и чувством оторванности от мира. Почти погибшего от голода вручает в руки доброго человека, фанатичного и амбициозного, понявшего тщетность твердолобости, в нужное время смягчившего характер. Персонаж глух, но внутренне понимает желание людей относительно себя. Замутнённый рассудок толпы горяч, она поздно поймёт свою потерю, а если и поймёт, то только вздохнет где-нибудь в стороне. Перемоет кости самому королю Франции, устроит зрелище на открытии в виде чьей-то казни… и замолчат колокола на некоторое время, пока не появится в обществе новый звонарь.

Примечательно и то, что Гюго не скрывает дальнейшей жизни героев книги, и там нет ничего позитивного. А ведь я, наивный, думал про хэппи энд… коего не случилось.

» Read more