trounin.ru

Цикл «Эдем» | Книга №1

Слабый и агрессивный всегда одолеет сильного и пассивного. Примеров этому в истории человечества имеется достаточное количество, ярчайшим из которых является падение Римской Империи под ударами готских племён. Нет необходимости изобретать дополнительные ситуации или искать иной антураж, нежели доступный и понятный. Безусловно, можно паразитировать на теме инопланетян и землян, либо динозавров и первобытных людей — суть от этого нисколько не поменяется. Когда некто жаждет существовать без ограничений, он обязательно устранит подавляющий его желания элемент.

Гарри Гаррисон предлагает читателю ознакомиться с альтернативной историей, согласно которой динозавры выжили и достигли того могущества, что присуще человечеству XXI века. Не все динозавры успешно эволюционировали, большая их часть уподобилась домашним животным и сельскохозяйственному скоту. Как Хомо Сапиенс взял верх над себе подобными, так и выведенная Гаррисоном раса динозавров подчинила своей воле ящеров. Таково предисловие, дальше же начинается противостояние другого плана — перед высокоразвитыми существами возникла проблема в виде населяющих холодные места планеты зверей, что как раз и есть люди.

Построенный автором мир имеет относительно чёткую структуру. Тёплые и плодородные земли занимают динозавры — им необходимо солнце для нормальной жизнедеятельности. У них имеется собственная система для общения, где кроме слов используются движения и изменения окраски тела. Их технологии возросли значительно, позволив обозначить право на доминирующее положение над всеми обитателями Земли. То есть читатель видит типичный пример огромной страны, попирающей желания других, использующей доступные ей ресурсы для подавления любых актов недовольства, лишь бы продолжать заниматься самолюбованием.

Гаррисон сознательно вводит в повествование главного героя, выросшего среди динозавров. Ящеры ему понятнее и милее, нежели собратья по происхождению. В нём нет тяги к приключениям и он никогда не задумывался о новом устройстве жизни. Всё так и должно быть на самом деле. С какой стати расставаться с благами, если взамен им получишь холодный климат, голодное существование и извечные распри человеческих племён, готовых грызть друг друга, чем бы это в итоге не закончилось. В повествование вторгается обыкновенный сценарий, отчего-то так любимый людьми: находятся причины для недовольства, следом развивается конфликт, после вспыхивает противостояние и проливается кровь, поскольку, вооружённый знанием сильного противника, человек идёт к своим и начинает распространять среди них новые взгляды на жизнь, полностью сходные с теми, от которых он так старательно стремился уйти.

При продуманном наполнении «Запад Эдема» губит реализация. Гаррисон утратил задор молодости, с возрастом забыв о том, что нужно писать увлекательно. Бесконечные диалоги о пустом ничего не сообщают читателю, но служат отличным средством для наполнения страниц. Будет хорошо, если главное для повествования читатель найдёт на нескольких десятках страниц, а то и просто скучно пролистает, пока случайно не наткнётся на важный для понимания происходящего момент. Усложняет чтение книги использование Гаррисоном непонятных странных существ и механизмов, может быть и знакомых читателю, но под другими названиями.

Кто победит в противостоянии динозавров и людей понятно с самого начала. Война будет вестись с переменным успехом, но в итоге динозавров должно сгубить собственное осознание их непобедимости, непогрешимости и вседозволенности. Их общество обязано сгнить изнутри. В результате чего они уступят право на доминирование другим. Только успех победителей станет временным явлением, ведь люди полностью адаптируются под условия существования динозавров, вооружившись их технологиями, одеждой и средствами передвижения. Вопрос заключается только в том, когда это всё-таки произойдёт — «Запад Эдема» лишь начало трилогии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В XX веке с литературой начали происходить малопонятные трансформации. Это либо результат начавшегося вырождения беллетристики, как художественного восприятия действительности, или иной процесс, должный привести к заколачиванию крышки гроба гвоздями, после чего литература будет погребена вследствие смертельного исхода. Иначе здравомыслящий человек судить не может, наблюдая за прогрессирующим вторжением в искусство психически нездоровых людей, размывающих понимание адекватности. Такое происходит не только с литературой, но с культурой вообще. Обескультуриванием подменяется понимание красоты повествования. Если балом не правит модернист, то его место занимает сюрреалист. Альваро Кункейро был как раз из сюрреалистов.

Читатель не должен ждать от Кункейро красиво построенного искажения реальности. Такого нет даже близко. Вместо этого в каждом его произведении присутствует нагромождение всего в одном месте, порой и без чёткой связи. Просто посередине действия разворачиваются другие сцены, наполненные абсурдом, вероятно содержащим в себе глубоко спрятанные истины, которые при подобной загадочности каждый будет интерпретировать по своему. И ведь парадокс в том и заключается, что чем непонятнее речь автора, тем сильнее его хвалят. Запутались в собственной идентификации люди, вот и ищут способы уйти от наскучившей им повседневности.

Разве не захватит дух у читателя, когда действующими лицами окажутся мертвецы, рассказывающие истории о жизни и смерти? И было бы о чём им рассказывать. Персонажи под пером Кункейро играют в глухой телефон, не делая различий между словами. Сущей ерундой наполнены черепа этих рассказчиков. У них не было цели ранее, нет и сейчас.

Кункейро любил строить большие истории, опираясь на мелкие. Иногда из коротких рассказов он собирал романы. Ему не откажешь в наблюдательности, а может он иначе представлял окружающих его людей, из обыкновенных переходивших в разряд сумасбродных. Когда Кункейро брался описывать докторов или каких-либо иных жителей Галисии, то получались у него богатые портреты, безусловно приукрашенные солидной долей отсебятины. Умел Альваро наложить должный отпечаток своего мастерства, отчего реальность действительно искажалась.

Другой особенностью Кункейро является его желание переиначивать чужие произведения. Он мог опираться на пьесы Шекспира или черпать вдохновение у древних греков, смешивая будни современной ему Испании с мотивами других эпох. В произведении Кункейро без особых проблем одновременно могут действовать король Артур, Юлий Цезарь и царь Давид. Складывается ощущение, что если при этом кто-то из действующих лиц начинает разбираться со шляпой, то это явный намёк, что перед читателем шляпа и есть.

Мог Кункейро и создавать мифы. Из ничего он дал Галисии (историческому региону без собственной истории) необходимый для самоуважения материал. Ведь когда нет привлекающей внимания достопримечательности, то сойдёт даже столб. Почему бы не позволить Летучему Голландцу отправиться в последний путь именно из Галисии и почему бы не представить себе более правильный путь аргонавтов, чей путь пролегал не на восток в Колхиду, а на запад в Галисию, где имелось аналогичное превосходное руно.

Разобраться в представленном на суд читателя однообразном разнообразии безусловно можно, если иметь на то желание. При должной подготовке о Кункейро легко написать лестный отзыв. Но кому это надо? Поскольку и критику следует скорее обругать. Отчего читатель с удовольствием от противного раздобудет для чтения именно произведения Кункейро. Собственно, с обсуждения данного момента и начинался этот текст.

В сборник вошли повести и части произведений разных лет: «Записки музыканта», «Человек, который был похож на Ореста», «Год кометы и битва четырех царей», из книги «Школа врачевателей», из книги «Разные люди», из книги «Сказки и легенды моря», «Мятущийся дон Гамлет, принц Датский».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сон сковал тело, мозг позволил себе отключиться. Продолжалось это недолго. Раздался телефонный звонок, оповещающий о вызове. Вот таким образом нас поднимают на вызов ночью. Громкая связь может потревожить тех, кто с таким трудом смог забыться.

Мозг не сразу приходит в себя. Сложно осознавать окружающую действительность. Телефон где-то внутри головы, будто во сне. В сознание приходишь, только ощутив прохладу слюны на щеке. Не храпеть, но спать с открытым ртом – нормальное явление. За несколько мгновений отдыха мозг расслабил весь организм, готовый в любой момент обрести прежний тонус.

Рука потянулась к аппарату, трезвонящему подобно размеренным ударам кувалды по голове. Не стал подносить трубку к уху, чтобы что-то сказать. Приподнял и тут же положил на место. Провёл рукой по волосам. Принял вертикальное сидячее положение и нащупал ногами свою обувь. Склониться и обуть её нормально нет возможности, остаётся просунуть ноги внутрь и сгибать ногу уже в колене, ставя ступню на стул – на другое сил уже не хватает.

Снова зазвонил телефон. Так же поднимаю и опускаю трубку. Я ещё не полностью пришёл в себя. Помотал головой из стороны в сторону, потянулся.

Подстанция пуста. Никого нет. Только труп лежит у диспетчера за стеной. Он лежит в темноте за закрытой дверью, и его как будто нет. Моё внимание привлекает девушка в коридоре около входной двери – оказывается, подстанция не такая уж и пустая. Может, родственница трупа или следователь в штатском – мало ли, это может быть кто угодно. Так бы и прошёл я мимо, если бы диспетчер не вручил мне карту вызова и не ткнул пальцем в девушку – это к ней. Бедная! Как же её мне смотреть, не в проходе же. От девушки разит алкоголем, и она невнятно говорит, что медицинская помощь нужна не ей, а её подруге, которая живёт недалеко от подстанции, но сама дойти не может.
» Read more

Для краткой формы повествования Льву Толстому не хватало места. Такие его произведения могут содержать смысл, намекая на разные обстоятельства жизни, но в целом уложиться в несколько абзацев ему не удавалось. Писать получалось о пустом, что могло иметь смысл, придай он этому больший вес. Из басен и сказок читатель может вынести тщетность попыток создать монументальное, натолкнувшееся на банальное понимание мироустройства. Герои Толстого становились свидетелями событий, принимали в них некоторое участие, чтобы после спешно покинуть место действия.

Для детей поучительного найти почти не получится. Скорее краткая форма Толстого наставит их на путь понимания, как надо шалить, осознавая возможность уйти от ответственности. Мелкие проступки постоянно происходят с действующими лицами в момент изложения. Если уж прослыть вандалом, так и железо лизнуть на морозе не станет проблемой. Зачем так поступать и каким именно образом Толстой представлял себе сообщаемую информацию? Может быть, озаглавливая часть рассказов под названием «Первой русской книги для чтения», Лев Николаевич не придавал значения толкованию содержания, облегчая количество символов в тексте до максимально допустимого для коротких историй.

Разительно Толстой отличается от сочинителя басен, стоит ему задуматься об окружающем мире. Маленький читатель с огромным удовольствием начинает понимать ход вещей. Например, куда девается вода из моря? Может и не задумывается ребёнок о подобном, но вероятно для Толстого версия о круговороте всего в природе явилась таким удивительным фактом, которым нужно непременно поделиться с читателем. Стоит задуматься, а может и не так всё на самом деле. Любые выводы навсегда останутся теорией, покуда человек будет привязан к единственной реальности, не предполагающей многослойного строения Вселенной.

Сущей ерундой полнится иной рассказ Толстого. Разбирать его на составляющие части и пытаться понять смысл могут только воспитатели в детском саду и учителя в школе, которым по профессии полагается задавать детям несущественные вопросы о том, о чём автор никогда не задумывается, создавая очередное произведение. Захотелось Толстому в прозе изложить басню в стиле Эзопа, намекая читателю на моральные ценности, понимание ответственности и необходимость быть честным перед собой, так он едва ли не прямым текстом об этом пишет. Иной трактовки изложенного просто не может быть, коли животные и насекомые служат всего лишь вспомогательными элементами, более понятными для детского восприятия, чем если привести для примера людей.

В части рассказов Толстой стремится отвратить читателя от неблагоразумных поступков. Допустим, нельзя людей вводить в заблуждение, иначе в ответственный момент тебе перестанут верить, или следует с вниманием относиться к любой мелочи, поскольку польза может быть от чего угодно, когда дело того потребует. Эти жизненные наблюдения достойно разбавляют угнетающую массу написанных без очевидной цели произведений на несколько абзацев.

Личного времени краткая форма Льва Толстого не отнимает. Читается она быстро и мгновенно улетучивается, если сразу не сделать заметки или не остановиться и не поразмышлять над содержанием до того, как читатель приступит к знакомству со следующим рассказом, коих у автора значительное количество.

Малый перечень: Работник Емельян и пустой барабан, Три медведя, Три вора, Белка и волк, Девочка и разбойники, Дурак и нож, Ёж и заяц, Глупый мужик, Как мужик гусей делил, Летучая мышь, Мыши, Награда, Ровное наследство, Собака и ее тень, Упрямая лошадь, Волк и старуха, Царь и рубашка, Праведный судья, Лебеди, Как я выучился ездить верхом, Собака Якова, Лозина; Как тетушка рассказывала о том, как она выучилась шить; Как мальчик рассказывал про то, как его в лесу застала гроза; Девочка и грибы; Как мальчик рассказывал про то, как его не взяли в город; Косточка, Зайцы, Муравей и голубка, Птичка, Осел и лошадь, Тополь, Старый дед и внучек, Спорщики, Булька, Булька и Кабан. Мильтон и Булька, Булька и волк, Что случилось с Булькой в Пятигорске, Конец Бульки и Мильтона, Волк, Котёнок, Орёл, Пожарные собаки, Лев и собачка, Корова, Филипок; Как дядя Семен рассказывал про то, что с ним в лесу было; Акула, Прыжок, Заяц и гончая собака, Работницы и петух, Шакалы и слон, Слепой и молоко, Два товарища, Лгун, Мудрый старик, Как вор сам себя выдал, Старик и смерть, Мужик и Водяной, Осёл в львиной шкуре, Стрекоза и муравей, Лев и мышь, Царь и сокол, Отец и сыновья, Делёж наследства, Зайцы и лягушки, Волк и охотники, Собаки и повар, Обезьяна и горох, Корова и козёл, Птицы и сети, Царь и слоны, Мужик и лошадь, Голова и хвост змеи, Волк и старуха, Как мужик лошадь переупрямил, Телёнок на льду, Мужик и огурцы, Большая печка, Как дурак кисель резал, Кто прав, Три калача и одна баранка, Тонкие нитки, Весёлая белка, Царь и избушка.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читатель смотрит на страницы «Невыносимой лёгкости бытия» Милана Кундеры и осознаёт насколько ему противно видеть отражение собственной жизни. Мыслями действующих лиц движет половой инстинкт, их интересует продукт акта дефекации и всё остальное сосредоточено вокруг первичных проявлений интереса человека к окружающему миру: руки тянутся к некоему интригующему предмету, чтобы его обсосать, засунуть в любое из отверстий своего тела, а потом радостно извлечь и снова обсосать. Так уж сложилось, что для чехов одной из тревожных тем XX века стала Пражская весна, когда Советский Союз ввёл танки в их страну. Милану Кундере осталось повернуть время вспять и обсосать события тех дней.

Кундера не просто размышляет о лёгкости бытия, замешивая в повествование мысли эротического плана, он думает гораздо глубже, постоянно вдыхая аромат женского лона и превращая фаллос в руку, также учитывая реалии осадного положения страны. Прага контролируется русскими, производящими насильственный акт, поскольку чехи не были согласны их принять. Мир взбудоражен, местные репортёры фиксируют все моменты, связанные с советскими войсками. Для Кундеры Прага из наполненного приятными ароматами города постепенно превращается в дурно пахнущее срамное место.

Раковой опухоли подобен случившийся конфликт. От рака же люди умирают, если вовремя его не обнаружить или запустить процесс. Чехи вовремя спохватились, пройдя через череду облучений. Это было болезненным, ведь умирали не раковые клетки, а настоящие люди. Кто-то должен был пострадать за высокие западные идеалы, разрушавшие социалистическое восприятие реальности. Опухоль могла оказаться доброкачественной, не пойди чехи и словаки наперекор судьбе. Озлокачествление не заставило себя ждать. Кундера это понимал, поэтому без жалости выносит приговор одному из персонажей, безропотно согласившемуся принять свою судьбу и отдать другим собственное право существовать. Таким образом Кундера опосредованно вынес приговор Советскому Союзу, сожалея о крахе социалистической системы.

Не видеть и не желать знать дела рук своих. Не делая ничего во благо действующей власти, Кундера вносил ощутимый вклад, взрастив неприятное лично ему осознание народившегося режима. Как своё родное дитя должна восприниматься социалистическая Чехословакия, но нет в ней ничего приятного. Устремления страны похожи на устремления Кундеры, только противно осознавать подобное положение дел. Не может иметь права на существование плод дум молодости и результат скоропалительных решений. Зрелое восприятие открыло глаза шире прежнего, заставив Кундеру содрогнуться и отречься от былого.

Остальное наполнение «Невыносимой лёгкости бытия» именно о том, о чём Кундера склонен говорить на последних страницах произведения. Его беспокоит наследие Сталина и всё, что так или иначе связано с дефекацией. Нет иного на уме, коли жизнь окрасилась в оттенки кроваво-чёрного стула. Сидевшая внутри Чехословакии опухоль требовала извлечения. Первый надрез случился по весне 1968 года. Он был болезненным и ломающим мировосприятие.

У Кундеры получилось вспомнить былое пошло и пространно, чему был рад Запад. Опухоль после надреза дала метастазы по социалистическим республикам Советского Союза. Уже другие стали понимать, что есть на самом деле невыносимая лёгкость бытия. Мир стремительно менялся, избавляясь от копившегося десятилетиями балласта, неся на смену одной проблеме ворох иных неприятностей. Известно ведь, как природа не терпит пустоты, заполняя доступное ей пространство чем-то гораздо опасным для форм нынешних, продолжая искать идеальные условия и идеальных обителей, так и общество регулирует себя, вытесняя одно другим. Если пытаться сохранить имеющееся, то последующий взрыв будет болезненнее, нежели мог быть.

Легко жить и легко умирать, легко болеть и легко идти на поправку, легко меняться и легко противиться переменам, легко понимать происходящее и легко думать, что ты единственный, кто прав.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №11

Любовь в творчестве Эмиля Золя всегда наигранная, отдающая долей проституции. Отношения действующие лица строят якобы на личных привязанностях, но очень скоро всё выливается в ты-мне-я-тебе. Данный принцип хорошо укладывается в философию Золя касательного всего на свете. Относится он и к правилам коммерции, где желание клиента всегда закон, а право продавца сводится к возможности предложить покупателю именно то желание, которое послужит скорейшему сбыту товара. Люди сами вогнали себя в рамки такого существования, в результате чего стали появляться большие магазины с огромным количеством товаров по выгодным ценам и с лакомыми скидками. Один из таких магазинов под названием «Дамское счастье» служит главным местом действия в одноимённом романе Золя.

Не имея ничего, как это чаще всего и бывает, герои повествования способны быстро встать на ноги, для чего им требуется упорно трудиться. В любом случае иного выхода у них нет — они приехали из провинции. Золя предсказуемо доведёт действующих лиц до успеха, после чего бросит оземь, снова поднимет и свергнет с пути благ окончательно, придумав очередную причину, вследствие которой существование на этом свете становится физически невозможным. Такой метод также является частью философии Золя — его внутреннему натурализму претит делать людей счастливыми, поскольку все должны обязательно страдать, как бы хорошо у них не складывались дела.

Золя подробно раскладывает по полочкам не только кружева, но и основательно разбирается с основами коммерции. Кажущиеся свойственными нашему времени уловки по сбыванию товара с помощью воздействующих на подсознание приёмов были известны ещё в середине XIX века и, надо полагать, были известны даже древним грекам, оставь те об этом мало-мальски достоверные свидетельства. Перед читателем представлена наглядная витрина, через стекло которой можно рассмотреть механизмы воздействия на покупателя, а при желании мешающее стекло можно отодвинуть и примерить на себя изложенные в «Дамском счастье» приёмы. Они и сейчас действуют безотказно.

Описание будней магазина служит фоном для описания жизни обыкновенной работницы, желающей работать и обладать всеми теми благами, чтобы она сама могла в свободное время прогуляться по лавкам мелких торговцев, что точат злобу на прибыльное соседнее предприятие, поставившее их на грань выживания. Золя не однобок, читатель ознакомится и с особенностями ведения дела у работающих в исстари заведённом темпе кустарей. Техническая революция принесла за собой коренной пересмотр понимания жизни — вот и касательно экономики дело сдвинулось с мёртвой точки. Подстраиваться под новые реалии придётся всем, для чего Золя познакомит читателя с методами конкурентных войн с высокими ставками в сторону поражения, грозящими падением в бездну. А этот момент человеческой жизни Золя уважает выше всех остальных.

Проработав теорию купли-продажи, Золя всё-таки вспомнит о действующих лицах, чья жизнь, идя на первом плане, часто пропадает из поля зрения читателя. Можно подумать, чувства людей не интересовали Золя, забывавшего прописывать сюжетные линии, выпавшие и никак не прописанные после. Действующее лицо продолжало жить за пределами страниц произведения, появляясь в нужный автору момент и существуя дальше согласно требуемым от неё функциям.

Единожды Золя интригует, отразив доселе невиданную в его произведениях женскую черту, сводящую мужчин с ума. Речь идёт об отказе. Действительно, редкий мужчина не потеряет голову, столкнувшись с нежданной проблемой, когда всё идёт согласно его воле. Женщины у Золя всегда обладают своенравием и практически никогда не зависят от сильной половины человечества. Однако, для Золя характерно описывать падкость женщин на страсти и стремление кому-то принадлежать, пусть и придётся хлебнуть из-за этого горя, что, опять же, является ещё одной особенностью философии Золя.

Какими бы путями не вёл читателя Эмиль, читатель с первых страниц знает, чем закончится жизнь главной героини и какая участь ждёт магазин «Дамское счастье». Всё рождается и всё умирает, поэтому натурализм автора требует обговорить все моменты, чтобы не осталось вопросов после точки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Писать о нынешней ситуации стоит всегда, чтобы оставить потомкам точку зрения на происходящие события от лица очевидца. Подумать только, Иван Бунин скрупулёзно записывал свои мысли в дневник, часть из которых позже опубликовал, а другую — потерял, надёжно спрятав и так и не отыскав, спешно покидая Одессу и навсегда уезжая из России. Его мнение было и останется личным пониманием того времени. Годы прошли, поменялись границы, на карте появились другие страны, а прошлое осталось в прошлом, да на страницах очевидцев, чья боль ощутимее информации из учебников по истории и плодов вымысла беллетристов в реконструкции утраченных страстей.

Царь отрёкся от Империи, большевики взяли власть: понеслась круговерть событий. Поступить правильно не сможешь в любом случае, так как не знаешь — как поступить так, чтобы оказалось правильно. Переступить через себя и согласиться на новые правила игры? Принять смену календарного стиля, основ орфографии — разве можно? Ждать немцев-освободителей или надеяться на успешное продвижение войск белых, с переменным успехом одолевающих красных, тут же теряющих захваченные позиции? А может всерьёз рассчитывать на коренной перелом в сознании людей, готовых не сегодня-завтра взорвать Кремль, родив нечто уродливое и непонятное?

Окаянные и тревожные дни нависли над Россией. Бунин болеет душой, не находя себе места. Его выводы из каждого момента — соединение чувств и эмоций: всплеск взбудораженной пены. В силу своей натуры Бунин язвительно отзывается о действительности, не питая надежд на светлое будущее, но и не вгоняя себя в чёрную хандру. Он пребывает в подвешенном состоянии, готовый покинуть страну в любой момент, для начала переехав из Москвы в Одессу. Он уподобился сарафанному радио, помещая на страницы любые слухи, служащие хоть малой возможностью успокоить его метания. Большевики сдают власть, Россия снова на пороге перемен, Ленин подкуплен немцами? Брожение в обществе отзывается брожением мыслей у Бунина.

В такой уж век родился Бунин. Спокойного времени не существует — человека постоянно сопровождают социальные потрясения: в центре бури всегда штиль. Бунин сожалеет; только было бы ему спокойней, живи он на пятьдесят или сто лет раньше? Будто тогда ситуация могла выглядеть иначе. Не будь он Буниным, был бы Тургеневым и примерял на себя маску эпистолярного борца, а то и Радищевым, страдая за желание показать своё время с максимальной достоверностью. Можно пенять на свой век, называя его окаянным и взывая к утраченным надеждам на спокойное пребывание на данном свете. Отнюдь, трещина от внутреннего разрыва проходит через все слои, поражая органы и больше всего сказываясь на психическом состоянии.

Энергия большевиков не сбавляла обороты, тогда как заряд людей старой формации, убыстряясь, сходил на нет. Бунин навсегда потерял Родину, ничего не сделав для её сохранения. Он отражает происходящее, осознаёт и печалится. За бездействием следует крах. И когда на улицах людей расстреливают на месте, когда лютый голод наваливается, тогда Бунин принимает собственный исход за необходимость. Его всё пуще одолевает тоска и боль — утраченного действительно уже не вернуть.

Позже в творчестве Бунина не раз возникнут аналогичные моменты, где действующие лица будут жить неспешной жизнью, понимая неотвратимость перемен, в итоге смиряясь с неизбежным и продолжая плыть по течению. В этом и есть точка зрения Бунина. Он также всё понимал и осознавал задолго до того, как революция свершилась. А свершившись, революция стала набирать обороты. Обновляться Бунин не пожелал, не имея для этого ни сил, ни желания. Он цинично отразил в дневнике пессимистический настрой: и теперь его мысли доступны потомкам.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Свечка» Валерия Залотухи — это произведение, объединяющее под одной обложкой судьбы многих людей. Общего найти не получается — слишком многоплановым вышел труд. Автору стоило разделить книгу не на два тома, а дать частям разные названия и позволить им жить самостоятельно. В составе единого целого понять происходящее на страницах «Свечки» весьма трудно. И причина этого не в сложности текста, а сугубо в особенностях стиля непосредственно писателя. Безусловно, девяностые годы XX века навсегда останутся мрачным отражением прошлого, поэтому нужно было с особым старанием взглянуть на то время. К сожалению, ничего нового читатель не увидит — снова криминал, преступные элементы, насильники, маньяки, пребывание в КПЗ, тюрьма и самая малость в виде свечки, без которой можно было бы и обойтись.

Залотуха основательно подходит к каждой части. Перед читателем воссоздаются картины ушедшего времени. Оттенок происходящих событий обязательно подвержен депрессивному настрою писателя. С первых страниц действие разворачивается не где-то, а в камере предварительного заключения. Нюхнуть бомжацкой жизни, да прослезиться от отсутствия возможности когда-нибудь выбраться из ямы — вот тема, дающая толчок развитию сюжетных линий. Думать о высоком нет необходимости. Можно лишь внимать автору и сетованиям главного героя о плохой жизни, личных неудачах, сваливающим всю вину на страну и на политиков. Крайние успешно найдены — уже хорошо.

Валерий зациклен на одних и тех же моментах. Если ему хочется обсуждать затылок Хворостовкого, то делать он это будет на каждой странице, постоянно повторяясь и рассказывая уже ранее сказанное. Нравится ему это делать. Только текст произведения от этого превращается в сумбур, внимать которому нужно с особым трепетом, иначе лучше не читать. Мягко говоря, ерундой «Свечка» полнится. За чередой мыслей суть обнаружить не получится, если автор случайно не заденет чьи-то трепетные чувства.

Гораздо лучше у Залотухи получилось писать про активно действующего в городе маньяка, разбирая до тонкостей его помыслы и стремления. Вполне годная заготовка для сценария. В сюжете сохраняется авторское стремление к обилию слов, появляются светлые оттенки, вроде радости от посещения мест, связанных с Пушкиным, а также невероятный восторг автора от творчества Никиты Михалкова, чьи работы он растаскивает на цитаты и радует-радует-радует ими читателя. Если есть желание прикоснуться к криминальному сюжету с нотками прекрасных моментов, то почему бы и нет. Вторая часть отличается по смысловому наполнению от первой также, как та в свою очередь от третьей.

Закрывает первый том история о тюремном заключении. Довольно занимательном тюремном заключении. Залотуха сделал упор на религию. Не совсем понятно какую именно цель преследовал автор. Пусть и рассказывает он замечательно. Всё равно сохраняется ощущение лишних деталей. Впрочем, характеры Залотуха раскрывает превосходно, создавая реалистичные портреты действующих лиц. Прописанный им начальник тюрьмы — золотой человек, нашедший призвание в жизни. Заключённые не отличаются спокойным нравом, но сильно его уважают и боятся потерять. И вот где-то в подобных начинаниях сюжет снова проваливается в сумбур, резко обрывая повествование в угоду нового развития событий.

В самом деле, зачем Залотуха переключается с одной повествовательной линии на другие? Он помещает в сюжет проблематику взаимоотношения верующих заключённых, запрещающих пользоваться книгами другим заключённым, даже при желании тех прикоснуться к миру религии. И тут же читатель внимает каратистам-рэкетирам и событиям войны в Чечне глазами русских, воевавших на стороне боевиков.

«Свечку» следует назвать наработками Валерия Залотухи, что так и не были оформлены должным образом в отдельные произведения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Великий Моурави» | Книга №6

Так в чём собственно заключается роль Георгия Саакадзе для истории Грузии? Казалось бы, шеститомная работа Анны Антоновской должна была раскрыть значительную часть эпизодов из жизни данного исторического лица, радевшего за объединение Грузии. Но, начав с малого, Антоновская не дала чёткой конкретики и в большем. Начиная с первых томов, читатель наблюдал за становлением Саакадзе и его влиянием на политические процессы внутри страны, а также его деятельность вне Грузии, на территории её непосредственных врагов. «Город мелодичных колокольчиков» заканчивается смертью основного действующего лица, уже давно не являющегося для Антоновской важной в повествовании фигурой. Помыслы Саакадзе отошли на тридесятый план, уступив место раскрытию взаимоотношений между Русью, империей Османов, Францией и Габсбургами.

Проиграв сражение у Базалети, Саакадзе навсегда покинул Грузию, перейдя на службу турецкому правителю. Антоновская не стала раскрывать подробностей жизни Георгия, ограничившись сохранением у Моурави патриотических чувств, всеми думами продолжающего оставаться в Картли. Читатель внимает трудностям взаимоотношения Руси с греками, даже становится свидетелем деяний кардинала Ришелье, не говоря уже о помыслах католиков и даже Франции получить в своё распоряжение опального грузинского политического деятеля, но Саакадзе служит только причиной, дающей Антоновской возможность раздумывать над процессами прошлого.

Не забывает Антоновская и про иранского шаха, продолжающего жить ради уничтожения Георгия. Других забот у Аббаса не существует. Можно предположить, что именно агрессивный настрой сего правителя мог свести Саакадзе в могилу. Однако, Антоновская не стремится раскрывать читателю факты, ограничиваясь намёками. Важнее сцены убийства Георгия в «Городе мелодичных колокольчиков» ничего быть не может. Впрочем, Антоновская считает иначе. Читать знакомится с чем угодно, только не с тем, что его интересует в первую очередь.

С точки зрения Антоновской Грузия не смогла достичь объединения при Саакадзе, продолжая балансировать на грани, готовая пасть под ударами Османов или Ирана, но на её стороне оказываются казаки, ничему не придающие значения. Саакадзе мог повлиять на ситуации, благодаря чему Османы наконец-то смогут подавить власть Аббаса, а то и устранить его. Политическая ситуация имели ряд особенностей, согласно которым каждое государство планировало урвать кусок лично для себя. Где уж тут расцвести побуждениям Георгия, растратившим жизнь на пыль и ничего не добившимся.

Саакадзе может быть национальным героем и слыть борцом за право Грузии оставаться независимым и единым государством. Так трактуется его деятельность ныне. Антоновская изначально отталкивалась от понимания именно данного обстоятельства. Как же получилось, что из радетеля Саакадзе перешёл в разряд тех, кто будто думает о благе, а на самом деле всю свою деятельность свёл к отстаиванию личных амбиций, потерпев в итоге поражение?

Эпопея заканчивается шестым томом. Вопросы всё равно остались. Антоновская излишне распылила повествование, не выдержав основной линии. Читатель знакомился с ситуацией в общем, но так и не смог вычленить из предложенного вниманию материала нужные ему выводы. Может и не ставила Антоновская цели осветить жизнь Великого Моурави, предпочтя этому широкую панораму событий того времени.

Некогда Великая Грузия была смята ордами монголов, после чего всё никак не могла оправиться. Случались в истории страны объединения, за чем следовал раздел на несколько частей. Слишком грузины себя уважают и они никогда не смирятся с чьей-либо властью, помимо той, которую выберут сами. Саакадзе хотел одного, другие желали иного — кого было больше, тот и победил.

Автор: Константин Трунин

» Read more