trounin.ru

Цикл «Царство Зверя» | Книга №1

Будучи воспитанными иначе, дети не понимают родителей. Иные условия взросления накладывают отпечаток, побуждая отказываться от ценностей предыдущих поколений, неизменно после приходя к тем же самым выводам, но уже сталкиваясь с непониманием со стороны собственных детей. Для осознания этого необходимо пройти через ряд испытаний, усмирив пыл стремления к назидательности. Тот, кто не сможет превозмочь наставительный тон, обязательно будет сметён. Так случилось и с Павлом Первым, желавшим царствовать и правящим претенциозно. Он отказывался от прошлого, не хотел возвращения к старым традициям и всегда боялся потерять власть, понимая, настолько трудно её удержать, когда на неё имеются претенденты. Примером того стоял перед ним образ отца Петра Третьего, свергнутого Екатериной Второй. И как не возродиться страхам, если уже его дети пропитаны идеями Руссо и Вольтера?

Как не бояться детей, способных нанести удар в спину? Не прошло и ста лет с памятных событий: царевич Алексей недоброе мыслил против родителя своего Петра Первого. Всё наглядно просматривается наперёд, нужно лишь иметь верных людей рядом, способных помочь в трудностях и внести ясность в туманные представления о действительности. Только таким людям надо верить, а Павел Первый не доверял даже себе. Он мог укорять и грозить, не намереваясь совершать решительных поступков. Его воля распространялась на солдат, чья судьба его не интересовала. Выслужиться перед Павлом было нельзя, оттого никто не пытался искать у него милостей. Поданным осталось устроить заговор и передать власть царевичу Александру.

Дмитрий Мережковский сразу ставит перед читателем основную проблему. Представленным им царь — самодур, сторонник шагистики и явный претендент на место в психиатрической лечебнице. Всё говорит за умственную несостоятельность Павла. Слишком долго он боялся матери, чтобы оставаться в здравом уме. Он подобен ребёнку: груб с окружающими, стремится познать устройство механизмов, лишь не боится получить ремня, поскольку не осталось тех, кто на это был бы способен. Не могут ведь дать ремня ему сыновья Александр и Константин, не имеют на то соответствующих прав. Не думал Павел, что ремень могут применить другие и другим способом, удавив царствующего божьего избранника, аки Иоанна Антоновича малого, без вины заколотого.

Будто Павел Первый мог быть зверем, зверски обращаясь с поданными. Будто не мог стать зверем Александр, обязанный быть таким же зверем и с такими же проявлениями зверства. Он видел поступки отца и знал о деяниях бабки, как знал о сложных обстоятельствах наследования престола среди его предшественников. Но невозможно терпеть нрав Павла, понимая, к чему приведут поступки безумного царя, с каждым днём всё сильнее забывающего необходимость поступать на благо государства. Был ли у Александра выбор? Мережковский не позволил ему самостоятельно принять решение, поручив правосудие придворной челяди, слишком ценившей жизнь, нежели способной поступаться личным мнением в угоду служения поставленному над ними.

Поведав о печальной участи Павла Первого, Мережковский мог намекнуть современникам на Николая Второго, развязавшего губительную для Российской Империи войну с Японией, потерпев в ней сокрушительное поражение; допустившего события 1905 года, изменив тем отношение к самодержавию. Не зря Дмитрия после публикации призвали к ответу, завели судебное дело, усмотрев в пьесе дерзостное неуважение к высшей власти. На то и дано людям умение мыслить, дабы остужать пыл зверствующих недалёких правителей. Кто без ума, тот погибнет от безумия. Зверь с умом всегда удержит власть. Павел Первый пал, значит чего-то ему не хватило.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Истории заколдованного леса» | Книга №1

Романтические представления о прошлом навсегда останутся всего лишь романтическими представлениями. Не было в прошлом ничего из того, что хотелось бы там видеть, вооружившись детским мировосприятием. Как не было и того, чтобы имелись герои, желавшие избежать скучной рутины повседневности, заедающей слащавостью. Тем не менее, отталкиваясь от необходимости принимать человеческие фантазии за предположения, также требуется исходить из прочих вариантов, вроде того же бунта против системы. Примерно в таком понимании будет протекать знакомство с циклом произведений Патриции Рэде (или Риди) про взбалмошную принцессу, решившую заявить о превалировании собственного я над мнением царских родителей. А далее куда уж выведет авторская фантазия.

Не устраивали принцессу ограничения. Она была окружена прекрасным, от неё требовали заниматься скучными девчоночьими занятиями, к которым отчего-то не относились кулинария и прочие необходимые для девушки дела, вроде варения варений, зеления зелений, шпиления шпилений, сервирования сервиров и милования перед милованницей. Хотелось принцессе фехтовать, творить заклинания, познавать законы и быть достойным гуманного общества человеком. А так как вниманию читателя представлена фэнтезийная Вселенная в самой её розовой ипостаси, то бунту в любом случае быть. Подросток всегда останется подростком, из какой бы человеческой среды он не происходил.

Коли бунтовские мысли созрели, значит надо действовать. Авторская воля придумывает досаждающих принцессе принцев-рыцарей, драконов-пещерников, колдунов-чернокнижников. Всем им тоже хочется изменить действующую систему. Всех не устраивает сложившееся положение. На их же беду, каждый из них страдает низкими показателями интеллекта, имея при этом завышенное значение харизмы. Оттого-то читателю симпатичны все действующие лица, включая отрицательных персонажей. Просто кому-то требуется захватить в руки больше власти, нежели ему на самом деле надо, а кому-то не хочется относиться к власть имущим вообще. И вроде не должно случиться на такой почве конфликта, не живи одновременно с ними в придуманном Патрицией мире те, кто не имеет забот и не желает перемен, чем мешает осуществлению планов большинства действующих лиц.

Ежели бунту быть, значит бунту быть. Не сказать, чтобы читатель увидел нечто новое, скорее Патрицией сделан уклон в сторону необходимости сохранить равновесие, разрушив планы злодеев, сохранив текущее положение без изменений, предоставив шанс тем, кому и до того не хотелось становиться участником передела сфер влияния. Всё получается будто по необходимости, вследствие исполнения утверждения, якобы природа не терпит пустоты. Когда принцесса покинула родное королевство, она стала источником раздоров желавших присоединиться к её царствующему дому, а когда среди черни расползаются мысли о насильственном захвате власти, то именно принцессе суждено предупредить негативное развитие событий и показать собственную дальновидность. Пока это не соотносится с содержанием первой книги цикла, но в будущем должно сказаться.

«Сделка с драконом» преподносит драконов в новом свете. Оказывается, они не могут обойтись без принцесс. Все драконы имеют хотя бы одну в услужении. И логично предположить, что главная героиня попадёт к лучшему из них, чтобы сделать его ещё лучше, либо к худшему, чтобы, опять же, сделать самым лучшим. Выбирать принцессе не придётся. Согласно желанию Патриции она найдёт применение своим знаниям и докажет преданность опекающему её дракону. Не будет кровожадных поползновений, жадных устремлений и дных не получится найти, а будет вкусная кормёжка, бережная чистка и бесконечный учёт имеющегося в пещера богатства.

Об остальном думать не требуется. «Сделка с драконом» читается легко, происходящее на страницах наивно, проблемы отступают. Кажется, со всем всегда можно справиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жили-были старик со старухой. Жили они и жили. Были они и были. На том история заканчивается. О сюжете далее можно не распространяться. Почему? Сюжет уже весь пересказан, центральная тема раскрыта, иной смысловой нагрузки в тексте найти не получится. Автор писал о прошлом? Отражал события на примере одной семьи? Делился горестными буднями? Может и так. Если в учебнике между строк написать, чем в описываемые в параграфе годы занимались старик со старухой, как складывалась судьба их детей и внуков, то автор, безусловно, отразил на страницах важнейшие вехи ушедших событий. Но дело в том, что никаких параграфов в тексте нет. Нет намёка и на учебник. А есть междустрочия, букв, всем известно, не содержащие. Так, оторвав от настоящего выдуманное, Катишонок позволила ознакомиться с богатством её мира.

Давайте заглянем внутрь. Имеются два организма — старик со старухой. Организмы плодовиты, они размножаются. На них воздействует агрессивная окружающая среда, побуждающая искать лучшие условия для существования. Старик со старухой снимаются с насиженных мест и устремляются облегчать бремя где-нибудь ещё. Ситуация повсюду идентичная, значит остаётся придерживаться защитных механизмов. Но это невозможно, нужно отдавать частицу себя на благо других. Это приводит к усугублению и без того критического положения семьи, провоцируя возникновение очередных конфликтов. Проходя через необходимость терпеть эксперименты государства, участвуя в чуждых пониманию войнах и испытывая продукцию измышлений профессионалов в различных отраслях, семейство старика со старухой неизбежно движется к гибели.

Да, старик со старухой — организмы. Они представлены в целости, вплоть до мельчайших подробностей. Что же представляют их отпрыски? Хорошо, ежели они являются такими же организмами, хоть и не вышедшими из питательного раствора. Дети с внуками — не нечто в банках, они — растёртые на предметном стекле капли с неким содержимым, изучение которого должно проводиться под микроскопом. Только под микроскопом! Катишонок предпочитает обходиться без оного, сухо излагая жизнеописания, ставя на первое место по значению не их человеческие качества, а, словно сотрудник метеостанции, даёт сведения о погоде.

Может Елена всё-таки сообщает читателю полезные исторические свидетельства? Или она выражает собственную позицию по отношению к прошлому? Нет! При царе было плохо, при советской власти — плохо, при Сталине — и подавно плохо. Живи действующие лица произведения хоть в деревне, хоть в городе — им было плохо. Все с ними обращались плохо. Лечили врачи их плохо. Думается, продукты они ели плохие. Жили, однако, хорошо, долго, подпитываясь, видимо, внутренней злобой. Пожрать их могла язва или рак, что, логично, болезни тоже не хотят жить в плохих условиях. Всё было лучше некуда, ведь редкому современнику нравится его время. Отчего же оно не нравится потомкам? Заметим, ближайшим потомкам.

Убежав, старик со старухой вернутся назад. Лучшей доли им всё равно найти не суждено. Не возвращаются назад лишь те люди, которые думают именно так. Вот и Катишонок водит действующих лиц кругами по ленте Мёбиуса, показывая читателю её изнаночную сторону, не задумываясь, что эта лента не имеет изнанки. Жизнь старика со старухой нанесена на полотно истории и отражена согласно общеизвестным событиям, без отображения индивидуальности.

Получается, жили-были статисты, думали-мечтали о главной роли, рожали-бежали-негодовали и по вере своей получали. Их взяли, изучили, выставили на всеобщее обозрение. Они о том не знали, но главной роли всё-таки удостоились, так и не сказав ничего, что стоило бы читательского внимания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Для первого крупного произведения Юрий Бондарев выбрал тему перехода от войны к мирному времени. На полях сражений продолжают погибать люди, а представленные вниманию читателя действующие лица отправлены в тыл для получения дополнительных знаний, должных им пригодиться для дальнейшей службы. Они молоды, кто-то успел увидеть врага в лицо и принять непосредственное участие в боевых действиях, а кому-то не досталось и этого, отчего они слушают других, негодуют от завышенной к ним требовательности и всерьёз не воспринимают возлагаемые на них надежды. Им предстоит перебороть себя и осознать необходимость повзрослеть.

Что мог рассказать Бондарев о молодых ребятах? Основное: учебная муштра, придирчивость преподавателей, выковывание характера. Повествование не обходится без потасовок, шалопайства, эгоистических выходок. На страницах «Юности командиров» представлены обыкновенные люди, которым свойственно иметь собственные чувства, стремиться к чему-то и желать вступать в отношения с противоположным полом. Спокойно выучиться перед распределением ни у кого из действующих лиц не получится, им этого не позволят они сами, над ними с максимальной строгостью будет занесена воля ответственных за их воспитание.

Война обязательно закончится, люди обретут долгожданный мир, но это не значит, что можно игнорировать требования и жить без оглядки на других. Действующие лица будут постоянно стремиться вступить в противоречие с окружением, проявляя заботу к личным интересам, забывая об ответственности за вверенное им имущество. Кажущаяся бесполезной, требовательность к порядку и неукоснительному соблюдению приказов не такая уж бесполезная. Молодых людей всегда нужно держать в строгости, насильно закрепляя в них стремление к поддержанию ценностей на определённом уровне, иначе положение дел совсем расстроится и отлаженный механизм, разболтавшись, самоуничтожится.

Поэтому, и только поэтому, Бондарев делает в повествовании излишний упор на частое нарушение дисциплины. Этого допускать нельзя, но это всё равно будет происходить. И к каким бы воспитательным мерам не прибегали преподаватели, они обязательно обратят порывы воспитанников на благо Родины. Тем же, кто не сможет подстроиться под требования и не захочет продолжать оставаться зажатым в рамки определённого поведения, всегда открыты двери на гражданку.

Учебный процесс — часть описываемых Бондаревым событий. Юрий уделяет внимание и прочим аспектам становления молодых людей, делясь с читателем их воспоминаниями, настоящими днями и предположениями возможного будущего. Равномерно выдержать повествование у Бондарева не получилось, вместо единой сюжетной линии набор всего подряд, вплоть до прямого цитирования дневника одного из действующих лиц. Нет ещё и намёка на умение создавать из мелких страстей переполненные драматизмом диалоги и происшествия, что станет привычным в последующих работах Юрия. Бондарев настолько же юн в беллетристике, как представленные им читательскому вниманию юные командиры.

Всё описанное не должно быть плодом вымысла. Описанное могло происходить на самом деле, если не с автором, то со знакомыми ему людьми. Обычно таким образом приходят в литературу писатели, опирающиеся в творчестве на собственный жизненный опыт. Как скажешь иначе, зная биографию Бондарева, фрагменты которой нашли отражение в его произведениях? Другого мнения быть не может. Это и не так важно. Лучше постараться понять первые шаги Юрия на ниве писательского мастерства, как кропотливо создавшегося прозаика, наделённого умением устраивать бури человеческих эмоций.

Юные командиры получат должную подготовку для службы в мирное время, их распределят по всей стране и по ближайшей загранице. Иные из них предпочтут уйти на мирное поприще, например поступить в литературный институт, представляя своё назначение для Родины в служении ей с помощью слов, что также необходимо, наравне со способностью дать отпор противнику.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1. «Впотьмах»

Бредёт человек во тьме, думает, будто кругом светло и пространство его окружающее ясное. Не замечает чужой беды, пока не испытает на себе её подобие. Не желает знать иного мнения, кроме своего собственного. Игнорирует преграды, воспринимая их за видимость проблем. И всегда находит причину усомниться во всех, задаваясь общими вопросами, обязательно совершая точно такие же ошибки, какие сам осуждает. Взять для примера Россию конца XIX века. Цивилизованная страна? Империя, достойная почёта? Её населяли разные люди. Кто-то старался возвыситься, унизив других, либо брать требуемое нахрапом, спешно отступая при оказанном ему сопротивлении. Вековечные темы останутся одинаковыми на все время, изменяются лишь люди, воспринимающие мир с высоты полученных ими знаний. Где прежняя скромность трактуется с укором следующими поколениями, там развязность укоряющих подвергнется осуждению последующих.

Действующие лица повести Куприна «Впотьмах» могут восприниматься читателем с противоположных точек зрения. С одной стороны — честные, наивные, легковерные, знающие о тяжёлой жизненной доле, предпочитающие жить с закрытыми глазами. С другой — персонажи, мало похожие на настоящих, совершающие неправдоподобные поступки и в умственном развитии остановившиеся до наступления половой зрелости. Исходя из этого и возникают все те трагические неприятности, которыми Александр пытался растрогать читателя.

Драматичность зашкаливает. В чём толк от подобного построения сюжета? Лить слёзы и промакивать глаза платочком, как то делают герои из произведений романтического жанра? Так и остаётся поступать, внимая истории молодой девушки, едущей в неизвестность, встречающей прекрасного компаньона, а потом сгорающей от чувств к нему и превращающейся в пепел ради счастья того, кого она почти не знала. А ведь молодой человек хорош собой, манеры идеальны, если бы не пожирающая его страсть к ярким поступкам, быть ему окружённым вниманием прелестницы. Встречающиеся на их совместном пути люди испорчены первым производимым на читателя впечатлением, тогда как в душе всех тиранов прячется котёнок: до чего остаётся дойти с помощью цепочки раскрывающих сию истину поступков или оставить отрицательное мнение превалирующим.

Обвинять в складывающихся обстоятельствах остаётся самих действующих лиц, игнорируя авторские упрёки по отношению к государству и составляющему его обществу. Человек волен делать выбор, к которому никто не принуждает. И ежели общество проповедует определённые идеалы во имя процветания государства, необходимо с ними мириться и не стараться изыскивать ценности другого толка. Обстановка в любом случае окажется из числа негативных, покуда приходится ошибаться. И так получается, что за промахами раскрывается способность человека сочувствовать бедам и стремление оказывать помощь нуждающимся, не требуя ничего взамен.

Остаться счастливыми никому не дано. Куприн воздаст героям по должным им страданиям, наказав наивных действительностью, пресыщенных — позабытым стремлением к обладанию недоступным, всех довольных — лишением уверенности в завтрашнем дне. Забудет Куприн о твёрдых жизненных воззрениях героев, в одно мгновение изменив их ценности, словно они решили посвятить жизнь чему-то новому, в чём они никогда не нуждались и не будут нуждаться потом. Во благо сюжета, но в разрез с логическим восприятием. Впрочем, читатель шокирован, поэтому не станет разбираться в хитросплетениях сюжета.

Истинно, впотьмах. Желающим обострить депрессию повесть Куприна показана. Радужная обыденность оказалась покрытой мраком. Вера в счастье привела к несчастью. Надежда всегда маячила рядом, распадалась с очередным шагом действующих лиц, и всё-таки не покинула страниц. Любовь оказалась выдумкой, приведшей в нервному истощению и душевной слабости. Первопричиной же всего был узкий кругозор, а с ним и недальновидность.

2. «Жанета»

Текст повести «Жанета» предлагается рассмотреть не под прямым толкованием, а применимо к произошедшему в России слому имперских традиций, приведшему к созданию на его территории советского государства. Для эмигранта Куприна эта тема была постоянным болезненным напоминанием об утраченном прошлом. Жизнь изменилась и внесла серьёзный разлад в творческие способности Александра. Яркие краски пришлось искать в новой среде, ничем не способствовавшей появлению вдохновения, пока к себе не приковала внимание девочка Жанета, чьё обаяние пленило и грозило перерасти в переосмысление потерянного себя, но её образ растаял подобно чаяниям разбредшейся по миру интеллигенции.

Чем заняться во Франции эмигранту? Жены более рядом нет, дети утрачены, уважение коллег перестало иметь значение. Размышлять о производимом на Эйфелеву башню давлении ветра? Думать, почему монеты круглые, отчего бесполезно читать газеты? Только это и остаётся. Размышлять требовалось о судьбе России, пока ситуация ещё оставалась под контролем. Пустые соображения, равнозначные думам о Париже, породили подобие Жанеты — идеального представления о должном быть. Милостями Жанеты пользовались слепые и, надо полагать, все, кому не лень, кроме тех, кто видел Жанету и мог её облагодетельствовать, не позволяя одаривать бывшими в употреблении подачками. Однако, стоило осознать важность Жанеты, обязательность её присутствия, как желанной конструкции выстроенных взаимоотношений, рухнула и более не подлежала восстановлению.

Жанета верила людям, не ожидала подвоха, страдала после перенесённых потерь и снова обретала способность радовать окружающих. Она могла заблудиться в лесу, простыть и долго выздоравливать, внушая надежду на её полное восстановление от болезни. Так и происходило. Приняв на себя череду горестных происшествий, Жанета опять наполняла жизнь людей счастьем. Одного не могла избежать Жанета — она подчинялась матери и зависела от её решений. Стоило матери поверить в новые возможности, как старые порядки оказались разрушенными. Пропала и Жанета, воплощавшая в себе русский народ, чтобы предстать на странницах одноимённой повести Куприна уже в образе юной француженки.

Читатель может трактовать текст повести иначе, не заглядывая настолько глубокого в душу писателя. Все мы понимаем, настолько зависит понимание определённого материала от имеющихся знаний. Опять приходится говорить о кругозоре, обязательно важном и чаще всего остающегося узким. Безусловно, лучше подходить к пониманию произведения с позиции имеющегося текста, не стараясь понять, что находится между строк. Причина сего очевидна: один читатель увидит связь «Жанеты» с утраченной Россией, другой — прочтёт историю девочки, третий — озадачится переживаниями лишённого внуков мужчины, четвёртый же надумает некую проблему, которую он стремится найти везде и, разумеется, находит.

Правду говорит читатель. Подразумевать четвёртого, не объединяя его с первым — не есть правильно. Проводить черту между вторым и третьим в той же мере бессмысленно. Всё это действительно так. И тут уже читатель обязан согласиться с тем утверждением, что когда одно произведение способно породить у людей разные мнения, значит писатель написал текст, способный и в будущем побуждать к размышлениям. Собственно, основная мысль о «Жанете» сказана. Остальное — связанные с ней домыслы.

Остаётся пожелать черпать вдохновение даже там, где его нет. Достаточно оформить известные обстоятельства в иные одежды, как раскусить такой замысел писателя сможет далеко не всякий читатель. Будем считать, Куприн поступил аналогичным образом. Он размышлял о разном, придумал образ Жанеты, вдохнул в него жизнь, провёл параллели, придал им вид французской повседневности, добавил излюбленной им драматичности и получилась вполне удачная художественная работа.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Капитан Дикштейн жил, а может и не жил, возможно отметился существованием, либо существовал в иной действительности, периодически проявляясь и воплощая в себе представителя человечества. О нём рассказывает читателю Михаил Кураев. Берёт для того разные временные отрезки, описывает их и продвигает повествование вперёд. В самом деле родившись, иначе на Земле никто ещё не появлялся (постулат №1), главный герой предстаёт на страницах в разных ситуациях. Вот его детство — сей поры никто ещё на Земле не избежал (постулат №2) , вот воспитывающие его родители — никто ещё на Земле не появлялся без чьей-то на то случайной воли (постулат №3), вот буйная молодость — никто ещё на Земле не избежал совершения ошибок (постулат №4), вот он, согласно постулату №5, умирает, ибо все умирают.

Каждый человек достоин памяти (постулат №6), но не достоин того, чтобы о нём знали абсолютно всё, не подвергая его поступки и мысли сомнению (постулат №7). Должны быть белые пятна в истории, чтобы беллетристы в будущем могли применять все имеющиеся у них таланты для собственного представления о некогда происходившем (единственный постулат постулатов художественной литературы). Необязательно, чтобы в истории вообще существовали личности, которые могли оказать влияние на беллетристов, скорее наоборот — в действительности таковых личностей существовать не должно, дабы не ограничивать беллетристов в отражении некоторых воображаемых ими событий из действительно происходившего (предположение читателя).

Кураев, не пользуясь ничем из вышеозначенного, так как он не мог знать о существовании созданных сорок лет спустя постулативных определениях норм литературного творческого процесса, неосознанно использовал в работе над «Капитаном Дикштейном» пустолятивные нормы, также разработанные сорок лет спустя, будучи негласно известными ещё шумерским клинописцам. Отличие пустолятивных норм от постулативных заключается в подмене одного другим, как букв в словах, так и ради отражения в произведении под видом линейной хронологии временных парадоксов, то есть выдумывая настоящее, словно описанное имело место быть (пустолят №1). И поскольку беллетристы не стесняются «вбивать гвозди» прямо в полотно истории, использование пустолятивности никем не возбраняется. Если же пустолятивность явно искажает действительность — произведение считается фантастическим, если пустолятивность видна лишь автору — произведение не считается фантастическим, его следует считать пустолятивным (пустолят №2), что обязательно когда-нибудь и будет принято для серьёзного рассмотрения.

Пустолят №3 гласит — действие описывается в набросках: когда-то где-то что-то, не имеет значения что именно и почему это произошло — с этим следует согласиться. Пустолят №4 — действие развивается не здесь и не сейчас, оно может не развиваться, пока автор, следуя предпочтениям, изливает на бумагу накопившееся. Пустолят №5 — страницы заполняются событийностью вследствие необходимости заполнить требуемое место определённым количеством символов. Пустолят №6 — метания вокруг пустотелого бумажного тельца обрамляются настоящими декорациями, лучше малоизвестными. Пустолят №7 — главное событие не является главным, главного события не существует. Пустолят №8 — главный герой произведения живёт в годы бурных волнений, от него требуется участие и помощь нуждающимся, но сам главный герой на протяжении всего повествования продолжает оставаться загадочной личностью, желает спокойно созерцать стены в замкнутом пространстве. Пустолят №9 — конец жизненного пути главного героя не представляет интереса.

Тем, кто не знает о чём произведение Михаила Кураева «Капитан Дикштейн», следует сообщить, что того никто не знает, а кому известно, тот говорит про Кронштадтское восстание 1921 года. В остальном текст соответствует постулату постулатов, семи постулатам, девяти пустолятам и предположению читателя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Аполлодор ли Афинский написал труд, известный ныне под названием «Мифологической библиотеки», или этим озаботился кто-то другой, важно другое — до нас дошёл текст, сообщающий сведения о мифах древних греков. Автором были в краткой и ёмкой форме обобщены существенно важные фрагменты прошлого, собранные им из различных источников, в том числе и того, от чьего имени Библиотека написана. Теперь этот труд состоит из трёх книг, а также дополнительной части, называемой Эпитомой, поскольку она состоит из ссылающихся на Аполлодора других трудов: Ватиканская эпитома, Сиббаитские фрагменты, произведения Зенобия и Цеца.

Прямая хронология в «Мифологической библиотеке» отсутствует. Началом всего стал Уран. Дальнейшая история хорошо известна интересующимся мифами. Важно сразу оговорить, составитель Библиотеки старался придерживаться родословных, то есть взяв чей-то род за основу для изложения, о нём рассказывается от предков до последних достойных упоминания представителях. Так первая книга подводит читателя к походу аргонавтов, вторая — к подвигам Персея и его внука Геракла, третья — обо всём остальном, а вместе с эпитомой оглашает предпосылки Троянской войны, рассказывает о самом противостоянии и заключительных скитаниях участников конфликта.

Внимательный читатель найдёт в тексте ряд удивительных моментов. Например, упоминаемый во многих источниках Древнего мира потоп, получивший у греков прозвание Девкалионова потопа, является не таким сокрушительным катаклизмом, как это принято думать. Кроме «единственного» выжившего Девкалиона, аналогично ему продолжали здравствовать люди во всех уголках мира, что напрямую вытекает из приводимых Аполлодором родословных. Стоит согласиться, что трактовать подобные события можно разным образом, что Аполлодор не может служить источником истинно верного отражения прошлого. Кроме потопа в тексте «Мифологической библиотеки» возникают прочие разногласия, вроде утверждения, будто атриды Агамемнон и Менелай являются внуками Миноса, правителя Крита, после появляясь в более привычных читателю обстоятельствах.

Пересказывать содержание Библиотеки не требуется. Нужно самостоятельно выработать собственное понимание перечисленных в ней свидетельств, тогда получится создать общую картину некогда происходившего на самом деле, либо ставшего результатом народных преданий и многочисленных вмешательств плодотворно работавших над их искажениями драматургов. Однако, общая картина всё равно не сложится, поскольку в обилии имеющихся нюансов, каждый читатель на свой лад будет трактовать текст, принимая ту точку зрения, что окажется ближе его собственным желаниям.

Допустим, действительно изначально был Уран, от него пошёл Крон, после Зевс и олимпийские боги, в пылу постоянной борьбы за власть и удовлетворение похоти творивших мифическую историю. Появились первые люди, стали расселяться. Случился потоп. Начали расцветать очаги культуры на Пелопоннесе, Аттике и Крите. Рождались герои, совершались подвиги. Герои обзаводились детьми, уже их потомство вступало в кровавые распри за право владеть землями предков. И вот теперь можно ознакомиться с доставшимся нам наследием в виде сохранившихся мифов. Обратить внимание есть на что, особенно когда обращаешься к текстам не с целью их прочитать, а изучить и проанализировать. Труд Аполлодора тому послужит одной из исходных точек. Начав с «Мифологической библиотеки», знаешь в какую сторону желаешь двигаться.

Конечно, одной Библиотекой ограничиваться нельзя. Она сама по себе — компиляция ранних свидетельств, в том числе и художественного толка. В той же мере будут полезны трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, эпические поэмы Гомера и, куда же без них, поздние переработки в исполнении римских и византийских авторов. В совокупности будет получен тот вариант видения прошлого, которое пожелает представить себе читатель.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Существенный недостаток труда Игоря Акимушкина — невозможность понять, говорит он о том, что знает или пересказывает со слов других. Также невозможно понять, насколько хорошо он разбирается в самих животных, о которых взялся рассказывать. Временами им поднимаются такие вопросы, на которые сто лет назад уже Чарльз Дарвин твёрдо знал ответ. А иной раз Акимушкин и вовсе производит впечатление человека, отрицающего эволюцию животного мира, допуская понимание естественного отбора, но полностью игнорируя отбор половой. Если подходить с позиции того, что Игорь писал для детей, то достаточно сослаться на раздел о слонах, если же благодарить Акимушкина за популяризацию биологии, то придётся признать его заслугу — работу он проделал значительную, действительно наполнил её множеством любопытных деталей из жизни братьев меньших и братьев размером больших.

Чёткого разделения нет. Повествование начинается с Австралии, где обитает загадочное животное утконос, ставившее в тупик учёных всего мира, поскольку, по правилам логики, такого создания на планете существовать не может. Отталкиваясь от утконоса, Акимушкин переходит к прочим животным, стараясь охватить большинство из них. Рассказать предстоит о многих, в том числе и тех, которые вернулись обратно в океан, а также про научившихся летать. Сложность изложения для Акимушкина состояла ещё и в той особенности животного мира, что в природе имеются схожие существа, ничего общего кроме схожести не имеющие. Дабы не утомлять читателя, все похожие животные идут рядом с соответствующими оговорками.

Из текста наглядно следует понимание начитанности автора, изучающего интересующий его предмет не с натуры, а по книгам. Он не говорит о личных впечатлениях, не приводит примеры из собственной практики. Вместо этого на страницах присутствуют цитаты из прочих авторов, например из произведений Даррелла и Гржимека. Их периодически случается такое обилие, будто Акимушкин предпочёл дать возможность высказаться очевидцам, чьему мнению стоит обязательно доверять. Ещё один важный момент, текст не имеет чёткой схемы изложения, то есть Акимушкин рассказывал согласно наитию, где-то ограничиваясь историческими предпосылками, а где-то перечисляя забавные свидетельства из жизни животных. Получается, как хотелось Игорю рассказать, так он и писал, уделяя внимание фактическим наблюдениям свидетелей, среди которых он сам так ни разу и не отметился.

Надо заметить, к печали читателя, добрая часть приведённых для знакомства в тексте животных находится на грани вымирания. Их так мало осталось, что недалёк тот день, когда о них будут помнить лишь по книгам зоологов-современников. Если человек не заинтересован в разведении животных, это не приносит ему прибыль или не служит для выполнения прочих целей, то таким существам в будущем будет отказано в пребывании на планете. Множество раз Акимушкин сетует на китайскую медицину, чьи потребности, в первую очередь, ведут к вымиранию видов. Игорь в открытую не говорит об эффективности или надуманности рецептов китайских лекарей, его беспокоит сам факт уничтожения животного мира, когда, допустим, от носорога браконьеры берут рог и более ничего.

Пугает не только это. Акимушкиным приводятся свидетельства, согласно которым человек постоянно уничтожает животных по прихоти, не пропитания ради и не из необходимости убивать во имя чьей-то жизни. Именно акцентирование на данной проблеме красит труд Игоря. Может дети задумаются и, став взрослыми, не станут губить природу, выбрав приоритетом собственное благополучие. Но сколько бы не сменилось поколений, разумности у людей так и не появилось. Как животный мир истреблялся, так и будет истребляться дальше. Грустно, обидно, только иного пути у человека нет — он должен остаться один, сохранить годных ему представителей, а прочие, кто приспособится, составят компанию.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №10

Смешалась жизнь французов, уподобилась она накипи, став схожей с отложениями, требующими чистки. Стала жизнь французов подобна традиционному вареву, состоящему из смешения простейших, доступных каждому, продуктов. И из всего многообразия смешений всегда выходило достойное внимания творение рук человеческих. Было так и во времена Второй империи: низы пошли по верхам, там осели и стали считать себя цветом нации. Эмиль Золя понимал значение происходящих в обществе процессов, о чём решил написать в десятом романе о семействе Ругон-Маккары.

Одно дело захотеть, другое — реализовать. Золя пишет неравномерно. Некоторые романы вызывают восхищение, прочие удостаиваются негативной оценки. За излишней торопливостью изложения ускользает требуемая беллетристике красота. Суть представленной в «Накипи» истории ясна своей важностью, но очень трудно уловима за предложенной читателю событийностью. В центре повествования Октав Муре, один из тех, кто сумел избежать участи потомков пьяницы Маккара, не сошёл с ума и не подвергся влиянию негативных факторов. Его вхождение в жизнь начинается здесь и сейчас.

Что даёт Золя читателю с первых страниц? Эмиль останавливается на доме, где можно снять жильё. Его обитателями являются люди разного положения. Чем ближе к первому этажу, тем коридоры опрятнее, дорожки краснее. Но чем выше располагается комната, тем обшарпанней становятся помещения и тем меньше в них хочется жить. Таково первоначальное жильё Октава и такова вся Франция того времени (а может и Франция всех времён). Ничего при себе не имея, Октав может заручиться требуемой поддержкой у живущих рядом людей, что позволит ему переместиться на нижние этажи, а то и стать владельцем располагающегося в этом же доме магазина «Дамское счастье». Октав — кузнец своей судьбы, ему следует избегать ошибок, тогда он не уступит Ругонам в том, чем должна была обладать его мать.

Французы всегда были открытыми для отношений. Они не закрывают дверь перед нуждающимися в их мнении. Не беспокоит французов даже то обстоятельство, когда кто-то пользуется расположенностью к нему. При них могут совершать непотребства, не смущаясь оказаться на виду, выпячивая, тем самым, положенное быть тайным. И французы принимают это, переваривают, словно продолжают уже которой век смешивать простейшие ингредиенты нижайших человеческих потребностей. А чего человек желает больше всего? Быть влиятельным, удовлетворять возникающие желания и иметь твёрдые жизненные убеждения. Всё перечисленное испытывает и Октав Муре, решающий финансовые потребности с помощью доставшейся от родителей приятной внешности.

Стоит ли говорить о прочих действующих лицах, в чём-то несчастных и отчего-то страдающих? Золя наделяет всех радостными и горестными событиями. Их проблемы не так важны для Второй империи, скорее являясь отражением присущей людям суеты вообще. Любовь, измены, привязанности и разрывы отношений — не беда беллетристу об этом слагать сказания. Не озаботился Золя толковым отражением событий. Может иссох Эмиль морально, рассказывая на протяжении предшествующих лет истории любовных похождений, пьянства и выгорания человеческого достоинства? Он ранее поведал про родителей Октава, о судьбе его брата Сержа и сестры Дезире, о горькой участи двоюродной тётки Жервезы Купо и её дочери Нана. Поэтому Октав тоже оказался в окружении деградирующих элементов общества, единственно в себе воплощая стремление быть лучше.

Читатель не прощается с главным героем «Накипи». С ним ещё предстоит встретиться в следующей книге «Дамское счастье». Октав не погиб, Золя сохранил ему жизнь, чем безусловно удивил. Выше дозволенного ему он прыгнуть всё равно не позволит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Советский Союз одолел Третий Рейх во Второй Мировой войне, но как это ему удалось? Техники и боеприпасов не хватало, обмундирования тоже, лишь людей имелся избыток, терпевших неудобства и упорно шедших вперёд. Если и кого хвалил Анфиногенов, то всех вынужденных отстаивать Родину от иноземного захватчика, претерпевавших неудобства, ежедневно осознававших возможность гибели. Противник превосходил во многом, напирал, уничтожал и всё-таки оказался отброшен. Ценой каких усилий далось это советским гражданам? Во-первых, потерей многих. В остальных же случаях значение сыграло необоримое упорство.

Что мешает лётчику осуществлять выполнение поставленных перед ним задач? Например, командованием дан приказ осуществить вылет, а где добыть топливо для самолёта — головная боль уже исполнителя. Развалилась обувь, холодно в кабине? Высокая вероятность погибнуть? Командование это не беспокоит. За срыв будет вынесено строгое наказание. Нет желания штурмовать без поддержки истребителей? Выбора всё равно нет. Нужно набираться смелости, взлетать и использовать имеющийся опыт, дабы суметь отбиться от вражеской артиллерии и авиации. Таковыми были настоящие будни войны, тогда героем являлся каждый, вне зависимости от результативности.

Не лучше ситуация была и в тылу. Чтобы получить самолёт с завода, приходилось лично заботиться о доставке деталей. Где же самоотдача, высокая производительность и гарантия качества выпускаемой советской промышленностью продукции? Из каких резервов люди черпали моральные силы? Они истинно желали биться и быть полезными, раз за разом сталкиваясь с действительностью. Такими ли были сами представленные на страницах действующие лица, какими их показал Анфиногенов? Почему они стремились к победам любой ценой, никакой поддержки при этом не получая?

Были и такие, кто портил самолёты, только бы остаться на земле. Были те, кто подбивал своих, не разобравшись. Страдала организованность и информативность. Вследствие необходимости постоянно шифроваться, трудно было понять из разговоров, о чём именно шла речь: «Петров» означал самолёт «Пе», проскользнувшая характеристика «маленькие» подразумевала «истребителей». Военное время требовало проявлять находчивость и изобретательность, к чему советские воины неизменно прибегали. И не беда, ежели вылет осуществлялся в тапочках, дозаправка происходила на колхозных полях, самолёты уступали по характеристикам машинам противника, — вера в собственное превосходство давала надежду на победу.

Донести до читателя перечисленные выше особенности будней войны сможет не всякий писатель. Пусть слог Анфиногенова далёк от ладного изложения приводимых им событий, повествование рваное и не всегда приковывает внимание. О серьёзном трудно рассказывать, особенно делая это так, чтобы читатель не отрывался от знакомства с произведением. Главное, автором раскрыты особенности Второй Мировой войны, редко упоминаемые. Не всем дано создавать легенды и мифы, порой нужно писать о том, что было на самом деле. Да вот кого интересует правда? Читателю чаще люб слезливый сюжет о пустом героизме, чья суть в пару страниц представляется под видом обширного повествования.

Обозначив ряд существенных проблем, Анфиногенов перешёл к отражению реалий прочих персонажей. Может ему требовалось придать книге определённый размер? Иначе нельзя объяснить сумбурность второй части. Перестала иметь значение судьба действующих лиц, участвовавших в битве за Сталинград. Текст стал растягиваться, событийность упала, война словно отошла на второй план. Так и хочется сказать, что лучше толковая повесть, чем бестолковый роман. Однако, как знать, о чём именно автор хотел поведать читателю, более не затрагивая серьёзные аспекты некогда волновавших людей лет. О том предстоит судить последующим поколениям, если имя писателя Анфиногенова не затеряется среди других.

Автор: Константин Трунин

» Read more