trounin.ru

Надо читать больше качественной литературы. Например, творчество раннего Чака Паланика, а если Паланик не нравится, то беллетристику Михаила Шишкина, но и он не всем понравится, поскольку Шишкину до Паланика как Урану до Венеры, то есть они где-то рядом, крутятся вокруг общего, находятся в одной плоскости и имеют много сходных черт, только Венера близка к Солнцу, а Уран необозримо от него далеко. Собственно, Шишкин — это Уран.

Чем примечательно произведение «Взятие Измаила»? Во-первых, это поток сознания. Во-вторых, это сведение многих монографий под одну обложку. В-третьих, автор стремится к бесконечному описанию плавания фекалий в разбавленной мочой воде, где-то на уровне сливного отверстия унитаза. В-четвёртых, абсурд часто берёт верх над разумным. В-пятых, читателя обязательно будет тошнить при чтении, если читатель адекватный человек, которому полагается тяжело переносить наблюдение за человеческими страданиями и глумлением над телом себе подобных. В-последних, на произведение дано изрядное количество хвалебной критики. Откуда последняя взялась? Будем считать, что причина в надписи «Русский Букер», неизвестно почему воспринимаемая гарантией литературного качества.

Не полагается о первых пробах пера говорить в отрицательных словах. Но это применимо к писателям, только-только взявшимся творить, из которых неизвестно, что получится. Михаил Шишкин состоялся — его регулярно отмечают на различных мероприятиях и дают призовые места. Тогда уже позволительно негативно отзываться о стоящем данного негатива, ведь Шишкин не сойдёт с намеченного пути, заслужившего одобрения. Он скорее повергнет отрицательную критику во прах, ехидно усмехнувшись потугам того, кто даже близко не сподобился добиться сходного с ним положения. Всему своё время, господин Шишкин, время рассудит, кому владеть умами триллионов, а кому быть известным благодаря хотя бы такому упоминанию.

Вернёмся всё-таки к произведению «Взятие Измаила». Почему читатель думает, будто критик возвысился выше Олимпа, позволил себе стать пьющим нектар перед вкушающим амброзию? Очень просто. Шишкин поступил сходным образом. Он повергнул представления о настоящем вверх дном, сведя для личных нужд управление судьбами славянских и египетских богов, к которым он проявляет сомнительной низости уважение. Пусть боги не так важны для сюжета, место им Михаил определил, поставил под нужды повествования, чем недоступный ему медовый напиток сделал доступным.

Но богам отведена скромная роль, став наравне с ними, Шишкин позволил себе опуститься до низких человеческих потребностей, удовлетворяя возникший у него интерес приобщением к знаниям, для чего он читал сам, пересказав прочитанное прямиком на страницы «Взятия Измаила»: как строить печку, как жили индейцы Сиу, как делать слепки следов, как трупу ректально измерить температуру тела, как мигрируют трупные пятна, как скоро появляются трупные мухи, какие зверские наказания существовали, к каким животным человек испытывает сексуальные влечения. И когда градус читательского напряжения начнёт зашкаливать, тогда Шишкин одумается и встанет на рельсы сюжета, заранее для того поведав историю о случайной дефлорации не так повернувшимся доктором, чтобы после уже не останавливаться и губить человеческие жизни, к своему несчастью оказавшиеся раздавленными под нажимом его потерявшего остроту пера.

Что до Измаила, то Измаил окажется взят. Измаил не мог быть не взят, он был обречён на взятие. Когда сыр манит мышей — они устремляются к нему. Прогрызают стены и овладевают сыром. Их не остановит и положенная на их пути книга с описанием сего действия. Они прогрызут книгу, лишь бы добраться до сыра. А разве мыши не похвалят сыр? Похвалят. Так он же дырявый, скажут люди. Зато ради него стоило совершить отважный поступок, ответят мыши. Что понимается под сыром? Спросите у мышей, коли они взялись его нахваливать. Не сыр они грызли! Не будем портить аппетит. Важно, что понравилось. И вам понравится, если вы… его распробуете.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любите поток сознания? Тогда не проходите мимо «Свободы» Михаила Бутова. Связи в повествовании найти не получится, поскольку происходящее на страницах переливается от одного к другому. Один элемент остаётся постоянным — рассказчик. Прочее бежит с листа на лист, стремясь перед глазами разбежаться в разные стороны. Концентрация внимания не поможет: улавливать суть при её отсутствии — бесполезное занятие.

Чем занимается главное действующее лицо в произведении Бутова? Пребывает в поисках чего-то. Только цели перед ним не стоит. Если нужна работа — ищет её. А как найти то, чего искать не желаешь? Ждать, пока такая работа сама тебя найдёт. В случае Бутова — находит. Есть одно Но! Действующее лицо не желает на кого-то работать. Данное лицо ранее имело над собой начальника, более иметь дело с руководителями не желает. Оно и само способно управиться — было бы требуемое такому делу занятие.

Повезло действующему лицу — нашёлся человек, готовый дать ему работу и не будет при этом контролировать процесс. И работа занялась. Так и трудиться во славу православного книжного издательства, не одолевай лицо мания фотографировать московских львов. Откуда такая возникла? Мечтой детства оказалась. А коли обязательства для действующего лица не являются обязательными для исполнения в угоду чьего-то желания, то легко понять, отчего в его жизни случались затруднения. Свобода — она такая: хочешь — работаешь, не хочешь — ищешь способ заработать.

Лишь на первых порах повествование кажется логичным, а действующее лицо цельным. Распад сюжетных линий приводит к распылению изначальных акцентов. Или среда изменилась, переломив представления о должном, либо автор забыл сообщить об особенностях повествования, толком не выделяя текущих событий, побуждая события просто случаться, без всякой на то надобности. Назад читатель может не отлистывать — действующее лицо постоянно пребывает в промежуточном состоянии, не связанным с ранее произошедшим и с готовым случиться дальше.

Мгновенно манера изложения может быть перестроена. Мытарства действующего лица легко уступают место занимательным рассказам о травле тараканов с прочтением инструкции и логическими выводами ожидаемого эффекта от применения отравы, вплоть до наглядного наблюдения за получившимся результатом. Насладившись убийством насекомых, действующее лицо станет подслушивать матерные разговоры женщин за окном. А когда и это надоест, возьмётся рассказать историю девушки, связанной с человеком, бравшим в долг и тратившим деньги на неизвестные нужды, после долг не возвращая, чем наделил эту девушку проблемами, с которыми она будет разбираться на страницах «Свободы». Ну и напоследок Бутов расскажет про бомбу, как действующее лицо собиралось везти её в Армению.

Фантазия ли всё рассказанное или есть связь с реально происходившим? Не так важно. Михаил чрезмерно погрузился в поток сознания, выуживая из него требуемую для изложения информацию. Не стал задумываться над правильностью подачи материала, представив его таким, каким читатель может наблюдать. И ежели читателю интересно мнение о «Свободе», то оно представлено честно, сообразно представлению о литературном модернизме. Был сразу поставлен вопрос. Согласившийся читать, ознакомился и вынес собственное мнение.

Последний вопрос о том, как поток сознания соотносится с российскими реалиями. Неужели некуда идти России, если её представители пишут о бесцельном существовании? Вполне вероятно, такое время было ранее, тогда таковой вопрос снимается. А может свобода под тем и понимается, что цели у человека быть не должно — он имеет право жить согласно личным представлениям, забыв о прошлом и игнорируя будущее.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Поток сознания — выбор ценителя. Что понимается под потоком сознания? Это когда автор пишет обо всём, что ему приходит в голову. У него нет представлений о развитии сюжета, есть только желание написать литературное произведение. И он пишет. Придумывает от чего оттолкнуться, а там уже куда вынесет. Он может читать энциклопедию и делиться об этом своими мыслями с читателем. Он может смотреть телевизор, соответственно делясь увиденным. Он, в конце концов, может листать учебник по квантовой физике и черпать вдохновение из теории суперпозиций. Всему найдётся место на страницах, было бы у писателя желание продолжать работу над произведением.

Собственно, теория квантовых суперпозиций — идеальное решение для потока сознания. Писатель берётся за заведомо противоречивое суждение и будто бы старается придать происходящему на страницах логичность. Но чего никогда не было, того никогда не было. Оно, разумеется, было. И всё-таки его не было. Нет, оно, конечно, было в другом виде. Читатель обязательно поймёт задумку автора, и поймёт, как мало он понял. Обосновать происходящее в произведении всегда проще фантастической развязкой. Российский читатель должен помнить о знаковом детективе братьев Стругацких, в котором загадочность происходящего объяснилась ими же выдуманной логикой.

Что представляет из себя произведение Рут Озеки «Моя рыба будет жить»? Это подобие забав начинающих писателей, посещающих соответствующие курсы, где их просят писать по заданным словам. Может у Озеки заданных слов вовсе не было, всё-таки её работа отнесена к потоку сознания. Однако, определённое представление о сюжете Озеки всё же имела, раз позволила самой себе выловить дневник в прибрежной волне и проникнуться переживаниями писавшей его девушки-японки. И тут у Рут возникло большое затруднение, поскольку появилась необходимость придумывать детали, характерные для жителя Японии.

Из этого проистекает повальное стремление западных писателей превращать литературное произведение в пропаганду собственного мировоззрения. В качестве примера можно назвать «Щегла» Донны Тартт, аналогично исписавшей страницы всеми возможными пороками её родного общества, нагрузив главного героя изрядной долей отрицательных качеств, вынужденного попадать в различные неприятности. В такой же манере Рут Озеки вымещает особенности японцев на семье хозяйки дневника. Что читатель думает о японцах? Всё это имеется в произведении «Моя рыба будет жить». И не только…

XXI век объединил население планеты — национальная идентичность постепенно отходит на второй план. Все люди страдают от схожих проблем: шаткое положение экологии, боязнь оказаться жертвой фанатизма, использование личной информации в унижающих достоинство человека целях. Об этом Озеки рассказывает тоже. Не скупится на слова, пишет обильно, поскольку знает, что западное общество оценит подобное старание. Общество вообще любит тех писателей, которые мусолят общеизвестное. И чем общеизвестного больше, тем значимее вес произведения, так как каждый прочитавший сможет выразить мнение, имея для того весомый предлог.

Но озадачить читателя квантовой физикой, поведать о научных парадоксах — это не разговор о последствиях трагедии Фукусимы. Свести повествование к тому, чего не было, что существует, что может существовать и не существовать одновременно — излишняя нагрузка на представления о качественной литературе, должной воспитывать человека, а не делать из читателя бездумного потребителя, потреблявшего продукт ради того, чтобы понять, что он, возможно, ничего не потреблял, и, что он, возможно, стал на ступеньку ближе к сокровенным тайнам Вселенной, и, что он в действительности остаётся тем, чьё мнение о прочитанном преимущественно останется положительным, если он не осознаёт, как его сознанием легко манипулировать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кортасар призывает к иррациональности. Он отрицает логическое построение сюжета и советует читателю следовать прилагаемой схеме чтения. Ничего нового при этом Хулио не изобрёл, озадачив читателя лишь расширенными сносками, оформленными в виде отдельных глав. Поступить ему так пришлось в силу ещё более банальных причин — место обычных сносок занимает перевод часто встречающихся иностранных слов. Если таковое можно считать подобием детской игры Классики, то следует тут же приступать к чтению, памятуя о свойственной Кортасару манере изложения — потоку сознания. И не стоит думать, будто сути в произведении Кортасара нет. Иррациональность позволяет Хулио многое, в том числе и сомневаться в написании написанного, как читателю — в прочтении прочитанного. Коли тростник способен мыслить, значит на такое способен и человек. Впрочем, надо ещё доказать, что человек именно мыслит, а не раскачивается на ветру, воображая иллюзию жизни.

Тростник действительно способен мыслить. Кортасар аналогично способен подходить к пониманию действительности, прибегая к иррациональности. Возможное всегда возможно, покуда кто-то считает, что это является возможным. Никто ещё не доказал обратного. И никогда не докажет! Когда дело касается художественной литературы, тут уж держите Кортасара всем миром — в его силах перевернуть представления о насущном. Но пока читатель не познал суть творчества Хулио, ему стоит заварить мате и жадно пить сей обжигающий напиток. «Игра в Классики» подождёт — её можно начинать с любой главы, желательно с примечаний, можно с конца или с середины. Всегда есть возможность прочитать произведение с начала, либо любым иным способом. Важно помнить про иррациональность, тогда Кортасар становится понятнее: сугубо в рамках осознания непостижимости предлагаемого автором текста.

Форма подачи материала — податливая составляющая творческого процесса. Творец всегда окажется прав, преподнося творение в определённом виде. Он мог оформить иначе, придать конкретный смысл смыслу и указать на сочетание происходящих в сюжете событий с внешним (закнижным) миром. Определённо, нечто подобное у Кортасара имеется, ежели читатель попытается до этого дойти или доплыть, лишь бы не догоняя уезжающую крышу.

Кто в конечном счёте оказывается ленив? Читатель, не понимающий, зачем ему прыгать по тексту, или писатель, оказавшийся излишне ленивым, чтобы грамотно отредактировать написанное? Кортасар предпочёл не вносить правки в нужные места книги, свалив написанное позже и разнообразные мысли кучами в конце, приписав каждой куче номер.

В итоге читатель поймёт, что «Игра в Классики» представляет из себя набор слов из разных языков: испанский, латынь, французский, немецкий, английский, итальянский. К тому же, Хулио предпочитает преобразовывать слова, придавая им невероятные сочетания, мало доступных понимаю широкого круга людей. Действующие лица в произведении мусолят философию, литературу и всё прочее, никуда не переходя и оставаясь на одном месте. Для контраста Кортасар позволяет себе рассказать о путешественнике, чьё путешествие сводится к отсутствию путешествий. Так и разговоры героев повествования сводятся к разговорам при отсутствии необходимости говорить.

Иррациональность не поддаётся доводам рассудка, в ней нет логики, она выше разумных объяснений и противна разуму вообще. Иррациональность идеальна для потока сознания и отлично дополняет желание читателя лучше понять литературный модернизм. Иррациональность объясняет всё сущее и ей же стоит занимать определяющее место в человеческом обществе. Может быть и Кортасар отдавал иррациональности право верховодить на страницах произведений, понимая, как мало смысла во всём присущем человечеству. Но всё же читателю хочется видеть больше логики и иметь возможность приобрести новое, а не уподобляться мыслящему тростнику, продлевая иллюзию на отпущенный ему срок цветения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Может ли писатель достоверно отразить страдания людей, имея о них лишь поверхностные представления? Есть высокая степень вероятности, что может, если не будет при этом вдаваться в конкретику, а предпочтёт наполнять туманом происходящее на страницах. Примерно в такой манере ведёт повествование Филипп Клодель. Главный герой его произведения эфемерен — он представляет собой собирательное понятие, не являясь никем конкретно и ни с чем не соотносясь. Он жертва бесчеловечного к нему отношения — заключения в подобие концентрационного лагеря. Автору требовалось пропустить чужое горе через себя, чем он и занимается на протяжении всего произведения.

Рассказов о буднях Второй Мировой войны читателю хватает, очевидцы тех дней оставили огромное количество воспоминаний и связанной с ними беллетристики. Последующие поколения считают, будто осталось свободное пространство, которое необходимо заполнить уже их домыслами о прошлом, чтобы создать впечатление иного восприятия ушедших событий. Филипп Клодель взялся иносказательно рассказать в завуалированном антураже о некогда происходивших событиях, чьё повторение возможно в будущем и даже в настоящем. Существенной роли временная ориентация не имеет — главное принять за должное положение главного героя произведения.

Цельный сюжет отсутствует. Филипп Клодель размышляет обо всё разом, мгновенно переключаясь между интересующими его темами. Ничего нового он не говорит, повторяя и без того известные истины: людей в заключении унижают, ими помыкают и их уничтожают; люди надеются, сетуют на судьбу и умирают. Об этом и раньше говорили прямо и открыто, поэтому Клодель представляет ситуацию ещё раз, но от своего имени. В подобной манере может размышлять каждый, если ему захочется внутренне понять, что значит быть узником, и воплотить пришедшие мысли на бумаге, придав им вид художественного произведения.

Слог Филиппа Клоделя приводит читателя к мнению, словно повествующее лицо Бродек лишилось доли разума от перенесённых им страданий. Ежели Клодель преследовал придать повествованию именно налёт психических расстройств, то у него это получилось. Хаотичность описываемых событий плохо складывается в единую картину, побуждая читателя обращать внимание на все упоминаемые автором детали, порой помещённые на страницы без определённой цели. Мысль повествующего лица лишена линейности, порождая дискомфорт. Тяжело следить за сюжетом, когда свиньи опережают святость, упоминаемую до рыцарей, предваряющих завершение повествования.

Путём неопределённости хорошо морочить голову читателя. Филипп Клодель действительно может быть продолжателем мастеров абсурдистики. Только в его произведении нет причин что-либо скрывать. Он выбрал не ту тему, где создание туманных образов может побудить читателя к собственным размышлениям. Предполагать и гадать на пустоте — дело неблагодарное. Нужна подходящая ситуация, чтобы ещё раз сказать о постыдной стороне человеческих помыслов. Клодель предчувствует серьёзный военный конфликт или опосредованно намекает на отношение в некоторых странах к политическим заключённым словно к узникам концентрационных лагерей? Остаётся предполагать. Сам автор на этот счёт излишне туманен.

Впрочем, читателю всегда свойственно заблуждаться относительно авторских замыслов. Задуманное редко находит понимание, принимая совершенно иное значение. Писателю в тексте нужно явно обозначить позицию или принимать какие угодно суждения о своём творчестве, чаще не самые лестные и довольно враждебные. Как относиться к случившемуся с Бродеком? Да, он страдал и имеет право на собственную точку зрения. Имеет ли на неё право кто-то другой? Имеет. Человек всегда должен всё переосмысливать, исходя из разных обстоятельств. Филипп Клодель предпринял попытку — кому-то она обязательно придётся по душе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек начинает познавать мир, ещё не родившись. Продолжает познавать, уже родившись. И познаёт, пока не окажется на смертном одре. Его миропонимание успевает сотни раз измениться, чему причиной служат тысячи обстоятельств, формирующих личностное восприятие действительности. Точка зрения на определённое обстоятельство в один отдельно взятый момент навсегда уходит в прошлое, стоит человеку поддаться влиянию ещё одной мысли. Никогда нельзя однозначно утверждать, считая своё мнение определяющим и гораздо более разумным — это является истиной только сейчас. Любое толкование остаётся ветхим отражением хаотического устройства Вселенной. Завтра всё изменится, но сегодня есть тот самый неповторимый момент, когда следует определиться с собственным отношением. Говорите, во Вселенной всё упорядочено и все процессы заранее запрограммированы? Стоит согласиться и с данным утверждением. Возможно, завтра точка зрения будет именно такой и у сторонников превалирования хаоса. Однако учтите, аналогично может измениться точка зрения их оппонентов на прямо противоположную.

Следует ли познавать мир через соотношение нескольких реальностей или всё-таки следует соотносить себя с пониманием действительности в настоящем мире? Кто есть человек для себя, что есть человек вне себя? Для кого человек мыслит, для чего совершает поступки? Кому человек обязан существованием, к чему это его обязывает? Что делает человека человеком? Кем человеку следует быть, чем не следует? О ком мыслит человек сейчас, в чём заключается смысл его существования, где ему искать истину? Всё окружающее человека не имеет ничего общего с тем, к чему устремлены думы. Мир стоит испытывать на прочность, никогда не доверяя миллион раз проверенным фактам. Нужно думать, не останавливаясь и находя новые разрешения вопросов бытия. Бессмертие даруется человеку через других людей, с ним согласных. И нет бессмертия более реального, нежели возгласы несогласных.

Человек всегда будет находиться в поисках оправдания существования. Он может говорить о разном, забавляясь софистикой и давая определение всему сущему. Жизнь для человека — игра. Она подчинена заранее написанным правилам, опровергающим теорию хаотического устройства Вселенной. Реальность запрограммирована и не поддаётся влиянию извне. Когда-нибудь человеку удастся подобрать нужный пароль, как некогда удалось Пандоре: мир был разрушен, и человек до сих пор не обрёл былого могущества. Человек стоит на пороге свершений, а значит снова откроет то, из-за чего будет вынужден начать всё сначала. Бессмертные станут смертными, так и не узнав про изначальную обречённость раствориться в хаосе без остатка.

Кто человек для пространства? Какое значение он имеет для настоящего момента? Он подобен мельчайшему организму на чужом теле — таком же мельчайшем организме для последующего тела — в свою очередь мелкого для зрительного восприятия человека. Соотносить можно какие угодно материи, не давая ничего, порождая десятки вопросов, достойных невероятнейших ответов.

А что касается Кундеры, то он тоже о чём-то подобном размышляет, не давая читателю чёткого представления о сути им рассказываемого. Милан строит догадки, сводит людей из разного времени и говорит о любовных ласках. Не то произведение он назвал Невыносимой лёгкостью бытия. Впрочем, Кундера обессмертил себя посредством умных слов, а также использовав рассудительных действующих лиц. Остальное не имеет значения: завтра будет новый день, послезавтра — другое мнение.

Восприятие не поддаётся логическому осмыслению. Читатель всегда ищет в художественных произведениях подтверждение собственным мыслям или доводам, их опровергающих. И вот картина мира в очередной раз сломана: человек уже не клянёт Бога за неудачи в жизни, как не клянёт Эдисона за неполадки с освещением.

Автор: Константин Трунин

» Read more

( Истории бывают цельные, встречаются истории без конца, а также истории без начала, иной раз читаешь истории ради определённых моментов в тексте, а порой чтение принимает злокачественную форму чтения ради чтения, поскольку нельзя не читать, но читать требуется. Как с этим быть и куда себя в таких случаях девать? Ответов на такой вопрос может быть много, если постараться абстрагироваться от поиска нужного решения, стараясь выудить из головы совершенно иную информацию. Получиться может совершенно непредсказуемый результат. Покуда стараешься найти ответ, случайно можешь написать книгу. А ежели немного не хватает до необходимого объёма, то в подобной форме можно рассказать о чём угодно, выдав произведение за потуги модернизма. Ведь писатель имеет право играть с формой, и совсем неважно, если он при этом ничего определённого не расскажет. Примерно таким образом поведал историю и Майкл Каннингем о жизни трёх женщин, якобы чем-то связанных друг с другом, а на самом деле скорее всего никак не связанных, кроме авторского на то желания. Всего-то надо найти нечто для увязки сюжета в цельное произведение. Практика показывает, чем мудрёнее написано, тем больше шансов встретить понимание у читателя и критиков, да отметиться какой-нибудь литературной премией. И неважно, если сути не было изначально.

Читатель может листать страницу за страницей, стараясь уловить содержание. Вместо доходчивого рассказа, Каннингем использует приём потока сознания, напоминающий подобие данного текста, то есть без приложения особых усилий пишешь всё, что приходит на ум, не фильтруя и не особо вникая в текст, порождаемый подсознанием. Внутренне ощущаешь красоту мгновения, рождающего без мучений некий субпродукт, имеющий целью дать понимание собственного понимания, когда о понимании не может быть и речи. Просто понимание. Всего-то понимание. Ещё раз — понимание. Это, к слову, весьма живо даёт представление для понимания творчества Каннингема, им гордо обозначенное тройным сочетанием звука Бу. Следует читателю подробнее объяснить понимание Бу. Их значение крайне велико, поскольку автор сам подмечает Бу у других писателей, не замечая наличия его у себя.

Как проявляется Бу в «Часах» Майкла Каннингема? Очень просто. Сперва автор рисует определённую сцену, наполняя следом сюжет различными бу-бу-бу, пока читатель не потеряет нить повествования. Затем снова описывается важная сцена с последующими бу-бу-бу, заставляющими опять потеряться в описываемых автором событиях. Ничего критичного в этом нет, читатель всегда может вернуться назад и заново попытаться понять, отчего ему не удаётся сконцентрироваться. Но проблема заключается в другом. Проще говоря, Каннингем хотел написать, он писал и даже поставил финальную точку, якобы создав ещё одно произведение, которое не будет стыдно показать другим. И что самое странное — он даже не упивался сексуальными сценами, без которых не могут обойтись современные западные авторы. Уже за это его «Часам» можно было вручить не только Пулитцеровскую премию, но и любую другую. И не важно, что в сюжете встречаются однополые любовники. Их присутствие скорее склонит на твою сторону сочувствующих. Каннингем продемонстрировал рецепт приготовления успешного литературного романа во всей красе.

Критика могут спросить — а о чём собственно было произведение Каннингема? Знаете, в тексте определяющая роль отводится Вирджинии Вулф и её книге «Миссис Дэллоуэй» — это основа всего описываемого автором «Часов». Он отчасти позволил себе беллетризировать жизнь писательницы, напомнив о некоторых особенностях, на основании которых читатель может придти к выводу, почему в своём творчестве она отдавала предпочтение потоку сознания. Данное пояснение нисколько не отбрасывает тень на самого Каннингема, поскольку никто о нём «Часов» ещё не написал. Но, думается, лет через сто обязательно напишут, увязав уже его с Виржинией Вулф, добавив парочку прочих персонажей, чем-то с ними связанных. )

Автор: Константин Трунин

» Read more

Когда-то, относительно недавно, Паскаль Киньяр стал лауреатом престижной французской премии в области литературы. С той поры минуло достаточное количество лет, но звание лауреата той премии к нему приклеилось основательно, будто сообщая читателю о положительных моментах творчества Киньяра. Вполне может оказаться и так, если верить благостному назначению премий вообще, вручаемых порой просто от безысходности, когда надо кому-то её дать. Безусловно, изредка премии уходят в достойные руки. Но чаще… чаще их на самом деле надо именно кому-то отдать, иначе быть не может. И это оправданно, ведь не может человечество постоянно генерировать нечто уникальное, а если и может, то порой настоящие ценности не принимаются никем в расчёт. Ещё одной особенностью премий является стремление лиц, за неё ответственных, найти нечто новое. И не беда, ежели это новое задвинет в своих изысканиях дела ушедших в прошлое футуристов. Может быть лучше футуристы, чем настолько раскрепощённые писатели, как Киньяр?

Абсолютно во всём Паскаль видит сексуальный подтекст. Читатель сомневается — о смерти ли повествует взятая для ознакомления им книга? Присутствующие на страницах действующие лица сплошь страдают от необходимости сообщить о своих половых органах, жаждут их заполнить должными жидкостями и иногда побеседовать с говорящей отрубленной головой. Это же так обыденно. Есть в «Ладье Харона» и отвлекающие внимание зарисовки, в которых автор с твёрдой уверенностью знает, как именно Александра Македонского приняли в раю, от каких мук страдал кардинал Мазарини и отчего некий персонаж полз к папе римскому на коленях через всю Европу. Киньяр шьёт книгу из разных фактов, скорее всего придуманных им лично.

Магический реализм? Модернизм, постмодернизм? Беллетристика, нон-фикшн? Философия XXI века? Невозможно определиться с принадлежностью «Ладьи Харона» хоть к чему-то. Определяться и не нужно. Достаточно сослаться на сумбур, как всё встаёт на свои места. Но сумбур особенной, основательно заправленный потоком сознания, отчего сразу становится понятным ход рассуждений автора. Чаще всего, когда желаешь писать, а не знаешь о чём, то пишешь обо всём подряд. Собственно, если и есть в «Ладье Харона» глубоко спрятанный смысл, то искать его бесполезно. Киньяр разбил его на множество частей и закопал их в разных местах. Даже в случае нахождения оных, сопоставить их не получится, поскольку нет гарантий, что это части единого целого. Просто не было изначально этого самого целого.

Есть мнение, говорящее, будто литературе не требуется цензура. Пусть читатель сам ознакомится с произведением и сделает соответствующие выводы. Коли ему понравятся развратные сюжеты Киньяра, значит будет ему счастье. Если не понравятся, значит больше к книгам Киньяра он не притронется. Удручает излишнее привлечение Паскалем внимания к проблемам, о существовании которых можно узнать только из литературы, кинематографа и средств массовой информации. Человека пытаются убедить — человек принимает на веру и считает данное положение нормальным явлением. Может оттого и ныряет Киньяр глубоко в историю, стараясь рассказать читателю о далёком прошлом и возможных событиях. Впрочем, прошлое существует только в наших воспоминаниях, а они могут трактоваться разным образом.

Киньяр разлил семенную жидкость и прилип. Хочет оторваться — прилип насмерть. Насмерть! А если плыть по семенной жидкости? Тогда уж на ладье. Коли насмерть, то на ладье Харона. Отчего не позвать Гелиоса, чья колесница позволит оторваться от семенной жидкости? Сомнительно. Затея обречена на провал: небо — это вместилище для семенной жидкости. Значит… Значит ли это хоть что-нибудь, кроме наличия у писателя хаотично скачущих мыслей?

Автор: Константин Трунин

» Read more

В XX веке с литературой начали происходить малопонятные трансформации. Это либо результат начавшегося вырождения беллетристики, как художественного восприятия действительности, или иной процесс, должный привести к заколачиванию крышки гроба гвоздями, после чего литература будет погребена вследствие смертельного исхода. Иначе здравомыслящий человек судить не может, наблюдая за прогрессирующим вторжением в искусство психически нездоровых людей, размывающих понимание адекватности. Такое происходит не только с литературой, но с культурой вообще. Обескультуриванием подменяется понимание красоты повествования. Если балом не правит модернист, то его место занимает сюрреалист. Альваро Кункейро был как раз из сюрреалистов.

Читатель не должен ждать от Кункейро красиво построенного искажения реальности. Такого нет даже близко. Вместо этого в каждом его произведении присутствует нагромождение всего в одном месте, порой и без чёткой связи. Просто посередине действия разворачиваются другие сцены, наполненные абсурдом, вероятно содержащим в себе глубоко спрятанные истины, которые при подобной загадочности каждый будет интерпретировать по своему. И ведь парадокс в том и заключается, что чем непонятнее речь автора, тем сильнее его хвалят. Запутались в собственной идентификации люди, вот и ищут способы уйти от наскучившей им повседневности.

Разве не захватит дух у читателя, когда действующими лицами окажутся мертвецы, рассказывающие истории о жизни и смерти? И было бы о чём им рассказывать. Персонажи под пером Кункейро играют в глухой телефон, не делая различий между словами. Сущей ерундой наполнены черепа этих рассказчиков. У них не было цели ранее, нет и сейчас.

Кункейро любил строить большие истории, опираясь на мелкие. Иногда из коротких рассказов он собирал романы. Ему не откажешь в наблюдательности, а может он иначе представлял окружающих его людей, из обыкновенных переходивших в разряд сумасбродных. Когда Кункейро брался описывать докторов или каких-либо иных жителей Галисии, то получались у него богатые портреты, безусловно приукрашенные солидной долей отсебятины. Умел Альваро наложить должный отпечаток своего мастерства, отчего реальность действительно искажалась.

Другой особенностью Кункейро является его желание переиначивать чужие произведения. Он мог опираться на пьесы Шекспира или черпать вдохновение у древних греков, смешивая будни современной ему Испании с мотивами других эпох. В произведении Кункейро без особых проблем одновременно могут действовать король Артур, Юлий Цезарь и царь Давид. Складывается ощущение, что если при этом кто-то из действующих лиц начинает разбираться со шляпой, то это явный намёк, что перед читателем шляпа и есть.

Мог Кункейро и создавать мифы. Из ничего он дал Галисии (историческому региону без собственной истории) необходимый для самоуважения материал. Ведь когда нет привлекающей внимания достопримечательности, то сойдёт даже столб. Почему бы не позволить Летучему Голландцу отправиться в последний путь именно из Галисии и почему бы не представить себе более правильный путь аргонавтов, чей путь пролегал не на восток в Колхиду, а на запад в Галисию, где имелось аналогичное превосходное руно.

Разобраться в представленном на суд читателя однообразном разнообразии безусловно можно, если иметь на то желание. При должной подготовке о Кункейро легко написать лестный отзыв. Но кому это надо? Поскольку и критику следует скорее обругать. Отчего читатель с удовольствием от противного раздобудет для чтения именно произведения Кункейро. Собственно, с обсуждения данного момента и начинался этот текст.

В сборник вошли повести и части произведений разных лет: «Записки музыканта», «Человек, который был похож на Ореста», «Год кометы и битва четырех царей», из книги «Школа врачевателей», из книги «Разные люди», из книги «Сказки и легенды моря», «Мятущийся дон Гамлет, принц Датский».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Связано ли отсутствие детей у автора с его стремлением подвергать окружающую действительность флюидами бесконечного полового возбуждения? Пещеристые тела постоянно наполняются кровью, толкая героев Мураками к рукоблудию и плотоядным взглядам на ближайшие объекты, годные для удовлетворения возникшей необходимости. Всё остальное на этом фоне кажется незначительным — взятым с потолка. Присутствует линейное движение вперёд и множество размышлений о постороннем, что могло бы также стать основной сюжетной линией, но в силу отсутствия стремления у Мураками доводить дело до конца — этого не происходит.

Главный герой не имеет значения. Пусть им будет хоть озабоченный девяностолетний, продолжающий сохранять былой задор. Так или иначе, центральная фигура повествования обязательно подвержена разрушительному влиянию естественных процессов, обязательно приходящих по мере старения. У Мураками данное явление происходит мгновенно. Его герои уже с рождения замкнуты на себе и взрослея всё более отстают от сверстников в развитии. Когда приходит пора осознать себя взрослым, то каждый раз перед читателем возникает портрет человека, так и оставшемся в пубертате. Касательно Кафки у Мураками получилось почти реалистично — он возникает на страницах четырнадцатилетним.

Если действующее лицо у Мураками должно куда-то идти, то оно так и делает. Главному герою рано думать о заграничных поездках, поэтому он ограничится передвижениями по родной стране. Приключений на его голову свалится достаточное количество. Побывает он и на пляже, в честь чего у данного произведения и появилось соответствующее название. Собственно, о каждом поступке, совершённом героями, можно говорить простыми предложениями, вроде Кафка на пляже, Военные и НЛО, Музыка Шуберта. Ни к чему в итоге читатель всё равно не придёт, но будет стараться понять к чему автор хотел подвести тот или иной сюжет, и почему в итоге те не соприкоснулись.

Конкретных выводов из «Кафки на пляже» сделать нельзя. Произведение наполнено потоком сознания с использованием приёмов сюрреалистического искажения реальности. Происходящее ломает понимание действительности, представая перед читателем в образе иллюзий. Верить в подобное не получается. В этом и нет никакой необходимости. Нужно внимать предлагаемой истории, принимая её за лоскутное одеяло, где один лоскут краше другого, но не имея связки — будоражит воображение должным получиться итогом. Итога же нет, как нет и объективного понимания происходящего.

Иногда писатели стремятся отразить в своих произведениях нарождающиеся тенденции смены представлений поколений о понимании жизни. Делает ли что-нибудь подобное Мураками? Его поколение оказалось таким же потерянным, как и поколение до него. Жизнь понимается сугубо с позиции прожить её без лишних мучений, постаравшись избежать любых проявлений конфронтации. Может поэтому герои Мураками не стремятся влиять на происходящее, продолжая дышать и удовлетворять все возникающие для существования потребности. Прожить ещё один день — и более ничего не требуется. Амбиции признаются крахогенным фактором — лучше быть рыбой и слыть обтекаемым.

«Кафка на пляже» — произведение Мураками, продолжающее раскрывать понимание необходимости смотреть на мир сквозь сам мир. Словно песок сквозь пальцы, так и отпущенное человеку время тает без остатка. Всегда можно оглянуться и пересчитать оставшиеся на ладонях песчинки, а можно вспомнить о безвозвратно ушедших днях. Кафка жил на страницах книги, но исчез, стоило её закрыть.

Всё с нами происходящее — не имеет значения. Происходящее с героями Мураками — также не имеет значения. Правда, это важно именно сейчас. Вернее, имело значение минуту назад.

Автор: Константин Трунин

» Read more