trounin.ru

Как же быть? Печататься нелегально — не дело. Теперь о чём не скажи, всё поймут не так, как о том хотелось бы думать. Извратят любую мысль, предполагая за высказывание против происходящего в стране. Салтыкова оказывалось проще запретить, нежели пропустить самое безобидное его произведение. Вот до чего дошёл Михаил, рассказывая не какое-либо иносказание, всего лишь повествуя в формате сказок. Чего-то не хватало Салтыкову. Если вспомнить другого деятеля прошлых лет, нещадно критиковавшего власть и всё с нею связанное, баснописца Ивана Крылова, то он был скорее обласкан, пользовался почётом и уважением. Читатель может сказать о прежних трудах Михаила, создавших определённое представление о писателе. Однако, Крылов в первых своих трудах ничем не уступал таланту Салтыкова к иносказанию. Остаётся думать, что другие времена требовали более решительных мер к вольнодумцам.

Во втором номере «Отечественных записок» всё-таки была опубликована одна из сказок. Вернее, первая часть сказки «Медведь на воеводстве». По требованию цензуры сразу же вырезанная из издания. Пришлось публиковать в заграничной газете «Общее дело». Читатель вновь может вспомнить одну из басен Крылова, в которой тот нещадно использовал образ Александра I, на сковородке которого весело жарились и подпрыгивали рыбки. Вот и в данной сказке Салтыкова заподозрили в использовании образа царя — Александра III. Якобы царь зверей — лев — у Михаила строжился на медведей-генералов. Как такое можно было вообще помыслить? А если Михаил писал по мотивам, ничего плохого в сюжет не вкладывая? Однако же, Салтыков был сам виноват в таком к себе отношении. Ни в коей мере он не должен был даже намекать на царя, хотя бы под видом льва. Вследствие этого данную сказку в России впервые опубликуют уже в следующем веке — в 1906 году.

А что плохого цензура усмотрела в сказке «Вяленая вобла»? Вовсе её не допустив к публикации во втором номере «Отечественных записок». Михаил рассказывал про высушенную рыбу, чей мозг иссох до такого состояния, вследствие чего вобла отныне по любому случаю рассуждала с помощью одной-единственной поговорки, считая её достаточной для объяснения едва ли не всего на свете. Кто-то ведь мог взять данный приём для собственного практического применения. Читатель должен с тем согласиться, насколько удобно отстранённо рассуждать, создавая тем вид очень умного человека. Пусть другие думают, будто они чего-то недопоняли, когда ты им постоянно отвечаешь в стиле: «Уши выше лба не растут!» Салтыков опубликовал сказку единожды в своём втором выпуске нелегального сборника «Новые сказки для детей изрядного возраста». В царской России официальной публикации так и не случилось.

И вот к декабрю Салтыков решает написать сказку без специального умысла. Просто рассказать историю, должную быть интересной детям, теперь уже самого непосредственно малого возраста. Назвал Михаил эту сказку «Чижиково горе», опубликовав в декабрьском номере «Русских ведомостей». Что про неё может сказать читатель? Некий чиж женился, а затем началась чехарда горестных событий. Неужели такого рода историю действительно написал Салтыков? Поговаривают, эту сказку мало кто осилил до конца, столь она была скучной и неинтересной. Но цензура должна была читать её очень внимательно. Возражений не последовало.

Когда-нибудь это должно было случиться. Михаил Салтыков становился просто писателем. Он застал ослабление цензуры до едва ли не полной свободы самовыражения, в результате случилось так много свободы самовыражения, отчего пришлось сделать цензуру ещё более строгой, нежели она была.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Более для «Отечественных записок» Салтыков сказок не писал. Несмотря на желание опубликовать оные во втором номере за 1884 год, был сразу получен отказ от цензуры. Где тогда их следовало печатать? Сказку «Добродетели и Пороки» Михаил публикует сперва за границей в газете «Общее дело», затем в составе нелегального сборника «Новые сказки Щедрина». Сказку «Обманщик-газетчик и легковерный читатель» — в составе столь же нелегального сборника, но уже во втором его выпуске. А ещё чуть погодя, за тот же 1884 год, обе сказки, вместе с «Карасём-идеалистом», вошли в состав сборника «XXV лет. 1859-1884», изданного согласно подзаголовка «Комитетом общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным». Сказки расположились между стихотворениями Батюшкова, Мережковского, Тургенева, первых глав недописанного Львом Толстым романа «Декабристы», сказки от Гаршина и прочих произведений других литераторов.

Смысловое наполнение сказок осталось прежним. Читатель волен читать их как есть, либо переносить ситуацию на действительность. Например, знакомясь с содержанием «Карася-идеалиста», видно повествование про мыслящее существо, не способное понять, почему в мире так много несправедливого. Ему кажется, если жить спокойно и ничего не нарушать, к тебе не может быть претензий. Тебя вовсе не тронут. Однако же, ты можешь не есть других по личным убеждениям, но не получится требовать такого же к себе отношения. Быть может в человеческом социуме это достижимо в силу подчинения воле общественных установлений, в мире зверей такого правила нет. При этом карась вовсе не понимал, почему ему есть рачков дозволено, тогда как его съесть никто не имеет права. Что ждёт такого карася? Читатель сам способен это понять. И если сюжет сказки переносить на действительность, выйдет совсем уж печальная картина: человек находится под чужой властью, должный жить по установленным ею законам, и в любой момент времени он всё равно будет съеден, поскольку такова жизнь.

Мысль развивалась в сказке «Добродетели и Пороки». Пусть читатель представит их за живых существ. Каким образом они способны ужиться в мире? Да и в чём различие между добродетелями и пороками, кроме как установления, что одни из них должны относиться к добродетелям, а другие — к порокам. Если переносить их на действительность, в разных обстоятельствах они способны меняться местами. А самое страшное, при определённых моментах, могут спокойно существовать вместе. И всё-таки конфликт между ними неизбежен. О прочем читателю придётся додумывать самостоятельно.

А вот сказка «Обманщик-газетчик и легковерный читатель», будто и не сказка вовсе. Лишь станет понятно, всё сохраняется в неизменном виде на протяжении довольно продолжительного времени. Как спустя полтора века после Салтыкова, так и за тысячи лет до него: распространителям информации требуется слушатель или читатель. И так уж получается, чем чаще будешь привирать, тем более получишь внимания. Если же будешь говорить правду, потеряешь аудиторию. Поэтому, если нуждаешься в доходе от своего ремесла, становишься вынужден подавать информацию в угодном виде для готового ей внимать. Никто не говорит, будто надо обязательно извращать факты, можно слегка приукрасить имевшее место быть или под другим углом посмотреть на ситуацию. Главное, привлечь внимание читателя. Так уж устроен мир. Это сохраняется при любых обстоятельствах, учитывая желание человека видеть ситуацию в угодном его представлению виде. В конечном счёте, подобное касается любого метода воздействия на внимающего тебе человека, не только художественным или публицистическим словом.

Разве в чём-то Салтыков был неправ?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Самое время вспомнить о сказках, должно быть решил Салтыков, уставший от цензурных запретов. Но где их публиковать? Решил в газете «Общее дело», издававшейся в Женеве. Был придуман общий заголовок «Сказка для детей изрядного возраста», под которым опубликованы «Премудрый пискарь», «Самоотверженный заяц» и «Бедный волк». Михаил едва ли не открытым текстом говорил: «Думайте над своим поведением, люди… Вы ведь люди? Или ничего в вас не осталось человеческого? Вот и поступайте подобно людям. А если того не понимаете, посмотрите на поведение братьев наших меньших». Читатель должен был самостоятельно осмыслить предлагаемый ему текст, больше похожий на басни в прозе.

«Премудрый пискарь» — повествование в стиле переосмысления фразы про «тварь дрожащую». Он похож на любого, кто живёт с постоянной оглядкой на других, боясь совершить неверное движение. Такое поведение оправдано в случае действительной смертельной опасности, но не тогда, когда безосновательно приходится бояться любого шороха. Разве Салтыков боялся говорить о его терзавшем? Он продолжал выражать своё мнение, пусть и в далёких от России местах. Ему закрывали рот. Он же продолжал говорить. Что до пискаря, чья мудрость заключалась в незаметной жизни, означала для него лишь жизнь на дне ямы и полную последующую безвестность. Был ли пискарь вообще? Зададутся таким вопросом не столько после его смерти, сколько уже при жизни. С одной стороны Салтыков призывал читателя к активному выражению жизненной позиции, с другой — читатель прекрасно помнил, чем заканчивали жизнь герои романов Тургенева. Однозначного суждения всё равно существовать не может. Да и нет гарантий, будто окружающие поддержат именно тебя.

«Самоотверженный заяц» — скорее сказка о должном неизбежно наступить. Зная об этом, своими действиями можешь это приблизить. Поэтому читатель вновь задавался вопросом: стоит дождаться смерти в положенный срок, проживая жизнь подобно премудрому пискарю, либо продолжать поступать согласно желанию к реализации внутренних принципов? Очень непростой ответ требовал от читателя Салтыков. Можно встретить мнение, словно Михаил таким образом пытался пристыдить революционно настроенных людей, сперва занимавших активную позицию, после искавших прощение через сотрудничество с властью. Возможно такой смысл и был вложен в данную сказку. Но какова вероятность зайца умереть от старости? Кажется, Салтыков этого не учёл.

«Бедный волк» — иного рода повествование. Если одни предпочитают не высовываться, другие идут нахраписто вперёд, то третьи — премудрые зайцы. Так как перед читателем сказка, вниманию представлен волк, решивший отказаться от насилия над животными, предпочитая питаться растительной пищей. Волком от этого он быть не перестал. Стоит ему появиться рядом с людьми, быть ему тут же убитым. Никто не станет слушать, правда ли он никогда не причинит им зла. Волка убьют в любом случае. И тут читателю оставалось гадать, про кого именно говорил Михаил. Если про должных вершить революционные порывы, добровольно от этого отказывающихся — одно дело. Если про власть, считающую неправильным обходиться жестокими мерами с препятствующими её существованию — дело совершенно другое.

С такими мыслями Салтыков вернулся к написанию сказок. Пока он опробовал должную последовать реакцию через размещение в заграничном издании. Совсем скоро эти три сказки Михаил опубликует в первом номере «Отечественных записок» за 1884 год, что более явится опрометчивым шагом, так как уже к апрелю журнал будет закрыт окончательно. Приходилось думать над тем, как публиковать сказки дальше. Неужели на некоторое время Салтыкову предстояло публиковаться нелегально?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Говоря о творчестве Салтыкова, читатель обязательно упомянет иносказательную манеру писателя. Расскажет и про неуместность такого изложения для будущих поколений. Отчасти это является правдой. Другое дело, если Михаил брался повествовать открыто, сказав, будто бы пишет для детей. А ежели так, то и сюжет его произведений воспринимается за сказочный. И в это охотно веришь, видя в повествовании не глупость кого-то конкретно, а такое, что можно приписать едва ли не всему человечеству. В начале 1869 года Салтыков задумал цикл «Для детей», начав его публиковать в «Отечественных записках». Но три произведения из него Михаил впоследствии включит в сборник со сказками. Поэтому с той поры рассказы «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть» и «Дикий помещик» читатель воспринимает в качестве именно сказочных сюжетов, тогда как прочие рассказы из цикла «Для детей» не вспоминает вовсе.

Чем же Салтыков задумал обрадовать своего юного читателя? Насколько бы странным и абсурдным не воспринимался данный вопрос. Поведать совсем уж о неправдоподобном. Вместе с тем, Михаил отсылал к прошлому, когда подобное возможно могло иметь место быть, особенно во времена крепостного права. Некогда баре не могли ничего делать самостоятельно, поскольку их кормили, одевали и обеспечивали им досуг подчинённые под их власть люди. Им оставалось только проснуться, скоротать очередной день и заснуть. Так неспешно протекала жизнь в окружении сельских пейзажей, в случае нахождения в поместных владениях. Не совсем понятно, насколько такими же могли быть армейские генералы. Но по Салтыкову получается — вполне себе могли.

Поместил Михаил двух генералов на остров, и по их просьбе дал им мужика. Стали те генералы глупые свои суждения высказывать, ни в чём не способные понять тщетность собственного бытия. Они и потом ничего не поймут, когда покинут остров. Столь же странная ситуация возникнет в случае обратной реализации желания помещика, решившего вовсе избавиться от мужиков. Ему-де мешал спёртый воздух, дышать стало нечем. Что по итогу? Ничего не делается, никто не обеспечит досуг, но он, как и в случае с генералами, понять причину того не сможет. Совести у них нет — скажет любой здравомыслящий человек. Или назовёт таких людей олухами. За что Богом им только была дана власть над людьми? Пусть дети сами решат, где в рассказанных историях была спрятана суть. Благо, времена крепостничества прошли, помещики успели вдоволь хлебнуть горя от неумения самостоятельно налаживать быт.

Читатель может делать любые выводы на основе прочитанного. Скажет, словно не имелось прежде разума на Руси, измельчавшего после Петра до полной его утраты, а теперь, в век перемен, начавшего возвращаться назад. Так подумает читатель, ещё не знающий о будущей трансформации мысли у самого Салтыкова, в горьких рассуждениях должного выработать точку зрения о невозможности исправить ситуацию к лучшему. Какими люди были, такими им и предстоит быть. Останутся точно такие же генералы и помещики, пусть названные как-то иначе. Над ними будут точно таким же образом потешаться, выражая горечь от невозможности исправить ситуацию к лучшему. Этого действительно не произойдёт! Иначе почему годы идут, а сказочные сюжеты, как и басенные, переписываются из поколения в поколение, практически не претерпевая изменений? Именно потому! Пока же предлагается на время остановить ход измышлений о бренности бытия, сообщаемого для юного читателя. Михаил ещё не думал писать много сказок — а вот лет через десять твёрдо решится написать целый сборник.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Главной пьесой 1949 года стала работа Всеволода Вишневского, повествующая о событиях по складывающимся в стране непростым обстоятельствам, случившимся в 1919 году. Среди действующих лиц присутствуют Сталин и Ленин. Насколько было оправдано их прямое участие? Вишневский не боялся навлечь на себя гнев? В послевоенное время часто случалось за малейший недосмотр лишиться положения в обществе. Или ему требовалось оправдаться за допущенные огрехи? Будучи состоящим в журнале «Знамя», Всеволод печатал стихи Анны Ахматовой и, ставшую опальной, повесть Казакевича «Двое в степи». Причины недовольства могли быть разными, как в случае произошедшего позже отстранения Панфёрова из-за позиции Вершигоры, чрезмерно возвысившего роль партизанского движения, почти ничего не сказав про партийных работников. А тут сразу фигуры Сталина и Ленина. Но претензий не последовало. Видимо, негативную реакцию мог высказать только Сталин, остальные на этот раз решили наблюдать со стороны.

Что должно происходить на сцене? Ленин назначает Сталина ответственным за борьбу с интервентами. Первоочередной задачей становится устранение внутренних противоречий. Требовалось найти силы, действующие изнутри. Такие присутствовали в Петрограде. Что делает Сталин? Он находится в штабном вагоне, погружён в тяжёлые думы, отказывается от завтрака и обеда. Первым его решением стало отстранение петроградских комиссаров, не сумевших наладить оборону. Затем Сталин принимает работников Путиловского завода. И возникает первое затруднение. Ленин дал чёткое указание всем оставаться на своих местах. Работникам же озвучили требование эвакуироваться. А что происходит в стране? По требованию власти не явились Родзянко, Колчак и Денисов. Значит, они перешли на сторону англичан и американцев. Они — гнилые люди. Более ничего осмысленного в пьесе у Вишневского не было.

Сами обстоятельства непосредственной обороны Петрограда должно быть многими стались забыты, тогда как собирались силы числом более шестидесяти тысяч человек. С одной стороны Красная Армия, с другой — объединённая группировка белого движения, Британской империи и прибалтийских государственных образований. Ключевую роль сыграла сплочённость Красной Армии, в отличие от которой противник не мог выработать скоординированных действий. Вследствие этого в течение полугода получилось наладить оборону и выбить противника с занимаемых позиций.

Вполне очевидно, среди действующих лиц нет Троцкого. Но о нём вообще не принято говорить в рамках рассмотрения лауреатов Сталинской премии. Этого человека не могло существовать в положительном значении. О нём даже не пытались говорить, в том числе в порицающих тонах. А к моменту окончания Второй Мировой войны его имя можно было смело забыть, словно его никогда не существовало. Вишневский это понимал, используя только необходимые для повествования моменты. Первоочередным являлось возвышение фигур Сталина и Ленина, чьи решения и действия привели к успеху. Прочее, будь оно даже отличным от действительности, значения не имело.

Пьеса Вишневского получила одобрение Сталина, была с успехом поставлена едва ли не во всех театрах страны. Даже думается, любой гражданин считал необходимым посетить представление. Снискал ли этим Вишневский снисхождение за допущенные им в прежние годы промахи? Сказать о том трудно. Всего через год его разобьёт инсульт, и в феврале 1951 года он умрёт. Так резко оборвётся наполненная событиями жизнь, сама по себе достойная отдельного литературного произведения. Ровесник века, он получил Георгиевский крест в Первую Мировую войну. Но про Всеволода Вишневского может быть когда-нибудь ещё напишут. Пока же читатель видел последнюю его работу, пусть и лишённую перспективы хоть каким-то образом остаться в качестве достойной внимания литературы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Быть первым тяжело. И всё-таки Мариэтта Чудакова взялась раскрыть для тогда ещё советского читателя тайну над именем писателя Михаила Булгакова, за давностью лет совсем истёршееся из памяти. А почему читатель должен был его помнить? Книжных публикаций припомнить не получалось (все они затерялись в прошлом), разгадывать авторство псевдонимов в газетах и журналах желания не могло возникнуть. Разве только вспоминать по пьесам… Да кто бы мог их упомнить? Или судить по основательно переработанной экранизации о царе Иване Васильевиче? Время менялось, у ряда исследователей появилось желание открыть потерянные имена. Так в 1988 году Мариэтта Чудакова публикует объёмное «Жизнеописание Михаила Булгакова». На тот момент — наиболее точный труд. В последующем читателю станет известно о Булгакове гораздо больше. Но ведь кто-то должен был начать.

Сама Чудакова строила повествование, исходя из личных сомнений. Как рассказать о человеке, когда не обо всём следовало говорить? Читатель начинает недоумевать, почему биограф ставит перед фактом обязательно должной быть в тексте недосказанности. Значит, честно рассказав о возможном сокрытии одного, Мариэтта в другие случаях вовсе о том не обмолвилась. И писала Чудакова по большей части опираясь на слова других, создавая жизнеописание Булгакова, используя свидетельства очевидцев или имевших знакомство с ними. Иначе она не могла поступить. Это немного позже читатель получит больше возможностей для чтения трудов Михаила Булгакова, уже по ним способный самостоятельно проследить историю его становления в качестве творческого человека.

В тексте есть краткая информация о предках Булгакова, практически ничего не рассказано о детстве. Булгаков в мгновение предстанет врачом, женится, станет невольным участником гражданской войны. Чудакова покажет реалии труда Михаила, по сути выполнявшего задачи полевого хирурга. И где-то на этом пути случится первая публикация в какой-то из кавказских газет. По состоянию на 1988 год Мариэтта ничего не знала о содержании самого рассказа. К 1920 году Булгаков окажется в Москве, жил в постоянной нужде. Почему не стал продолжать работать по медицинской специальности, читатель не понимает до сих пор. Не объясняет того и Чудакова. Вероятно, писать фельетоны было гораздо выгоднее. Да и статус писателя в советское время имел огромное значение.

Как протекала трудовая жизнь фельетониста — по жизнеописанию непонятно. Столь же скоро Булгаков примется за написание пьес. И не менее скоро ему припомнят годы гражданской войны. Чудакова делает особый упор на влиянии Сталина, однажды позвонившего писателю. Как это воспринял Михаил, какие он испытывал эмоции, что он мог сказать, что он не сказал, как ответил, сколько мук испытывал после, сколько раз переосмыслял тот краткий разговор, и почему ему показалось, будто его разыгрывают: обо всём этом Мариэтта рассказывает подробно. Только звонил ли Сталин на самом деле? Всё это дошло до нас со слов знавших от самого Булгакова, других сведений не имеется.

Мариэтта Чудакова посчитала уместным пополнить жизнеописание в меру тщательным разбором редакций романа «Мастер и Маргарита», проследив его создание от замысла, показывая читателю эволюцию действующих лиц. Мало кто знаком с данным романом настолько, чтобы иметь представление даже о таких деталях, вроде того, когда именно появились непосредственные участники повествования, вынесенные в название произведения. Требовалось ли всё это на страницах жизнеописания? Думается, оно стало лишним.

Как уже было сказано — быть первым тяжело. Но последующие биографы Булгакова всё равно обязательно будут обращаться к труду Мариэтты Чудаковой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если судить по дате написания, над романами «Борьба за мир» и «В стране поверженных» Панфёров начал работать в течение одного и того же года. За обе работы он снискал Сталинскую премию, но не более второй и третьей степени. Найти объяснение этому не трудно. Прежде всего, а иначе считать не получается, Фёдор был писателем от личного представления о происходящем. Быть может оно и не так, для чего надо лучше ознакомиться с его биографией. Но если заводы он посещал, то участия в боевых действиях принимать не должен был. Зачем ему, главному редактору журнала «Октябрь», быть военным корреспондентом? Однако же, написать про войну он посчитал необходимым. Поэтому взялся излагать своё представление на страницах романа «В стране поверженных». Общий фон повествования сочли приемлемым, значит обошлось без нареканий. Но читатель должен был понимать, насколько изложенное соответствовало действительности только в общих представлениях.

Панфёров не щадил проигравшего войну противника. Теперь о нём можно говорить в любых уничижительных словах. Обвинить во всевозможных грехах, будь они подлинными или надуманными. Можно отказать противнику в храбрости, сделать его тщедушным и слабовольным. За такое даже похвалят. Говори Фёдор так в годы войны, ему бы указали на недопустимость такого отношения к противнику, дабы не вносить разлад в мотивацию советских людей. Враг был стоек и решителен, поэтому сломить его сопротивление не так-то легко. И поэтому надо прилагать ещё больше усилий и стараний, не жалеть жизни, лишь бы продолжать сламывать его самоуверенность. Теперь же, после капитуляции, пусть враг кажется жалким и низким. Да и всё чаще вскрывались факты творимых прежним противником зверств, особенно в лагерях смерти. Панфёров это особо выделит, показав, из чего делали кожаные вещи: даже не используя для этого евреев, предпочитая русских солдат.

Роман вышел неоднородным, без чёткого плана. Ясно было одно — продвижение советских войск к Берлину. Прочее стало дополнительными деталями. Фёдор концентрировал внимание читателя на природе, заставлял действующих лиц много вести бесед, неизменно подводя всё к скоро должной закончиться войне. Расскажет читателю про Польшу, где каждый считался за немецкого раба. В действии появится много немецких шпионов, подлинно доблестных, но ни один из них не добьётся желаемого, каждый будет легко и без особых усилий ликвидирован. Так Панфёров стал вести читателя по «стране поверженных», всё ближе подводя к Берлину.

Читатель волен спросить. Почему, при таком обилии книг, нет той информации, которую он начнёт узнавать спустя шестьдесят лет? И то при совсем иных обстоятельствах, связанных лишь с тем, что на едва ли не тех же землях повторится ситуация, напоминающая о прошлом? Знай такие детали, советские писатели — современники тех дней, могли написать подлинно пронзительные романы, отобразив все сопутствующие тому психологические аспекты. Разве только то было неудобной правдой, о которой не следовало сообщать населению. И без того хватало доказанных зверств со стороны противника, чтобы его ещё более не расчеловечивать. Да вот за давностью лет читатель уже не имеет склонности тянуться к книгам советских писателей, не находя там новых известных ему обстоятельств былого. Оттого и не знаешь, как воспринимать книги того же Фёдора Панфёрова, словно вынужденного замалчивать иного рода информацию. Либо, можно судить иначе, то было известно каждому, и повторялось изо дня в день, отчего этому не нашлось места на страницах за ненадобностью, и со временем забытое.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Отчего бы, братцы, не писать стихи? Вот поёт душа, начинаешь ты писать. Пусть по качеству они плохи, да не станут осуждать. Тему жизненную найти надо для стихов, и приступай к написанию. Покажи за пример, на что ради этого пойти был готов. Найди друзей для чтения за компанию. И не беда, коли в чём-то есть заблуждение, лишь бы строчка оставалась верна. Отпустишь после ты своё творение, сам притом понимая, сколь рифма скверна. Пиши о важном! О важном пиши! Обсуди во строках историю партии. Не громко так, незаметно в тиши. Получишь на успех ты гарантии. Вот пример вам Александра Яшина — журналиста, прозаика, поэта. От поэмы его пускай голова обескуражена, но получил ведь он Сталинскую премию за это.

Алёна Фомина — героиня творения. Девицей справной была. Слушай её подряд измышления, зачем и куда её партия вела. Куда вела партия народ Союза, решения принимала какие, сколь тянула на плечах своих груза, проблемы решая мирские. Всем укажет место товарка Фомина, и войне придаст правильный в направлении ход, ведь в чём бывать могла бы вина, того и судьба быть наказанным ждёт. А уж коли кто на колхоз скажет криво, ему некуда станет бежать, припомнит ему грехи все партия живо, и подскажет, как закон надо чтить-уважать.

Но читатель иное себе присмотрит в сюжете диво. Вот возвращаются солдаты с военных фронтов. Хотят они праздника, покоя и пива, не принимая никаких в возражениях слов. Подвиг свершили, медали на грудь, орден вперёд себя понесут. Говорят, мол, любезен побудь, я тебя поважнее, знаешь ли, тут. Эка важная птица, ему скажет Алёна, поганая та видать заграница, коль бравада сталась хвалёна; ты медали свои не кажи, ты покажи в себе человека, иди пока полежи, дитя не нашего века. И что ей на то противопоставить смогли бы? Ожидали покоя и пива. Как им пойти против Алёны, этакой глыбы? Но поймут, как ведут себя некрасиво. Пусть читатель мотает на ус, так со всякой войны могут вернуться с медалью, с дозволенья принимая на плечи искус, пренебрегать желая моралью. Нет, скажет на такое Алёна, за заслуги боевые в ином месте почёт, не потерпит она в унижение тона, пусть боец славный боронить поле идёт. А коли ранен, не дело горькую пить, читай трудящимся тогда газету, всё равно должен полезным обществу продолжать быть. Поверим, пожалуй, мы Яшину-поэту.

Такая поэма, простая-незамысловатая, от души написана, местами на мысли богатая, на злобу дней тех нанизана. Пусть читать тяжело, как примерно эти строчки, пробудил значит автор в верном направлении путь, подогнём мы слегка кое-где уголочки, помечая так нужной нам показавшейся суть. Попробуем сами, нечто в духе его изложить, от души постараться всем нужно, даже так — неказисто — сплести поэтически нить, выйдет тяжело и натужно. Не беда, прилагайте старание. Осуждать легче, нет спору. Уделите тексту внимание, обретите немного опору.

Что же, Яшина не только хвалили. Он и сам признавал своеобразность манеры. Читатель скажет: не удивили, не из такой смастерю вам фанеры. Да время упущено, смастерить уже не получится никак. Чествовать поэтов давно перестали. Быть может это намёком явленный знак, чтобы время на такое больше не теряли. Не будем о грустном, разговор был о другом, не о слоге, конечно, искусном… Но и такое мы где ныне прочтём?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война закончилась. Как быть дальше, если ты мальчишка? В силу возраста не успел понять, когда вступил в сознательную жизнь. Ещё вчера ты ничего не смыслил, а сегодня научился понимать. И становится тебе известно о чём-то значительном, стоившим преодоления через большие усилия. Ты слушаешь взрослых с открытым ртом, не до конца понимая, как тут совсем недавно могли твориться такие события. Слушаешь и приезжающих в твоё село людей. Они говорят, что возвращаются после длительного отсутствия. Как им верить? Ты даже можешь спросить, как тут было до войны. И тебе обязательно расскажут, посетовав на поступь немецких солдат, принёсших разорение. Что же делать дальше? События сами подсказывают, чем предстоит вскоре заниматься. Ещё придёт и письмо с семенами, которые следует посадить сразу же.

Посадить семена нужно действительно сразу. Заботливые люди едут в село, зная, могут не успеть к севу. Пусть этим займутся другие, они тогда будут помогать позже. А что же местные? Они опираются на народные приметы. С их слов — выдался знатный ледоход, означающий богатый урожай. Ребята в то поверят, но пока займутся другими важными делами. Они решат прыгать по льдинам. Опасное это дело! Взять правда с них нечего — умом окрепнуть не успели, только-только мир понимать начали. Они обязательно помогут взрослым… как-нибудь потом. Им ещё предстоит в разное поиграть. Например, в «колы-забивалы» — нечто вроде пряток. Могут и в лапту поиграть, по неосознанности затоптав посевы. Что ты будешь делать с этими детьми? Всё у них одновременно серьёзно и не очень важно. Гораздо проще отправиться за грибами. Из-за страниц видно, насколько читатель принял взволнованный вид. Нет, собирать грибы ребята умеют без промашки.

Взрослые найдут, каким образом приобщить детей к труду. Они ведь понимают, в какой это следует делать форме. Зачем проявлять строгость и заставлять, когда ребёнок сам склонен на инициативу. Дай ему нужное для того направление. Пусть жуков на полях собирает, или кур по полям гоняет, дабы уже те клевали жуков. Ну и слова нужные сказать, насколько правильным делом все теперь занимаются, как важно поднять хозяйство, тем накормив не одних себя, но и нуждающихся в пропитании сограждан.

Иначе о книге Алексея Мусатова не расскажешь. Повествование построено вокруг детей. Читатель смотрит за каждым их шагом, участвует во всех играх, и порою даже пугается ряду малоосмысленных поступков. Понимает читатель и основную задачу автора — отразить восстановление советского села после войны. Со стороны взрослого восприятия потребовалось бы говорить на определённые темы, устраивать собрания, разрешать трудности и проблемы, разбираться с теми, кто мешает достигнуть намеченных целей. В случае взгляда со стороны детского восприятия — всё становится гораздо проще. Никто слова против не скажет, поскольку произведение предстояло читать прежде всего детям, кому нет нужды объяснять в чём заключаются плюсы выбранного пути.

Вполне очевидно, намеченные цели будут достигнуты. Следующий год в селе Стожары должен быть столь же урожайным. Читатель о том уже не узнает. Начав знакомиться с событиями ранней весной, дочитает до логического завершения. Останется составить впечатление о ему представленном произведении. Вроде как важное для понимания, вместе с тем — ничего более ожидаемого не показывающее. Будем считать, Алексей Мусатов поставил целью написать про один год сельской жизни, сделав главными героями ребят. И более никаких выводов делать из текста не следует.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что мог Николай Полевой рассказать про службу русского солдата? Про неизбежность положенного судьбой. Не так важно, как жилось человеку до начала службы, всё им пережитое прежде навсегда для него исчезает. Он никогда уже не сможет вернуться к им покинутому. Переменилось едва ли не всё, отныне приходилось служить для блага государственных дел. Быть может получится увидеть непосредственно монарха, что всякому впоследствии слушателю будет наиболее интересным, нежели участие в походах и боевых действиях. Да и о чём сказывать, если не про не так давно отгремевшую Отечественную войну? Можно и про заграничную компанию поведать. Но поймут ли солдата потом слушатели?

Полевой обязательно позволит солдату дожить до возвращения домой. Будет он к тому моменту искалечен, лишён одной ноги. Кто теперь его мог встретить? В родных местах солдат становился лишним. Умерли почти все родные, в том числе и сыновья. Если только теперь искать дочерей… Да будет ли он нужен в их новых семьях? Потому придётся доживать дни в не самых приятных условиях. Николай не станет продолжать знакомить читателя с последующими обстоятельствами. В литературе не принято о том было говорить. По сей день предпочитают рассуждать о славе и почёте, забывая о судьбах искалеченных людей. К кому тогда обращаться? Разве к литераторам, умевшим говорить открыто об очевидном. Например, о тяжести солдатской доли порою писал Лесков. Как представить участь солдата после службы? Чаще всего это оборванный странник, побирающийся в любых пригодных для того местах, стремясь вызвать к себе жалость и сочувствие. Вот потому мало кто станет слушать его воспоминания.

А солдату есть о чём рассказать. Он поведает гораздо краше, чем это получится сделать у Лажечникова. Быть может полвека спустя на том же уровне поведает о горькой участи солдат Гаршин, хлебнувший этой участи сполна, приняв участие в одной из войн с Османской империей. Читатель может в том легко убедиться, приобщившись к его повествованию об армейских буднях, где не встретит блеска и пышности времён Александра I, погрязнув в самодурстве и недалёком уме командования последующих императоров. Поэтому приходится определиться с мнением, насколько разнится восприятие войн, исходя из складывающихся тех или иных условий. У героя повествования Николая Полевого рассказ был куда более воодушевляющим.

Читатель сам это поймёт, встречая в тексте красочное описание статности Александра I, его встречу с Наполеоном. Найдёт и другие интересные моменты. Да сможет ли читатель вообще припомнить нечто плохое о событиях тех дней? Сохранились рассказы о народном воодушевлении, победной поступи солдат и непримиримой борьбе, где бы она не проводилась, хоть на подступах к государству, либо в иных краях, направленная на утверждение торжества русского оружия. Кто бы только стал слушать о том при царствовании Николая I, сведшего ощущение воодушевления к военной муштре и жестоким наказаниям за провинности. Про такую службу уже и не захочешь рассказывать, разве только призывая всё к тем же чувствам жалости и сочувствия.

Впрочем, Полевой найдёт, каким образом ещё выше поставить качества русских солдат. Он обязательно успеет написать «Историю графа Суворова», показав силу русского оружия предшествовавших лет. И уже не надо будет гадать, в какой момент ситуация успеет перемениться. Как бы не складывались обстоятельства, их восприятие всегда зависит лишь от желания научиться их превозмогать. Во время Александра I это делать умели.

Автор: Константин Трунин

» Read more