trounin.ru

Целью сказания о князьях Владимирских явилась необходимость возвести род Рюриковичей до кесаря Августа, а вместе с тем и до Ноя, тем оправдывая право владимирских и московских Великих князей на доставшееся им в наследство. Московскому княжеству требовалось крепко встать на ноги, чему важно иметь обоснование. Насколько правдиво изложенное в сказании? Есть в нём моменты, заставляющие усомниться в истинности приведённых фактов. Однако, обладая подобным историческим исследованием, московские князья получали право претендовать не только на земли Древней Руси, но и на соседние области, особенно расположенные к западу, принадлежавшие литовским князьям, будто бы безродным.

Вертикаль наследования всегда исходит от Ноя, если речь о государствах, придерживающихся догмата религий, исходящих от иудейских представлений о сотворении мира. Некогда случилась кара божья, означенная потопом. Выжить удалось Ною и его семье, а также собранным им на ковчег тварям. После началось новое заселение земель. Потомки Сима обосновались в Ханаане, они же заняли Египет. Почему критически важен именно Египет? Согласно легенды, сообщаемой в произведении «Александрия», правил тем краем царь Нектанеб II, последний из автохтонных фараонов. Он добровольно отказался от власти и ушёл странником в Македонию, где во время отсутствия Филиппа II, имел связь с женой его Олимпиадой, родившей ему сына — Александра, вошедшего в историю под прозваниями Великого и Македонского, покорившего большую часть тогда известного мира.

Но факт рождения Александра Македонского не важен, к нему нельзя подвести наследственную линию. Поэтому в повествовании задействован некий родственник Нектанеба, с которым у Олимпиады также была связь, в результате родился человек, имевший значение в истории о последующем возведении города Византия, в русских источниках обычно упоминаемого как Царьград. Это к слову о праве Москвы называться Третьим Римом, принявшей через Ивана Великого византийство после сочетания браком с Софьей Палеолог, дочери брата последнего византийского императора.

Дополнительно считалось важным обосновать претензии владимирских и московских Великих князей на царский титул. Ежели при Василии III это подразумевалось, то уже Иван Грозный обозначит то непременно. Для определения вертикали наследования внимание знакомящегося со сказанием вновь вернулось в Египет, где разгорелось противостояние вокруг Клеопатры VII, чья жизнь неизменно связывается с противостоянием между Антонием и Цезарем. Политическая борьба закончилась убийством Цезаря, которому наследовал Август, ставший следующим римским кесарем. Как раз у Августа был родич Прус, отправленный управлять землями в пределах Немана. Рюрик был из предков Пруса. Как раз его призвал Гостомысл в земли, ставшие впоследствии новгородскими. Таким образом, вертикаль наследования замыкалась.

Несуразно в сказании смотрится повествование о литовских князьях, где и объясняется их безродство. Сперва упоминается бежавший из плена человек (уже должный быть за то обвинённым в клятвопреступлении), сочетавшийся с женщиной из литовских краёв. Но не от него ведёт родословную княжеский род Великого Княжества Литовского. Беглый вскоре умер, и сочеталась его жена с неким конюхом, от которого и начался род литовских князей. Уничижительный тон должен быть очевиден. На фоне подобных политических оппонентов московские и владимирские князья оказывались в несравнимо выгодном положении, имеющие полное право претендовать на занимаемые литовцами земли, ибо они должны принадлежать потомкам, что по вертикали наследования происходят от Пруса.

Вместе с тем, Великие князья Литовского княжества могли создать сходное по духу сказание, тем обосновывая собственное исключительное право, в том числе и на земли, на которые когда-то распространялась власть племянника Рюрика — Олега.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Русских в плен на Кавказе брали, теперь в плен взяли кавказца. Как на это смотреть? Прежде русских пленила красота кавказских женщин, те отвечали им взаимностью, случался побег, неизменно с упоминанием трагедии души. Теперь иначе. А иначе ли? Отчего нужно считать, будто времена изменились? И раньше двое мужчин могли иметь крепкую дружбу, не обращая внимания на косые взгляды, поскольку таковых не было, ибо всякий мог дружить, не изыскивая скрытых смыслов. Да и сами мужчины ничего не подразумевали, лишь уважительно относясь друг к другу. Они могли плакать без утайки, то не осуждалось. Наоборот, выражать эмоции — важное умение человека, за которое его нельзя порицать. Однако, времена всё-таки изменились. Теперь мужчины не могут проявить нежность друг к другу — это обязательно трактуется склонностью к гомосексуализму. Когда-нибудь произведение Маканина начнут понимать в истинном свете — пока же читатель сохраняет устойчивую позицию восприятия, выраженную упомянутым тут общественным осуждением.

Сюжетная канва «Кавказского пленного» такова. Ситуация в Чечне обострилась, российские военные вступают в короткое противостояние с боевиками и берут пленного. Пленный оказывается молодым красивым парнем. Он скорее был пуглив, нежели воинственен. Может он не знал ласки отца, сурово воспитанный ремнём, либо вовсе не имел родителя. Ему требовалась защита, хоть от взявших его в плен людей. Ведь он не мог не понимать, что полностью зависит от них. Уже спасибо за сохранение жизни — могли убить, не беря трудность по конвоированию. Вне своей воли он льнёт к главному герою повествования, стараясь добиться сочувствия. Вполне очевидно, у человека не поднимется рука на то, к чему он проявляет симпатию. Но читатель настойчиво видит предпосылки к гомосексуализму. Остаётся такому мнению подивиться и отправить читать роман-реку «Жан-Кристоф» за авторством Ромена Роллана. Вот где мужские чувства испытываются чувствительностью, без пустых подозрений, мешающих адекватному восприятию происходящих в обществе процессов.

Так-то оно так — возразит читатель — но у Маканина излишне явно прослеживается характерная линейность поведения действующих лиц. И уж главный герой повествования всё же склонен к проявлению интимной симпатии к пленному. Остаётся напомнить, что Маканин видел мир глазами современного человека, как и прописанный им главный герой. Поэтому нет ничего удивительного, если у мужчины возникает реакция подозрения на проявление слабости со стороны другого мужчины. Неспроста пленный льнёт к нему, может и он питает любовные чувства. Ежели таким образом привык думать современный человек, он не сможет изменить внутреннему ощущению. Подозрительность никуда не денется. И разумность в поступках всё равно сохранится. Ведь известно, мужчина способен удавить кого угодно, когда возникнет к тому необходимость. Насколько бы дорогим то существо не являлось. Этого-то пленный и не учёл, которому следовало сохранять дистанцию. Вместо чего Маканин создал сюжет, показавшийся ему прекрасным, дабы отразить сложность взаимоотношения между мужчинами.

Повествование всегда зависит от автора. У Маканина были возможности для разрешения ситуации. В его воле убивать и миловать. Он решил казнить пленного и позволить жить российским военным. Дело свершилось быстро. Хотя бы в этом Маканин не мог поступить иначе. Убей он на страницах русских — читатель и вовсе бы его не понял. Уже то, что в сюжет допущено кощунство, никак не способствует благостному восприятию. Впрочем, не сказано ли ранее о предвзятости человеческих рассуждений? Каждый сам решит, как ему отнестись к «Кавказскому пленному».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Подметить то, чего никто другой не увидит — призвание писателя современного дня. Но призвание писателя современного дня может отражаться противоположной сутью — надумать такое, до чего другие не додумаются. Маканин как раз и пошёл по второму пути, к каким бы он не прибегал себя обеляющим словам. Он мог думать о возвышенном, поднимая действительно важную тему. А на деле опошлил обыденность, став русской вариацией Генри Миллера. И если американец во Франции мог искать интимных развлечений, пускай и самого животного свойства, то Маканин пробуждал такие же чувства, пытаясь разжевать населению России о том, насколько всё плохо. Как же так? — вопросит читатель. Отчего принимать всерьёз героя нашего времени, который много хуже нигилистов Тургенева? Тем хотя бы было понятно, из каких побуждений они отказываются от предоставляемых им возможностей. Маканин же описал люмпенов, отразив романтику их существования. Что же, с того и следовало начинать, не прикрываясь пафосно звучащим названием.

Есть вероятность, Маканин создал на страницах некоего опального писателя советских времён, привыкшего жить без обязательств. Этот писатель стоял на пороге творческих открытий, ничего так и не написав. Его каждодневные занятия — повсеместные шатания, сочетаемые с далёким от идеала представлением о человеке. Несмотря на желание видеть героя повествования возвышенным созданием, он низменный сверх всякой меры. На таковых обычно смотришь со стороны, определяя их естество согласно их же внешности, наделяя ёмким определением ханыги. Вся жизнь таких людей свелась к содружеству с горечью спиртного напитка, сочетаемого с горечью доставшейся им жизни, выражаемых общей горечью мировоззрения, только при неувядаемом оптимизме. Неважно, чем закончится текущий день, ведь он не может не закончиться — и это уже хорошо.

Жизнь и правда горька, но, несмотря на это, нужно просто продолжать жить. Потому Маканин определял поступки героя повествования, исходя из однотипных суждений. Кто он и откуда? Обиженный государством человек, влачащий жалкое существование по вине чиновников. К чему он стремится? Быть писателем. А чем занимается? Непотребством. Неспроста Маканин постоянно прибегает к опошливанию происходящего на страницах, сводя всё к сексуальной и туалетной теме. Безусловно, читать «Все оттенки голубого» Рю Мураками много сложнее, ввиду нежелания принимать свойства японского умения уходить от суеты. Но даже пиши Маканин в схожей манере — честь ему и хвала. Было бы о чём судить. Могут и среди населения России встречаться извращенцы, да вот получается, что в «Андеграунде» герой повествования однотипен персонажам Мураками. За одним исключением! Рю описывал собственную молодость, тогда как Маканин решил нечто такое надумать, дабы взбудоражить общественность проблемой, оной нисколько не являющейся.

Если ума герою повествования не дал Маканин, того желает дать читатель. Не дело вести асоциальный образ жизни, не стараясь хотя бы на каплю быть достойным членом общества. Сколько не ной и не размазывай сопли, не ударив палец о палец — ничего не получишь. Так не только в России, а и во всякой другой стране. Подобных «героев нашего времени» полно в любой точке земного шара. Другое дело — стоит ли их возвышать? Люмпены останутся люмпенами, ибо в них не нуждается даже пролетариат. Они всегда будут в любом обществе, каких привилегий им не предоставь. Всё они сведут к безысходности, чтобы впоследствии обвинять общество в несправедливом распределении человеческих благ. Не под тем углом Маканин посмотрел на ситуацию. Его герой повествования не стремился к лучшему, предпочитая прозябать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Без длинных обсуждений и пристального внимания содеянному, обратимся к статьям, так или иначе связанным с 1803 годом. Писал ли их Карамзин анонимно или под своим именем — до подобной конкретики нисходить не будем. Вот, допустим, статья «О русской грамматике француза Модрю» — в оной Николай осуждал специалиста по России, решившего донести до соотечественников особенности русской речи. Суть содержания послания читателю от Карамзина: от незнания не рождается познания. Статьёй «Странность» Николай укорил и русских, выросших и воспитанных во Франции. Они думают, будто умеют говорить по-русски, тогда как от произносимых ими грамматических конструкций коробит сердце исконного носителя языка. И всё же их не переубедить. Они полны уверенности — правильно как раз в их случае.

В статье «Великий муж русской грамматики» показаны страстно увлекающиеся грамматикой люди. Им ничего от жизни не надо, лишь бы лучше изучить язык. Вроде бы в том не было ничего плохого, особенно понимая так ещё и не сформировавшиеся правила записи русских слов. Продолжались споры, как это делать лучше. Читателю оставалось пребывать в недоумении. Ежели обвиняются французы в неверном трактовании русского языка, то отчего такому не быть, если разуму приходилось набираться среди русской челяди, имевшей ещё меньше представлений.

В статье «Письмо сельского жителя» Карамзин показал присущую русскому народу леность. Что будет, предоставь обычного мужика самому себе? Он напьётся и предастся разгулу. Вскоре последует развал хозяйства. При этом не сам русский народ такой — его таковыми сделали обстоятельства. Ведь тягу к крепкому алкоголю завезли на Русь из Европы. Разве прежде не считалось напиться тяжким общественным проступком? Всё течёт и всё изменяется, в том числе и тяга русских к лености. Однако, не в том суть, будто помещик нужен над мужиком. Может дело как раз в том, что ощутив над собою помещика, мужик как раз тогда и разленился? Николай только побудил читателя к размышлению.

Статьи Карамзина о Москве и вовсе следовало мы подавать в единой связке. Так в «Записках старого московского жителя» Николай в очередной раз похвалился отличным знанием древнерусской столицы. Зато иначе смотрится мудрость Карамзина в статье «О верном способе иметь в России довольно учителей». Весьма легко — нужно начать учить таковых самостоятельно. Пора забыть про засилье французских гувернёров — в чей компетентности думающий человек должен сомневаться. И уже в статье «О новом образовании народного просвещения в России» Николай с благодарностью отозвался об Александре I — верном наследнике Великих Петра и Екатерины, продолжателе дел научения россиян. В России принято самостоятельно готовить учителей! Новая радость отражена в статье «О публичном преподавании наук в Московском университете» — Карамзину довелось услышать умных мужей, которых мог прослушать всякий желающий. В сходном духе Николай ещё раз выскажется — согласно текста «Речи, произнесённой в торжественном собрании Императорской российской академии 5 декабря 1818 года».

«Чувствительный и холодный» — статья о характерах. Николай рассказал о двух типах людей: одни всегда полны желания стремиться к свершениям, другие — предпочитают находиться в стороне.

Есть за 1803 ещё две статьи — «Анекдот» и «О счастливейшем времени жизни». Они по содержательности не уступают следующим статьям, установить время написания которых не удалось: «Палемон и Дафнис», «Ночь», «Новый год», «Посвящение Кущи» и «Райская птичка». Из других без даты нужно отметить статью «Флор Силин, благодетельный человек» — про крестьянина, что всем бывшим в горе помогал; статью «Невинность», ибо нет невинности среди людей — она предпочла уйти; и статью «Калиф Абдул-раман» — про человека, пятьдесят лет желавшего власти, а царствовавшего всего десять дней.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1802 год — основание «Вестника Европы». Карамзин — самостоятельный творец, вышедший из периода молчания. Он и не молчал, осмысляя дальнейший творческий путь. Мастером художественного слова Николай себя уже не чувствовал. У него могли закончиться сюжеты для произведений, а может его захватила идея работы над историей. Ему предстояло трудиться над переводами. И, тем не менее, статьи из-под его пера всё-таки выходили. Да и как их не писать, если «Вестник Европы» требовал наполнения.

Сразу к статье «О любви к отечеству и народной гордости». Ставилась задача определить, почему всё складывается столь непонятным образом. Отчего жителю северных стран неуютно в жарком климате, ему всегда хочется вернуться обратно. Так и в случае жителей южных стран — им не нравится холодная погода. Множество нюансов можно привести, однако следует обратить внимание на других. Периодически в тех или иных землях рождаются люди, способные влиять на происходящее. Почему не где-то ещё, а только там? Родись они, допустим, не во Франции, а в России — всему предстояло складываться иначе.

В статье «Моя исповедь» Николай собирал камни. Не решаясь говорить от себя, подписавшись графом NN, он подводил промежуточный итог сделанному. Но читатель склонен думать, что не о себе он писал, хотя бы уже на том основании, что в 1802 году он не перешагнул сорокалетний рубеж, пусть в остальном быв близким к истине. То, о чём бьются историки и литературоведы, то им внушил непосредственно Карамзин. Николай без стеснения говорил от лица NN о том, что он является иконой стиля, умеет пленять девушек… и просто красавец с подвешенным языком.

В статье «О лёгкой одежде модных красавиц XIX века» Николай сообщает о меняющихся нравах женщин. Лично он успел застать скромность девушек в быту, умелых хозяек, живущих в дали от шума городов и способных на принятие важных решений. А теперь всё переменилось. Нынешние красавицы пусты духовно, притягивают лишь внешним блеском, тогда как кажутся неприспособленными к жизни. Что же, потомок успокоит Карамзина! Ещё не раз девушка после успеет стать скромной и снова раскрепощённой — данная особенность характерна для смены поколений, причём не только в отношении женского пола.

В статье «От чего в России мало авторских талантов» Николай думал о разном, но не о существенном. Не видел он, что писательство должно приносить прибыль. А ежели нет дохода — не будет и желающих творить. С другой стороны, не для кого писать. Кому читать создаваемое в пылу творческих порывов? Ежели только для малой прослойки населения, обязательно связанной с царским двором. Дворянству более нравилось читать французских авторов, ведь известно — не каждый из причастных к высшему сословию владел русским языком. И тут потомок успокоит Карамзина! Писателей в России будет много, что в пору появиться желанию ограничить их порывы к творчеству. Однако, также Карамзин написал статью «О книжной торговле и любви к чтению в России», где указал на рост количества книжных лавок, за что следовало благодарить издателя Новикова, умевшего находить подход к читательской публике.

Статья «О случаях и характерах в российской истории, которые могут быть предметом художеств» должна считаться экскурсом в историю. Николай ясно давал понять — после избавления от ига рост русской культуры начинал спешно подниматься. Статьёй «Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени» Карамзин продолжал себе вторить. А вот в статье «О московским землетрясении 1802 года» отразил октябрьское событие, мало кем отмеченное. В виду слабости, оно никого не заставило побеспокоиться. Зато Николай высказал теорию о заполнении горячим воздухом земных пустот, вследствие чего земля и сотрясается. Ещё одна статья «Мысли об уединении» должна остаться без внимания, хотя бы согласно её названия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Помимо художественных работ, Карамзин проявлял страсть к написанию публицистических статей. Ещё не основав журнал «Вестник Европы», Николай вёл активную деятельность журналиста. А учитывая многообразие написанных им трудов, осознавая сложность обращения с данным материалом, поскольку тяжело определиться, как лучше его рассматривать. Затруднение возникает по понятным причинам: во-первых, не всегда удаётся определить истинного автора; во-вторых, не было такого собрания сочинений, где творчество Карамзина представлено в соответствии с хронологией написания, либо опубликовано в полном объёме. Сообразно этому, принимаясь за дальнейшее изучение наследия Николая, будем стремиться получить в меру удобоваримый результат.

Вернёмся тогда к публицистике за 1793 год. Карамзин написал посмертную речь «Цветок на гробе моего Агатона» по усопшему другу. Сам же Николай сказал — неважно, кем умерший являлся, он не оставил по себе той доброй памяти, чтобы о нём вспоминали потомки. И плохих дел он не совершал, просто не сумел прославиться. Потому давайте считать его Агатоном. А кто такой Агатон? Это современник Еврипида, прилагавший усилие для окончательного нивелирования значения хора и мифологических сюжетов. Да, думается, ничего кроме метафоры Николай не подразумевал.

В статье «Что нужно автору» отражено основное, к чему должен стремиться писатель. Карамзин проявил твёрдую уверенность — важно поощрять многообразие. Каким бы человек не казался плохим или хорошим писателем, прежде всего, он — личность, которой присуща и способность ошибаться. И как не пиши, даже совершая ошибки — писатель сохраняет присущую для его восприятия важность. Пусть лучше человек показывает уверенность в силах и пишет от чистого сердца — прочие качества его не испортят.

В статье «Нечто о науках, искусствах и просвещении» Николай задумался о культуре вообще. Разве несёт понимание возвышенного, способность к проявлению умения существовать в человеческом обществе? Ежели взять для примера Спарту, где не поощрялось иное искусство, кроме физического превосходства; где только власть силы имела значение. Спартанцы не стремились к проявлению уважительного отношения к духовной составляющей социума. Но никто не скажет, что они не умели быть добродетельными. Сколько не говори о культуре — к полному убеждению в необходимости ей следовать не придёшь. Впрочем, до Спарты и Лаконии Пелопоннес прославился богатой мифологической историей. Поэтому, что не говори, спартанцы были прямыми потомками покорителей Трои.

Продолжая размышлять о древних временах, Николай написал статью «Афинская жизнь». Он представил себя древним греком, и отправился бродить по Аттике, побывав и в античных Афинах. Всегда кажется, что лучше понять нечто далёкое — постаравшись к оному приблизиться.

Статья «Нежность дружбы в низком состоянии» (ещё одна написанная в 1793 году) и статья «Деревня» (за 1792 год) проходят мимо читательского внимания.

Предстоит остановиться на своеобразно понимаемом цикле изречения мудрости устами Мелодора и Филолета. Это статьи «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору» (обе за 1794 год) и «Разговор о счастье» (за 1797 год). Карамзин продолжал настаивать на необходимости осознать смысл творимого человеком. Из века в век раздаются призывы о необходимости ценить и превозносить всё им совершаемое. На деле выходит иначе — любое достижение приводит к войне. В приоритете у людей остаётся жадность до удовлетворения политических амбиций, позволяющих получать определённые выгоды, в том числе и культурные достижения соперника. Лучшее доказательство сих слов — Европа. Не её ли народы стремились к просвещению, добивались прав и думали о лучшем для человечества? Итогом их устремлений стала взаимная война. Зачем? Во имя всеобщего благополучия, конечно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай — человек опережающего действия. Пока Эрнст Гофман отмечал двадцатилетие и был далёк от литературной славы, в ещё не выработанной им манере творил и Карамзин. Много позже, когда всякую мистическую историю, написанную в XIX веке, станут сравнивать непосредственно с произведениями Гофмана, в данном случае так сказать не получится. Да и нет причин говорить о мистике, как и о Гофмане, это скорее присказка, так как сказка впереди. Николай её назвал следующим образом «Прекрасная царевна и счастливый карла», датой её написания принято считать 1792 год. Говорить о ней приходится, минуя прочие произведения Карамзина, ибо нельзя всему уделять одинаковое значение. Всё-таки сказка от Николая вышла короткого размера, содержит основы европейского гуманизма и не так уж далека от действительности.

Какой выбор сделать прекрасной царевне? Отец позволил выходить замуж за кого угодно, лишь бы жених по душе пришёлся. Жизнь не балует приятностью, значит и в мужья будет выбран не тот, кого можно подразумевать под хорошим человеком. Какими качествами не обладай — без приятной внешности кажешься лишним для общества. Не с того ли в сюжете Карамзин прописал карлика — широкого обаяния человека, чьи преимущества меркнут перед его малым ростом и безобразным горбом. Он может лучше всех играть на музыкальном инструменте, сражаться на мечах, либо прослыть специалистом в другой области: всё это нивелируется, стоит опять взглянуть на карлика.

Не в том проблема, чтобы согласиться с выбором дочери. Нужно убедить народ в безошибочности сделанного. Вполне очевидно, карлика засмеют. Значит будет высказана пылкая речь, должная устранить сомнения. Но читатель недоумевал от другого, на кого именно намекал Карамзин данной сказкой? Её подзаголовок звучит так: «Старинная сказка, или Новая карикатура». Напиши Николай позже, читатель бы знал, кого подразумевать под талантливым карликом, пускай и не настолько безобразным. В любом случае, становилось ясно — относитесь к людям не по превратному представлению, а согласно совершённых ими деяний. Нет нужды прикрываться пеленой от прекрасного, дабы не омрачать эстетические чувства.

Из прочих произведений, должных быть тут упомянутыми, это «Дремучий лес» за 1795 год и «София» (с неустановленной датой написания). В чём характерная особенность сих литературных работ? Рассказ «Дремучий лес» обозначен сказкой для детей. Он составлен из заданных слов, из-за чего не блещет оригинальностью. Иногда Николай так писал стихотворения. Попробовал такой же подход и в прозе. А вот «София» — это драматический отрывок пьесы, наполненный полагающимися диалогами и печальным событием. Дополнительной важности для понимания творчества Карамзина ни «Древний лес», ни «София» не несут.

Но не стоит думать, будто Карамзин уже ничего не сможет сообщить нового. Пора экспериментов продолжится. Нужно дождаться от Николая самого главного — подлинного интереса к истории. Он мог сколько угодно призывать к проявлению сочувствия или извлекать мудрости, продолжая оставаться молодым, с возрастом жизненные приоритеты изменятся, заставив делать важное не просто для себя, а для многих. Как не забавляйся трагическим или назидательным повествованием — этому суждено сойти на нет. Разумеется, останься Карамзин прежним, никто бы не стал ожидать от него большего. И именно сейчас, накануне первого переосмысления, наступает время взвешенно относиться к в последующем им написанному. Совсем скоро Николай на свой лад перепишет мысли из Экклезиаста, дабы после и вовсе подвергать устоявшееся переосмыслению. И наконец-то он придёт к должному — благодаря чему и вошёл в историю, по иронии написав как раз Историю.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сам укоряя писателей за написание произведений на историческую тему, Карамзин не мог не попробовать собственные силы в подобном. Как знать, может его подход послужит примером для потомков, должных серьёзнее относиться к имевшему место в прошлом. Николай взял сложный период российской государственности, касающийся окончательного усмирения Москвой новгородской вольницы. Как же сообщить читателю, чтобы развлекательный элемент не превзошёл историческую справедливость? Стоило оказаться содержательнее со стороны фактов, как к повести проявят малый интерес. И Карамзин попытался, всё равно не сумев найти требовавшиеся ему способы подхода к изложению. Несмотря на старания, повесть о Марфе-посаднице вышла излишне исторической, почти не претендующей на право называться полноценной художественной литературой.

Основная повествовательная линия — необходимость подготовиться к приходу войска Ивана Великого. Прежде не раз князья московские и прочие шли на Новгород, имея целью единственное — разжиться откупными. Новгород потому и стоял крепко, что имел возможность удовлетворять алчность жаждущих обогащения, кто бы не приходил в пределы его государственности. Непосредственно новгородцев на протяжении веков разбирали споры — как нужно существовать, учитывая условия меняющихся политических приоритетов. Будучи Русью изначальной, Новгород отстаивал независимость по праву первенства над россами. Его воли никто не мог сломить, в том числе и золотоордынцы. Но теперь всё сталось иначе. Ивану Великому не были нужны откупные — он вознамерился сделать новгородские земли вотчиной Московского княжества, тем в отдалённой перспективе способствуя росту могущества, прежде всего за счёт облегчения бремени, отказав монгольским правителям в праве считать москвичей данниками.

Новгород оказался в безвыходном положении. Откупиться и нанять войска для обороны не было возможности. Политические процессы шли против них. И тут бы сказать, что Иван Великий, в присущем ему духе, умело подготовился к походу, проведя требуемую предварительную работу, ослабив союзников Новгорода, вследствие чего новгородцы и оказались перед необходимостью забыть о вольнице и перейти в услужение к москвичам. Как раз о создавшемся безвыходном положении и стремился рассказать Карамзин читателю.

Последней посадницей Новгорода была Марфа Борецкая. Как она боролась? О том остаётся гадать. Согласимся с Николаем, она призывала население вспомнить о былых военных успехах. Ведь когда-то удалось новгородцам малым числом противостоять, правда им тогда помогла православная икона. А теперь нет и этого, поскольку значительная часть новгородцев тяготела к католицизму. Не получалось у Марфы найти способ воздействия. Не к тому новгородцы склонялись способу разрешения пограничных споров. Потому читатель внимал безуспешным мерам, где завершение похода Ивана Великого казалось очевидным. Не могли новгородцы выстоять из-за нежелания воевать. Государство, построенное на принципе уважения только к товарно-денежным отношениям, рухнуло при первом проявлении интереса от страны, имевшей иные цели. В частности Московского княжества — это идея собрать земли Руси, став за счёт объедения сильнее.

Все слова о тех событиях кажутся незначительными, если соотносить тогдашние владения Москвы. Лишь кажется, будто Московское княжество обладало существенными ресурсами. В действительности такого не было. По своей сути, завоевание Новгорода — первое крупное достижение московских князей, вслед за чем возникло чувство способности скинуть иго, а затем взять под контроль остальные земли Руси, выступить против татарских ханств, и уже после оспаривать давно утраченные владения россов, оказавшиеся под Литвой, чтобы немного погодя сметь заявлять права на территории, и вовсе к Руси никогда не относившиеся. Но обо всём этом Карамзин ещё напишет в «Истории государства Российского». С 1803 года Николай официально по воле императора Александра I получит титул историографа.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кто он — человек нашего времени? Если рыцарь — он благороден. Если герой — он является желанным измышлением настоящего. Если представляет собой нечто другое — он и будет неким иным персонажем, ярким представителем присущих ему черт в человеческом обществе. Учитывая же постоянную дилемму, присутствующую в людских делах ещё с Адама — и вовсе затруднишься ответить, каким должен восприниматься типичный для текущего дня человек. Скорее это одновременное воплощение пороков и добродетели, соответственно воспринимаемых с порицанием или одобрением. Но так, чтобы утверждать, будто возможен определённый образ, характерный в качестве идеального представления о должном — такого не бывает. Не поэтому ли Карамзин взялся раскрыть для читателя рыцаря нашего времени? Тем намереваясь дать обществу требуемого человека, которого следует ставить в пример и пытаться во всём ему подражать. Благое начинание привело в тупик. Николай, столкнув главного героя повествования с первым в жизни испытанием, предпочёл отказаться от продолжения написания.

Карамзин пошёл на очередной эксперимент в русской литературе. Он взялся рассказать о текущем моменте. Не о далеко отстоящих днях, а касающихся непосредственно происходящего — при этом слукавив. Николай воспринимал своё настоящее с того момента, когда он сам родился. Значит, всё происходившее с того момента — касается вынесенного в заглавие «нашего времени». И чтобы не было лишних вопросов, он стал слагать историю о «рыцаре», ибо таковых в его ближайшем окружении, да и в обществе вообще, не существовало. Причём их нет ровно с той поры, когда перестали писать рыцарские романы. Уже не найдёшь среди мужчин трепетных созданий, готовых разбиться вдребезги перед противоположным полом. Подобные им остались в художественных произведениях. Не значило ли это, что через литературу возможно возрождение былых порядков? Может с помощью написания беллетристики получится пробудить в согражданах требуемый отклик?

Николай явно обозначил интересы главного героя. Этот молодой человек — совсем ещё дитя, немного юноша — вырос на книжных историях. Не было для него прекрасней произведений, нежели оставленных Фёдором Эмином, особенно того, где отважный Мирамонд — сын турецких подданных — прошёл через земли и моря, дабы по окончании хождений оказаться в числе годных России людей. Пусть то являлось выдуманными обстоятельствами (как бы не думал читатель об автобиографичности труда), подобные истории влияли на умственные способности главного героя, вполне вознамерившегося поступать подобно делам книжных персонажей. Вот тут и сквозит идея Карамзина влиять на современность через беллетристику. Ведь кого за основу для поведения возьмёт рыцарь наших дней, тем принципам он будет сохранять верность. Так ли это? Николай должен был считать подобное близким к действительности. Но тяжело доказать убеждения, не имея сил противопоставить им оную. Всегда кажется очевидным — столкни человека, воспитанного на иллюзиях, с реальностью: увидишь поражение идеалистических представлений. А раз так, лучше не продолжать. Может потому Николай отложил работу над произведением.

Не мог Карамзин оправдать человеческую порочность. Списывая невинность восприятия действительности на малый возраст главного героя, к чему тогда придётся апеллировать впоследствии? Впервые увидев обнажённых женщин, главный герой ничего не почувствовал, что само по себе является противоестественным для человека. У него не возникло любопытства — хотя должно было. Он остался холодным, всё-таки осознавая, насколько нехорошо поступил. Тут читатель окончательно понимал нелепость приводимой Карамзиным истории. Разве может человек жить представлениями об идеале, оставаясь при том глухим к с ним происходящему? Тем более рассказывая это в то время, когда Францию сотрясали революционные порывы… Остаётся предполагать, меняющаяся действительность в сторону неопределённости будущего — самая явная причина для прекращения работы над «Рыцарем нашего времени».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Карамзин не придерживался определённой литературной жанровости. Он брался за различные образцы европейской прозы, стремясь создавать их близкое подобие. Поэтому читатель не встретил новизны, ознакомившись с мрачными произведениями в готическом духе, вроде мистических повестей «Сиерра-Морена» и «Остров Борнгольм», пропитанных чем-то далёким, однако всё же свойственным русскому человеку. Впрочем, нельзя так говорить, будто Николай изыскивал сюжеты, с которыми прежде не доводилось сталкиваться. Отнюдь, русская культура, особенно в форме устных преданий, наполнена и более поражающими воображение рассказами. За одним исключением — Карамзин мог и не знать о бытовавших в народе сказаниях. Пропитанный французскими, английскими и немецкими представлениями о художественной литературе, Николай проявлял стремление создать похожее, прежде всего для разнообразия русской словесности, лишённой изобилия талантливых писателей. А раз так, тогда не станет затруднением привнести обновление в успевшее стать преданием старины глубокой.

«Сиерра-Морена» — история с андалузских берегов. Пока читатель внимал готовящейся свадьбе, для него готовились шокирующие обстоятельства. Счастливая невеста выходила замуж, немного горюя по не так давно утерянному человеку. Тот ушёл в море и пропал без следа. Типичная для морских стран ситуация побуждала к двум действиям: не терять надежду и ждать, либо забыть о былом и начать жизнь с другим человеком. Осуждения невесте никто не выскажет. Всякий понимает — жить в подвешенном состоянии неимоверно трудно. А читатель, имевший за плечами женитьбу или замужество, и вовсе не проявит сочувствия, зная о тяготах супружеской жизни. Поэтому нужно простить невесту, решившую не ждать пропавшего моряка. Есть единственный важный факт — она давала клятву верности. И тут самое время её укорить за нарушение данного слова. Только тот ли читатель жил в России конца XVIII века, чтобы всерьёз воспринимать нарушение клятвенных обещаний? Видимо, таковые имелись. Ведь не из простых побуждений Карамзин внёс элемент, пусть и условно мистический, в виде возвращения моряка как раз в момент бракосочетания невесты на другом. Дальнейшее развитие повествования служило назиданием всякому — отступающему от клятвы. Моряк изрёк осуждение и пронзил себе сердце, омрачив свадьбу. Вполне очевидно, от увиденного должен был помутиться разум и у невесты.

«Остров Борнгольм» содержит больше мистических моментов. Это, по своей сути, классическая готическая история путешествия по морю с присутствием таинственных ситуаций. Довелось главному герою повествования оказаться не где-нибудь, а на острове, откуда, вполне возможно, некогда вышли русичи, заложившие основы Руси. Тот остров, как его не назови — Руяном ли, Рюгеном ли, али Борнгольмом — ныне представляет жалкое зрелище былого великолепия. Он теперь испещрён скалами, и примечательным на нём является ветхий замок. На такой остров если и высаживаться, то с верными товарищами. Но нет, нельзя подвергать опасности людей, тогда как следует кому-то из них отправится проверить обстановку. С тем человеком и отправился читатель изучать Борнгольм, встретив нечто вроде враждебной обстановке, оказавшейся не настолько уж и враждебной, судя по безболезненному завершению схода на берег. Что увидел человек на острове? Он столкнулся с отошедшими в былое созданиями, видя и другое, чему придаст значение каждый, желающий сокрытое сделать понятным. Но того не требуется, поскольку таинственность лучше не беспокоить, опасаясь пробуждения уснувших сил. Нет необходимости снова сталкивать Русь с древностью — пусть лучше оставшееся в прошлом продолжает дремать.

Подобного рода сюжеты трудно забыть. Если бы не деятельность других писателей, создававших сходные истории. Невольно возникают аналогии, не требующие дополнительного раскрытия.

Автор: Константин Трунин

» Read more