Tag Archives: литература россии

Марина Тараненко «Агенты волшупра и третий колодец» (2015)

Тараненко Агенты волшупра и третий колодец

У маленьких агентов и дела должны быть маленькие: несерьёзные. Кажется, кто-то посыпал в детском лагере счастливую ступеньку мукой. Дело получилось маленькой важности, но вполне подходящим для выпускников, начинающих работу в волшебном управлении. Перед читателем Флешка, прозванная так за умение собирать и хранить информацию. Она с блеском выдержала выпускной экзамен и отправлена узнать, кто именно портит детям отдых. У неё много времени, поэтому она не торопится. Вместо розыскных мероприятий ей предстоит знакомиться с новыми друзьями, испытывать чувство привязанности и только после заниматься порученным ей делом.

Сперва Марина Тараненко знакомит читателя с важными для повествования деталями мира. Что именно представляет из себя волшебное управление — неизвестно. Законность его действий нигде не оговаривается. Оно и не имеет существенной роли для сюжета. Достаточно знать, что Марина создаёт детективную историю с небольшой магической составляющей. Главной героине не обязательно было быть наделённой способностью к волшебству. Она успешно применяет имеющиеся у неё артефакты для разрешения загадочной ситуации.

Обозначив некоторые аспекты учебного процесса, осведомив в вопросах специализации, Марина описала устройство детского лагеря. В оном предстоит тайно расположиться агентам волшупра, никому не полагается знать об их истинной миссии. Только так ли легко скрывать магические способности от сверстников? Вот и главной героине будет трудно держать в секрете от друзей свои способности. А ещё труднее будет избежать обиды на других, ведь какой подросток способен сосредоточиться на деле, если он к кому-то испытывает привязанность.

Как же Марина строит сюжет? Она берёт занимательные ситуации, занимательно же их обыгрывая. Допустим, есть призрак, доедающий за детьми, он хотел загадать на счастливой ступеньке, чтобы все в детском лагере хорошо питались. Может он и просыпал муку? А есть бабушка — мастерица по свистологии. И её можно записать в подозреваемые. Когда у Марины заканчивались идеи, она концентрировалась на обыденном: танцы, купание, городки.

У читателя к пятому дню повествования возникает вопрос: где же ожидаемое расследование? Почему только теперь агенты догадались просмотреть списки находящихся в лагере и записи с камер наблюдения? Тем, собственно, и приблизившись к разгадке порученного им дела. Наконец-то в сюжете появляются колодцы, которые и должны дать ответ на вопрос, ибо это логично предположить, если исходить из названия произведения.

Будет ли дан ответ теперь, когда действие подходит к завершению? Опять читателю не следует торопиться. У Марины есть ещё ряд занимательных ситуаций, таких же необычных, как и ранее. Приходится подивиться её умению видеть такие вещи в самом для нас привычном. Это же диво-дивное: измыслить пескожоров. И когда уже пора объявлять дело закрытым, читателю предстоит поучаствовать в уборке территории от мусора. Вполне поучительно получается — пока не приведёшь порядок вокруг себя, тебе не откроют, кто и зачем посыпал ступеньку мукой.

А если говорить серьёзно, то у Марины Тараненко получилось замечательное произведение для детской аудитории. Ребята с удовольствием будут внимать происходящим на страницах событиям, так как оно им близко и волнует их естество. В тексте имеется главное — приключения, прочее не так важно. Даже не имеет значения, чем всё в итоге завершится. Будет найден вредитель или нет — кому это интересно? Разумеется, это интересно будет узнать детям. Прочие возрастные категории удовлетворятся, увидев довольные лица младших читателей. Об этом Марина Тараненко должна была знать. И коли так, то пожелаем ей дальнейших творческих успехов. Особенно зная, что её работы являются востребованными.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Сорокин «Метель» (2010)

Сорокин Метель

Можно сесть и написать произведение, ничего о нём не представляя. Пусть будет герой, едущий помочь нуждающимся, ему предстоит постоянно попадать в происшествия, а потом всё закончится так, словно никаких действий не происходило. Собственно, таково краткое содержание повести «Метель» Сорокина. Если постараться измыслить более этого, то получится пересказ, поскольку каждая деталь в повествовании связана с предыдущей, тогда как последующая деталь уже никак не связана с предшествовавшими событиями. Перед читателем развёрнуто полотно абсурда.

У главного героя есть цель — добраться до деревни, дабы вакцинировать население от пришедшей со стороны Южной Америки хвори, поднимающей мертвецов из гробов. На беду периодически случается метель, тем усугубляя продвижение к пункту назначения. Изредка погода успокаивается, чем пользовался Сорокин, но не помогая идти герою скорее, а нагружая текст лишними сценами. Читатель в том убеждается сам, видя смакование Владимиром моментов интимной близости с женой мельника и вдыхания наркотических препаратов, останавливающих движение к цели.

Не стоит разбираться, почему герой повествования именно такой. Таким его представил автор — этого вполне достаточно. Он мог быть другим, просто попал бы в иные неприятности. Оканчивать произведение Сорокин всё равно не планировал. Пусть действие движется, Владимир придумает ещё не одно странного вида обстоятельство. Допустим, транспортное средство обязано сломаться, и тут наступает пора повернуть назад. Сорокин предложил починить сломанный в повозке предмет медицинским препаратом. Будет ли оказанная помощь эффективной? Так как требуется мешать передвижению героя к цели, то когда у Владимира закончатся идеи, он ещё раз сломает повозку, покуда не придумает новое дополнение к сюжетной линии.

Представленные события происходят в придуманном автором мире. Это не прошлое, не будущее и не настоящее. Некий временной отрезок, совместивший в себе всё возможное. Главным каждый раз становится то, о чём Сорокину желалось думать. Если о лошадиной силе самоката, то сей агрегат внимательно описывался. Если о жене мельника, то ценители полных женщин с достоинством примут фантазии Владимира, описавшего процесс соития с оными.

Читатель, знакомый с произведениями Сорокина, найдёт в тексте привычную манеру повествования. Ожидаемый подвох начинается с первой страницы и не думает заканчиваться. Представленный вниманию мир постепенно открывается автором. Не стоит надеяться на его продуманность. Лучше настроиться, что ничего действительно полезного никто из действующих лиц не совершит.

Конечно, рассказываемая история затянута. Герою давно пора попасть в деревню, оказать помощь людям и отправиться куда-нибудь ещё. Да не было такой задумки у Сорокина. Требовалось продвигать героя, но не позволить ему дойти до цели. Пусть хоть полозья сломаются, застряв в ноздре насмерть замёрзшего великана, или оживают снеговики, представляя большую опасность, нежели неведомые зомби, либо витаминдеры дурманят снадобьями.

Не в том суть повествования Сорокина, в чём пытаются её найти. Безусловно, разглядеть в абсурде смысл можно, имелось бы на то желание. Есть произведения, в которых как раз абсурд вскрывает язвы общества, демонстрируя действительность в её настоящем понимании. У Сорокина абсурд не имеет такого назначения. Владимир возвёл абсурд в степень, оставив читателю только внимать сюжету, должному вскоре выйти из головы, ибо бесполезная информация долго в памяти не хранится.

Метель уляжется, «Метель» закончится: куда двигаться дальше? Повествование подходит к концу, так и не начавшись. Герой ехал к цели… и не доехал. А если бы доехал? Стал бы зомби. Остаётся поблагодарить Сорокина, что уберёг психику от внимания сцене трансформации живого тела в умертвие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Курбский «История о делах великого князя Московского» (середина XVI века)

Курбский История о делах великого князя Московского

В Европе знали — Русью управляет жестокосердный царь. Спросить о том, почему он стал таким, могли лишь у Андрея Курбского. Поэтому Курбский решил написать об этом, дабы всякий мог с его ответом ознакомиться. Представленный на страницах Иван IV Васильевич после если и мог именоваться как-то, то неизменно Грозным. Причём не согласно русской традиции именовать подобным словом непримиримых борцов за право отстаивать правоту своих взглядов, а по причине творимых жестокостей. Иван Грозный убивал, ибо так говорил Курбский, и тех, кто умер до того, как он их мог убить. Реальность и вымысел перемешались в исторических выкладках, что теперь и не разобрать — действительно ли Иван IV Васильевич был настолько жестоким.

Для объяснения мотивов Грозного нужно вспомнить об его отце. Царь Василий III Иванович прожил бесплодным браком, пока под конец жизни заново не женился и не родил двоих сыновей, старшим из которых был будущий Государь всея Руси Иван Грозный. Через три года Василий умер, оставив страну под управление регента при малолетнем правителе его матери Елены Глинской, чей род восходил к Мамаю. Далее до пятнадцатилетнего возраста Ивана в повествовании Курбского почти ничего нет.

Рос Иван в атмосфере придворной борьбы. Бояре через него решали проблемы личного характера, сводя друг друга в могилу. Курбский не старался объяснить, что вины за то на Иване не было. Обозначая сей факт, даже приводя ряд примеров междоусобицы, потом тяжесть за принятие решений легла непосредственно на плечи вступившего в полную власть правителя. После Ивана IV Васильевича уже ничего не оправдывало. Если он кому-то доверял, убивая чьих-то политических соперников, то делал он это так, будто продолжал проявлять личную инициативу.

Истинному озлоблению Ивана Грозного способствовало шаткое положение Руси. Однажды страна подверглась набегу татар, опустошивших земли вокруг Москвы в пределах шестидесяти поприщ. С той поры Иван твёрдо понимал, пока не устранит Казанское и Астраханское ханства, покою не бывать. С той же категоричностью он впоследствии станет относиться к измышленной Курбским «Избранной Раде». Почему измышленной? Само слово «Рада» является полонизмом. Безусловно, приближённые к царю могли навязывать ему своё мнение, как то случается в любом прочем государстве, и именовать их следовало бы просто советниками, но Курбский видел в Раде именно польское явление, когда часть населения имеет право решать за правителя, если им то кажется более нужным.

Ценность «Истории о делах великого князя Московского» заключается в описании взятия Казани. Курбский во всех подробностях рассказывает про осаду. Он видел взывающих к небу противников, поутру кружившихся на стенах в танце, тем вызывая дождь. Полонить же город получилось благодаря лишению оного запасов питьевой воды. Действия Грозного при этом никак не прописаны. Царь появляется в повествовании по итогам захвата Казани, объявив всем, что теперь его ничего не сдерживает в порывах, он будет править так, как ему того пожелается, ни у кого не спрашивая на то совета.

К тому моменту закончился пятидесятилетний мир с Ливонским орденом. Не получив за весь срок положенную Руси дань, Иван пригрозил нападением, ежели в краткий срок не будет полного возмещения. Так Курбский приступил к описанию хождения русских войск по ливонским и немецким землям, чьё население сильно обленилось и не сопротивлялось ограблению. Когда же Ливонский орден присоединился к Речи Посполитой, Руси пришлось начинать войну с новым для неё соперником. В этот период Курбский навсегда покинул Русь, отправил первое послание Ивану Грозному и принялся за написание сего труда.

Теперь о проводимой Грозным политике Курбский мог судить по сторонним свидетельствам. Осталось рассказывать обо всём прочем. Грозный удостоился обвинения в следовании словам некоего старца, когда-то сказавшего ему никогда не держать советников умнее себя, дабы не он слушал, а его слушали. Так и поступил царь, заведя льстецов, потворствовавших его идеям, вместо того, чтобы сформировать орган вроде «Избранной Рады», помогавший бы ему управлять страной.

В окончании повествования Курбский решил вспомнить всех убитых царём людей. Список получился огромным, интересным для исследователей правления именно Ивана Грозного. Остальным читателям он даётся лишь для представления, каким ужасным в поступках был Иван IV Васильевич.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским (1564-79)

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским

Андрей Курбский, воевода Ивана Грозного, опасаясь быть убитым, покинул Русь в 1564 году. Уже в мае того же года он отправил первое письмо правителю Руси, положив начало так называемой Переписке. Была ли она в действительности? Подлинников писем не сохранилось. Дошедшие до нас свидетельства — результат труда переписывавших людей. Поэтому нужно с большой осторожностью подходить к таким документам, пропитанных заинтересованностью в продвижении определённых представлений о прошлом.

В первом послании Курбский сокрушается проводимой царём политикой. Отдавший молодость службе интересам Руси, он понимал, обратно ему не вернуться. Оставалось стараться переубедить Ивана, дабы не допустить наступления мрачных времён. Пока ещё тон послания выдаёт в Андрее раба, покорного воле правителя, но не согласного безвинно принять смерть. Подняв глаза на царя, Курбский осознал грозящую ему гибель, укоряя в том теперь именно Ивана. Грозный убивал сподвижников, как убивал и представителей именитых родов, приближая положение Руси к отсутствию каких-либо притязательных споров за власть. Кто это понимал — бежал. Перспектив у Руси не оставалось, она подвергалась глубокой трансформации нравов, оставаясь в прежней мере великим государством, каким её сделал Иван III, но близким к краху и поглощению соседними державами.

Курбский разумно замечает царю, что тот не вечен. С глазу на глаз им не встретиться, а вот перед лицом Бога предстоит всем отвечать. Когда-нибудь Иван умрёт, тогда они будут говорить на равных, принимая положенное каждому наказание. И скажет тогда Высший судья Грозному, как напрасно тот не ценил Курбского, погубив воевавшего во имя его славы человека.

Ответил Иван манифестом, разослав его во все края страны, дабы крестопреступники с ним ознакомились. Главный аргумент в защиту от обвинений — власть царя от Бога. Противиться божественной воле нельзя, и воле правителя Руси тоже. Ежели царю будет кого угодно убить, тот должен признать это с осознанием совершения богоугодного дела. Кроме того, Курбский подался в земли правителей не от Бога, где народ управляет государством, в отличии от Руси — управляемой божьими избранниками.

Иван правдиво замечает касательно смерти предателям. К оному наказанию всегда и везде приговаривали строжайшим из возможных способов. Семейство Курбских особо отмечается Грозным, этот род в каждом поколении выступал против правителей Руси. С детства Иван сохранил неприятные воспоминания, связанные с правлением бояр. Посему неудивительно количество людей, принимаемых Грозным за предателей.

Эти два письма послужили основой для понимания взглядов Курбского и Грозного. Андрей желал сохранить жизнь и продолжить лёгкое созерцание действительности. Грозный был полон мести, не имел ограничений в доступных ему возможностях и вершил власть с упоением, почти не имея проблем предыдущих Великих князей.

Ответное послание Курбского скорее всего не дошло до царя. На границе Руси и Речи Посполитой действовал запрет на обмен сообщениями, вследствие чего имелись естественные проблемы для продолжения Переписки. Андрей всё равно не понимал, почему Иван Грозный ведёт себя столь строгим образом, не допуская права жителей страны на беззаботную жизнь. Более этого он говорить не пожелал, опять напоминая о суде после смерти, где они окажутся в равном положении.

Об обидах Иван высказался во втором послании. Он снова вспомнил о детских годах. Им помыкали. Приходится считать, что Грозный желал уничтожить каждого, кто оказался тому свидетелем. Андрей Курбский был среди хорошо помнивших о событиях тех дней. Ещё обиднее Ивану за последующее время, уже будучи взрослым, он продолжал оставаться помыкаем, поэтому круг подлежащих уничтожению расширялся едва ли не до каждого боярина в стране. Надо ли напоминать, насколько будоражило представление Грозного осознание желания бояр поставить царём вместо него Владимира (сына четвёртого удельного князя). Грозный был уверен: Бог даёт власть только кому хочет.

Завершающим Переписку считается третье послание Курбского, представляющее его смирившимся с происходящим человеком. Велика ли разница: погибнуть молодым насильственной смертью или умереть от старости в постели? У каждого человека имеется собственная правда, отличная от представлений на жизнь у других людей. Грозный считал себя наделённым властью от Бога, Курбский того не отрицал. Расхождение в осознании предназначения сводилось к разному пониманию должного быть. Ежели Грозный предпочитал править железной рукой, убивая неугодных, то Курбский не понимал, почему неугодные должны умирать, даже при отсутствии вражды к царю.

Огорчало Курбского иное. Среди приближенных к Ивану Грозному было излишнее количество нахлебников, чаще без роду и племени. Появление таковых он предсказывал ещё в первом послании. Как же теперь продолжать укорять Ивана, разменявшего бояр на челядь, льющую елей ему в уши? Впрочем, Андрею Курбского скоро умирать, и он рад видеть, как Русь терпит поражение от Речи Посполитой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Губернские очерки. Часть III» (1856-57)

Салтыков Щедрин Губернские очерки

Широта души Салтыкова всегда прощала простого человека, являвшегося в его глазах жертвой действующей политической системы. Верил ли сам Михаил в им рассказываемое? Не асоциальные личности отбывали наказание в исправительных учреждениях, а в основном мученики, аки агнцы божии, согласившиеся принять испытание за греховность человеческих побуждений. Но так и должно быть для истинного христианина, своей жизнью доказывающего право на рай после смерти, дабы быть по правую руку от Христа. Салтыков настолько категорично не смотрел на должное каждому бытие, он только порицал чиновничий аппарат, в нём одном видя причину страдания людей, принесённых в жертву обстоятельствам.

Само собой, есть «Талантливые натуры», своей жизнью доказывающие право на проявление народной смекалки и хитрости, пусть и совершаемой по доброте сердечной. Это не отменяет преступности проделываемых ими мероприятий. Ежели не желает человек спокойно созерцать действительность, тогда он должен принять положенное ему наказание. Но Салтыков таковыми восхищается. Особо он выделил четверых, написав о каждом по очерку: «Корепанов», «Лузгин», «Владимир Константиныч Буеракин» и «Горехвастов».

Предпоследний раздел называется «В остроге». Михаил описывает истории, услышанные им в оном месте отбывания наказаний. Перед этим он обозначает отношение людей к арестантам вообще. Человек, попавший в заключение, становится в обществе подобием прокажённого. Хоть вина его и будет искуплена, полноправным он себя ощущать более никогда не сможет. Чтобы оное мнение подвергнуть сомнению, Салтыков привёл рассказы сомнительного содержания.

Допустим, отбывает наказание человек, зарубивший топором девушку. Поступил он так не зла ради, поскольку не стерпел её недоступности. С другими она позволяла вольности, ему же отказывала. Вроде бы и нет теперь вины на нём, как то пытается поведать Михаил, и всё равно сидеть данному человеку, словно он совершил осознанное преступление. Прочие проступки описываются в сходной манере. Выходил Салтыков из острога с ощущением опустошённости от российских законов. Читатель же видит в том мягкосердечие Михаила, слишком доверчивого для своего рода деятельности.

Закрывает «Губернские очерки» раздел «Казусные обстоятельства». Салтыков продолжил оправдывать людей, приведя для лучшего понимания историю «Старец», о человеке, что всегда уходил с насиженного места, когда туда приходили люди. Не мог он терпеть возводимые ими порядки, желая жить собственными представлениями о должном быть. Самое удивительное, люди стремились именно к нему, привлечённые его бытом, пока кому-то из них не приходила идея начинать менять хорошо устроенный уклад. Потому и уходил старец, не имея желания бороться, когда проще всё начать заново.

Воззрения Салтыкова становятся более понятными по очерку «Первый шаг». Не мог Михаил в обвиняемом видеть виновного, так как у каждого преступления есть оправдывающие поступок мотивы. Понимавшие ход мыслей Салтыкова, говорили о нём, сравнивая с Макиавелли. Впрочем, говорить о применение сего повествования непосредственно к самому Салтыкову — неправильно. В продолжении истории от первого лица читателю представляется некий неизвестный персонаж, выросший в тяжёлых условиях и трудившийся в среде чиновников, подставлявших друг друга. Требуется понять, почему главный герой стремился оставаться честным, избегая любого нарушения закона. Сможет ли он преодолеть себя и не совершить первый шаг к моральному падению? Возможно ли, чтобы имея шанс получить взятку, он от неё отказался? И не съедят ли его за свойственные ему принципы? Угодные только ему и никому другому.

Вместо эпилога представлен очерк «Дорога». Салтыков прощается с местом ссылки, возвращаясь домой. Он наконец-то примется за плодотворный литературный труд.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Губернские очерки. Часть II» (1856-57)

Салтыков Щедрин Губернские очерки

Задав основную тему для очерков, Салтыков в дальнейшем позволил себе прочие сюжеты, обычно остающиеся без пристального внимания. В самом деле, так ли часто люди проявляют интерес к каликам божиим, богомольцам и проезжим, если их присутствие ничем не мешает? Михаил решил напомнить о их существовании, о чём в столице могли позабыть.

На страницах «Губернских очерков» рисуется «Общая картина». Салтыков обозревает положение в деталях, дополняя повествование примерами, вроде историй отставного солдата Пименова и Пахомовны. Кто-то собрался пешком до Святых мест дойти, а кому-то и без дополнительных духовных подвигов ад мерещится. Всему определяется должный фон, служащий основой для рассказов о семействе Хрептюгиных и о госпоже Музовкиной.

После описания положения религии в провинции, Михаил допустил необходимость представить виденное им в качестве драматических сцен и монологов, собрав написанные пьесы в четвёртом разделе. Вполне логично видеть, что первое произведение «Просители» касается чиновничьей темы, к тому же с острым социальным подтекстом: в суд подаётся жалоба против еврея.

Пытаясь разбирать очерки Салтыкова, понимаешь, далее заглавных работ проявлять интерес не имеет смысла. Оставленные Михаилом наблюдения подойдут желающим узнать быт периферии, восполнив пробелы в знаниях. Однако, понимая особенность мировоззрения Салтыкова, можно получить ложное представление о былом. Излишне Михаил показывал действительность, выискивая и прославляя эпизоды человеческих недоразумений. Это не отменяет их существование, но выставляется таким образом, будто живущие на страницах персонажи воплощают собой привычных для России людей. Читателю словно приятно думать, насколько плохо всё кругом, как удачно это выразилось в прозе Салтыкова. И пока он думает так, окружающие его люди стараются тому соответствовать.

Нужно понимать и возраст Михаила. Вернулся он из ссылки будучи тридцатилетним. В нём ещё не сформировался негативизм, он лишь таил недовольство от происходящего в провинции. Потому его соображения, вроде честный тот, кто является бедным, высказанные в «Выгодной женитьбе», являются предвестником жестокого высмеивания обыденности. Сам же Салтыков пишет монолог «Скука», ощущая то же чувство, начинающее преобладать у читателя. «Губернские очерки», изначально высмеивая, стали переходить на оправдательные ноты. Если к чему и была претензия у Михаила, то только к знакомому ему кругу исполняющих функции власти людей.

Пятый раздел «Праздники» совершенно не получился. Не умел Салтыков говорить о радости. А вот шестой раздел «Юродивые» выделился очерком «Надорванные». Наконец-то Михаил показал собственную человечность, выступив перед читателем в виде лица, находящегося в сомнениях: действовать согласно закона или показать присущую ему человечность. Читатель хорошо его понимает. Салтыков должен решить, как поступить с задумавшими поджог крестьянами, решившимися на такой поступок из желания быть сосланными в Сибирь, где им позволят обвенчаться. От Михаила зависело, какое определить для них наказание. Сослать в Сибирь их он не мог, но прояви сочувствие, сделай для людей ими желаемое, как дальняя дорога обеспечена. Читатель обязательно задумается, насколько оправдано потворствовать делающим злое дело, добиваясь тем личной выгоды. С какой стороны на это посмотришь, с той и рассудишь.

Опять же, в Михаиле интерес просыпался, когда повествование касалось его непосредственных обязанностей, тогда как прочее оказывалось изложенным весьма посредственно. Что же он желал поведать читателю в очерках «Неумелые» и «Озорники»? Если и важное рассказывал, оно забывалось, достаточно было ознакомиться с теми же «Надорванными», примечательными именно авторской нерешительностью. Ведь читатель должен сам решать, кому следует довериться, без писательского на то указания.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Салтыков-Щедрин «Губернские очерки. Часть I» (1856-57)

Салтыков Щедрин Губернские очерки

Сосланный в Вятку, Михаил Салтыков не вёл литературную деятельность. Он собирал материал, которым начал делиться с «Русским вестником» в 1856 году. Цикл наблюдений получил название «Губернских очерков». Будучи объединённым в одно издание, был разделён на девять разделов. «Прошлые времена» и «Мои знакомцы» стали проводниками в мир провинции, приковав внимание столичного читателя к быту ставших далёкими для него проблем.

Далёкими проблемы стали из-за их удалённости. В самой столице сохранялись точно такие же порядки. Но в губерниях, далеко располагающихся от монаршего внимания, происходил подлинный беспредел. Салтыков мог оный лично наблюдать, если не приукрашивал действительность. Огорошить обывателя у него получилось двумя рассказами от лица подьячего, видевшего творимые чиновниками самоуправства.

Причина начала публикации откровенных рассказов объясняется не столько чувством безысходности Салтыкова и его желанием высказаться о наболевшем, сколько смертью Николая I за год до того. Ежели ранее за незначительное свободомыслие ссылали на поселение, как то уже однажды случилось с Михаилом, то теперь в стране позволялось открыто высказывать недовольство.

Только время идёт, а российский чиновник не меняется. Оный сложился задолго до того, как о том хотелось бы думать. Более можно сказать, чиновник в любой стране старается найти выгоду прежде всего для себя, поэтому нет смысла заниматься самобичеванием. Винить следует человека вообще, склонного допускать наплевательское отношение к работе, используя её для реализации собственных потребностей. И если кому-то достаётся место начальника, редкий народный избранник не станет пользоваться даваемыми им преимуществами.

Вот и у Салтыкова на страницах «Прошлых времён» показываются наиболее вопиющие случаи, имевшие некогда хождение и в ином виде встречающиеся сейчас. Например, чиновники могли проиграться в карты, восполняя убывшие средства за счёт населения, устраивая дополнительные поборы, якобы на нужды царя. При этом понятно, если о таковой деятельности чиновников кто прознает, тогда не сносить им головы. Поэтому о завтрашнем дне действующие лица очерков Салтыкова не думают, главное в настоящий момент удовлетворить возникшие прихоти.

Находчивым везде даётся дорога. В тексте приводится случай практически честного отъёма денег у людей, не желавших участвовать в качестве понятых при осмотре трупа. Русский человек оставался крайне впечатлительным, из-за чего готов откупиться, лишь бы не присутствовать на столь неприятной для него процедуре. Знавшие о том чиновники не чурались собирать плату за отказ от участия в оном мероприятии. Надо ли говорить, что если преступник имел возможность оплатить «невнимательность» чиновников, то он так и делал. Остаётся предполагать, каких мер потребовал Александр II для проверки информации, ставшей известной благодаря стараниям Салтыкова. Видимо, слетело много чиновничьих голов, либо множество оных ещё больше озолотилось, так как на взятки вышестоящим деньги собирались всё с того же населения.

Очерки «Обманутый подпоручик», «Порфирий Петрович», «Княжна Анна Львовна» и «Приятное семейство» составили второй раздел. Это скорее сплетни, коими Салтыков решил поделиться с читателем. Ими он разбавил первоначально сообщённый негатив, показав, будто бы и в провинции живут стоящие люди, достойные не порицания, а всяческого уважения.

Некоторые наблюдения Салтыкова кажутся занимательными. Например, хороший человек пьёт водку по той причине, что ему в организме её не хватает, а в плохом её итак переизбыток. Есть в губернии люди, обходящиеся без взяток и решающие проблемы за счёт умения находить подход к населению. Некоторым дамам за тридцать не помешало бы мужа завести, взамен умершего, дабы зазря не пропадали.

Одно сказать можно точно — категоричность заявлений допустима, если будут приводиться примеры обратных человеческих поступков. Дав представление о людях без совести, покажи человека с высокой моралью. Салтыков так и поступил. Но читатель видит более отрицательные примеры, уже серьёзно не воспринимая возможность существования действительно благородных человеческих качеств.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Шишкин «Письмовник» (2010)

Шишкин Письмовник

Зачем Михаилу Шишкину крупная форма? Разве он написал хотя бы один цельный роман? Не составив его из повестей или рассказов, никак друг с другом не связанных. Потому и не возникает понимания к его прозе, так как нет определённых рамок, исходя из чего будет формироваться мнение о прочитанном. Поэтому следует вывод: Шишкин — мастер рассказа. Только Михаил боится в этом признаться.

В «Письмовнике» читателю предложено две истории. Одна об участнике боевых действий на Дальнем Востоке, другая — о женщине, погружённой в проблемы бытового характера. Связывает их воедино только автор, и те, кто желает с ним в том согласиться. Сами истории наполнены переживаниями, исторгнутыми непосредственно Шишкиным из себя, никак не связанные с истинным положением дел. Но, если Шишкин воевал или некогда имел женский пол, тогда придётся признать, рассказанное им в тексте глубоко прочувствованно и имеет реальную основу.

Михаил проявил невнимательность. Он не пытается размышлять о квантовых теориях. Иначе, с разумной точки зрения, эпистолярный роман от лица людей, живших в разные отрезки времени, объяснить нельзя. Безусловно, понять они друг друга могут, ведь человеческое не может измениться за сто лет. Как и раньше мужчины не хотят воевать и умирать, а женщинам нужен семейный покой и уют в доме.

С чего же начинается повествование? Имел ли Михаил представление, о чём он будет писать? Или «Письмовник» создался сам по себе, будучи наполненным разными документами? И может в представленном на страницах действии нет никакой связи, как и твёрдой хронологии? Допустимы любые варианты, даже самые небрежные. Если писателю позволительно иметь такой подход к творчеству, значит и читатель не обязан во всех деталях разбираться с ему представленным.

Итак, повествование начинается с обмана лица без определённого места жительства, причём вероятно уже умершего. Почему бы об этом на рассказать в письме? И почему бы не дать право высказаться обездоленным? И вот Шишкин уже определился, в какую сторону он будет развивать мысль. А так как Михаил тяготеет к туалетной теме и склонен поговорить о физиологии, то яркими моментами писем становятся описания мытья сортиров, переполненных фекалиями, мокроты между ног и миазмов. Нет смысла рассуждать, насколько человек должен быть неосторожен, если не думает о возможной публикации мыслей об этом. Более того, все авторские рассуждения в итоге были удостоены широкого читательского внимания.

Когда не о чем писать, на подмогу приходят воспоминания о детстве. Очень удобно наполнять содержание, разговаривая про далёкое от текущего момента. Всё равно Шишкин не предполагал наполнять «Письмовник» чем-то определённым. И не факт, что читателю представлено только две истории, а не множество, просто имеющие излишнее количество сходных черт. Если каждое письмо оформить отдельно — цены бы такому литературному произведению не было. Вместе же они действительно напоминают случайно оказавшиеся рядом документы, старательно собранные Шишкиным и подшитые. Разумеется, не могло обойтись без тщательной правки с заменой имён и фамилией на одинаковые, дабы придать всему цельный вид.

По прочтении «Письмовника» приходит смирение, схожее с чувствами солдата, шедшего в бой, зная, что если ему оторвёт голову, то он будет счастлив, в любом другом случае — он обречён на страдания. Так и с книгами Шишкина: кого-то накрывает с головой от впечатлений, а кто-то готов от себя оторвать часть тела, лишь бы перестать себя мучить чтением.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Крылов «Басни. Книга пятая» (1807-19)

Крылов Басни

От Крылова совет для всей писательской братии, чтобы поняли его и тошнотворно не писали: не говорить лишнего. Разве, вы, писатели этого не знали? И что тогда не останавливало вас никогда? Творили так много, вызывая несварение у читателя, словно «Демьянова уха»? Ведь перекормить равносильно тому, отчего понимается, вкусно быть перестало почему. Интерес удерживается за счёт привлечения внимания, а не за счёт присущего писателям навыка с названием «графомания». Да толку нет о том говорить — понятно читателю, за количество чего мастеру слова принято платить. Пусть пишет человек, коли желает того, кому не понравится, тот откажется от творчества его.

Кто скажет: наврано тут. Тому о басне «Мышь и Крыса» напомнит Крылов. Она о том, как думать принято. Содержит ёмкое количество необходимых к пояснению слов. Неправды в мире нет, как нет правды в мире нашем, тем ответ на сие затруднение и страшен. Один видит мир так, другой иначе, иному кажется другое: в этом понимание правды простое. Посему, какие не употребляй выражения для оправдания убеждений, останешься при своём, поскольку твои мысли — дело твоих же наваждений. Думается, «вода» в литературе найдёт спрос, ежели кто-то её, помимо автора, до прочих читателей с горящими глазами донёс.

Вроде смешно, и тянет смеяться, ибо нет понимания, как глупостью могут восхищаться. Ничего не поделаешь — устроен мир образом таким, чтобы всякое себе казалось за истину борющимся сим. Потому Крылов остерегает — опасаться насмешек нужно, ведь не знаешь, что потомку покажется глупо, что — умно. «Чиж и Голубь» наперёд чужой беде смеялись, хорошо, если от самих ещё перья остались. Хорошо, если «Водолазы» восстановят картину распрей былых, избежав повторения в будущем затруднений обоюдно враждебных таких.

Как же лучше поступить? Не может человек глаза закрыть. С закрытыми глазами он всё равно найдёт причину для ссор, даже сидя спокойно, от потомков получит укор. Такова дилемма, остаётся о ней говорить, никогда не получится её существование прекратить. В басне «Госпожа и две Служанки» был петух-молодец, его утренний крик госпожу будил. Некоторых слуг он не радовал, слушать его у них не было сил. Казалось бы, нет петуха — нет проблем, смириться госпожа должна с тем. Знали ли слуги, какой беды своим поступком стали основанием? Истинно, не трогай раздражающее тебя, дабы не стало оно твоим личным страданием. Петух проснётся в каждом, кто против петуха. Замените слово «петух», увидите, насколько эта истина для понимания легка.

Общий фон для пятой книги Крылов определил, ему далее он басни соответствующие находил. Поведал, как в сказе «Камень и Червяк» нет проку от каменных преград. Всяк судит по себе, сего никак не изменить. Хоть «Медведю у Пчёл» начальство вменить. Косолапый не долго будет думать, стоит ли улучшать быт насекомых, на мёд которых он сам из сладкоежек скорых. Начальник на то поставлен, чтобы на камни не серчать. Тем камням он знает, где сбыт искать. Потому, когда недоволен кто рядом окажется, тот пусть делает благо себе, пока крайним не окажется. А крайним ему быть всё равно, если не поймёт, когда время с глаз уйти подошло.

Тем, кто таки разглядел себя в баснях Крылова, такие быть должны, не может быть иного. Иван посвятил сказ про «Зеркало и Обезьяну», показывая, как трудно поддаться осознанию присущему тебе изъяну. Не любят сатиру люди, ежели она о них, но тут уж простите, таков особого назначения басни стих. Беда ещё и в том, что, узнав себя, сознаться в том нельзя, басня «Комар и Пастух» поясняет причину — легко пострадать за факт досаждающий, раскрывающий подлую твою личину. Да не умирать же от того, нужно жить продолжать, об этом в басне «Крестьянин и Смерть» пришлось Крылову досказать. Страшно заканчивать дни, только не избежать наступления момента того, как бы не преподносили благость смерти, от позора всё равно не убережётся никто.

На человеческие авантюры лучше не смотреть, да приходится их видеть и терпеть. Понимаешь, оду глупости петь приходится, поскольку место глупым поступкам каждый день где-нибудь да находится. В басне «Рыцарь» всадник понукал коня и заставлял его идти вперёд, тем создавая неприятности тому животному, что его к ним на себе везёт. Умный конь, хоть и предан должен быть, к авантюрам чуждым ему не загорится, он должен сразу пылом остыть. Пусть рыцарь отправляется на погибель, ежели то задумал он, но коню зачем исполнять такое, не из-за собственной воли ведь он на смерть обречён.

За человеком пусть следует его тень, она не покинет, покуда светит солнце и стоит день. Не покинет и ночью под светом ночного светила, даже если тело погибшего к тому моменту после жаркой сечи остыло. Сие рассуждение ушло далее, нежели Крылов в басне «Тень и Человек» рассказал. Впрочем, на постоянного спутника каждого из нас он всё же указал. Если есть бессмертное в человеке — это его тень, на которую внимание не обращается, ибо о таком глупо думать и думать о таком лень.

Не срубить избу ножом: Крылов предположил. Басню о том «Крестьянин и Топор» он сложил. Пусть так, резервов в человеке хватает, просто применения своим силам он не всегда знает. Потому и Крылов писал поучительные стихотворения, в них находя отдохновение. И смысл уходил на покой, ибо требовалось так, всё равно читатель найдёт любого смысла в словах его зрак. Басни «Лев и Волк» и «Собака, Человек, Кошка и Сокол» ум наш бы лучше не трогал.

Откуда есть пошла подагра, то Лафонтена нам бы испросить, Крылов и тут нашёл, как лучше адаптивно версию на русском изложить. Басня «Подагра и Паук» ожила в русских стихах, показывая путь заболевания, находящего жертвы в общества верхах. Нам, потомкам, болезни некогда важного люда достались, вместе с которыми их болячки к низам всё ближе спускались.

Бояться болезней богатых? Зачем? Достаточно приглядеться, чтобы не бояться. Толку о том нет говорить, человек как и ранее будет с ужасом всего опасаться. Слаб на ум, коли опасается всего, думает, будто пострадать от чего-то легко. Доказана ведь губительность идеальной среды, хуже её враждебной человеку беды не найти. В басне «Лев и Лисица» об оной болезни зашла речь, так проще сразу в гроб предварительно лечь.

Топить мысли в «Хмеле»? Али басню «Слон в случае» привести для примера? Дабы решить, какова царя к слону любви обозначена мера. Звери гадают, чем тот так оказался мил, всякий разное себе о том вообразил. Не станем им уподобляться, слухам и без нас легко распространяться. Они подобны «Туче» — есть там, где их быть не должно, заливают присутствием разум каждого из нас давно. Словно дождь на море — какой толк от него? Так и разговор пустой — не даёт ничего. Лучше обсудить важное, о чём скучно говорить, лучше всегда слухами продолжать себя и других изводить. Это как в басне «Клеветник и Змея», согласно которой лжецы гадов почётней в аду. Видимо, в пекле подземном слухов распространители с лжецами в одном почётном ряду.

Довольно о мрачном, лучше красок добавить. Пришла пора басню «Фортуна и Нищий» представить. Известно, удачу за хвост можно поймать, и до удовлетворения потребностей её не отпускать. Бывает и так, что удача не ловится, горе приходит в дом, любой человек, хоть именитый, оказывается разорён. А если удачлив окажется нищий, как воспользуется представленной возможностью он? Может станет успешным и знаменитым, вложив грамотно доставшийся ему миллион? Или будет копейки дальше считать, скрягой и в сытой жизни продолжая пребывать? Всё или ничего — не дано познать золотую середину. К сожалению, человек не способен принять чего-то ему даруемого даже половину. Желая лучшего, на даваемое ему не соглашается. Потому и быть ему бедняком — быть тем, кто нуждается.

Басней «Лягушка и Юпитер» Крылов мысль укрепил. Он лягушку милостью божьей одарил. Забралась та в горы и не нашла родного болота, спускаться обратно долго, пропала к трудам у лягушки охота. Обратилась к Юпитеру, дабы мир затопил, её прихоти низменной тем угодил. Безразличны другие, дай болото лягушке в горах, ведь обязан, коли милость случилась наяву, а не в мечтах. Станет ли топить Юпитер всё ради прихоти твари одной? Пусть и рыдающей о том, какой он несправедливый и злой. Не станет, и будет лягушка за то на него злиться, что богу плевать, не даёт ей всего лишь жизнью в полной мере насладиться.

Оставим лягушку, жить в болоте ей суждено. Дом она не построит, ибо ей не дано. Оный «Лиса-Строитель» возвести способна, и сделает отходной путь, поскольку знает — мысль человеческая к её судьбе злобна. Нужно помнить о лазейке в самой крепкой защите всегда, дабы загнанным в угол не оказаться никогда, дабы не просить о милости небес, если сам жизнь прожил ума без.

Ясно, как обыкновенный люд «Напраслину» любит возводить, да не ему на свечке яйца в голодный год варить, ибо не догадается, продолжая милость ожидать, которая придёт, только умерших от глупости тогда настанет время убирать. Тут бы басню «Фортуна в гостях» пересказать, где двое имели своё и рост давали ему, а третий имеющееся приумножать не позволял никому. Пришёл срок, толк после к фортуне взывать, ежели палец о палец прежде не стал ударять?

Жизнь прожить предстоит, от этого не отказаться, много разного узнаешь, в дураках только не старайся оказаться. Прочее простится, как бы не существовал, лишь бы о тебе потомок излишне плохого не знал.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Иван Крылов «Басни. Книга четвёртая» (1807-16)

Крылов Басни

Снова разлад, непонимание возникло опять: о человеке полагается больше нужного знать. Изучить со всех возможных сторон людской род, дабы понять, как начать жить без прежних забот. Всяк ищет причину бед в других, местами обстоятельства меняя, тем на ошибочность результатов наблюдений никак не влияя. Играй хоть на скрипке, пусть дано тебе баяном владеть, должен же наконец-то важное принять и уразуметь! Потому Крылов решил напомнить о делах коллектива, в четвёртой книге басен об этом рассказав неторопливо.

Дан «Квартет» — играет плохо он. Кто в том будет обвинён? Музыканты стараются лучше играть, причину не в себе, а в других желают искать. Звук отвратный, ибо ясно, коли не там инструмент стоит, значит перемена местами то устранит. Словно не видят члены коллектива объяснение плохой игры, подсознательно защищая более интересы свои. Да, квартету лучше стать не дано, ежели иных исполнителей не будет в нём всё равно. И слушатель, на диво нам, считает точно так же. Посему урок из сей басни каждый вынести должен сам.

«Листы и Корни» этот момент лучше проясняют, ведь корни листьям расти позволяют. Вернее, не будет корней, и листве не бывать, каким внешнее проявление обыденности не старайся принять. Исходное скрыто от глаз, источник не виден нам чаще всего. Потому беды разрешать следует, влияя на их порождение. Форму листьям придавать, лишь отдалять растения вырождение. Не по тому оно пути пойдёт, если с корнями нужное нам не произойдёт. Потому, отмечается в который раз, преобразование видимого — лишь услада для глаз.

Зверя не кормят травою, мяса его лишая, «Волк и Лисица»: от этого тот обозлится и та станет злая. «Бумажного змея» не держат на земле, он в небо будет рваться, позволь ослабнуть руке. «Скворцу» не петь соловьём, ибо лучше ему притворяться щеглом. Всему, как видно, определено особое место в природе вещей, изменить не получиться, пытаться не смей.

Наглядный пример Крылов привести пожелал, в басне «Лебедь, Щука и Рак» он его показал. Спорится дело, тянет всякий предмет передвижения в стихию свою. Победы ни за кем не бывать, лучше договориться на ничью. В жизни иначе, о том хорошо известно, целостность передвигаемого их не интересует, если честно. Важно амбиции показать и власть, коей они располагают, и не важно, что именно они на части разрывают.

Много у человека глупых затей, множество от них страдает людей. В будущем, безусловно, наступит идиллия совершенства, да захочется тогда народу прибавить убогого компонента. Не должно идеальным всё быть, тошно в такой среде человеку становится жизнь. Необходимо менять, даже в худшую из сторон, тогда благо, предками для потомков желаемое, пойдёт на слом. В баснях «Пруд и Река», «Тришкин кафтан» и «Механик» : Крылов рассказал, почему кнут — не наказание, а пряник.

Так и о красоте судит человек, не понимая её значения. Прежде мнимое прекрасным, достойным умиления, завтра подвергнется порицанию, послезавтра — уже поруганию. Кому-то милее пламя огня, тот видит прелесть разрушать построенное до него, собственное представление насаждать им решено. Иной предпочитает сохранять неизменным былое, сберегая ценностью прошлого в каждом сохранившимся слое. Мала басня «Пожар и Алмаз», зато как хорошо характеризует всех нас.

Будь мир наполнен искусственными цветами, воды бы не стало, погибнет тогда живое: кого бы это волновало. Человек в сходной манере отстаивает нужное только ему, не задумываясь, что требуется другому существу. Глубока сия мысль, оставить нужно её, басня «Цветы» поверхностно ситуацию представляет. И без того понятно всё. В такой манере лёгкого понимания сюжета в четвёртой книге и басня «Пустынник и Медведь» остаётся без назидательного совета.

Думать требуется, кого стремиться защищать. О помощи от агрессии мира могут и гады взывать. И как не оказать подмогу, если змея не юлит, о твоих обязанностях её оберегать она говорит? Подумать следует, прежде желания оказать помощь нуждающимся тем. Когда обяжешься, не отмолчишься уже, будто нем. Басня «Крестьянин и Змея» у Крылова как раз о том, о чём скорби полон бахвала переполненный гадами дом.

Не змея попросит, так попросит разбойник, и сделает это так, чему окажешься не рад, ибо отдашь корову, оставив себе подойник. Куда без коровы с подойником пойти, о том сам слова постарайся найти. «Крестьянин и Разбойник» у Крылова спорить долго не могли, не крестьянину говорить, кому кормить от, а кому кормиться у земли.

Видно, четвёртая книга басен в разладе, нет в ней темы определённой, хоть о существовании оной мы и утверждали. О занятном пошла далее речь, вроде случая в басне «Любопытный», где задавался вопрос про слона: не видел ли оного посетивший кунсткамеру, Петром для показа редкостей устроенную для. «Лев на ловле» запретил делить свою добычу. «Добрая Лисица» строит из себя ласковую сестрицу. Басня «Крестьяне и Река» о коснувшемся воды имущества. «Мирская сходка» о лишении овец права понимать предоставленные им преимущества.

И вот в окончании басня ещё одна — «Конь и Всадник» названа она. Крылов ясно даёт понять, как опасна свобода, если меры ей не знать. Ограничения быть должны, иначе беда случится, и всё тут оговорённое в прах прекратится. Как бы не бил человек в грудь и не причитал о судьбе, пока он кому-то нужен, его будут держать в кулаке. А как нужда отпадёт, то не станет человека и не будет желаний его. Тут уж решать — желать и быть или получить желаемое, лишившись от этого вовсе всего.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 148 149 150 151 152 218