Tag Archives: литература россии

Яков Княжнин — Дела писательские (1765-87)

Княжнин Бой стихотворцев

И сразу в бой: он в бой решительно пошёл. Княжнин «Орфея» сочинил, мир одарив рифмованной строкой. Что дальше? Замахнулся на святое. Крушил, ломал, доброе сея и злое. Авторитетов уже нет, на равных он со всеми, Сумароков и Ломоносов у него словно персонажи на сцене. Вот с ними в бой он и вступил, «Боем стихотворцев» поэму озаглавив, себя лично мужам сим славным против поставив. К чему всё шло? К величию, конечно. Пусть вёл себя Княжнин беспечно. Да не срослось, хоть и пытался Яков очень. Оду поэзии пропел, только стих оказался непрочен. Рассыпалась ода — долгий забег утомил. Дальше второй главы Княжнину биться не хватило сил. Среди прочих упомянутым фон Визин оказался, важным был тогда и ныне для потомков важным остался.

Ещё не раз приступит Яков к одам, немного скажет, зато пред всем народом. Он не скрывает, ибо вредно радость скрыть от государя. Живя под властью царской, об этом крепко зная. Когда бракосочетание престолонаследника случилось, выскажись, пока с тобой беды не приключилось. Утоми слух любыми сравнениями, речами уходя в древность седую, для того оды и поются, находя канву сюжетную простую. Сравнить с великими, величие пропев на век вперёд, мало кому такое поздравление нужно, ещё меньше текст тот прочтёт. Сумароков старался, старался и Яков Княжнин, хуже не будет, когда-нибудь и цесаревич станет властелин. На бракосочетание Павла с княгиней Натальей Алексеевной ода потому сочинена, знакомится с нею теперь редкий читатель мало когда.

«Милостивому государю Домашневу» есть ода одна, и есть прозой сказанные по случаю ещё одного события слова. «Речь, говоренная в публичном собрании Императорской Академии Художеств» — прозвание оды той, о первом выпуске её питомцев говорит Княжнин текст самый простой. За ребятами будущее, они России оплот, на их плечах удержится страна, никогда при них не падёт. Хвалу пел Княжнин и Дашковой Екатерине, «Письмо на случай открытия Академии российской» послал он данной княгине. О его содержании не составит труда догадаться, но хотелось бы найти чему удивляться. Ладно и просто, но не просто и ладно ведь всё: сладкие речи, восхваляет её. Пока друзья, и быть друзьями до гробовой доски, не пользовалась бы княгиня потом именем Якова для утоления тонущей от желания интриговать тоски.

Не столь радужно в жизни писателя, если другой автор дорогу перейдёт. Ответить на обиду в таком случае способ лишь один подойдёт. Ужалить получится произведением, задевая чувства оппонента, дождавшись необходимого для того момента. Так писал Княжнин «Исповедь Жеманихи», традиционно галломанов укоряя, говоря так, будто их восхваляя. Порою стоит восхититься Парижем, ежели там не бывал: как им не восхищаться, коли о нечистоты на его улицах ног не марал.

«От дяди стихотворца Рифмоскрыпа» сложил Княжнин послание, разумное тем определив напоминание. Вражда бессмысленна! Какой в ней толк? Допустим, бурю породишь, покажешь, что среди овец ты волк. И только. В том-то и беда. Ведь никто в ответ не похвалит тебя. Лей елей в уши, ежели без проблем хочешь жить, не думай, что твои слова могут забыть. Интересней сварам внимать, это знает Княжнин, хотя бы горошину нужно хранить меж перин. Кто разгадает, раскусит горох тот чёрного цвета, найдёт, чем следует похвалить поэта.

Но мудрость есть, её найти старайтесь. Не читайте просто, лучше просвещайтесь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Яков Княжнин «Вадим Новгородский» (1789)

Княжнин Вадим Новгородский

Чернеет жизнь, когда бушует чернь: всё умирает. Меняются порядки — каждый это знает. Приходит новое, неся благое будто в грозный час. Но среди мёртвых живыми не считают нас. Завоют волки пред рассветом, прогоняя тишину, и вторгнется беда в страну. И зазвонит набат, как будут биться братья, в чьих жилах кровь, достойная проклятья. Но чернь молчит, устав взирать на битву сильных, смысла ибо нет. И кажется, что не минуло кровью обагрённых тысяч лет.

Когда-то Рюрик правил Русью, он Новгородом владел, и его владениями Вадим владеть захотел. Почему? О том у Княжнина мнение своё есть. Любовь всему виною, а могла быть и месть. Забудем хронику, не станем о призвании варягов вспоминать. Зачем оно, когда иное надо знать. Имелась у Вадима дочь, красы такой, что не заметишь жажды в зной. Пленила сердце князя, завладев его душой. Рюрик покорился, не мысля для себя девушки иной. Осталось уговорить Вадима согласиться дочь отдать, дабы мер суровых постараться избежать. Что хроники гласят? Восстал Вадим на Рюрика без объяснения причин. Княжнин нашёл решение: таков зачин.

Что дальше было? О том драматургам известно. Им такое должно быть, разумеется, лестно. Ежели задуматься, человек не так уж многогранен, никогда не бывает он непонятен и странен. Разве не станет Рюрик своего добиваться? От Вадима он не отступит. Пыл его жаркий ярче разгорится, никто его не остудит. Станет пылать, набирая силу с каждым сказанным словом, пока не завладеет долгожданным уловом. Рыбку поймает, ей насладится, но об этом не пишут, такому в действительности не сбыться. Потому Княжнин предполагать может действие любое, но всегда неизменно банально простое.

Может зритель хотел увидеть раскрытие противоречий двух людей? Будут выяснять они иначе, кто же из них двоих сильней. Вроде оба внука Гостомысла, братьями допустимо назвать. Так отчего им теперь враждовать? Рюрик — старший в роду, поэтому князь. Вадим — на ветвях древа того младшая вязь. Мир не возьмёт, причину вражде надо искать, как же дочь у соперника не отнять? Глубоко залёг в повествовании мотив, найдёшь его, шелуху лишь авторскую смыв. Для красного словца о любви Княжнин написал, вдумчивому читателю на другое тем указал. За власть сойдутся мужи, стремясь друг друга убить, каждый сам поймёт причины должного быть.

И что же Яков, смел ли он дать весть о трагедии сей? Не побоялся ли звона цепей? И не за такие сюжеты в Сибирь ссылали, о чём все тогда прекрасно знали. Опасно при монархии о монархах криво говорить, всегда можешь бед себе нажить. Может к добру, а может всё шло к результату плохому, молния прежде сверкала над головой Княжнина, быть значит и грому. Малый срок впереди, пусть трагедия сия отлежится, лучшее обязательно когда-нибудь случится. Да известно потомку, как в сложное время противоречия утяжеляют общее бремя. Не против власти выступал Яков тогда, только трактуют писателей труд иначе всегда.

Во Франции буря, она повторяет бывшее раньше. Знакомая поколениям Княжнина много старше. Имелись свои примеры в России из седой старины, о том черпать информацию из народной молвы. Известно ведь, как народ власть над собою выбирал, никому без разрешения собой управлять не давал. Но вот Рюрик у власти, конец смиренью настал, один Вадим ему на то указал. И пал Вадим, может и по причине такой, что не уступил Рюрику он дочери родной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Яков Княжнин «Ольга» (1770-84)

Княжнин Ольга

Завешана сцена, на сцене бардак — по воле Якова окутал Русь тяжёлый мрак. Как умер Игорь, древлянами убит, сын его оказался всеми забыт. Не помнят люди Святослава, должного княжество россиян принять под власть, княжеским землям грозит иная напасть. Древляне убили, значит они вольны Русью владеть, того князь их — Мал — задумал хотеть. Пленил он Ольгу, тем воплотив сюжет античных трагедий, опять Княжнин прозрел, слагает рифмы будто гений. Меропа ли? Иль Клитемнестра? Из каких побуждений он Русь довёл до краха? Сказал бы честно. Задумаешься так, увидев трактование иное, словно Ольге мнилось благо такое. Но не падают властители России низко, ибо обязаны парить, осталось о том ещё одну трагедию сложить.

Сложна проблема, сказать попробуй о ней. Получишь от государыни укор, осудит она автора подобных затей. Екатерина Великая, что держала государство в руках, будучи уверенной в законных своих правах. Хранительница стола для потомка из Рюрика рода не станет терпеть поношение средь честного народа. Потому не публиковал и не ставил сию трагедию Княжнин, другими печалями был он томим. А ведь мог подобрать время иное, «Ольгу» иначе назвав, против официальной истории тем не восстав.

Древляне у власти — такова идея всего сюжета. Ограбленные Игорем, их честь оказалась задета. Поступок известен, жадного князя они уморили. И вот, по Княжнину, о праве на Русь они заявили. Не ведают о праве на трон кого-то ещё, итак им хватило Олега, Ольгу терпеть не станет никто. Святослав не подрос, малый совсем, скрытый от глаз, не сразу задумается над тем, кому полагается править, кто престола достоин. Он — юноша, из которого никак не получается воин. Он в раздумьях, никак не Орест, не знает, что происходит окрест. Ему бы восстать, отца убившего наказав, только слаб духовно представленный вниманию князь Святослав.

Сколько лет томилась Ольга у древлян? Княжнин не задумывался о том сам. Правили они русской землёй, принеся войну, где ждали покой. Тут бы развить повествование, античные сюжеты вспоминая, посмевших поднять руки на трон сего права лишая. Но не о том сказывал Княжнин, ибо Ольга — не коварная жена, она коварна, но в мужа, думается, была влюблена. Он умер, от древлян злобы павши, воздавших заслуженное, примером воздаяния ставши. По хроникам расквиталась Ольга, уничтожив Искоростень, и вела себя, будто не княгиня, а безликая тень, какой её Княжнин представить решился, отчего внимающий его истории заметно утомился.

Понятно желание о жизни сильных мира писать. Так внимание к труду своему проще всегда приковать. Известна Ольга, сын её Святослав известен, потому читателю сюжет о них будет весьма интересен. Добавь интригу, иное развитие событиям дай, и возмущения читательской публики скорей принимай. Хоть солгал, измыслил не так, как было оно, зато рифма легла, сказать было легко. Цельное зерно кому-то привидится и тут, если когда-нибудь трагедию сию прочтут.

Может проба пера? Яков силы пробовал, не претендуя на правдивость. Негоже говорить о нём, упоминая зримую в сюжете лживость. Раз не рассказывал про «Ольгу», так не нужно о том судить, поскольку всякое имеет место быть. Когда написал трагедию — гадают потомки, их предположения шатки и ломки. В начале ли пути, когда не ступал широко, или позже: не важно оно. Лучше задуматься об истории под новым углом, где ещё подобную версию о прошлом прочтём?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Барро «Эмиль Золя. Его жизнь и литературная деятельность» (1895)

Барро Эмиль Золя

Проще писать об уже умерших, нежели о продолжающих жить. Не знаешь, к чему подвести повествование о человеке, когда сам являешься его современником. Но никто не запрещает стремиться сообщать информацию, ежели для того имеется спрос. Личность Золя пользовалась популярностью в России, поэтому видеть его краткое жизнеописание казалось необходимым. Кто он? Писатель. Кто его родители? В его жилах текла кровь греков, итальянцев и французов. Чем он занимался кроме литературы? Рисовал картины. Он рано достиг успеха? Отнюдь, пришлось голодать. Почему же теперь его голос звучит громче прочих? Это результат многолетнего труда. Что ждёт его впереди? А вот об этом Михаил Барро не знал, поскольку Эмиль продолжал здравствовать.

Больше описания жизни, но не литературной деятельности. Нужно обладать усидчивостью, чтобы суметь ознакомиться с богатством творческого наследия. Проще представить читателю описание будней отца, приехавшего во Францию по работе, где вскоре умер. Сын толком не знал родителя, однако будет защищать всеми правдами и неправдами. О том Барро не мог знать, он лишь сообщил должное казаться самым важным. Итак, Эмиль рос, учился и мечтал зарабатывать деньги. Пока же ему оставалось писать многостраничные письма друзьям, серчая на дорогую стоимость их отправки. При таком подходе к выражению мыслей — ему точно быть писателем.

И всё же! О чём художественные произведения Эмиля Золя? К 1895 году он уже завершил цикл «Ругон-Маккары», продолжив будоражить общество новыми откровениями. Чего только стоил его «Лурд» — яркое антиклерикальное произведение. Важно допустить, что Барро об этом ещё не знал. Почему же он почти ничего не сказал о написанном до того? Крохи информации не удовлетворят любопытство читателя. Создать общее представление о писателе получится, без какой-либо конкретики.

Нет, Барро считал обязательным отразить иной аспект. Современников Золя всё устраивало, кроме единственного момента — фамилий действующих лиц романов Эмиля. Их будто не интересовало содержание. Таких людей провоцирует не описание отвратительности их существования, а незначительная деталь, никак на содержание произведений не влияющая. С Золя на самом деле судились, требуя изменить фамилии, дабы они тем не унижали достоинство людей, обладающих такими же.

Малый объём работы Михаила Барро скрадывается дополнительным рассмотрением аспектов творчества писателя Ретифа. Зачем и для чего это было сообщено читателю? Видимо, имелись предпосылки, возымевшие влияние на становление мировоззрения Золя. Если так, то возражений быть не должно. Впрочем, Михаил предпочёл уделить внимание именно его трудам, тщательно пересказывая некоторые из них, тогда как похожей щепетильности к Золя он не испытывал.

Об Эмиле Золя можно рассказывать долго. Если разбираться с его жизнью, придётся упоминать чрезмерное количество аспектов. Ведь какой эпизод истории Франции конца XIX века не вспомни — обязательно увидишь заинтересованность Золя. И было отчего приходить отчаянию и радости. Но больше приходилось негодовать. Горькие слёзы глотал Эмиль — свидетель Второй империи и очевидец военной и экономической катастрофы под Седаном. К тому же, Золя принимал активное участие в деле Дрейфуса, отстаивая позицию обвиняемого, о чём Барро просто был обязан написать: опять же, в силу временных причин, не имея о том определённых представлений, ведь начало судебного процесса пришлось на конец 1894 года, когда сей труд Михаила должен был быть написан и отправлен для утверждения в редакцию.

Работа Барро подойдёт в качестве краткой заметки о жизни и творчестве Эмиля Золя. Благо существуют другие биографии, с которыми необходимо обязательно ознакомиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Андрей Скоробогатов «Сибирская симфония» (2016)

Скоробогатов Сибирская симфония

Не для того литература дана человеку, чтобы писать о чём-то, не говоря ничего по существу. Сам факт создания литературного произведения не красит писателя. Нужно взвешенно подходить к изложению, дабы вымысел не лепился на нелепицу, ибо дальше просто некуда. Но это не останавливает человеческую мысль, ежели чешутся руки. В стане авторов-сумбуристов обозначилось пополнение. Теперь и Андрей Скоробогатов оказался способен создать компанию таким мастерам абсурда, вроде Владимира Сорокина. Прилагать усилия для понимания текста не требуется, как и видеть сатиру на действительность. Всё сказывается сугубо ради фана. Коли прикольно, чего не сказать-то?

Будущее. Землю местами вспучило. Сибирь увеличилась в пять раз, остальное аналогично спалось. Пришли морозы, отчего летом сибиряки греются при температуре в минус пятнадцать градусов по Цельсию. По улицам бродят волки. Медведи получили статус полноправных граждан, поскольку Сибирь именуется Государством людей и медведей. Женщин в сих местах давным-давно не было, и почему так всё обстоит пока ещё неизвестно. И самое важное! Играть на балалайке прогрессивный металл — значит в перспективе получить срок за нарушение Уголовного кодекса.

Нужно ли разбираться во всём этом? Авторская фантазия расцветает с каждой страницей. Даже кажется, что Андрей не совсем представляет, о чём взялся рассказать. Конечно, весело описывать свойства слюны, способной долететь до поверхности, пока температура летняя, а вот попробуй хотя бы плюнуть, коли при минус семидесяти градусах хорошо, ежели не застынет на губах. Высказав сию дельную мысль, Скоробогатов понял — нужно продолжать повествование. Потребовалось дополнить содержание стереотипами. Ведь в Сибири, по представлениям всего мира, люди должны быть всегда вооружены, как тут не описать пресловутых волков, окруживших трамвай, подобно грабителям поездов на Диком Западе. Только тут иная реальность, более близкая по духу русскому человеку.

В качестве развлечения и отдыха головы «Сибирская симфония» подойдёт идеально. Сознание лучше отключить сразу по открытию книги. Все жизненные затруднения мигом исчезнут. Ещё бы! Зачем серчать на происходящее, когда в скорой перспективе ожидает нечто подобное. Тут не анархией Кропоткина пахнет, а чем-то более махровым, где лучше не жить. Воистину, герои Сорокина существуют при аналогичных обстоятельствах, но Владимир не стремится создавать впечатление чрезмерной оторванности от действительности. У Скоробогатова реальность более прозрачная. Если говорить точнее, ему проще описать общую ситуацию, нежели суметь проникнуть в неё и разложить на составляющие.

Стоит мыслительному потоку остановиться — произведение завершится. Всему есть конец, в том числе и нелепице. При потере смысла продолжать рассказывать — лучше вовремя остановиться, дабы у читателя мозг остался в целости и сохранности. Часов пять чтения он сможет потерпеть, после чего начнёт серчать на невразумительность. Главное задуматься, насколько прочие произведения Скоробогатова соответствуют «Сибирской симфонии». При условии похожести — придётся сокрушаться от удручения. Всему должен быть предел. Впрочем, некоторые писатели нравятся читателю именно за оторванность их литературных трудов от настоящей жизни. Так и Скоробогатов должен иметь похожего читателя, ждущего новых порций абсурда.

Почему же Андрей использовал Сибирь для экспериментов? Чем ему не угодил Мадагаскар? Вполне можно перенести действие на австралийский континент или куда угодно, где будут жить обыкновенные сибиряки, так как в столь холодных условиях никому больше существовать не захочется. Всё это домыслы, ещё более невразумительные, нежели описаны в «Сибирской симфонии». В любом случае, пусть Скоробогатов оттачивает слог, создавая произведения по душе. Требований к нему предъявлять не следует: алмаз можно получить и из графита.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Виктор Пелевин «ДПП (НН)» (2003)

Пелевин ДПП НН

Создай идею и паразитируй на ней. Откажись от прочего, ибо у тебя есть приоритет. Хватит малого, дабы раздуть из него большее. Так и Пелевин, ничтоже сумняшеся, брал за основу нечто определённое, в дальнейшем предпочитая забыть, для чего он всё начинал. Отказавшись от мелочи, определив за важное роман «Числа» — основу сборника «ДПП (НН)», следует остановиться и задуматься, увидев стремление человека оправдывать существование за счёт надуманных причин. Пелевин тому потворствовал, пока не запутался в словах, поскольку мир состоит из чисел, но никак не из букв.

Некогда, когда не родился Сократ, когда действительность происходила от чего угодно, только не от идей, жил Пифагор, считавший себя подобием божества, видя в проявлении сущего исходное от единицы. Его мысли туманили мозг людей, считавших предположения Пифагора за истину. Теперь, спустя два с половиной тысячелетия, Пелевин взялся отразить страсти по нумерологии, наделив главного героя своего повествования психическим расстройством, связанным с желанием найти защиту у цифр. Возникает вопрос: каким образом семёрка, нарисованная на бумаге, способна защитить или оказать помощь? Истинно, такому персонажу требовалось отправиться на приём к психиатру, только время было тогда неспокойное — на дворе случились девяностые.

Само начало повествования привлекает внимание. Действительно, людям свойственно впадать в заблуждения. Каждый оправдывает существование угодным сугубо для него способом. Кто-то в самом деле ориентируется на цифры, принимая решение. Так проще жить. Если во всяком решении опираться на определённые значения, тогда не придётся раздумывать, уже тем облегчая существование. Собственно, ежели главный герой выбрал своим числом сочетание тройки и четвёрки, при этом не допуская присутствие рядом с собой сочетания четвёрки и тройки, то это его личная головная боль. Подобных ему хватает среди людей, посему осталось проследить, куда автор направит подобного персонажа.

И вот тут у Пелевина случился разлад. Продуманная идея повествования рухнула, стоило действию расшириться. Хватило бы и размера повести, вследствие чего петь песни Виктору во имя его находчивости. Однако, роман есть роман, какие домыслы не встречайся читателю в тексте. Будет и гадалка, понимающая главного героя и направляющая его в нужную сторону. Будет и девушка, такое же помешанное на числах создание. Будут и чеченцы, сугубо для антуража в виде исламских квазисект. Будут и партнёры, а также противники по бизнесу, ибо главный герой очень быстро сколотит состояние и откроет собственный банк. Пусть такой персонаж примечателен во всём, но слишком он психопатичен, отчего картинка не складывается.

Читателя перестаёт интересовать, куда главного героя выведет кривая из авторского замысла. Путей всего три, у каждого по четыре ответвления. Пойти можно по дороге успеха, падения или жить в прежнем ритме. Соответственно, исходя из этого, можно стать ещё успешнее, пасть или перестать обращать внимание на происходящее, либо переосмыслить реальность, отказавшись от прежних убеждений, обратившись к новым. Куда именно Пелевин направит главного героя, читатель может решить самостоятельно. Зачем верить автору, ежели он плавал по верхам, не стремясь углубиться? Нужно было нырять в толщу эмоций, тогда как далее внешнего созерцания погрузиться не получилось.

Конечно, Пелевин умеет играть со словами. Это у него получается мастерски. И «Санбанк», что как бы банк для нужд сантехников, он же банк, похожий на солнце. И царь Навуходоносор, преображающийся в Ухогорлоносова. Но читатель желал основательности, вместо чего получил притягивание за уши человеческих надуманностей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Несмертельный Голован» (1880)

Лесков Несмертельный Голован

Ещё одним воспоминанием поделился Николай Лесков с читателем. Он вспомнил про Несмертельного Голована, о котором имел представление до семилетнего возраста, а после потерял из виду. Этому человеку везло в том, что он не боялся смерти. Куда бы не несла его жизнь, всюду он удивлял людей своей живучестью. Особенно его удача пригодилась во время эпидемии, называемой пупырух, а в более обыденном понимании — сибирской язвой. Вот где он сумел принести пользу. Ухаживая за умирающими, он знал некий секрет, поскольку болезнь обходила стороной и его домашний скот.

Существование Голована — движение в неизвестное. Не получится установить для него цель. Он просто существовал, живя ради необходимости жить. Лесков мог измыслить для него разное или припомнить всякое, наполнив этим страницы произведения. Глубокого погружения в прошлое не планировалось, достаточно осознания факта, что Голован уникален. Если и была во всём замешана алхимия, то осталось на уровне слухов. Во всяком случае устанавливается точное обстоятельство, согласно которому Голован не подвергался хворям, за счёт чего Николай сумел описать данную его удивительную особенность.

Но жизнь всё-таки отличается особой сложностью. Мало показать способности главного героя данного повествования. Нужно дополнение в виде иной особенности, доступной пониманию. В качестве таковой Лесков предложил загадочную ситуацию с появившимся из ниоткуда лицом, смевшим унижать Голована и требовать от него денег. Люди удивлялись, видя как, ничего прежде не боявшийся, человек принимал с покорностью грубое к себе обращение и старался раздобыть требуемое, никак не отвечая на недоуменные взгляды.

Жизнь настолько сложна, что даваемый на вопросы ответ почти никогда не удовлетворяет любопытство. Отчего же, когда никто не знает, находится человек, ведающий скрываемый от всех секрет? В который раз Лесков превращает ладное повествование в исповедь единственного человека, в чьи слова необходимо поверить? Снова читатель вынужден пожать плечами и принять ему навязанное мнение, продолжая оставаться в сомнении.

Может потому и не воспринимается повествование от Николая ладно изложенным, поскольку было важнее отразить моменты прошлого. С Голованом случались определённые события, значит их и нужно отразить на страницах произведения. Каким бы это сумбурным не показалось, другого Лесков сделать не мог. Взявшись вспоминать былое, он обязался сообщить известное ему прежде или ставшее понятным лишь сейчас. Но прошлое безвозвратно ушло, о чём опять приходится вспомнить.

Николай тщательно документировал должные быть сохранёнными фрагменты. Так в тексте появляется описание глупости русских мужиков, издавна живущих на земле, забывая её оформить по закону. Когда случится пожар, тогда будет поздно разбираться, где чей ранее был надел. Остаётся верить на слово свидетелям, хотя суду следовало отказаться от сомнительных показаний. Ничего тут не сделаешь. Всё равно ещё не раз русский мужик окажется в глупом положении, причём ссылки на «авось» не потребуются.

Осталось завершить историю о Несмертельном Головане. Как же он после жил? Почему терпел унижения, если оного не заслуживал? Тут не предполагалось создавать таинственность. Жизнь сама всё расставила по местам. Пускай допускалось остановиться, призвать к рассудительности и разъяснить ситуацию. Впрочем, Лесков жил и творил задолго до писателей, творивших через сто лет после него, находивших в сюжетах место для восхваления голованов и порицания их соперников. Хотелось бы сказать: живи и помни. Но сказать не получится, так как несерьёзно допускать смешение произведений, пусть и близких по идее, зато в действительности не имеющих иных общих черт.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Кадетский монастырь» (1880)

Лесков Кадетский монастырь

От сохранения прошлого нет пользы. Устраняется информационное голодание, ничего другого полезного не сообщая. В плане важной для государства истории — ведение хроник обязательно, а вот касательно всего прочего — сомнительно. С другой стороны, пусть будет, ежели оказалось сохранено. Частично пользу принёс и Николай Лесков, рассказывая о былом, понимая, ушедшее кануло в Лету, не представляя интереса ныне живущим. Тем более не заинтересует людей в будущем, ведь не важно, чем прежде славилось то или иное здание, какие страсти кипели вокруг и внутри него. Потому и польза сомнительна, так как это интересно узкому кругу лиц. А в перспективе интересовать вообще перестанет.

Рассказать Лесков решил о кадетском училище. От себя он строил повествование или нет — установить трудно. Сам он если и учился, то не столь успешно, как о том желается думать. Его занимали люди, работающие в данном учреждении. Каждый из них — уникальная личность, заслуживающая отдельного упоминания, коли Николай нигде не дополняет сверх должного. Усвоить текст в той же мере затруднительно, учитывая важность повествования непосредственно для Лескова, являвшегося свидетелем описываемого, тогда как остальным предстоит скучать.

В годы николаевского правления думать о необходимости образования не приходилось. Умные люди государству не требовались. Хватало дошедших до мыслей о бунте декабристов, чтобы в дальнейшем преподавать науки подрастающему поколению с максимально возможной строгостью. Не существует хуже вольнодумства, сравнимого с сочинением стихотворений. Именно по данной причине сочинителей виршей сурово наказывали, не жалея палочных ударов. Стоило бы сказать спасибо Рылееву, окончившему сей монастырь ранее. Отяготив собственную судьбу, оной он наградил ещё не родившихся россиян, оказавшихся должными тянуть неведомую им лямку, просто из-за чьего-то желания думать о будущем других, лишая любых надежд на лучшее.

Требовалось найти общий язык и с церковью. Будучи подконтрольной правительству, православная религия продолжала оставаться в стороне, на свой манер воздействуя на умы молодёжи. Не должно быть конфликта между священником и директором училища. Но конфликт будет. Не станет кто-либо из них мириться с необходимостью подчиняться. Стоящий над верой чиновник обязан требовать к себе уважение, действуя против, когда ему чинят в том препятствия. Это показано в качестве дополнительного и весьма важного штриха.

Появляются на страницах и прочие работники училища. Важное место отводилось доктору, заботившемуся о здоровье питомцев. Он мог питаться вместе с ними в столовой, а то и проявлять сочувствие или строгость. Любящий своё ремесло человек — такого всегда приятно описывать в произведениях, будь они художественного или описательного толка. Не до конца он должен был быть именно таким, как того много позже желалось видеть Лескову. И так как прошлое безвозвратно ушло — ушли в небытие и прежде жившие люди.

В 1885 году Николай дополнит «Кадетский монастырь» главой о поваре. Видимо, это имело существенную важность. Особенно, учитывая такое обстоятельство — повар умер прямо за плитой. Потребовалось найти ему замену, что стало значительной проблемой. Редко замечаемый на рабочем месте, находящийся вне осознания присутствия, именно повар определяет, какое самочувствие должно иметься у учеников. Если хорошо накормит — не появится нареканий. Ежели плохо — удостоится порицания. Но всё равно останется неведомой личностью для многих. Исключением станут люди вроде Лескова, испытывающие необходимость фиксировать в памяти мельчайшую деталь, находя для неё после место на страницах произведений. Так и оказался повар в качестве дополнения к уже имевшемуся тексту.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Чертогон» (1879)

Лесков Чертогон

Порою натура русского человека требует разгона чертей, постоянно утомляющих тело и душу необходимостью размышлять над судьбами России. Основательно устав, русский человек заказывает ресторан, созывает всех знакомых и устраивает шумное гульбище, требуя осуществления всех приходящих в голову желаний, круша всё встречаемое на пути. Этот обряд называется чертогоном. Лет ему много, знает о нём не каждый, если никогда не бывал в Москве. Именно москвичи падки на гон чертей, не станем думать вследствие каких причин. Лесков стал свидетелем оному в годы своей молодости, когда напросился погостить к дяде. И сразу оказался причастным к готовящемуся мероприятию, чтобы навсегда его запомнить.

Дядя у Лескова оказался щедрым человеком, поскольку был богат и денег не считал. Захотелось ему закатить пир, для чего он сразу направился в ресторан и предупредил о готовящемся торжестве. Из меню он выбрал по сто блюд, а после отправился по Москве приглашать всякого встречного, если знал его хотя бы самую малость. Никто не отказывался придти. И вот в назначенный час понеслось. Что происходило на пиру Лесков не помнит, ибо напился и пришёл в себя значительно позже. Увидеть ему пришлось разгром невиданных масштабов. Дядя с друзьями похоже действительно чертей гонял, иначе не объяснить подобного отношения к чужому имуществу. Но на том чертогон не закончился.

Причудами полнятся москвичи, стоит им того захотеть. Пожелают нечто купить — ничего не остановит. Не чарочку кваса купят, а всю бочку опорожнят. Колёса с повозки снимут, так как они им понадобятся для осуществления некой безумной идеи. Деньги разлетаются по ветру, потому речь уже не о чертогоне, а о другом процессе, не настолько мистическом. Просто выход эмоций идёт в качестве разгрузки за потраченные нервы. Получается так, что подстраивая жизнь под заработок денег, москвич однажды испытывает достижение критического момента, после которого копить денежную массу становится бессмысленным. Вот тогда-то и начинается чертогон, лишённый всякого смысла, зато жизнь снова входит в прежнее русло: появляется необходимость остудить голову и приняться за заработок денег с удвоенным усилием, с каждым днём приближая очередной момент для гона чертей.

Лесков уверен, подобное возможно лишь в Москве. Более нигде чертогона на просторах России не случается, а может оного не бывает во всём остальном мире. Свою роль играет натура русского человека и его работоспособность, всегда направленная на созидание ради последующего разрушения. Ведь так и случается, какой исторический отрезок не возьми: всегда созидание предшествует выбросу эмоций. Никогда ещё не бывало такого, чтобы русские избежали критического момента, не изливая накопившуюся энергию через край. Только в случае москвичей подобное случается чаще, и направлено оно в более мирное русло, где разрушение ограничено незначительными рамками. Страшно представить, какой силы мог быть чертогон, попробуй москвичи сдерживаться на протяжении веков или хотя бы десятилетий. Впрочем, кажется подобное уже случалось, если со старанием попытаться найти признаки чертогона, наложив их на общее накопившееся возмущение.

Николай не предлагал читателю вынести определённую мораль. Он просто вспомнил случай из собственной жизни, достойно дополнивший написанные в 1879 году произведения. Всякой мысли находится место в России, как ещё больше возможных вариантов бытия, одновременно применяемых, только редкие из них остаются в памяти. В том-то и заключается заслуга писателей, предпочитающих в произведениях опираться на конкретные эпизоды человеческого общества, созидая для потомков бесценные картины уходящих в прошлое событий, нравов и обычаев.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Николай Лесков «Шерамур» (1879)

Лесков Шерамур

Среди персонажей Николая Лескова нашлось место и такому, имя которому Шерамур. Задумайтесь, каково это — не брать ничего себе, постоянно делясь с другими? Ещё лучше, если получится накормить. Стоит ему подарить рубашку, дабы прикрыл голое тело, он её отдаст другому нуждающемуся. А ежели попросит денег на определённые цели — обязательно вернёт сдачу. Если таковой человек существовал в действительности — им стоит восхищаться. Не всякий согласится жить мыслями о других, никогда не задумываясь о собственных предпочтениях.

Причина любви к людям должна быть объяснена. Согласно Лескова получается, что Шерамур — сын мизантропа и крепостной крестьянки, выросший под опекой состоятельного отчима. Не должный иметь твёрдой опоры, он её и не имел, не соглашаясь принимать предложения остепениться. У него и цели не было, кроме единственной: всех следует накормить. Стоило у него на руках оказаться наличности, как она тут же тратилась на еду. И так из года в год, словно плыл Шерамур по течению жизни, неизменно числясь любимчиком богини Фортуны, иначе давно бы померк для него свет.

Про такого человека требовалось рассказывать основательно. Лесков не стал останавливаться на краткой вводной, наполнив повествование всевозможными обстоятельствами. Встречается на страницах симпатия девушек к главному герою. Причём такая, от которой тому стало стыдно. К нему не просто проявили внимание, а ещё надушились и создали романтическую обстановку, от которой он пришёл в недоумение. Неземным созданием кажется Шерамур, ежели человеческое ему чуждо. Читатель обязательно придёт в недоумение: как устроен мыслительный аппарат главного героя? Ведь нет у него ничего за душой, как пуста и сама душа. Об одном и том же приходится говорить Лескову, постоянно упоминая привычку Шерамура делиться с окружающими.

Лучше такого персонажа отправить подальше от России. Например, во Францию. Оттуда на войну. А после куда угодно, ибо после войны жизнь Шерамура должна претерпеть изменения. Понятно, как именно ему удалось добиться высочайшей степени уважения, но непонятно другое. Каким образом раздающий всё у него имеющееся, Шерамур сумеет накопить наличность. Яснее становится тогда, когда выясняется, что он сумел найти девушку, способную выгодно воспользоваться щедростью мужа, придав сему увлечению приличный вид, сделав из мужа состоятельного человека.

Необычность Шерамура объясняется им самим. Читатель отвык от подобных персонажей, возможно уже забыв, каких личностей описывал Николай в первых произведениях. Уже тогда казалось, что за странностью должно скрываться нечто позитивное. В данном случае описание было доведено до логического конца. Каким бы не являлся Шерамур, всё-таки он предпочитал заботиться о других, не думая о себе.

Так и желается сравнить портреты Однодума и Шерамура. Если первый существовал ради самого существования, всё равно задумываясь о дне грядущем, то второй вообще не придаёт смысла с ним происходящему, не думая, к чему о чём-то рассуждать, если можно просто дать у него имеющееся другим, без различия, к чему всё это приведёт. В обоих случаях допускалось описание печального исхода, к чему Лесков не стремился.

Описав сдержанность и щедрость, осталось разобраться с другой особенностью человеческих побуждений, когда возникает желание забыться, устав от приевшейся обыденности. Что совершал Шерамур из добрых побуждений, такое же могли делать и другие, но забыв обо всём на свете. Собственно, в том же 1879 году Лесков написал рассказ «Чертогон», где и поведал об ещё одном качестве русской души, нуждающейся в периодическом гоне чертей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 132 133 134 135 136 231