trounin.ru

Голдинг мог задаться вопросом накануне написания очередной книги: «А каким образом можно получить Букеровскую премию?» Он посмотрел на лауреатов за прошлые годы, сделав очевидный вывод — надо писать о чём-то, что имеет связь с водой, или повествовать на тему Индии. А если измыслить судно, отправившееся в далёкое странствие? Пусть конечной целью станет земля антиподов, то есть Австралия. И пусть на судне разыграется драма, отдалённо напоминающая о канве самого первого романа Уильяма. Должно быть дельная получится книга! Осуществив задуманное, Голдинг стал ещё одним лауреатом Букеровской премии. Только вот читатель подумал — всё это сугубо по совокупности заслуг. Тремя годами позже к аналогичному выводу придёт нобелевский комитет, не ставивший за цель опираться на конкретные труды Уильяма.

Почему бы не назвать Голдинга похожим по творческому нарративу на Виктора Гюго? Мрачные фантазии побуждают к написанию тёмного фэнтези. Если Гюго так и остался приверженцем романтизма, Голдинга причисляли к суровым реалистам, мастером отображения британской действительности. Было бы это так, касательно Уильяма, каким образом читатель должен думать про Британию, якобы несущуюся по морям в неизвестном для неё направлении? Учитывая такую характерную особенность представленного вниманию судна, очень старого и наполненного отвратительными запахами. За таковое предлагается считать и государство, расположенное на острове Великобритания? Остаётся думать именно в таком направлении, поскольку наполнение оставило желать лучшего.

Повествование составлено из записей новоявленного пассажира морского судна, должного отбыть в колониальные владения, где ему обещана синекура. От него требуется единственное — принять неизбежность долгого нахождения в ограниченном пространстве. Но читатель знает, какого рода контингент отправлялся в земли, именованные Австралией. Не особо требовавшиеся английскому обществу члены. То есть судно наполнялось крайне опасными элементами, способными совершить любое противоправное деяние. И, опять же, как известно читателю, Голдинг уже прежде писал о сходных обстоятельствах. Будем считать, герои «Повелителя мух» повзрослели, перенеслись по временной шкале в прошлое, теперь с грузом совершённых в детстве грехов им суждено продолжать соседствовать друг с другом. Вполне очевидно, ничего хорошего из этого не получится.

Рассказчик — непосвящённый в морские дела человек. Как происходит плавание? Он не знает. Что от него требуется? Поймёт по мере продвижения по сюжету. Голдинг поступил крайне нечестно, используя приём читательского вхождения в новый текст, буквально всё разжёвывая, благодаря чему количество печатных символов возрастает без особых мысленных затрат. Дабы никто не сказал слова против, будто Уильям в чём-то заблуждается, касательного взятого им для рассмотрения исторического момента, вроде морской терминологии или чего-либо ещё, он в самом начале повествования дал предуведомление, мол, у него есть опыт хождения по морям, следовательно он лучше знает, нежели оппоненты, обязанные появиться для осуждения.

Всё-таки «Ритуалы плавания» себя не оправдывали. Внимание читателя приковано тремя фактами: известность автора, обладание нобелевской премией по литературе и, собственно, Бекеровская премия как раз за данное произведение. В любом прочем случае читатель скорее бы обратился к «Сообщению Артура Гордона Пима» за авторством Эдгара По, приняв за более блестяще выполненный образчик описания плавания в неизвестно куда. К окончанию чтения книги Уильяма Голдинга читатель так и не поймёт, какое смысловое наполнение закладывалось автором в содержание. О чём вообще рассуждать по прочтении? Про жестокость нравов прошлого времени? Про продолжающее сохраняться среди людей невежество? Про пагубность любых затей, когда над людьми перестают действовать общечеловеческие установления? Определяться предстоит самостоятельно, раз уж появился интерес к чтению данного тёмного фэнтези.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Букеровская премия получена. О чём теперь писать? Исигуро уже не просто подающий надежды писатель — он стал состоявшимся автором. Рассказав две большие истории про японцев и одну про утрачиваемое ремесло английских дворецких, Кадзуо полагалось продолжить путь совершенствования. Но не получилось. Четвёртый роман вышел скомканным, не содержащим цельного сюжета, состоящий из вороха разрозненных эпизодов. Кому-то покажется, будто перед ним разворачивается сюжет, памятный по «Замку» Франца Кафки, только вместо землемера за главного героя выступает известный пианист. Такое впечатление является обманчивым. Не сможет читатель найти абсурда. Каждое представленное действие в меру разумно, за тем исключением, что Исигуро не задумался о необходимости расставить эпизоды в осмысленном порядке. Тогда читатель мог посчитать, словно Набоков разбросал черновые заметки, написанные на небольшого размера листах, после им объединяемые под одно. В случае Кадзуо всё не так. Даже можно подумать, «Безутешные» — это и есть черновик, не переписанный набело.

О чем же роман «Безутешные»? Продолжал задавать вопрос читатель, выяснив определяющие моменты отношения к произведению. О безутешных днях, проведённых за его созданием у автора, и за чтением у пожелавших с ним ознакомиться. Остаётся думать, не получи Исигуро Букеровскую премию, создать ему столь же пронзительное произведение, ни в чём не уступающее трём предыдущим. Шесть лет понадобилось, чтобы сплести нечто новое. Приходится думать, Кадзуо находился в творческом кризисе. Он раз за разом подходил к написанию, пока у него не возник образ известного пианиста. Впрочем, об известности главного героя приходится судить по словам непосредственно писателя. Ни разу читатель не убедится в музыкальных дарованиях представленного на страницах персонажа. Можно было сделать не пианистом, кем угодно другим. И отправить его в не менее далёкое путешествие, которое проделал дворецкий в «Остатке дня». Зачем понадобилось устраивать подобие Блумсдэя, используя вместо Дублина неизвестный европейский город? За главным героем произведения столь же неинтересно следить, как большинству читателей за героями «Улисса» за авторством Джеймса Джойса.

Когда внимание к пианисту ослабевает, Исигуро принимался рассказывать про прочих действующих лиц. Читатель узнавал про мальчика, отправленного учиться к преподавателю, бравшегося обучать исключительно талантливых детей. И узнавал, насколько этому мальчику опротивело заниматься музыкой. После узнавал про девочку, поздно вспомнившую про забытого в коробке хомяка, отчего тот там же окончил свои дни. Периодически действие перемещается в прошлое, без чего Кадзуо не мог обойтись. Но если прежде былое формировало настоящее, касательно «Безутешных» оно вовсе ни на что не влияло.

Читатель может подумать, сколь тяжело вникать в текст, всё-таки должный содержать рациональное объяснение представленного ко вниманию. Или может получится найти акценты, потянув за нити — раскрывая сюжет с новой стороны. А может объяснение крылось в другом — Исигуро намеренно создавал тяжёлое для восприятия произведение, сообразуясь с истиной: пиши непонятно, считающие себя за умных не позволят упасть в грязь лицом. Кому после прочтения роман не доставил удовольствия, кем не был понят, тем смело можно было указывать на шаткость их положения, не должных более считаться за достойных к проявлению внимания. Ежели кто говорил, насколько Исигуро создал глубокий роман, ещё и громко внося в различные топы, тот уже считался за разбирающегося в литературе человека. Однако, до всего этого читателю дела всё равно не будет, если у него есть собственная голова на плечах. Пожалуй, сам Исигуро понимал, с таким содержанием ему дорога разве только в лауреаты литературных премий. Можно сказать, закладывался первый камень, через двадцать два года оправдавший творческие муки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Людям хочется пускать пыль в глаза. Например, считать себя живущими в историческом районе Лондона. Неважно, что обитают они на плавучих баржах, расположенных компактно на одном из изгибов Темзы, аккурат где-то рядом с Челси. А как было на самом деле? Имея такое мнение, на деле люди жили на отшибе города, испытывая постоянные проблемы с необходимостью добраться до дома через заброшенные промышленные постройки. Почему так случилось? Некогда по Темзе до Лондона могли ходить большие корабли, после такая возможность исчезла. И на момент описываемых Пенелопой событий, обитаемые баржи оказались зажаты на ограниченном участке. Ей самой довелось жить на таких плавучих средствах. Поэтому решено было отразить тот период жизни в виде литературного произведения.

Нет нужды обращать внимание на художественное наполнение. Были ли приводимые события на самом деле — особого значения не имеет. Перед читателем другая ситуация в виде человеческой неопределённости, всегда сопровождавшей существование людей. Имея нечто во владении, понимая возможность скорой утраты оного, начинаешь хаотично придумывать способы по извлечению максимально возможной выгоды, прежде чем останешься вовсе без всего. Яркий пример — строительство домов. На покупателе всегда сэкономят, построив дом из дешёвых или некачественных строительных материалов. А в случае частного строительства — возведут дом из едва ли не мусора, обложив чем-то красивым снаружи. Получается леденец на палочке, вполне способный испортиться под воздействием внешних ситуаций. Но такое сравнение не совсем верное, поскольку палочка — образец качества и натуральности. А если представить, что ты владеешь плавучим домом, считай — баржей, которой за шестьдесят лет? Она протекает, вынуждая постоянно проводить мероприятия по откачиванию воды. Вполне очевидно, такой дом нужно продать, сделав из него конфетку хотя бы на один час, в течение которого получится его продать. И уже проблема новых людей, каким образом избавиться от дома, вот-вот должного пойти на дно.

Таково основное смысловое послание от автора, далее которого можно не распространяться. Одно лишь заинтересует читателя, почему именно за подобное описание проблемы Пенелопа Фицджеральд получила Букеровскую премию. И почему в название вынесено будто бы открытое море, тогда как действие происходило в прибрежной речной полосе? Всё исходит из оригинала, где использовалось слово с неоднозначной трактовкой, чаще понимаемое в виде исключительной экономической зоны, тогда как в ряде случаев используется в качестве диалектного выражения, дословно так и переводимого — в открытом море. Читатель должен знать про сохранявшиеся со средневековья традиции уменьшать платимый за владение землёй налог, в результате чего возводилось многоэтажное строительство или приходилось селиться в плавучих домах. Собственно, как раз к такому выводу и приходит читатель. Что до Букеровской премии — так решили люди, назначенные на право определять лауреата.

Может в содержании есть нечто, о чём следует обязательно рассказать? Каждый читатель всё равно определится самостоятельно, к чему следует проявить внимание при знакомстве с текстом. Кому-то покажется интересным внимать особенностям показываемых человеческих судеб. Ведь, если задуматься, Пенелопа писала об определённом, обозначив существование проблемы, в том числе отразив жизни некоторых действующих лиц, без чего произведение не могло быть принятым за художественное. Уже ничего с тем не поделаешь, и не обязательно, чтобы обойди вниманием «В открытом море», выбор пал на более достойного премии лауреата. К таким особенностям нужно относиться спокойно. Важно лишь то, что данное произведение будет читаемо время от времени, тогда как другие — уже никем и никогда.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пока исследователи творчества Мёрдок ссылаются на Ксенофонта, видя в том явный намёк на радостное ликование древнегреческих воинов, пробившихся к морю, читатель склонен отметить саркастический намёк непосредственно Айрис, ёмко отразившей подход к написанию произведения. В лучших традициях потока сознания, Мёрдок пыталась нащупать сюжетную линию. Повествование сплеталось с обозначенного замысла, после перебором всего и вся выводя к драматической составляющей. Зачем и почему? А это ещё одно переосмысление названия. Пусть для читателя на страницах отражена обыденность момента, будто бы вовсе неважная. Ну кому интересно знать, чем питаются гедонисты? Какие мысли сидят в головах у сибаритов? Может спустя две тысячи лет стряхнут пыль с книги Айрис Мёрдок, прикоснувшись к скрупулёзному описанию действительности давно ушедших в былое лет. Говорить можно о чём угодно. Но всё же нужно взглянуть и на саму историю, с которой читатель оказался вынужден познакомиться.

Говорят, нужно прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно. Это не про главного героя произведения. Он прожил жизнь, наполненную событиями, достигнув всего им желаемого, кроме самого основного — личного счастья. За жизнь он ни с кем себя не связал, не завёл детей, теперь вынужденный проводить дни на берегу моря. Где-то в глубине души он явно понимал, сколь много потерял. Особенно ярко осознав, встретив на том же берегу некогда им любимую женщину. Годы прошли, она счастлива в браке, воспитывает сына. Как теперь главному герою мыслить своё дальнейшее существование, имея такой пример перед глазами? На его беду — он стал героем книги за авторством Айрис Мёрдок. И начнётся череда из событий, в которые не следовало вмешиваться, поскольку каждый его шаг будет воспринят за правильный, тогда как после всё будет низведено во прах.

Читатель должен понимать, приведённое изложение сюжета — малая часть повествования. Это та самая канва, обёрнутая во многие лишние для текста слова. Или как читатель должен понимать тех же исследователей творчества Мёрдок, ссылавшихся на французских экзистенциалистов? Канон экзистенциальности — ничего лишнего. Не бритва Оккама, но всё же! Айрис полагалось вымарать лишнее, начиная от вступления и до поиска сюжета, ознакомив читателя с лаконичным изложением человеческой драмы, где главный герой хотел для себя лучшего, сломав жизнь каждого, до кого он дотянулся. Может быть Мёрдок таковую работу проделала, облегчив текст от ещё большего напластования слов. Или всё оставила без изменений, согласно другого приписываемого ей принципа — что не делай, совершенство будет достигнуто и без твоего участия.

Как тогда следует относиться к содержанию произведения? Оно останется неизменным, в каком бы возрасте читатель не принялся за знакомство с текстом. Надо иметь особый склад ума, позволяющий сохранять усидчивость до последнего. Опять же, следуя заветам исследователей творчества Мёрдок, если Айрис идёт по пути дзен, то читатель — освобождённый от пут даос. Чтение не должно приносить удовольствие, оно должно напитывать разум. И цельное зерно всегда будет найдено, какого бы уровня не был текст. В одном Мёрдок помогла — обозначив сюжетную линию, разрушив для читателя идеально выстроенную модель выражения гнева. Теперь не получится указать на чрезмерное количество воды в тексте, так как самое главное находилось на поверхности. Пока читатель пытался проникнуть вглубь содержания, течением его вынесло обратно.

Как не добавить то обстоятельство, что за «Море, море» Айрис Мёрдок получила Букеровскую премию? Пожалуй, этой строчки могло быть достаточно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Всегда есть три варианта развития событий: наступать, оставаться на месте или отступать. Какой из них лучше предпочесть? Может показаться, это зависит от ситуации. Однако, традиции литературных произведений не предполагают внесения изменений по ходу повествования. Если только автор не придерживается идеи случайности, по мере изложения бросая кости, добавив для пущей верности ещё три произвольных положения. Так и у Дюморье главная героиня описываемого действия неизменно шла вперёд, невзирая на просьбы умерить пыл и не идти наперекор судьбе. От этого проистекают едва ли не все проблемы, свидетелем которых становится читатель. Впору отложить книгу, попросив автора сбавить обороты, не нагнетая ситуацию, сообщая историю в духе, хорошо известную по примеру мышей, плачущих, но продолжающих поедать кактус. Иначе как объяснить поведение главной героини, каждый раз себя укоряющую за вмешательство в чужие дела, вновь продолжая вести себя с прежним упорством? Обычно в таких случаях говорят: обстоятельства были выше желаний.

Но читателю важно понять, припомнив истину, гласящую, упорство и труд — всё перетрут. Или это можно понять иначе — всё в руках судьбы. Дюморье действительно периодически допускала роль случайности. Как это могло обстоять? Она предполагала разное, случайным образом останавливая выбор на чём-то, может действительно бросая кости. А то и, чем чёрт не шутит, отправляя шарик на крутящееся колесо рулетки, где под разными цифрами скрывался какой-либо литературный сюжет. Даже не так важно, если он уже где-то использовался. Если выпадет «тринадцать» — умрёт главная героиня, «четырнадцать» — её муж, «двадцать пять» — произойдёт убийство, «тридцать три» — всплывёт утопленник. Может такое планировалось для каждого шага, когда повествование заходило в тупик. Это лишь предположение. Скорее всего сюжет создавался по мере написания. Просто в определённый момент Дюморье решила коренным образом пересмотреть задуманное ею изложение, внеся шокирующий читателя момент.

Когда тайное станет явным ограниченному кругу лиц, читатель задастся вопросом: где у рассказанного потайное дно? Насколько вообще можно верить автору? Или автор специально изводит читательское терпение, обращая главных героев в создания, которым по нормам христианской морали полагается после смерти гореть в аду? Пусть читатель решает такое самостоятельно. Есть вероятность — всё специально так рассказано, дабы история вызвала ответное чувство возмущения. Читатель ведь скажет: да как же так? Оказывается, — продолжит читатель, — всякий должен понести наказание. Дюморье всё сделает для того, чтобы на страницах не осталось порядочных людей. У каждого их них отныне и навсегда по скелету в шкафу.

А как же раскаяние? — вмешивается читательское любопытство. Это не русская литература, где за проступок следует воздаяние. Не та мораль правит балом британских литератур. Там сокрытие преступных мыслей — оптимальная форма восприятия действительности. Вернее, мир для британцев построен на лжи, воспринимаемую ими за полагающуюся часть обыденности. Поэтому не является грехом строить жизнь на обмане. Яркий пример того — английские детективы, где авторы постоянно недоговаривают, либо вводят читателя в заблуждение, подстраивая повествование под личные интересы. Такая же детективная составляющая есть на страницах «Ребекки». И только читателю решать, насколько он готов верить в предложенный ему вариант якобы некогда происходившего прежде.

Каков же финал повествования? Дюморье его вовсе не написала. Читатель волен сделать это самостоятельно. Кажется, Ребекка не была первой, принесённой на алтарь безумия. Даже кажется, главная героиня повествования вполне может повторить её судьбу, став по итогу столь же отрицательным персонажем, облитая грязью оставшимися в живых. Но это уже домыслы. Впрочем…

Автор: Константин Трунин

» Read more

Куда ни кинь взор — везде Индия: таким образом можно охарактеризовать британскую литературу. Это так тяжело для самосознания англичан, продолжавших жить воспоминаниями об утраченном. И теперь Пол Скотт подводил черту под ушедшим в былое. Правда годом позже он умрёт сам. Новые поколения англичан будут лишены привязанности к Индии. Их будет интересовать что-нибудь другое. Например, они станут переживать за конфликт вокруг Фолклендских островов, чьё население считало себя подданными британской короны. Или станут следить за конфликтом с Исландией, вошедшим в историю под названием Тресковых войн. Но прежние поколения англичан тяготели ко дням былого великолепия, когда мало кому удавалось сломить волю Британской империи. И вот перед читателем роман, героям которого нужно осознать, насколько слабыми стали их позиции в местах былого доминирования. Только не получится понять в полной мере, каким образом что-либо подлинно поменялось. На момент начала описываемых событий — спустя двадцать пять лет после обретения независимости — словно ничего бы и не изменилось в укладе британцев и в самосознании населения Индостана.

Англичане у Пола Скотта типичные для представления о них. Этакие хозяева жизни — господа. Их ничего не учит, они всё такие же. Как не противься британской воле, не выражай недовольства и не устраивай восстания — перемен не наступит. В том числе и случившаяся независимость Индии не дала перемен. Ежели у кого-то и были противоречия, то у пакистанцев и индийцев. Непосредственно британцы продолжали доминировать над интересами тех и других. Они — господа, прочие — им прислуживающие. В чём могла скрываться причина? Остановимся на мнении — на малом количестве прошедших лет. Должно пройти больше времени, чтобы индийцы перестали воспринимать британцев за господ. Быть может для того нужно выбрать иной язык для общения многочисленных народов, или понадобится нечто иное. Пока же индийцы связаны британцами посредством влияния английского языка. И читатель это видит наглядно, внимая описанному Полом Скоттом.

Своеобразной квинтэссенцией самосознания индийцев становится тот, кто на страницах произведения исповедует христианство. Такой персонаж даже лучше для британцев, нежели индийцы, исповедующие какую-либо другую религию. Этот человек — Богом данный британцам в услужение. Может показаться, подлинный христианин. Ему надо позволить много трудиться, мало спать и изредка есть. Оплату за свой труд он постесняется просить. Грубо говоря, на его горбу можно выехать из любого затруднения. То есть такие индийцы по нраву абсолютно всем. И добейся британцы христианизации Индостана — вовсе не знать им никаких бед.

Оттого и не спешат англичане покидать Индию. Старые поколения уверены, сумеют дотянуть век в столь непросто складывающихся условиях. Прочее их не интересует совершенно. Пол Скотт потому начинал повествование со смерти главного героя. Сразу становилось понятно, далее так продолжаться не может. Или ты примешь изменения в жизни, уступая владения индийцам, или тебе навяжут условия невыносимого сосуществования. Потому и умирает главный герой, не сумев перенести нанесённый удар по британскому самолюбию. Останется погрузиться в прошлое, проследив этапы роста индийского становления. Знакомясь с содержанием, читатель продолжит оставаться в уверенности — коренным образом ничего не изменится. Мало ли какие требования будут выдвигаться в последующем, жизнь самих индийцев претерпит минимальные изменения. Для понимания этого следовало прожить ещё тридцать лет, чтобы вновь оглянуться назад, увидев последующее развитие событий. Пол Скотт того сделать не мог в силу естественных причин. Однако, Букеровскую премию на исходе жизни за «Остаться до конца» он получил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читая «Сэвилла», после проявив интерес к автору, возникнет стойкое убеждение — Дэвид Стори рассказал о самом себе. Кому интересно найти сходство, пусть занимается именно этим. Только насколько важно понимать до каждого упомянутого момента в повествовании? Дэвид вырос в шахтёрской семье, профессионально играл в регби, сумел состояться в жизни и написал произведение, где показал сожаление о тяготах жизни трудового народа. Всё это совпадёт с реалиями одного из главных действующих лиц — Колина Сэвилла. Но так оно лучше получается для понимания, если у писателя есть желание рассказывать о наиболее ему близком. Поэтому, учитывая, что Дэвид был очевидцем всего им описываемого, нужно оставить в стороне мысли о сходстве или различиях. Нужно просто ознакомиться с тяжёлым бытом английских шахтёрских семей.

Стори не стал представлять читателю описание шахтёрского быта. Вниманию представлен непосредственно дом, где обитает семья шахтёра. Отец возвращается с тяжёлой смены, только и думая, каким образом ставить на ноги детей. Первый ребёнок будет излишне самостоятельным. Читатель приготовится внимать развитию действия, гадая, к чему всё в итоге приведёт. И тут Дэвид вносит первый разлад в описываемое. Можно сказать, прежде усвоенная информация становится бесполезной к пониманию. Причина в ранней смерти первого ребёнка. Отчего он умрёт, так и останется неизвестным. Предстоит перебороть угнетение матери, едва не наложившей на себя руки. После станет важнее внимать за жизненными обстоятельствами второго ребёнка — Колина. Как раз в нём читатель увидит непосредственно самого Дэвида Стори.

Детские годы Колина — Вторая Мировая война. Отец строит бомбоубежище, а Колин отправляется на учёбу. Что читатель знает об английских учебных учреждениях? Там царствуют жестокие порядки. И Колин был уверен — не избежать ему окунания головой в унитаз. На удивление окажется, рассказы о таких зверствах не находят отражения в действительности. Вероятно, проза Диккенса настолько въелась в культурный код британцев, что им будто уже никогда не омыться от того, вероятно имевшего место быть на самом деле когда-то тогда. Нет и телесных наказаний, пусть Дэвид заранее предупреждал, словно уж по пяткам-то бить будут обязательно. Чем же тогда примечательна учёба? Например, читатель внимает рассуждениям о причудливой британской системе мер, сводившей скулы каждому ученику в школьные годы. Объясняется мучение очень просто — сия система мер считается за имперскую. Следовательно, кто ею пользуется — владеет миром.

Весьма примечательный момент — сами военные годы. Колину приходилось трудиться на уборке пшеницы, потому как он желал зарабатывать деньги. Там он стал свидетелем обстоятельства привлечения к работе военнопленных. Очень часто приводили итальянцев и немцев. У Дэвида все военнопленные получились кроткими и мягкими, им бы только отсидеть время, практически ничего не делая. Они вовсе ничего не желали, и мыслей толком никаких не имели. Сошлёмся на детские воспоминания непосредственно автора, должного аналогично Колину трудиться на ферме вместе с военнопленными. Но примечательнее всего симпатии Колина к коммунистам. Встав на ноги, устроившись работать учителем, он будет вынужден бороться за право на отстаивание мнения. А кому нужен человек, вносящий разлад в трудовой коллектив? Соответственно, Колин будет уволен.

К сожалению, рассказать о произведении Дэвида Стори можно лишь с помощью обозначения основных событий, описанных автором. Данная книга по сути своей относится к ярким представителям литературы, место которым среди классики. Ну и такой момент, что именно роман «Сэвилл» был удостоен Букеровской премии — нечто само по себе удивительное.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Величие нации определяется самосознанием отдельных её представителей, готовых приносить себя в жертву во имя общего благополучия. Это не слова о построении коммунистического общества, где каждый будет вносить соразмерный вклад ради обретения всеми единого счастья. Разговор пойдёт о представленном вниманию читателя мировоззрении от Кадзуо Исигуро. Читателю давалось понимание о человеке, готовом жить идеалами других, находясь в вечном услужении. Может показаться, такой человек обязательно должен страдать от комплексов прислуживающего другим. Но Исигуро писал о том, кто ставил личные интересы на должное быть им присущим место. Кадзуо сообщал, насколько каждый способен вносить тот самый соразмерный вклад. То есть не всем полагается занимать лидирующее положение в обществе, кто-то им должен прислуживать, уже тем освобождая от выполнения рутинных бытовых обязанностей. Исигуро словно сообщал читателю, почему мир англо-саксов достиг занятого ими положения. Именно благодаря самоотверженности людей. Однако, читатель заметит наметившиеся перемены в жизненном укладе, когда мощь британского владычества начнёт сходить на нет. Что при этом останется делать тем, кто служил величию империи? Читатель должен с этим определиться самостоятельно.

Можно задаться вопросом. Почему представленный вниманию дворецкий столь уверен в убеждениях? Кадзуо даёт объяснение, отправив его на далёкое расстояние в автомобильное путешествие. Этот дворецкий прожил всю жизнь на одном месте, толком не имея представления, что находится за стенами поместья. Не имея знаний о мире, он хвалит ему доступное. Для него нет ничего прекрасней английской природы. Он с той же уверенностью воспримет за лучшее всё британское. Просто он не имел иных примеров, и никогда не стремился о них узнать. Он был пропитан разговорами о величии империи, не способный помыслить иначе, нежели ему сообщалось. Да и не имело никакого значения, что происходило вне поместья. Он согласен был принять любое суждение за правду, если оно сулило выгоды для Англии. И был твёрдо уверен, для того нужно хорошо исполнять рутинные бытовые обязанности, благодаря чему власть британцев над мировыми процессами не ослабнет.

Читатель обязательно задумается, будто лакейство присуще некоторым людям с рождения. Иначе почему дворецкий станет рассуждать о важном значении своей профессии, будет хвалиться тем, насколько хорошо исполняет обязанности. Оправданы ли такие рассуждения? Только отчасти. Ведь читатель имеет представление об Англии прошлых веков как раз в подобном ключе. Что предстаёт перед глазами? Непомерная надменность британцев. Но как давно подобное стало заметным? Разве писал о таком Чарльз Диккенс? Или может Райдер Хаггард ставил англичан выше им позволительного? Скорее нужно искать истоки суждений недалеко от представлений Редьярда Киплинга, выпестовавшего джингоизм с самых первых произведений. С той поры тянется вереница распространившихся суждений, получивших развитие в «Остатке дня». Только у Кадзуо прежнее величие показывалось сходящим на нет. Читатель был обязан понять, сколь близок момент утраты британцами прав на распространение влияния в мире. Забегая немного вперёд можно сказать, Британская империя утратит свой статус спустя восемь лет после издания книги.

А как же личная жизнь дворецкого? — пожелает спросить читатель. Исигуро расскажет в том же духе. Если она имела значение для Британии, дворецкому обрести семью. Но сильные мира сего не так часто думали об им прислуживающих, как сами прислуживающие — о них. Или просто наступили такие времена, выразившиеся в окончательном вырождении прежних представлений. Мир в очередной раз менялся. А если кто думает, будто всё должно оставаться неизменным — пусть прочитает «Остаток дня» Кадзуо Исигуро. Меняется всё! В том числе и представление о должном быть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Америка не впечатлила Киплинга. Что в ней такого, чтобы столь увлекательно повествовать, каким образом Редьярд мог постоянно рассказывать про Индию? Может вовсе не стоило писать про американский быт? Но раз заметки о пребывании в Америке были сложены, вскоре последовала публикация. Тяжело сказать, насколько сами американцы обращаются к представлению Редьярда. Скорее всего в той же мере, которая им импонирует представлениями Чарльза Диккенса, на пятьдесят лет раньше рассказавшего об едва ли не аналогичных впечатлениях.

«Американские заметки» разделены на семь частей. Так как путь Киплинга пролегал с запада на восток, сперва были изложены представления о Калифорнии и Сан-Франциско. Пока без особого негатива. Позже Редьярд скажет, почему ему было столь непривычно. Казалось бы, находясь в более близкой по духу стране, нежели Индия, Киплинг должен испытывать радостные эмоции. Однако, он скажет — насколько ему непривычно видеть настолько много белых людей вокруг, какового количества в одном месте он прежде и не видел вовсе.

Далее разговор переходил к особенностям мировосприятия американцев. Тут каждый, причём с самых юных лет, склонен заниматься каким-либо делом, должным приносить ему доход. И у каждого есть оружие. Любой конфликт может омрачиться смертью. Как говорит Киплинг — даже китаец зарубит тебя, поскольку всегда носит с собой топорик. Так читатель переходил к следующей части повествования — к американскому лососю. Киплинг отправился на консервный завод, сперва с удовольствием наловив рыбы. На том заводе работали китайцы, очень быстро наполняя консервы. Затем Киплинг отправился в Йеллоустон посмотреть на гейзеры и индейцев.

Когда прибыл в Чикаго, посчитал этот город за подлинную столицу Америки, отразив самое негативное впечатление, увидев его населённым «дикарями». Любой разговор в Чикаго касался денег, при этом местные имели страсть с постоянному сплёвыванию. С данной проблемой в Америке словно и не пытались бороться, поскольку ещё Диккенс выражал отрицательное отношение именно к данному обстоятельству. Складывалось впечатление, американец едва ли чем-то отличается от европейца, за исключением привычки всегда сплёвывать слюну. Причём, в лучшем случае — в плевательницу, но чаще — под ноги. Не понравилось Киплингу большое количество очень высоких домов, словно люди живут друг над другом многослойно, к тому же умудряясь жить в этажах под землёй.

Остальная часть повествования — армия, мормоны и американские побережья. Армию Киплинг посчитал крайне слабой. Такая более не сможет выстоять, случись произойти конфликту. Может Редьярд судил поверхностно, не полностью разобравшись в данном вопросе, просто не сумев понять особенностей устройства, как в случае с рядом прочих моментов, вроде мормонов, к пониманию которых Киплинг вовсе не имел стремления.

В качестве создания определённого мнения об Америке, данный труд Редьярда Киплинга окажется читателю полезным. Возникнет желание ознакомиться с впечатлениями других писателей, взявшихся отразить мнение спустя ещё пятьдесят и сто лет соответственно. Насколько будет отличаться представление о внутреннем устройстве? И будет ли оно подлинно отличаться? Если брать представленное ко вниманию от Диккенса и Киплинга, особых различий не увидишь, не принимая к рассмотрению обширную часть нюансов. Читатель ведь понимает, Америка до гражданской войны и после — в какой-то мере различны. Однако, берясь за рассмотрение в целом — различий можешь и не увидеть. Даже можно сказать, что представь случаю повернуть время вспять, очень быстро многие свершения американского народа окажутся тут же забыты. При этом, опять же, основное понимание не претерпит изменений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читатель может гадать, какую фору мог подразумевать Киплинг. Что такого даёт жизнь, нечто оставляя за собой? Или нечто сокрыто в «Предисловии» к сборнику? Написанное в 1891 году, как и нижеупомянутые рассказы, оно предоставляло для читателя единственную мысль — самые лучшие истории не рассказываются по вполне очевидным причинам. С этим трудно не согласиться. Каждый человек желает о чём-то сообщить, но ограничен ввиду невозможности опорочить себя, либо кого-то другого. Просто не обо всём следует рассказывать! А если чему и суждено стать известным, о том нужно сообщить. Например, Киплинг решил поведать о следующем.

Рассказ «Возвращение Имрея» — небольшого размера детективная история. Многие слышали, как Имрей собирался уехать в Европу. Однажды его не нашли. Вероятно, действительно уехал. Но так ли это? Случай заставил искать между крышей и потолком его дома. И там обнаружили Имрея с перерезанным горлом. Кто убил? Преступника найдут быстро. Редьярд вновь напомнил об индийских предрассудках. Окажется, Имрей погладил по голове мальчика и похвалил. Через четыре для мальчик умер. Для отца ребёнка стало ясно — Имрей сглазил сына. На этом речь про предрассудки не закончится. Киплинг доведёт финал повествования до страшного окончания, поскольку не все индийцы готовы стерпеть прилюдный позор, осознанно способные принести себя в жертву обстоятельствам.

После Киплинг вспомнил про человека, чьим именем назвал рассказ «Намгей Дула». Недалеко от Симлы имелось крохотное королевство размером в четыре мили, среди подданных которого был Намгей Дула. По внешности — пришлый человек. Он всегда и во всём помогал, никогда не прислуживая. Никто не мог заставить его платить налоги. Далее был сложен рассказ «Бертран и Бими», которому лучше бы подошло название «Ревность орангутанга». Читатель должен был представить, как обезьяна ревнует хозяина к жене. И когда хозяину посоветовали убить обезьяну, он отказывался. Что же произошло? Орангутанг убил жену хозяина, а когда хозяин решил убить уже его, стал сопротивляться. Окончание повествования вновь омрачено смертью всех — как хозяина, так и орангутанга.

Меньше драматизма в рассказе «Финансы богов» — монахи поведали ребёнку сказание о Шиве. Столько же драматизма в рассказе «Проповедь Амира». Речь об эмире Афганистана, прожившего насыщенную жизнь, теперь взявшись осудить вора. Было сказано, как бы не приходилось эмиру прежде побираться, он старался найти даже самую презренную работу, никогда не помышляя о воровстве. Немного иначе осмыслялся рассказ «Мятеж бродяг». Тут Киплинг говорил уже про ирландцев, служивших в британской армии, теперь решивших поднять восстание.

Но настоящее золото сборника — рассказ «Моти-Гадж, мятежник». Редьярд решил сообщить читателю о необычном слоне. Киплинг сказал — это лучший слон в округе при самом худшем погонщике. Кто же был погонщиком? Жалкий пропойца, прожигавший своё существование. К слону он относился в меру грубо, периодически охаживал, после уваживая, поднося алкоголь. Сумев отпроситься, погонщик обещал слону вернуться через десять дней. Вполне очевидно, вернулся он далеко не через обещанное время. Читатель был готов увидеть притеснение слона новым погонщиком. Только вот слон никому другому не позволял на себя поднять руку, в том числе давал понять об остроте бивней прочим слонам, кого на него думали натравить. Может тогда слона не кормить? В ответ слон находил способы, делая существование других невыносимым. На такого слона каждый хотел бы взглянуть, настолько Киплинг описал его горькую и счастливую судьбу, умело сведя всё это воедино.

Завершает сборник стихотворение «Отёсан камень», датой написания которого вероятно является 1890 год. Каждый человек способен создавать из ничего нечто, а это нечто может ставить его на один уровень с богами.

Автор: Константин Трунин

» Read more