trounin.ru

Куда ни кинь взор — везде Индия: таким образом можно охарактеризовать британскую литературу. Это так тяжело для самосознания англичан, продолжавших жить воспоминаниями об утраченном. И теперь Пол Скотт подводил черту под ушедшим в былое. Правда годом позже он умрёт сам. Новые поколения англичан будут лишены привязанности к Индии. Их будет интересовать что-нибудь другое. Например, они станут переживать за конфликт вокруг Фолклендских островов, чьё население считало себя подданными британской короны. Или станут следить за конфликтом с Исландией, вошедшим в историю под названием Тресковых войн. Но прежние поколения англичан тяготели ко дням былого великолепия, когда мало кому удавалось сломить волю Британской империи. И вот перед читателем роман, героям которого нужно осознать, насколько слабыми стали их позиции в местах былого доминирования. Только не получится понять в полной мере, каким образом что-либо подлинно поменялось. На момент начала описываемых событий — спустя двадцать пять лет после обретения независимости — словно ничего бы и не изменилось в укладе британцев и в самосознании населения Индостана.

Англичане у Пола Скотта типичные для представления о них. Этакие хозяева жизни — господа. Их ничего не учит, они всё такие же. Как не противься британской воле, не выражай недовольства и не устраивай восстания — перемен не наступит. В том числе и случившаяся независимость Индии не дала перемен. Ежели у кого-то и были противоречия, то у пакистанцев и индийцев. Непосредственно британцы продолжали доминировать над интересами тех и других. Они — господа, прочие — им прислуживающие. В чём могла скрываться причина? Остановимся на мнении — на малом количестве прошедших лет. Должно пройти больше времени, чтобы индийцы перестали воспринимать британцев за господ. Быть может для того нужно выбрать иной язык для общения многочисленных народов, или понадобится нечто иное. Пока же индийцы связаны британцами посредством влияния английского языка. И читатель это видит наглядно, внимая описанному Полом Скоттом.

Своеобразной квинтэссенцией самосознания индийцев становится тот, кто на страницах произведения исповедует христианство. Такой персонаж даже лучше для британцев, нежели индийцы, исповедующие какую-либо другую религию. Этот человек — Богом данный британцам в услужение. Может показаться, подлинный христианин. Ему надо позволить много трудиться, мало спать и изредка есть. Оплату за свой труд он постесняется просить. Грубо говоря, на его горбу можно выехать из любого затруднения. То есть такие индийцы по нраву абсолютно всем. И добейся британцы христианизации Индостана — вовсе не знать им никаких бед.

Оттого и не спешат англичане покидать Индию. Старые поколения уверены, сумеют дотянуть век в столь непросто складывающихся условиях. Прочее их не интересует совершенно. Пол Скотт потому начинал повествование со смерти главного героя. Сразу становилось понятно, далее так продолжаться не может. Или ты примешь изменения в жизни, уступая владения индийцам, или тебе навяжут условия невыносимого сосуществования. Потому и умирает главный герой, не сумев перенести нанесённый удар по британскому самолюбию. Останется погрузиться в прошлое, проследив этапы роста индийского становления. Знакомясь с содержанием, читатель продолжит оставаться в уверенности — коренным образом ничего не изменится. Мало ли какие требования будут выдвигаться в последующем, жизнь самих индийцев претерпит минимальные изменения. Для понимания этого следовало прожить ещё тридцать лет, чтобы вновь оглянуться назад, увидев последующее развитие событий. Пол Скотт того сделать не мог в силу естественных причин. Однако, Букеровскую премию на исходе жизни за «Остаться до конца» он получил.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читая «Сэвилла», после проявив интерес к автору, возникнет стойкое убеждение — Дэвид Стори рассказал о самом себе. Кому интересно найти сходство, пусть занимается именно этим. Только насколько важно понимать до каждого упомянутого момента в повествовании? Дэвид вырос в шахтёрской семье, профессионально играл в регби, сумел состояться в жизни и написал произведение, где показал сожаление о тяготах жизни трудового народа. Всё это совпадёт с реалиями одного из главных действующих лиц — Колина Сэвилла. Но так оно лучше получается для понимания, если у писателя есть желание рассказывать о наиболее ему близком. Поэтому, учитывая, что Дэвид был очевидцем всего им описываемого, нужно оставить в стороне мысли о сходстве или различиях. Нужно просто ознакомиться с тяжёлым бытом английских шахтёрских семей.

Стори не стал представлять читателю описание шахтёрского быта. Вниманию представлен непосредственно дом, где обитает семья шахтёра. Отец возвращается с тяжёлой смены, только и думая, каким образом ставить на ноги детей. Первый ребёнок будет излишне самостоятельным. Читатель приготовится внимать развитию действия, гадая, к чему всё в итоге приведёт. И тут Дэвид вносит первый разлад в описываемое. Можно сказать, прежде усвоенная информация становится бесполезной к пониманию. Причина в ранней смерти первого ребёнка. Отчего он умрёт, так и останется неизвестным. Предстоит перебороть угнетение матери, едва не наложившей на себя руки. После станет важнее внимать за жизненными обстоятельствами второго ребёнка — Колина. Как раз в нём читатель увидит непосредственно самого Дэвида Стори.

Детские годы Колина — Вторая Мировая война. Отец строит бомбоубежище, а Колин отправляется на учёбу. Что читатель знает об английских учебных учреждениях? Там царствуют жестокие порядки. И Колин был уверен — не избежать ему окунания головой в унитаз. На удивление окажется, рассказы о таких зверствах не находят отражения в действительности. Вероятно, проза Диккенса настолько въелась в культурный код британцев, что им будто уже никогда не омыться от того, вероятно имевшего место быть на самом деле когда-то тогда. Нет и телесных наказаний, пусть Дэвид заранее предупреждал, словно уж по пяткам-то бить будут обязательно. Чем же тогда примечательна учёба? Например, читатель внимает рассуждениям о причудливой британской системе мер, сводившей скулы каждому ученику в школьные годы. Объясняется мучение очень просто — сия система мер считается за имперскую. Следовательно, кто ею пользуется — владеет миром.

Весьма примечательный момент — сами военные годы. Колину приходилось трудиться на уборке пшеницы, потому как он желал зарабатывать деньги. Там он стал свидетелем обстоятельства привлечения к работе военнопленных. Очень часто приводили итальянцев и немцев. У Дэвида все военнопленные получились кроткими и мягкими, им бы только отсидеть время, практически ничего не делая. Они вовсе ничего не желали, и мыслей толком никаких не имели. Сошлёмся на детские воспоминания непосредственно автора, должного аналогично Колину трудиться на ферме вместе с военнопленными. Но примечательнее всего симпатии Колина к коммунистам. Встав на ноги, устроившись работать учителем, он будет вынужден бороться за право на отстаивание мнения. А кому нужен человек, вносящий разлад в трудовой коллектив? Соответственно, Колин будет уволен.

К сожалению, рассказать о произведении Дэвида Стори можно лишь с помощью обозначения основных событий, описанных автором. Данная книга по сути своей относится к ярким представителям литературы, место которым среди классики. Ну и такой момент, что именно роман «Сэвилл» был удостоен Букеровской премии — нечто само по себе удивительное.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Величие нации определяется самосознанием отдельных её представителей, готовых приносить себя в жертву во имя общего благополучия. Это не слова о построении коммунистического общества, где каждый будет вносить соразмерный вклад ради обретения всеми единого счастья. Разговор пойдёт о представленном вниманию читателя мировоззрении от Кадзуо Исигуро. Читателю давалось понимание о человеке, готовом жить идеалами других, находясь в вечном услужении. Может показаться, такой человек обязательно должен страдать от комплексов прислуживающего другим. Но Исигуро писал о том, кто ставил личные интересы на должное быть им присущим место. Кадзуо сообщал, насколько каждый способен вносить тот самый соразмерный вклад. То есть не всем полагается занимать лидирующее положение в обществе, кто-то им должен прислуживать, уже тем освобождая от выполнения рутинных бытовых обязанностей. Исигуро словно сообщал читателю, почему мир англо-саксов достиг занятого ими положения. Именно благодаря самоотверженности людей. Однако, читатель заметит наметившиеся перемены в жизненном укладе, когда мощь британского владычества начнёт сходить на нет. Что при этом останется делать тем, кто служил величию империи? Читатель должен с этим определиться самостоятельно.

Можно задаться вопросом. Почему представленный вниманию дворецкий столь уверен в убеждениях? Кадзуо даёт объяснение, отправив его на далёкое расстояние в автомобильное путешествие. Этот дворецкий прожил всю жизнь на одном месте, толком не имея представления, что находится за стенами поместья. Не имея знаний о мире, он хвалит ему доступное. Для него нет ничего прекрасней английской природы. Он с той же уверенностью воспримет за лучшее всё британское. Просто он не имел иных примеров, и никогда не стремился о них узнать. Он был пропитан разговорами о величии империи, не способный помыслить иначе, нежели ему сообщалось. Да и не имело никакого значения, что происходило вне поместья. Он согласен был принять любое суждение за правду, если оно сулило выгоды для Англии. И был твёрдо уверен, для того нужно хорошо исполнять рутинные бытовые обязанности, благодаря чему власть британцев над мировыми процессами не ослабнет.

Читатель обязательно задумается, будто лакейство присуще некоторым людям с рождения. Иначе почему дворецкий станет рассуждать о важном значении своей профессии, будет хвалиться тем, насколько хорошо исполняет обязанности. Оправданы ли такие рассуждения? Только отчасти. Ведь читатель имеет представление об Англии прошлых веков как раз в подобном ключе. Что предстаёт перед глазами? Непомерная надменность британцев. Но как давно подобное стало заметным? Разве писал о таком Чарльз Диккенс? Или может Райдер Хаггард ставил англичан выше им позволительного? Скорее нужно искать истоки суждений недалеко от представлений Редьярда Киплинга, выпестовавшего джингоизм с самых первых произведений. С той поры тянется вереница распространившихся суждений, получивших развитие в «Остатке дня». Только у Кадзуо прежнее величие показывалось сходящим на нет. Читатель был обязан понять, сколь близок момент утраты британцами прав на распространение влияния в мире. Забегая немного вперёд можно сказать, Британская империя утратит свой статус спустя восемь лет после издания книги.

А как же личная жизнь дворецкого? — пожелает спросить читатель. Исигуро расскажет в том же духе. Если она имела значение для Британии, дворецкому обрести семью. Но сильные мира сего не так часто думали об им прислуживающих, как сами прислуживающие — о них. Или просто наступили такие времена, выразившиеся в окончательном вырождении прежних представлений. Мир в очередной раз менялся. А если кто думает, будто всё должно оставаться неизменным — пусть прочитает «Остаток дня» Кадзуо Исигуро. Меняется всё! В том числе и представление о должном быть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Америка не впечатлила Киплинга. Что в ней такого, чтобы столь увлекательно повествовать, каким образом Редьярд мог постоянно рассказывать про Индию? Может вовсе не стоило писать про американский быт? Но раз заметки о пребывании в Америке были сложены, вскоре последовала публикация. Тяжело сказать, насколько сами американцы обращаются к представлению Редьярда. Скорее всего в той же мере, которая им импонирует представлениями Чарльза Диккенса, на пятьдесят лет раньше рассказавшего об едва ли не аналогичных впечатлениях.

«Американские заметки» разделены на семь частей. Так как путь Киплинга пролегал с запада на восток, сперва были изложены представления о Калифорнии и Сан-Франциско. Пока без особого негатива. Позже Редьярд скажет, почему ему было столь непривычно. Казалось бы, находясь в более близкой по духу стране, нежели Индия, Киплинг должен испытывать радостные эмоции. Однако, он скажет — насколько ему непривычно видеть настолько много белых людей вокруг, какового количества в одном месте он прежде и не видел вовсе.

Далее разговор переходил к особенностям мировосприятия американцев. Тут каждый, причём с самых юных лет, склонен заниматься каким-либо делом, должным приносить ему доход. И у каждого есть оружие. Любой конфликт может омрачиться смертью. Как говорит Киплинг — даже китаец зарубит тебя, поскольку всегда носит с собой топорик. Так читатель переходил к следующей части повествования — к американскому лососю. Киплинг отправился на консервный завод, сперва с удовольствием наловив рыбы. На том заводе работали китайцы, очень быстро наполняя консервы. Затем Киплинг отправился в Йеллоустон посмотреть на гейзеры и индейцев.

Когда прибыл в Чикаго, посчитал этот город за подлинную столицу Америки, отразив самое негативное впечатление, увидев его населённым «дикарями». Любой разговор в Чикаго касался денег, при этом местные имели страсть с постоянному сплёвыванию. С данной проблемой в Америке словно и не пытались бороться, поскольку ещё Диккенс выражал отрицательное отношение именно к данному обстоятельству. Складывалось впечатление, американец едва ли чем-то отличается от европейца, за исключением привычки всегда сплёвывать слюну. Причём, в лучшем случае — в плевательницу, но чаще — под ноги. Не понравилось Киплингу большое количество очень высоких домов, словно люди живут друг над другом многослойно, к тому же умудряясь жить в этажах под землёй.

Остальная часть повествования — армия, мормоны и американские побережья. Армию Киплинг посчитал крайне слабой. Такая более не сможет выстоять, случись произойти конфликту. Может Редьярд судил поверхностно, не полностью разобравшись в данном вопросе, просто не сумев понять особенностей устройства, как в случае с рядом прочих моментов, вроде мормонов, к пониманию которых Киплинг вовсе не имел стремления.

В качестве создания определённого мнения об Америке, данный труд Редьярда Киплинга окажется читателю полезным. Возникнет желание ознакомиться с впечатлениями других писателей, взявшихся отразить мнение спустя ещё пятьдесят и сто лет соответственно. Насколько будет отличаться представление о внутреннем устройстве? И будет ли оно подлинно отличаться? Если брать представленное ко вниманию от Диккенса и Киплинга, особых различий не увидишь, не принимая к рассмотрению обширную часть нюансов. Читатель ведь понимает, Америка до гражданской войны и после — в какой-то мере различны. Однако, берясь за рассмотрение в целом — различий можешь и не увидеть. Даже можно сказать, что представь случаю повернуть время вспять, очень быстро многие свершения американского народа окажутся тут же забыты. При этом, опять же, основное понимание не претерпит изменений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Читатель может гадать, какую фору мог подразумевать Киплинг. Что такого даёт жизнь, нечто оставляя за собой? Или нечто сокрыто в «Предисловии» к сборнику? Написанное в 1891 году, как и нижеупомянутые рассказы, оно предоставляло для читателя единственную мысль — самые лучшие истории не рассказываются по вполне очевидным причинам. С этим трудно не согласиться. Каждый человек желает о чём-то сообщить, но ограничен ввиду невозможности опорочить себя, либо кого-то другого. Просто не обо всём следует рассказывать! А если чему и суждено стать известным, о том нужно сообщить. Например, Киплинг решил поведать о следующем.

Рассказ «Возвращение Имрея» — небольшого размера детективная история. Многие слышали, как Имрей собирался уехать в Европу. Однажды его не нашли. Вероятно, действительно уехал. Но так ли это? Случай заставил искать между крышей и потолком его дома. И там обнаружили Имрея с перерезанным горлом. Кто убил? Преступника найдут быстро. Редьярд вновь напомнил об индийских предрассудках. Окажется, Имрей погладил по голове мальчика и похвалил. Через четыре для мальчик умер. Для отца ребёнка стало ясно — Имрей сглазил сына. На этом речь про предрассудки не закончится. Киплинг доведёт финал повествования до страшного окончания, поскольку не все индийцы готовы стерпеть прилюдный позор, осознанно способные принести себя в жертву обстоятельствам.

После Киплинг вспомнил про человека, чьим именем назвал рассказ «Намгей Дула». Недалеко от Симлы имелось крохотное королевство размером в четыре мили, среди подданных которого был Намгей Дула. По внешности — пришлый человек. Он всегда и во всём помогал, никогда не прислуживая. Никто не мог заставить его платить налоги. Далее был сложен рассказ «Бертран и Бими», которому лучше бы подошло название «Ревность орангутанга». Читатель должен был представить, как обезьяна ревнует хозяина к жене. И когда хозяину посоветовали убить обезьяну, он отказывался. Что же произошло? Орангутанг убил жену хозяина, а когда хозяин решил убить уже его, стал сопротивляться. Окончание повествования вновь омрачено смертью всех — как хозяина, так и орангутанга.

Меньше драматизма в рассказе «Финансы богов» — монахи поведали ребёнку сказание о Шиве. Столько же драматизма в рассказе «Проповедь Амира». Речь об эмире Афганистана, прожившего насыщенную жизнь, теперь взявшись осудить вора. Было сказано, как бы не приходилось эмиру прежде побираться, он старался найти даже самую презренную работу, никогда не помышляя о воровстве. Немного иначе осмыслялся рассказ «Мятеж бродяг». Тут Киплинг говорил уже про ирландцев, служивших в британской армии, теперь решивших поднять восстание.

Но настоящее золото сборника — рассказ «Моти-Гадж, мятежник». Редьярд решил сообщить читателю о необычном слоне. Киплинг сказал — это лучший слон в округе при самом худшем погонщике. Кто же был погонщиком? Жалкий пропойца, прожигавший своё существование. К слону он относился в меру грубо, периодически охаживал, после уваживая, поднося алкоголь. Сумев отпроситься, погонщик обещал слону вернуться через десять дней. Вполне очевидно, вернулся он далеко не через обещанное время. Читатель был готов увидеть притеснение слона новым погонщиком. Только вот слон никому другому не позволял на себя поднять руку, в том числе давал понять об остроте бивней прочим слонам, кого на него думали натравить. Может тогда слона не кормить? В ответ слон находил способы, делая существование других невыносимым. На такого слона каждый хотел бы взглянуть, настолько Киплинг описал его горькую и счастливую судьбу, умело сведя всё это воедино.

Завершает сборник стихотворение «Отёсан камень», датой написания которого вероятно является 1890 год. Каждый человек способен создавать из ничего нечто, а это нечто может ставить его на один уровень с богами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рассказы за 1889 год, входящие в сборник, это в большей части сумбурное повествование. «История Памбе Серанга», «Лангмэн о’Ларут» и «Рейнгельдер и немецкий флаг» столь коротки, что не успеваешь уловить заложенный в них автором смысл. Более можно узнать из рассказа «Воплощение Кришны Малвени», читая ровно с тем интересом, какой присущ прочим повествованиям о тех трёх бравых вояках, о похождениях которых Киплинг так любил постоянно рассказывать. Однако, в схожей мере трудно усваиваемые. Что такое происходило, читатель поймёт самостоятельно, когда возьмётся за ознакомление. Пока же нужно оставить без внимания.

Самый примечательный рассказ 1889 года — «Агасфер», он же «Вечный жид». Повествование о человеке тридцати пяти лет, боявшемся смерти. Он решил — существует единственный способ отсрочить смерть, для чего необходимо обратиться к опыту экспедиции Магеллана. Не так важно, что тогда погибли непосредственно сам Магеллан и добрая часть его команды. Важно другое — при перемещении по планете с запада на восток можно сэкономить один день жизни. Казалось бы, жить от этого дольше не станешь, но до разработки понятия теории относительности оставалось ещё не менее пятнадцати лет, отчего приходится делать допущение возможной вероятности. И вот Редьярд сплетает рассказ, как человек начал предпринимать непрерывные кругосветные путешествия. Однажды ему скажут, проще подвесить себя под потолком, поскольку сама Земля вращается с запада на восток.

В 1890 году Киплинг вновь вспоминает про бравую троицу, написав ещё два рассказа — «Обхаживание Дины Шадд» и «На холме Гринхоу». В первом рассказе читатель узнавал подробности про Теренса Малвени, волочащегося за каждой юбкой. А тут ему довелось ухаживать за юной особой, причём пришлось применить все имевшиеся у него умения. Во втором рассказе — речь о воспоминаниях прежней любви.

Для читателя из России может представлять интерес рассказ «Бывший человек» — про белого гусара, зачем-то приехавшего в Индию. Вообще, противостояние русских и британцев к концу XIX века ни в чём не ослабло — обе стороны намеревались владеть землями от Каспия до Индийского океана, причём безраздельно, невзирая на рост сопротивления внутри народов самих этих земель. И если британцы смотрелись в качестве колонизаторов, то русские, имевшие неопределённый статус самого западного народа с востока и самого восточного народа с запада, вполне могли положить конец британскому владычеству. Сам Киплинг до таких рассуждений не нисходил, отобразив некоторые дела белого гусара в Индии.

Особенности индийских порядков были отражены в рассказе «Начальник области». Какие могут быть британцы и русские, если над Индией никого не поставишь из местных народов. Например, начальником области сделали выходца из Бенгалии. Что тут началось… Было выражено мнение, уж лучше терпеть протекторат англичан, нежели находиться под властью бенгальца. Затронуты индийские порядки и в рассказе «Без благословения церкви». Киплинг сообщал о жизни вне брака между влюблёнными британцем и индианкой. Но суть повествования в восприятии мира — индианка считала, что женщине важен каждый час. Она не понимала европейских женщин, когда те выходили замуж много после восемнадцатилетия. Редьярд показал обоснованность данного мнения, отобразив высокую смертность в Индии от той же холеры, невзирая даже на полное довольство в качестве хорошей урожайности.

Обстоятельства индийской жизни изложены и в рассказе «Конец пути». Как так получалось? В земле, должной считаться за благом данную, столько отягчающих людское существование условий. С одной стороны природа — то жара, то проливные дожди. С другой люди — тотальная бедность. С третьей — религиозные предрассудки. От всего этого страдает рассудок в том числе и у англичан. В глазах некоторых можно рассмотреть склонность к депрессии, что приводит к самым неблагоразумным мыслям.

Последний рассказ из сборника за 1890 год — «Клеймо зверя». Стоило герою повествования оскорбить истукан, как вскоре на теле появилось пятно, напоминающее часть окраса леопарда. Очень быстро данный персонаж начал терять человечность, бросался на сырое мясо, выл волком, ползал на четвереньках. Доктора сказали — он заболел гидрофобией, то есть бешенством. А прочие действующие лица поняли — то стало карой за оскорбление истукана.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роман о чопорных англичанах — «Свет погас» — не нашёл должного отклика. Одно дело — описывать их в окружении экзотических обстоятельств, другое — среди себе подобных. Вероятно поэтому Киплинг в 1891 году согласился на публикацию сборника рассказов «Жизнь даёт фору», которые пользовались спросом у американцев, причём вне согласия на их публикацию самого автора. В сборник вошли рассказы, начиная с 1884 года. То есть читатель мог заново проследить становление слога Редьярда Киплинга — от первых его творений и вплоть до современных на тот момент. Внутренняя хронология не имела привязки к годам написания, но для лучшего понимания следует рассмотреть именно в порядке работы над ними.

Киплинг 1884 года — это рассказ «Мечта Дункана Парренса». Заметен неустоявшийся слог, тяжёлая манера повествования, сложность с восприятием содержания. Согласно текста получалось, что действие являлось сном, где человек беседовал сам с собой, только с уже постаревшим. Иное дело — рассказ от 1885 года «Город страшной ночи». Редьярд предстаёт перед читателем в качестве умелого рассказчика, пускай ещё лишь способного описывать увиденное. Следовало представить ночную прогулку, когда по мере передвижения по городу слышишь сопение коршунов, видишь жизнь в окнах, отмечаешь присутствие людей буквально повсюду — они спят на крышах, во дворах и ямах. Но ночь заканчивается, когда муэдзин начинает призывать на молитву. Как таким не залюбоваться? Только вот случилось ночью кое-кому угаснуть от духоты и жары.

В 1886 году написан рассказ «Навуфей». Киплинг отмечал особенность ведения бизнеса по-индийски. Рассказчику принадлежал некоторый кусок земельной собственности. К нему пришёл продавец сладостей, упросив дать небольшую часть земли, на которой он поставит лавку. Дела пойдут у продавца успешно, понемногу он начнёт брать больше земли, без спроса станет вырубать деревья, платя за расположение к нему незначительным количеством сладостей. После продавец заведёт семью, и отношение к рассказчику начнёт портиться. Что будет главной благодарностью? Землю рассказчика продавец назовёт проклятой ямой, более не считая себя хотя бы чем-то обязанным. Рассказчик его не осудил, посчитав такое отношение за самое обыденное для данных мест. Немного под другим углом, но в той же манере описания увиденного, в 1887 году Редьярд написал рассказ «Евреи в Шушане», только тут речь более про забой скота и собирание денег на строительство синагоги.

Из написанного в 1888 году в сборник вошли рассказы «Через огонь» (про быт угольщиков), «Маленький Тобра», «Джорджи-Порджи» и сумбурное повествование «Тропа гремучего ключа».

«Маленький Тобра» — рассказ об индийцах, до той поры даже не знавших о существовании англичан. Они жили далеко от зон влияния британского владычества, нисколько не испытывая от того радости. Читателю предлагалось посмотреть на индийца из касты конюхов, чей дом обрушился, животные погибли, теперь ему нечего есть. Пошёл конюх побираться по деревням, и в одной из них ему посоветовали идти к неведомым ему англичанам. Шёл конюх не один — с сестрой. Сестра упала в колодец, конюха обвинили в её убийстве. Надо полагать, Киплинг описывал реальный случай. Окончание у повествования в положительных тонах. Пусть читатель думает, какие англичане в действительности хорошие.

Ещё одна история, приходится считать — настоящая: «Джорджи-Порджи». Жил-был парень, служил военным где-то в Индии или в Верхней Бирме, умело пел тамошние песни, особенно ту, где рассказывалось о большой пыхтящей лодке, что-то вроде звука джорджи-порджи, по каковой причине того парня так и стали прозывать. В Бирме ему предложили взять в жёны местную девушку, заплатив за то отцу сущую нелепицу. Читатель должен обязательно знать — бирманки являются лучшими жёнами, домовитыми, преданными и не лишёнными умения петь. В чём же суть повествования? Парню наскучит такая жизнь, он уедет в Лондон, найдёт там другую девушку, женится на ней и вернётся на службу, только уехав в другую часть Индии. Он стал — двоеженцем. Что должно было происходить дальше? Бирманская жена решит разыскать мужа. В долгой дороге, преодолевая испытания, найдёт, ещё не зная, как он с ней решил поступить. Читатель мог ожидать какого угодно исхода, но не пролитых женских слёз. Оставалось предполагать, как судьба девушки сложилась дальше. А вот претензий к Джорджи-Порджи ни у кого не случилось — он остался в праве поступить именно так.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В 1889 году Киплинг покидает Индию, через Японию и Тихий океан, Северную Америку, Атлантику, он обосновывается в Лондоне. Новый период в жизни, от которого не знаешь, что следовало ожидать. Запомнившийся читателю повествованиями об экзотических для европейцев местах, о чём он должен был теперь рассказывать? Требовалось ли напрягать память, повествуя в прежнем стиле, навсегда оставшись писателем, способным сообщать о происходившем в Индии? Редьярд решил попробовать силы в описании жизни англичан непосредственно в Англии. А знал ли он хотя бы малое о том, как это ему делать? Пусть юные годы он провёл в Индии и в Великобритании, насколько был готов отражать реалии именно английских порядков? Читатель это определённо заметит, когда начнёт знакомиться с представленными вниманию действующими лицами первого романа писателя. Основная характеристика представленных лиц — чопорность и надменность касательно всего. Сложится впечатление, будто для подданных Британской империи не существовало неудобных положений — они всегда и везде оказывались выше обстоятельств.

Поэтому о чём бы и как не брался повествовать Киплинг — делает лучше других. Неважно, насколько такое мнение близко к истине. Даже пиши Редьярд отвратительно, согласно присущего характеру англичан, он делает это до омерзения превосходно. Главное, самому не падать духом. И тогда всё тобою написанное становится шедевральным. А так как читатель видел примеры неудачных рассказов от Киплинга, не совсем понимал красоту многих его стихотворений, пока ещё списывая на молодость слога писателя. О будущем предстоит судить по мере его приближения. На данном этапе Киплинг создавал впечатление живущего литературой человека, которому важно писать обо всём и очень часто, вследствие чего потомкам предстоит бороться с головной болью, не понимая, в каких дебрях отыскивать спрятанные от него произведения. При этом Редьярд не испытывал трудностей с изложением. Читателю следовало усвоить — Киплинг в праве рассказывать угодным ему образом.

Так о чём повествовалось в романе «Свет погас»? Можно подумать — об ослепшем художнике. Отнюдь, слепота — последний этап. Исследователи творчества Киплинга склонялись к версии о частичной автобиографичности повествования, учитывая в суждениях трудности Редьярда во взаимоотношениях с ему нравившейся девушкой. Оставим такое предположение в стороне. Если брать в расчёт отношение к женскому полу со стороны действующих лиц — никаких затруднений не должно было быть. Объяснение простое — англичанин выше взаимоотношений, ему не могут отказать, скорее он сам откажется, не пожелав себя утруждать в любом случае, когда то становится ему неугодным. Читатель не удивится, видя, насколько главный герой отстранён от происходящего. Таким он останется до конца повествования. Он выше причиняемого ему дискомфорта, уничтожения дорогих его сердцу вещей, и саму слепоту примет, словно остаётся полноценным членом общества, способным жить прежней жизнью, в том числе — способен пожелать стать участником боевых действий.

Насколько всё это вообще могло соответствовать действительности? Не из головы ведь Редьярд придумал таких англичан. Читатель крепко задумается, соотнеся размышления с собственными предположениями. А после ещё раз вспомнит, насколько в истории часто случались моменты, когда британцы заявляли о праве на превосходство в силу того за само собой полагающееся, и всё становится оправданным, только бы Британская империя получала выгоду. Останется наблюдать, как продолжит трансформироваться мысль Киплинга. По первому его роману складывается определённое представление, воспринимаемое за излишне гипертрофированное. Ни слова об отчаянии и неуверенности, об упадке сил и сомнениях — англичанин всегда и везде выше обстоятельств.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Британская литература не концентрируется на быте внутри Великобритании. Она наполняется за счёт множества историй, связанных с присутствием английских подданных по всему свету. Приветствует и людей, приходящих со стороны. Например, Рут Правер, дочь польских евреев, с юных лет воспитывавшаяся в духе британских порядков, принявшая гражданство, вышедшая замуж за индийца, с той поры впитывавшая новую для себя культуру, начала писать книги. В 1975 году было опубликовано произведение «Жара и пыль», удостоенное Букеровской премии. Читателю предлагалась Индия начала XX века, когда британские порядки ещё не ослабли, и близкого к моменту повествования времени — в теперь уже независимом государстве. Если касательно современности Рут писала, основываясь на личных впечатлениях, то история девушки из прошлого воссоздавалась по представлениям о тогда должном происходить.

Что видит Рут вокруг себя? Если перефразировать, что индийцу привычно, то для европейца может закончиться летальным исходом. Достаточно самого первого впечатления — еды с лотков. Каким образом индийцы не страдают от проблем со здоровьем, принимаясь за её употребление? Стоит посмотреть, как индийцы готовят, при каких условиях, на используемую ими посуду. Расстройство кишечника гарантировано! Рут всё это подтверждает, призывая не делать поспешных выводов. Нужно дать организму адаптироваться. Может не сразу, но через какое-то время еда с лотков начнёт доставлять не просто удовольствие, она хотя бы не заставит желудок волноваться. Другой важной особенностью становится отказ от европейской одежды — нужно переодеваться в местные ткани. После этого жара начинает переноситься гораздо легче. Ещё особенность — отношение местных. Над европейцами индийцы прямо таки насмехаются. А если приглядеться — это особенность их поведения, поскольку аналогичным образом они всегда себя и ведут. Или читатель ни разу не подвигался в очереди на кассе, когда индийские студенты становились так близко к нему, голося между собою? Отчего понимание личного пространства едва ли не сводилось на нет.

А как было в Индии начала XX века? Может в чём-то лучше. Или нет. Зависит от условий, в которых оказывались европейцы. Предлагаемая читателю героиня из прошлого относилась к лицам, должным общаться с важными людьми той местности, куда она попала. Её окружает почёт и внимание. Ей неведомы торговцы с лотков, и прочее она выбирает самостоятельно. Единственное, к чему подводится читатель — к ощущению скорого краха. Пусть героиня живёт в относительно спокойных условиях, где-то там впереди ждёт расплата за дозволяемые британцам вольности. Всё это было бы гораздо понятнее, описывай Рут обыденность тех дней с рациональной точки зрения, вместо чего показаны впечатления стороннего человека, причём воспитанного не на книгах Киплинга, а на чём-то ином. Может быть на рассказах индийцев, заставших те времена. Кому же ещё доверять, кроме как их мнению. Если вспомнить недавний роман Фаррелла под названием «Осада Кришнапура», ничего подобного не увидишь. Из чего читатель сделает вывод — Рут не до конца пропиталась британскими порядками.

Что до идеи повествования, она не раз ещё будет использована. В чём-то это даже полезно. То есть можно научиться воспринимать обыденность не только глядя на своё окружение, постаравшись вглядеться в прошлое, примерив на себя его обстоятельства. Каким бы прежде не являлось время, оно было совсем другим. И очень плохо, если писатель начинает всё мерить по себе. И ещё хуже, когда пытается доказать, насколько прошлое может повторяться в современности с едва ли не полной точностью.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Желающие читать лауреатов Букеровской премии, обратив внимание на 1974 год, могут удивиться, почему случилось сразу двум произведениям быть избранными в качестве лучших. Что тому могло послужить причиной? Должен ведь существовать механизм, позволяющий подобного не допускать. Остаётся сослаться на сложности механизмов английской системы. Но, если постараться это понять, исходя из чтения лауреатов, приходишь к самому очевидному выводу: просто кого-то следовало наградить. И тут возникает недоумение: кого именно? Вновь остаётся сослаться на сложности механизмов. Не могли выбрать из кандидатов, поскольку проще было честно сказать — давайте этот год пропустим. Однако, впоследствии вручение Букеровской премии Надин Гордимер станет оправданным, хотя бы в силу получения ею Нобелевской премии. Что тогда сказать относительно Стэнли Миддлтона? Задумавшись, разведёшь руками, особенно не имея представления о других им написанных произведениях. Даже ходит история о том, что не всякий сможет распознать в «Отпуске» книгу, достойную публикации.

Нужно сделать попытку ознакомиться с текстом. Читатель с первых страниц внимает действию в религиозном учреждении. Кто и зачем, а главное — почему? Пока Стэнли строит повествование, читатель привычно разводит руками, понимая, нужно начать чтение заново. Происходящее в религиозном учреждении понятнее не становится. Читатель решает в третий раз вернуться на первую страницу. Так и не усвоив суть ему предлагаемого, смирившись с необходимостью внимать тексту, читатель продолжит перелистывать страницы. Что его там ждёт? Некая местность с отдыхающими, погружение в переживания главного героя, мысли о терпящей крах жизни, размышления о необходимости найти силы для борьбы с унынием. Не обойдётся без традиционной в английской литературе второй половины XX века зацикленности на сексуализированности происходящего. И что из этого сможет усвоить читатель? Ничего.

«Отпуск» — это четырнадцатое произведение Стэнли Миддлтона. С учётом получения за него Букеровской премии, надо полагать, лучшее из написанного. При этом следует учесть ещё тридцать одно произведение, опубликованные впоследствии. Пугает при этом мнение, излагаемое в аннотациях при переизданиях. «Отпуск» приравнивается к классике, должной быть сравниваемой с написанным в XIX веке. Если оно так — Миддлтон использовал чрезмерно мало слов. Хороший классический английский роман всегда неизменно толст, притом наполненный подробно расписанными жизненными обстоятельствами множества действующих лиц. В «Отпуске» читатель если о чём и может прочитать, только о рефлексии главного героя, разбитого сложившимися обстоятельствами. Не такой он — герой классического английского произведения. Он не должен быть разбит, его обязаны разбивать в процессе повествования.

Как не говори и не находи положительных моментов, в обобщающих словах можно наговорить чего угодно. И назвать Миддлтона реалистом, восхититься его манерой изложения, наградить похвальными эпитетами, при этом призывая Стэнли всё-таки пояснить, о чём он пытался сообщить данным произведением. Читатель может задаться целью на четвёртый раз перечитать «Отпуск». Требуется ли это? Не лучше ли ознакомиться с прочими произведениями автора? Не касательно «Отпуска», в целом проследить творческий путь, таким образом выработав определённую точку зрения. Кто-то ведь прочитал все произведения Миддлтона. Или такого человека не существует в природе? Хотелось бы, всякого, кто берётся хвалить любого писателя, обязать прочитать его произведения полностью, после допуская к выражению мнения. Да вот — возникнет огромная проблема — ныне читатель хватается за произведения поверхностно. В том числе «Отпуск» оказывается среди желаемых к прочтению сугубо благодаря Букеровской премии.

Критичность суждений преобладает. Иначе не получится выразить сложенного по прочтении мнения. Потому и в 1974 году не могли определиться, кому быть лауреатом.

Автор: Константин Трунин

» Read more