trounin.ru

Конец XIX и начало XX веков — это слом старого строя. Можно бесконечно искать причины случившегося, объясняя произошедшее с позиций собственной вины, что так свойственно человеку, желающему во всех аспектах обвинить в первую очередь себя, не задумываясь над тем, что всё складывается моментально без чьего-либо участия или умысла. Не важен факт, где впервые изобрели колесо — его изобрели везде сразу, а если где обошлись без колеса, там придумали замену. Также и со всеми другими особенностями человеческого общества, пронизанного подсознательной связью с каждым человеком. Русский коммунизм не мог перекинуться на другие страны, как об этом смел мечтать товарищ Ленин, отказавшийся от коммунизма товарища Маркса, желая действовать именно на фоне народных волнений — ему было неважно, какая именно страна станет ареной для его пропаганды: не будь ей Россия, то ничего не могло в итоге поменяться; монархия должна была утратить свои позиции, расшатанная народными волнениями из-за неудачной внешней политики, принёсшей вышедший из-под контроля хаос, воспаривший над утраченной стабильностью, стёкшей в реки роста отрицания власти избранных по рождению. Говорят, что русскому народу нужен царь, что русский народ привык находиться по контролем одного единственного человека с жестоким нравом и деятельной рукой; говорят, что русскому народу не суждено понять истинных республиканских и демократических форм правления, надолго оставаясь под властью сменяющих друг друга диктаторов, заботящихся о благополучии населения в разрезе понимания собственных интересов и желания не входить в единую систему взаимопонимания, а противопоставляя себя всем с позиции осознания собственной важности. Эдвард Радзинский предлагает читателю уникальную возможность совершить путешествие в жизнь Иосифа Сталина, ставшего для России ключевым историческим лицом, выдвинутым на первые роли стихийно, но вполне заслужено.

«Государство — это я» — знакомый многим принцип власти. Вся история человечества пропитана им. «Государство — это я» не заключается в понимании, что всем управляет некое лицо — всё гораздо шире. «Государство — это я», а под «я» понимается много кто, каждый из которых мнит себя важным лицом. Сжимая власть в руках, чувствуя внушительное ощущение выпирающей гордости за занимаемое в обществе положение и способность влиять на находящиеся под твоим контролем процессы. Важными могут себя чувствовать президент, премьер-министр, министры, депутаты, начальники разных уровней и гордый мелкий исполнитель, готовый бросить сакраментальное напоминание о важности винтика в расшатанном механизме, о необходимости смазки соприкасающихся деталей; и совсем неважно, что связующим звеном может оказаться не нефть и не газ, и не само ощущение собственной причастности к государству, а обыкновенная человеческая кровь, являющаяся лучшим средством для осуществления знакового определения «Государство — это я». Испортить жизнь другим и воспарить над всеми — такое призвание людей, обречённых в необозримом будущем исчезнуть с лица вселенной, вспыхнув беспощадным конфликтом ради той самой внутренней важности, не имеющей никакого отношения к спорам за право быть главным.

Эдвард Радзинский правдиво начинает трилогию о Сталине, изложив историю странной посылки, доставшейся ему во Франции от неизвестного человека, что становится знаком читателю под псевдонимом Фудзи. Исправлять прошлое легко, а исходить из уже случившегося всегда следует в ключе нужного понимая происходящих сейчас событий. Этому помогает стадность общества, идущего стройными рядами за большинством, не взирая на любые последствия. Просто кто-то в чём-то уверен, а если кто-то это грамотно обосновывает, то ему уже нельзя не верить. Всё легко свести к банальному урчанию живота или зевоте, перекидывающихся на соседа, невольно начинающего также зевать и урчать животом. Раздался кашель, как кашель рвётся уже из твоей груди. Если человек настолько связан с другими людьми, то его стадность больше не вызывает сомнений. Удивительно осознавать, что за время чтения ты веришь в слова Фудзи. Веришь и в осетинское происхождение отца Иосифа Джугаева, веришь в шесть пальцев на ноге, веришь в историю появления юношеского прозвища Коба, что взяло начало из грузинской книги с ясным названием «Отцеубийца», а ведь Иосиф не любил пьяного сапожника, коим и являлся его отец, доводивший подрастающего революционера до белого каления, а его мать заставлял хвататься на нож из желания уберечь сына от рукоприкладства. Такими сведениями мог располагать только лучший друг детства, им и является Фудзи.

Веришь и не веришь. Фудзи постоянно говорит о людях, сводя всё в начале разговора к одному — такого-то в таком-то году расстреляют. Люди вокруг Сталина менялись постоянно. Те, кто помог сделать революцию, обязаны быть устранены первыми, поскольку их революционный дух уже никому не нужен. В тексте книги постоянно идут отсылки к Великой Французской революции, по чьим следам пошло становление русского коммунизма. Кроме сиюминутных выгод, человек никогда не заглядывает в прошлое, а если и анализирует его, то опять же никогда не примеряет на себя, думая, что те события уже не могут повториться, а сейчас — это сейчас: всё в твоих руках, а любые доводы за цикличность процессов наталкиваются на стену непонимания в виде отрицания предопределённости всего. Человек — кузнец собственного счастья; каждое поколение куёт одно и тоже, пережёвывая всё ту же жвачку, только под разными соусами, находя в еле уловимых оттенках кажущиеся важными отличия, которых на самом деле нет.

Радзинский старается не отклоняться от повествования, опуская многие важные детали, что не будут способствовать должному пониманию текста. Допустим, зреет конфликт в обществе, грозящий вылиться в кровопролитие, но автор при этом не говорит из-за чего народ решил бунтовать. Почему люди так накинулись на монарха? Просто им так захотелось, ведь не было никакого толкового понимания будущего страны. Даже выстрел Авроры и штурм Зимнего — это не свержение монарха, давно отрекшегося от престола, а внутренняя борьба между случайными людьми, в нужный момент оказавшимися в том месте, что позволило им взять ситуацию под свой контроль. Сталин никогда не был ангелом, его прошлое полно криминальных моментов, начиная с грабежей и заканчивая убийствами. Причём, всё не политики ради, а строго ради цели упрочить собственное положение. Великий товарищ Ленин на последнем издыхании взберётся на постамент, горячо призывая взять власть в руки советов, а Сталин уже будет готовить ему место в пантеоне богов коммунизма, где мумия вождя станет символом эпохи, созданной кучкой людей, не преследовавших действительной цели достижения благополучия, кроме идеи поджечь мир пламенем революции. Конечная цель при этом не была ясной, как и возможность осуществления задуманного. Создавать добро насилием, будто на бочке с порохом устроить для мышей сыр в мышеловке, где от захлопывающейся ловушки подрывается вся задуманная система, сметая всё на своём пути. Все мечтали достичь чего-то, жаркими речами подготавливая казни, расстрелы и суды, сменяя палачей, становясь жертвами.

Точку в становлении Сталина можно поставить, когда автором предлагается более далёкое, нежели французская революция, понимание опричнины Ивана Грозного, заменившего старую знать на новую, воспитанную им самим. Ленин умер сам, а вот Каменев, Зиновьев и Троцкий были слишком яркими личностями, чтобы строить альянсы и думать о неблагоприятных последствиях своих зажигающих речей. Сталин уважал каждого из них, восхищался дельным мыслям, но молча делал дело, заботясь в первую очередь о собственном благополучии, не желая допустить распространение сведений о личном прошлом. И только благодаря Фудзи, читатель сможет понять все тайны вождя. Однако, как смог уцелеть сам Фудзи, да ещё ведущий записи о каждом поступке Сталина? Пусть это останется на совести Радзинского, в чьих словах всё получается слишком ладно, а возражать ему при этом не возникает желания. Хотя…. возражать надо. Но пусть это делают другие.

Можно строить идеальное общество, но архитектор умрёт, а дальше новый архитектор будет строить уже своё идеальное общество, но когда-нибудь, и это случится обязательно, всё идеальное будет уничтожено.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вторая Мировая война не закончилась разгромом Германии, как принято об этом думать. Даже 9 мая не является тем самым днём, о котором стоит говорить так громко. Для автора книги «Большой Хинган — Порт-Артур» война могла подойти к концу 17 апреля 1945 года, но генерал Василий Бойко получил приказ о передислокации вверенной ему и всей остальной части военного совета 39-ой армии в другое место. Куда и зачем? Ведь война закончилась. Точно этого никто не знал: вся операция выполнялась тайно. Солдаты лишь догадывались, двигаясь на поездах в сторону Сибири, а затем Монголии. Только генералы Бойко и Людников в Москве были ознакомлены с предстоящим планом продолжения войны Советским Союзом против одинокой Японии, оставшейся без союзников и сохранявшей фанатичную верность Микадо, готовой до последнего реализовывать планы японской военщины во имя святой цели удержания контроля над Азией. В свете тайных передвижений и начинается книга воспоминаний Бойко, написанная им спустя почти пятьдесят лет. Многое вложил Бойко в текст, давая читателю богатую пищу для размышлений.

Советский Союз уже в своё время дал отпор Квантунской армии, отбросив её назад. Тогда операцией руководил Жуков, сейчас основное управление в руках маршалов Малиновского и Василевского. Задача ставилась одна — выбить Японию с китайских территорий, особенно из Маньчжурии и полуострова Гуаньдун, в честь которого Квантунская армия и получила своё название. Япония осознавала важность этой местности для экспансии на континент, поэтому не желала уходить добровольно. План руководства Советского Союза заключался в эффекте неожиданного нападения с двух сторон. И если движение войск со стороны территории на Дальнем Востоке ожидалось, то марш-бросок через монгольские степи и пустыни с последующим преодолением горной цепи Большой Хинган японцами даже не рассматривался — настолько это всё выглядело фантастичным. Может ли огромное количество человек преодолеть тяжёлые условия перехода, не имеющие аналогов в человеческой истории? Японцы в этом сомневались, и ждали нападения не ранее 1946 года, да и то в лучшем случае. В Советском Союзе думали иначе, осознавая неистощимые запасы боевого духа у своих солдат.

Василий Бойко подробно описывает дорогу в поезде, мысли о величии просторов Сибири, о мощи течения вод Енисея, о прозрачности Байкала и великом предназначении родной страны. Прекрасно, когда человек не делит людей на хороших и плохих, а адекватно смотрит на ситуацию. Он не говорит ничего плохого о руководителях, и не позволяет себе сомневаться в ожидании счастливого окончания войны. Кажется, нет таких людей сейчас. Впрочем, Бойко будет позже сожалеть о многом, пенять в сторону ухудшения отношений между бывшими союзниками и о многом другом, включая помощь братскому китайскому народу, в итоге затеявшему Культурную революцию, попирая многое из того, что Бойко было дорого.

Читатель никогда не сможет представить себе трудности перехода советский войск через пустыни и горные цепи. Нужно было вести людей, перебрасывать технику, думать о множестве проблем одновременно. Не только обеспечение едой и водой беспокоит Бойко, на плечи военного совета 39-ой армии легла забота обо всём, включая разработку рекомендаций по противодействию солнечным ударам и появлению мозолей. Неразрешимое разрешалось, во многом благодаря сложившемуся о советских солдатах мифу об удальстве и способности одолеть любые неприятности. Помогают Бойко не только собственные знания, но и поэзия Твардовского, отразившего в «Василии Тёркине» насущные проблемы войны. Тут не только «переправа, переправа, берег левый, берег правый», но и осознание важности хоть какой-никакой, но питьевой воды. Сапёры помогают передвигаться танкам и самоходным артиллерийским установкам, а наблюдательные солдаты советуют употреблять в пищу дикие лук и чеснок, чтобы избежать цинги. А как все с упоением ловят рыбу в солёном озере, единственном на их пути, оголодав и желая просто есть! Не передать всех тягот марш-броска.

Другой проблемой, самой последней, стало преодоление гор. Красиво с их вершин взирать на Маньчжурию; но одно дело смотреть, а другое — провести людей по этим нехоженым места, где легко можно сорваться. Ситуацию усугубили хлынувшие дожди, превратившие земную поверхность в кашу. С трудом, но удалось советским войскам преодолеть Большой Хинган. Сокрушается Бойко только над тем, что не было с ними видео-операторов, чьи работы навсегда могли запечатлеть подвиг солдат, сумевших выдержать такое испытание, которое вошло в учебники военной тактики. Во время перехода Бойко беспокоил именно боевой дух, поскольку многие воины были из свежего пополнения, не принимавшие участия в основной войне против Германии: как они себя поведут, смогут ли всё выдержать. Неслучайно, важное значение Бойко отдаёт политрукам — активным агитаторам, сохранявшим бодростью, ведя ребят во славу Родины. Многие солдаты действительно вели себя храбро и во время перехода, и во время последующих боёв, сохраняя выдержку и занимаясь полезной деятельностью: издавалась газета, писались заметки, создавались картины — всё успевали солдаты, превозмогая жажду, голод и причуды погоды.

Четыреста километров позади, впереди Маньчжурия. Передвижение войск стало настоящим сюрпризом для японцев — они до последнего не знали о действиях Советского Союза, сохранявшего молчание на протяжении всего марш-броска, скрывая от противника свои манёвры. Даже Василевский и Малиновский появились в армии строго как генералы Васильев и Морозов, были запрещены все письменные распоряжения, сохранялась тишина в радиоэфире. Первые перестрелки с японскими войсками приносили потери обеим сторонам, но продвижению войск это не мешало.

Читатель во время чтения обязательно задумается, почему Бойко так настойчиво говорит о помощи китайскому братскому народу, учитывая, что братство толком ни на чём не основывается, а Советский Союз строго преследует цель захватить под свой контроль Порт-Артур и когда-то основанный Российской Империей Дальний (позже ставший Далянем) и отомстить за поражение сорокалетней давности в провальной для России войне с Японией 1905 года. Не зря настольной книгой Бойко с самого начала передислокации являлся «Порт-Артур» Александра Степанова, написанный именно на основании событий 1905 года — это книга рекомендовалась руководством без возражений, но только командному составу, чтобы оно лучше понимало цели страны и поддерживало боевой дух среди солдат на должном уровне.

Во главе Китая, если можно именно так выразиться, стоял проамерикански настроенный Чан Кайши — именно поэтому читатель и не понимает значения слова «братский». Ни Мао Цзедуна, ни коммунистов: ничего подобного во время движения советских войск на Маньчжурию не наблюдалось. Если верить Бойко, то именно от действий Советского Союза зависел дальнейший успех коммунистической партии Китая, получавшей тайно от Союза вооружение, благодаря чему удалось сломить сопротивление Чан Кайши, открыто пользовавшегося поддержкой со стороны США. Когда атомное оружие сделает своё дело, и Япония покорится, тогда вся мощь армии США будет направлена на помощь одной из воюющих сторон в Китае, а сам Китай погрузится в гражданскую войну — об этом Бойко тоже напишет, но ближе к концу книги. Пока же нужно думать не о Порт-Артуре, а о Маньчжурии, раскинувшейся широко, и оборудованной специально в виде крепости, где японцы подготавливали основной плацдарм для нападения на Сибирь и Дальний Восток.

По мере продвижения вглубь марионеточного японского государства Маньчжоу-го, всё больше сдавалось в плен китайских и монгольских частей из состава Квантунской армии, не видевших для себя дальнейших перспектив в службе японскому императору. Бойко сокрушается, видя состояние населения Маньчжурии, доведённого до бедности. Местные жители воспитывались в духе японской пропаганды величия Микадо и им было отказано в получении образования, иной раз и кусок хлеба не давали, отбирая всё выращенное для нужд японцев и Квантунской армии. Бойко чётко рисует образ японского народа, наделяя его только одной положительной чертой — исполнительностью. Если Микадо говорит воевать, значит японцы фанатично будут идти в бой, даже если это бессмысленно. Не зря в японской армии использовались смертники, о которых Бойко отзывается как о маниакально приверженных людях, чей разум наполнен лозунгами о божественности императора. Но когда Микадо подписал капитуляцию, то никто из японцев не ушёл в партизаны и не стал вести иную подрывную деятельность, сменив агрессию на полную покорность.

США помогли завершить войну с Японией; Советскому Союзу теперь предстояло основательно закрепиться в Маньчжурии. И тут перед Бойко и военным советом 39-ой армии возникли новые проблемы, касающиеся не только борьбы с распространением чумы и укусами энцефалитных комаров, но и заботой о местном населении, а также о собственных солдатах. Проблем не стало меньше — они возросли в прогрессии. Трудно людям перестраиваться с режима войны, в котором они находились беспрерывно пять лет, чтобы в одно мгновение начать строить мирное общество в чужой стране. Полуостров Гуаньдун был важен: угроза роста влияния США в регионе была очень ощутима — всё это заставило смотреть Советский Союз много дальше почивания на заслуженных лаврах — нужно было думать о новом противостоянии, но уже бывшим союзникам по антигитлеровской коалиции. Допускать становление Китая проамерикански настроенным — нельзя.

Бойко подробно рассказывает о переходе к мирной жизни, об эмиграции японцев к себе домой и о возрождении экономики, становлении образования, росте самосознания китайского народа. Не так просто выселить квалифицированных специалистов, покуда не будет подготовлена им замена. Поэтому японцы продолжали занимать руководящие посты.

Спустя годы в Китае разразится Культурная революция, а в Японии к власти придут реваншисты. Бойко так характеризует всю ситуацию: Япония в техническом совершенстве стремится в XXI век, но по политическим воззрениям остаётся в XX веке.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У всего должно быть начало, так старается Азимов обосновать главное воззрение авторов Ветхого Завета, о первых одиннадцати главах которого и написана эта книга. Азимов не высказывает атеистического взгляда, но и особой религиозности в его словах нельзя найти. Просто Азимов анализирует текст, взяв за основу Библию, созданную при английском короле Якове, считающуюся наиболее достоверным вариантом перевода в англоязычной среде. Самое главное, на что опирается Азимов, так это на источники, которые появились много ранее Ветхого Завета, текст которых иногда дословно перекликается между собой — это Яхвист и Жреческий Кодекс, рассказывающие точно о том же процессе сотворения мира и создании человека, вплоть до потопа. Азимов не просто анализирует доступные ему источники, но и соотносит всё с историей, особенно той, которая пришла к нам со времён существования Вавилона, откуда во многом и пошли последующие взгляды для опоры в Ветхом Завете. Во многом, большое значение также имел и эпос о Гильгамеше, текст которого также нашёл своё место в Библии.

Азимов досконально разбирает каждую фразу, начиная с самой основной — «В начале было…». А что собственно было в самом начале? Современные учёные тоже пытаются докопаться до исходной точки всего сущего, у них просто не укладывается в голове, что всё могло существовать бесконечно долго. Если жизнь на нашей планете постоянно рождается и умирает, то точно такие же закономерности должны быть и у Вселенной. Возможно, необъятный космос тоже переживает цикл рождений и умираний, сокращаясь, чтобы взорваться вновь для расширения. Такая версия имеет право на существование. Но если исходить из религиозного понимания мира, то необходимо также найти начало. Допустим, Бог создал всё. Но возникает закономерный вопрос — а кто создал Бога? Если уж и пытаться разобраться во всём, копая до самого дна, то нужно прояснить и этот вопрос. К сожалению, сама постановка такого вопроса считается кощунственной. Правда, если продолжать разбираться, то и создание Бога откуда-то отталкивалось. И так до абсолютной бесконечности. Если стремиться найти изначальное начало, то легко зайти в тупик.

Весьма сомневается Азимов и в монотеизме, поскольку небесное царство всё равно носит в себе признаки политеизма. Осталось главенствующее божество, вокруг которого много его, грубо говоря, заместителей по разным вопросам, ответственных за различные сферы жизни. Если любой государственный аппарат едва ли не полностью копирует божественную курию, то аспекты жизни современного человека также подчинены строгой системе управления, начиная с главного директора, вплоть до конкретных исполнителей и, о чудо, конечных потребителей.

И так далее, следуя каждому слову, Азимов разбирается в причинах долгожительства первых людей, о понимании сути дня, о пороках людских и о том, почему человек создан по образу и подобию Бога, а Бог в итоге оказывается недоволен экспериментом, устраивая потоп, позволив выжить только Ною, его семье и некоему количеству живых существ. Отставляя Азимова в сторону, читатель задумается о самой формулировке «подобия человека божественному созданию». Какими бы ужасными пороками не изобиловала Библия, но сын всегда копирует отца, а это означает, что даже Бог далеко не безгрешен. Уж если он решил устроить тотальный геноцид всему живому, то с позиции наших дней — это должно вызывать только осуждение. Можно ли безропотно принять такое отношение безболезненно для своего самолюбия? Конечно нет… в христианском обществе точно. Попробуй отец сказать что-то оскорбляющее сына: сомнительно, чтобы сын это всё молча проглотил и продолжил боготворить благодетеля. Везде бывают исключения, но большинство случаев говорит именно за это.

Когда-то Эрдоган, президент Турции, сказал, что женщина — это, в вольной формулировке, подчинённое мужчине создание. Если читать Ветхий Завет, особенно про потоп, то слова Эрдогана не так-то далеки от суровой правды. Изначально был создан мужчина, а женщина и звери лишь для подмоги ему. Читатель возмутится подобным неравноправием, но зачем возмущаться, махать руками и брызгать слюной — именно так надо воспринимать изначальное положение дел. Удивительно, но именно мусульмане последовательно выполняют не только заповеди Корана, но и стараются соблюдать многое из того, что содержится в Ветхом Завете. Христианство и ислам — религии, произошедшие от одного корня. Об этом люди редко задумываются, но это так. И читатель должен знать, что когда Бог решил уничтожить человека, наслав на него потоп, то ему была безразлична судьба всей планеты, жители которой должны были быть уничтожены.

Жить и беззаветно верить, либо жить и анализировать, либо жить и сомневаться, либо жить и извлекать для себя пользу — выбор каждого.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Проклятые короли» | Книга №7

Эдуард III имел полное право стать королём Франции, покуда его притязания на трон соседнего государства были основательнее, нежели у действующего короля. Воронённая сталь его сына не блестела на солнце, а меч часто бывал вне ножен. И когда желание объединить Европу огнём и мечом столкнулось с интересами католических лидеров, изнемогая вырваться наружу по следам родного деда, также мечтавшего видеть единый союз государств, сохраняя внутри элемент добрососедства, чтобы быть единой силой и уметь противостоять любой внешней агрессии, да и помочь братьям-христианам, начав новый крестовый поход. Не бывает простых решений для людей, живущих одним моментом, не заглядывающих вперёд. Совсем неважно, что спор за обладание троном столкнул между собой две державы, одна из которых в конкретный исторический отрезок оказалась способнее и умнее, благодаря долго здравствующему королю, чьё пребывание на троне занимает гораздо больший срок, нежели любого из его оппонентов, хоть и годами он довольно молод. И вспыхнул конфликт, породивший столетнюю войну, когда Англия успешно стала захватывать одну область за другой, покуда не дремали остальные соседи, отхватывая от Франции куски на свой вкус.

Морис Дрюон основательно прописал историю Франции XIV века, увязав всё с проклятием Жака де Моле, после которого процветающее государство было поставлено на колени, а будущее стало вызывать опасения. Казалось бы, окончательная точка была поставлена в шестой книге «Лилия и лев», и вместо Капетингов престол достался династии Валуа, закончив таким образом действие проклятия. Только спустя семнадцать лет Дрюон пишет ещё одну книгу, имея целью проанализировать историю государства от её создания усилиями Лотаря до достижения наивысшей точки расцвета при Филиппе IV Красивом, также известного под прозванием Железного короля, чтобы за несколько последующих десятилетий осознать крах самого могущественно государства в Европе, потерявшего всё своё влияние; даже само существование Франции стало под вопросом. Обо всём этом Дрюон предлагает поразмышлять от лица Эли де Талейрана.

Талейран всю книгу едет в карете, его путь занимает ровно месяц, а за такой срок можно передумывать собственную жизнь и всё остальное. Этим и будет заниматься известное историческое лицо, получившее прозвание Делателя Пап. Дрюон не кривит душой, предлагая читателю едва ли не курс лекций по истории страны. Каждый аспект будет обговорен заново. Все возможные варианты событий тоже не останутся без внимания. Будут учтены все последствия длительной войны, позже получившей название Столетней. «Когда король губит Францию» — это обыкновенный учебник, разбавленный некоторыми фактами биографии Талейрана, его мыслями и желаниями, включая различные междометия и просьбы ехать помедленнее, а также постоянных вопросов по поводу каждой остановки. Впрочем, в книге нет излюбленных фраз французских и английских романистов в стиле «дорогой мой читатель» — Дрюон от лица Талейрана делится мудростью с племянником, безмолвно слушающим говорливого дядю. А может и не было племянника в карете, но именно к нему Талейран всегда обращается.

В книге нет отравлений, хитростей и прочих королевских забав, которые обильно описывались в предыдущих произведениях цикла. Теперь читатель будет ехать ровно, ощущая на себе груз нависших проблем. Очередной этап переговоров должен пройти успешно, иначе не видать Франции места на карте, да быть папскому престолу снова в Ватикане. Фигура Талейрана так и останется загадочной, представ читателю в виде сомневающегося в себе человека, чьё будущее было определено матерью, а ожидаемое место Папы так и осталось в мечтах, покуда сперва он был слишком молод, потом уступил ставленнику французского короля, а в третий раз оказался чрезмерно знатен.

Пускай, «Когда король губит Францию» является лишней книгой для цикла. Цикл при этом навсегда останется прекрасным творением рук человеческих.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Крашевский — классик польской литературы, живший и творивший от начала и до конца XIX века. После себя он оставил богатое наследие, включая большое количество книг по художественной обработке истории родной страны. Для стороннего наблюдателя Польша никогда не представляла ничего особенного, находясь где-то в середине Европы, иногда исчезая с карты, иногда заново появляясь, а то и соединяясь с другими государствами в унии, меняя очертания, но не меняясь изнутри. Если и пошли откуда-то демократические поползновения по континенту, то это было не плодом деятельности США, а стало личной заслугой польского народа, издревле привыкшего диктовать волю своему государю, а самого государя выбирать на каждой элекции после смерти предыдущего правителя. Но обо всём этом ниже. Сейчас стоит лишь сказать, что Крашевский просто обязан хотя бы один раз удостоиться внимания каждого читателя, ради поднятия престижа этого писателя в глазах людей, достойного такого вне всякой меры.

Под обложкой восьмого тома собрания сочинений содержатся два произведения: «Божий гнев» и «Дети века» — не имеющие между собой ничего общего, кроме имени автора. Если «Божий гнев» рассказывает о событиях после польской интервенции на Русь до шведского потопа, то «Дети века» — это рассказ о современниках писателя, утративших связь с исторической реальностью. Предлагаю рассматривать в отдельности.

I. «Божий гнев». Юзеф Крашевский строит сюжет книги ровно по тем правилам написания, которые характерны для многих произведений других писателей его времени, впрочем и для всех последующих тоже. То есть взятый за основу сюжет перекликается с историческими реалиями, но придумывается параллельное действие, связанное с любовными похождениями одного из героев. С мужской точки зрения — это просто заполнение свободных мест на страницах, удлиняя таким образом наполнение. Это не критично. Главное — перед читателем разворачивается картина первых лет правления Яна Казимира и чего-то вроде гражданской войны, где роль основного нарушителя спокойствия берёт на себя Богдан Хмельницкий, устраивая постоянные совместные с татарами вылазки для того, чтобы урвать себе кусок получше.

Казалось бы. незадолго до этого, Владислав IV был призван на московский стол, дабы править всей Русью, отчего всё-таки отказался, посчитав такую идею нецелесообразной. Русь немного погодя снова наберёт силы, а Польша, пребывая в составе Речи Посполитой, окажется в весьма щекотливом положении, о котором Крашевский постоянно говорит вскользь, называя его шведским потопом. Произошёл ли он до Яна Казимира, во время или после, но одно ясно — польский правитель желает прибавить к своему титулу наименование короля шведского. Что именно вообще подразумевалось под божьим гневом, прояснить так и не удастся. Им может оказаться не только нависшее завоевание Швецией, но и бунтующий Хмельницкий.

Сюжет плавно перетекает от элекции нового короля до кровопролитных схваток, где на помощь Речи Посполитой приходят военные отряды с разных концов Европы, считающих важным охранять пограничные рубежи, покуда татары не продвинулись к ним ближе. Не скажешь, что описание батальных сцен поражает воображение — это вещь вообще специфическая. Но пыль за зубах читателя будет хрустеть точно, как и мерещиться множество отрубленных конечностей, да головы с вытекающими мозгами — это реальность войны, где Крашевский решил обойтись без излишней романтизации, показывая весь трудный процесс по обороне государства от чужеземных захватчиков.

В книге есть существенный плюс. Читатель лучше понимает вольнолюбивый нрав поляков: «Это была эпоха морального упадка, такого, можно сказать, бесстыдства, что подобные вещи никого не смущали. Каждый без совести и сожаления рвал на клочки злополучную Речь Посполитую, которой нечем было платить войскам». Конечно, каждый имеет право на своё мнение, но когда решается судьба государства, тогда шляхта проводит совещание сама с собой, игнорируя призывы короля к новому нападению на практически добитого противника, решая разойтись по домам. Ян Казимир буквально плачет от такого положения дел, где от его мнения ничего не зависит. Совсем немудрено, что Польша позже практически исчезнет с географических карт, будучи разделённой между соседями.

«Он готов поддаться Москве, продаться туркам, союзничать с татарами, а душу отдать сатане, лишь бы погубить нас. Домогается Киева, завтра будет домогаться всей Руси и проведёт границу в самом сердце Речи Посполитой» — так говорит Крашевский о Хмельницком, чья фигура опосредованно предстанет перед читателем. А уж как будут понимать такое отношение автора к атаману казацкого воинства — личное дело каждого. Может и хотел Хмельницкий для себя урвать кусок пожирнее, только Крашевский ограничивается лишь уподоблением Хмеля буйной голове, живущей по законам истинного казака — грабить соседей, жить лихо и собираться на новое дело. Кроме внешнего врага на глазах читателя созреет враг внутренний, что подобно Роберу Артуа убежит к сильному соседу, провоцируя того на войну, после чего страна-обидчик практически потеряет суверенитет.

Историей Польши надо интересоваться. К сожалению, читатель больше расскажет о Франции, нежели об исторически важном соседе.

II. «Дети века». Проблема отцов и детей Крашевским поднимается в порядке слома старых традиций, когда застоявшийся уклад жизни пришла пора менять на новый. Трудно представить, чтобы при всей любви к свободным действиям, в Польше могли существовать причины для изменения сложившегося положения дел. Оказывается, Польша в XIX веке испытывала точно такие же проблемы, которые свойственны всем европейским странам того времени: постепенно отпадает нужда в титуле, всё большее значение приобретает владение денежной наличностью, быть ячейкой общества становится всё более тягостным, покуда в каждом молодом человеке всё больше просыпается тяга с собственному благополучию и шансу молвить грубое слово родителю, касательно всех его дум насчёт твоего будущего.

С первых страниц кажется, что автор водит читателя из одной семьи в другую, показывая ни с чем не связанные события. Складывается впечатление, будто Крашевский хотел показать каждый порок в отдельности. Но уже ближе к середине повествования все линии переплетаются, а утерянные связи выходят на поверхность. Если бы не изложение в виде прозы, то в голову приходит ассоциация с добротно построенной пьесой, где каждому акту своё место, а каждому диалогу — свет с нужной стороны.

Псевдогении, что миру дают только псевдогениальность; болезнь души, выраженная ленью и отказом от труда: одна из историй, где приёмный сын выказывает неуважение к приёмному отцу, посылая того лечить кого-нибудь другого, покуда строптивый дух юнца имеет право выражаться стихами и заслуживает более лучшей доли. Круговерть домыслов о происхождении, любовные похождения к богатой незамужней женщине, кичливость собственной важностью — всё это проходит перед глазами читателя. Покуда не станет окончательный расклад наиболее ярко отражать реальное положение дел — никакого конфликта между поколениями не существует: просто от исходных корней побеги бегут на новую территорию, чтобы повторить всё сначала.

Так и протекает повествование «Детей века», где каждый тянет одеяло в свою сторону, стараясь добиться более лучшего для себя, плюя на всех окружающих. Мораль из всего дошла до нас в неизменённом виде, показав наличие надуманной извечной проблемы, которая всё-таки часто портит жизнь, но редко какой родитель умеет грамотно пустить рост своего побега в нужном направлении, а умелых садовников, способных провести грамотную обрезку — никто просто слушать не станет. Молодость — это время для проб и ошибок, уже пройденных предыдущими поколениями, но никто не оборачивается назад. Стоит ли вспоминать поговорку о том, как поступают умные и дураки, учась на ошибках.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Попробуй понять историю государства российского в переходный период от царствования к империи, покуда переломный XVII век ещё не обозначил предназначение страны, пережившей кровавую застойную революцию в попытке познать внутреннюю суть, плавно ступившую на дорогу изменения и трансформации абсолютно всех процессов. Сюжет книги не просто так складывается вокруг событий 1650-ых годов, наполненных ещё неизжитыми предрассудками прошлого и постепенно съедающих самих себя, заменяя всё на новый уклад жизни. Взять в качестве главного героя простого парня из Подмосковья, чья жизнь была сломана родным отцом, жена практически свела на нет либидо, а шайтан-кочевники во время мира увели в рабство на поругание к мусульманам. Всё это безумно интересно. Благо, Святослав Логинов не писал альтернативную историю и не давал никаких намёков на славянскую фэнтези, он просто создал эпический исторический роман с глубоким погружением в атмосферу далёких стран, представив главного героя способным космополитом. Конечно, «Колодезь» — это сказка. Но кто скажет, что такая история не могла произойти на самом деле?

Главного героя зовут Семёном. С девяти лет отец его женил, чтобы спать с избранницей сына, оставляя того мальчишеским забавам с ровесниками. Тяжёлый быт села совсем ненадолго отвлекает читателя от основного содержания книги, когда события начинают свой быстрый разбег, показывая картины Аравии, Индии, чтобы позже дать Семёну возможность влиться в казацкую вольницу Разина, также давая шанс проявить себя на полях сражений, но уже за славу ислама. Всё так хитро переплетается, а сказание настолько гипертрофировано, что иной раз приходиться только недоуменно поддакивать автору, соглашаясь с ним во всём. Как ком на голову свалятся на главного героя не только никоновские реформы, но и требования старосты вернуть должок за двадцать лет отсутствия. Хочется протянуть руку помощи главному герою, но он настолько возмужает за время своих странствий, что сумеет справиться со всеми обстоятельствами без чужой помощи. Хлебнуть горя придётся не только в жарких песках, пытаясь найти того самого хозяина колодца, от которого зависит жизнь каждого путника, но нужно будет постараться обратить обезвоживание организма себе на благо, пренебрегая желанием удовлетворить потребности плоти.

В центре вражеского стана всегда можно найти родного человека, особенно вне родной страны, которой безразлична судьба людей, что становятся основными объектами для продажи на невольничьих рынках. Это безумство и этого просто не может быть — вот такая реакция возникает у читателя, когда доводится наблюдать на страницах книги всю парадоксальность ситуации. Обыкновенные русские где-то продаются в качестве рабов, а ты сидишь и читаешь про это, совершенно не понимая того, почему ничего подобного не пишут в исторических книгах. Конечно, почти всем известен Крым в качестве главной перевалочной базы для продажи невольников, но куда устремляются души проданных людей, что их ждёт на чужбине? Логинов не кривит душой, помогая Семёну на первых порах, определяя того в янычары в качестве способного ученика — его обучат стрелять и владеть саблей, предоставив все нужные навыки для выживания. Уникальная способность к языкам поможет Семёну тоже, сделав из него идеального человека для войны и для проповедования текста Корана, когда за ним пойдут верные люди, желающие обрести дополнительную веру в свои собственные возможности. Всё сталкивается в битве не за жизнь, а за желание мстить, и Семён имеет полное право отомстить за себя.

Многострадальная жизнь каждого человека наполнена различными событиями. Про любого из нас можно написать книгу, только мало кто её будет читать. В этом деле везёт только политическим фигурам, чья жизнь становится наполовину придуманной, да на другую половину наполненной фантастическими мифами, где в итоге правду найти невозможно. Хорошо, когда писатели берут на себя смелость рассказать жизнь человека, якобы жившего в прошлом, чья жизнь прошла не зря, а её события достойны отражения на страницах. И как бы не говорили люди, что автор смотрит с позиции современного человека, да герои поступают как современники писателя, а не люди далёких времён. Оно, конечно, так и есть. Но кто сможет доказать обратное, ведь для описания прошлых событий нужно обладать недюжинной эрудицией, которая всё равно не будет пользоваться спросом. Главное, идеализация персонажа и набор необходимых элементов. Ведь мог обойтись Семён без любви, судьба которого была обделена женской лаской. Только нельзя так просто уйти от этой темы, дающей возможность главному герою страдать душевно, а потом стать мстителем, желающим отыскать извергов, простреливая головы и отделяя их от тела кривым ятаганом.

«Колодезь» — книга о желании найти спокойную пристань на берегу среди бушующих волн.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Проклятые короли» | Книга №6

Вся жизнь — это суета, длящаяся медленными шагами, покуда не осознают потомки скоротечность событий прошлого. Желание урвать кусок от пирога побольше, содержащий начинку повкуснее — точно такая же суета, характерная для одного краткого момента, грозящего только тем, что кусок может развалиться, огорчив не только того, кто за него боролся, но и тех, кто в итоге останется вообще без пирога. Если пытаться понять содержание «Проклятых королей», то первой приходит мысль именно о тщете всех окружающих нас процессов и цикличности происходящих событий, замешанных на человеческой неистребимой натуре к притягиванию к себе всевозможных проблем, связанных с желанием иметь все блага именно сейчас, не задумываясь о завтрашнем дне. Ведь жизнь даётся только раз, значит и прожить её надо с комфортом именно для себя, чем люди занимаются постоянно. А мы, потомки, с укором смотрим на их дела да пытаемся осуждать. Только имеем ли право, не задумываясь ни о чём, кроме чем сегодня набить желудок да как найти более дешёвые варианты. Во многом именно об этом думают все умирающие на страницах «Проклятых королей», и всем Дрюон вкладывает в мысли повторяющиеся слова, передёргивая практически каждую возможность для появления других слов. За писателем имеется такое право — трактовать свою собственную философию, не стремясь задуматься о настоящем действующих лиц.

Шестая книга в цикле продолжает раскрывать для читателя историю Франции XIV века. Проклятие тамплиеров, высказанное в адрес Филиппа IV «Железного короля» Красивого в итоге приведёт к Столетней войне. Но читателю это неизвестно. Цикл читается, а неведомая жизнь французов, англичан и итальянцев раскрывается перед тобой. Лишь «Лилия и лев» расставляет акценты, став последней книгой (по планам Дрюона), не считая последовавшей, но спустя много-много лет. Дрюон честно открывается перед читателем, когда на смертном одре Робера Артуа со слезами говорит о смерти любимого героя, жизнь которого он прожил практически сам, стараясь с самой первой книги показать фигуру гиганта в полный рост её значения для истории. Обо всём этом читатель узнаёт только к шестой книге, отчего становится обидно, ведь внимание при чтении уделялось совсем не тем людям. И ведь пылал в душе гнев на Дрюона, когда большую часть книги он отдал под тяжбы Робера за обладание Артуа. Казалось бы, вот Филипп VI, первый в династии Валуа, что не был готов к принятию короны, идя по счёту четвёртым претендентом, покуда они все не погибли, предоставив ему возможность занять трон Франции; Дрюон со смаком описывает все ситуации, когда на трон может претендовать даже король Англии Эдуард III, сын дочери Филиппа IV, имея при этом больше прав, нежели сын брата, каким и являлся Филипп VI.

Цепочка всех событий приводит к началу Столетней войны. Дрюон начинает боевые действия, показывая дальнейшее развитие Робера Артуа, ставшего спусковым механизмом для стошестнадцатилетнего военного конфликта между двумя соседями, когда над Францией возникнет реальная возможность слияния с Туманным Альбионом, потеряв себя для дальнейшей истории. Дрюон не раз будет говорить о величии страны лилии, противопоставляя её стране льва. Франция крупнее, её населяет в четыре раза больше людей, даже власть короля является абсолютной, а не подобна урезанной версии, которой пользуются английские короли, вынужденные спрашивать разрешение для любого решения. Так уж сложилось, что Филипп VI стал терпеть поражения, уступив в итоге весь север страны. Но это уже не касается событий шестой книги цикла, она завершается не только смертью Робера Артуа, но и печальным концом Жана Посмертного, наследника дома Капетингов, чью жизненную нить Дрюон плёл с колыбели, наполнив цикл персонажами, не имевшими к власти никакого отношения, но чья судьба в итоге пересеклась, принеся только горе.

Одно мгновение творит историю; помните об этом, совершая тот или иной поступок.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что было на русской земле миллионы лет тому назад? Кажется, всем людям это известно: было тепло, раскинулся на этих землях великий океан, даже уральских и кавказских гор не было, а лишь одна территория нынешней Финляндии грозно выдыхала в небо огненный пар и горячие извержения вулканов, покуда не пришла земля в движение, да не стала подниматься в одних местах, уходя вниз в других. Так было миллионы лет тому назад, а сколько именно миллионов лет назад — это Рубакин не может точно пояснить, так как писал книгу в начале XX века, что превращает повествование в пособие для любознательных детей, генерирующих иногда такие удивительные вопросы, что диву даёшься.

Начинает разговор Рубакин с окаменелостей и отпечатков, что встречаются повсеместно, чего на суше быть не может. Не могли появиться тут разнообразныя рачки и прочия морския обитатели, но откуда-то же всё-таки они появились. Рубакин не просто приводит обоснование теории обширного океана, но и пытается найти обоснование этому, приводя вполне адекватные примеры, с которыми, в общем-то, современная наука полностью согласна. Было на русской земле миллионы лет тому назад большое море, в котором водилась разная живность. После вода стала отступать, а единственный наследный водоём великого разлива продолжает уменьшаться с каждым днём. Некогда Каспийское море соединялось с Ледовитым океаном, а ныне чахнет в песках. Другой примечательный факт — не было раньше никаких холодов, а было очень даже тепло. Вот и водилась в море всякая живность, что мороз не переносила.

Поднялась земля. Пришёл ледник — тогда и наступили холода. Рубакин тщательно объясняет теорию ледников, рассказывает о их свойствах передвигаться ползучим способом и их влияние на современное положение дел. Не все знают, что за чернозём стоит благодарить именно ледники. Не каждый ведает тайну повсеместных булыжников, залегающих в самых разнообразных местах. Рубакин наглядно демонстрирует происхождение всех подобных камней — это гости из Финляндии, принесённые ледником. Если кому-то сомнительна сия версия, то приглядитесь к булыжникам повнимательнее — они же гладкие, а порой и круглые. Такое свойство придал им ледник. Безусловно, реки также могли разнести такие каменные семена, но порой попадаются булыжники таких размеров, да в таких местах, куда никакой поток не смог бы их занести. Во всём веришь Рубакину. Прямо таки энциклопедия древностей, которой, к сожалению, блистать не приходится — всё это кажется таким очевидным.

Расскажет Рубакин о больших ящерах, о носорогах, мамонтах, пещерных львах и пещерных медведях, а также о мечезубах (наверное — это саблезубые тигры). Даже поделиться версией существования эласмотерия — существа с рогом во лбу, похожего на носорога и мамонта одновременно. Много тайн хранит русская земля, только кто бы пытался в ней хоть что-нибудь найти, кроме нефти и газа. Впрочем, нефть и газ — это ещё более древняя история русской земли, о которой Рубакин не задумывается. Слишком давно это всё было. Но было…

Достаточно места уделяется большим рекам. Читатель узнает об их происхождении, да поймёт секрет передвижения по земле. Казалось бы, куда может уйти река? А ведь достаточно пяти лет, чтобы невероятное стало очевидным фактом. Рубакин это покажет не только на примере Волги, которая убежала от Казани, но и на примере одного городка, что постоянно убегал от реки, а река продолжала наступать.

Вот такие книжки надо детям в школе читать. А не усложнять всё хитромудрыми словесами о наряженной повисшей грузом разросшейся псевдоглобальности. Мир мал, да человек всё себя великим мнит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О первых контактах России с Японией есть много упоминаний, но особого заслуживает эпизод, случившийся в конце XVIII века, когда японский грузовой корабль был выкинут штормом на один из тихоокеанских островов, который находился под контролем России, после чего группа японских моряков предприняла большое сухопутное путешествие через Сибирь до самой столицы империи, где им дала аудиенцию Екатерина Великая, разрешив вернуться на родину. Сам по себе эпизод был незначительным, поскольку в России к тому моменту жило достаточное количество подобных моряков, заброшенных злой фортуной в чужие края, имелись подробные географические карты японских островов и чуть ли не вся политическая составляющая местных жителей. При этом в самой Японии о России знали скорее по слухам от голландских купцов, не обладая какой-то конкретной информацией. Всё это очень интересно. Сам взгляд японца на жизнь в иной стране — редкое явление для того времени.

«Оросиякоку суймудан» дословно переводится как «Сонный бред о России». Не стоит строить удивлённое лицо, найдя за мелодичным словосочетанием ошарашивающий факт. В то время японец не мог покинуть родную страну, за это при возвращении его ждала смертная казнь; не мог он и рассказывать о жизни вне Японии — за это тоже полагалась смертная казнь. Именно поэтому многие закинутые на берега других стран уже никогда больше не вернулись назад — боясь за свою жизнь. Разумным выходом стало прикрытие о якобы приснившемся сне, на что цензура смотрела гораздо мягче, а власти не начинали преследование. Вообще о событиях данной книги есть большое количество трудов, связанных с воспоминаниями очевидцев. Есть также некогда утерянные рукописи, к коим относится и «Оросиякоку суймудан», выкупленная Владивостокским Восточным Институтом у некоего человека из Киото. Надо полагать, что о данной рукописи могут знать только в России. При этом составители стараются придерживаться исторических фактов, которым данная рукопись во многом соответствует — японоведы с удовольствием смогут прочитать рукопись в подлиннике, так как вторая часть книги полностью состоит из отсканированных страниц оригинала, занимая большую часть, нежели её русский перевод.

Не легко приходилось в Японии иностранцам. Голландцы могли приводить несколько торговых кораблей в год. С остальными странами японские власти контакты не поддерживали, изолировав страну. Япония была настолько погружена в свои феодальные разборки, унижая всех чужестранцев, гордая своей уникальностью, находясь и без того в природной изоляции от азиатского континента, что могли ещё долгое время вести свою политику без допускания вмешательств в свои дела. Не стоит говорить о том, как напряжение общества вылилось в последующую гегемонию над Азией и Океанией. Из-за чего японский народ дошёл до той стадии, когда надо было расширять свои сферы влияния, через которую многие страны успешно прошли уже давно. В конце XVIII века японское островное государство было меньше нынешнего — в рукописи Хоккайдо считается отдельной от Японии страной, не было соответственно контроля над Курилами и частью Сахалина, всё это попадёт в сферу влияния гораздо позже, а пока скромное судно с грузом риса оказывается в результате долгого дрейфа рядом с Камчаткой.

Трудно судить о реальности слов японцев, которые утверждают, что их встретили люди, живущие в пещерах, женщины которых вдевали украшения в виде рогов на подбородок и в нос. Как-то не доводилось до этого сталкиваться с подобной информацией. Впрочем, большого удивления от описания России нет. Следующий непонятный момент случается только при встрече с императрицей, где японцы совершают странные ритуалы российского царствующего двора. В остальном содержание рукописи краткое и сухое. Одно уясняешь точно — кроме японцев в Сибири хватало китайцев и корейцев, наладивших плотные контакты с российской стороной. Не все члены экспедиции вернулись назад, кое-кто остался в Россия, добившись приличных чиновничьих должностей.

Хотелось бы увидеть художественное отражение данного события. Надеюсь, когда-нибудь один мэтр отечественной литературы наконец-то оторвётся от переписывания истории страны, то возьмётся именно за подобное.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Екатерина Вторая, Александр Первый, декабристы, Николай Первый — таково краткое содержание пятого и заключительного тома курсов русской истории Василия Ключевского. Подводить итог всем лекциям нет смысла. Просто стоит сказать слова благодарности за титанический труд, где Ключевский не ставил себе целью отразить все процессы, что происходили за всю историю России, а только избранные, связанные больше с человеческим фактором, нежели с движением страны по дороге истории. Ключевский дал читателю понимание государства от человека, а не безликой организации, чья жизнь идёт своим чередом, вне зависимости от внутренних чувств людей. История — это набор случайных событий. Так случилось — иначе быть не могло.

Про Екатерину Петровну Ключевский рассказывает с особой любовью, вспоминая не только детство на родине, но и два скромных платья, с которыми она приехала в Россию, не имея за душой ничего другого, но гонимая вперёд целью быть женой наследника российского престола. Екатерина так прочно позже сядет на трон, что устранит мужа от власти, а политику всем угождать заменит на противоположную, отчего кругом страны появится слишком много врагов. Примечателен случай одного плохого результата окрашивания волос, после чего ей пришлось сбрить волосы на голове, а так как никто не мог одеваться красивее императрицы и даже выглядеть лучше не мог, то придворные дамы со слезами на глазах сбрили локоны, натянув парики. Много и подробно Ключевский рассказывает о придворных нравах, делясь любопытными деталями. Только особой роли для истории они не несут, просто Ключевский чувствовал скорый конец выбранного им периода, ограниченного началом правления Александра Второго. Упомянутые победоносные войны с Турцией никак не были пояснены — просто воевали и побеждали, а когда, почему, из-за чего и чем всё обернулось — непонятно. Лишь про освобождение Крыма от турок Ключевский не забыл упомянуть, правда облачив всё в довольно парадоксальную обёртку, представив ситуацию так, что крымский хан отказался признавать зависимость от России, дабы отдалиться от Турции, наподобие других ханств, вот и пришлось его насильно отдалять.

Говорит Ключевский и о разделе Речи Посполитой, когда бывшие Польша и Великое Княжество Литовское исчезли с карт. Вот именно в этот момент истории Россия столкнулась с проблемой собирания всех славян в границах одной страны, когда своё требовали соседние государства, а славяне раскинулись слишком широким фронтом. Так и вернула себе Россия по результатам раздела свои же исконные территории, не получив новых земель, коими до этого никогда не обладала. Отдельного разговора удостаивается возможность раздела Турции, от чего советники государя российского советовали отказываться — ведь бывший Константинополь мог в этом случае успешно отобрать титул столицы государства у Санкт-Петербурга.

Наглядно Ключевский продолжает рассказывать о всё более сильном закрепощении крестьян, вспоминая проблематику вопроса со времён Петра Первого, решившего закрепить всех людей за кем-то, кто будет надзирать и налог собирать. Людей прикрепляли против их воли к какой-либо земле, чтобы потом лишить их всех прав, не давая возможности жаловаться на помещика, переезжать и хоть как-то влиять на сложившееся положение дел. Если до Петра помещик убивал крестьянина, то в силу вступал закон «око за око, зуб за зуб» — такого помещика казнили. Только отчего-то все благие начинания были извращены, когда в европейском государстве действовали порядки похлеще, нежели на американском континенте, где одни местные жители брали в рабство других местных жителей, а чаще своих собственных детей, то в России происходит непоправимое закабаление своих собственных собратьев по крови, вынужденных терпеть от жизни свалившиеся на них невзгоды — так сложилось исторически, и что-то с этим сделать было уже невозможно. Екатерина, как и Пётр, хотели и могли повернуть ситуацию с крепостными вспять, но одному не хватило для этого времени, а у другой не было для этого достаточного желания: вместо послаблений, Екатерина дарила крестьян тысячами в качестве приятного бонуса, начав со своих соратников, что подстроили заговор против её мужа.

Корни русского дворянства под прозванием знать были не от слова знать. Управляющие при Екатерине государством люди не знали собственной страны — для чего Екатерина лично повелела купить им карту, дабы люди представление имели о том, о чём пытаются рассуждать. Размах страны поражал воображение уже тогда, когда государство раскинулось максимально широко, столкнувшись с естественными преградами в виде гор и пустынь, а также с крупными игроками на политической арене, вроде Китая, Персии и сильных европейских держав. Екатерина увеличила количество губерний с двадцати до пятидесяти, разделив не по историческим и географическим принципам, а строго по населению, чтобы каждая губерния имела по четыреста тысяч душ, более допускалось в виде редких исключений. Екатерина же любила играть в демократию, позволяя крестьянам выражать своё мнение, правда — когда все наигрались в общение с народом, то крестьянам запретили выражать любое своё мнение.

Ключевский идёт по верхам. Он не только не рассказывает о войнах с Турцией, о противостоянии Наполеону, он просто бежит вперёд, не обращая внимания на смену властей, что происходило как бы само по себе, да нет нужды об этом что-то говорить, а может просто цензура времён Ключевского особенно рьяно смотрела на все слова и выражения касательно последней сотни лет. Перед читателем кратко мелькнёт фигура Павла, потом перед взором пройдёт Александр Первый, запомнившийся больше деятельностью Сперанского, о которой Ключевский будет говорить долго, стараясь донести до читателя мысль о первом действительно деятельном человеке, хоть и прозападной направленности. Позже будут декабристы и общий обзор закрытой политики Николая Первого, а пока Ключевский старается понять мотивы поступка восстания на Сенатской площади.

В начале XIX века было модно иметь в качестве домашних учителей иностранцев. И так совпало, что все иностранцы оказывались либо сторонниками французского республиканства, либо с симпатией относились к лютеранству. Слово учителя всегда имеет важное значение для ученика, но Ключевский рассказал о таком явлении и тут же завернул предположение, найдя более веские причины. Всё оказалось очень просто — Александр Первый был бездетным, для него остро стоял вопрос передачи власти. Женатый на «Конституции» (у полячек порой встречаются странные имена, как тем пытались ввести в заблуждение сочувствующих восставшим) Константин не мог передать власть своим детям, поэтому от предложенного трона сразу отказался. Осталась только кандидатура третьего сына Павла — Николая, чьё назначение станет в итоге сюрпризом для него самого, поскольку Александр велел завещание вскрыть лишь после своей смерти. Николая никто и никогда не готовил к роли императора, поэтому он всегда смотрел на ситуацию со стороны простого человека, что боялся каких-либо неконтролируемых перемен. Поэтому, когда Александр умер, по стране пополз слух о том, что Константин не отказался, это Николай устроил насильственный захват власти, тогда-то декабристы и вышли на площадь, не имея никакой особой цели, кроме желания пасть за Константина и за «Конституцию». Несколько залпов из пушек быстро разогнали заговорщиков, а начавший царствовать Николай надолго загнал страну в застой, не желая ничего менять.

Отдельно стоит сказать о взгляде Ключевского на вопрос Кавказа. Когда границы России подошли к кавказским горам, то встал вопрос о защите христианской Грузии, терпящей набеги Персии. Россия не сильно хотела заходить в этот опасный регион, понимая всю возможность дальнейших последствий. А когда Грузия всё-таки попросилась в состав России, то пришлось переходить к боевым действиям против всё той же Персии, попутно усиливая своё влияние на Кавказе, когда после Грузии в состав России также друг за другом попросились Имеретия, Мингрелия и Гурия, порождая затянувшуюся почти вековую кавказскую войну, когда к России отходила одна земля за другой.

А позже стол земли русской займёт Александр Второй, что принесёт долгожданное освобождение от крестьянского рабства, но этого момента истории Ключевский уже не касался, закончив повествование характеристикой правления Николая Второго.

Так и прошла перед глазами тысяча лет русской истории, начавшаяся где-то близ Карпатских гор, от которых путь пролёг к северным землям, где в ходе смешивания с местными финно-угорскими племенами из славян родился русский народ. А потом… потом православие, да оппозиция к католичеству. Так уж вышло, что история России — это противостояние славян готам… и нет никакого влияния востока — оно может наступить, но для этого надо закрыть ставни с европейской стороны, иначе сквозняк не позволит чувствовать себя полностью здоровым и благополучным народом.

Автор: Константин Трунин

» Read more