trounin.ru

Своеобразие отражения войны продемонстрировал и Пётр Павленко. Тут более следует говорить про истории на военную тематику, из которых требовалось создавать статьи. Но Павленко решил остановиться на форме крупного прозаического произведения. Его герои постоянно рассказывают о себе, нисколько не собираясь прослыть за виновных. Все у Петра имеют право на оправдание. Действие так и протекает, показываемое через человеческие страдания. Ни в чём Павленко не ведал ограничений, свободно излагая самые болезненные темы, вместе с тем — часто забываемые. Так какой была всё-таки война?

Практически нет историй про тяжесть быта людей, оказавшихся не просто на оккупированной территории, а в тылу у немцев. Советские писатели обычно показывают сопротивление людей, не желающих быть записанными в ряды добровольцев, должных быть отправленными на работу в Германию. Павленко взял и показал, каким образом парни и девушки соглашались. Пётр сообщал словами девушки, не собиравшейся отказываться, по собственной воле записавшейся в добровольцы, несмотря на стойкие коммунистические убеждения. Оправдание в одном — в молодости. Ведь без лишних слов ясно — молодые стремятся объединяться. А раз товарищи и товарки собрались в Германию, не ей одной отказываться. Да не знала девушка, что не быть им вместе — всех разделят на самом первом этапе, распределив по разным местам. Чем тогда оправдываться? Разве только историей про побег из лагеря. Да не побег в одиночку, а ей же организованный, который согласились поддержать другие люди, вынужденные находиться в том же лагере. Как иначе Павленко мог рассказать? Не стал Пётр сообщать о продолжении. Ныне понятно, в какие места отправилась девушка уже в Советском Союзе, явно в течение восьми-десяти лет находясь в пределах схожего лагеря, но на территории родного государства.

Рассказывает Павленко и историю про Сталина. Показать мудрость вождя следовало обязательно. Лидер Советского Союза вышел волевым, способным всем доказать, что всего можно добиться, если проявить к тому старание. Он убеждал учёных-селекционеров, не имевших способности найти силы на культивирование винограда в условиях севера. Им то казалось невозможным. Слишком теплолюбивым они считали виноград. Вполне очевидно, Сталин дал явный намёк — раз человек способен приспособиться к любым условиям, тогда и для других форм жизни то не является ограничением. Следует искать и находить способы, поскольку в винограде нуждаются повсеместно. Если учёные смогут добиться требуемого результата — честь им и хвала. А если у них не получится? Павленко промолчал.

Особенно необходимой к обсуждению Павленко посчитал тему инвалидов, причём неважно — взрослых или ещё детей. Все они стали жертвами войны, обездоленные и искалеченные. Про них нужно много и долго рассказывать. Тем Пётр и занимался на страницах произведения.

Есть у Павленко тема раздумий над судьбой освобождаемых Красной Армией народов. Красноармейцы отдавали жизни, чтобы освободить оккупированные немцами земли, а там их встречали граждане сомнительных моральных качеств. Для примера даётся Австрия. Сей край — австрийский — желанный нацистами регион, переходил под контроль советских войск. И что увидели солдаты? Австрийцы им показались до омерзения противными. Почему? Когда им предлагали помогать давать отпор немецкой армии, либо вывешивать собственные флаги, начинать желать победы над захватчиком, австрийцы пожимали плечами. Они на то не решались, вполне склонные думать в сохранении сил у немцев, способных взять контроль над Австрией вновь. Другая черта, возмущавшая советских солдат, привычка австрийцев присваивать чужое, на глазах расхищая имущество, никогда им не принадлежавшее.

Это часть тем, затронутых Петром Павленко. С другими читатель может ознакомиться самостоятельно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Право писателя на выражение мнения оспорить нельзя. Ему позволительно рассказывать так, как он считает нужным. Неважно, если читатель выскажет претензии. Это не имеет определяющего значения. Не каждый писатель способен писать интересно и для внимания других. Михаил Бубеннов таким умением не обладал. Считая необходимым рассказывать, он повествовал. А получив Сталинскую премию за первую часть романа «Белая берёза», окончательно убедился в правоте собственного мнения. Раз так, он брался за создание второй части, проникнутую пожирающим автора пафосом. Иного быть не могло, Бубеннову никто не запрещал показывать личное видение войны, пускай и выраженное, в большей части, околовоенной составляющей.

С чьей подачи начали появляться произведения, воспевающие войну без войны? Пожалуй, стоит говорить о творчестве Виктора Некрасова, показавшего пример всем, кто мог писать про участие советского народа в боевых действиях, старательно обходя сами бои. Так и Бубеннов. Где на страницах романа война? Конечно, иногда Михаил сбивался на описание жара схватки красноармейца с гитлеровцем, но делал то крайне редко. Казалось проще поступать, описывая и без того понятное. Разве не сумеешь дать представление о действиях армии вне боевых позиций? Трудности в том не встретил бы даже писатель, о войне слышавший со слов других.

Советские воины сражались храбро. Оспаривать это никто не будет. Но как сражались, особенно давая отпор в первые недели войны? Бубеннов не рассказывает, предпочитая показывать отход армии по сельской дороге. Движутся без спешки, осматривая окрестности. Вон там стоит берёза, и там… и даже там… и далеко-далеко там… и вот она — такая же рядом. Ещё много встречается читателю берёз на страницах произведения, по замыслу писателя — символически важного для Советского Союза дерева.

Но что видит читатель? Солдаты отступают, взирают на природу, говорят о домашних делах. Они проходят деревни. Случается быть и такому, что село на пути — родина одного из бойцов, он отпрашивается на побывку, все следуют за ним, далее на страницах разворачивается деревенская пастораль, широко описываемая автором. Впору забыть о нападении гитлеровца, словно данное затруднение является временным, нужно лишь занять иную правильную позицию, где держать оборону до победного.

Нет, Бубеннов не забывает про войну. Он показывает бои, чаще концентрируясь на индивидуальных схватках. Советский солдат принимает очередной бой с гитлеровцем, либо тот же солдат стремится бороться с немецким танком. Без подобного было нельзя обойтись, но и описать таковое — не особое затруднение.

Иногда Михаил отступал от войны Отечественной, вспоминая былые войны, чаще Гражданскую. Он позволял себе рассказывать о собственной молодости, пересказывать положение на родном ему Алтае, где первое красное движение оказалось жестоко подавлено белыми соединениями, усилившимися за счёт чехословацкого корпуса. Разве можно обойти вниманием фигуру красноармейца Мамонтова, известного по боям на Алтае? Про него обязательно следовало говорить, посчитав уместным промолчать, на скоро быстро он закончил жизненный путь, убитый власихинцами под Барнаулом.

«Белая берёза» — одно из произведений про Великую Отечественную войну, примечательное присуждением Сталинской премии за 1948 год. Других примечательных черт найти не получится, поэтому читательским интересом произведение не пользуется, оставаясь пылиться на книжных полках, если и становясь объектом внимания, то по определённым дням в году, когда любая книга о той войне оказывается востребованной.

Хотелось бы отделить первую книгу от второй, так как премию Бубеннов получил только за первую. Однако, сделать того невозможно. Продолжение написано с тем же ощущением пафоса. Но учтём, Михаил имел право говорить о войне, как ему казалось нужным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Белорусский язык должен быть близким пониманию, иначе не старались понять, не считая нужным пробуждаться желанию, в переводе поэзию белорусов передать. Потому, крайне трудно, будем говорить честно, ведь знает белорусский язык русский человек скудно, как бы не было белорусам иное лестно. И вот Петруся Бровки стихи — Петра Устиновича, вернее. Не так трудно понять о чём они. Бровка писал, как стало в войну жить тяжелее. Берёшься за поэзию Петра, и открываешь мир белорусских надежд, но не проснётся в читателе муза творца, останется он среди прочих невежд. Трудно понять, ритм стихотворения не уловив, но если хоть немного желать, поймёшь, слегка ход мыслей утомив.

Трудность в понимании поэзии Бровки для потомка — не сыщешь стихов его на пространстве информационном. Так бы и не ведал, не видя в виде обломка, среди лауреатов Сталинской премии, в награждении имени дважды отражённом. Первую премию Бровка в сорок седьмом году получил, речь сейчас как раз про то, за ворох стихов, что он прежде сочинил, и две поэмы среди прочих были его. Но вот незадача, сыскать — не сыщешь, куда не пойди, к кому не взывай. Может, житель Беларуси, ты услышишь, тогда жаждущему стихи Петруся передай. Остались сиротинкой в стороне поэма «Думы про Москву», стихотворения «Народное спасибо» и «Если бы мне быть». Отразив печаль свою, посмотрим, чем ещё Бровка смог читателя советского пленить.

Поэма «Хлеб» — не слишком велика. Она про хлеб, так думать следует теперь. Каким поэтом показал Бровка себя? Пыл ханжества, читатель, выражая мнение, умерь. Рифму не видишь, есть рифмовка окончания строк. Да так ли всё в действительном осознании создавшего поэму поэта? Да, читатель по достоинству оценить труд Бровки не смог, ожидая пролитие боли за попрание немцем угасшего за тучами света. Понимание в том, что бушевала война, что хлеб на полях должен всё равно зреть, иначе останется голодной страна, но хлеб тот должен пойти на нужды советские ведь. А если нет хлеба, поля без колосьев стоят, нет жизни среди белорусских селян, волками немцы на поля те глядят, как некогда глядел Речи Посполитой пан.

Отражение боли — это и стихотворение «Брат и сестра», нет в мыслях воли, душа стерпеть не могла, как плакали родители, как горевала каждая семья, ведь приходили немцы-грабители, река тела убитых унесла. Покоится родная кровь, на дне речном её пробуй найти, в пустой злобе не злословь, не выражай эмоции свои. Выразить печаль, грусти предаться на долгие года — премного жаль, потеряны близкие люди теперь навсегда. Постарался Бровка о том рассказать, Днепр в том нисколько не укоряя, нет вины, если душу солдата река решила забрать, смерти человеку не желая.

Стихотворение «Встреча» — домой дорога открыта. Но идти туда, значит от боли душевной терзаться. Нет родной хаты… хата с землёю срыта, ничего после немца не смогло в Баларуси остаться. А мысли говорят — ничего не изменилось: хаты целые стоят, горе всеми забылось. Это предстоит увидеть, но пока душа терзаема печалью, белоруса смогли немцы обидеть, покрыв землю Беларуси из мрака вуалью. Как бы не было, радостью преисполнился поэт, смыло немца-грабителя с белорусской земли, остался теперь за местным населением ответ, ему силы восстанавливать родной край необходимо найти.

Таким Бровка предстал, оценить его поэзию читатель смог, такого видеть белоруса он желал, а для потомка то — истории урок.

Автор: Константин Трунин

» Read more

История человека — постоянная вражда. Не бывает дней, когда нет насилия над людьми. Такая, видимо судьба, примешь то или выразишь претензии свои. Как не поворачивай путь, увидишь необходимость о праве сильного заявлять, с того никогда человеку не свернуть, он же будет подобных себе убивать. Но это временная мера — сегодня враг, а завтра друг, вчера он — брат, после самих себя бьют. Ничего не поделаешь, не берёт человека мир, остаётся рассказывать о периодах вражды и дружбы. Некогда русский для грузина — кумир, чьи силы были очень нужны. О таком времени взялся Чиковани повествовать, про поэта Гурамишвили его рассказ, ушёл подданный Картли за Россию воевать, покинул изнывающий от междоусобиц Кавказ.

Жизнь Гурамишвили длинна, в боях с малых лет участие принимал, всегда его сопровождала война, покой он редко ощущал. Бился с лезгинами, оказывался пленён, бежал и жил среди дагестанских равнин, едва не погиб, стался спасён, помог ему тогда не грузин. Русский пахарь о Гурамишвили заботу взял, поставил на ноги поэта, пример дружбы русский пахарь подал, не надеясь получить за доброту ответа. Тогда понял Давид, русский картлийцу — брат: прав царь Вахтанг, отправившийся дружбу Петра искать. Жаль, мёртвые славных дел не вершат, с Имерети предстояло в распрях дальше пребывать.

Что было после с поэтом? Он отправился Вахтангу помочь. Чем только… советом? Судьбу грузин дано кому превозмочь? Грузию терзали, страна под игом Персии стонала. Сами грузины то знали, борьба внутри них ярче того бушевала. А Гурамишвили вне родины жил, такой же изгнанник — борьбу феодалов не поддержавший, он против Пруссии ходил, лавры воина за Россию принявший.

Как не сказать про славного мужа былых дней? Давид Гурамишвили стал за одно с русским народом. Ставил поэт картлийский целью жизни своей, стремясь породниться с православным Иваном, не с мусульманским Муродом. И если предстояло остановиться и задуматься о бывшем на долгий миг, соглашался Давид в малороссийском Миргороде жить, к содружеству с русским народом картлийский подданный привык. Казалось, того на Кавказ он уже не мог заменить.

Что до прочих стихов, которые брался Чиковани сочинять, про Картли слагать желал. Иного не собирался Симон измышлять, то стихотворениями он нам показал. О Гори вёл речь, что сам Давид Строитель основал, сумел читателя жаром мысли увлечь, лишь бы потом слов его не забывал. Про Картли больше говорил, возвышая данный край, не горами Чиковани его окружил, гораздо выше располагал Симон этот рай. От гор не деться, и горы в Картли величины небывалой, об этом душе не напеться, не скажешь о Картли как о земле малой. И торжеству победы воинов выразил Чиковани одобрение, праздником назвав, не мог он высказать тех лет впечатление, среди Грузии сынов победителем нацизма став.

Так в чём заслуга Чиковани? Писал о главном он тогда. К чему стремились советские люди сами, тому имелась большая цена. Не надо вражды, когда лучше слиться в едином порыве братства, это поможет избежать войны, станет возможно людям сбросить путы рабства. К чему доказывать превосходство? Ведь каждому мил край, ему родной. Разве скажешь про уродство, являющееся обратной стороной. Нет, на надо восхищаться краем, нельзя возносить собственный народ: этим мы друг друга возбуждаем, думая, быть предстоит на положении господ. Да, Чиковани с любовью Картли возвышал, видел в русских братьев на века, только разве против сего другой народ не воевал, кому краше прочих казалась его родная страна?

Автор: Константин Трунин

» Read more

У Саломеи Нерис понимание о судьбе Литвы своё, хотела поэтесса видеть возрождение народа. Но освободит страну от немца кто? Под чьей рукой наступит долгожданная свобода? Будучи в тисках, когда уже под немцем стонет край, видишь помощь на восточных берегах — туда взор и обращай. Придёт Красная Армия, освободит страну, иному не бывать: пора заканчивать с Третьим Рейхом войну. Чего ещё могла Саломея желать? В пафосе речи, ещё до начала мировой борьбы, видела Нерис залог успеха в советском идеале. Хотелось поэтессе по вольной Литве пройти, чтобы литовцы о праве на слово заявляли. И вот год сорок пятый, месяц летний, Саломея от болезни умирает, оставив след в поэзии приметный. И хорошо, если кто о её стихах вспоминает.

В России к творчеству поэтессы в сорок седьмом году приобщились — издан поэтический сборник. Будь жива Нерис, все её мечты тогда бы точно сбылись, оценён в стране советской за Литву поборник. Чего хотела Нерис? Под чистым небом жить, забыть о тяжести имперских лет. Пришлось Саломее чашу горя досуха испить, пережить достаточно бед. Она, ценившая заслуги вождей Союза, испытывавшая прочность равновесия шаткого, в поэзии отражала тяжесть ежедневного груза, для души каждого литовца гадкого. О том слагала, пыталась к соотечественникам воззвать, пока Литва у ног немца лежала, ей же свои говорили: не смей нас предать. Разошлись представления людей, иные хотели на положении рабов жить, оставалось в стихах отражать ожидание дней, ведь должен коммунизм победить.

В годы войны писала Саломея про тяжёлую долю солдат, про матерей, сыновей ожидающих. Знала поэтесса — воевать никто не рад, но отстоять родной дом было много желающих. О партизанах слагала Саломея, о героях, жизнь за благое дело отдавших, об утрате твёрдых духом жалея, символом отваги навечно ставших. Каждый бой вызывал у поэтессы трепет, важен стался и Сталинград. И вот перевес в сражении оказался заметен, вот армии Союза у границ Литвы стоят. И вот вернулась Нерис домой, кручина думы связала, крестов обилие сравнишь с полноводной рекой, но Литва освобождена — этого Саломея желала.

О чём говорить, к чему слагать? Достигнуто важное, сколько ещё достижений предстоит. Жаль, скоро от болезни умирать, кто-то другой о торжестве Литвы возгласит. Иного быть не могло, в твёрдости убеждений Нерис пребывала, пусть сейчас — нет кругом ничего, восстанет страна из руин — Нерис это понимала. Так почему не славить советский народ, к коему причислен будет и литовский житель? Более не край немецких господ, над Литвою литовец отныне правитель.

Есть среди работ Нерис «Поэма о Сталине», как отражение её представлений о сложении стихов, понимание о том можно уподобить проталине, когда разглядеть под снегом всю землю готов. Достаточно малого: общую картину вообразить, прочее полунамёку уподобить, проще многое забыть, красивым слогом молвить. Про мальчика сказать, отразить его рождение в горах Кавказа, представление о великом будущем дать — такая основа рассказа. Пусть Сталин клич борьбы провозгласит, отзовутся на оный народы, всякий мечту человека тем осуществит, преодолев капитализма невзгоды.

Какими бы убеждения Саломеи Нерис не казались, она жила в годину испытаний, с иллюзиями тогда литовцы расстались, уставшие от постоянных страданий. Славила она Сталина? Так и прочие славить были тогда обречены. Жизнь к тому Литву заставила, если не хотел народ новой войны. Зачем говорить о былом, достаточно себя в то время представить, не думая, что случится потом, тогда не сможешь советский строй ославить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Быть или не быть Эстонии в числе республик Советского Союза? Аугуст Якобсон уверен — быть! Причины он изложил в пьесе «Жизнь в цитадели». С первых реплик действующих лиц создавалось ожидание должного произойти — изгнанию немцев из страны. Ничего не сделал Третий Рейх для Эстонии, кроме вынужденности терпеть злые козни немецкого народа, бравшего всё с наглостью хозяина, нисколько не считаясь с правом эстонцев на собственное представление о действительности. Кроме того, некоторые эстонцы подпали под немецкое влияние, совершая постыдные поступки. Красная Армия просто обязана войти в Эстонию, изгнать немцев и позволить эстонцам присоединиться на правах равного государства к числу советских республик.

Единого мнения нет. Не скажешь, чтобы большинство поддерживало присоединение к Советскому Союзу. Эстонцы наслушались немецких россказней о зверствах Красной Армии, про происходящий в самом Союзе внутренний передел власти. А если сравнивать с Третьим Рейхом? Уж не там ли подлинные зверства? Взять для примера концентрационные лагеря — подлинное безумие: там человека смешивают с грязью в буквально смысле, истирая в пыль и используя в качестве удобрения. Откуда такая информация? Одно из действующих лиц пьесы имело несчастье побывать в застенках лагеря, откуда удалось бежать. И бежал он не от немцев! Отнюдь, зверствовали в лагере свои же эстонцы-надзиратели, пропитанные нацистской пропагандой, не разбиравшие, кого унижать, а кого содержать в сносных условиях. Следовало заключить, раз эстонцы под руководством немцев превращаются в извергов, не нужна Эстонии подобная Германия, чего бы руководство Третьего Рейха не обещало эстонскому народу.

Что до русских, то отчего их бояться? Нет в русских желания доминировать над другими. Нет, русские предпочитают жить в мире со всеми, для того и задумав создать общее для всех советское государство. Если в составе Третьего Рейха Эстония останется в качестве гнобимого края, о чей порог немец продолжит и дальше вытирать ноги, то в качестве советской республики ни о чём подобном не пойдёт речи. Уже сейчас видно — в Советском Союзе все равны, никто не возвышается над прочими. Если эстонец и русский встретятся, то поприветствуют друг друга в качестве братьев, но в случае с немцем — эстонец принуждённо поклонится до земли, ибо должен осознавать навязанную ему третьесортность. Говоря шире, в Советском Союзе мужчина и женщина имели равные права, чего ещё долгие годы не случится в западных странах, а где-то так никогда и не случится.

Аугуст Якобсон уверен — стоит придти Красной Армии, сразу Эстония вздохнёт с облегчением. Перестанут беспокоить проблемы восприятия государства в мире, где к эстонцам никогда не относились с уважением. В кои-то веки эстонец выскажет радость, пожимая протянутую советскими народами руку. Этого не нужно бояться! К этому нужно стремиться. Кто считает иначе, тот по мировоззрению ничем не уступает упомянутым в пьесе эстонцам, считавшим позволительным унижать других, в том числе и втаптывать в грязь, пусть и пользуясь для прикрытия дозволением немцев. Впрочем, представители любого малого народа любят так поступать, если им то разрешают крупные государства. Потому нужно быть подлинно человеком, чтобы осознавать — кто в мире всё берёт силой, тот отрицает право людей на справедливое распределение возможностей. Раз так, то зачем продолжать бояться вступления Красной Армии в Эстонию?

Хотелось бы знать, насколько Аугуст Якобсон востребован в постсоветский период. Не забыт ли этот писатель, не вымарано ли его имя из памяти?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Третий Рейх пал, как быть дальше? Прежние союзники не желают поддерживать дружеские отношения, каждый опасается потери влияния. Американцы излишне обеспокоены возможностью Советского Союза продвинуться на запад до Атлантического океана, подмяв всю Европу. Как противодействовать? Сугубо через прессу. Уже начинали выходить статьи в периодике, сообщающие о намерениях коммунизма продолжить успешное шествие по демократическим началам. Остро встал русский вопрос, требующий разрешения. Константин Симонов взял за основу историю про честного репортёра, принявшим обязательство написать книгу с соответствующим содержанием. Однако, как поступиться с честностью, когда готов говорить только правду, как поступали лучшие из американцев — Линкольн и Рузвельт. Предстоит тяжёлый выбор — быть раздавленным, либо покориться воле медиамагнатов.

Симонов предпочёл раскрыть тему с помощью пьесы. Для этого он дал представление о репортёре, чья судьба складывалась в меру удачно. Ещё бы ему иметь больше денег, дабы купить дом и обустроить семейное гнёздышко. Только тогда он станет восприниматься успешным, будет пользоваться вниманием женщин. В сорок втором году главным героем пьесы была написана книга, выставившая Советский Союз в подлинном свете, ведь тогда это было выгодно американцам. И именно он должен написать опровержение, чему обязательно поверят, зная про его честность. На том и делался акцент. Не сразу Симонов сообщит об иной причине — не менее важной для американских дельцов — возможности хорошо зарабатывать, невзирая на обстоятельства. Книга, способная «открыть глаза на истинную сущность» Советского Союза, принесёт крупную прибыль издателю.

Нет, главный герой не сочувствует коммунистическому строю. Он ратует за демократическое общество. При этом твёрдо считает — каждому народу потребно то управление, которого он заслуживает. Американцам коммунизм не подходит, советским гражданам — вполне. Но лгать никто не должен, следует говорить правду… и только правду. А правда в том, что никто в Советском Союзе не желает продолжать воевать. По крайней мере, нет такого желания именно сейчас.

Разобравшись с нравственной составляющей повествования, Симонов посвятил значительную часть произведения обоснованию гнилости современной американской системы, где воля медиамагната способна затмить по силе действия любые власти. Даже можно уверенно сказать, президенты и премьер-министры американских и европейских стран, если не доброй части мира, танцуют под дудку американских владельцев средств массовой информации. Выступить против таких магнатов — подписаться под прозябанием, поскольку не сможешь противостоять системе в одиночку.

Главного героя поставят перед фактом: он должен вернуть сумму, многократно превышающую полагающийся за издание гонорар. Если он отказывается, то лишится всего, начиная с работы. Его нигде не возьмут, он начнёт влачить жалкое существование, кредиторы отберут дом, планы на создание семьи рухнут. Или отставь принципы, создавая требуемый материал, или узнаешь подлинную сущность американского восприятия мира, далеко не похожего на принципы, заложенные основателями государства из тринадцати английских колоний.

Читателю, конечно, интересно видеть мнение Константина Симонова, аккурат изложенное спустя полтора года после Второй Мировой войны. Особенно в свете скорого начала противостояния капиталистических и социалистических представлений об устройстве общества на планете, впоследствии получившее прозвание Холодной войны. Остаётся предполагать, будущее не настолько кажется смутным, всегда можно представить, разобрав для примера основные сценарии развития событий. Ведь должно было быть очевидным, союзничество между государствами длится ровно до той поры, пока оно помогает добиться определённых целей, после чего начинается конфронтация. Ежели так, немудрено представить наперёд, как, однажды, Америка возьмётся подавлять бывших союзников. Собственно, на том и построено американское мировосприятие, поскольку с первых лет существования Северные Штаты Америки постоянно боролось за отстаивание прав, продолжая стоять на прежнем мнении, пока под влиянием не окажется весь земной шар. Иного быть не может.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О войне писать Твардовский желание имел, но война закончилась… О чём писать? Биться насмерть русский больше не смел, мирным промыслом он предпочитал страну из руин поднимать. Но о войне помнить нужно, говоря о тяготах людских, понятно быть должно, в чём заслуга павших бойцов. О том следует говорить, а лучше сочинить стих, хватило бы для выражения слов. И начал Твардовский, сказывая за раз обо всём, наполнял он строки думами текущего дня. Были бойцы у него и под огнём, между строк махоркой дымя. Но главнее всего оказывался дом, что у дороги стоит. Многие жили в нём, кому-то жить и дальше предстоит.

О доме Твардовский желал написать… но случилась война. Желанию пришлось отказать, заменить на фронте бойца. Годы шли, война не кончалась, тяготило голову от размышлений, всё больше о доме мечталось, но жил под гнётом других впечатлений. Война и война, без продыху даже: враг наступал, не давая ход боя переломить. Становилось в мыслях всё гаже, как в войне суметь победить…

И снова дом перед глазами, земля родная, урожай. О чём мечталося годами, смирись, немцу отдай. Входил немец в твой дом, просил воды испить, не отправляя дома на слом, планировал в оном после пожить. Как дом тот, отданный врагу на поруганье? На фронте такая мысль тяготила. Снова приходило с домом расставанье, война к тому бойцов побудила.

О прошлом, настоящем, будущем вёлся сказ, Твардовский говорил в туманных представленьях. Куда бы не устремлял он глаз, повествовал о важных и сиюминутных мгновеньях. Мог поведать о Берлине, куда сам соглашался идти, пошёл бы и по выжженной пустыне, лишь бы победу своим принести. Соглашался на многое, ибо не мог стерпеть крах, в побуждении на марш выйдя лично, не зря ведь слова такие на устах… Впрочем, для поэта тех времён — это обычно.

В твёрдых убеждениях велась речь, но в смутных представлениях о былом, требовалось в форму поэмы облечь, разбираться предстоит потом. И писал Твардовский, может на протяжении всей войны, показав замысел броский, за должное обязанное сойти. Так рождалась поэма, без мысли определённой, обо всём, что беспокоило поэта, о том ныне прочтём в обстановке спокойной.

Конечно, в год сорок шестой, стоило осесть пыли дорожной, был русский на немца злой — была ситуация сложной. Где найти примирение? Разве в доме у дороги лишь, вспомнив былого мгновение, понимая настоящего тишь. Да, немец в хату входил. Да, просил он воды. Да разве немец злобен был? Поступал вне рамок войны? Нет, входил немец, воду прося, пил и более ничего не брал, уходил спокойно, вреда не чиня. Значит, враг нужды людей в чужом краю понимал!

Спокойное Твардовским мысли выражение, от лирики стих переполняется, изложено им от былого в тумане представление, лучшей доли народу советскому желается. А как о том теперь говорить? Как-нибудь всё-таки будет сказано. Ясно одно — войны минувшей веками не забыть. Разве писателями-фронтовиками того не доказано? Кто-то внятно писал, и Твардовскому такое удавалось, но в поэме «Дом у дороги» поэт устал, поведал, что у него от мыслей осталось.

Лоскуты воспоминаний — их нужно бережно хранить: осколки ли они преданий, испаряющейся водою могут быть. Любое слово станет веским, выразить его сумей, оставаясь непременно честным, найдёшь тогда отклик во все времена и у всех поколений людей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

За человека пострадать желаешь? За человека смерть принять? Себя давно в тоске терзаешь! Не можешь дрожь в руках унять. Ты — должный умереть вчера. Твоя судьба — разрушенная хата. И поступь на тот свет весьма легка: то понимал, ступив на путь солдата. В бою сражался — ранен был. Теперь среди крестьян залечиваешь раны. В тебе бушует прежний пыл, кругом расставлены капканы. Что делать? Выйти биться в чисто поле? Немцу в лицо высказать гнев? Увы, не птица — солдат на воле, не с царственной поступью лев. Нужно ждать, ожидая времени нанести больший урон. Такого бы героя показать, да не показан он. О другом подвиге Малышко писал, как порыва правды не сдержал парень, как жертвой казни храбро пал, как крепок в пламени камень.

Случилось сраженье, срезало камыши, то было не ученье, вечно спали бойцы. Они лежали, заснув на долгий срок, их не искали, подумать о том никто не мог. Но найдены тела, юноша обнаружил павших в бою, в одном ещё жизнь была, не испил он чашу горя свою. Его надо лечить, пусть набирается сил, сможет врагам потом отомстить, но крестьянский быт ему не мил. Не пожелал он облаченье снять, проявил парень твёрдое решенье, не испугался снова смерть принять, раз целым вышел, не приняв забвенья. Он станет приходить в себя, читая Кобзаря стихи, за другое Украину отныне ценя, готовый пробыть тут все ниспосланные дни.

Сними же форму, парень бравый! Зачем открыто против выступаешь? Поступок твой — ни в чём не славный. Беду на село тем навлекаешь. То ясно кажется, да юный ум иное говорил. Нет, дело просто не уляжется, Малышко заклать парня решил. Геройский поступок — известно — чаще из глупости начало берёт. Скажем то, без раздумий, честно. Подтверждение тому читатель в поэме найдёт.

Немцы рядом, беги без оглядки! Парень в форме пред ними предстал. А на войне существуют порядки — бить врага, пока он убийцей не стал. Повязали парня, спросили: кто такой? И признался парень: солдат. Нисколько он в том не герой, но страхом не был объят. Его иное страшило — станут убивать крестьян. Оттого и сердце ему говорило: должен страдать, падёшь честно сам. При солдате оружие, боеприпасы, пути назад не имел… Раздались разве среди жителей деревни гласы? Никто слова молвить против не смел.

Вот в том герой, что не стал своей природы скрывать, смирился с уготованной судьбой, согласный смерть от немца принять. Выстоявший в бою не так давно, павший снова ниц перед врагом, окажется убитым всё равно, пусть хоть со славным концом. Гореть парню на костре — его сожгут. Геройства вроде в том как нет. Люди иначе случившееся поймут, иначе воспримут исходивший от парня свет. За правое дело мучительную смерть принимал, уже то достойно славы в веках. Так почему он сразу в бою с немцами не пал? Или должна быть легенда о его смерти у нас на устах?

В смерти нет подвига, нужно избегать кончины, сражаться, падать и вставать в ряды. А если умирать, то из-за веской причины, чтобы не быть продолженью войны. Так просто, рассуждать особенно тому, кто не воевал, ведь не дано человеку знать, никто судьбы своей не выбирал. В поэме разное Малышко мог сложить, поведал он о подвиге героя, чью отвагу с памяти уже не смыть, самой памяти всех павших удостоя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как много зависит от мнения человека, желающего считать определённым образом. Вот посчитали произведение «В окопах Сталинграда» за правдивое отображение войны, как другого мнения словно и не существовало. А если вглядеться в сообщаемое Виктором Некрасовым, что увидишь? Война в повествовании всегда на последнем месте. Ничего не имело значения для автора, кроме описания будней вне пределов передовой. Тогда отчего в название вынесены окопы Сталинграда? Разве не идёт речь о жарких боях? Отнюдь, окопы рылись постоянно, затем солдаты снимались и перемещались на другие позиции, где снова рыли окопы. Так война и проходила в стороне. Может вырытые окопы и стали свидетелями боевых действий — о том Некрасов всё равно не пожелал написать.

Война у Некрасова — ожидание неизвестного. Солдат не ведает, чем ему придётся заниматься в следующее мгновение. Командованию внезапно желается разное, вплоть до совершенно непонятного. С того повествование и начинается — предстоит совершить марш-бросок в шестьдесят километров к заранее определённой точке. Вопросов на войне не задают, сразу приступая к выполнению приказа. Раз дано распоряжение выходить в поход, значит то следует сделать в указанное время. Неважно, как хорошо укрепился на местности, пусть даже всё это отойдёт под контроль вражеских сил, должен сниматься и идти.

Что делать во время марш-броска? Думать о разном. Самое время вспомнить о былом. Найдётся место мыслям о родном городе, о последней встрече с родителями. Этого мало? Тогда вспомнишь едва ли не всё, только бы отстраниться от монотонного передвижения. В пору задуматься, насколько просто описать службу часового. Не надо говорить об окружающем, об осторожности и подстерегающей опасности — достаточно побродить в мыслях человека, как родится самостоятельное произведение, достойное столь же громкого названия, связанного с зоркостью часового.

От литературы всегда требуешь сюжета. Не могут действующие лица произведения ничего не делать, от поступков должно зависеть развитие событий. Так оно и случается. Писатели знают наперёд, поскольку описывают уже минувшее, потому и герои на страницах поступают сообразно должному произойти. У Некрасова не так. Его герои не знают, куда они направляются, к чему совершают поступки. Им ведомо единственное — рядом с ними война, когда-нибудь они вступят в бой, а до того должны выполнять приказы, связанные с передвижениями по местности. Значит, действующим лицам произведения повезло. Их оберегала судьба, тогда как других сразу после сборов бросали в пекло боя, часто становившегося для них последним. И говорили они после, ибо получали тяжёлые ранения, о тяготах пути и про страх, заставляющий терять рассудок. У Некрасова лишь отражение тяжести передвижений к неизбежному, да и то с налётом сомнения в необходимости выполнения приказов.

Читатель знает, Некрасов не думал о возможности публикации произведения. Он отдал рукопись на рассмотрение, ещё не дописав. Как окажется, его наброски одобрят, ещё и отправят в печать. Нежданно на Виктора снизошло благословение. Названное им «На краю света», впервые опубликованное под названием «Сталинград», произведение после перепечатывалось неизменно как «В окопах Сталинграда». Учитывая непосредственный интерес Александра Твардовского, стало возможным получение Сталинской премии. Получилось так, что от Некрасова уже ничего не зависело. Так думается, но было всё не настолько легко и просто. Виктор не был посторонним для литературы человеком, с 1945 года он являлся работником одной из киевских газет.

Время покажет, каким продолжат воспринимать произведение Некрасова люди. Как стало известно впоследствии, в связи с опалой в 1971 году, не настолько важен труд Виктора для советской литературы, как-то сразу перестали говорить в одобряющих тонах.

Автор: Константин Трунин

» Read more