trounin.ru

Редкий ныне американский писатель позволяет себе ограничиться книгой в одном количестве, не задумываясь о написании к ней предысторий или продолжений. Таковых книг должно быть минимум три. И неважно, что они могут оказаться довольно посредственными, а сюжетная канва чрезмерно растянута. Так принято. В цикле должно быть минимум три книги. Считайте это за золотой стандарт. А как быть, когда видишь автора вроде Джона Грина, создавшего для читателя исчерпывающее по содержанию произведение? Даже тему он выбрал, о которой не каждый захочет говорить. Читателю предстояло узнать историю больных раком подростков, обречённых на смерть с того момента, как они появляются на страницах.

Как всему этому внимать? С пониманием. Только трудно осознать, когда ты жалеешь о смертности телесной оболочки, принимая оставшиеся тебе жить десять-тридцать-пятьдесят лет. А как быть в случае, если счёт идёт на месяцы и дни? Особенно при условии, если человек не успел начать жить, его организм не смог до конца сформироваться. Этот человек не успел познать радостей бытия, обречённый существовать в осмыслении горькой участи принять неизбежное. В США для таких созданы специальные центра поддержки, им предоставляется возможность общаться со столь же смертельно больными. Именно там начнётся рассказ от Джона Грина. Туда придёт главная героиня, которой даже сделать шаг по ступеньке вверх — невероятная трудность. Понятно, читатель волен обвинить автора в излишнем драматизме. Однако, если не в произведении об онкобольных, то где подобным образом следует рассказывать?

Можно было под другим углом посмотреть на проблему. Джон Грин не стал этого делать. Его герои должны продолжать жить, не теряя ни грамма надежды. Зачем думать о неизбежном, когда нужно жить прямо сейчас? Почему бы не осуществить какую-либо мечту? Для главной героини — желание узнать про судьбу любимых литературных персонажей. Читатель сочувственно поймёт. Привыкли американцы требовать от авторов продолжения историй, не давая им поставить последнюю точку. Вот и главная героиня не понимает, почему писатель не продолжил рассказ. Проблема заключалась в том, что он теперь живёт в Голландии. Попасть туда — целое приключение.

Джон Грин разочарует читателя. Откуда столько ненависти в том писателе, перебравшемся в Голландию? Ему плевать на всех, в том числе на фанатов его творчества. Безразличие распространяется даже на смертельно больных. Впору думать, Джон Грин сам жестоко поступает. Однако, в благодарностях он подтвердит — у рассказанной им истории есть реальные прототипы. Значит, тот писатель действительно существовал, был настолько же груб. Это жизнь — должен подумать читатель. Не везде в мире тебе в ответ улыбаются, чему американцы в той же мере удивятся. Да и к чему говорить о некоем позитиве, если книга пропитана болью и страданиями?

Останется дождаться финала произведения. Читатель готов внимать смерти главной героини. Только сможет ли это описать Джон Грин? И требовалось ли сообщать читателю, если прежде он уже становился свидетелем, как главная героиня едва не умирала? Драматизм происходящего будет в другом — в необходимости смотреть на умирающих вокруг. С первых строк читателю было сказано — среди собиравшихся в центре поддержки существовало негласное соревнование: кто проживёт дольше. Такое вот незамысловатое стремление жить, обеспечивая себе успех хотя бы в этом.

А как иначе рассказать о данной книге? Этого вовсе не требуется. У каждого обязательно появится собственное мнение. Суть всё равно не поменяется. Лишь бы онкобольным помогали, не поворачиваясь к ним спиной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В череде рассказываемых историй Тургенев вновь обратился к воспоминаниям. Решил он сообщить о наиболее ему близком — про собственную первую влюблённость. В чём же должна была заключаться особенность повествования? Соперником полагалось выступить отцу рассказчика, который окажется более успешным в плане пленения девичьего сердца. Насколько подобное может быть правдой? Со слов самого Тургенева выяснится, объяснялось то банальным: несмотря на возраст, отец лицом выглядел лучше его, пошедшего внешностью в мать. Читатель мог бы отметить непонимание именно такого трактования. Однако, будем считать, юный Тургенев уступил отцу право на любовь. Теперь, спустя годы, он посчитал нужным придать воспоминаниям художественное оформление. Таким образом и вышла из-под его пера повесть «Первая любовь».

А что можно сообщить читателю? Читатель без лишнего указания увидит характер той самой девушки. Каждому она была по нраву, но и девушка не могла определиться, на ком остановить выбор. Читателю могло показаться, будто у девушки был гордый нрав, она сохраняла себя для чего-то большего. И рассказчик считал, словно к нему девушка проявляла больше симпатии. Но кто и когда сможет установить, какие мысли у другого человека? Он может быть рядом, смотреть на тебя заинтересованно, либо обходить стороной, вовсе не обращая внимания, при этом постоянно думая о тебе или вовсе не вспоминая. Остаётся домысливать самостоятельно, совершая шаги, должные привести к положительному или отрицательному результату. В случае «Первой любви» поступь рассказчика не имела значения.

Зачем Тургенев пестует горечь человеческих ожиданий? В который раз он разбивает надежды. Если читатель не привык к подобному изложению, ещё не раз успеет стать свидетелем краха. Будет внимать за развитием событий, должных привести к чему-то, вместо чего на последних страницах его ожидает пустота. Люди в произведениях жили лишь для того, чтобы их стремления сошли на нет. Вероятно, Иван желал сводить на нет всякое человеческое желание. Особенно то покажется актуальным в свете набиравшего силу русского нигилизма. Получалось так, что к чему не стремись, по итогу окажется, что ты ни к чему и не стремился. А если бы это знал заранее, мог прожить гораздо спокойнее. Иначе не получится трактовать манеру построения повествования от Тургенева.

Ежели в «Асе» Иван оставил ситуацию неразрешённой, предпочтя развести действующих лиц, не позволив им решить вопрос личных отношений, то в «Первой любви» читатель знакомился с трагедией. В качестве окончания литературного произведения такой подход следует признать наиболее предпочтительным. Пусть ожидания получаются разбитыми, зато ставится точка, не подразумевающая поиска продолжения. Пусть отец и сын после выясняют, кто же был из них девушкой любим, особого значения то уже не будет иметь. Учитывая же автобиографичность повествования, такой сюжет должен был быть задействован Тургеневым отныне как можно чаще. Собственно, Тургенев и до того начал сводить в могилу главных героев, ставя ту самую точку, разбивая те самые читательские ожидания.

В иностранных переводах Тургенев дописал короткое продолжение, дав возможность заграничному читателю проникнуться не духом отношений действующих лиц, а перенеся ситуацию на восприятие самой России. Почему бы не задуматься, такое нигде, кроме как в России, не могло и не может происходить. Продолжение вышло спорным. Но Иван Тургенев точно задумался, как бы написать ему именно о думах над судьбой страны. Будет то не скоро, время для написания «Дыма» ещё не настало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Как рассориться с друзьями-литераторами? Написать историю, которая им не понравится. Таковым произведением стала повесть «Ася». На Тургенева опечалился даже Лев Толстой, разорвав отношения с Иваном на семнадцать лет. Что же сообщил на страницах Тургенев, чтобы последовала такая реакция? Сюжет вышел довольно необычным. Впрочем, что необычного может быть в литературе, если её предназначение состоит не только в постоянном повторении уже известных сюжетов? Надо полагать, «Ася» вдохновит других писателей, кому особенно понравится разочаровывать читателя на самых последних страницах. Как это получается? Всего лишь нужно перечеркнуть написанное прежде. Зачем тогда было знакомиться с данной историей, если всё сведётся в пустоту? Да вот разве в жизни такого не бывает, когда, после стремления к чему-то, натыкаешься на глухую стену, оставаясь с пустыми руками?

Читатель может подумать, данная история случилась с самим Тургеневым. И он мог влюбляться в заграничных поездках. Он и влюблялся. Только не в путешественниц из России, как случается согласно текста произведения. Но всё возможно. Нет нужды на том заострять внимание. Вместо Ивана следует говорить о рассказчике. Он задержался в Германии, где встретил парня и девушку из России. Кто они такие? Почему судьба заставила оказаться вне родной земли? И почему рассказчику столь приглянулась та девушка по имени Ася? А если она ещё и сама проявляет к нему симпатию? Читатель должен самостоятельно догадаться, к чему это может привести. Остаётся предполагать, будто рассказчик сойдётся с Асей, либо возникнут некие иные разногласия. Но стоит дочитать до конца, если хочется остаться разочарованным.

Почему же случится разочарование? Девушка не воспитывалась согласно требованиям высшего общества. С детских лет прислуживала, поскольку являлась внебрачной дочерью дворянина и служанки. Так какие могут быть отношения между рассказчиком и Асей? Впору задаться вопросом о крепостной привязанности. Непростую тему для обсуждения поднимал Тургенев, вероятно знакомя не со всеми аспектами прошлого Аси. Пусть даже всё у них сложится, каким образом тогда следовало трактовать содержание? Иван словно заводил современного ему читателя в тупик. Нельзя просто так взять и преодолеть сложившиеся веками обстоятельства.

Поэтому финал истории Тургенев вывел закономерным. Для чего провоцировать лишние рассуждения? Пусть читатель останется разочарован придуманным Иваном сюжетным поворотом. Но не лучше ли было всё свести к драме? Ася могла слечь с температурой и за несколько дней умереть. Какие тогда могли быть претензии к Тургеневу? Наоборот, столь печальная участь могла заставить читателя проливать горькие слёзы. Некогда Иван допускал нечто схожее в одном из сюжетов, отчего на столетия вперёд у читателя болит душа. Но Тургенев посчитал нужным закончить историю на менее печальных обстоятельствах.

Годы пройдут, рассказчик предстанет перед читателем старым человеком. Воспоминания, описанные на страницах произведения, стали для него переломным моментом. Почему его жизнь сложилась именно таким образом? Оставим то на усмотрение Тургенева. Иван теперь чаще будет писать про тех, чьё сердце полно стремлений, а дух непоколебимо храбр, и девушки их будут поддерживать во всём до самого печального конца. В случае «Аси» такого и близко не просматривалось. У человека просто не сложилась судьба, на чём история жизни для него закончилась. Читатель не до конца поверит Тургеневу, оставшись при мнении: подобные Асе ещё не раз встретятся на пути рассказчика. Это уже не имело никакого значения. Произведение написано, точка поставлена, более к нему Иван не возвращался.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кто бы стихи Овидия переводил так, чтобы рифмой осветить силлабо-тонической поэзии мрак? Не Жуковский — точно. Наоборот, Василий рифмой ощутимо становился тяготим, он предпочитал браться за стих так, словно с рифмой не дружил. А как не взяться за поэзию древнейших лет? Там рифмы не было никогда, и снова рифмы нет. В том сложность понимания, ибо нельзя научиться понимать, если не можешь одного с другим связать. Тяжёлыми словесами окутан, будто прикоснулся к одному из искусных творений, работал над которым не простой ваятель, а работал гений. И так он творение своё обрамлял, талантливо и велеречиво, отчего получалось на взгляд отстранённый красиво. Ежели приблизиться, рассмотреть собственным взором, наградишь от досады гения немногословным укором. Но ничего не поделаешь, коли к точности Жуковский стремился в переводе, ведь рифмой не владели древние вроде.

«Цеикс и Гальциона» — овидиевых «Метаморфоз» фрагмент малый. Надо сказать, был Овидий в годы их написания от жизни усталый. Рушилась жизнь, перед глазами поэта печаль, недоволен оказался поэтом государь. Пока писал «Метаморфозы», думал, будет прославлен в веках, делился радостью, оживали мифы в его ритмичных словах. Как не славить Овидия, чьё имя должно вечно сиять? Но любили в античности на край света лучших из лучших отдалять. Вот и Овидию было суждено покинуть Рима пределы, отправившись в скифских земель наделы. Оттого печаль, и горе оттого же, судьба была к поэту с каждым годом строже. Что до перевода Жуковского, взялся он за эпизод, примечательный момент расставания действующих лиц, в итоге обретших счастье, но уже под видом птиц.

Ту легенду толковали на разный лад. Одни видели, любили друг друга люди как. Иным мерещилась заносчивость и спесь. В общем, всегда желающим доступен спектр мыслей весь. Всякую историю можно с любой стороны рассмотреть, разным образом оценить её сметь. Да вот Жуковский переводил Овидия так, чтобы не смущал потомка невежества зрак. Конечно же, молодые любили друг друга, он был супруг, она — его супруга, ему — отплывать, ей — остаться суждено, даже думалось, что корабль может уйти скоро на дно. Кто бы спорил с волей богов, ежели они желают судьбы людские вершить, им лучше ведомо, чему миновать, чему всё-таки быть. За заслуги, либо за грехи, во славу сделанного или думая о поступке, достоинство божеств умаляющим, поступая для награды за страдания, а то и от спеси бессовестно сгорающим, наслали боги наказание, по сути дар, когда корабль отправили на дно, но встретиться двум любящим сердцам оказалось, правда, суждено. Течение принесёт тело супруга к берегу, где проливала слёзы жена, в награду то случится за верность браку, либо такова за гордость цена… Никак не понять, благо Жуковский вёл размеренный с читателем разговор. У Василия становилось ясным, что любовь побеждает, прочее — вздор.

Следовало не останавливаться на пути, дальше «Метаморфозы» переводить. Тяжёлый этот труд, смог бы кто его достойно оценить. Но перед глазами множество поэтов, славных стихами. Пусть Жуковского их строки говорят устами! Может потому Овидий оказался в стороне, а может Василий думал тогда о себе. Ведь и он старался в тот момент стихи правильно подбирать, о любви своей желал он сказать. Разве делается нечто без причины? Бывает, безусловно, поступок спонтанным. Но не мог быть выбор Жуковского на этот раз настолько случайным.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если и писать о любви, то про такую, какая кажется невозможной. А разве такая бывает? Если двое оказываются наедине на необитаемом острове, живут долго, заводят детей, продолжая любить друг друга, никогда ни в чём не находя причин для ссоры, — как раз подобная любовь способна вызвать недоумение, поскольку невозможно, чтобы мужчина и женщина жили душа в душу, не находя повода для разногласий. Но Райдер Хаггард решил показать пример допустимости этого. В любом случае, литературное произведение — повод оправдать допустимость абсолютно всего, в том числе и любви, в существование которой нужно верить.

Итак, где-то между Африкой и Антарктидой затерялись два острова, один из них — остров Марион, имеющий вулканическое происхождение. У его берегов терпит крушение судно. Среди пассажиров, сумевших спастись, был генерал-губернатор Океании. Что теперь делать? Спасение казалось невозможным, мыс Доброй Надежды отстоял от острова за полторы тысячи миль. На счастье выживших они оказались всё-таки на обитаемом острове — там жила одна девушка, схожим образом потерпевшая крушение за пятнадцать лет до того. Звали её Мари. Она с покорностью приняла неизбежность свершившегося, не предавалась унынию и сохранила бодрость духа, несмотря на проведённые годы в одиночестве. Как раз в Мари генерал-губернатор влюбится, более не представляя жизни без неё.

Произведение не ограничивается прибыванием действующих лиц на острове. Читатель начинает знакомиться с развитием событий задолго до того. Остров Марион становится дополнением к основной истории, логическим завершением желания Райдера показать, насколько человек способен отказаться от прежних достижений, забыть суету вчерашних дней, чтобы найти счастье с женщиной вдали от цивилизации, где нет ничего, что могло бы скрасить досуг. Там у человека пропадают стремления, но он продолжает жить заботами о завтрашнем дне, только понимая, насколько его жизнь зависит теперь сугубо от прилагаемых усилий, без какого-либо влияния извне.

Возможно, будем считать так, определённых планов на произведение Хаггард не имел. У него были наброски, собранные под видом единого литературного труда. Публикация состоялась после смерти, поэтому начало может не сходиться с концом. Однако, поскольку другого нам не остаётся, появляется необходимость видеть логическую связь между рассказываемым в первой половине и во второй. Не имея другого варианта, так как его действительно нет, не станем придавать значение событиям, описывающим пребывание главного героя в Англии, поездки действующих лиц в другие страны. Сосредоточиться следует на событиях, являющихся подлинным отражением названия — «Мари с острова Марион».

Как следовало завершить произведение? Спасать героев повествования Хаггард не захотел. Мари смирилась с судьбой, ей нравится общаться с животными, проводить время в уединении с природой. Она никогда бы не согласилась покинуть остров, предпочтя скрываться от проблем большого мира на острове посреди океана. Вернее, она ни от чего не скрывается, Мари предпочитает жить в окружении покоя, уверенная в необходимости существовать сугубо ради смирения. Райдер вполне мог сделать из Мари истово верующего человека, принявшего благость Бога в виде испытания, каковое следует выдержать. Что до генерал-губернатора, он откажется уплывать с острова с прибывшей для его спасения экспедицией.

Таким оказалось одно из последних произведений Хаггарда. Райдер показал идиллию, вполне допускаемую для принятия человеком. Возможно ли подобное в действительности? Почему бы и нет. Некоторые люди наоборот стремятся отдалиться от мира, забывшись от суеты. Всё равно это кажется странным, особенно тогда, когда значительная часть людей стремится быть как можно ближе к благам цивилизации.

Автор: Константин Трунин

» Read more

А в жизни страсти место есть? Так отчего не правят страсти миром? Только и слышима весть: буря восстала вслед за зефиром. Не там страсти даётся простор, это чувство сокрылось в сердцах. Нисколько не сойдёт за вздор, проблема — в головах. Но какой поэт скажет о жизни суровое слово? Нет, может теперь и говорят. Для лириков прошлого — было ново, если кто не любовным чувством объят. Умирают не от ран, не от помыслов злых, не погубит обман: нет поводов иных. Лишь любовь! Она томит, заставляя душу трепетать. В её адрес не злословь, худо будет — можешь пострадать. У Андре Шенье есть в творчестве сюжет, как человек в тюрьме пребывал. Сим взялся Жуковский донести ответ, отчего любовный трепет темницею стал.

Не сложно влюбиться. Что для того надо? Дабы забыться, хватит и взгляда. Но полюбить иначе можно, ничего не ведая о том, к кому проникся столь неосторожно: кто тебе не знаком. Почему? Тайна душевных терзаний. Неизвестно никому. Вдруг… от переживаний? Услышал голос — тут же полюбил. Нашёл волос — оказался мил. Трудно сказать… невозможно. Любовь приходит в сердце, поселяясь. Понять очень сложно, либо легко… если говорить, притворяясь. Достаточно полюбить, как любовь через жизнь пронесёшь. Только если с любимым не быть, иначе семена разлуки пожнёшь. Любить получится, не имея любимого рядом, сердце больше не влюбится, отравив душу медленным ядом. Оттого и сложно, очень тяжело принять — нужно любить осторожно, либо от любви умирать.

Так узник от Шенье во строках баллады предстаёт? Тот узник, любовью неведомой томимый. Или Байрона дух в балладе Василия живёт? Судьбою вечно обделён… гонимый. Понадобились долгие годы, Жуковский понять пытался. И вот поднялись всходы, Василий с канвой определялся. Решил он узнику разбавить одиночество, за стеною девицу стали держать, а узник — только разменявший отрочество, начал голосу её внимать. Они не общались, не имели желания к тому, вскоре расстались: покинула девица тюрьму. Но голос девичий, он — в душу проник. Не щебет ведь птичий, всего-то птицы крик. Голос в душу запал, за него юноша девицу полюбил. Теперь снова одиноким стал, свет ему уже не был мил. Когда вышел на свободу, чувство трепета сердце не покидало, словно сам на себя надел колоду… долго не жил — сердце от тоски умирало.

Каким иметь подход к балладе сей? Определить, что человек — по натуре узник сам? Он — жертва собственных идей. Ему лишь мнится, якобы кругом обман. На деле — в думах повинна голова, измыслит ложное себе. Думает, виновата не она, не от неё душа в огне… и сердце не от головы пылает. Так отчего тогда случается беда? Никто зла человеку не желает, он сам и есть причина горестей всегда.

Но как же узник из баллады? Любивший голос, без него истлевший… Да разве ему нигде не были рады? Отчего он столь любил?.. Осатаневший! Значит, проблем в жизни человек не имел, ответственность ни перед кем не нёс. Как только в тюрьме оказаться смел? Или не всё становится по балладе известным? Тогда, что ж… Создан образ, примерно известный по прочим сюжетам, ни в чём не имеет отличий от прочих баллад. Тогда нет нужды находить слова к ответам, всё равно скажешь лишнее, весьма невпопад. А вот мысли… они возникнуть обязательно должны, отличные от даваемого поэтом наполнения. Для каждого мысли будут свои, не бывает однозначных трактовок любого стихотворения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1818 году

Война — мужчин призванье: воевать! А женщин каково старанье… ожидать? Дал Шиллер потому посланье. Принимать? Дать ответом молчанье… не возражать? Или лучше уйти в изгнанье? Права слова не брать! Или устроить самобичеванье? Как знать! Стоит ли того старанье… силу воли испытать? Есть баллада — преданье. Нужно сюжет узнать. Рацарь отбыл на подвига исканье: себя показать. Не искал тому оправданье: должен крепость взять. В крови то было поле бранье: силу врага удалось смять. Но в душе рыцаря — воркованье: в мыслях девицу обнять. С войною в думах прощанье: домой скорее скакать. Но было у рыцаря знанье — не будут его ждать. Девице Бога милее призванье, его рабой хотела стать. Оттого и раздастся стенанье: рыцарь начнёт угасать. Со смертью ожидал он свиданье: будет в келье истлевать.

Девица не скрывала, рыцарь её помыслы знал. Девица Бога искала, рыцарь значения словам не придавал: дождётся она, придёт во славе окружён. Но была та война… болью поднятых знамён. Девица не ждала, в монастырь затворилась, осознанно на шаг сей шла, от любви за образом божьим сокрылась. Ей рыцарь оказался не мил, любовь лишь сестры обещала. Рыцарь того не уяснил, блажью та речь ему стала. На войну уходил, не умея добиться ответного чувства. С любовью он кровь вражью лил, отражая души ярость и буйства. Не ведал одного, никогда девицу ему не увидеть вновь. Стал монахом потому легко, хотя бы так смея снова обрести любовь. Но Шиллер жесток, заточив юношу в келью под окнами монастыря, ибо никогда не наступит срок, и рыцарь истлеет… с прежней силой любя.

Что звания рыцарю, что награды? Утрачена любовь, страшнее то кровоточащей раны. Он беден и убог в тоске, сердце томит печаль. Ему тяжело понимать удар судьбы: утраченного жаль. Он молод, если продолжал любовным чувством жить. Никакие войны, увы, не смогли его разум закалить. Сколько не рубил врагов, не пробивал стен, оставался юношей, не замечал мира проблем. Одна картина стояла перед глазами — девица во красе лет: может осмыслением мира обладавшая, раз приняла монашества обет. Но зачем закрылась от любившего её, удалившись за монастырские стены? Иначе не получить драмы, не усвоит внимающий жизни дилеммы.

Войны отчего? От неумения понять. Говорить так легко, если плохо реалии знать. Причина всего: пример для подражания дать. Кто не знает его? Тот не станет и брать. Дабы от сердца отлегло: старайся узнать. Представь мир — стекло: зачем разбивать? Что человека в оттенках света влекло, то нужно другим доказать. Так порождается зло: наступает час стекло разбивать. Это лишь к худшему влекло: и враг свой свет старался оправдать. Но чью душу отчаянье пекло, стремился сторону чужую принять. Только время утекло, ничего не сможешь поменять.

В том горе, и это горе пытались оправдать, собственным переживаниям давая ход. Кто возьмётся за подобную поэзию, разве чувства такие же питая, оттого в России Жуковский взялся за перевод. Пребывая в печали, так и не способный разрубить клубок, должный неизбежное принимать. Василий соглашался терпеть времени течение, иного ему всё равно не оставалось, надо немного подождать. Как бы на этом долгом пути, с рифмами воюя за столом, не пасть от истощения. Оттого и рождались для поддержания чувств работы над балладами, вроде Шиллера о рыцаре Тогенбурге стихотворения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Балладу о прошлом, в духе Оссиана, сложить не сложно. Сказать о времени грозном, о порядках древнего стана, всегда можно. Возьмём страну — Морвеной наречём, пусть так. Её возьмём одну — Ордала сделаем царём, вкруг мрак. Красавицу-дочь — Минваной зовут, во главу сюжета поставим. Опустится ночь — её призраки ждут, просто это представим. Пока же она вне беды, поэтом Арминием любима, ей на горе. В любви порывы молодых всегда злы, трагедия сразу зрима — из слёз море. Рыцари съедутся, за право руку поцеловать… Минваны. Обратно вскоре разъедутся, на турнирах устав верх держать… они правы. Может душа Жуковского дрожала, или не покинул мысли… «Ахилл»? Балладу Василия муза не продолжала. Крылья её обвисли? Сюжет застыл.

А суть действительно проста — проста действительно она. Баллада незатейлива весьма — на то и Жуковского сочинение. Да-да! Дал Василий представление о некой стране из дальних времён, там царили порядки средневековья и тёмных веков, замок в повествовании высокой травой окружён, никогда не существовавший — из Жуковского снов. Там жили Ордал, Минвана и Арминий, не считая прочих имён. Не было среди жителей грозных эриний, ничего из мифического в балладе не найдём. Есть некая данность, в ней за главное сюжет, потому придал Василий плавность, ритмом собственным стих этот пропет.

Влюблённые тайно встречались — отец про встречи не знал. Игрою на арфе молодые наслаждались — отец ничего не слыхал. Но всеведущ ветер, не знает преград, до отца весть донесёт. Настанет в отношениях спад, Арминия изгнание ждёт. Не узнает Минвана, куда любимый пропал, отчего арфу оставил под древом. Он уже на корабле вдаль отплывал, не могла мчаться любимая следом. Тогда струны арфы её печаль пытались утолить, Минвана мрачнела от мелодии пустой, не могла любимого ничем Ордала дочь заменить, мрачнела с инструмента дальнейшей игрой.

Тот же ветер — проказник, сердец разлучитель. Ветер — Арминия изгнанник, Минваны мучитель. Ветер на струнах играл, заменяя любимого руки, слух девицы ласкал, продлевая тем муки. Зачем арфа, когда нет любимого рядом? Ветер зачем, раз любовь разрушает? Словно небо орошает растения градом, будто с добром к живым существам поступает. Решится Минвана на решительный шаг, отцу следовало о том заранее понять, подаст провидению красавица знак, пожелает невидимой стать. В безвестности растает, никогда не жившая среди людей, ведь и снег по весне тает, оживает на радость ручей. Но Минвана погибнет, без любимого не способная жить, её желание смерти настигнет, того никак не изменить.

Что же, Василий… он продолжал писать о наболевшем. Отчего не Вергилий? О ему столь угодном писать смевшем. Любовь сильна? Ответа не даётся на любовь? Зато воля поэта смогла. Новой балладе путь готовь. — Без тебя — нет меня. Без меня — нет тебя. — Мог шептать баллад сочинитель. Самого себя снова виня, собственных стихов он единственный зритель. А та, кто должен лицезреть деяния поэта, во имя чьё он беспокойным был, преобразила поэзию России, дав луч света, хотя Жуковский лишь о взаимности просил.

В жизни не так, иначе совсем. Никто не растает, любовь утеряв. Хватает людям прочих проблем, сильнее от всякого затруднения став. Вот для примера Жуковского труды, возникшие благодаря тоске любовной. Василий если сочинял, то ради цели найти… подойти к той, отказывать ему неосторожной. Но это домыслы, конечно, если знать, кто любился поэту. Но ведь можно говорить беспечно, по тем временам нисколько не осуждая мечту Жуковского эту.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Любовь до гроба может быть и без любви, такое случается вполне, в балладе «Эдвин и Эмма» свидетельство тому получится найти, в переводе Жуковского, либо ещё кое-где. История такая случилась (не из пустоты ведь автор её — Дэвид Маллет — брал сюжет) в дни, когда воля отца сильно ценилась, и был родитель готов взять за выбор ответ. Юноша красивую девушку полюбил, не равного ему положения, но и отца мнение он крепко ценил, родителя ожидая решения. Против отец выступил, возражение имея. На невозможность брака указал. Такова его о заботе сына затея, да о должном последовать он не знал. Опечалится сын, среди надгробий на кладбище будет бродить, выбор для него мнился один — больше не жить.

В чём сила любви, коль любовное чувство разум туманит? Человек в растение под её воздействием превращён. Света не видит человек, его дурманит, он не готов настоять на своём. Лишь в печали живёт, слёзы глотая, так и умрёт, выхода не зная. Нельзя пойти наперекор, и сказать слово нельзя, не выразишь в немоте укор, тем убивая себя. До истощения человек доходит, физически и морально — труп. Для чего тело и душу изводит? Неужели, просто глуп? Такова сила любви, когда другие чувства не знакомы толком. Это лечится временем, но дни коротки. Отчего-то остаётся человек юный телёнком, не умея свой разум спасти.

Приходится говорить, Эдвин умрёт. В печали отец призовёт к ещё живому сыну Эльвину. Ничего уже того не спасёт, увидит девушка его кончину. Как умереть посмел при ней? Как быть теперь Эльвине? Любить другого невозможно? Нет, не смей. Обречена она отныне. Сама решила, заболев, и мать поставила в известность. Жила она, почти истлев, уйти готова в вечность. К тому и подведёт сюжет Жуковского рука, жестокой сталась балладная канва. Но нет такого, отчего не раскрыть, происходившее с ним: Василий в тот период жизни такие стихи предпочитал переводить, вроде сего сюжета и баллады «Алина и Альсим».

Два сердца, две души — потребно соединение, чего не происходило. Тогда на помощь призывалось поэтов западных стихотворение: то из них, что подходило. Всегда найдётся мотив, так потребный в определённый миг. Например, чашу горя испив, иль когда порыв радости долгожданной настиг. А если нет перевода на язык речи родной, приходится несколько дней проводить за переводом: подойдёшь с ним к любимой — послушай, усвой, — насладись стихотворением, зачитаю перед собравшимся народом. Как поймёт красавица стих? Может не поймёт… Что же, есть и глупые среди них, но мимо любящего это пройдёт.

Не можешь ты со мною быть? — Вопрошал прежде поэт. — Я не могу без тебя жить! — Давал он сам себе ответ. — Сказать открыто не могу, в том нет моей вины. Я лучше перевод сложу, прочтёшь его, пожалуй, ты. — Поэт уверился, и перевод рождался к переводу, донести суть правды мира Василий намерился, готовый к любому исходу. Забава понятная, она сохраняется поныне в любящих сердцах, да забава превратная, беззвучно тает на устах. Ежели не слышат тебя, твоими чувствами играют, живи тогда, жизнь не ценя, пусть иных взор твои старанья услаждают.

Что до баллады, она тяжела. Умирают молодые, будто не умеют жить. Говоря честно, такая умерших судьба, раз силу воли не смогли проявить. Когда спотыкаешься, нужно встать и идти. Отчего на слабость молодых такой взгляд? Если позволить им счастье всё же обрести, по другой причине вскоре примут яд. Они слабы духовно, жить способны одним днём, потому и мыслить про их поступки сложно, и любовь тут вовсе ни при чём.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Баллада переведена Василием Жуковским в 1814 году

Ах, эта вечная любовь, терзанья каковы. Сколько судеб сломано. Были и ссоры, доходящие до войны. Человеку для чего сие уготовано? А эти балладники, поэты-лирики и прочие враги людского рода, устраивают они рифмованные истерики, упиваясь красотою слога. Опять трагедия, не получилось браком сойтись у молодых, не избавятся никак от наваждения. Хотя казалось, то из решений самых простых. Говорят им родители: не к добру любовное чувство возвышать. Да молодые того век от века хулители, желают угодную только им судьбу избирать. И не доходит у них до благостного конца, драма происходит до обретения счастья, оттого видим постоянно смерть юнца. Юница — такой же объект посмертного проклятья. Отчего так? Романтика поэтам необходима. Не нужен быта мрак, должна быть любовь ощутима. У Монкрифа всё происходит в аналогичной манере, но разбавлено жизни правдой суровой, погибнут молодые, в той же о любви взаимной вере, уже расставшиеся, готовые счастье с другими обречь по новой.

Полюбила Алина Альсима, матери о том сообщив: люблю — она сказала. Зная нрав матери: тяжёлый нрав её не забыв, одобрения всё же искала. Не быть тому: ответила грубо мать Алине, — генералом будет муж. Может мечтала о внуке, мира властелине: не будет неуклюж. Отправила дочь в монастырь на три года томиться, пропал из взора Альсим. Не суждено любви осуществиться, прошла как дым. И вот послание извне, прислал любимый весточку чрез мать: прощай, другую полюбил. Поверила Алина, разве станет мать ей врать, и генерал ей мужем вскоре был. Теперь жена, хоть в грусти и печали… живёт, потупив взгляд. Пять лет прошло, как развеселить её не знали, уже и муж браку не рад. Может подарить дорогие кораллы? Может шаль по нраву станет? С товаром потребен купец. Армянин в дом войдёт, пред очами Алины предстанет, при нём драгоценный ларец.

Отчего армянин бледен? Отчего вздыхает чрезмерно? Беседы косноязычно ведёт. Болен видимо, страдает от климата… что угодно тут верно. Алина ничего не ждёт. Вот муж удалился, дабы душу не теребить. Завязался с армянином разговор. Про свою судьбу начал купец заморский говорить. Есть и у него для жизни укор. Давно, целую жизнь назад, он вынужден отдать любимую оказался: другому подарил. Сам принял решение, не мешал, ведь не зря он расставался: был не мил. Но любит сильно, нисколько не перестав любить. При нём теперь только любимой портрет. Алине стало интересно, к кому армянин мог такие чувства проявить. Гадать дальше смысла нет. Догадливый читатель ещё со вздохов армянина понимал, то казалось ясным ему. Любимый пред любимой представал, любовь снова была между ними на кону.

Так в чём необычность? Молодые теперь вместе сбегут? Увы, отнюдь! Они обязаны пережить свершившееся как-нибудь: прошлого не перечеркнуть. Алина замужем, клятву верности она дала: не отступит. Альсим должен смириться, раз она смириться смогла: он так и поступит. Коснутся друг друга, войдёт муж, в гневе достанет кинжал: драма подоспела. Монкриф снова писал необычно, очень удивлял. Признаем, баллада написана смело.

Для читателя из России балладу старательно Жуковский переводил. Для читателя разве? Сложные отношения свои, он самым ему доступным образом показать решил. Уподобился язве. Пусть знает та, к кому он обращался, что дружба вечная возможна. Это так! Ведь общаться дружески легко, совсем не сложно… и за любовь не будет драк.

Автор: Константин Трунин

» Read more