Tag Archives: литература россии

Александр Яковлев «Осенняя женщина» (2003)

Яковлев Осенняя женщина

Жить, творить, издать и остаться забытым. Иных слов для творчества Александра Яковлева не подберёшь. Имеется информация о его плодотворной литературной деятельности, переводах иностранных изданий, ряде работ по заказу для издательских серий и в качестве составителя комментариев. Также Александр публикует рассказы в журналах. Надо понимать, сборник «Осенняя женщина» из них и состоит. В 2005 году за подобный дебют он удостоился награждения премией «Ясная поляна». А ежели оценили, значит надо ознакомиться.

Складывается ощущение, что Александр ничего не сочиняет, когда говорит от первого лица или повествование касается детских воспоминаний. Читателю предстоит побывать в непролазных дебрях, испугаться медведя, воспользоваться содержимым найденного кошелька, порыбачить и поговорить обо всём на свете. Описываемое, в первую очередь, интересно самому автору, тогда как читатель может и не понять фрагменты чужой памяти, отчасти забавные, но в большей массе вызывающие стеклянный налёт на глазах.

Рассказывать о жизни можно разное, только в том должен быть определённый смысл. Просто вспомнить эпизоды прошедших дней — не дело. Оттого-то и не пишет рядовой человек, не видящий в том смысла. Пусть личное будет сообщено посторонним, что тогда с ним надо будет делать? Потомки редко вспоминают имена великих литераторов, а подобное и вовсе забудут. Исключение одно, если книге посчастливится не исчезнуть и стать чей-то археологической ценностью.

Главное недовольство высказано. Стоит ли говорить о прочих разочаровывающих моментах? Нет, не всё так плохо. Несколько рассказов действительно способны заинтересовать читателя, об остальных же сказать вовсе нечего, даже критическому разбору их нельзя подвергнуть, так как красивое слово найти для них можно, имелась бы такая цель, но желания не возникает, да и вдохновение в следующий раз отвернётся, когда в нём будет острая нужда.

На то «Осенняя женщина» и сборник, чтобы произведения внутри разнились. Основной контраст составляет рассказ на историческую тему, состоящий из обработанных выдержек и сообщающий читателю житие арелигиозного Голицына, возглавлявшего Священный синод. И поведанное быстрое забывается, поэтому спустя неделю читатель не вспомнит, что именно не устраивало человека и каким образом он всё-таки с ретивостью принялся исполнять порученные ему обязанности.

Там, где Яковлев ставил задачу интересно рассказать, он и рассказывал интересно. А где была поставлена задача писать ради конечного результата, там-то и возникает недоумение. (Хм! Что-что? Э… Э-э… Э-э-э… А это-то зачем?) Получается, сборник вместил в себя лучшее и посредственное, зато получился полнее и производит вид солидного издания. Даже заслужил одну звёздочку в виде интереса к нему «Ясной поляны», а вторую уже в качестве оценки от читателя. На том звёздочки закончились — литература вмиг осиротела.

Впрочем, сборник «Осенняя женщина» — это всё-таки дебют. Надо с осторожностью подходить к таким авторам и не ранить их самолюбие. Мало ли в какого маститого писателя он превратится. К сожалению, в качестве отдельного издания — дебют, а вот в качестве публикующегося автора Яковлев отметился порядочное количество лет назад. Есть у Яковлева ещё один сборник рассказов от 2006 года. С тех пор тишина — Александр трудится на других направлениях, возможно собирая материал для очередного издания с рассказами.

Остался последний незаполненный абзац. Его предлагается заполнить информацией, способной заинтересовать читателя, сказав, кого книга Александра Яковлева не разочарует. Пожалуй, сборник понравится любителям бесконечных разговоров, что случаются в нашей жизни каждодневно, позволяя убить время, после чего в голове удивительная пустота, словно в одно ухо информация влетела, а из другого вылетела. Есть другое мнение?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Юрий Бондарев «Батальоны просят огня», «Последние залпы» (1957-59)

Бондарев Батальоны просят огня

1. «Батальоны просят огня»

И воюет человек, защищается, нападает, побеждает, либо проигрывает. И живёт потом с чувством пройденных испытаний, заново пытаясь переосмыслить былое. Что дала ему война? Что он дал войне? Почему уцелел, а товарищи пали? И приходит к объективному выводу — благодарить нужно не себя, благодарить нужно везение. Его не послали на тот участок, где бойцы должны были погибнуть полным составом, выполняя приказ командования, не зная истинную сторону задания, заключавшуюся в отвлекающем манёвре. Кто-то должен был обязательно погибнуть. Сможет ли человек пережить подобное испытание? Юрий Бондарев попытался дать ответ на этот вопрос.

Не сможет человек принять факт необходимости умереть во имя высоких целей, особенно не зная, из-за каких именно целей погибает. Для него очевидно другое — он предан командованием. Ему не сказали прямо в глаза о необходимости отдать жизнь ради выполнения манёвров, вводящих противника в заблуждение. И он не понимает, почему многосильная армия не желает прислать на помощь войска для сохранения едва сдерживаемого рубежа. Он не в окружении, он просит, но вынужден видеть умирающих товарищей и готовится к смерти сам. Происходящее на страницах логично, кроме реакции действующих лиц.

Воплями отчаяния и постоянными истериками наполнены мысли героев, полных героизма, однако постоянно недоумевающих, почему до сих пор не подошло подкрепление. Гибнут одни — гибнут следующие: Бондарев пишет о каждой смерти в отдельности, показывая истинную отвагу обречённых людей. Им удача улыбнётся лишь в единственном случае — при быстрой безболезненной смерти. Иначе предстоит долго мучиться и изводить себя риторическими размышлениями, внутренне понимая их бессмысленность. И когда уцелевшие крохи окажутся вне опасности, тогда они потеряют контроль над собой и, забыв о героизме, так и не осознав, чего добились, изойдут на немощные сотрясения воздуха перед виноватым за их беды командованием. Так обстоит дело у Бондарева.

Не могут действующие лица Юрия Бондарева принять факт необходимости принесения людей в жертву. Не добиться армии победы, не возложи она на алтарь бога войны требуемые жертвы. Принять сей факт трудно, но это обосновано обстоятельствами. И всё равно действующие лица Бондарева не могут с этим согласиться. А может сам Юрий взывает к чувству справедливости читателя, должного поддержать павших бойцов, принявших смерть, с одной стороны, за правое дело, а, с другой стороны, погибнув напрасно.

Пусть батальоны просят огня — они итак в огне, они горят и быть им развеянными по ветру. Следовало сохранять мужество и достойно принять смерть, ежели иного выбора у них не было. Бондарев решил иначе. Он дал действующим лицам достойную смерть, в прочем же лишил погибающих человеческого достоинства. Более не было веры в идеалы, а были потоки слёз, соплей и разлетающихся от гневных упрёков слюней. Кто выжил, тот бил себя в грудь и надрывно кричал. Кричал, после сойдя с ума, о чём Юрий не стал рассказывать.

Жертва оказалась оправданной. Красная армия одержала локальный успех, позволивший укрепиться на новых позициях, обеспечивающих скорое форсирование Днепра. На чувства подчинённых командование внимания не обращало. Не десятком оно жертвовало во имя миллионов, а сугубо ради выполнения поставленных целей. Люди погибли, ибо люди — расходный материал. Люди сами так захотели. Так зачем давить на жалость, Юрий? Иного быть не может. Только везение позволит выжить, но и у везения есть пределы. Поэтому истерики лишние, хотя без них обойтись тоже нельзя.

2. «Последние залпы»

Со взятием Берлина война не закончилась. В Германии оставались очаги сопротивления. Противоборствующая сторона понимала необходимость продолжения боевых действий. Её пепел смешают с грязью и унесут на сапогах за пределы униженной поражением страны, если она откажется от сопротивления и не погибнет хотя бы в отчаянной жажде призрачной надежды на восстановление пошатнувшего баланса. Советским солдатам это трудно понять — раз они победили, значит врагу полагается капитулировать и сложить оружие. Но враг на это пойти не соглашается. Его солдаты также верны погибшей отчизне, как погибавшие на полях сражений товарищи, как погибали советские солдаты, также верные собственной отчизне. О войне всегда тяжело говорить, особенно рассказывая о проигравших.

Но сопротивляющиеся очаги всё равно следует погасить. Солдаты продолжат погибать, насколько бы им обидно не было. Сама война закончилась, пришло время подводить итоги. Кто отличился, тот достиг высоких званий, иные не переступили доступный им порог соответствия. Вследствие этого, возможен внутренний конфликт несоответствия количества прожитых лет и достигнутого в армии положения. Более взрослые оказываются в подчинении у молодых, что не каждому понравится. Пока данное обстоятельство ещё имеет весомое значение, с которым приходится считаться.

Это же обстоятельство влияет на межличностное общение. Некогда товарищ и друг в мгновение оказывается надменным командиром, ставящим долг перед Отечеством выше, нежели общение с боевыми сослуживцами. А если столкнувшиеся с такой проблемой окажутся ещё и по разные стороны любовного треугольника, как тогда быть? Можно устроить истерику и развести болтологию, переливающуюся со страницы на страницу и не находящую окончательного разрешения, как часто бывает в прозе у Юрия Бондарева. И ежели возникает межличностный конфликт, следует ожидать пробуждение совести, к коей автор произведения начнёт взывать в нужные моменты, а чаще просто так, дабы обосновать очередную истерику действующих лиц.

Война закончилась — война продолжается, никакая это не борьба с очагами сопротивления. Враг продолжает минировать территорию, свои саперы — заняты тем же самым. Разминированием никто не занимается — все спокойно ходят по полям и, если подрываются, то получается — подрываются. Состав Красной армии редеет: люди гибнут, чаще от глупости, ибо идут на смерть осознанно, надеясь на «авось пронесёт». И проносит, разнося на части. Окончания военного времени не видно, Бондарев наполняет повествование множеством мелких трагедий, не объединяя их в одну большую трагедию.

Кто герои «Последних залпов»? Артиллеристы. Бондарев сам — командир миномётного расчёта. Ему близка данная тема, поэтому часто действующие лица его произведений связаны именно с этим родом войск. Есть свои специфические особенности несения службы, завесу над которыми Юрий изредка открывает. Откроет и в «Последних залпах», а потом случается страшное — солдаты начинают погибать. Не может Бондарев обойтись без нагнетания атмосферы — обязательно ему требуется драматизировать события.

Путь Юрия Бондарева в художественную литературу следует признать удачным. Шёл он уверенной твёрдой поступью, зная, каких сюжетов ждёт от него читатель. Он умел драматизировать и показывать эпизоды войны с непривычной стороны. Он — очевидец описываемого, поэтому любое возражение — лишь возражение. Хочется думать о другом, видеть представленное им в другом виде, самому представлять другими образами, но от правды жизни не уйдёшь — людская крепость рассыпается, стоит столкнуться с настоящими трудностями. Отчего же не изойти на эмоции, когда смерть ходит рядом… Быть уверенным в себе не получится — останется кричать от ужаса, а после второго боя кричать будет нельзя, позволительно только скрипеть зубами.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Куприн «Юнкера» (1933)

Куприн Юнкера

Если детские годы вспоминаются добрым словом, значит нужно о них помнить. И помнить до той поры, пока способен удерживать в памяти важные фрагменты. А когда приходит осознание, что былое забывается, значит нужно собрать воспоминания и оформить их для потомства отдельным изданием. Собственно, в «Юнкерах» Александр Куприн рассказал о буднях одного учащегося, по фамилии Александров, в Московском Александровском училище, в котором он учился сам. Стоит думать, происходящее в произведении с главным героем, также происходило и с самим Куприным. А коли так — речь идёт о личном восприятии некогда случившегося. Былое не вымарать, но его позволительно приукрасить.

Уже не кадет, теперь первокурсник, главный герой продолжает сохранять склонность к нарушению дисциплины. По негласным правилам училища в проступках надо сознаваться, когда того требует кто-либо из наставников, дабы страдал виновный, а не безвинные. Оттого и горестно читателю видеть, как, ещё не успевший накуролесить, молодой человек вынужден отправиться в карцер, благодаря славе возмутителя спокойствия. Куприн создаёт портрет повесы, сразу представляя главного героя в свойственной ему легкомысленности.

Действительно, ничего не сдерживает Александрова. Жил он всегда без забот, учится в меру сносно и не представляет дальнейшую жизнь. Его не интересует успеваемость. Его и девушки-то интересуют вследствие должной на то необходимости, хоть отношениям он не придаёт серьёзного значения. Легко пережить отказ и наладить отношения с другими. Спустя год картина мира для главного героя произведения перевернётся и он возьмётся за ум, ибо возникнет необходимость думать об обязательствах перед будущей молодой женой, которую нельзя содержать на выплачиваемое низшим офицерским чинам жалованье.

Всё окружающее Александрова идеально. Происходящее подчинено чётким законам и нужно им соответствовать. Нет в военной профессии негатива, покуда юнкеров муштруют наставники, вбивая благородство и высокую мораль в подсознание подрастающего поколения. Может потом эти молодые люди разочаруются в системе и встанут на путь деградации, но во время учёбы о подобном не будет идти речи. Какими бы оболтусами они не являлись — их дух обязан соответствовать планке училища: всегда бодрый вид, строевой шаг, образец для других.

Имеется у главного героя ещё одна важная склонность. Он ощущает потребность к писательству. Данное увлечение смотрится искусственно внедрённым в происходящее. Словно между делом, Александр Куприн описывает трудности самовыражения и дальнейшие попытки пристроить написанные истории: первый роман главный герой продал за полтора рубля и более его никогда не видел. Если эту часть произведения рассматривать, как становление самого Куприна в качестве писателя, то, несомненно, читатель узнаёт ценную информацию. Откуда можно было бы узнать про то, как успешная публикация стоила талантливому юнкеру дополнительного отбывания в карцере?

Главный герой обязан задуматься о жизни после выпуска из училища. Он должен получить требуемый выпускной балл, иначе его распределят на малопривлекательное место службы, вроде пехотного полка в Великих Грязях. Конечно, старания главный герой приложит. Куприн этому поспособствует. Пускай и выйдет из посредственного юнкера посредственный же офицер. Читателю и без того понятно, по какому пути желает пойти представленный на страницах Александров. Ему суждено создавать художественные произведения, в том числе и о себе самом.

Александр Куприн сохранил для потомков частицу воспоминаний. Он рассказал о стране, которой уже не существовало, о порядках, которых более не существует, и о жизни, которой больше не будет существовать. Тем и ценны «Юнкера».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Анатолий Ким «Белка» (1984)

Ким Белка

Мрачные сны о России снились не только заброшенным на берег екатерининской страны японцам, но и обрусевшим корейцам, выросшим на Сахалине. Что есть Россия для них? Государство дикого быта, вопиющее недоразумение, населённое зверями, наряженными в людские шкуры, Не все осознают упадочность натур, а кто это понимает, тот пребывает в эйфории от предоставленных ему возможностей. Изменение облика открывает новые пути для познания реальности. Таким открыта дорога в любое время при постоянно искажённом вокруг пространстве. И вот Анатолий Ким начинает повествование методом экстраполяции, наделяя главного героя своим изначальным я, смешав себя с сущностью белки.

Белка — первое воспоминание главного героя. Под белкой им понимается никогда сознательно невиденная мать. Принимая сущность матери, герой навсегда сохраняет возможность обращаться в её подобие. Он, найденный на полях сражений, потерял родителей и вырос среди русских сахалинских поселян. Жизнь текла своим чередом. Пришло осознание необходимости послужить делу художественной живописи. Он покинул прежний край, перебравшись к тётке-художнице, малюющей картины и зарабатывающей тем солидные суммы. В миропонимании главного героя происходит очередной надлом и более адекватно воспринимать реальность он не пытался.

Его окружение — подобные ему личности с сомнительными способностями. Были ли они рядом с ним на самом деле или это плод его воображения? Представлять главный герой мог многое, в том числе и трансформацию дельфина в человека, как подобие Полиграфа Шарикова. Мог вообразить себя разными личностями, погружаясь в тела других людей, порой из ушедших времён. Не стоит удивляться, видя эпизод из камеры смертников концентрационного лагеря Бухенвальд. Опять же, Анатолий Ким примеряет на главного героя лондоновскую смирительную рубашку, только исходя из лично нарисованной вселенной.

Всё укладывается в рамки обыденности, если позволить себе смешать в одном произведении некогда написанное другими авторами. Отличие лишь в том, что у Кима главный герой имеет психотравму, вследствие чего его внутренний мир подвержен постоянным искажениям. Нет в «Белке» элементов фантастики, мистики и городских легенд — всего-то Анатолий представил читателю больного человека с неадекватным восприятием действительности. Видел бы он мир в иных цветах или ощущал одну из частей тела лишней — куда бы не шло, но он склонен додумывать настоящее, будто истинный представитель художественной братии, живущей в иллюзорных мирах и представляющей, словно их миры — реальность.

Оттого и воспринимает главный герой происходящее вокруг иначе, мнит себя белкой и всё-таки не вызывает подозрения у окружающих. Скажи он о своих способностях, как стены его пребывания сразу окрасятся в жёлтый цвет. Но зачем? Пусть такой человек живёт и на свой лад видит с ним происходящее. Может кому удастся изловить белку, либо иным образом вытравить сего зверя из подсознания главного героя — тогда представленная на страницах фантасмагория обязана будет закончиться, идея фикс утратит связующую часть бытия. После прострация или жизнь обыкновенного человека, скучная и малоинтересная.

Разные судьбы пройдут перед взором читателя. Отражение ли они одной личности или имелось массовое помешательство? Этого определить не получится. Это определять и не требуется. Каждый читатель придёт к собственным умозаключениям, кто-то воспримет написанное автором всерьёз, вдруг у него действительно внутри сидит белка, али иной зверь, периодически выходящий наружу. Не будем вспоминать допельгангера, дабы не уходить размышлениями далее требуемого. Коли герой Анатолия Кима представлял себя белкой — его право. Главное, чтобы он не навязывал своё мышление другим и не совершал противозаконных поступков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Антон Уткин «Хоровод» (1996)

Уткин Хоровод

Есть история, имеется желание — этого достаточно. В остальном поможет тяга к сочинительству. Побольше сюжетов в кучу, потолще объём для произведения — вот оно простейшее писательское счастье. А уж если получившийся результат придётся по вкусу читателю и литературным критикам, а также даст возможность претендовать на премии, то это уже настоящий успех. Но если время пройдёт, все забудут, то к чему ворошить некогда радовавшее писателя прошлое? И вот, забыв в своей стране, вспомнили за границей. Произведение перевели на французский и китайский языки, подарив надежду на возрождение читательского интереса. И этому есть объяснение.

Антон Уткин взял за основу для «Хоровода» события XIX века. Если говорить точнее, то он рассказал читателю о гусарских буднях и прочем, увязав тонкой ниткой повествование в единое полотно. И не скажешь, чтобы события могли приковать внимание читателя — слишком водянистая у автора манера изложения. Текст изобилует содержанием ради содержания, действующие лица занимаются сами собой, сюжет иллюзорно продвигается вперёд. Захочется задуматься, да не о чем.

Так какое же объяснение успеха произведения? Если не погружаться глубоко, то Уткин пишет так, словно вернулся Александр Дюма и решил взяться за былое: прошлое попирается в угоду нужд на то писателя. При этом ощутимо не хватает самого главного — живо прописанного главного героя, совершающего действительно важные поступки, а не всего лишь проходящего службу в гусарах. Да и гусары не совсем те гусары, на которых смеет надеяться читатель. Скорее, это солдаты в форме розового цвета, никогда не впадающие в крайности и проходящие службу без отклонения от норм поведения.

Пока гусары ходят к гадалке и проводят самоидентификацию, Уткин продолжает о чём-то ещё сказывать. И сказывает, и сказывает, словно действительно решил закружить читателя хождениями вокруг да около. Хорошо, что кавказская война смогла разбавить дни главного героя, но и она не внесла существенных изменений. Скажете, а как же пленение и побег? Если бы не сказочность мотивов кавказцев, чья участь в действительности могла пострадать от внутренних разногласий, то всё могло сойти за правду. Не зря Дюма постоянно вспоминается.

Не рвутся пуговицы с груди и нет намёка на браваду: одуванчикам такое поведение несвойственно. Тихо и размеренно будет протекать жизнь на службе, прерываемая необходимостью посещения разных мест. После прочтения не удастся вспомнить, чем именно занимался главный герой, для чего он совершал свои поступки — это забывается по ходу чтения. Поэтому, если читатель желает, то может вернуться назад. К концу произведения окажется, что проще «Хоровод» перечитать сначала. Возможно, при повторном прочтении содержание усвоится лучше. Только надолго ли?

Общую канву разбавляют вставки иных времён и жизней. Они также оторваны от происходящего, запутывая и без того запутанного читателя. Обрывки чужих судеб туманят разум главного героя, и так живущего фантазиями автора. Воля писателя писать так, как ему нравится. Не стоит забывать, что «Хоровод» тепло был принят и получил ряд наград. Значит были для того причины. Значит понравилось произведение читающей публике. И не всё ещё потеряно — будущее полнится от неясных перспектив, способных в любой момент снизойти и одарить долгожданной благодарностью потомков.

Будут и те, кому «Хоровод» не понравится. Минует он пристальный разбор — не возникнет желание разбираться в происходящих на страницах событиях. Покажется, будто автор ведёт беседы с собой и не обращает на окружающих внимания. Он сосредоточен на описании рутины действующих лиц и топит сюжет в обилии слов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александр Герцен «Кто виноват?», «Сорока-воровка» (1846-48)

Герцен Кто виноват

Александру Герцену было за тридцать лет, но он уже познал горечь жизни, пребывая в ссылке. Имея склонность к литературному труду, он взялся за написание романа «Кто виноват?». Всегда трудно начинать. Требуется решить: какой сюжет выбрать, какими средствами его отразить, когда поставить точку. Не сказать, чтобы Герцен удачно справился. Скорее, текстом страницы он нагрузил, вложил в них определённый смысл и на том удовольствовался. Конечно, ежели кому захочется найти явное в сокрытом или еле уловимые намёки недовольства действительностью в описанном, то оное из текста обязательно будет извлечено. Если же смотреть на прозу Герцена со стороны рядового обывателя, то только и остаётся сказать, что слог у Александра скучен, идея произведения размыта, а толковой информации вовсе нет.

Непременно следует отметить отношение Герцена к современности. Остро встаёт проблема образования молодёжи и отношения к этому старшего поколения. Взрослые желают дать детям хорошее образование, дабы потомство не потерялось в будто бы бурно меняющемся мире. Пусть мир продолжает стоять на сохранившихся с античности воззрениях, коренным образом не изменяясь, при своём мнении остаются и молодые люди, постоянно не представляющие, кем им всё-таки следует становиться. Пойдёшь в юристы, будешь преступать закон, а если в медики, то быть до последних дней болезным. Выбрать вольную специальность, оказавшись художником? В таком случае перебиваться и голодать.

А вдруг любовь? Тогда будут порушены планы на будущее, взыграет необходимость обладать объектом желания. Эта проблема тоже из вечных, знакомых каждому поколению. И нет от неё спасения. Пока никто не придумал верного средства, способного уберечь молодёжь он бездумных поступков. После они, разумеется, поймут и заново осмыслят содеянное, став уже взрослыми. И уже им учить уму-разуму подрастающее поколение. Ежели надеяться, что всё со временем встанет на свои места и не вмешиваться — будет много хуже и, набив шишек, молодые люди или обретут разумность, либо психически расстроятся.

И Герцен нечто подобное мог подразумевать. Виноват ли кто-нибудь в рассказанной им истории? Может и виноват. Виновные, как известно, всегда есть. Но вину следует понимать не заслугой отдельного лица, а комплексом процессов, приведших к возникновению проблемной ситуации и ставших причиной получившегося результата. В таких случаях говорят — так сложились обстоятельства. Что делать? Искать виновного — авось кто-то избежит собственных ошибок, видя чужие.

В «Сороке-воровке» Герцен решил рассказать про эмансипированных женщин, сравнивая представителей европейских стран и русских. Получилось так, что в Европе женщины бесправны и потому они будут бороться за их обретение, а в России женщин никто не притесняет и они вольны в своих начинаниях. Отчего-то читатель Александру не верит, да и сам Александр приводит в пример историю актрисы, судьба которой сулила блеск, а затем накрыла непроницаемым покровом и погубила. Играла она в постановке, вынесенной в название повести. Её талантливая игра пришлась зрителям по душе и один из них, своим рвением высказать симпатии лично, нагрел обстановку выше должного, вследствие чего ничего радостного не вышло.

Понятно, вдумчивый читатель и в такой истории найдёт кладезь полезного материала, проведёт параллели между Востоком и Западом, задумается о положении женщин середины XIX века и обязательно придёт к неутешительным выводам. В любом случае, начинания Герцена похвальны. Дальше будет лучше. Хотя бы в мемуарном ремесле и в публицистике ему удастся отметиться. Беллетристика — она всегда для души и редко для пользы ума.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Тимур Зульфикаров «Золотые притчи Ходжи Насреддина» (1989-94)

Зульфикаров Золотые притчи Ходжи Насреддина

Какая-такая башня под видом фаллоса Ходжи? Всё можно понять и простить самому Насреддину, но не авторам, которые его именем пользуются для пропагандирования собственных мыслей, замешанных на презрении к Советскому Союзу и любви к теориям Зигмунда Фрейда, используя для их выражения трудно усваиваемые междометия. Когда речь заходит о Ходже, то читатель готовится внимать занимательным случаям, построенным на умении Насреддина извлекать выгоду с помощью слов. Это не так просто, а очень даже трудно. Однако, Тимур Зульфикаров создал множественное количество «притч», не раскрыв ни в одной из них образ того Ходжи Насреддина, каким он до того представлялся.

Что говорит сам Зульфикаров? Ему без разницы, рассказывать о Ходже или о Дон Кихоте, он может поведать о ком угодно, если ему самому этого захочется. А так как герой восточных сказаний Тимуру ближе, нежели испанский борец с мельницами, то, получается, тень горя упала, к сожалению, именно на Ходжу. Впрочем, стоит изменить имена и ряд деталей в «притчах», как тот же Дон Кихот будет смотреться будто к месту. Только вот Дон Кихот — образ на века, а Ходжа Насреддин — явление временное, он появляется в периоды особых страданий и унижений какого-либо народа на Востоке. В случае Зульфикарова таковая участь выпала на Таджикистан, переживавший гражданскую войну.

Не нужен был Ходжа, значит люди жили спокойно. Так не стоит тревожить Насреддина, как бы беду заново не накликать. Тимур о нём вспомнил — пришла беда. В своё время Леонид Соловьёв создал «Возмутителя спокойствия», аккурат накануне Великой Отечественной войны. Конечно, это совпадения и не более того. Не стоит пытаться проводить новый эксперимент. Может быть, произведение Соловьёва отчасти оправдано, поэтому приходится считаться с последствиями, а вот «притчам» Зульфикарова можно было было бы и полежать, дабы не нагнетать напряжение в атмосфере.

Сделанного не воротишь. Ходжа помянут и начал действовать. Теперь он бродит по опустевшим человеческим душам, беседует со Сталиным, клянёт Горбачёва, его грабят на Красной площади, а он думает о том, отчего семенная жидкость и моча имеют один путь выхода и почему ему не посчастливилось обладать шахскими гаремами, вплоть до прочих эротических подробностей, в том числе и включая ветхозаветные сюжеты (о них лучше умолчать, ибо здоровые мысли важнее). Не ищет более Ходжа финансовой выгоды для себя и других, а сосредоточен сугубо на физиологических и прочих не настолько важных потребностях.

Вспоминая «притчи» о Ходже за авторством Зульфикарова, читатель отметит, как нелестно Тимур отзывался о книгах, зато ценил живых собеседников: не так важен мёртвый отпечатанный лист, как встреченный человек, способный научить большему, чем художественное произведение. Может оно и так, да вот чему научит читателя встреча с представленным на страницах «притч» человеком? Какое впечатление произведёт Ходжа во плоти? Или всё-таки он покажется малость сумасшедшим, оправдываемый лишь старческой деменцией? Не стоит доверять такому Насреддину. Пусть лучше он дальше покоится с миром в забвении и поминается в набивших оскомину анекдотах, не становясь предвестником действительных неприятностей.

И всё-таки, читателю очень интересно, зачем в сборнике «Золотых притч» Зульфикаров более двадцати пяти раз вспомнил о мужском детородном органе? Не лучше ли было придумать на самом деле поучительные истории, не сетуя постоянно на действительность? Получилось так, что Ходжа, всегда умевший находить решение всякой встречаемой им проблемы, теперь на это не способен.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Борис Васильев «А зори здесь тихие…» (1969)

Васильев А зори здесь тихие

Стремление советских писателей к героизации участников Великой Отечественной войны понятно, как и желание отуплять и лишать человеческого достоинства противника. На поле брани сходятся силы добра и зла, иного в такого рода сюжетах быть не может. Причём добро настолько берёт за душу, что хочется сочувствовать действующим лицам, для которых жизнь сложилась столь печальным образом, и теперь им предстоит с потерями одолеть врага или погибнуть, причём погибнуть смертью достойной их отваги. Для усиления впечатления лучше взять женщин, кому, казалось бы, на войне делать нечего. Так Васильевым была создана повесть «А зори здесь тихие».

В центре повествования тридцатидвухлетний старшина, с малых лет росший без отца и потому не получивший нужного образования. Он чах вдали от фронта, боролся с пьянством солдат и не чаял обрести гармонию с требованиями совести, покуда к нему в распоряжение не поступили девушки-зенитчицы, внёсшие в его будни диссонанс. Но время для шуток закончилось, стоило обнаружить в окрестностях диверсантов, чьё продвижение требуется остановить любой ценой. Произведение, изначально поданное с позитивным отражением военных дней, всё более обрастает трагическими подробностями. Шалости остались позади, впереди мужество, самопожертвование и спокойствие Родины.

Выше всяких похвал проработав характеры главных героев, Васильев поставил штамп на противодействующей силе. Враг лишь с виду имеет сходные с человеком черты. На самом деле он бездушное существо, запрограммированное на прямолинейное следование к определённому месту с целью выполнения конкретного задания. Им не учитываются возможные помехи, таковые препятствия ему не полагается замечать. Хрустнет ветка, кого-то из своих убьют, хоть случились иная оказия — ему всё равно. Он даже спокойно ляжет спать, не думая ни о чём другом, кроме необходимости проснуться и продолжить движение.

В чём проблема для беллетриста расправиться со статичными фигурами? Это делается легко, благо враг не ожидает засад, сопротивления, подставляя горло под удар ножа и поворачиваясь спиной к опасности. Другое дело, подача материала в таком виде не вызовет у читателя ответных чувств. Требуется добавить драматизма и заключить мышление погибающих в обрамление их неудач, словно пустить снежный ком с покатой поверхности к неминуемой пропасти. Не враг станет причиной гибели, тому виной окажется желание автора, ибо топить в болоте, пускать пулю в голову и в порыве истерики бросать на штыки — не есть отражение героизма, а есть придание происходящему сходных с героизмом черт.

На создание повести Васильева подтолкнула реальная история, когда мужественные защитники Родины оказали сопротивление противнику. Данный случай был переработан писателем: сохранился антураж, остальное полностью изменено. Осталось необходимым показать самоотверженность людей перед опасностью, мотивированных на противодействие желанием охранить Родину от врага. Это Васильев, безусловно, сделал, но излишне легко у него умирают люди, просто умирая ради необходимости умереть. Слёзно жалко, до злости обидно девчонок, но не к тому беллетристу они попали в руки, не дал он им действительной геройской смерти.

Не губит человека героизм — смерть не повод гордиться поступком. Не губит человека отвага — это следствие вынужденной необходимости стать выше неблагоприятных факторов. Не губит человека самопожертвование — оно показатель для принятия крайней меры. Прежде всего губят обстоятельства, прочее надумано. Надумано ради роста сознательности, формирования необходимых гражданских качеств и готовности пойти на смерть в требуемый момент. И если кто будет отрицать, стоит таким человеком восхищаться, ибо он образец лучших представителей человечества, пускай и выращенный для воплощения чьих-то политических амбиций, всего-то.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Владимир Личутин «Венчание на царство» (1990)

Личутин Венчание на царство

Цикл «Раскол» | Книга №1

А не сказать ли рассказ рассказов, сказанный рассказами связанными? Да не нагрузить ли читателя сведениями историческими? И без особого на то умысла, сугубо потехи ради. Представить лиц деятельных под личиной нового их понимания. Государь, по традиции, наместником Бога останется, а патриарх православный самим Христом, вновь на Землю спустившимся, будет. Изломают они икон множество, загубят веру тысячелетнюю. Коли одному на ум пришло к истокам вернуться, поправ мнением общественным, то будет раскол. О нём и пишет Владимир Личутин трилогию, озаглавив первую книгу «Венчанием на царство».

Кто царствует? Кто царь всея Руси? Михаил ли Фёдорович, али Алексей ли Михайлович? Отчего царь скромно кушает, постится по восьми месяцев? Отчего дюже люто неистовствует, табак вкушающих узрев? Воля неволит правду внушать. Воля велит на вид невольных ослушников ставить. Таков Романов Личутина. Таковыми будут царские дети и внуки. Их сущности потребно исправлять имеющееся во благо государства. Тот ли назван Тишайшим, кто взбаламутил религиозные чувства народа? Тот ли назван Великим, кто обрёк народ на полуторавековое крепостное рабство?

Алексея венчают на царство, наступает поступков новых время. Приходит Никон, патриархом назначенный свыше. Сим пастырям божиим, служителям господним уделяется внимание. Прочие лишились внятности — обделены яркими характеристиками. Противодействующий Аввакум затёрт в междустрочиях, ибо пуст в помыслах. Важно слов с устаревшими значениями присутствие, вроде извлекаемых вложенных вещей из предназначенного для их вложения влагалища. Важность дат под сомнение поставлена — так ли счёт вели на Руси?

Облекает Личутин словами произведение. Слов обилие — словословие. Словоречиво и словоохотливо, словно сложенно слоями сложными. И внимать, и вникать приходится, иным способом текст не усвоится. Углубляется автор в историю. В том ли месте он углубляется? Углубление кажется маленьким — глубина его недостаточна. Но зато как было засыпано, углубление это начатое. Вырос холм, где была раньше впадина. И откуда лишнее набрано? И осядет ли должным образом? Как же много в насыпанном примесей. Хорошо, не унавожено. Хорошо, роман исторический. Хорошо, коли беллетристический.

Краткость изложения — не про Личутина. Но стоит отметить — произведение знаковое. На разных уровнях его приметили. Государственную премию выписали. И «Ясной поляной» проза Личутина также отмечена. За что — решим после: прочтения долгого трилогия требует. В первой книге, читатель усвоил уже, сказ начинается. Царствовать сел Алексей, при нём Никон возвысился. Что за сим последует, название цикла читателю явствует. Пока один Никон зверствует, иконы курочит, не опасаясь гнева божьего. И не последует гнева, значит позволено. Укрепится Никон в решимости.

А как быть с книгой сей исторической? Сколько в ней правды и вымысла? К чему подводит автор читателя? На что намекал пред грозою Отечеству? Раскол ли Личутину виделся? Падение государства великого? Реформы зловредные выставить решил он таким вот иносказанием? Стоит искать нечто большее, нежели описание лиц давно умерших? Оттого ли таким неестественным текст произведения кажется? Всё сие дальше будет рассмотрено, оставим мы на потом эти мысли будто бы здравые.

Внимать и вникать — важные правила. Без них не беритесь вы за Личутина. Не пугайтесь словословия, сами ищите верное место для углубления. Верить автору — дело последнее. Помните и не питайте надежду. Никто не скажет верных суждений, до них дойти предстоит самостоятельно. Версия Личутина — только лишь версия. Было иначе, даже если в хрониках сходное писано. И вот завершение, достаточно кажется.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Герман Матвеев «Зелёные цепочки» (1945)

Матвеев Зелёные цепочки

Цикл «Тарантул» | Книга №1

Кто возрастом не вышел, кого не взяли на войну, те найдут применение себе и в родных городах. Враг действует изнутри, разрушая инфраструктуру. Его нужно найти и обезвредить. Именно этим занимаются главные герои произведения Германа Матвеева. На них печать печали, они осиротели и жаждут восстановить справедливость. Внутренние органы позволят каждому проявить отвагу, выследить преступников и дать знать о них куда следует. Не в спокойной обстановке им предстоит действовать, их город скоро будет окружён, а пока неустановленные личности подают сигналы, так называемые зелёные цепочки, указывая цели для артиллерии и бомбардировщиков.

Враг жесток и беспощаден. Ему не нравится советская власть, он готов во всём угождать немцам, даже отдаст за это жизнь. Кто же может им оказаться? Достаточно одной ниточки, тогда правосудие установит виновных. И нет лучших помощников, нежели обыкновенные мальчишки. Им-то и предстоит наблюдать за небом, дабы вовремя обнаружить появление зелёных цепочек, а значит и приблизиться к обнаружению преступных лиц. Они осознают опасность, но терять ребятам более нечего.

Только есть ли сознательность в мальчишках? Их гложет ощущение голода, нужно кормить братьев и сестёр, а возможность заработать деньги всего одна — пораньше вставать в очередь и продавать занятые места другим. И тут они рискуют, ведь приходится ходить под бомбами, иначе хорошего места в очереди занять не получится. Могут мальчишки и воровать, пусть поедом ест совесть. Ответственность перед обществом всё равно останется высокой, поступками они обязательно докажут свою значимость.

Подвергаясь искушениям, ребята понимают, что требуется проявлять бдительность. Придётся рисковать жизнью, кидаться в драку, идти по пятам и спешно убегать, стараясь найти милицию, если следы завели в незнакомый район. Враг же не прост, он хитёр и коварен. Враг сам не знает, кому доверять и кого опасаться. Структура раскинутых сетей сера, значит клубок распутать с первого раза не получится. Майор госбезопасности тоже хитёр и коварен — он не уснёт, покуда не поставит в поисках точку.

Читатель уверен — преступников изловят. Герману Матвееву осталось построить сюжет таким образом, чтобы рассказ получился ладным, без дозволения лишних рассуждений и с гарантией скорейшего наведения порядка. Картина начинающейся блокады Ленинграда складывается постепенно, на этом фоне проводятся следственные мероприятия, мальчишки поспособствуют облегчению процесса поисков, наломав изрядно дров. Не осознают они, как важно сохранять хладнокровие и думать прежде об общем деле, проявляют необдуманную инициативу и тем затрудняют работу Внутренних органов. И всё-таки без мальчишек, хоть и ошибающихся, обнаружить преступников было бы гораздо труднее, либо вовсе невозможно.

Постепенно событийность начинает снижаться. Накал прежних страстей угасает. Матвеев не затягивает повествование, он краток и скуп на описание происходящих событий. Когда основной массив информации окончательно предоставлен вниманию читателя, активность действующих лиц падает. Забыты заботы и всем хочется радоваться успешному завершению напряжённых будней. Лишь блокаду никто не отменял — немцы не заметят потерю обезвреженных саботажников. Все ли они обезврежены? Полностью вскрыть преступную организацию не получится — она специально таким образом была устроена.

Не станем укорять Матвеева в скупости содержания. Он не говорил более требуемого, показав умение из малого создать большее. Таковое умение должно цениться в литературе. Основные действующие лица прописаны, читателю показаны их горестные судьбы, понятны и мрачные перспективы военного времени. Остаётся надежда на победу и прояснение неба над головой. Зелёных цепочек не будет, значит важные городские объекты уцелеют.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 196 197 198 199 200 231