trounin.ru

Кем были предки, при каких обстоятельствах родился, с кем контактировал, как воспринимался обществом: золотой перечень биографов. Подход Варламова аналогичный. Представленный им портрет Алексея Толстого — набор комплексов, взращенных на его личности обществом: сомнительное происхождение, халтурное творчество, двойственное отношение ко всему. С этих позиций и предстоит понять, чем жил и дышал Красный граф.

Говоря про Алексея Николаевича Толстого, негоже называть его Третьим, лучше — младшим. Старшим пусть будет прозван литератор Алексей Константинович Толстой, автор «Князя Серебряного» и одна из ипостасей Козьмы Пруткова. Впрочем, Толстой-младший имел достаточное количество «наименований», вследствие чего он легко выделяется среди «однофамильцев». Тут нет грубости, всё это упоминание основной гордости человека, сделавшего себе имя за счёт такой подачи. Варламов об этом говорит прежде всего — останься Алексей с фамилией «отчима» Бостром, то никогда ему не пробиться на литературный Олимп.

Акцент в биографии Толстого-младшего поставлен ясно — он из рода Толстых, следовательно — граф. При том, что по поведению Алексей был далёк от благородных черт. Он оттого и прижился в советском государстве, ибо стал графом Красным. Двойственность объекта исследования Варламовым показывается с первых страниц. Через упоминание отношения к дворянству, перед читателем проходит вся жизнь Толстого-младшего. Чем бы он не занимался, прежде всего его следовало воспринимать в качестве графа, и только потом кем угодно, лишь бы относились благосклонно.

Оставим в стороне реалии тех дней. Тогда принято было иметь отношение к чему-нибудь важному. Если Алексей Толстой выбрал путь графа, значит посчитал это наиболее целесообразным. Варламов упомянул иной важный факт биографии — склонность к халтуре. Чем бы не занимался Толстой, он всё делал ради возможности заработать. Ему было безразлично, чем станут его работы для будущего, как и то, как он будет восприниматься потомками. Не для того человек живёт, чтобы остаться в памяти: сперва надо насытить желудок.

Халтура или нет — каждый читатель творчества Алексея Толстого то сам решит. Редко какой писатель не пишет на потребу дня, если желает зарабатывать. Отчего-то после люди серьёзно погружаются в их творчество, пытаясь найти нечто важное, чего автором туда не вкладывалось. Варламов честно говорит о Толстом-младшем, не думая его защищать. Излишне много двойственного подхода допускал Красный граф, поэтому и биографу следует рассматривать личность исследуемого объекта с отрицательных и положительных позиций.

Так ли много интересных моментов было в жизни Алексея Толстого? Не очень. Иначе Варламов не стал бы упоминать многое из им сказанного. Не всякая история достойна читательского внимания, ничего из себя не представляя. Не обходил вниманием Варламов и воспоминания современников. Особую роль среди них занял Иван Бунин, хорошо известный описанием эпохи заката Российской Империи. Смело можно сказать, что для понимания личности Толстого-младшего, достаточно небольшой заметки, написанной именно Буниным. Варламов только расширил её, добавив необходимые на его взгляд детали.

Судить о прошлом предлагается так, как к тому располагает сегодняшний день. Завтра Толстого-младшего станут воспринимать иначе, подход к изложению Варламовым биографии подвергнется восхвалению или осуждению, а может в будущем забудут и того, и другого. Может будут помнить кого-нибудь иного (третьего). Но точно будут смотреть, исходя из совершенно иных данных, где жизненные обстоятельства станут восприниматься не тем образом, каким их видит, допустим, человек начала XXI века. Только о двойственности Толстого не забудут точно. Да и о стремлении писателей к халтуре — не забыть: она останется с человеком до последнего.

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Поднимите, князья, врата ваши, и поднимитесь, врата вечные, и войдёт Царь Славы»
(с) Псалом 23

За первый миллиард лет Создатель из большего сущего создал меньшее сущее. За второй миллиард лет — отделил материю от антиматерии, сделав сущее видимым. За третий миллиард лет — позволил видимому стать осязаемым и вступить в соприкосновение. За четвёртый миллиард лет — определил всякому осязаемому своё место. За пятый миллиард лет — вдохнул в те места жизнь. За шестой миллиард лет — пожал труд дел своих, подготовив замену себе. На седьмой миллиард лет Создатель отдыхал. На восьмой миллиард лет — будет отстранён, ибо плод мыслей его сам станет создателем, умеющим отделять меньшее сущее от большего сущего.

Царь небесный, к тебе обращаются люди. Твоим именем распоряжаются. От имени твоего совершают поступки. Царь небесный, твои люди не существуют миллиарда лет. Людям твоим мнится значение твоё. Видят люди доступное им — тянут руки они к тому. Рождается новое, порою немыслимое. Не тот ещё человек, чтобы достойно принять дарованное тобой. Одним человек способен управлять вне воли твоей. Написаны людьми ради тебя книги разные. В книгах тех они исповедуют писательский промысел, тем власть твою божественную попирая. Они люди твои — Царя небесного, и живут они согласно твоему желанию. Тянутся они к плоду познания, принимая от тебя заслуженное наказание. Позволено людям мыслить различное, вплоть до доступного им промысла, и спокойны они, ибо тем не умаляют значения твоего.

Прости, Царь небесный, писателей. Не из злого умысла трудятся они во славу твою. Берутся они сказать важное для дня своего насущного. Каждый писатель о личном говорит, не заботы о людях ради. Что им люди? Человек для писателя — бренная оболочка бытия. Писатель обрекает его на горе и страдание, тем прихоти собственные удовлетворяя. Не из желания дать людям человеческое по их надобности, ибо надобно человеку сугубо запретное. По думам твоим писатель после поступает, даруя райское блаженство достойным и жаркое пекло оступившимся.

Согласно воле твоей, ибо воля твоя — воля всего сущего, великое множество судеб доступно писателю, он ломает каждую судьбу по отдельности. Во грехе живут люди на страницах книг писателя, получая заслуженное ими жизни разрешение. Всякий рассказ достоин повести, а повесть — романа, тогда как роман — это сборник малых произведений, имеющих одно общее — писателя: и тебя.

Царь небесный, обрати внимание на людей своих, узри в людях желание донести до тебя весть о страданиях своих. Писатели — посланники человечества к тебе, о людях забывшему. Или карой отзовись, поразив людей, от мук избавив, либо снизойди, очисти души от гнилости. Послушай писателей, Создатель. Внемли словам их, ибо день седьмой близок к завершению — к восьмому витку вкруг тобою созданного готовится сущее.

Не закончатся страдания человеческие, ибо возрастут они многократно. От чего не уберёг людей, Царь небесный, то они даруют меньшему сущему. Не видя иного, не имея других представлений, человек воплотит им написанное в действительность, породив тем недовольство великое, обратному схлопыванию подобное. Ежели всё в отрицательном значении видится, то почему не видится в положительном?

Царь небесный, не отказывай писателям в праве на творимое ими. По воле твоей они воплощают в тексте тобою задуманное. Неустроенность человека — плод прежних прегрешений. О том говорят люди, мольбы еженощные к тебе направляя. Больно видеть и осознавать. Всё по воле твоей. Сие — правда!

Автор: Константин Трунин

» Read more

«Венерин волос» Михаила Шишкина напоминает книгу, где обложка одного автора, зачин — другого, середина повествования — третьего, концовка — четвёртого. Только у Шишкина собрано множество историй вместе, но без указания первоисточника. Читатель находит в тексте произведения анкеты швейцарских иммигрантов, видит пересказ повестей Курицына о Дракуле и Эдгара По об убийстве на улице Морг, не считая иного, о чём каждый может сложить собственное представление. Общая идея отсутствует, как и какой-либо связующий сюжет. Всё представленное на страницах — просто текст, не несущий какой-либо смысловой нагрузки.

Что можно вообще сказать о такой книге? Допустимо разобрать её на составляющие, наиболее приятные или неприятные восприятию. Искать центральную тему не следует, так как это будет означать попытку привязать недействительное к действительному. Проще обозначить «Венерин волос» книгой-тавтологией, повторяющей уже кем-то сказанное, чтобы сказать об этом ещё раз, дабы красивее звучало.

Шишкин мог вложить определённый смысл, показать желание быть услышанным, хоть и за счёт чужих мыслей. Этого не произошло. Вместо дельного, наблюдается описание бездельного. Нельзя уловить здравое, когда оного нет. В безвременном всякое вне времени. Представленные на страницах проблемы — не проблемы, а вымысел хворой фантазии. Шишкину того в упрёк не поставишь — он лишь скрепил чужое под своим именем.

Так сразу и в лоб. Стоит читателю приступить к ознакомлению, как он оказывается в окружении прежних тем. Всё те же человеческие страсти вокруг мутной воды, отправленной из сливного бачка в недра канализационных труб, сопровождаемые исторгнутым негативом. Может показаться, будто Шишкин возводил хулу на Россию, показывая её отрицательные стороны. Но не может быть хулой то, что находится в трубах желтостенного дома.

Не о России говорил Шишкин. Он рассказывал о западных ценностях, представив их со стороны отрицательного их понимания русским человеком. Разве можно очернить белое там, где белое является чёрным? Сей плевок не в душу сделан, он выпестован под нужды иного миропонимания. Обыкновенное явление для западной культуры — не есть обыденное явление для прочих. Да вот русским людям мнится, будто белое для них черно, как то мнится и самому Шишкину. Разве стоит ронять слёзы над участью подвергшихся влиянию извне, когда порывы их души направлены к этому самому вне?

Читатель продолжает путешествовать по страницам. Он переходит от анкет к другим темам. Шишкин продолжает подтверждать свою относительность к Урану. Солнце от него далеко, как бы он к нему не продолжал стремиться. Не хватает таланта к собственному сочинительству, от чего «Венерин волос» обогащается информацией сомнительной полезности. Не художественный текст порою представлен, подменяемый описанием чего-то, случайно оказавшего под рукой. Написать про тюрьму и нравы петухов? Почему бы и нет. Чем больше текста, тем пышнее литературное тесто.

Каждый сказывает, как он умеет. У Шишкина получается так, как о том поведано выше. Плохо или хорошо? Скорее плохо. Почему же не хорошо? И не может быть хорошо. Нет ничего хорошего в том, чтобы видеть хорошее в чужом хорошем. Отнюдь, не в Шишкина в хорошем. А в том, в чём Шишкин увидел хорошее, решив переложить на страницы собственных произведений. На такое мнение последует возражение — так он тем дал новую жизнь старому. Действительно, Шишкин дал жизнь старому, но не сказав, какому именно старому он даёт жизнь. Получилось, словно «Венерин волос» вполне себе самостоятельное произведение, таковым не являясь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Описать чужую жизнь не так трудно, если проявить усердие. Просто описывать и всё, позволяя допускать отсебятину различной степени полезности. Беллетрист редко старается придерживаться действительности — он шьёт наволочку на подушку, где подушка — будто бы имевшее место быть, а наволочка — его собственное представление о тогда происходившем. Разве важно какая подушка? Это представляет интерес для того, кто на неё положит голову. Прочим достаточно смотреть на ту подушку уже в наволочке.

У Александра Кабакова действие развивается от середины в конец XX века. Главный герой живёт интересной ему жизнью, известной ограниченному количеству людей. Данную тайну он оберегает от всех, периодически осознавая, как ему может попасть за осуществляемую им коммерческую деятельность. О его махинациях Кабаков подробно рассказывает. Суть их кажется не такой уж и мудрой — обмен одеждой с иностранцами с последующей реализацией приобретённого секонд-хенда. Главному герою помогает знание английского языка. И жить бы припеваючи ему в советском государстве, не будь он вынужден скрывать успехи от самых близких ему людей.

Но жить главному герою требовалось и вне коммерческой деятельности. Нужно учиться, служить в армии и работать. Через испытания он будет проходить без всякой уверенности в завтрашнем дне. Всё, разумеется, поправимо. Не всё, конечно, ограничивается дыркой для физиологических нужд. Всё, в любом случае, будет хорошо, к чему бы оно не шло. Мать умрёт, жена сделает аборт, а главный герой, как и прежде, продолжит жить, ведь иного выбора человеку не даётся, пока он сам не переступит порог смертного одра, когда всё прежнее утратит значение.

Кабаков рисует на страницах чужую жизнь. Для чего он знакомит с нею читателя? Ответить на этот вопрос сможет только он сам. Впрочем, знать то не требуется. Автор посчитал нужным рассказать некий эпизод советского прошлого, что он и осуществил. Вложил ли он собственный опыт в содержание произведения, либо данная история с кем-то ему знакомым произошла, важен факт написания, поскольку движение главного героя не останавливается, сопровождая идущее вперёд время.

Одно мешает восприятию текста — отсутствие мотивации у главного героя. Он именно сопровождает время, делая всё, чтобы не замечать, как ускользает от него каждый новый день, становясь безвозвратно ушедшим. Главный герой стремился лишь к красивой жизни, демонстрируя тем свойственную ему бездуховность. Проблемы для него ничего не значили, как бы автор не показывал в ряде моментов страх перед расплатой за подрывающую основы советского государства деятельность. Главный герой мог бояться быть раскрытым милицией, но всерьёз о последствиях так и не задумается.

И снова намечаются проблемы, ведь жизнь не останавливается. Одно затруднение обязательно сменяется другим. Требуется запастись терпением и не препятствовать происходящему. Кто наступит на грабли, тот получит за неосмотрительность, а кто встанет не черенок, для того всё обойдётся. Кабаков благоволил к судьбе главного героя, поэтому на грабли наступали другие. Необходимо было вести действие дальше, без включения форс-мажорных обстоятельств. Лучше описать ещё какие-нибудь затруднения, нежели заставить главного героя раскаиваться или озлобляться на политическую систему.

Жил человек — жить ему вечно, если кто удосужился о нём написать: никакие затруднения более не страшны. Хроника жизни только на первый взгляд кажется лишним элементом в мире художественной литературы, тогда как в будущем на то будут смотреть иначе. Не современникам судить о таких произведениях. Честь воздадут потомки, которые будут строить о прошлом собственные предположения, опираясь на подобие хроник, что отражена Кабаковым.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стараясь понять человека через его творчество, практически никогда не видишь самого человека. Тем более никогда не поймёшь человека, стараясь найти в его творчестве определяющий момент, именуемый Magnum opus. Может показаться, что для Бориса Пастернака жизнь прошла в ожидании написания «Доктора Живаго». Все мысли и поступки были направлены к единственной цели, в итоге сделавшей его имя знаменитым на весь мир. Шёл ли Пастернак именно к Нобелевской премии по литературе, или он просто жил, как живут все без исключения люди? Дмитрий Быков решил громко отразить финальный аккорд, ставший похоронным. Получилось, будто Пастернак готовился к прощальному выстрелу, о котором и будут помнить, забывая обо всём им сделанном до того.

Нужно быть объективным — девиз Дмитрия Быкова. Никаких апологий и поиска отрицательных черт — только обыденное, без украшательства и очернения. Такой настрой даёт надежду читателю познакомиться с действительно важным трудом о жизни человека. Так казалось! Быков не стал соответствовать читательским ожиданиям. Биография Пастернака сразу приняла вид апологии, то есть защитительной речи. Дмитрий посчитал необходимым объяснить, почему общество осудило востребованного поэта. На этом суде нужно оправдать обвиняемого. Для этого необходимо вспомнить все эпизоды жизни Пастернака. Привести в качестве свидетелей друзей и недругов Бориса, допуская их присутствие в виде документальных свидетельств и слухов о них.

На страницах биографии друг за другом появляются поэты периода становления Советского государства. Среди них Блок, Мандельдештам, Маяковский и Цветаева. Пастернак во время их «показаний» отступает за пределы произведения о себе. Быков, говоря про данных поэтов, забывает, о ком он взялся рассказывать изначально. Дмитрий видимо думал, якобы так лучше будет понятен сам Пастернак. Но вместо портрета определённого человека, на страницах биографии калейдоскоп человеческих судеб, раскрытых словно в преддверии аналогичных апологий уже о них. Свидетельствующие поэты подвергаются осуждению и тут же оправдываются, когда Быков наконец-то заключал, какой им на долю выпал временной отрезок.

Быков не стал приглашать на «судебное заседание» семью Пастернака. Его жёны и дети не удостоились права высказать собственное о нём мнение. Личная жизнь Бориса протекала без потрясений и катастроф бытового характера, уступив место проблемам общественного уровня. Пастернак и государство, либо общество — наиважнейшая тема для Быкова, представляющая для него действительный интерес. Зачем говорить о самом важном в жизни человека, если главным считается разговор об адюльтерах и амбициозных замыслах? Писатель живёт творчеством и восприятием творчества читателями — такое складывается впечатление, если довериться предлагаемой точке зрения Быкова.

Допустимо ли считать произведение «Борис Пастернак» биографией? Быков строит повествование не со стороны объективной оценки, он переносит восприятие внутрь главного героя. Читатель видит, как Пастернак совершает действия и говорит. Получилось живое включение в некогда происходившие события. Порою кажется, что не Пастернак говорит со Сталиным, а читатель; что не Пастернак писал Сталину, а писал Быков вместе с читателем; что не Пастернак творил, а записывал подсказанное ему непосредственно Быковым. Борис стал марионеткой в руках Дмитрия — самое противное, отчего никогда не отделаются люди, удостоившиеся быть знаменитыми: они живут не своими, а придуманными для них жизнями.

Нельзя всё учесть. Обязательно имеются сведения, о которых человек не знает. Быков рассказывает так, будто бы он источник истины в последней инстанции. «Народный суд» должен поверить именно его мнению, даже без учёта иных обстоятельств, ставших известными после завершения «заседания». Всегда допустимо вернуть «дело» на «повторное рассмотрение». Но потребуется ли это? Пастернак умер, как умерло и отвергнувшее его общество.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У бедных содержанием людей нет своей судьбы. Им приходится жить чужими думами. Они стремятся к осуществлению кем-то уже достигнутого или заново пережить никак не связанную с ними жизнь. Зачем это людям? Только из-за бедности их содержания. Ещё беднее то выглядит в попытках писателей дать представление о собратьях по перу, выставляя их замыслы на обозрение читателя. Чего не осуществили сами — на то толкают придуманных персонажей. Главный герой эпистолярного романа Владимира Шарова взялся за переосмысление творчества Николая Гоголя, воссоздав содержание второго тома «Мёртвых душ», заново измыслив оставшуюся в задумках последующую третью часть. По воле автора героя зовут Николаем Гоголем, он — ещё одна жертва советского режима.

Как ранее переписывались люди? Они передавали друг другу многостраничные послания. Это было больше, нежели обмен сообщениями. Потому потомки с удовольствием погружаются в чтение тех писем. Думается, жители Советского Союза оставались верными прошлому, отправляя на нескольких листах выжимку из эмоций, увязанную с переживаниями за происходящее с ними в определённый момент. Ныне переписка выглядит иначе, точнее — она превратилась в обмен короткими сообщениями. Собственно, действующие лица произведения Шарова редко прибегают к словословию, заменяя его немного расширенными телеграммами. Поток их дум стремителен, но всё-таки остаётся зацикленным на одном и том же, словно всё их существование — плач по утраченному величию предка.

Привязывать одно к другому допустимо в различных сочетаниях. Исход евреев из Египта, прочие исторические события — легко увязываются, стоит задаться такой целью. Увидеть в работах Гоголя отражение трудов иных писателей — ещё проще. Читатель лишён интерактивности, поэтому обязан принять единственную точку зрения на происходящее. Достаточно сказать: — Позвольте! Зачем ослу уши, лапы и хвост зайца? Разве нельзя обойтись без пополнения бестиария очередным составным существом? Коли взялся поделиться задумкой «Мёртвых душ», то пиши «Мёртвые души». Не надо проводить параллели с «Божественной комедией» Данте, ибо получится не оригинальная работа русского классика, а произведение по мотивам где-то уже использованных мотивов.

У Шарова нет «Мёртвых душ», есть Николай Гоголь с собственной оригинальной судьбой. Это единственная важная деталь «Возвращения в Египет». Перед читателем проходит жизнь человека, зачатого где-то в начале XX века и умершего где-то в конце того же века. Он испил горечь репрессий, неся в душе груз решения оторванной от реальности проблемы. Всюду, куда ему не приходилось идти, ему встречались отсылки к творчеству полного тёзки. О том он без устали говорит в переписке, не подозревая, что все послания попадут в архив, откуда их изымет для собственных нужд Владимир Шаров или его альтер-эго, с последующей публикацией для нас с вами.

«Возвращение в Египет» нельзя считать критикой Советского Союза. Скорее это гимн тем, кто умел жить и не обращать внимание на представленные ему для существования условия. Николай Гоголь Владимира Шарова поднимал хозяйство, улучшал быт людей и со своей стороны вёл страну к процветанию. Случайно читателю становится известным более общеизвестного — тайные мысли, нашедшие отражение в переписке с родственниками. Человеку требуется заниматься отличным от повседневности делом — для главного героя таковым стало увлечение наследием того, кто в сонме боковых линий считался его собственным предком. Поскольку мысли человека хаотичны и постоянно претерпевают изменения, читателю осталось проследить за их эволюцией. Да не живёт человек единой мыслью, имея множество иных, порою становящихся важнее — это разительное отличие от действительности и выдаёт искусственность в представленной Шаровым переписке.

Автор: Константин Трунин

» Read more

К чему временные рамки? Прошлое — домыслы историков. Прошлого не существует. Прошлое изменяется по прихоти заинтересованных. Вчерашний день аналогично подвергается сомнению. Всё ли было так, как представляется? Посему предлагается забыть прошлое, перенестись в будущее, словно не существовало ничего, что произошло с человечеством. И само человечество подвергнуть сомнению. Пусть человечество станет проекцией пустоты, воплотив в себе тщету сущего, аки переработанный мусор, отбросив лишнее, обретя полезное. Человек завтрашнего дня — есть призрак, ставящий сомнения выше необходимости.

Должна была случиться летописная катастрофа, вымаравшая из памяти фрагменты истории, чтобы произведение Евгения Водолазкина могло восприниматься адекватно. Событийность на страницах «Лавра» насыщена деталями разных эпох, связанных в единое целое, словно выпал временной пласт. Пусть автор не согласится, но читатель понимает, произошло непоправимое, выразившееся в изменении понимания действительности. Возможные варианты: действует азимовская корпорация «Вечность», оставлен след для сотрудников андерсоновского «Патруля времени», давненько случился техногенный катаклизм ala «Страсти по Лейбовицу», либо нечто такое, что каждый читатель волен представить на своё усмотрение.

Учитывая тот факт, что Евгений Водолазкин — писатель начала XXI века, к тому же литературно ориентированный на Запад, приходится считаться с его желанием детально раскрывать проблематику интимной раскрепощённости (именуемую в узких кругах сексуальным реализмом) и приукрашивать текст отличным от гуманного пониманием жизни (так называемая альтернатива). Третьим аспектом, важным по состоянию на 2012 год, является ожидание автором конца света, дополнившим тяготы пациентов главного героя, массово страдающих половым бессилием.

Сам собой завязывается сюжет, проистекающий из необходимости рассказывать о тяготах понимания происходящего в лице даровитого парня, сходящего с ума от воздержания, готового броситься на первую доступную девушку (уже за то русское спасибо Водолазкину, что не дал волю рукам главного героя и не прельщал юнца мыслями о мужеложстве). И когда девушка зачала, оказал парень ей должное акушерское пособие. И пришлось принять ему страдания за содеянное (может быть по причине осознания неправомерности осуществления помощи без диплома хотя бы среднего медицинского образовательного учреждения). И подался парень, поставив сомнения выше необходимости (смотри первый абзац), бродить по моровой Руси. Отощал он, изменился до неузнаваемости. И вернулся после к родным Пенатам. И словно не жил, существовал во имя цели дожить до конца света.

Насколько поступки главного героя являются отражением его духовности? Тут ответ нужно искать в области психиатрии. Читатель это и сам понимает, видя, как главный герой принципиально отказывается от еды, то и дело считает себя обретшим новую телесную оболочку и постоянно беседует с только ему ведомым человеком, будто бы сопровождающим его всюду. Понятно, Водолазкин наградил главного героя душевной травмой, повлекшей отрешение от обыденности и атрофированное восприятие с ним происходящего. Не так опасно моровое поветрие, не страшит угроза оказаться повешенным: всё пустое (смотри первый абзац). Стремление быть, игнорируя необходимость страдать, аморфно подчиняясь судьбе — не причины для духовного роста. И если главный герой преобразится, значит случится чудо, либо будет задействован обыденный неумирающий всплеск романтизма, живущий в душе каждого писателя

Что до прочего, то «Лавр» — есть вольная фантазия, не требующая авторских объяснений. Водолазкин придумал мир для придуманного им же действия, наполнил придуманными событиями и даже попытался раскрыть суть изложенного перед читателем. Стараться понять, осмыслить и прочее — необходимость в малой мере осознать текст произведения. Осознания всё равно не наступит, так как нельзя осмыслить чужую фантазию.

Автор: Константин Трунин

» Read more

А отчего бы и не жить плохо, если всё кругом плохо, ты относишься к этому плохо, и к тебе по этой же причине относятся плохо. Под пером Людмилы Сараскиной получился портрет человека, жившего личными убеждениями и никогда не соглашавшегося жить чуждыми ему идеями. Хотелось молодому Солженицыну всюду носить при себе карточку с изображением Троцкого, негативно отзываться в переписке о Сталине, но не хотелось сидеть в лагерях. Хотелось зрелому Солженицыну воплощать творческий потенциал, писать о проблемах общества и делиться с людьми лично испытанным, но не хотелось быть высланным из страны. Много чего ещё Солженицын хотел, постоянно вступая в конфликтные отношения с властями. Он осознавал это, получал требуемый материал для работы и щедро делился им с читателем. Устали от Солженицына в Европе и США, где он критиковал уже их политические системы. Стоило Советскому Союзу прекратить существование, как нужда в нём отпала и Солженицын вернулся в Россию, продолжая критиковать новое правительство. Тем жил и дышал, о чём Людмила Сараскина подробно поведала читателю.

Сараскина с первых страниц биографии берётся рассказать о многом, упуская из внимания личность описываемого ей человека. Читатель узнаёт предысторию рода Солженицына, получает богатую информацию о годе его рождения. Подобный текст может быть полезным, неси он зерно истины. Понятно, биограф преследовал определённую цель. Допустим, снять с Солженицына обвинения в еврейском происхождении. Таковых отступлений по ходу повествования встречается в обильном количестве. Может поэтому из биографии выпало детство писателя, отмеченное одним лишь упоминанием шрама на лбу.

Биография более построена на принципе привязки к литературным трудам Солженицына, каким образом рождались замыслы и когда им всё-таки было суждено осуществиться. Сараскина говорит, что Александр со школьной скамьи предпочитал литературный труд любому другому, особенно физическому. Он был успешен, периодические издания держались на его способности создавать большое количество текстов одновременно, пускай чаще и в подражание другим авторам. Дальнейшая судьба привела Солженицына на фронт, стоило ему закончить высшее учебное учреждение. Он хотел воевать, не обращая внимания на опухоль. Попав на войну, оказался лишён литературной практики, будучи полностью сосредоточенным на выполнении стоящих перед ним задач.

У читателя биографии возникает много вопросов к Солженицыну. Основной звучит так — зачем? Зачем он с горечью взирал на разбитую жизнь, всё делая для того, чтобы она оказалась разбитой? Зачем продолжал идти против смягчившейся к нему системы, внутренне осознавая грозящую ему опасность? Зачем после со своим уставом затрагивал реалии прочих государств? Зачем не захотел успокоиться и принять жизнь такой, какой она была, постоянно пребывая в поисках очередного обострения противоречий? Сараскина на эти вопросы не отвечает, подразумевая очевидность ответов. Всюду в тексте Солженицын оказывается на позициях правого в суждениях человека, будто он не мог заблуждаться и совершать ошибки.

В Советском Союзе против Солженицына выступал Шолохов. И пока он у Сараскиной представлен в негативном свете, иные биографы, непосредственно самого Шолохова, в другом виде будут представлять взаимоотношения писателей, склоняя читателя на сторону описываемого ими человека. Такой подход к отражению действительности называется предвзятым, с односторонним видением ситуации, не предполагающим негативного отражения личности. Сараскина превозносит Солженицына во всём. Один существенный минус был у Солженицына, следуя изложенной биографии, ему не суждено было признать за кем-то правду, если она расходилась с его представлениями о ней. Солженицын мог критиковать Российскую Империю, Советский Союз и Россию, всегда находя для себя негативные стороны.

Каждое поколение не устраивает действительность, зреют революционные мысли, воплощаются устремления, ломаются человеческие судьбы. Человека всегда что-то не устраивает, он постоянно желает изменить мир под себя. Потом приходит новое поколение, видит ситуацию иначе, ломает и перекраивает на свой лад. Так продолжается из века в век и будет продолжаться, пока человек не поставит на себе крест. Солженицын тоже был человеком, хотел перемен к лучшему и старался добиваться их осуществления. Но если предположить осуществление его надежд, то как скоро их смела бы волна очередного недовольства действительностью?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что поделать — умами литераторов тоже владеет мания построения сюжетов по типу квестов: главный герой ходит из локации в локацию, беседует с важными для прохождения персонажами, стараясь построить беседу так, чтобы получить требуемые подсказки, не забывая выполнять определённые действия, без которых не получится пройти приключение. А ежели читатель лишён возможности влиять на повествование, являясь сторонним наблюдателем, то такие произведения следует именовать Солюшенами, то есть Прохождениями.

Алексей Иванов уже прошёл «Золото бунта», скрупулёзно его записал и предложил в виде художественного произведения. Все главы сходны между собой: сперва описание самой локации, затем главный герой совершает действия, направленные на поиски собеседника, в ходе беседы с ним выясняются новые подробности. Как правило, собеседники не скрывают информацию, сообщая её всю без утайки. С некоторыми персонажами главный герой может контактировать, чаще всего вступая в интимную близость, либо к подобной близости принуждают его самого. Отказаться от этого нельзя, иначе придётся блуждать по локации, пока требования линейного повествования не будут выполнены. Кого-то из персонажей придётся убить — должны ведь на пути возникать отрицательные действующие лица, строящие козни. От обозначенной схемы Иванов практически не отходит.

Местом действия обозначена река Чусовая на Урале. Читателю предстоит проследить за одним из бурлаков, чей отец некогда был местной легендой — он будто бы нашёл пугачёвское золото, вследствие чего отчалил в мир иной, оставив в наследство сыну опороченную репутацию. С грузом такой славы жить тяжело, поэтому Иванов взялся провести его вниз по реке теснин, дабы узнать правду, найти сокровища снова и позволить главному герою наконец-то зажить вольно. А времена тогда были лихие: спокойно в одиночку по реке не проплывёшь, на берег не причалишь. Если собираешься в дорогу, то возьми кого-нибудь с собой, хоть товарища со съехавшей крышей — всяко не скучно будет, подойти тоже никто не решится.

Кто они — персонажи «Золота бунта»? Фармазон на фармазоне, в самой из мошеннических и разбойничьих ипостасях. И главный герой имеет разбойничий нрав, кем бы он не представлялся. На той реке, прозванной автором Чусовой, ничего светлого нет. Лишь людская злоба, зависть и желание всякого встречного крошить, давить и выпускать ему внутренности наружу. Настоящий край мира, расположенный за границей понимания цивилизованности. Доказывать право на честное имя там не требуется. Но разве это объяснишь молодому человеку, ещё не утратившему веру в возможность существования высоких идеалов?

Солюшен не обязательно читать в полном объёме. Ключи разложены Ивановым в описательной части локаций, тогда как беседы с персонажами служат дополнительной развлекательной вставкой. Не всем нравится видеть отвлекающий контент, пусть на его создание автор затратил большую часть усилий. В случае, когда читатель сам мог беседовать в локациях, выбирать вопросы в соответствии с полученными ответами, то смысл вникать был бы. Да и не пишутся так прохождения. Их цель — это объяснение трудных моментов. Иванов же рассказал про «Золото бунта» от начала до конца, ничего не упустив.

По данной работе можно снять сериал. Отдельно сценарий писать не придётся, ибо текст итак с ним схож, настолько точно описываются сцены и действия персонажей, а диалоги между ними — идеальная заготовка. Так и представляется, как камера переходит с одного лица на другое. Поэтому-то про такие произведения говорят, что их лучше смотреть на экране, нежели читать — получаешь эстетическое удовольствие, не затрачивая усилий для воссоздания в голове образов. Особенно, когда речь идёт о столь мрачных образах, представленных Ивановым.

Автор: Константин Трунин

» Read more