trounin.ru

Проработав семь лет врачом, Вересаев решил написать книгу о впечатлениях. Ничего в том необычного нет. У склонного к литературной деятельности человека всегда возникает такое желание именно тогда — стоит ему отработать по профильной специальности около шести или восьми лет. Остаётся понять, о чём именно рассказывать. Некоторые писатели-медики предпочитают создавать художественную литературу, не совсем правдиво отображая действительность. Другие начинают излагать мир медицины, который они видели изнутри. И не каждый писатель скажет, будто он способен понимать настоящим образом, не дополняя повествование ощущением радости от им осуществляемой деятельности. На самом деле, медицина — далеко не та профессия, в которой трудятся люди, склонные к состраданию или к необходимости помогать страждущим. Это совсем не так. Тем более всё обстояло иначе в годы начала врачевания непосредственно самого Вересаева. Теперь скорее придёшь в ужас от прежних методов.

Основное — в те времена учебные учреждения выпускали медиков, толком не подготовленных к работе. Они кое-что освоили, совсем не понимая принципов от них требуемого. Будучи студентом, толком скальпель в руках Вересаев не держал, живых людей не оперировал. Начав сразу практикующим специалистом, не умел диагностировать, плохо понимал принципы лечения. И на тот свет он отправлял людей, осознавая совершённые им ошибки. Кому-то такая откровенность покажется кощунственной. Что же с того станется? Может в том кроется суть воздаяния за односторонне возлагаемые на медиков надежды. О чём Вересаев со столь же уверенным тоном рассказывает, когда описывал требование от медицинских работников приходить на помощь. То есть медик должен помогать всегда и безвозмездно. Викентий так и спросит в ставшей привычной манере: почему сантехник не устранит засор, электрик не восстановит электричество, продавец не постоит у прилавка, делая то по доброте душевной, в том числе в ночные часы и выходные.

Вересаев говорит прямо — нужно следить за своим здоровьем. Это самое дорогое у человека. Данная хрупкая материя ломается при любой неловкости. Заранее никогда не скажешь, какие страдания тебя коснутся уже завтра. А если ты врач, тебе даже станет казаться, насколько все люди чем-то обязательно больны. Болеют и сами врачи, обычно привыкшие на свои заболевания не обращать внимания. Быть может понимают, чаще всего лечить бесполезно. Главное озаботиться, чтобы не появилось новое заболевание.

Важный аспект, поднимаемый на страницах произведения — отношение к медицинской тайне. Вроде бы ныне законодательно установлено, что про обращение человека в медицинские учреждения никто знать не должен, если сам человек о том не пожелает рассказать. Получается, что если становишься свидетелем работы сотрудников Скорой помощи, приехавших, например, к соседу, должен хранить о том молчание, не смея никому рассказывать об увиденном. На деле люди создают впечатление, будто этого не знают и не понимают. Во времена Вересаева принцип неразглашения вовсе не устоялся. О заболеваниях пациента врач мог рассказывать едва ли не с чистой совестью.

Ещё один аспект, должный остаться с человеком на века — поиск «волшебной таблетки». Викентий пациентам с запором прописывал физическую активность, на него смотрели с недоумением, требуя лекарственный препарат. Как иначе объяснить людям, что забота о здоровье порою проявляется в совершенно обыденных вещах? А таблетка всё равно не поможет, лишь временно облегчив симптомы.

И самое главное! Нет единства на понимание лечения не только среди пациентов, разных точек зрения придерживаются сами врачи. О чём бы не говорил Вересаев, найдутся коллеги, имеющие прямо противоположное мнение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Жизнь складывается довольно странным образом, когда самое несчастливое событие становится именно тем, о чём ты только и можешь по сути рассказать. А не случись его — почить тебе вовсе безвестным. Впрочем, Вадим Делоне был из тех, кто выражал несогласие с проводимой Советским Союзом политикой. Он не был против коммунистического устройства общества, хотел больше возможностей для выражения мнения. Ему как-то довелось быть в застенках Лефортово. Затем оказался в числе проведших демонстрацию в августе 1968 года, по большей части ради цели быть сфотографированным для западной прессы, после чего отправился отбывать наказание в тюменскую тюрьму. Вот о событиях своего сидения он и рассказал в воспоминаниях.

Впору задуматься, почему человек соглашается терпеть тюремные порядки, но на свободе ему более нравится выражать личную точку зрения. Отчего всё не наоборот? Или тюремные порядки настолько прекрасны в своей строгости, что им нет желания противиться? Вадим ни разу не оговорился, будто ему не нравилось находиться среди заключённых. Наоборот, акцент был сделан на правоохранительной системе, отправляющей в тюрьму практически безвинных людей. Ни один из заключённых не считал себя оправданно осужденным: один сидел за то, что задавил поросёнка с особой жестокостью на колхозном поле, другой — оговорён в попытке изнасилования. И так со всеми, куда не посмотри. Даже Делоне сидел всего лишь за акцию с транспарантом на Красной площади.

Вадим так и не понял, к чему и зачем был отправлен в тюрьму. Он сам писал, насколько удивились соседи по камере, не до конца сумевшие уяснить суть демонстрации, если участники — за её проведение — не получили денежного вознаграждения. И будто бы где-то внутри них затеплилось чувство одобрения. Или Вадим не уловил смешков за спиной, пожелавших назвать его весьма коротким и ёмким словом из трёх букв.

О чём же всё-таки писал Делоне? Им представленная тюрьма — место встречи хороших людей. Они все — душевные люди, любящие поэзию. Каждый просил Вадима написать письмо на волю для неких симпатичных барышень, обязательно с поэтической составляющей. Писал ли Вадим столько поэзии, сколько ему довелось сочинить за три тюремных года? Но один раз он написал не совсем то, и был сообразно наказан. В остальных случаях никаких претензий к поведению Вадима не возникало. Видимо, в советских тюрьмах действительно было лучше, нежели на просторах Советского Союза. Иначе читатель вновь не понимает, куда на три года исчез дух борьбы за справедливость.

Вполне очевидно, в тюрьме имелись строгие запреты, в основном касающиеся запрещённых веществ, к числу которых относился и чай. Что-нибудь на этот счёт Вадим возразил? Он не посчитал нужным возражать. А может всё дело в отсутствии зрителя? Никто не оценит вольных порывов поэта, только проявив сочувствие, окажись он в карцере. Значит, вольному человеку нужно внимание, а если внимания нет, он способен прожить без проявления воли. Поэтому, выйдя из тюрьмы, прожив какое-то время под прессом собственных несдерживаемых эмоций, Вадим поедет обратно, желая встретить другого освободившегося из заключения. Что в очередной раз подумает читатель? Про складывающуюся странным образом жизнь. Как же всё-таки прекрасен тот мир тотального доминирования над человеческим естеством, которое настолько приходится по вкусу, отчего перестаёшь понимать смысл в другой форме существования.

Всё сложено из парадоксов. Счастье в несчастье, но без несчастья никогда не познаешь и само счастье.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Будем честны, о том, что происходило на Украине, никто толком не знал вплоть до 2022 года. Не знал по той причине, что не интересовался. И не интересовался, так как не затрагивало. Хотя было известно о сопротивлении жителей восточных областей. Но и после 2022 года мало кто знает, что там происходило до. В общих чертах понятно происходившее после, но никак не до. Если начинаешь пытаться в этом разобраться — голова идёт кругом. Не знаешь, с какого края ухватиться. Всё столь стремительно развивалось, было так много пролито крови, такое количество людей пострадало. Ты даже мог знать людей, и даже мог за них волноваться. И мог интересоваться некоторыми особенностями политики Украины в целом. И всё равно восточные части страны оставались вне внимания. Почему? Тяжело сказать. Можно быть уверенным, о событиях после 2022 года, в году так 2030 в той же мере будут говорить, кого события почти никак не затронули. Это особенность человеческого восприятия. Остаётся надеяться — будущее всё расставит по местам. В этом помощь окажут воспоминания очевидцев. Например, воспоминания Захара Прилепина под названием «Некоторые не попадут в ад».

Но как понять деятельность Прилепина в Донецкой Народной Республике? Он говорит, принимал активное участие в происходивших там событиях. Какое? И что именно происходило? По изложенным им свидетельствам нельзя сказать, какого рода события имели место быть. Боевых действий в воспоминаниях не заявлено. За время повествования умерло только два человека. У одного внезапно остановилось сердце на фоне полного покоя, другой погиб вследствие террористического акта. Можно было ожидать участие в боях если не самого Захара, то кого-то из его отряда. Ожидание затянулось до отъезда из ДНР. Бои вероятно были, до того как Прилепин стал активным участником событий тех дней. Почему он ни о чём таком не написал — непонятно. Можно было дать читателю хотя бы образное представление о происходившем в 2014 году, рассказать про особо важные события. Можно было сделать это со слов других. Поэтому, в данном качестве, воспоминания ни в чём не помогут, если знакомство с ними происходило из желания понять ситуацию изнутри.

Если разбираться с представленным вниманию подробнее, не получится вынести положительных суждений. Наоборот, трактование происходившего в ДНР будешь воспринимать с негативной стороны. На благо ли проживающих там людей произошёл передел власти? Сам Прилепин опасался называть по именам людей, на прямую не связанных с ДНР. То выглядит вполне оправданным, когда прочие действующие лица выглядят не самым презентабельным образом. Читая, видишь не деятельных мужей, ратующих за счастье дончан, скорее подозревая умысел иного рода. Получалось так, что справедливость заключалась в желании отбирать у честных граждан ими нажитое, обосновывая это собственным авторитетом. Если кому-то нечто приглянется, хозяина быстро попросят уступить право на владение. И хорошо, если тот сделает это молча. Просто Захар не стал распространяться далее объявления о возникновении стремления тем самым обладать.

Когда о ДНР не было желания говорить, Прилепин переключался на прочие темы. Мог разговаривать о встрече с Эмиром Кустурицей. Мог и про флирт с симпатичной ему девушкой рассказывать, происходивший где-нибудь в Швейцарии. Почему бы и нет. Мог говорить про пакости касательно его самого и членов семьи. Оттого читатель в итоге и не сумеет понять, чем всё-таки Захар занимался в ДНР: просто узнав про один из периодов жизни.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Власть советского государства окрепла. Теперь Горький решил продолжать рассказывать о своём становлении. Если читатель успел забыть, прежде были написаны «Детство» и «В людях». Далее жизнь повела Горького в Казанский университет, где он учился с 1884 по 1888 годы. Зачем именно поехал? Ему сказали — ничего там сложного нет, дело это нужное, поезжай набираться мыслей и впечатлений. Но как приступать к труду, над которым не работал столь продолжительное время, и многие аспекты желаемого планировал использовать в другом труде, каковым станет «Жизнь Клима Самгина»? Поэтому читатель не должен удивляться путанным словам о матери и бабушке. Но будет в тексте упоминание одного из самых острых эпизодов в жизни Горького — попытке застрелиться.

О сложности продолжающейся юности Максима судить не так-то просто. Придётся отметить — судить о любом времени не так-то просто, всегда имеются обстоятельства, затрудняющие понимание. Допустим, провокационным вопросом звучало отношение к творчеству Льва Николаевича Толстого. Как такое себе можно вообразить, чтобы тебя остановил на улице полицейский, задавая обыкновенные с виду вопросы: «А не почитываете ли вы Льва Толстого? Симпатизируете его взглядам? А какое произведение нравится более других? И вы всерьёз берётесь рассуждать о вреде христианства? И в церковь не ходите? И попов осуждаете? Тогда пройдёмте, поговорим за ваше отчисление из университета». Сложно подобное представить? Значит вы живёте в подлинно свободной стране, где к слову писателей никто не пожелает прислушиваться, хотя бы в силу умения размышлять самостоятельно. Во времена юности Горького всё было подлинно сложно.

Почему полиция столь зверствовала? Среди студентов было более всего вольнодумцев, излишне радикально настроенных. Когда такое происходит в стране, никакая власть не станет на то закрывать глаза. Исправить это она тоже не могла. По реформам Александра II стало ясно, изменения не приведут к улучшению положения. Ни освобождение от крепостной зависимости, ни отмена цензуры, ни прочие изменения в общественной жизни. Реакция населения нарастала, с каждым годом всё сильнее. Задуманное за благо, пришлось спешно сворачивать. Спустя прошедшее время толком и не поймёшь, какая ситуация была в подлинном её смысле. Остаётся рассуждать, опираясь на исторические труды. Свою лепту внёс и Максим Горький. Только вот излагал в уже ставшем ему привычным способом длительных и монотонных рассуждений, отказавшись от ведения сюжетной линии по понятной читателю прямой.

И вот читатель снова вопрошает, устав ожидать слов о попытке застрелиться. Поговаривают, в силу очередной несчастной любви, настрадавшись от студенческого недовольства едва ли не всем, прикупив револьвер, и обвинив во всём отчего-то Генриха Гейне, Горький стрелялся. Во счастье будущих литературных трудов пуля прошла мимо сердца. Припоминая буйный нрав Максима по «Детству», вялый характер по «В людях», понимание Горького окончательно сходит на нет. Каким образом столь деятельный человек скатился к приступам меланхолии? Для чего тогда иметь серьёзное отношение к его жизни, в которой он так и не сумел разобраться спустя столько лет? Путь литератора — словно нечто другое, далёкое от всего, связанного со становлением непосредственно Максима Горького.

Какой всё-таки вывод должен сделать читатель? Иным хотелось иметь представление о детстве и юношестве писателя. Если же задуматься ещё раз, так ли уж существенно важно, каким Горький был прежде обретения истинного себя? Мы можем жить, никогда не задумываясь, какими станем в последующем. Не мог знать того и Максим. Да и знай он о том, неужели сумел бы прожить иначе?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Работая над «Детством», Горький планировал продолжить его наполнение, печатая частями в периодических изданиях. В качестве самостоятельного произведения «В людях» не воспринималось. Да и по содержанию читатель это поймёт, видя всё того же ребёнка, только теперь полностью представленного себе, вынужденного зарабатывать на пропитание. К 1916 году повесть обретёт полный вид, частично переработанная в 1918 и в 1922 годах. Теперь Горький показывал становление человека, который жил, пребывая в той же нужде, как и многие его сограждане. Приходилось тяжело трудиться. Зато исчез былой накал дерзости. Отныне Горький показывал становление в качестве исполнительного юноши, бравшегося за любое дело, редко заявляя о необходимости снисходительного к нему отношения. Читателю только и оставалось подивиться трансформации самосознания человека, неожиданно ставшего столь полезным для общества.

Чем мог Горький в юные годы зарабатывать на жизнь? Например, стоять на входе обувного магазина, изображая неподвижную статую, или работал в лавке по продаже икон и религиозных книг. Впоследствии он увлёкся чтением, высоко оценив труды братьев Гонкур, Вальтера Скотта и Александра Пушкина. Приходилось знакомиться с произведениями ночью, отчего расходовал много свечей.

Другая сторона взросления Горького — отношения с противоположным полом. Чего только потом не будут рассказывать биографы, с разных сторон обозревая его пылкую натуру. Впрочем, читателю уже приходилось сталкиваться с отражением любовных отношений на страницах рассказов. Горький показывал, насколько он стремился заботиться о девичьем благочестии. Никаких интимных связей он не подразумевал. Можно сказать, розу положено срывать в необходимый для того срок. По причине ли то было личных убеждений, либо с женщинами Горький сохранял робость?

Читателю впору задаться вопросом: есть ли сходство с тем, о ком он узнал из «Детства», если в следующем произведении разительно отличен? Горький словно крепко связан с происходящим, вместе с тем остаётся созерцателем. Пусть другие дерутся за женское внимание, он поступит иначе. Если к нему проявят неуважение, стерпит и забудет. Где-то мог за себя заступиться, не позволяя чинить над собой расправу. Видел он и людей, готовых свести счёты с жизнью, действуя напоказ.

Повествовал Горький без воодушевления. Задуманные воспоминания плохо ложились на бумагу. Не помогал наработанный навык беллетриста. Требовалось не просто сообщать читателю информацию о становлении, не всякое слово могло быть донесено в соответствии с имевшим место быть. Можно проявить стремление разобраться в редакциях повести, выяснив, чем первые публикации отличаются от последующих, где было дополнение, а где убрана лишняя откровенность. Почему итоговый вариант, теперь включаемый в собрания сочинений, оказался повествованием о непонятном литературной персонаже? Всё-таки Горький не обо всём рассказал. И кто бы стал сообщать, не стараясь показаться с лучшей стороны? Особенно учитывая последовавшую перемену государственности, когда необходимо убрать лишние детали, создав образ скромного подростка, пока ещё не готового к революционной борьбе.

К окончанию повествования Горькому ещё не исполнится пятнадцати лет. О чём ему повествовать дальше? Начинались сложные годы брожения в обществе, входить в которые требовалось с особой осторожностью. Но и созидать рассказ о себе — вновь задействовать уже использованные литературные сюжеты. Поэтому за продолжение Горький возьмётся лишь в 1922 году. Читатель невольно отметит столь длительный перерыв. И если возьмётся читать далее, увидит иной слог, более склонный к многословным рассуждениям. Можно приступить к чтению сразу или ознакомиться с другими произведениями. В данном случае, откладывать на потом не требуется. К чему призывают и составители сборников, помещая «Детство», «В людях» и «Мои университеты» в один том.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Рассказывая об увиденном за годы странствий, Горький всё чаще задумывался о необходимости сообщить о самом себе. Каким оно было — его детство? Читатель с первых строк понимал — горьким. И это понимание следовало закрепить. Оставим на совести писателя, насколько он был правдив. Но следуя содержанию, затронутые им аспекты, не скажешь, будто Горький себя пытался обелять. Да и требовалось ли ему создавать образ благочинного ребёнка, в которого читатель всё равно не поверит. Потому Горький дал понимание именно таким, показав тяжёлое детство, если его и украшая, то только жестокостью по отношению к нему самому.

Был в разладе с родителями и дедами. Ни с кем не получалось найти примирения. Отец умер рано, мать не могла защитить мальчика от буйного нрава деда. Горького с малых лет пороли, буквально как скотину, без какого-либо сочувствия. Чаще это случалось за дело, как бы не хотелось увидеть то иначе. Проявление нрава заставляло учить уму-разуму. Не хотел Горький запоминать тексты священных писаний, постоянно кривлялся. Его и секли, пытаясь таким способом привести к благоразумию. Вскоре мать на долгие годы исчезнет, оставив сына на попечение деда. Тот мог совсем забить внука насмерть, не случись в семье воспитываться юноше-подкидышу, часто принимавшему удары на себя. Со временем Горький простит старика, особенно узнав про его собственный путь бурлака на Волге.

Несмотря на жестокое обращение в семье, Горький никому не давал спуска вне дома. Не боялся вступать в конфликты. Надо полагать, он провоцировал окружение, вследствие чего оставался неугодным даже на улице. Часто он возвращался домой избитым и в порванной одежде. Что его ожидало? Будем думать, очередная порка от деда. Когда мать вернётся назад, придёт она не одна, приведя мужчину. У Горького с ним не заладились отношения, ввиду агрессивного отношения от посчитавшего себя за отчима. Пусть пора детства ещё не прошла, приходилось защищаться. Горький не скрывает — бросался на него с ножом.

Закончится детство со смертью матери. Дед более не будет терпеть при себе внука, посоветовав ему идти в люди. На том первая часть воспоминаний подходит к концу.

Давать оценки произведению затруднительно. Мораль из содержания выходит однобокой. Горький был воспитан в суровых условиях, с чем не собирался примиряться. Он мог копить злобу, но действительного спасения от обстоятельств найти не получалось. Раздражительность выплёскивалась через край, провоцируя становление со всё большим неуживчивым характером. Тут бы сказать, что из сора всегда вырастают самые жизнеспособные цветы. Горькому ничего другого не оставалось, соглашаться быть постоянно битым он не хотел. Только и примириться у него не получалось. Разве нельзя было совладать с буйным нравом деда? Горький о том не рассуждал. Читателю того и не требовалось сообщать. Для чего говорить, будто допустимо пойти в услужение сатрапу? Читателю впору задуматься, перенеся ситуацию в стране на государя. При желании всегда найдёшь возможность провести требуемые сравнения. Чего делать не следует.

Должно быть усвоено главное — жилось Горькому несладко. Прочее, вроде того, насколько точно писатель отразил события собственного детства, укладывается в рамки умения рассказывать истории. Перечить авторской воле нет необходимости. Пусть всё остаётся именно таким, без внесения изменений. Лишь бы последующие биографы придерживались точно такой же точки зрения, не вступая в противоречие с повествованием от непосредственного очевидца. Впрочем, жизнь Горького будет настолько насыщенной, что не будет необходимости тратить время на разбор детских воспоминаний.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Знаете, что более всего тяготило Джулиана Барнса? Собственная мать относилась к его литературным трудам с осуждением. Она отказывалась их воспринимать. А знаете почему? Даже Барнс о том не скажет. И не каждый читатель о том сможет поведать, в силу некоторого рода отсутствия умения читать даже не между строк, а сводить понимание прочитанного под определённую форму способности осознать. Джулиан писал не о настолько уж важном. О чём не беритесь рассуждать — вы не поймёте, пока не начнёте смотреть в сущность вещей. Каково было матери Барнса брать произведение сына в руки, постоянно читая об одном? Если сказать точнее, Джулиан действительно всегда пишет о смерти. Только не о смерти чего-то нам понятного. Нет, пишет он о смерти сперматозоидов, всякий раз выбрасываемых им впустую. Теперь вы понимаете, каков литературный путь Джулиана Барнса, у которого на каждой странице можно встретить смерть.

Гложет обида Барнса. Не хотят его понимать родные ему люди. А для кого он тогда творит? Ведь не настолько важно, каким тебя примут незнакомые тебе люди. Гораздо важнее ощущать поддержку наиболее тебе близких. Но нет в жизни счастья, зато читательского внимания с избытком. Заслуженный творец художественного слова, создающий истории, которые с удовольствием читают проникнутые европейским духом. Умирают представители старших поколений, до кого Барнс так и не донёс важности им создаваемого. Умирают все, даже куры. Чем ещё остаётся заниматься Джулиану? Он всё-таки вспоминает, вновь подводя читателя к самоудовлетворению, распаляясь до огонька. После смерти всё равно никогда не осудят, ни оставшиеся жить дальше люди, ни встречающие умершего в других пространствах.

Вновь берясь за книги Барнса, желаешь посмотреть в глаза его преданным читателям. Кто вы, кому нравится подобного рода литература? Годы идут, вас не становится меньше. Вы проникнуты европейским духом? Или всё-таки стоите выше этого? Если понять соотечественников Джулиана ещё можно, к остальным возникают вопросы. Не думается, будто где-нибудь в мусульманских странах о Барнсе отзываются с добром, а если печатают, то в виде брошюр, убрав из текста всё лишнее, негодное ко вниманию, да и совершенно бесполезное. В России же Барнса вовсе вскоре могут запретить, чтобы он более не занимался пропагандой отказа от сами понимаете чего. Поэтому, кто ещё не успел прочитать, смело поспешите. Или не спешите, если не хотите брезгливо прикасаться к наполненным смертью страницам.

Джулиану подлинно нечего бояться. Будучи настолько открытым перед читателем, ни в чём не сможешь его упрекнуть. Другое дело, насколько читатель готов внимать откровенности такого рода. И желает ли он прикасаться к подробностям личной жизни писателя. Ознакомиться с мыслями о родственниках, взгрустнуть над укорами матери, посочувствовать: не возбраняется. Остальное — дело личных предпочтений. Кому-то Барс покажется близким, сможете с ним разделить своё одиночество.

К данному труду, как и ко многим прочим, написанным Барнсом, в прежней мере подходят когда-то сказанные строчки: «Так или иначе, но результат получился неважный, скучный, малоинтересный, откровенно зевательный, по диагонали читательный и потом уже откровенно листательный. При чтении удручают различные факты, выдаваемые читателю от случая к случаю, постоянные прыжки от одного к другому, много левой и ненужной информации, уводящей читателя в сторону». И это добрые слова, которые можно повторять при каждом знакомстве с любым трудом Джулиана Барнса. Иначе ничего хорошего сказать не получится.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Моя жизнь до изгнания — гласит название. Но сам Шемякин говорит — его не изгоняли. Да, его подходы к творчеству не понимали. Особенно это стало явно, когда показательный разнос для такого рода мастеров устроил Хрущёв. Помните, размахивая кулаком, он обвинил художников в отсутствии совести, в уровне рисования хуже малого ребёнка. Хрущёв искренне считал, такое искусство противно духу советского народа. Что об этом говорит Шемякин? Ничего. Просто творчество Михаила не хотели принимать, находили в нём карикатуры на происходившие в стране события, впоследствии запрещая Шемякину устраивать выставки. Со слов Дмитрия, ему проходу не давали сотрудники КГБ, наложив запрет едва ли не на всё, кроме возможности трудиться подсобным рабочим. Эти же сотрудники КГБ, опять же со слов Шемякина, ценили и коллекционировали его творчество, по итогу создав для него легенду, по которой он смог добровольно покинуть Советский Союз.

С чего же начинает Михаил свои воспоминания? Он рассказывает про родителей. Его отец — примечательный человек, обладатель буйного нрава, любитель женщин, брал от жизни всё ему доступное, ни с чьими интересами не считаясь, практически безразличный к нуждам жены и сына. Мать — артистичная натура. Шемякин рос едва ли не в аду, будучи свидетелем постоянных пьяных разборок со стороны отца. Несмотря на это, Михаил отца не осуждает, считая себя во многом похожим на него.

Прочие воспоминания на страницах: становление таланта, психиатрическая лечебница, религиозные бдения, работа такелажником, подготовка к эмиграции.

Становление таланта происходило просто — Шемякин доходил до всего сам. Никто его не желал учить. Он брал за пример работы порицаемых в Советском Союзе художников. Описание психиатрической лечебницы показано избыточно. Непонятно, зачем читателю столько портретов психически нездоровых людей. Разве только из необходимости показать, насколько сам Михаил психически здоров, определённый в данное учреждение по политическим мотивам. Религиозные бдения — наиболее непонятная для читателя часть, пространное описание похождений по разным местам, практически отшельничество, беседы с богомольцами. А вот работая такелажником в Эрмитаже, Михаил увидел неприглядную сторону отношения к искусству. Уничтожалось всё! Особенно Шемякин противился реставрационным работам, после которых картины оказывались изуродованными. Так это или нет — судить могут лишь специалисты. Что касается эмиграции… Она ставит читателя в тупик. Михаил не хотел отдавать ребёнка в советскую школу, поэтому придумал хитрую схему для переправки своего дитя во Францию, после начал тренироваться, планируя переплыть в Турцию. У читателя просто не может не возникнуть вопросов о несостыковках в повествовании.

Рассказывать о себе Михаил Шемякин может любым угодным ему образом. Делает он это талантливо. Действительно увлекательное чтение. Во всём ему при этом доверять не стоит. Каждый из нас имеет право на более лучшее отношение. Некоторые аспекты не желается раскрывать вовсе. И Михаил рассказывает о себе, создавая повествование о непонятом гении, кому было проще уехать за границу, нежели продолжать влачить жалкое существование. Жизнь показала — поступил он правильно. После развала Советского Союза, его талант приняли и в России. Случись родиться Шемякину позже, прожить ему совсем другую жизнь. Впрочем, при отсутствии преград для творчества, не всякий талант сумеет пробить себе дорогу, поскольку не сумеет определиться, для чего это может быть необходимо.

Как бы потом не рассказывали биографы Шемякина, самое главное он уже сделал самостоятельно. Обязательно нужно оставлять воспоминания в виде автобиографии, в дальнейшем уберегая себя от кривотолков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мир не стоит на месте, постоянно развиваясь, лишь дети остаются детьми, для кого всё продолжает быть неизменным, пока не наступает определённый момент, после чего они становятся взрослыми. Так кажется, но насколько оно оправданно, если исходить из воспоминаний, которыми потом люди делятся? Для кого-то память о прошлом становится поводом заявить о себе сегодняшнем, согласного с былым, либо его ярым противником. Лишь редкие люди дозволяют говорить о воспоминаниях, ничем не приукрашивая и не очерняя. Таким образом поступил и Томас Бернхард, сообщивший о детстве ровно то, что некогда происходило. А ведь его детство прошло при фактах, какие каждый бы посчитал зазорными. Например, ребёнком Томас был членом юнгфолька, чего избежать не мог, учитывая действовавший в то время режим.

Бернхард начинает повествовать с простого — он посмел взять велосипед отчима, намереваясь прокатиться к тётке, живущей за тридцать пять километров от дома. Правда, ездить на велосипеде он не умел, зато живо представлял, как это у него получится. Вполне очевидно, поездка не задалась: порвалась цепь, пошёл проливной дождь. Пришлось возвращаться назад, прося помощи у взрослых. Томас сразу сообщал читателю, чей был велосипед. Он принадлежал отчиму. Сам отчим в этот момент участвовал во вторжении Германии в Польшу. Дома ожидалось наказание от матери, коего следовало избежать. За помощью Томас отправился к деду — человеку своеобразной логики. Тот на дух не переносил ничего, что связано с Германией, да и вообще не терпел государственных образований, всего с ними связанного. Даже учителей дед мешал с грязью, не говоря уже про полицию.

Невзирая на отвращение к Германии, семье Томаса пришлось переехать в Баварию, где имелась возможность устроиться на работу. Именно тогда пришлось вступить в юнгфольк, сделав то скорее по принуждению, так как мать отправила его на поезде не в ту сторону, вероятно, обманув. Таким образом Томас попал в детский лагерь, где к нему относились с крайним пренебрежением из-за того, что он мочился ночью в постель. Собственно, потому мать его и отдалила от себя, устав терпеть подобное от сына, как о том думал сам Томас. Приходилось выносить унижения, так как позора избежать не удавалось.

Описываемые события развивались по мере желания Бернхарда про них рассказывать. Излагал он мысль весьма трудным для усвоения способом, не разделяя текст на абзацы, и не стремясь выделять прямую речь. Не видишь, где случился аншлюс, почему автор в определённый момент делится одним воспоминанием, затем другим, где последующее может предшествовать предыдущему. Но суть рассказываемого всё равно нельзя не понять, было бы к тому у читателя стремление.

Дети обязательно вырастают. Наступит пора и для окончания повествования. Для Томаса к тому послужило за причину рассказать о том, как американская авиация стала устраивать налёты на Баварию. Он видел, как был подбит американский самолёт, потом они с бабушкой поехали посмотреть на место крушения, там увидели сгоревший свинарник, остов самолёта и изуродованные человеческие трупы. На том война для Бернхарда заканчивалась — подробнее он не стал рассказывать. Вскоре и вовсе ему предстояло уезжать — наступала пора учиться.

Вполне понятно, про такое произведение, где автор не позволил себе лишних размышлений, описал прожитое таким образом, каким оно случилось, никак не окрашивая, трудно говорить, измышляя нечто особенное. Того и не требуется, просто запомним, как оно когда-то происходило.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О чём поэт мечтает написать? Какие темы важно поднимать? Но надо от проблем мира отдохнуть, на себя самого взглянуть. Так принялся Мережковский описывать жизнь с начала, повествуя и о том, что его угнетало. Угнетала Нева, по чьим брегам с юных лет бродил. Угнетала родня, им всем он не был мил. Жил под давлением, словно чуждый семье ребёнок, словно по случаю прибившийся телёнок. Ни в чём не находил теплоты, в тревогах протекали его дни. Отец и вовсе с ним не дружил, хоть бы раз взор на дитя обратил. Не одному ему такое счастье досталось, братьям и сёстрам не перепадала большая малость. Всякий в семье низводился ниже порога, едва ли не находя ночлег наподобие стога. Что до отца, тот глухим к нуждам детей был, постоянно откладывал деньги, зачем-то копил. К нему с вопросами обращаться смысла не имело, хоть пытайся обращаться смело, немым становился ответ, в котором слов вовсе нет. Раз в год отец позволял детям вкушать роскошь семейного быта, то Мережковским не было забыто, он помнил полки, ломившиеся от снеди, звучала и копилка от брошенной меди. Печальное детство отпечаток на характер Дмитрия отложило, потому чувство обиды на отца всегда в нём жило.

Запуганный ребёнок, тот самый телёнок, всеми забытый, спрятавшийся ото всех, не думал от жизни ожидать малый успех. Сторонился людей, привыкший диким быть, — к такому не подходи, может укусить. Он продолжал бродить вдоль невских брегов, радуясь рифм созвучию, произношению слов. От тягот должен рождаться в человеке поэтический дар, умом должен он оказываться и в юности стар. Вынужденный развивать талант к выражению мысли наедине, талант укреплялся вдвойне и втройне. Но должен был выполнять родительский наказ, учился сносно, сменяя классом класс. Он в фолиантах успевал затеряться, с трудом способный разобраться, с усилием входивший в познание правил, о чём теперь, рассуждая, стихотворные заметки оставил. Бился и над сложным усвоением правописания буквы «Ять», иногда гадая, когда нужно оную писать.

Рассказ о прошлом, должен был дальше переходить, требовалось о делах российских говорить. Что случалось в стране, о чём судачил народ? Например, процесс над Верой Засулич идёт. Обвиняется она в покушении на генерала, чья воля пороть мужика приказала. Но разве можно в стране, свободной от рабства, где правитель-государь, опора для царства, чьи веления принято исполнять, о долге никогда не забывать… разве можно пороть людей? Словно не сбросила Россия крепостничества цепей. Оттого Засулич на встречу с генералом тем явилась, её сердце тогда без трепета билось, разрядила она пистолет в генерала живот, потому и судят её — суд по её делу идёт. Интересен процесс оказался ещё тем, что Засулич оправдали… То есть у Веры не возникло проблем. Как такое возможно? Правда истории такова. Находил теперь Мережковский для воспоминаний слова.

Вообще, с мыслями сообразуясь, нисколько в том не красуясь, всегда можешь в стихах писать про каждый из прожитых дней, делая это целью жизни долгой своей. После, когда времени порядочно пройдёт, потомок знание о прошлом обретёт. Ведь не скажи Мережковский про Засулич деяния, кто бы прилагал меры для былых дней узнавания? Можно попробовать, найти бы для того сил. Может кто попробует, или рано, мир пока ещё остаётся мил? Не надо искать для строк начало, лишь бы желание то делать позволяло.

Автор: Константин Трунин

» Read more