trounin.ru

Читатель волен спросить, что подразумевается под рубкой леса? Для каких целей понадобилось производить данное действие силой кавказских военнослужащих? Углубление в тему даёт следующее представление. Противостояние кавказских народов Российской империи становилось преобладающим за счёт густо растущих деревьев на больших площадях. Чтобы с этим справиться, Ермолов дал указание вырубать лес, формируя таким образом широкие просеки. Первая просека была прорублена в 1826 году, доказав эффективность задуманного мероприятия по ослаблению чеченцев. На годы службы Толстого прореживание леса продолжалось, он стал свидетелем, каким образом это происходит. Но насколько важной для очередного повествования стала именно рубка леса? Лев сомневался, долго определяясь с названием. Изначально задуманный «Рубкой леса», рассказ сменял названия на «Дневник кавказского офицера», «Записки фейерверкера», по итогу изданный под первоначальным вариантом, сопровождённый пояснением — «Рассказ юнкера».

Причины расхождения становятся понятными, когда читатель знакомится с содержанием. Работая над «Отрочеством» Толстой счёл за допустимое писать эпизодическую прозу. Давалась она ему с прежним трудом. Лев не мог понять, о чём именно следует рассказывать. Вместо ладного повествования предлагал читателю изыскания на тему личных наблюдений. Зачем потребовалось разделять военнослужащих на разные типы, отделяя одних от других? Вроде покорных, начальствующих и отчаянных, а далее на покорных хладнокровных, покорных пьющих и покорных хлопотливых, начальствующих суровых и начальствующих политичных, отчаянных забавников и отчаянных развратных. Или Лев считал за необходимое найти идею для продолжения повествования? Всё-таки он планировал писать дневник, либо записки, кавказского офицера или фейерверкера. А может эта особая черта некоторых писателей, ставших впоследствии классиками, когда требовалось описывать типы различных людей, изредка придумывая для них аллегоричные образы.

Но основное в повествовании — рубка леса. Это становится хорошей возможностью посмотреть на окружающее пространство в относительно спокойной обстановке, а для Толстого — удобным случаем рассказать о природе и нравах Кавказа. В «Рубку леса» частично вошли наброски из другого неоконченного рассказа «Поездка в Мамакай-Юрт». Скорее всего Толстой просто сплетал повествование из разрозненно составленных воспоминаний. Знакомясь с которыми, не сильно удивляешься, встречая неуместные куски текста, как в случае с классификацией по типам. Читатель опять отмечал для себя уже усвоенное по «Набегу», если Толстой считал рассказ за оконченной произведение, он его дописывал. Представленная вниманию рубка леса сама по себе являлась действием, имеющим начало и окончание. Оставалось только придумать, о чём написать между.

Несмотря на прошедшее время с написания «Детства» и на несколько последующих лет, слог у Толстого оставался без изменений. Читатель волен отметить некие улучшения. Может даже возвысить творческие усилия Льва. Только всего этого не случилось. Пусть Толстого робко хвалили, допускали до печати, и сам Толстой привлекал к себе внимание, посвящая «Рубку леса» Тургеневу, на молодого литератора не могли смотреть с ожиданием от него чего-то примечательного. Причины того казались очевидными — Лев писал о собственных воспоминаниях, не добавляя в содержание художественности. Сколько он сможет ещё упомнить, учитывая прожитые им от силы двадцать шесть лет? Ещё не появилась мысль зрелого человека. И вот теперь читатель знакомился с «Рубкой леса», к тому же подписанной как Л.Н.Т.

Читатель так и понимал — ему представлено живописание с натуры. Ознакомиться с происходящим на Кавказе всегда было интересно. А тут ещё и рассказано с задором, к тому же с классификацией по типам. Появится повод поговорить об армейских буднях, и причина найти несоответствие с собственными представлениями.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Дописав «Детство», Толстой задумал повествование о Кавказе. На первых порах он набрасывал текст, после оставался совершенно недовольным, рвал письмо, вскоре приступая к написанию вновь. Он так и говорил, насколько небрежно у него получалось. В течение 1852 года Толстой делал попытки написать, осмысливая собственный военный опыт. Вспоминал, как однажды его чуть не убило, столь близко от него упал снаряд. Как это ему могло помочь в написании? Он представил, будто рассказчиком выступает волонтёр, отправившийся в набег на горцев. Так станет гораздо проще излагать события тех дней. Учитывая трудность работы со словом, получившимся результатом Толстой не был доволен. Более того — ему стало дурно, когда увидел «Набег» в печати, опубликованный со множественными искажениями после внесения цензурных правок.

Что по итогу увидел читатель? Сложное для восприятия повествование. Приходится делать большое усилие в попытке вникнуть в содержание. Учитывая опыт знакомства с «Детством», трудно было ожидать от «Набега» более ладного повествования. Когда-нибудь потом у Льва будет выработана манера изложения, должная считаться за его умение к сочинительству. Пока же читатель не видел ничего и близко подобного. Но Толстой пытался писать, хотя бы таким образом создавая художественный текст. Уже это заслуживает того, чтобы его ранние работы не встречали осуждения. Да и кто бы стал негативно отзываться, учитывая значение писателя для литературы. Только это не говорит о том, что «Набег» не нужно оценивать объективно. И раз сам Толстой был о нём невысокого мнения, то и читателю не стоит считать иначе. Изложение действительно небрежное. Читатель так и не поймёт, когда содержание начнёт приобретать чёткий вид.

Лев строил повествование, создавая представление о его собственном участии в им описываемом. Рассказчик знакомился с обычаями Кавказа, особенно примечая необычные для него выражения. Сами собой появляются беседы на французском языке. Читатель, привыкший видеть подобного рода включения в русской классической литературе, не ожидал такого на страницах, если речь шла действительно о воспоминаниях Толстого. А может минуло достаточно лет после вторжения европейской армии под предводительством Наполеона, чтобы общение на французском перестало восприниматься зазорным. Раз Лев сделал подобное включение в текст, значит общение на французском языке имело место быть. Пусть описываемые действия происходили в одной из крепостей на Кавказе, находившиеся там люди придерживались заведённых в России порядков.

Ключевой момент повествования — сражение с горцами. Как бы оно не проходило, в жаре битвы не всегда можно понять суть развития событий, главным для читателя становится восприятие последствий. Толстой описал раненых, не желавших принимать медицинскую помощь. Они предпочитали умирать, поскольку считали это неизбежным. Перевяжи им раны, раненых всё равно ждала смерть, при условии необходимости продолжать терпеть мучения. Лев не стал развивать мысль, какая ждала судьба в случае излечения. Толстой скорее показал твёрдых духом людей, решивших умереть на поле боя, может быть считая то за достойную воинов смерть.

Ознакомившись с произведением, читатель обязан остановиться в размышлениях. Ему следует понять, каким образом писатель работает над художественными произведениями. Для написания «Набега» Толстому понадобилось семь месяцев. Он наполнял страницы, оставаясь в полном неудовольствии от проделанной работы. Ему бы полагалось бросить, не пытаясь дописывать. И Толстой понимал, невзирая на неудачно получившийся результат, в целом повествование создавало образ законченного произведения. Если так, есть повод послушать, какого мнения о нём окажутся другие. А уж вымарывать из памяти «Набег» точно не следовало.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война — самое ужасное горе, которое только может представить человек. Словно бы на законных основаниях одна часть людей решает себя достойной добиваться разрешения политического кризиса путём убийства и разрушения. Другая часть — не желает принимать то за допустимое, уже себя считая вправе наносить аналогичный урон противнику. А если таких частей более двух, разворачиваются масштабные боевые действия, в результате которых начинают гибнуть миллионы людей. Именно в Первую Мировую войну человечество отметило обострение данной проблемы. Вполне очевидно, почему укрепилось мнение, насколько необходимо избегать таких конфликтов. Но это всё мысли наперёд, когда за короткий срок между двумя Мировыми войнами случится время для осмысления недопустимости столь масштабного кровопролития. Пока же следовало показать, насколько опасными становятся именно современные войны. Жорж Дюамель отразил события с новой для читателя стороны, показав будни полевого хирурга.

Не успевший себя зарекомендовать в качестве деятельного писателя, Дюамель должно быть поразил читателя своих дней. Или тот читатель за четыре предыдущих года успел проникнуться ужасами боевых действий. Каждый знал, как за один день на полях сражений могло погибнуть не менее миллиона солдат. Разве это совместимые потери с возможностью их осмысления? Словно небольшое государство за одни сутки полностью теряло своё население. В 1914 году Адриан Бертран в «Зове земли» пытался осмыслить войну за неизбежное событие. Годом позже — Рене Бенжамен в «Гаспаре» описывал весь ужас боевых действий, пусть в столь же сухой манере изложения. А в 1916 — Анри Барбюс в «Огне» видел рост противоречий, должный обернуться крахом для втянутых в войну сторон. И даже Анри Малерб с книгой «Пламя в кулаке» возвращал читателя к осознанию войны в качестве непреодолимой силы. Оставалось глубже вникнуть в проблематику, посмотрев глазами медика, чем и стала «Цивилизация» за авторством Жоржа Дюамеля.

Дюамель замечает, что на поле боя все находятся в равном положении нависающей над ними смерти. Каждый может погибнуть. Какое бы человек не занимал место в обществе, он погибнет от тех же мук, разделив их с собратьями по оружию. А если не погибнет, будет доставлен в полевой госпиталь, где скорее всего ему не сумеют помочь. В случае опасных для жизни ранений, будут приниматься скорые решения. Кому требуется большой объём медицинской помощи, обойдутся в лучшем случае небольшим вмешательством. Например, никто не станет сохранять конечность, если её проще ампутировать. Но и тут нет гарантий способности человека после восстановиться. Скорее всего последует смертельный исход. Читатель даже не сможет представить, сколько таких солдат проходило через руки полевых хирургов, вроде бы оказывавших помощь, вместе с тем не способных уберечь от смерти.

В минуты покоя между операциями приходилось решать вопросы с захоронением. Главное затруднение — по каким обрядам это совершать. Умерший мог быть католиком или иудеем. Иногда решить на месте казалось невозможным. Приходилось доверять мнению сослуживцев, точно имевших представление, какой веры мог быть умерший.

И теперь читатель должен задаться ещё одним вопросом: что есть цивилизация? Получается, её отличие лишь в гораздо больших человеческих жертвах, и в способности осмыслить ужас непосредственно самих войн. Тогда почему подобное вообще допускается? Именно по причине способности проводить различие, видя в чём заключается смысл гуманности. Читатель скажет, насколько противоречивы данные суждения. Только вот закончится война, и все забудут об её ужасах. Появится смысл рассуждать об этом в случае начала новой.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если посмотреть на лауреатов Гонкуровской премии за всё время её существования — видишь большой перечень фамилий. И не можешь понять, насколько все эти люди заслуживают внимания. Можно сказать иначе: а заслуживают ли произведения-лауреаты должного к ним внимания? Чаще всего Гонкуровская премия — это признание заслуг в общем. Хорошо, если в тот год было написано знаковое произведение. Иногда лауреаты только начинают входить в пик писательского мастерства… и словно бы премирование должно привлечь к ним внимание читателя. То есть всё это не так просто воспринимать, не имея соответствующей подготовки. Да и даже прочитай все произведения лауреатов Гонкуровской премии, насколько способен окажешься говорить о французской литературе, начиная с 1903 года? Определённые направления для дальнейшего ориентирования выделить для себя сможешь. Не более того. Однако, пришло время осмыслить «Пламя в кулаке» за авторством Анри Малерба.

Этот человек участвовал в Первой Мировой войне, после стал президентом писательской ассоциации ветеранов боевых действий. Говорят и про учреждённую премию его имени, вручаемую за лучшее эссе. Что до непосредственно выбранного в лауреаты произведения за 1917 год, им стала книга «Пламя в кулаке». Читателю предлагалось ознакомиться с бытом военного времени. И более ничего прочего за интерес к произведению не говорило. Насколько вообще оправдано было в те годы выделять среди прочих именно книги с сюжетом о войне? Особенно книги, где показывается преимущественно война, не всегда в каком-то определённом смысле, вроде пробуждения патриотических чувств или осуждения человеческого стремления сводить противоречия к физическому уничтожению представителей других стран. Разве читатель не видел прежде, насколько описание с натуры ставилось за приоритетное?

Конечно, читатель сошлётся на натурализм. Премия достойно заявляет о выборе произведений именно данного плана. Не раз были нападки со стороны критического или читательского сообщества. Ведь количество лауреатов велико, но некоторых именитых французских писателей в их числе нет. В том числе и именитых сторонников натурализма, чей век оказывался слишком короток. Что касается прочих направлений литературы — они игнорируются. Плохо ли это? Совсем нет. Однако, в некоторые времена выбор сводился к определённым писателям, быть может на совсем немного опережавших прочих номинантов. И вот перед читателем очередной лауреат Гонкуровской премии. В случае военного времени вполне очевидно — лучше выбрать современника событий. Но читатель тут бы снова возразил, указав на не столь уж обязательную категоричность в суждениях.

Нет смысла судить и рассуждать. Гонкуровская премия за 1917 год в очередной раз досталась писателю-фронтовику, и неважно — насколько это оправданно, если годом ранее был отмечен званием лауреата Анри Барбюс, более прочих искавший справедливости, не воспринимая необходимость войн для человечества. Положение приводило к необходимости раздуть «Огонь» до «Пламени в кулаке». А о чём именно будет повествовать Малерб — не самое главное. Лишь бы это произведение было о войне, воспринимающее её за важное явление.

Читателю может показаться, толком ничего не было рассказано. Так и есть на самом деле. Иные произведения не оставляют после себя памяти, кроме сохранившегося следа. Анри Малерб действительно писал о войне, но уступил в этом другим своим собратьям по перу, более умело подошедших к отражению событий с полей Первой Мировой войны. Но и они — как бы то не казалось странным — оказываются забытыми, особенно учитывая количество прошедших лет. У Франции впереди ожидались другие проблемы, и интересовать читателя будут уже другие сюжеты. Только бы вспоминали — пока Гонкуровская премия продолжает существовать, точно не забудут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Главной пьесой 1949 года стала работа Всеволода Вишневского, повествующая о событиях по складывающимся в стране непростым обстоятельствам, случившимся в 1919 году. Среди действующих лиц присутствуют Сталин и Ленин. Насколько было оправдано их прямое участие? Вишневский не боялся навлечь на себя гнев? В послевоенное время часто случалось за малейший недосмотр лишиться положения в обществе. Или ему требовалось оправдаться за допущенные огрехи? Будучи состоящим в журнале «Знамя», Всеволод печатал стихи Анны Ахматовой и, ставшую опальной, повесть Казакевича «Двое в степи». Причины недовольства могли быть разными, как в случае произошедшего позже отстранения Панфёрова из-за позиции Вершигоры, чрезмерно возвысившего роль партизанского движения, почти ничего не сказав про партийных работников. А тут сразу фигуры Сталина и Ленина. Но претензий не последовало. Видимо, негативную реакцию мог высказать только Сталин, остальные на этот раз решили наблюдать со стороны.

Что должно происходить на сцене? Ленин назначает Сталина ответственным за борьбу с интервентами. Первоочередной задачей становится устранение внутренних противоречий. Требовалось найти силы, действующие изнутри. Такие присутствовали в Петрограде. Что делает Сталин? Он находится в штабном вагоне, погружён в тяжёлые думы, отказывается от завтрака и обеда. Первым его решением стало отстранение петроградских комиссаров, не сумевших наладить оборону. Затем Сталин принимает работников Путиловского завода. И возникает первое затруднение. Ленин дал чёткое указание всем оставаться на своих местах. Работникам же озвучили требование эвакуироваться. А что происходит в стране? По требованию власти не явились Родзянко, Колчак и Денисов. Значит, они перешли на сторону англичан и американцев. Они — гнилые люди. Более ничего осмысленного в пьесе у Вишневского не было.

Сами обстоятельства непосредственной обороны Петрограда должно быть многими стались забыты, тогда как собирались силы числом более шестидесяти тысяч человек. С одной стороны Красная Армия, с другой — объединённая группировка белого движения, Британской империи и прибалтийских государственных образований. Ключевую роль сыграла сплочённость Красной Армии, в отличие от которой противник не мог выработать скоординированных действий. Вследствие этого в течение полугода получилось наладить оборону и выбить противника с занимаемых позиций.

Вполне очевидно, среди действующих лиц нет Троцкого. Но о нём вообще не принято говорить в рамках рассмотрения лауреатов Сталинской премии. Этого человека не могло существовать в положительном значении. О нём даже не пытались говорить, в том числе в порицающих тонах. А к моменту окончания Второй Мировой войны его имя можно было смело забыть, словно его никогда не существовало. Вишневский это понимал, используя только необходимые для повествования моменты. Первоочередным являлось возвышение фигур Сталина и Ленина, чьи решения и действия привели к успеху. Прочее, будь оно даже отличным от действительности, значения не имело.

Пьеса Вишневского получила одобрение Сталина, была с успехом поставлена едва ли не во всех театрах страны. Даже думается, любой гражданин считал необходимым посетить представление. Снискал ли этим Вишневский снисхождение за допущенные им в прежние годы промахи? Сказать о том трудно. Всего через год его разобьёт инсульт, и в феврале 1951 года он умрёт. Так резко оборвётся наполненная событиями жизнь, сама по себе достойная отдельного литературного произведения. Ровесник века, он получил Георгиевский крест в Первую Мировую войну. Но про Всеволода Вишневского может быть когда-нибудь ещё напишут. Пока же читатель видел последнюю его работу, пусть и лишённую перспективы хоть каким-то образом остаться в качестве достойной внимания литературы.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Если судить по дате написания, над романами «Борьба за мир» и «В стране поверженных» Панфёров начал работать в течение одного и того же года. За обе работы он снискал Сталинскую премию, но не более второй и третьей степени. Найти объяснение этому не трудно. Прежде всего, а иначе считать не получается, Фёдор был писателем от личного представления о происходящем. Быть может оно и не так, для чего надо лучше ознакомиться с его биографией. Но если заводы он посещал, то участия в боевых действиях принимать не должен был. Зачем ему, главному редактору журнала «Октябрь», быть военным корреспондентом? Однако же, написать про войну он посчитал необходимым. Поэтому взялся излагать своё представление на страницах романа «В стране поверженных». Общий фон повествования сочли приемлемым, значит обошлось без нареканий. Но читатель должен был понимать, насколько изложенное соответствовало действительности только в общих представлениях.

Панфёров не щадил проигравшего войну противника. Теперь о нём можно говорить в любых уничижительных словах. Обвинить во всевозможных грехах, будь они подлинными или надуманными. Можно отказать противнику в храбрости, сделать его тщедушным и слабовольным. За такое даже похвалят. Говори Фёдор так в годы войны, ему бы указали на недопустимость такого отношения к противнику, дабы не вносить разлад в мотивацию советских людей. Враг был стоек и решителен, поэтому сломить его сопротивление не так-то легко. И поэтому надо прилагать ещё больше усилий и стараний, не жалеть жизни, лишь бы продолжать сламывать его самоуверенность. Теперь же, после капитуляции, пусть враг кажется жалким и низким. Да и всё чаще вскрывались факты творимых прежним противником зверств, особенно в лагерях смерти. Панфёров это особо выделит, показав, из чего делали кожаные вещи: даже не используя для этого евреев, предпочитая русских солдат.

Роман вышел неоднородным, без чёткого плана. Ясно было одно — продвижение советских войск к Берлину. Прочее стало дополнительными деталями. Фёдор концентрировал внимание читателя на природе, заставлял действующих лиц много вести бесед, неизменно подводя всё к скоро должной закончиться войне. Расскажет читателю про Польшу, где каждый считался за немецкого раба. В действии появится много немецких шпионов, подлинно доблестных, но ни один из них не добьётся желаемого, каждый будет легко и без особых усилий ликвидирован. Так Панфёров стал вести читателя по «стране поверженных», всё ближе подводя к Берлину.

Читатель волен спросить. Почему, при таком обилии книг, нет той информации, которую он начнёт узнавать спустя шестьдесят лет? И то при совсем иных обстоятельствах, связанных лишь с тем, что на едва ли не тех же землях повторится ситуация, напоминающая о прошлом? Знай такие детали, советские писатели — современники тех дней, могли написать подлинно пронзительные романы, отобразив все сопутствующие тому психологические аспекты. Разве только то было неудобной правдой, о которой не следовало сообщать населению. И без того хватало доказанных зверств со стороны противника, чтобы его ещё более не расчеловечивать. Да вот за давностью лет читатель уже не имеет склонности тянуться к книгам советских писателей, не находя там новых известных ему обстоятельств былого. Оттого и не знаешь, как воспринимать книги того же Фёдора Панфёрова, словно вынужденного замалчивать иного рода информацию. Либо, можно судить иначе, то было известно каждому, и повторялось изо дня в день, отчего этому не нашлось места на страницах за ненадобностью, и со временем забытое.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кругом пишут о прошедшей войне. Написать большой роман решил и Василий Ильенков. Своё повествование он начал с относительно спокойного времени, когда о войне ещё не задумывались, но мощь Советского Союза казалась ощутимой. Читатель, не знакомый с аннотацией, даже может задуматься, о каких именно событиях взялся рассказывать автор. Сразу не получится определить, писал Василий про довоенное или про послевоенное время. На страницах разворачивалась сельская повседневность. И уже потом, ближе к середине повествования в произведении начинается описание именно войны. Что до окончания романа, то про него Ильенков словно не подумал. Такое решение кажется оправданным, поскольку требовалось продолжать работать над произведением, либо завершить его, не сказав ни слова про последующее отступление советских войск.

Начинается в романе всё с хорошего известия — планируется отметить круглую дату: колхозу исполняется двадцать лет. Но благое событие должно омрачаться печальными известиями. Так Василий описывал случай, когда лошадью придавило мужика, тот был доставлен в больницу, где боролся за жизнь. Ильенков даже сделал акцент на позитивном настрое, с которым получится одолеть любую хворь. Поэтому пострадавший мужик продолжит жить, а вот его сосед по палате — человек унылый, — умрёт. Причём для читателя не должно быть важным, от чего именно, словно умирают только отчаявшиеся обрести выздоровление.

Разбавляя сельские будни, Василий знакомит читателя с чернокожим гостем из Америки, специально приехавшим, чтобы посмотреть на быт советских людей. Появляется и обсуждение кровавых забав для детей капиталистических стран, с юных лет приучаемых к жестокости. Есть обсуждение судеб других детей, уже испанских, осиротевших вследствие режима Франко. Было и описание единоличников, не способных найти себя в нуждах колхоза, постоянно уходящих и возвращающихся, пытающихся себя сломить, никак не способные найти способ для обретения смирения с неизбежным.

Стоило начаться на страницах романа войне, как произведение обрело совсем другое звучание. Читателю даже могло показаться, будто он прежде знакомился с совсем другим литературным трудом Ильенкова, если бы не участие тех же самых действующих лиц. Впрочем, Василий ни с кем не церемонился. Война требовала принесения жертв, поэтому многие из ранее встречавшихся в произведении складывали головы на полях сражений.

Читатель понимал, поскольку действие разворачивалось на Смоленщине, то этому многострадальному краю вновь предстоит оказаться на передовой. Коли так, то действующим лицам пришлось задумываться о способствовании обороне. Не было человека, который не пожелал бы оказаться среди защитников, всякий стремился принять участие в боевых действиях. Традиционно для таких произведений в бой рвались и высококвалифицированные кадры, чей труд нужнее в тылу, нежели их героизм в бою. Василий не скупился на право действующих лиц прослыть за отважных воителей, достойно шедших на врага и принимавших смерть. Гибли все, кто мог оказаться гораздо полезнее в другом месте. Но право на такую смерть у людей никто не имел способности забрать, в начале войны с их мнением ещё считались, поскольку кому-то требовалось встать в ряды защитников, всё равно обречённых на смерть.

И вот произведение обрывается. Читатель остаётся с ощущением недоумения. Давно минули будни сельской жизни, жаром горели события военной поры… Быть бы всему этому описанным в тот же самый момент, когда читателю следовало внушить уверенность в завтрашнем дне. Но Ильенков просто остановил повествование. Конечно, читатель знал, какие события последуют после окончания романа, насколько возвысится дух необходимости защищать страну, благодаря чему получится опрокинуть поступь врага: да вот к самому роману Василия это уже не относилось.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Гонкуровская премия 1915 года — это книга о войне. И написал эту книгу Рене Бенжамен. Он стал первым автором, чьи заслуги в описании ужасов боевых действий были сразу отмечены. Годом позже такой же участи удостоится обладатель премии за 1914 год, пусть и написавший своё произведение раньше, но и опубликовавший вместе с тем позже. Но насколько разнилось содержание этих трудов? Можно смело сказать: различий — минимальное количество. Читатель должен был ознакомиться с бытом воевавших людей, познать все тяготы и невзгоды. Впрочем, в ходе Первой Мировой войны только счастливчикам удавалось долго воевать, тогда как основная масса доживала до первого боя, после которого отправлялась в лазарет, либо в лучший из миров. Вот и Бенжамен описал человека, чья жизнь решилась менее, нежели за сутки. Изначально лучезарный и жизнерадостный, к концу повествования — ничуть не сломленный, только уже получивший ранение, несовместимое с возможностью принимать участие в новых боях.

Что следует сказать про содержание произведения? С прошествием лет должны найтись слова. Только каким образом их получится применить к литературному труду Рене Бенжамена? Лауреаты Гонкуровской премии всё никак не могли себя обозначить. Читатель даже волен вопросить: когда премию начнут давать за поистине проницательные произведения, способные остаться хотя бы на слуху у современников и потомков? В том и проблема непосредственно Гонкуровской премии — её неизменный принцип награждать единожды никак не позволяет найтись нужному мнению. И всё-таки, с таким подходом премия была обязана соответствовать самым ярким событиям тех лет, когда вручалась. Собственно, в годы Мировой войны премию обязаны были получать непосредственно произведения, касающиеся как раз событий военного времени. Если бы так оно было на самом деле. По крайней мере, в годы войны давали за романы о войне — с этим читатель не может поспорить.

Вероятно, у Бенжамена имелись и другие достойные внимания произведения. Как же о том судить, ежели его самое важное творение, если исходить с позиций Гонкуровской премии, писалось под впечатлением от пережитого на полях сражений. Автор оказался на больничной койке, за ним ухаживали сёстры милосердия, он стал вспоминать, какой для него оказалась война, и какой она станет для главного героя произведения. Раз автор на больничной койке, там же окажется главный герой. Как тогда сложится дальнейшая жизнь? Об этом рано было рассуждать. Не знал своего будущего и сам Рене Бенжамен. Да и не ставил он цели размышлять о будущем. Пока ему казалось важным отобразить реалии современных для тех дней способов ведения войны.

Знакомясь с творчеством писателей-современников Первой Мировой войны, читатель желает видеть одно из самых страшных оружий того времени — боевые отравляющие вещества. Произведение Рене Бенжамена данный интерес восполнить не сможет. И читатель понимает почему — излишне массового применения не имелось. А поскольку солдату отводилось пробыть участником нескольких сражений, то и не всякий познавал на собственном опыте, что это такое, оказаться под ударом ползущего по земле смертельного облака. Без того хватало ужасов, способных сводить людей с ума.

Читатель волен укорить за сухое изложение сведений о произведении Бенжамена. В таком случае читатель волен самостоятельно ознакомиться с литературным трудом автора. Он увидит всё то, о чём ему уже сообщено. Останется разделить печаль главного героя, изуродованного войной. Можно разделить и радость, поскольку человек продолжит жить. Требовалась ли его жизнь хоть кому-то впоследствии, ведь будет ещё одна Мировая война, когда герои Первой войны проявят симпатию идеологии Третьего рейха. Но это будет потом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Европа погрузилась в до того ей прежде неведомую войну. На полях сражений и раньше умирали миллионы солдат, но редко это случалось за один единственный день. Теперь миллион убитых за один день — обыденность. И умирали люди, порою не успев осознать собственного участия в бою. Кто переживал накал битв, тот навсегда проникался ужасом произошедшего. Вполне очевидно, подобного рода война не могла пройти мимо тех, кто был наделён талантом писательства. Среди таких, кто сражался, с трудом пережив смертельные ранения, оказался и Адриан Бертран. Но война всё-таки стоила ему жизни, через три года после ранения в грудную клетку он умрёт. Пока же, находясь среди воюющих, он оставлял заметки, должные впоследствии принять вид произведения «Зов земли». О публикации речи не шло, ознакомление читателя с книгой пришлось отложить до более спокойного времени. Только в 1916 году «Зов земли» стался опубликован, тогда же он удостоился права быть награждённым Гонкуровской премией, в той же мере отложенной на два года.

Всё повествование от Бертрана — война. Ничего другого читателя не должно было интересовать, как ничего другого и не может происходить, кроме боевых действий. На страницах могли проявиться различные чувства действующих лиц, но Адриан о таком писать не решался. Того и не требовалось — пусть с начала и до конца читатель внимает самому основному, чем только и мог жить при таких обстоятельствах человек. Ничего не поделаешь со случившимся, придётся описывать кошмар обстоятельств. Ведь всё складывалось таким образом, что жизнь кипела на полях сражений, тогда как подлинное сражение за жизни велось в лазаретах. Нескончаемым потоком несли раненых для их спасения, толком не питая надежды на благостный исход. Да и сражался ли кто за человеческие жизни в лазаретах? Можно обезуметь, столкнувшись с правдой действительности, когда надежда заключается в истязании человеческой плоти. Бертран не пожалел слов, описывая ампутацию конечностей, сопроводив раздирающими душу подробностями.

Конечно, Адриан писал сухо. За яркостью описываемых им сцен оставалась пустота художественности, ничем не заполняемая. Можно с чувством важности говорить о перенесённом авторе потрясении. Можно рассуждать, насколько пагубным становится для человечества участие в боевых действиях. Можно даже призывать людей к благоразумию, более никогда ничего подобного не допуская. Но насколько это будет оправданным? Сам Бертран не знал, и не мог предполагать, какой будет доля Европы спустя ещё два десятилетия с небольшим. Он лишь описывал события, ставшие для него определяющими. Будучи молодым человеком, не мог он спокойно относиться к происходящему. Впрочем, говоря об ужасах войны, в каком бы то масштабе не происходило, ни в каком бы из периодов существования человечества, можешь в тех же красках описывать происходящее, как то делал Бертран. Это аналогичная пляска смерти, фатальные ранения, душевная травма. Так было и будет, с чем ничего не поделаешь.

Говоря про войну, Адриан мог делать акцент на ужасе. Но стремился ли он образумить род людской? Требуется ли просить людей жить мирной жизнью, не причиняя такого рода страдания себе подобным? Думается, Бертран говорил о случившемся, вполне понимая, повлиять на человечество он не сможет. Смотря в проблему глубже, он даже мог понимать, что война для человечества жизненно необходима, так как иначе люди становятся нежизнеспособными. В том и заключается парадокс человеческого существования — нужно соответствовать требованию природы, то есть бороться за создание лучших из возможных условий, лишая таковых других. Такой уж он — зов земли.

Автор: Константин Трунин

» Read more

У «Весны на Одере» есть две части. Первая — удостоилась Сталинской премии, вторая — нет, поскольку после смерти Сталина данная премия не вручалась. Но была бы она такой почести удостоена? Вопрос, на который нет необходимости отвечать. Лучше посмотреть, к чему проявили внимание, когда обращались к тексту произведения, считая его достойным ведущей государственной литературной награды. Тогда Казакевич уже успел себя зарекомендовать, написав пронзительную повесть «Звезда», рассказав о том, как погибла группа разведчиков, с самого начала понимавшая — вернуться не получится, но они обязаны добыть ценные сведения. Теперь Эммануил писал на другую тему, говоря о коренном переломе в войне. Вернее, о той стадии, когда падение Третьего Рейха казалось очевидным. Советские солдаты пересекали границу Германии, сами не веря, насколько подобное оказалось возможным. С этого и начинается повествование.

Как вообще воспринимать перелом в войне? Каким образом соотнести перенесённые страдания народа с должным вскоре произойти? Куда деть мысли людей, рвущихся истребить нацистскую заразу в её самом главном логове? Казакевич рассказывает, насколько считалось важным защищать родной край, люди вступали в ряды Красной Армии, готовые дни и ночи проводить в окопах, отбивать атаки врага, самим идти в атаку, занимать вражеские траншеи, сражаться за уничтоженное врагом прошлое и попираемое им настоящее, воздать за всё, к разрушению чего приложил руку солдат Третьего Рейха. Но разные были судьбы у бойцов, кого-то отправляли в тыл, заставляя служить зенитчиком в глухой станице. И о таком Казакевич посчитал нужным рассказать.

И вот человек возвращается на Донбасс, приходит к себе… и не видит родных. Где они? Кого-то убили, родную же дочь угнали в Германию. Как теперь быть? Только вперёд, воевать до последней капли немецкой крови. Уже не получится отсидеться в глухой станице, куда не пошлёт никакое командование, поскольку человек пребывает в горе, с которым он должен справиться самостоятельно.

Казакевич ставит перед читателем вопрос: зачем немцы продолжают сопротивляться, когда исход предрешён? И немцы отвечают, указывая на необходимость исполнения приказов. Неужели Казакевич полагал, будто немецкий солдат не был уверен, что сможет добиться нового перелома в войне? Или может Казакевич забыл, почему немцы вообще развязали Вторую Мировую войну, отчего они не могли согласиться снова оказаться на положении всеми презираемых в Европе, о кого будут вытирать ноги. Поэтому немцы продолжали сражаться, хотя бы собственной смертью доказав право Германии на достойное к ней отношение. Казакевич до таких выводов не доходил. Но, как бы оно не было, немцы сопротивлялись. И будут сопротивляться после подписания мирного договора, не способные согласиться с необходимостью смириться перед унижением.

В «Весне на Одере» описано взятие Берлина. Эммануил подробно изложил, каким образом советские войска продвигались по городу. Было принято решение использовать танки и пехоту одновременно. Причём, пехота шла низом, тогда как танки расстреливали только крыши. Для пущей собственной важности Казакевич возьмётся размышлять о безысходности для Третьего Рейха, причём ведя беседу от лица Гитлера. Концом повествования будет взятие Рейхстага.

Остаётся сообщить о том, в какой манере Казакевич повествовал. Эммануил рассказывал, прибегая к полагающемуся для тех лет пафосу. С именем Сталина было связано абсолютно всё: он давал людям надежду, и он позволял каждому ощущать необходимость им совершаемого на благо страны. Неважно, насколько это так или нет, важен лишь итоговый результат, достигнутый общими усилиями, пускай и верили люди тогда в правильность всего, что делал именно Сталин.

Автор: Константин Трунин

» Read more