trounin.ru

Знакомясь с произведениями русскоязычных писателей прежних лет и настоящего времени, подмечаешь особенность сохранения литературных предпочтений на одинаковом уровне. Говорить о тенденциях, как того желают прогрессивно настроенные люди, не приходится. Писали раньше о задевающем душу, продолжают писать об этом и ныне. Постороннее влияние сказывается на уровне индивидуальностей, а общая масса творческих людей продолжает хранить верность традициям. Если говорить о писателях, чьи произведения были опубликованы в 1986 году, то для рассмотрения можно взять сборник «Рассказ 86″, содержащий в себе то немногое, на что можно опереться.

Что больше всего беспокоило писателей в 1986 году? Во-первых, воспоминания о Великой Отечественной войне. Этой темы касаются практически всюду, если не целенаправленно писали о тех днях. Во-вторых, недовольство личной жизнью. В-третьих, богатое бытописание будней в разных уголках страны. Однако, достаточно назвать конкретную фамилию, как читатель сам поймёт, чего именно следует ожидать от текста.

В сборник вошли следующие произведения: Виктор Астафьев «Тельняшка с Тихого океана», Анатолией Генатулин «Доброе солнце Киммерии», Юрий Гончаров «Тонкая рябина», Максим Коробейников «В санитарном поезде сорок второго года», Валентин Пикуль «Кровь, слёзы и лавры», Евгений Носов «Распахнутая душа», Юрий Бондарев «Мгновения», Николай Самохин «Сизая кукушка на железном заборе», Сергей Залыгин «Женщина и НТР», Владислав Егоров «Стрела», Василий Белов «Одна из тысячи», Сергей Воронин «Обстоятельства», Михаил Чванов «Во саду ли, в огороде…», Фазиль Искандер «Табу», Василий Кравченко «Без видимых причин», Виктор Потанин «Кума Григорий», Борис Екимов «Солонич», Валентин Распутин «Ангарские были». В качестве дополнения в сборнике можно найти рассказы мастеров пера прошлых лет, чьи произведения ранее не публиковались или были доработаны: Дмитрий Мамин-Сибиряк «Лопари», Андрей Платонов «В звёздной пустыне», Владимир Тендряков «День седьмой». О каждом рассказе можно сказать отдельно, но давайте говорить в общем.

Художественная литература — всегда выражение мыслей. Не стоит вспоминать о правилах написания беллетристики. Безусловно, интересно читать ладно выверенные истории, следить за действующими лицами и соотносить описанное с самим собой. Только книги от этого напоминают друг друга, различаясь лишь сюжетом, да и то… практически всегда многие детали повторяются. Поэтому именно выражение мыслей писателями должно более всего цениться, какой бы подача материала не оказывалась в итоге.

Допустим, Виктор Астафьев и Валентин Распутин пишут про им близкое. Они не сочиняют, а скорее описывают увиденное, причём на уровне собственных чувств. И если Распутин озабочен передачей событий через диалоги, то Астафьев предпочитает интимный разговор наедине с читателем. Пускай в деревне должна подешеветь водка, о чём пишет Валентин. Виктор же даёт представление о совершенно другом, показывая чувства писателя такими, какие ему самому присущи. Оба писателя близки по духу, но всё-таки между ними много различий.

Гончаров и Чванов — интересные авторы, чьи имена в постсоветской России редко вспоминаются. Возможно зря, а может на это есть весомые причины. Два этих писателя сосредоточены на описании чёрной стороны действительности. Предложенные ими тексты наполнены болью и верой в благополучный исход, при понимании невозможности повлиять на происходящее. Так у Гончарова главная героиня его рассказа, отправив детей в самостоятельное плавание, задумалась о никогда не виденном отце, которого решила разыскать. Чванов взялся за сюжет иного рода — главный герой решил приобрести себе дачу для отдыха и восполнения сил вне душной квартиры. Обстоятельства всегда выше человека, счастье никогда не позволяет к себе приблизиться, а благополучное завершение одних мытарств выливается в появление новой проблемы. Похожая ситуация и у действующих лиц, вынужденных находить нужные им решения, чтобы ничего в итоге не добиться. Поверьте, Гончаров и Чванов пронзительно пишут — читателю приходится склеивать осколки разбитой и растоптанной души, настолько сильными оказываются впечатления.

Остальные авторы позволяют создать о себе определённое мнение или закрепить ранее имевшуюся точку зрения на их литературную деятельность. Сборники тем и хороши, что позволяют подобрать читателю тех авторов, с которыми он решит поближе познакомиться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Хорхе-Луис Хорхегильермович Борхес знатно поиздевался над человеческими страхами, придав им вид совершенных нелепиц. Любое упоминаемое им вымышленное животное — это порождение фантазии, возникшее в силу несуразных причин. Например, единорог — это изображение быка в профиль. И так далее в подобном же духе. Читатель волен сам трактовать, с какой меркой подойти к столь сомнительному труду автора, взявшего в качестве примеров минимум, преподнеся всё в виде копирайта и рерайта: перенёс в книгу без изменений или пересказал своими словами.

Каждый может придумать существо — собственно, такое происходит на самом деле, только остаётся личным делом человека. Борхес иной раз шёл по совсем уж простому пути, заимствуя существ у других авторов, например у Герберта Уэллса, Франца Кафки и Клайва Льюиса. Причём, если ссылки на абсурдиста и сочинителя фэнтезийных произведений понятны, то наличие среди вымышленных существ тех, кто появится спустя миллионы лет, как у автора-фантаста, воспринимается ерундой обыкновенной. Остаётся порадоваться, что Хорхе-Луис Хорхегильермович не заглядывал, например, в комиксы, тогда бы читатель познал более, нежели о половинчатых людях во всевозможных вариациях, известных с древнейших времён: всякие вариации, вроде Укушенного пауком, Человека с планеты Криптон, а то и… дотянись руки Борхеса до манги XXI века, все формы покемонов, вплоть до таинственных принцесс, воплощающих собой планеты.

Помимо общеизвестных существ, читатель найдёт упоминания редких. Допустим, как зовут рыб, что сопровождают солнце во время движения по небу. Или читатель познает, редко где упоминаемые, особенности отличия китайских созданий от европейских. Единорог на Западе, это не единорог на Востоке. Аналогичная ситуация с драконом и рядом других существ. Вроде бы полезная информация, но при этом полностью бесполезная.

Когда Борхес уставал от животного мира, он брался за мир растительный: растение-овца, мандрагора. Он вспомнил о жителях зазеркалья, первую жену Адама, отрицательную вторую сущность человека. Даже планета Земля занесена им в разряд вымышленных существ, ежели она вдруг задумается, что может думать. Одним словом, Хорхе-Луис Хорхегильермович свалил в кучу, наградив современников и потомков примерной версией бестиария его дней, хотя подобного добра навалом. Впрочем, возможно Борхес нанёс превентивный удар по набирающему популярность фэнтези-направлению, облегчив писателям жизнь, предложив для них труд, способный помочь в изобретении существ.

Читатель должен задуматься. А что следует считать вымышленными существами? Созданий, чьё существование невозможно или каких-то иных? Сам Борхес нигде об этом не упоминает. Наоборот, он рассказывает о таком, что вполне может появиться, прояви человек к тому желание. Так ли трудно создать шестиногую антилопу? И как быть с теми, кто изначально существовал на бумаге, не имея воображаемой телесной оболочки? Есть и такие существа в доступном для чтения перечне. Поэтому нужно с осторожность подходить к понимаю вымышленного, поскольку нельзя с твёрдой уверенностью опровергать существование того, чего никто не видел. Как знать, может и покоится внутри планеты черепаха-кит, на ней слоны-быки, вместе совершающие движения по кругу. Берут сомнения? Тогда бурите и находите реальное подтверждение своим предположениям.

Среди людей обязательно существуют те, кто коллекционирует упоминания о вымышленных существах. Объём их увлечения поистине необъятен, с каждым днём увеличиваясь не поддающимися воображению темпами. Борхес оказал им подмогу. И всё-таки его труд — капля. Он был каплей, когда вышел. Ныне стал менее того. Может и верили в предложенных Хорхе существ — теперь уж точно нет. Однако, люди считают кощунством опровержение тех существ, в которых продолжают верить.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Согласно принципу Колеса истоки будущего находятся в прошлом. Эта популярная версия всегда будет иметь своих поклонников, поскольку цикличность происходящих изменений отрицать нельзя. Всё случается, чтобы повториться когда-нибудь потом, поскольку уже неоднократно было в прошлом. Попробуйте оспорить! Нет и нет — правды в ваших словах нет! Однако, если говорить серьёзно, то ошибка людей заключается прежде всего в том, что они опираются на настоящее и прошлое, создавая будущее, тогда как будущее проистекает из будущего же, возникая спонтанно и отнюдь не тем образом, каким его хотят видеть прогрессивно настроенные люди. Поэтому стоит говорить сугубо о настоящем, от которого и исходят думающие наперёд.

Для работы над «1984» Оруэлл воспользовался настоящим и прошлым, воссоздав на страницах произведения предполагаемое будущее. В том, что вышло из-под пера Джорджа, было мало выдуманного. Практически всё, рассказанное им, современник автора мог знать и без посторонней указки. Говоря прямо, Оруэлл использовал пункты из Манифеста о Футуризме Филиппо Маринетти, переработал «Мы» Евгения Замятина, переложил историю создания авторитарных государств (вроде СССР и Третьего Рейха), добавив новое явление — начинающуюся Холодную войну. Именно таким образом получилось то, отчего слабовольные граждане ныне склонны впадать в панику, находя между строк моменты, навсегда канувшие в пропасть былого.

Приходится признать, произведение «1984» устарело. Это случилось мгновенно, стоило закончиться Холодной войне. Мир стряхнул с себя накопившуюся усталость и продолжил развитие путём нарастающего удаления от авторитарных режимов, в хаотичной спешке подавляя любые проявления оных. Но что есть в современном мире авторитарное общество, как не ограниченная рамками страна, чьё население безбрежно счастливо, не смея подозревать, будто может существовать нечто иное, кроме им доступного? Опасения Оруэлла опровергаются, благодаря окутавшей мир сети быстрого обмена информацией и возможности всё увидеть, не покидая пределов комнаты. Исходя из имеющегося вырисовывается антиутопия иного плана, направленная на порабощение путём обеспечения доступа ко всевозможным удовольствиям.

Разве не говорил Оруэлл о довольстве главного героя его произведения жизнью? Верно — не говорил. Но он и не высказывал недовольства. Поступки совершались в угоду других ценностей: любви, стремления противоречить и желания обновлять доступное. В постигшем человечество режиме не было ничего отрицательного, если не смотреть на позицию автора. Действующие лица всегда были довольны, их потребности удовлетворялись, а им оставалось прожить отведённый им срок. Просто описываемое Оруэллом веет второй половиной сороковых годов XX века. Читатели последующих десятилетий могли смотреть на его произведение под другим углом.

Конечно, читатель XXI века увидит в произведении моменты, якобы угрожающие его личной свободе, будто вот-вот готовые преобразиться в тотальное порабощение мысли и воли. Если задуматься, человек был и будет заложником страстей, поэтому каждый волен на свой лад трактовать действительность. Главное не впадать в крайности и не позволять себе видеть подозрительное там, где его нет. На самом деле, с пещерных времён в общественных ценностях произошло не так много изменений, как хотелось бы думать. Большой Брат и раньше смотрел на каждого из нас, он же собирал и отправлял на войну, он же устанавливал законы и он же позволял получать образование, дабы не потерпеть поражение от технически более совершенного соседа.

Читать «1984» буквально следует в одном случае, если есть желание узнать о чём думал и чего опасался человек середины XX века. Оруэлл это наглядно продемонстрировал. Впрочем, после ядерной катастрофы человечество будет долго оправляться. Может и зародиться при изменившихся обстоятельствах некое авторитарное общество. Пускай! Оно всё равно потерпит крах, ибо вечного не существует.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сейчас кажется, что «Повелитель блох» является сказкой. Но в 1822 году это произведение более воспринималось обличительной литературой, выставляющей власть имущих в невыгодном им свете. Гофман грамотно пользовался доступным ему талантом, чтобы высказывать собственное мнение, пусть и путём создания художественных произведений. К сожалению, реалии тех дней последующим поколениям читателей неизвестны, поэтому с «Повелителем блох» отныне знакомятся преимущественно в детском возрасте. Но если проявить усидчивость и отнестись к тексту с умом, то многое представится иначе.

Главный герой произведения — отстающий в развитии молодой человек. Ему тридцать пять лет, а он продолжает оставаться ребёнком. Ему приятно встречать Рождество и проводить его вместе с детьми. С рождения он оставался скрытным, не сообщая о своих умениях: умея говорить — не говорил, умея читать — не читал. Читатель обязательно поймёт натуру главного героя, далеко не такого, каким он представляется с первых страниц. Даже автор временами забывал об особенностях, представляя его под видом обыкновенного человека, способного размышлять и делать правильные выводы. Можно обвинить главного героя в лёгком восприятии жизни и нежелании принимать мир взрослых, сохраняя о себе представление, как о недалёком человеке.

Ни о чём подобном сам Гофман не говорит. Значит главный герой действительно отстал в развитии, так и не сумев повзрослеть наравне со сверстниками. Право читателя определиться — будет он читать по написанному или предпочтёт задуматься, дабы уловить невысказанные мысли автора. Неспроста происходящее в «Повелителе блох» подразделяется на несколько взаимосвязанных уровней: происходящее на самом деле и иллюзорная действительность. Третий уровень подразумевается — под ним следует понимать реальность автора.

В своих изысканиях Гофман идёт дальше доступного пониманию. В сюжете не только реализовано умение читать мысли с помощью микроскопических приспособлений, но и наглядно продемонстрировано общение с другими существами, собственно — с блохами. Стоит полагать, Гофману не хватало способностей обличить власть, иначе зачем он позволяет главному герою пользоваться столь необычными возможностями? Причём не в абы каких случаях, а в моменты уголовного преследования, направленного лишь на желание выслужиться перед другими, не придавая значения справедливости. Разве могла королевская цензура пропустить подобные сюжеты мимо своего внимания?

Без помощи извне маленький человек действительно оказывается маленьким, в случае «Повелителя блох» — отстающим в развитии. Он не в силах защитить себя, если ему не помогут. Проблема произрастает ещё и из того, что главному герою повествования помощь приходит со стороны сил, во главе которых стоит Мастер, а формой правления является Республика. Не укор ли это в отношении королевской власти? Будто она не станет выдвигать на руководящие должности толковых людей, способных поступать на благо народа. Действительно, Гофман заложил в сюжет излишнее количество элементов, достаточных для пристального к нему внимания цензоров.

Есть в произведении эпизод, кажущийся мимолётным, с доверившимся аптекарю человеком. Он смотрится посторонним, но является важнейшим. Гофман призывает не доверяться случайным людям, поверив мнению толпы. В случае ошибки придётся принимать последствия на себя. А после никто не скажет, отчего человек так жил и почему его в итоге не стало. Именно толпа подсказывала ему оптимальный путь, приведший к печальным последствиям.

Без политики человеку жить не суждено. Он может её игнорировать, либо прямо выражать недовольство или завуалированно всем рассказывать о требуемых обществу переменах. Не первый раз Гофман вкладывает в произведение обличительные речи, но в случае «Повелителя блох» сделал это в последний раз. Он умирал, дописывая «сказку».

Автор: Константин Трунин

» Read more

1. «Сказки Южных морей»

В Полинезии и Меланезии жить было трудновато. Виной тому особенности погоды и привычек самих обитателей островов. Если с ураганами ничего не поделаешь, то перед процветающим каннибализмом смогут устоять только уверенные в своих силах люди. Джек Лондон, в привычной ему манере, подошёл к освещению быта островитян с каждой из сторон, показав жизнь от лица приезжих и местных жителей.

Казалось бы, какой бизнес возможен среди каннибалов? Лондон приводит конкретные примеры. Например, у островитян можно скупать жемчуг, чтобы перепродавать с выгодой. А как на это смотрят сами островитяне? Да они в долгах по уши и не смеют мечтать о чём-то ином, кроме погашения задолженности. Добудь местный житель жемчужину небывалой величины, чья стоимость покроет долг и позволит построить крепкий дом, он всё равно окажется в проигрыше. Тому поспособствуют не одни хитроумные скупщики, сама погода ставит людей в тесные рамки. Стоит ли мечтать о доме, если налетевший ветер способен убить более 95% населения острова и разрушив все постройки? И всё-таки бизнес возможен. Правда кредиторы легко умирают, оставляя должников с чувством восторга, хоть и с пустыми карманами.

Не устаёт Лондон рассказывать про местные верования. Точнее, про сомнение островитян касательно проповедей миссионеров. Они, наивные, смеются над промыслом божьим, сравнивая его со своим. Коли им требуется много времени на поделки, то отчего кто-то был способен создать весь мир за столь короткий срок? Нет веры в подобное. Зато островитяне выполняют наложенные на них табу и соблюдает необходимость исполнить желание человека, подарившего им китовый зуб. Ничего не стоит убить человека — многого стоит доказать своё умение, особенно, когда требуется одолеть белых, проявить терпение и в нужный момент вырезать обидчиков, забрав их имущество и скрыться за линией горизонта.

Отчего табу так сильны среди островитян? Под табу они понимают накладываемые персонально на каждого из них определённые запреты. Таковыми могут оказаться разнообразные требования, вроде гласящих, что нельзя есть приготовленную на огне пищу, плавать в лодке с частями тела крокодила или не допускать касание тела женщинами. Это создаёт трудности, но без табу островитяне себя не мыслят. Джек Лондон редко затрагивал темы запретов, чаще оперируя другими понятиями. Теперь читатель может наглядно увидеть описание табу.

Сборник «Сказки Южных морей» построен по принципу историй внутри историй. Рассказывая об одном, Лондон последовательно помещает несколько дополнительных сюжетов, как бы обогащая повествование деталями. Не всегда это воспринимается уместным. Впрочем, Джек мог так поступать по вполне очевидным причинам — ему требовалось больше текста, больше рассказов, а значит и больше денег, которые он за свою работу получит. Читатель должен был рад, ведь в случае Лондона не случается плохих работ. Кажется, этот автор не умел создавать проходных историй, в каком бы количестве он их не плодил.

Не всякий островитянин туп на ум и любит есть людей. Читателю предлагается наглядный пример самоотверженного туземца, взявшего на себя обязанность во всём помогать белому человеку. Он настолько прикипает к нему, что готов пожертвовать жизнью, если произойдут вынуждающие обстоятельства. То есть ему не требуется высушенный череп, а нужно самому быть рядом. В таком случае стоит согласиться с мнением, будто автор рассказывает сказки. Но почему бы и нет. Всё может случиться в нашем мире, в том числе и найтись добросовестный человек, лишённый пороков окружающего его общества.

Море уважает умелых людей. Лондон касается и этой темы. Южные моря — понятие собирательное. В их водах могут находиться все, кто того пожелает, даже не умей он ничего. Допустим, если человек умеет стрелять, оставаясь в остальном беспомощным, то какой из него получится моряк? Лондон прекрасно продемонстрировал, что моряк получится из него отличный, пусть он так ничему и не научится. Может Джек говорил о необходимости владеть чем-то определённым в совершенстве, тогда человека будут уважать, заранее зная о его плохой приспособляемости к жизни. Отнюдь не сказка.

Где-то в Тихом океане затерялись острова Питкэрн. Их населяет от силы пятьдесят человек. Они примечательны случившимся некогда рядом с ними мятеже на корабле «Баунти». Джек Лондон на свой лад написал продолжение истории, задействовав потомков мятежников, обязанных помочь горящему судну, проведя его до годного для ремонта места. Но где такое найти среди островов вулканического происхождения? Попробуй найти. Как бы не вспыхнул ещё один мятеж, не проявляй люди благоразумие. Правда есть и в подобной истории, о чём Лондон увлекательно рассказывает.

В сборник «Сказки Южный морей» вошли следующие рассказы: Дом Мапуи, Китовый зуб, Мауки; Ях! Ях! Ях!; Язычник, Страшные Соломоновы острова, Непреклонный белый человек, Потомок Мак-Коя.

2. «Любовь к жизни»

Нужно очень сильно любить жизнь, чтобы жить. Человек видит происходящее вокруг, из любви к жизни соглашаясь принимать действительность. Так и хочется возразить, блеснуть знаниями и образумить людей. А если человека поставить перед обстоятельствами, когда он один — наедине с собой, рядом с ним волк, а вдалеке виден корабль? Хуже условий быть не может. Поэтому не так-то уж и сильно нужно любить жизнь — ей ведь безразлично, кто хочет жить, а кто просто желает просуществовать от первого вдоха и до последнего выдоха. Находящийся рядом волк об этом не задумывается. Лишь человек продолжает верить в спасение, для чего ему нужно перебороть себя и добраться до корабля. И если он доберётся, то снова столкнётся с той действительностью, от которой он так хотел уйти. Ему уже не захочется возражать и доказывать личное мнение. Дайте человеку сухарей — он будет счастливее всех на свете.

Ознакомившись с такой историей, читатель настраивается на серьёзный лад. Джек Лондон расскажет ему о сильных людях, должных выживать ради личных интересов, чтобы смириться с жизнью и не казаться лучше того, кого они из себя на самом деле представляют. Но не все рассказы могут в одинаковой степени удовлетворить любопытство читателя. Всё-таки и у Лондона случались огрехи, как не превозноси Джека, он тоже мог рассказывать ради рассказа, изредка повторяясь и не давая определённых представлений о прочитанном. Однако, если сравнивать его подход с иными писателями, то перевес всё-таки останется на его стороне.

Лондон часто рассказывает про индейцев Аляски. Он может говорить о их настоящем, но вспоминает и прошлое. Надо понимать, когда-то индейцы не представляли возможностей белых. Они жили в своём мире, согласно заветам предков. И вот они стали вынуждены лучше узнавать пришельцев, вторгшихся в их мир. Сперва ими стали русские, оставившие после себя множество воспоминаний. Причём понять, хороших или плохих — нельзя. Лондон говорит о тех русских в положительных и порицательных историях. В случае данного сборника — индейцы негативно относились к русским.

Но не в отношении дело. Важнее другое — как индейцы приняли мир белых людей. Они не верили тем, кто побывал вне их земель. Описывая их впечатления в сравнительной манере, Лондон желал создать непосредственно у читателя впечатление реалистичности. Индейцы тех дней подобны детям, отрицающим возможность существования чего-то иного, кроме доступного их понимаю. И проблема в том, что понимать они могут только соотнося с им знакомым. Они не желали соглашаться со словами очевидцев. Но почему же, когда ушедшие возвращались, то их лица округлялись, а внешний вид был далёк от страдальческого?

Индейцы у Джека Лондона отличаются мироустройством, даже в случае их нахождения среди белых. Присущая им философия выбивает из колеи всякого, привыкшего к настоящему и не замечающему скрытых подтекстов. В такой ситуации оказывать влияние на воззрение может человек, лишённый предрассудков и сохранивший способность видеть истинную суть вещей. Если остановить мгновение и показать его белому человеку, тот увидит в нём настоящее, индеец же разглядит прошлое и предскажет будущее, поняв и то, о чём думает каждый, оказавшийся остановленным.

Не забывает Лондон и про животных. Вновь читатель знакомится с одним из представителей собак. Эти создания были представлены Джеком в разных ситуациях. Новый герой — волк с Аляски, попавший в Калифорнию, о чём никто, кроме него не знает. Основная суть рассказа становится понятной читателю, когда за ним является его первоначальный владелец, выкормивший и поставивший его на ноги сызмальства. Как теперь этому псу быть? Он может остаться в благоприятном климате, либо вернуться к суровым условиям, где легко окажется спасительным блюдом оголодавшего в снегах человека. Джек Лондон решает его проблему, с чем читатель может и не согласиться.

В сборник «Любовь к жизни» вошли следующие рассказы: Любовь к жизни, Бурый волк, Встреча в хижине, Путь белого человека, История Киша, Неожиданное, Путь ложных солнц, Трус Негор.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Наполеон Бонапарт возвращается. Он возвращается и возвращается. Наполеон возвращается, возвращается. Как быть, куда пристать? Наполеон передвигается, наверное передвигается. Он всё-таки передвигается, ему не оказывают сопротивления. Наполеон торжествует, он снова император французов. А где король Людовик XVIII? Он всегда рядом с читателем, его преследует писатель Луи Арагон, позволяя тому утопать в грязи, дабы продлить созерцание убегающего монарха. Что в это время делает Наполеон? Он открывает двери городов. Но тучи уже сошлись над ним, скоро Пасха, а значит вскоре последует разрядка.

«Страстная неделя» не является тем образцом исторического романа, на текст которого можно опираться и обогащать знания о прошлом. Описываемые Арагоном события являются его личной интерпретацией, можно даже смело говорить об экзистенциализме. Присутствие автора наглядно, его мысли переплетаются с судьбами действующих лиц и служат цели лучше понять былое. В своих изысканиях Арагон погружается в отдалённые времена и развивает повествование до дней ему близких. И ему есть отчего говорить таким образом. XX век по драматичности ничем не уступал предшествующему столетию, такому же богатому на социальные потрясения.

Французы устраивали революцию за революцией, каждый раз терпя крах и добровольно отдавая власть королю или императору путём народных голосований: Первая республика, Первая империя (во главе с Наполеоном I), Реставрация Бурбонов — Сто дней Наполеона I — Вторая реставрация, Июльская монархия, Вторая республика с переходом во Вторую империю (президент, затем император Наполеон III) и наконец Третья республика, просуществовавшая до 1940 года.

Арагон обо всех этих событиях должен был хорошо знать, поэтому не приходится удивляться, наблюдая за рознью людских взглядов внутри государства. Если и можно привести какой-либо пример сложившегося положения, то лучше гражданской войны подобрать определение не получится. Вчера человек мог бороться за Республику, чтобы завтра бороться против неё же, поскольку преданные одним идеалам быстро меняли приоритеты и становились роялистами, не гнушаясь послезавтра заявить о республиканских предпочтениях. Примерно в таком духе складывалось миропонимание французов, боровшихся вместе с Наполеоном до его первого воцарения, боровшихся потом против Наполеона по воцарении, вплоть до 1815 года, ознаменовавшегося возвращением Наполеона к власти.

Читатель обязательно запутается, но будет сочувствовать действующим лицам. Они не знают, ради чего им всё-таки бороться, когда их убеждения ничего не стоят и повергаются во прах вне зависимости от прилагаемых ими усилий. Арагон старается отражать события, опираясь на персонажей, чьими думами он сам завладел. На страницах, помимо вымышленных героев, живут настоящие исторические личности, вроде подвергшегося панике Людовика XVIII и влиятельных лиц периода Первой империи. Всем им суждены новые впечатления. Всё это Арагон пропускает через себя и позволяет читателю ознакомиться с результатом.

Именно при таком понимании «Страстной недели» появляется необходимость говорить об экзистенциализме. Автор не просто созерцает доставшееся его поколению, он пытается перенестись в прошлое, позволив действующим лицам размышлять о происходящих в обществе изменениях, настолько хаотичных, что они не могут быть объяснены ничем иным, кроме иррациональности.

Солдат всегда солдат, революционер всегда революционер — как не меняй понятия, настоящей перемены не произойдёт. Меняются цвета, форма и убеждения — общий же дух (добиваться мнимого блага) продолжит пребывать в неизменном состоянии. Как не интерпретируй прошлое — выводы окажутся временными, полезными для настоящего момента. Арагон увидел события возвращения Наполеона в отчасти правдивом свете, согласно сложившимся реалиям (ко времени написания «Страстной недели»).

Автор: Константин Трунин

» Read more

Никогда не переведутся акыны в прозе, они всегда будут присутствовать и заносить на бумагу ими увиденное. Хорошо, когда они это делают на злобу дня и отражают тенденции нашего времени, сохраняя для потомков исторические моменты. Чаще бывает иначе: акын в прозе говорит о личных впечатлениях и обо всём остальном, считая это уместным в формате художественного произведения. Уподобляется акыну и Дмитрий Мызников — его путь начинается в Санкт-Петербурге, а дальше читатель лишь гадает, куда главный герой повествования движется на самом деле.

Излагая впечатления, Дмитрий старается поразить читателя умением играть словами. Он превращает их из всем понятного в нечто несуразное, без всяких причин искажая, дабы поразить других таким своим талантом В привычном читатель находит скрытый смысл — о чём всё равно забудет, стоит продолжить знакомиться с текстом. Подобные трансформации подталкивают мысль автора, давая возможность повествовать. Дмитрий докопается до истин, выуженных им из неких источников, что позволило ему воссоздать родословную главного героя, причём в драматическом антураже.

Найти цельное и полезное в произведении Мызникова — задача из задач. Дмитрий отражает впечатления. Он говорит о северной столице, экскурсоводах, памятниках, салютах, белых ночах, даже о поляках. Может сложиться впечатление, будто автор воссоздавал на страницах образчик потока сознания, настолько его мысль мечется. Дмитрий так и не остановится, плавно перейдя от достопримечательностей Санкт-Петербурга к мелким городкам, куда главного героя занесёт практически случайно.

На новом месте становится легче автору и главному герою его повествования. Отныне Дмитрий лишён ограничений — он может рассказывать без оглядки на действительность. Но о чём говорить, если ориентир исчез? Мызников по своему воссоздаёт исторические события, делится занимательной информацией и показывает ещё одно умение — в окружающих человека предметах он видит проявление их начала.

Дмитрию суждено писать удивительные мелкие истории, наполненные магическим реализмом. Это хорошо заметно, если разделить текст произведения «По дороге домой» на части и забыть, что автор связал их в единое целое. Вместе они не смотрятся и фильтруются, как не имеющие важного значения. Только вот они весьма важны, но заперты в окружении увязывающих сюжет посторонних сцен.

Задача из задач продолжит довлеть на читателем всё время, покуда ознакомление с произведением не закончится. Вот книга прочитана, что дальше? Путешествие с главным героем протекало в меру сносно, если не учитывать манеру автора доносить до внимающего значение лишённых значения определений. Иного не останется, кроме этого. Мызников запомнится именно благодаря своему способу изложения, но очень скоро забудется, по той же причине.

Может показаться, будто произведение поделено на две части. Это действительно так. Первая — имеет содержание. Вторая — не имеет. Автор дописывал в спешке? или он потерял себя при желании довести размер текста до нужного объёма? Читатель продолжит внимать игре слов, но понимать далее изначально усвоенного перестанет. У Мызникова стёрлись границы реальности — он излишне погрузился в вымысел. В пути всякое может произойти, в том числе и потеря для окружающих. Приходится признать… Дмитрий потерялся.

Коли взялся куда-то идти, то иди. Не останавливайся, не взаимодействуй и не разговаривай с любопытными незнакомцами. В промежутках всегда скапливается сорный элемент, доставляющий дискомфорт. Если такое случится в пути, то избавиться от него затруднительно. Главный герой Дмитрия Мызникова чрезмерно поддавался впечатлениям, из этого и сложилось произведение «По дороге домой».

Автор: Константин Трунин

» Read more

Человек любит гадать о том, чего не знает. В средневековье страхи людей порождали разнообразных чудовищ, а далёкие земли им представлялись ещё более несуразными. Современный читатель принимает и понимает такое отношение к тому, о чём ныне он сам знает достаточно. А как быть с тем, что Антон Чехов в конце XIX века предпринял путешествие на Сахалин и увидел там ровно такое, отчего приходится признать заблуждения древних? Местные нравы были далеки от общепринятых, а коренное население побуждало держаться от него подальше, настолько неприятными в гигиеническом плане они оказывались. Таковым Сахалин некогда был, если Чехов не ставил целью рассказать более увиденного.

Читатель знакомится с путевыми заметками, лишёнными художественности. Изредка автор позволяет снизойти до беллетристики, дабы отразить беседы с людьми, но это случается редко. Чаще Чехов предпочитает делиться собственными размышлениями, приводить выдержки из документов и журналов, а также сухой статистикой, вроде помесячной средней температуры для каждого поселения или подробно переносит на страницы состояние медицины. Разбавляет повествование история острова, описание взаимоотношений России с Японией, наблюдение за гиляками и айнами, а также сетования на горький удел местных женщин, негласно уподобленных публичным с лишением всяких прав.

Из текста становится понятным, что Чехов поехал на Сахалин, дабы увидеть жизнь тамошних людей. Для этого он затеял проведение массовой переписи населения. Такой подход помог ему не только максимально охватить территорию острова, но и проникнуть в душу каждому встреченному человекe, начиная от власть имущих и заканчивая каторжниками и представителями коренного населения. Имея обоснованную причину для вторжения в частную жизнь, Чехов побывал везде. Для современников его труд мог и не иметь существенного значения, зато потомки ему должны быть благодарны, настолько скрупулёзный был подход у Антона Павловича.

Чехов не обличает действующую власть. Он и не озадачивался подобным. Перемены на острове когда-нибудь наступят в будущем. Пока же читателю приходится наблюдать за авторскими мыслями, пытающимися придти к промежуточному заключению по поводу увиденного. Население Сахалина мало продвинулось, скорее запутавшись и поддавшись необходимости жить в непривычных для него условиях. Нет ничего странного, что с острова всегда пытались сбежать, особенно зимой, когда лёд замерзал и добраться до континента не составляло проблем. Из-за этой особенности Сахалину так и не суждено было стать островом-тюрьмой.

Правдив ли Чехов? Сомнения касаются его рассуждений. Ход мыслей одного человека не может быть отражением действительности происходящих вокруг него процессов — он остаётся субъективным. Сделанные им выводы ныне оспорены быть не могут, если это вообще требуется. Пусть всё будет так, как описал Чехов. С такой же слепой верой потомки доверяются летописным свидетельствам, принимая их за правдивое изложение увиденного современниками тех далёких дней. Поэтому «Остров Сахалин» оспорим в ряде случаев, но в целом описанное Чеховым должно быть правдой.

Вне нравов Сахалина на острове существовала система для исправления каторжан. В данной части Сахалин похож на Россию. Любое наказание сопровождалось избиением плетьми, о чём Чехов в одной из сцен особенно живописует. В остальном же, Сахалин — это далёкое от всего место на карте, где люди проявляли безалаберность, не имея никаких целей, кроме единственной — коли попали на остров, им придётся смириться с судьбой и служить на его благо. Вне человечества и при суровых условиях начиналось зарождение жизни на Сахалине. Чехов застал его расцвет.

Автор: Константин Трунин

» Read more