trounin.ru

Кто стоит у власти? Да кто бы не стоял. Сыну Отечества он всегда отца родного заменял. А если над всем женщина стояла, значит она не отца — она мать родную заменяла. И всё тогда становится прекрасно, тогда желается пожить, ведь не получится с такими думами тужить. Есть властелин, пропой ему скорее оду, его дела помогут русскому народу. Он для того поставлен надо всеми нами, чтобы сладкими умащивать наш слух речами. Ему достаточно Россию над другими возвышать, за что его и будут восхвалять. Кому не хочется прекрасное увидеть, кто смотрит под ноги свои, того попросим поскорее с наших глаз уйти. Не надо портить впечатление от од: пример Сумарокова — лучший нам того урок.

О чём бы не писал поэт минувших лет, таких ныне не сыскать — таких теперь уж нет. Восхваляющего прошлое, видящего позитивное во всём, где такого сейчас мы найдём? Либо время тогда было краше во множество раз, ежели Сумароков так ушедшему истинно рад. Он хвалил Петра, удивляясь заслугам его, словно Русь из себя не представляла ничего. Покуда Пётр не взялся за страну, не подвёл Россию к Европы окну, в варварском состоянии она пребывала, к закату катилась и постепенно угасала. Всё это так, но с тем ограниченьем, если оду петь одним таким стихотвореньем. Сказать о торжестве Руси не мало можно добрых слов — похвалить мудрость княжествовавших некогда голов, но Сумароков не заглядывал далеко — Россию на ноги Пётр поставил, и больше никто.

Чем занять будни поэту? Почему бы не польстить главе государства? Спеть оду ему, ведь добрый отзыв — не признак коварства. Сравнить с древними властелинами государя своего, отразив рифмой успехи в политике, объяснив торжество. Кто при Сумарокове царствовал? Елизавета Первая, Екатерина Вторая: обе матери Отечества, думали о благе для страны, страной управляя. Жили миром — слава за то от людей, шли войной — за то и славили царей: всюду есть повод оду пропеть, слов прославляющих при том не жалеть.

Поздравить с Новым годом, на Тезоименитство сказать речь, годовщину восшествия на трон в красивые слова облечь, о дне рождения правителя поэмой отозваться, чтобы каждый мог твоим слогом любоваться. Не в том секрет успеха, чтобы только восхвалять — от назойливости правители могут и устать. Не знал Сумароков удержи, одаряя словами, не делая разницы между разными царями. Кому понравится, когда Елизавета матерью была, а после Екатерина то место заняла? Быть последовательным и помнить, что нельзя хвалить в одной поре, ибо не поверят тем же словесам, сказанных тобою об умершем царе. А может дело имело иной оборот — Сумароков верил, как верить мог подобному народ?

Задумаешься на досуге, решив, что Сумароков прав, позитивный настрой от него приняв. Лучше с радостью смотреть на события в мире нас окружающем, чем унывать, словно в государстве живёшь умирающем. Как ты думаешь, так думать следует многим, о благости мыслить, о том, как много мы стоим. Не мыслить о плохом — плохое оставим другим, происходящее радужным воспринимать хотим. Допустим прекрасное в будни, не станем серчать, было бы от чего нам унывать. Посмотрим на главу государства, теперь Федерации, давно не царства, плохих мыслей не скажем о нём, представим его трудящимся ночью и днём, заботящемся о благе каждого из нас, готовящего о свершении очередного блага указ. Кто бы не стоял наверху, для того он и стоит — плохого не сделает, народ за то его не простит.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сама по себе идея ничего не стоит, если она не обрамлена изрядным количеством текста, назначение которого состоит в том, чтобы человек его отсеял, усвоив лишь идею, иначе задуманное не будет принято, выветрившись из головы. Но текста не должно быть излишне много — идея в нём утонет, лишившись требуемого ей внимания. Если такая мысль понятна, то всё прочее будет критической заметкой на произведение Инны Кублицкой «Карми», созданного ради отражения авторских фантазий и утопленного в обильном словословии.

«Карми» — это фантастика ближнего прицела. Вполне в духе братьев Стругацких, пиши они в жанре фэнтези. Человечество вырвалось за пределы Солнечной системы, по Вселенной разлетаются корабли первопроходцев. В глубинах необъятного космоса обязательно должны существовать гуманоиды, ибо иного развития жизни человек не мыслит. Сторонником таковой концепции является и Инна Кублицкая, представившая для посланников Земли в распоряжение планету, населённую полным подобием землян, только отстающих в техническом развитии. Дальше случается авторский произвол, должный заинтересовать девичий пубертат.

Пусть действие завязано на принцессе, на планете имеются влияющие на навыки артефакты, но нет необходимого фантастике отражения реальных затруднений человеческого социума. Когда фантастика создаётся ради расписывания красок неведомых миров, что преследует автор? Рассказать не знаю о чём, сославшись не знаю на что и заставить выполнять не пойми какие поступки, — не есть лучшее представление о данном литературном направлении. Долго живёт та фантастика, на страницах которой словно эзоповым языком писано: читателю требуется провести параллели и увидеть умение писателя раскрывать проблемы своего времени, задействовав для того иносказание.

У Кублицкой подобного нет. Инна создаёт картинку, описывает её и переходит к следующей. Она не предлагает читателю взглянуть на изображаемый мир изнутри, заставляя его оставаться сторонним наблюдателем. А как же идея совместить техническое превосходство и фэнтезийный сюжет? Кублицкая не первая. Нечто подобное отразила на страницах своих произведений американский фантаст Энн Маккефри, заменив ближней прицел настолько далёким, что воспоминания о Земле были приравнены к мифическим сказаниям.

Смогут ли у Кублицкой люди оказать влияние на происходящее? Они ещё не достигли необходимой степени превосходства. Технический прогресс вступит в сражение с прогрессом ментальным. Читатель желал бы видеть именно подобное противостояние на страницах «Карми», чтобы мощь техники столкнулась с силой мысли, а после уже механизмы получили доступ к ментальным способностям и заявили о собственном праве на доминирование.

Не понесло ли разговор в сторону от таких суждений? Приходится признать правоту осуждения. О книге Кублицкой сказано более, чем достаточно. Остаётся говорить об иных чаяниях, не нашедших места в фантазиях Инны. Впрочем, по силам ли Кублицкой отразить желаемое? Допустим, она будет мыслить в сходном направлении. К чему это приведёт? К тому, что задумка утонет в словословиях, не доставив читателю удовольствия.

Не будем излишне строгими. «Карми» — первая опубликованная книга Инны Кублицкой. Не каждый писатель в начале творческого пути способен создать даже такое произведение. Но не будем и выражать восхищение, посоветовав Инне пользоваться методом Экзюпери: написав четыреста страниц, редактируем текст и оставляем двести. Важен не размер, а сообщаемая читателю идея. Читатель должен ценить каждое предложение, а не проглатывать пустое содержание страниц. Когда книга будет прочитана, то она не должна быть забыта. Это трудновыполнимая задача, однако к её выполнению должен стремиться каждый писатель. И тогда придёт успех человека, чьи работы переживут века.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Переводы Фонвизина имели малое значение для русскоязычного читателя. Денис выбирал не тот литературный продукт, который мог быть востребованным. Трудно найти информацию не только о произведениях, но и об их авторах. Не скажешь, какой именно Кригер написал «Торг семи муз», совсем ничего неизвестно об авторе «Сиднея Силли», почти никак не воспринимается творчество Поля Битобе — важного деятеля, переведшего для европейцев героические эпосы Гомера. Само содержание произведений данных писателей ставит под сомнение полезность их вклада в беллетристику.

С баснями Гольберга ситуация обстояла иначе. Хоть Гольберг и поныне никак не воспринимается ухом русскоязычного читателя. Предложенный набор из 225 басен мог иметь важное значение для зарождения в России интереса к коротким завуалированным поучительным историям. На этом фоне не получается в должной мере воспринимать купеческий вояж посланниц Юпитера, в виду отсутствия явного нравственного смысла. Фонвизин решил показать читателю, каким спросом пользуется среди людей приобретение чести. Занимательно и в чём-то полезно, но форма подачи материала не та. Тут требовалась не сухая проза, а нечто в сопровождении музыки.

Про «Сиднея Силли» лишний раз лучше не говорить. Эта английская повесть несёт разрушительный вклад в понимание деятельности Фонвизина. Денис был молод и брался за ему доступное. Лишь при таком подходе получается оправдать его стремления. Остаётся пожурить составителей собрания сочинений. Сам Фонвизин не имел возможности предоставить информацию для итога своей деятельности. Когда собственные работы игнорировались обществом, оставалось браться за нечто нейтральное. Поэтому приходилось растрачивать силы.

Значительнее прочих выглядит перевод Фонвизиным «Иосифа» Поля Битобе — крупного произведения, рассказывающего о библейских временах. Следует оговориться, или Битобе так писал, либо Фонвизин усложнил понимание текста. Читателю приходится тонуть в словах, не понимая главного — о каком именно Иосифе рассказывает автор. Осознание приходит посредством вчитывания, но сомнения продолжают оставаться. Не разойдутся воды Битобе перед читателем, как перед Моисеем. Не будут изгнаны они, как перед Иисусом.

Причина сложного понимания «Иосифа» — форма подачи. У Битобе это произведение обозначается поэмой в прозе. Следовательно, Фонвизин стремился к тому же. Читатель, знающий о возникающих затруднениях при знакомстве с античной стихотворной литературой, испытает подобное и при знакомстве с «Иосифом». О ритмике говорить не приходится: текст доступен читателю в той же прозе, написанной под влиянием произведений авторов Древнего Мира.

Битобе не продвигал повествование, продолжая описывать необходимые ему сцены. Действие не развивалось, и читатель продолжал гадать, кому более уделять внимание. Уж не тому ли персонажу, под которым желается видеть Моисея? Или тому, кого так и хочется заподозрить в качестве несостоявшегося отца Христа? Поэтому предлагается оставить попытки понять произведение, учитывая и то, что подобное наследие Фонвизина почти никого не интересует.

Подводить итоги рано. Фонвизин продолжал творить, не ограничиваясь переводом литературы. Он постоянно сталкивался с необходимость думать над поступками, поскольку не приветствовалось открытое выражение мыслей. Оставалось искать тех людей, чьи слова уже прозвучали, чтобы их сделать достоянием русскоязычного читателя. Переводчика редко ловят за руку, чем необходимо пользоваться, снимая таким образом любую ответственность за собственные мысли в тексте, на языке оригинала отсутствующие. Без дополнительных пояснений или целенаправленного поиска несоответствий — тяжесть за слова ляжет на плечи не подозревающего о том автора.

Таков ранний Денис Фонвизин. Всё у него впереди, в том числе и заграничные путешествия. Узнать предстоит о многом, как и расцвести слогу.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Начало литературной деятельности Дениса Фонвизина относится к переводу и адаптации басен Людвига Гольберга. Всего было переведено 225 басен, учитывая последовавшие редакции. Сами басни схожи с набором максим: они небольшого объёма, содержат рассказ и дополняются его объяснением. Читателю остаётся усвоить нравственное наставление, не прилагая усилий к осмыслению текста. Этот труд повлиял на мировоззрение Фонвизина: человеку нужно быть человеком, а звери пусть остаются зверями. Нет лучшего примера для отражения пороков, нежели иносказательно их перенести на братьев меньших, которые начинают себя вести подобно зверям, хотя в действительности воплощают собой тот идеал, к которому человек должен стремиться.

Оглашать содержание всех басен бессмысленно, проще переписать заключительные предложения каждой из них. Мораль их более проста, нежели кажется. И вместе с тем, в них изобличаются человеческие заблуждения, являющиеся причиной отрицательного взгляда на жизнь. В качестве примера допустимо привести авторское наставление из одной басни, согласно которому становится ясно, что нет такого места, где человек обретёт счастье, поскольку везде живут люди, а значит горе всюду однотипно. Это излишне утрированное мнение, однако станет бальзамом для тех, кто стремится в лучший из миров, где его и ждёт нечто положительное, да ждёт скорее лишь в мечтах, а не в действительности.

Желающие делать благие дела, думая, как к ним хорошо станут относиться люди, в аналогичной мере познают разочарование, ибо сколько не делай хорошего, тебя всё равно будут гнать отовсюду, словно ты ничего доброго не совершал. Ещё будет хуже тем, кто станет льстить людям сильнее его, надеясь обрести их благосклонность совершаемыми специально для них действиями. Нужно быть преданной собакой и принимать собачье к себе отношение — лучший рецепт для понимания настоящего человеческого счастья.

Надо раз и навсегда усвоить — общество жестоко обращается с людьми. Причина в том, что общество состоит из честных граждан, чем пользуются разного рода хитрецы. Таким образом, общество становится основной причиной проблем, не имея необходимых инструментов для исправления таковой ситуации к лучшему. С другой стороны, хитрецам удобнее управлять именно послушными людьми, чья тяга к справедливости превращает их в кротких овец. Посему кот будет притворяться невинным и пожирать доверчивых мышей, а лиса представится недотрогой, чтобы устроить разор в телеге со снедью поверившего ей купца.

Привык человек доверять людям, надеясь на их честность. А честности по отношению к человеку никто не стремится проявлять. Осёл может прикинуться доктором и лечить будто бы верными средствами, не имея возможности вылечить, так как не смыслит в медицине. А если у некоего козла есть борода, рога и обилие гонора, то таковое животное допустимо назвать философом? Почему бы и нет. Человек привык верить, раз за разом обманываясь.

Стоит ли от этого сокрушаться? Человек — это человек. Другим он быть не в состоянии, как внутренне, так и внешне. Об этом можно говорить, даже допустимо пытаться изменить, заранее понимая бесполезность данного мероприятия. Ежели человек родился — ему полагается принимать происходящее с ним без возражений. Имел определённый замысел произойти случившемуся, значит не требуется искать лучшей доли.

Читателю позволительно обвинить Гольберга в следовании соглашательству. Откуда появятся стремления, если каждая басня призывает к кротости? Почему-то действует обратный эффект: вместо смирения человек приходит к мнению о необходимости борьбы ради лучшего для человеческого общества. Но не противоречит ли это разумному пониманию человеческой природы? Или является побуждающим мотивом к осуществлению того, чего нет, но наличие чего желается? Такая борьба обречена на провал. Впрочем, это способствует поддержанию в обществе желания к благим переменам. И не важно, что сии перемены ведут к обратному эффекту.

Малая порция морали от Гольберга усвоена. Об иных моментах пусть скажут другие.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стихотворение — игрушка для поэта. Оно пишется, когда щемит грудь от чувства без ответа. И пишется оно о самом дорогом, в радость или грусть облекаясь притом. Любой поэт способен рифмовать без конца с жаждой творчества мало познавшего юнца. Но совсем уж редкий поэт берётся за форму большую, очень трудную и потому не простую. Фонвизин брался — сил не щадил, малую форму он стороной обходил. Ему важна не красота строки была, он стих содержанием наполнял всегда. Не много их таких дошло, два законченных и столько же незаконченных всего. Доброе наставление оставил Фонвизин нам, об этом он всю жизнь в прочих произведениях говорил сам.

Попробуй, читатель, одолей басню «Лисица-Кознодей». Закрой глаза на реалии суеты, почувствуй себя человеком из толпы. Ты не видишь того, что видеть должен ты. Почувствуй себя розой, вкруг тебя цветы. Над тобою садовник, в руках его нож. Он ласково смотрит, любит тебя всерьёз. Тебя не трогает он, но он срезает других. Ты думаешь, что такая судьба у них. Садовник — царь, властелин над цветами: ему положено добродетельным быть, говоря между нами. О чём пошёл бы дальше сказ? Об оставшихся от розы лепестках.

Теперь иной момент представим — льва над зверями мы поставим. Какой же лев могучий, как красив, как смотрит он, как горделив. О нём хорошее и ничего плохого! Лев не мог совершать прежде злого. Так ли это? Или заблуждается лиса? А может не так видит мир она? Зачем возносит льва в стихах? Не вспоминает лес, возросший на костях. Зверей не помнит, растерзанных жестоко, причём без всякого на то деяние прока. Ослабла память на вельмож, от имени льва на живую содравших множество кож. Даже слон в полях скрылся, испугавшись расправы, а бобра поборы разорили с его же переправы.

Не надо притворяться недалёким умом, чтобы не понять, писал Фонвизин о ком. Без пощады, в форме басни, словно примут его сказку за происходящие в зверином царстве страсти. Такое возможно, если лев над животными поставлен: он же — лев! Его лапою всякий и должен быть придавлен. В мире людей всё иначе, конечно. Человек не ведёт себя так беспечно. Ну а кто не понял, пусть вспомнит о розе, или изложить не в стихах, а доходчиво в прозе?

Такая жизнь. Иной она не будет. Тому существование человека доказательством служит. Обирает он себе подобных, не думая смущаться. Он — человек, не ему быть другим стараться. Писатели знают и пишут об этом, будто чёрное окрасится белым цветом. Отнюдь, такому не бывать. Пора сие в качестве нормы бытия принять. Наставляй людей или давай им советы — никто не послушает, никому не нужные эти заветы. Но Фонвизин старался, ратовал он за благое, «Послание к слугам» составил простое.

Человеку счастье требуется ночью и днём, мыслью такой о сём Послании начнём. Для чего людям счастливыми быть? Работать, детей воспитывать и просто жить? Давайте заменим в воображении человека овцой и представим, как выглядит овечий покой. Представили! И оказалось, что нелегка — жизнь присматривающего за стадом пастуха. Но пастух не будет убит, его не съедят: шкура его не станет украшением чьих-то палат. А вот овцы — их обманом взрастят, но все же накормят, и вот они спят. Жизнь не так тяжела для овцы, её жизнь — человека благие сны.

И вот пробудился человек ото сна, и вот он понял: он — не овца. Он хуже, ему нужно заботиться о себе самому, чтобы быть должным, да не пастуху одному. Каждому должен, под кем он стоит. Никто его не поймёт, никто не простит. Он — жертва обмана. Он сам обманул. Кого? Кому в должном объёме положенное не вернул. Все обманывают — без обмана нельзя обойтись. Такова, к сожалению, человеческая жизнь. Обман ширится — растёт, кто снизу — в конечном счёте обманывает через посредников господ. Деньги кругом, без них не прожить. И пастуху деньги нужны — свою семью кормить.

Таковы мысли Фонвизина кратко — об этом он чаще прочего писал. Не всё стало достоянием общественности — о чём-то современник Дениса не узнал. Слагал Фонвизин «Послание ямщику», слагал «К уму моему» — их назначение осталось ясным ему одному. «Эпиграмма» дошла в пару строк. Вот и всё, чем потомок насладиться смог.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пётр рубил окно в Европу не с целью обрести цензуру, но, вместе с ценностями западной цивилизации, в Россию пришла практика допуска людей только к определённой информации, не способной подорвать доверие к действующей системе государственного управления. В случае России всё получилось ещё проще — русские не привыкли стремиться к большему, предпочитая обходиться минимумом из им нужного. Сказать об этом населению страны позволительно, да редкий человек адекватно воспримет информацию подобного рода. Проще не оглашать мыслей, делясь ими со столом. Сказав за жизнь чрезмерно лишнего, Фонвизин оказался в опале, вследствие чего ряд произведений не увидел свет при его жизни. К числу таких относится пьеса «Выбор гувернёра», повествующая о трудностях на пути к действительно полезным знаниям.

Читателю предложена проблема — родители желают выбрать для ребёнка учителя. Их выбор между образованным человеком, желающим преподавать полезные науки, и неким французом, предпочитающим строить из себя лизоблюда и умеющим научить других точно такому же искусству. Решение кажется очевидным — родители пожелают выбрать образованного учителя, их сын тогда будет иметь вес в обществе и не запутается в хитросплетениях прогрессивных взглядов. Однако, в обществе таковые люди вес иметь не будут. Их скорее уподобят отщепенцам и выставят за пределы страны, нежели станут терпеть среди благородных граждан.

Не латыни полагается учить детей, танцам и вежливому обращению к родителям. Прочее не требуется. Читать ребёнок не обязан, как и блистать знаниями. Поэтому выбор падёт на французского гувернёра — человека вовсе без образования. Как такое может быть? Является ли оправданием этому действие произведения в XVIII веке? Если Фонвизин задался данной проблемой, значит в головах знати наметился перелом. Общество лишь сквозило через петрово окно. Не сбылась мечта прорубившего его человека, поскольку оное нужно было закрыть сразу по достижению должных результатов, чему помешала смерть Петра.

Остаётся смеяться над действительностью. Не зря жанром пьесы обозначена комедия. Причём комедия открытая — высмеивающая нравы общества. Фонвизин давил на больное место, ничем не прикрывая предлагаемое действие. Оценить подобное литературное произведение могли в одностороннем порядке, применив к автору любой из доступных способов наказания, вплоть до ссылки и даже казни. Человек и тогда имел право говорить, что ему хочется, но с осознанием необходимости принять ответную реакцию на тех же условиях — с ним поступят так, как сочтут нужным.

Разумеется, такие мысли — реакция понимания сверх возможного развития истории, случись Фонвизину вольно обращаться с имевшимся у него материалом. Не он первый попал под опалу, и не только правдорубы удостаивались монаршей немилости. Нельзя говорить прямо — нужно найти способы прибегнуть к иносказанию. Допустим, сослаться на чьё-то произведение, будто бы ставшее источником определённого рода информации, хотя оно только способствует появлению определённых мыслей, никак не содействуя их формированию.

Люди старых взглядов, подобные родителям из «Выбора гувернёра», редко знакомятся с проблемами. Они живут согласно прежним представлениям, за осуществление которых боролось их собственное поколение. Посему им предстоит отстаивать кажущееся им правильным. Ежели не ценится в обществе наука, значит нужно выбирать самое приятное, то есть танцы. Пусть ребёнок останется недорослем, может он когда-нибудь осознает заблуждение своих родителей. Разве читатель не согласен с таким утверждением? Редкий человек не ставит родителям в вину огрехи, допущенные при воспитании и последующем доступе к образованию.

Кто желает учиться — выучится. И пожелает изменить имеющееся, сделав выбор за других.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Перевод — такая штука: переводить прозу прозой — мука, переводить стихи стихами — задача не из простых, но не знает поэт трудностей таких. А если опыта в литературе мало при том, изменить содержание под себя сможет и тот, кто опытом обделён. Фонвизин не из простых переводчиков был, он текст иностранный под нужды русского читателя подводил. Он сокращал, меняя временами суть, порою иным образом слова слагал, под удары современников подставляя грудь. И выходило из-под пера его такое, отчего бы у автора лицо посерело, стало злое. Такие времена бывали в годы прошлых лет, тогда не мог автор ждать оправданий от переводчика в ответ. Всё это присказка, а сказ ушёл вперёд, переделка «Сиднея» Грессе от Дениса Фонвизина читателя ждёт.

Ту комедию Фонвизин назвал «Корион», в театре её ставил, но никогда не публиковал её он. Она о том, чего смущалась действующая власть, о нужде крестьян Фонвизин выговорился всласть. Что крестьяне собой представляли? Во-первых, работать они не желали. Во-вторых, не нравились им поборы рту одному. В-третьих, сия проблема не интересна никому. И что же помещик Корион? Зачем ему понадобился традиций слом? Нет покоя ему, желает отпустить крестьян. Но если отпустит, за чей счёт дальше будет жить он сам? Задал себе проблему Корион, будучи проблем лишён — из ничего измыслил горе, не может пребывать в покое.

Зачем такому человеку счастье? Разве счастье, когда за окном ненастье? Разве можно спокойно чувствовать себя, если страдания людские видишь из окна? Пока один стоит над всеми господином, поставленный над ними высшим властелином, имеет право мысль иная появиться, чтобы от устоявшегося чем-нибудь забыться? Не подвластно человеку право на то иметь, для него сие право означает клеть. Коли поручено почивать за счёт других, выполняй долг для государства без мыслей о том иных.

Но Корион не мог терпеть, не выносил чувств посаженного в клеть. Он мыслил освободиться от тягостных забот, и лучше яда для решения проблем он не найдёт. Чем примечательным такое мнение Фонвизину казалось? Что с Корионом в итоге сталось? Не умер он. И не умрёт. Пусть такой помещик далее живёт. Сторонник крайних мер, пытатель собственных желаний, создатель тела мук и для души страданий, понять не сможет долг Отечеству, порученный ему, как честный гражданин, к своему стыду, решится понимать тюрьмою поручение царей и начнёт считать количество до смерти ему оставшихся дней.

Пойти против большинства — гласит строка Фонвизина стиха. И в чём Денис увидел волю многих? Где он увидел множество голов стольких? Их было меньше — унижателей толпы, если смотришь на проблемы в масштабах всей страны. Не о том слагал комедию Фонвизин нам, он показал довольно, чем доволен оказался сам. Крестьян приниженных Денис обозначил быт, показав, что человек подневольный не всеми забыт. Есть ответственные люди — они человеки, готовые скинуть с крестьян иго порученной над ними опеки. В том смысл существования некоторых представителей рода людского, без желания осуществления перемен они не протянут много, пойдут на баррикады: возопят! А то и тихо, чтобы не мешать, спокойно примут яд.

Как бы не не хотелось жить, о жизни трудно при жизни забыть. Отойти от всего — не решение проблем, нужно жить, ибо живёт человек не затем, ибо живёт для поддержания достигнутого всеми, чего желали предки, стремления к чему потомки оценить не сумели. Яд не решение — выпейте лучше воды. Выпейте и задумайтесь, решение менее радикальное проблемам постарайтесь найти.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Познание — это соотношение одного с другим, ибо всё относительно. К познанию можно отнести соотношение собственных взглядов с представлениями других людей. Речь не о выработке общей позиции, а о создании новых точек зрения. Истинно мудрый человек не стремится придерживаться выработанного им мнения, он постоянно преобразует его, допуская вкрапления чуждых ему идей. Так не появляется застой во взглядах, мысль прогрессирует, за счёт чего человечество постигает до того непонятные прежде истины. Это идеальное представление о должном быть пути познания. В жизни людей иначе — мало кто способен принять чужое, хотя бы в малом отказавшись от выработанных им убеждений. К числу категорически настроенных к чужим знаниям относился и Готфрид Лейбниц, однако он желал говорить о познании наравне с другими, чем он и занялся при написании четвёртой книги «Новых опытов».

Лейбниц задался целью иметь беседу с Локком, оной не добившись. У него были адресаты, которые имели связь с Локком, поэтому переписка между философами всё-таки присутствовала, но не в том объёме, чтобы говорить о её обоюдной полезности. Англичане не интересовались мыслями немцев, поэтому диалог между ними отсутствовал, следовательно — противоречий они друг к другу не имели. С 1696 года Лейбниц шёл к идее создания «Новых опытов», наконец-то взявшись за их написание в 1703 году. Проанализировав содержание трудов Локка в трёх книгах, он приступил к основной части, где имел желание рассказать о познании.

Может Лейбниц устал от монотонных размышлений? Если человек не допускает разнообразия, его мысли превращаются в рутину. Для «Новых опытов» полагалось уделить порядка пяти лет, чтобы со свежей головой комментировать параграфы чужого труда. Лейбниц плодотворно работал в течение года, так и не закончив, утратив мотивацию после смерти Локка. Ежели более не с кем будет полемизировать, значит нужно искать иных собеседников. Следовательно, редактуры Лейбниц не производил, оставив текст в записях без изменений. Потому приходится внимать излишнему набору слов, предназначавшихся вниманию одного Локка, и никак кого-либо ещё.

Как Лейбниц видел познание? Следует забыть о простоте Декарта. Сперва интуиция, после применение силлогизма и включение в процесс проницательности: получается многоступенчатая система. Что даёт такое понимание познания? Ничего. Лейбниц решил усложнить и поговорить о том, чему не требовалось раскрытие. Он не посчитал нужным остановиться на интуиции, продолжая уже саму интуицию разделять на составные части, придавая получаемым частям вид самостоятельных фрагментов.

Прочие думы Лейбница коснулись следующих тем: как далеко простирается человеческое познание, о реальности данного познания, об истине, о достоверности предположений, об аксиомах и максимах, о бессодержательном, о познании бытия Божия, о существовании других вещей, о способах усовершенствования познания, о суждении, о вероятности, о степенях согласия, о разуме, о вере, о религиозном экстазе, о заблуждении, о разделении наук.

О многом говорит Лейбниц, осталось понять — зачем это ему потребовалось. Рассуждать, что все части целого дают одно общее, и никогда не дают более или менее положенного, как и рассуждать о лжемудрствованиях софистов, означает вести философию к вырождению, поскольку всё рождается для смерти, в том числе и предметы, кажущиеся вечными. В конце хорошо выстроенных суждений всегда имеется их губящий момент. Проще говоря, излишнее стремление понять суть Универсума, ведёт к отрицанию существования самого Универсума. И Лейбниц, решая дать представление о человеческом разумении, пришёл к заключению об отсутствии у человека разумения, либо к такому выводу пришёл потомок, решивший узнать думы Лейбница об этом.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что было в начале всего? В начале всего было слово. Какое это было слово? Это слово было именем нарицательным. Человек отличается от животного тем, что умеет осознанно произносить слова. Поэтому слово для человека имеет важнейшее из значений, поскольку без него не выразишь мыслей, следовательно не поделишься с людьми идеей. Не умея делиться идеей, человек уподобляется животному. Нет нужды владеть большим количеством слов, достаточно минимального их набора. Некоторые народы умеют придавать одним и тем же словам различные оттенки и тональности, заставляя их звучать полнее, а значить больше, нежели нести единственное определение.

Готфрид Лейбниц считает — раньше существовал общий язык. Теперь языков много, слова звучат по-разному, однако имеют сходные значения. Извращённые по звучанию, они сохраняют прежнюю важность. Понимать слова можно иначе, нежели то должно быть. Если некогда ныне знакомое слово означало определённое понятие, со временем оно утрачивает с ним связь. Достаточно взять имена людей, теперь ничего не подразумевающие. Никто не задумывается, допустим, об имени Цезарь, коим нарекали детей, рождённых с помощью чревосечения, а после без связи с оным. Само слово Цезарь в ходе различных изменений стало означать совершенно иное, вроде прозваний ряда власть имущих титулов.

У одного слова в разные периоды человеческого существования возможны различные трактовки. Понимая язык классической латыни, латыни Ньютона или латыни XXI века, можешь легко ошибиться, принимая значение слова с близким собственному пониманию смыслом, тогда как под ним подразумевалось иное. Это способствует формированию ложных представлений о прошлом, не позволяет строить правильные предположения в настоящем и создаёт проблемы для будущих поколений. Изначально вложенный смысл в итоге оказывается утерянным.

Сказанное тут — кратко объясняет содержание третьей книги «Новых опытов». Готфрид Лейбниц не мог ограничиться тремя абзацами, ему требовалось больше места для выражения накопившихся у него идей. Но о чём бы он не вёл речь, всё равно это сведётся к трём ранее обозначенным абзацам данного текста. Лейбниц желал на примерах объяснить ход своих рассуждений, для чего взялся рассуждать о названиях простых идей, смешанных модусов, субстанций, слов-частиц, абстрактных и конкретных терминов.

Ход мыслей Лейбница способствует формированию мнения, будто современники Готфрида многого из его слов не понимали. А вот далёким предкам его мысли понятны без лишних объяснений. Посему не каждый поймёт, зачем Лейбниц так глубоко старался разобраться во вроде бы понятном. Впрочем, не факт, что было бы понятно, читай потомки труд Лейбница в оригинале. Стоит отметить старания переводчика, сделавшего речи Готфрида понятными для современного читателя.

Слова не могут быть совершенными, ими любят злоупотреблять. Нужно ли стараться исправить ныне царствующие заблуждения касательно данных несовершенств и злоупотреблений? Лейбниц предлагает решение. Читатель может с ним не согласиться. Если нельзя добиться единого мнения людей, тогда и предлагаемая современная трактовка не найдёт одобрения, отразив чьё-то частное мнение.

Слова способствуют познанию человека. Без их участия нельзя говорить о человеческом разумении. Сами слова не настолько просты, чтобы к ним иметь определённое отношение. Каждое из слов содержит множество значений, опираясь на любое из которых человек может сформировать какое ему угодно предположение. Необходимо вернуться к идее многовариантности возможностей, при попытке познать составляющие Универсума. Само слово Универсум может подразумевать разное, раскрываясь для понимания с помощью определения, состоящего из других слов. Легко запутаться и впасть в заблуждение.

Автор: Константин Трунин

» Read more