trounin.ru

Если судить по дате написания, над романами «Борьба за мир» и «В стране поверженных» Панфёров начал работать в течение одного и того же года. За обе работы он снискал Сталинскую премию, но не более второй и третьей степени. Найти объяснение этому не трудно. Прежде всего, а иначе считать не получается, Фёдор был писателем от личного представления о происходящем. Быть может оно и не так, для чего надо лучше ознакомиться с его биографией. Но если заводы он посещал, то участия в боевых действиях принимать не должен был. Зачем ему, главному редактору журнала «Октябрь», быть военным корреспондентом? Однако же, написать про войну он посчитал необходимым. Поэтому взялся излагать своё представление на страницах романа «В стране поверженных». Общий фон повествования сочли приемлемым, значит обошлось без нареканий. Но читатель должен был понимать, насколько изложенное соответствовало действительности только в общих представлениях.

Панфёров не щадил проигравшего войну противника. Теперь о нём можно говорить в любых уничижительных словах. Обвинить во всевозможных грехах, будь они подлинными или надуманными. Можно отказать противнику в храбрости, сделать его тщедушным и слабовольным. За такое даже похвалят. Говори Фёдор так в годы войны, ему бы указали на недопустимость такого отношения к противнику, дабы не вносить разлад в мотивацию советских людей. Враг был стоек и решителен, поэтому сломить его сопротивление не так-то легко. И поэтому надо прилагать ещё больше усилий и стараний, не жалеть жизни, лишь бы продолжать сламывать его самоуверенность. Теперь же, после капитуляции, пусть враг кажется жалким и низким. Да и всё чаще вскрывались факты творимых прежним противником зверств, особенно в лагерях смерти. Панфёров это особо выделит, показав, из чего делали кожаные вещи: даже не используя для этого евреев, предпочитая русских солдат.

Роман вышел неоднородным, без чёткого плана. Ясно было одно — продвижение советских войск к Берлину. Прочее стало дополнительными деталями. Фёдор концентрировал внимание читателя на природе, заставлял действующих лиц много вести бесед, неизменно подводя всё к скоро должной закончиться войне. Расскажет читателю про Польшу, где каждый считался за немецкого раба. В действии появится много немецких шпионов, подлинно доблестных, но ни один из них не добьётся желаемого, каждый будет легко и без особых усилий ликвидирован. Так Панфёров стал вести читателя по «стране поверженных», всё ближе подводя к Берлину.

Читатель волен спросить. Почему, при таком обилии книг, нет той информации, которую он начнёт узнавать спустя шестьдесят лет? И то при совсем иных обстоятельствах, связанных лишь с тем, что на едва ли не тех же землях повторится ситуация, напоминающая о прошлом? Знай такие детали, советские писатели — современники тех дней, могли написать подлинно пронзительные романы, отобразив все сопутствующие тому психологические аспекты. Разве только то было неудобной правдой, о которой не следовало сообщать населению. И без того хватало доказанных зверств со стороны противника, чтобы его ещё более не расчеловечивать. Да вот за давностью лет читатель уже не имеет склонности тянуться к книгам советских писателей, не находя там новых известных ему обстоятельств былого. Оттого и не знаешь, как воспринимать книги того же Фёдора Панфёрова, словно вынужденного замалчивать иного рода информацию. Либо, можно судить иначе, то было известно каждому, и повторялось изо дня в день, отчего этому не нашлось места на страницах за ненадобностью, и со временем забытое.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Отчего бы, братцы, не писать стихи? Вот поёт душа, начинаешь ты писать. Пусть по качеству они плохи, да не станут осуждать. Тему жизненную найти надо для стихов, и приступай к написанию. Покажи за пример, на что ради этого пойти был готов. Найди друзей для чтения за компанию. И не беда, коли в чём-то есть заблуждение, лишь бы строчка оставалась верна. Отпустишь после ты своё творение, сам притом понимая, сколь рифма скверна. Пиши о важном! О важном пиши! Обсуди во строках историю партии. Не громко так, незаметно в тиши. Получишь на успех ты гарантии. Вот пример вам Александра Яшина — журналиста, прозаика, поэта. От поэмы его пускай голова обескуражена, но получил ведь он Сталинскую премию за это.

Алёна Фомина — героиня творения. Девицей справной была. Слушай её подряд измышления, зачем и куда её партия вела. Куда вела партия народ Союза, решения принимала какие, сколь тянула на плечах своих груза, проблемы решая мирские. Всем укажет место товарка Фомина, и войне придаст правильный в направлении ход, ведь в чём бывать могла бы вина, того и судьба быть наказанным ждёт. А уж коли кто на колхоз скажет криво, ему некуда станет бежать, припомнит ему грехи все партия живо, и подскажет, как закон надо чтить-уважать.

Но читатель иное себе присмотрит в сюжете диво. Вот возвращаются солдаты с военных фронтов. Хотят они праздника, покоя и пива, не принимая никаких в возражениях слов. Подвиг свершили, медали на грудь, орден вперёд себя понесут. Говорят, мол, любезен побудь, я тебя поважнее, знаешь ли, тут. Эка важная птица, ему скажет Алёна, поганая та видать заграница, коль бравада сталась хвалёна; ты медали свои не кажи, ты покажи в себе человека, иди пока полежи, дитя не нашего века. И что ей на то противопоставить смогли бы? Ожидали покоя и пива. Как им пойти против Алёны, этакой глыбы? Но поймут, как ведут себя некрасиво. Пусть читатель мотает на ус, так со всякой войны могут вернуться с медалью, с дозволенья принимая на плечи искус, пренебрегать желая моралью. Нет, скажет на такое Алёна, за заслуги боевые в ином месте почёт, не потерпит она в унижение тона, пусть боец славный боронить поле идёт. А коли ранен, не дело горькую пить, читай трудящимся тогда газету, всё равно должен полезным обществу продолжать быть. Поверим, пожалуй, мы Яшину-поэту.

Такая поэма, простая-незамысловатая, от души написана, местами на мысли богатая, на злобу дней тех нанизана. Пусть читать тяжело, как примерно эти строчки, пробудил значит автор в верном направлении путь, подогнём мы слегка кое-где уголочки, помечая так нужной нам показавшейся суть. Попробуем сами, нечто в духе его изложить, от души постараться всем нужно, даже так — неказисто — сплести поэтически нить, выйдет тяжело и натужно. Не беда, прилагайте старание. Осуждать легче, нет спору. Уделите тексту внимание, обретите немного опору.

Что же, Яшина не только хвалили. Он и сам признавал своеобразность манеры. Читатель скажет: не удивили, не из такой смастерю вам фанеры. Да время упущено, смастерить уже не получится никак. Чествовать поэтов давно перестали. Быть может это намёком явленный знак, чтобы время на такое больше не теряли. Не будем о грустном, разговор был о другом, не о слоге, конечно, искусном… Но и такое мы где ныне прочтём?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Война закончилась. Как быть дальше, если ты мальчишка? В силу возраста не успел понять, когда вступил в сознательную жизнь. Ещё вчера ты ничего не смыслил, а сегодня научился понимать. И становится тебе известно о чём-то значительном, стоившим преодоления через большие усилия. Ты слушаешь взрослых с открытым ртом, не до конца понимая, как тут совсем недавно могли твориться такие события. Слушаешь и приезжающих в твоё село людей. Они говорят, что возвращаются после длительного отсутствия. Как им верить? Ты даже можешь спросить, как тут было до войны. И тебе обязательно расскажут, посетовав на поступь немецких солдат, принёсших разорение. Что же делать дальше? События сами подсказывают, чем предстоит вскоре заниматься. Ещё придёт и письмо с семенами, которые следует посадить сразу же.

Посадить семена нужно действительно сразу. Заботливые люди едут в село, зная, могут не успеть к севу. Пусть этим займутся другие, они тогда будут помогать позже. А что же местные? Они опираются на народные приметы. С их слов — выдался знатный ледоход, означающий богатый урожай. Ребята в то поверят, но пока займутся другими важными делами. Они решат прыгать по льдинам. Опасное это дело! Взять правда с них нечего — умом окрепнуть не успели, только-только мир понимать начали. Они обязательно помогут взрослым… как-нибудь потом. Им ещё предстоит в разное поиграть. Например, в «колы-забивалы» — нечто вроде пряток. Могут и в лапту поиграть, по неосознанности затоптав посевы. Что ты будешь делать с этими детьми? Всё у них одновременно серьёзно и не очень важно. Гораздо проще отправиться за грибами. Из-за страниц видно, насколько читатель принял взволнованный вид. Нет, собирать грибы ребята умеют без промашки.

Взрослые найдут, каким образом приобщить детей к труду. Они ведь понимают, в какой это следует делать форме. Зачем проявлять строгость и заставлять, когда ребёнок сам склонен на инициативу. Дай ему нужное для того направление. Пусть жуков на полях собирает, или кур по полям гоняет, дабы уже те клевали жуков. Ну и слова нужные сказать, насколько правильным делом все теперь занимаются, как важно поднять хозяйство, тем накормив не одних себя, но и нуждающихся в пропитании сограждан.

Иначе о книге Алексея Мусатова не расскажешь. Повествование построено вокруг детей. Читатель смотрит за каждым их шагом, участвует во всех играх, и порою даже пугается ряду малоосмысленных поступков. Понимает читатель и основную задачу автора — отразить восстановление советского села после войны. Со стороны взрослого восприятия потребовалось бы говорить на определённые темы, устраивать собрания, разрешать трудности и проблемы, разбираться с теми, кто мешает достигнуть намеченных целей. В случае взгляда со стороны детского восприятия — всё становится гораздо проще. Никто слова против не скажет, поскольку произведение предстояло читать прежде всего детям, кому нет нужды объяснять в чём заключаются плюсы выбранного пути.

Вполне очевидно, намеченные цели будут достигнуты. Следующий год в селе Стожары должен быть столь же урожайным. Читатель о том уже не узнает. Начав знакомиться с событиями ранней весной, дочитает до логического завершения. Останется составить впечатление о ему представленном произведении. Вроде как важное для понимания, вместе с тем — ничего более ожидаемого не показывающее. Будем считать, Алексей Мусатов поставил целью написать про один год сельской жизни, сделав главными героями ребят. И более никаких выводов делать из текста не следует.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Вторая Мировая война закончена. Что стало с Латвией? И стало ли с Латвией нечто другое, нежели было? В очередной раз освобождённая от немцев, страна начала восстанавливаться. Похожая ситуация была после Первой Мировой войны, тогда тоже пришлось хлебнуть горя от сапог немецких солдат. Обездоленная и разорванная, Латвия наконец-то получила возможность свободно дышать. И вот новая война, вновь симпатии к немцам, опять они её растаптывают, а отходя, минируют каждый дом. Ничего не должно остаться после них. Всё это было, как уверяет читателя Анна Саксе. Она показывает необходимость обратиться к опыту Советского Союза, создавая в стране колхозы. Об одном из них, названном «В гору», и будет рассказано в одноимённом произведении.

С первых страниц читатель видит развалины латвийских поселений. Сколько же предстоит работы: думают латыши. Но прежде необходимо найти родственников. Не так-то просто это сделать. Кого-то убили, иных увезли в Германию, а кому-то предстоит освободиться из-под принуждения от местных коллаборационистов, насильно принуждавших к труду. И что же всё-таки предстоит делать? Требуется разбирать завалы. Если одни приступают к делу из добрых побуждений, им мешают люди с корыстными интересами. Благо, воздаяние существует. Спешащим обкрадывать отрывает конечности, поскольку необходимо помнить о заминированных домах. Попробуй в таких условиях организовать колхоз. Многие не хотят вовсе ничего делать, предпочитая оплачивать работу. Ещё и периодические провокации ряженых в красноармейцев, кто продолжает сочувствовать немцам.

Вполне очевидно, особенно имея взгляд со стороны, читатель не во всём согласится с позицией Анны Саксе. Но она повествовала в духе времени, когда ей следовало поступать именно таким образом. Пусть немцы соответствуют придаваемому им образу. Редкий писатель из Прибалтики тех дней показывал иное представление о действительности того момента. Пусть позже, лет через двадцать они начнут переписывать собственные произведения, на новый лад предлагая трактовку уже описанного. Пока Анна пишет о пользе коллективизации, получая поддержку советского общества, с другой стороны на неё смотрят с осуждением, видя пагубное влияние на латвийское хозяйство. Для рассуждения о положении дел нужно подождать некоторое количество лет. Если Латвия расцветёт, значит всё было сделано правильно. Как думает читатель, в какой период времени на протяжении XX века в Латвии было создано лучшее из возможных положений?

В 1949 году Анна Саксе получила за роман «В гору» Сталинскую премию, в тот же год данной премии был удостоен другой латышский писатель Вилис Лацис, показавший довоенное, военное и послевоенное время. Читатель мог убедиться, насколько всё оказывалось непросто и тяжело для латышей. Как о том не рассуждай, разделение общества всегда крайне болезненно для восприятия. И как бы немцы не поступали, они побеждены. Теперь нужно смотреть вперёд, стараясь избегать прежних ошибок. Что в том сложного? Реальность будет складываться иначе, подменяя гордость за себя втравленным в душу раболепием.

Как-то так получается, Латвия в пору самостоятельного существования низводится до чьего-то придатка. Ничего с этим не поделаешь, такова данность мировосприятия латышей, сложившаяся из длительной истории взаимоотношений с соседними государствами. Анна Саксе показала путь к восстановлению хозяйства. Непосредственно ей он показался наиболее правильным. Это её точка зрения. Прочее — дело сложившихся обстоятельств, не всегда понятных с позиции логики. Главное, в случае изменения отношения в противную от лучших для неё условий, более никогда подобных условий не предоставлять. Надо быть последовательным в своих желаниях. Если кому-то нравится терпеть надругательство над собой — путь тогда не в гору, а в пропасть.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что мог Николай Полевой рассказать про службу русского солдата? Про неизбежность положенного судьбой. Не так важно, как жилось человеку до начала службы, всё им пережитое прежде навсегда для него исчезает. Он никогда уже не сможет вернуться к им покинутому. Переменилось едва ли не всё, отныне приходилось служить для блага государственных дел. Быть может получится увидеть непосредственно монарха, что всякому впоследствии слушателю будет наиболее интересным, нежели участие в походах и боевых действиях. Да и о чём сказывать, если не про не так давно отгремевшую Отечественную войну? Можно и про заграничную компанию поведать. Но поймут ли солдата потом слушатели?

Полевой обязательно позволит солдату дожить до возвращения домой. Будет он к тому моменту искалечен, лишён одной ноги. Кто теперь его мог встретить? В родных местах солдат становился лишним. Умерли почти все родные, в том числе и сыновья. Если только теперь искать дочерей… Да будет ли он нужен в их новых семьях? Потому придётся доживать дни в не самых приятных условиях. Николай не станет продолжать знакомить читателя с последующими обстоятельствами. В литературе не принято о том было говорить. По сей день предпочитают рассуждать о славе и почёте, забывая о судьбах искалеченных людей. К кому тогда обращаться? Разве к литераторам, умевшим говорить открыто об очевидном. Например, о тяжести солдатской доли порою писал Лесков. Как представить участь солдата после службы? Чаще всего это оборванный странник, побирающийся в любых пригодных для того местах, стремясь вызвать к себе жалость и сочувствие. Вот потому мало кто станет слушать его воспоминания.

А солдату есть о чём рассказать. Он поведает гораздо краше, чем это получится сделать у Лажечникова. Быть может полвека спустя на том же уровне поведает о горькой участи солдат Гаршин, хлебнувший этой участи сполна, приняв участие в одной из войн с Османской империей. Читатель может в том легко убедиться, приобщившись к его повествованию об армейских буднях, где не встретит блеска и пышности времён Александра I, погрязнув в самодурстве и недалёком уме командования последующих императоров. Поэтому приходится определиться с мнением, насколько разнится восприятие войн, исходя из складывающихся тех или иных условий. У героя повествования Николая Полевого рассказ был куда более воодушевляющим.

Читатель сам это поймёт, встречая в тексте красочное описание статности Александра I, его встречу с Наполеоном. Найдёт и другие интересные моменты. Да сможет ли читатель вообще припомнить нечто плохое о событиях тех дней? Сохранились рассказы о народном воодушевлении, победной поступи солдат и непримиримой борьбе, где бы она не проводилась, хоть на подступах к государству, либо в иных краях, направленная на утверждение торжества русского оружия. Кто бы только стал слушать о том при царствовании Николая I, сведшего ощущение воодушевления к военной муштре и жестоким наказаниям за провинности. Про такую службу уже и не захочешь рассказывать, разве только призывая всё к тем же чувствам жалости и сочувствия.

Впрочем, Полевой найдёт, каким образом ещё выше поставить качества русских солдат. Он обязательно успеет написать «Историю графа Суворова», показав силу русского оружия предшествовавших лет. И уже не надо будет гадать, в какой момент ситуация успеет перемениться. Как бы не складывались обстоятельства, их восприятие всегда зависит лишь от желания научиться их превозмогать. Во время Александра I это делать умели.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нужно признать, познание даётся тяжело. Стоит упустить время, как восстанавливать приходится по крупицам. Но и прочитанное однажды, очень быстро забывается. Пусть Николай Полевой помогал восполнить брешь в знаниях, да и его труды столь же быстро улетучиваются из памяти. Другое дело, если не перестаёшь повторять некогда узнанное. Только тогда у этого есть шанс закрепиться в памяти. Что уж говорить про историю Византийской империи. Где искать ориентиры? Благо лишь, если хотя бы запомнится имя Юстиниана. Про остальных императоров и говорить нечего, так часто они друг друга сменяли. Жизнь подлинно кипела в Византии, не останавливаясь ни на минуту. Это действительно интересный мир, за давностью лет полностью утраченный. Так сталось в силу неизбежности исторических процессов, поскольку ныне этого государства не существует. А там, где считают себя продолжателями, вовсе не считают нужным поддерживать знание о происходивших в Византии процессах. Но и труд Николая Полевого тут слабый помощник. Его необходимо считать за совокупность знаний.

Про самого Иоанна Цимисхия Полевой не рассказал практически ничего. Кем он был, откуда, какую роль сыграл? Можно узнать об этом самостоятельно, обратившись к другим источникам. Окажется, Иоанн происходил из армянского рода, правил в течение шести лет в одном из последних десятилетий X века. Что ещё можно про него сказать? Разве про его предшественника Никифора Фоку. Никто не мог того облагоразумить. Грубил всем, в том числе римским посланникам. Не дело императору, считал Никифор Фока, вести беседы с варварами. И кто же его убил? Непосредственно сам Иоанн Цимисхий, прямо в царских покоях. Может и самого Иоанна впоследствии аналогично свели в могилу, ничего о том нигде не рассказав, посчитав, будто умер в силу естественных причин, ибо стремительно заболел.

Собственно, самое примечательное в повествовании, это убийство Никифора Фоки. Прочее в тексте — длительная предыстория возвышения Византии. Показан путь становления государства, спешное расширение. И опять бесконечные склоки, распри и убийства. Каким образом государство продолжало существовать при столь кровопролитных раздорах, установить трудно. Предполагать можно разное, вплоть до того, что власть императоров была скорее номинальной. Руководить Византией могли разные партии, вроде хрестоматийно известных «зелёных», «голубых», «красных» и «белых». Кто не знает про кровавые разборки ипподромных соревнований, не раз переходивших в уличное побоище? Будучи опосредованно знакомым с византийскими порядками, приходишь в тихий ужас. И продолжалось это на протяжении никак не менее тысячи лет.

Почему тогда Николай Полевой взялся только за период, в который жил Иоанн Цимисхий? Скорее он заключал своё повествование на данном византийском императоре, показав читателю довольно для него необычное. Сомнительно, чтобы близкие к культурному просвещению люди имели хотя бы поверхностное знание о Византии. Впрочем, что прежде, как и ныне, таковое знание сохраняется на одинаковом уровне — близком к полному отсутствию соответствующих знаний. Нет нужды говорить, насколько это плохо или хорошо. В конечном итоге, не каждый расскажет даже о том, каким образом сменялись русские императоры после смерти Петра I. Впрочем, как и сменялись до него цари. История — это такой предмет знаний, когда легко помнить нечто в общем, вовсе не разбираясь в деталях.

И раз уж речь пошла о Петре. Николай Полевой вовсю работал над очень большим и объёмным трудом про его царствование. Труд «История Петра Великого» будет опубликован в четырёх томах на протяжении 1843 года.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Нужно ли вырывать человека из привычной для него среды? Жизнь не спрашивает, принуждая поступать вне зависимости от имеющихся у людей желаний. И после приходится нести бремя прошлого, становясь подобием тени в новых условиях. Неважно, что взойдёт при таких условиях, в душе всё равно останется травма непрожитых при прежних условиях дней. Иначе почему люди, вырванные из привычной среды, так часто возвращаются к временам, о которых они ничего не могли помнить по своим детским воспоминаниям? И насколько теперь допускается верить ими рассказываемому? И это нужно решить именно сейчас, в случае знакомства с творчеством Кадзуо Исигуро, в возрасте пяти лет переехавшего в Великобританию. Он должен восприниматься за японца, но осталось ли в нём что-то японское? Даже свои книги он пишет на английском языке. При этом сюжетное наполнение, по крайней мере романа «Там, где в дымке холмы», про японцев. Более того, оно про японцев, вырванных из привычной для них среды. Значит, травма непрожитых дней действительно имеет место быть.

Исигуро словно вопрошает читателя: как с этим можно продолжать жить? Имея за плечами опыт горестных страданий, выраженных через пройденные испытания, одним из которых стала атомная бомбардировка Нагасаки. Города, в котором через девять лет родился и сам Кадзуо. Жизнь подлинно пошла на слом. Если кто не умер при том событии, продолжали умирать от сопутствующих заболеваний. Произошёл и надлом психики. Тут можно завести совершенно отдельный разговор, касающийся японского мировосприятия. Одно наложилось на другое, вследствие чего ситуация была доведена до критической. Порою становилось проще наложить на себя руки, нежели продолжать жить. Это порождало всплеск нового слома представлений о действительности, побуждая к многократному переосмыслению необходимости продолжения существования.

Поэтому читатель видит смерть на страницах произведения. Тяжёлым бременем ложится на восприятие картина убийства матерью ребёнка. В силу каких бы то не происходило обстоятельств, тяжело стать свидетелем подобного. Для уравновешивания Исигуро предложил сцену с убийством котят при аналогичных условиях. Читатель обязательно задастся вопросом, насколько равносильно сравнивать утопление ребёнка и котят? Невзирая на представления о гуманизме, насильственная смерть животных не столь болезненно отражается на человеческом разуме. Однако в случае, когда свидетелем становится ребёнок, может произойти надлом, от которого никогда не получится избавиться. Собственно, Кадзуо к тому и подведёт читателя, показав слом психики человека, излишне пропитанного окружавшей его жестокостью. Жить в таком мире он не мог.

Что касается восприятия авторской манеры изложения, не всякий читатель сможет её принять. Попробуй спокойно взирать на часто описываемую банальность, раздутую до будто бы важности, притом абсолютно никчёмную. Остаётся сослаться на неуверенную поступь начинающего писателя. Пусть пока он долго и без особой надобности расписывает сцены, вроде превозношения заслуг мальчика в знании таблицы умножения, либо наставления шахматного знатока человеку, который не желает понимать сути данной игры. Но в одном Исигуро показал умение излагать, не давая никаких объяснений. Например, читатель будет негодовать от манеры поведения матери, чья дочь часто врёт, сбегает из дома и наносит себе увечья. Что это за воспитание такое? И почему мать относится настолько спокойно? Кадзуо решил — читателю нет нужды о том пояснять.

Произведение было написано, успешно опубликовано, получило положительные критические оценки, Исигуро был замечен в качестве подающего надежды молодого писателя. Что его ожидало дальше? Быть может Букеровская или даже Нобелевская премия? А может он станет Сэром Кадзуо Исигуро? Всё это ждёт его в ближайшие десятилетия.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Трикс» | Книга №2

Что можно сказать про «Непоседу»? Разве только — это продолжение «Недотёпы». Сменилась локация — подобие арабского востока. Главный герой возмужал и теперь способен справиться с любым затруднением без чужой помощи. Можно даже сказать, Лукьяненко развязал себе руки, более не обязанный строить повествование, следуя к определённому окончанию. Была поставлена не самая ясная цель, достигать которую можно каким угодно способом. Жизнь сама подскажет, о чём следует писать в очередной момент. Например, на календаре Новый год. Значит, почему бы не рассказать про очередное указание правителя, повелевшего отмечать начало года на тринадцать дней раньше. Можно попутно ввести в придуманный мир метрическую систему мер, попутно же объяснив, чем она может быть плоха. И пусть читатель сразу настроится на лёгкие танцы вокруг подобного рода обстоятельств, Сергей проявил талант к умению причудливым образом переосмысливать действительность.

Самое большое желание, возникающее при чтении, записать всё это в блокнот, после обязательно отразив при высказывании мнения о произведении. К сожалению, если так поступить, выйдет пересказ. Зачем таким образом печалить Лукьяненко? Лучше порекомендовать читателю самостоятельно ознакомиться с причудами протекающих на страницах бесед. Увидеть хитрого-прехитрого джина, каким тот и должен быть, скорее стремящимся жестоко обойтись с нашедшим волшебную лампу, нежели в точности следовать его желаниям. Или читатель сможет вместе с главным героем отправиться в школу для ассасинов, пройдя в меру долгое обучение. И пусть постигать там придётся не нечто действительно полезное, зато получится ознакомиться с полезным навыком отстаивать любую точку зрения, приводя соответствующие аргументы.

Чего нельзя не сообщить, так это отношения к магии. Любой специализирующийся на фэнтези писатель просто обязан разрабатывать модели применения магических материй. Лукьяненко и прежде предлагал разные модели, теперь показывая одну из наиболее популярных, повсеместно используемых, то есть магию, завязанную на произношении заклинаний. У Сергея вышло так, что каждый раз заклинание нужно придумывать заново, если маг собирается использовать его в полную силу. Тут как в выражении про шутку, повторённую дважды. Кому-то может и будет смешно, но не настолько, чтобы уж очень. Соответственно, имелась и другая проблема, каким образом научить магическим способностям гномов. Да и требуется ли вкладывать в произнесение заклинаний нечто особенное? Лукьяненко обязательно выведет читателя на истинный путь, где-нибудь попутно снова погрузив во тьму.

Нет, не получается рассказывать про «Непоседу» иначе, нежели это сделано после «Недотёпы». Тут действительно следует говорить об одном произведении. Или о двух томах одной книги. Или… Пусть читатель сам определится, как ему покажется считать лучше. Нужно сказать о другом, об умении Сергея вовремя остановиться. С его подходом, особенно посматривая на прочих фэнтези-авторов, сказывать про Трикса можно было бы ещё на протяжении трёх-пяти-десяти и более книг. Сколько ещё тем не затронуто! Да вот тогда действительно выйдет пратчеттоновщина. Зачем идти по проторенному другими пути? Попробовав силы с помощью приключений о Триксе Солье, можно поставить точку, двигаясь дальше.

Скажем сразу, на «Непоседе» действие не останавливается. Далее читатель волен писать фанфики. Глядишь, появятся доблестные стражники неординарного города, либо волшебник, знающий одно-единственное заклинание, которое никак не может вспомнить, или предстанут для знакомства своеобразно обворожительные ведьмы, а то и деревья начнут задумчиво разговаривать друг с другом, не понимая, почему собеседники периодически пропадают. Нет, писать фанфики нужно с более оригинальным сюжетом. Ну разве только повториться один или два раза… как Сергей Лукьяненко.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Кто должен быть авторитетом для ребёнка? Порою образец для подражания дети находят в книгах. И если в их руки попадает литературная работа, вроде «Звёздочки» от Ивана Василенко, они могут с воодушевлением воспринять написанное, пожелав связать свою жизнь с одной из трудовых профессий. Но это во времена последующие, а в годы непосредственного написания книга от Василенко становилась едва ли не настольной. Или кто-то решительно способен возразить? Может и не были подростки столь увлечены будущей необходимостью трудиться у станка от восхода до заката, имели другие приоритеты в жизни, страдали совсем от других проблем. Так оно и было в действительности. Только вот литература в советском государстве прежде всего выполняла воспитательную функцию. Потому и наполнялась страна деятельными людьми.

Нет необходимости подробно вникать в представленный Иваном сюжет. Перед читателем училище, где нерадивых учеников стыдят за незнание, ставят им в пример более смышлёных ребят. А ещё лучше, если нерадивый ученик возьмётся за ум, доказывая всем, каких результатов он может на самом деле добиться. Мало ли читатель видел подобных примеров в советской литературе. Увидит ещё больше, читай он дальше. Ничего с этим не поделаешь. Стояла острая общественная задача, благополучно решаемая. Тем более учитывая факт послевоенного времени. Дети оставались без кормильца, вынужденные с малых лет озаботиться необходимостью обеспечения пропитанием себя и своей семьи.

Не обойдётся повествование без честного стремления стать выше над товарищами. Нет необходимости работать лучше, внося разлад в производство. Нужно находить новые подходы, тем улучшая количество создаваемых изделий. Читатель, конечно, смолчит, одобряя стремление к лучшим достижениям, прекрасно понимая, какое количество брака получалось на выходе. Василенко ведь не мог о том открыто написать. Перед ним и не было такой необходимости. Пусть ребята изобретают новые способы, наращивая производственный объём. После им обязательно укажут на недочёты. Когда-нибудь потом, уже в книгах для чтения в более взрослом возрасте. Там как раз будет применена формула поиска лучшего решения среди и без того приемлемых. А пока юный читатель должен вдохновиться азартом свершений в лице действующих лиц произведения, думая, что если получается у «них», то обязательно получится и у него.

Справедливо отмечают, когда критикуют такого рода произведения, где есть стремление к результату, но отсутствуют другие эмоции. Остаётся считать, будто представлены чрезмерно замотивированные подростки, с таким усердием нацеленные на результат, отчего всё прочее отходит на самый дальний план. Грубо говоря, действующие лица готовы работать без обеда, выходных и даже без сна, только бы выдать больше готового продукта, забывая обо всём остальном. Читатель, конечно, снова отметит, насколько это неправильный подход. Эргономика труда требует обязательного отдыха, благодаря чему эффективность производства увеличится. К сожалению, об этом всегда забывают. Остаётся предполагать, данные жертвы были оправданными, либо писатели обходили стороной прочие аспекты, делая акцент исключительно на достижениях.

А есть ли необходимость в рассуждениях? Как уже сказано, вникать в представленный Иваном сюжет не стоит. Он вполне такой же, каким его видишь в других аналогичных произведениях. Василенко поставил перед собой определённую задачу, которую он успешно выполнил. Сколько из прочитавших книгу стали успешнее справляться — никто и никогда не узнает. Ясно другое, каждому времени требуются свои герои и увлечения. Кому-то нравится в подростковом возрасте читать приключения от Жюля Верна, иным же подавай чтение о доступном для освоения пространстве на расстоянии вытянутой руки.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Одно можно сказать точно — по книгам Веры Пановой можно и нужно научиться понимать действительность советских дней в том представлении, которое должно остаться на память потомкам. Это яркий пример того, как государство может наладить механизм по написанию нужных для его существования произведений. Поэтому не стоит удивляться трём Сталинским премиям. Вера Панова получила в разное время награды всех трёх степеней. Прежде читатель узнал про санитарный поезд и завод, теперь ему предстояло ознакомиться со становлением колхоза в первое послевоенное время.

Основная головная боль, чего Вера Панова не думала скрывать, возвращение людей с войны. Каким образом они сумеют влиться обратно в трудовой коллектив? Незачем скрывать, насколько сломленными оказались их характеры. Но и как со всем прочим, кто-то из вернувшихся станет достойным членом общества, иные же пойдут не тем путём, не способные перебороть пагубную сторону своей натуры. Кажется, сталинское установление треснуло. Как описывать преобладание лучшего над хорошим, ежели возникает необходимость описывать совсем уж отрицательное явление? Никто не станет смотреть на военные заслуги, в тылу трудились с таким же усердием, добиваясь свершения требований потом и кровью. Посему всякий, кто откажется идти в ногу с необходимостью поднимать колхоз, будет удостоен соответствующего к себе отношения.

Но и без проблем с ветеранами хватит головной боли. Как колхозу предстоит функционировать? Быть может советский читатель с интересом перенимал через книгу Пановой так требуемый для него опыт, познавая проблемы других колхозов, не сумев наладить восстановление в своём собственном. С таким же интересом следил читатель из времени чуть позднего, познавая проблематику послевоенных лет, продолжая размышлять — остаться колхозом, либо согласиться на преобразование в совхоз. Но как быть с читателем ещё более позднего времени? Не так будет просто внимать действительности, излишне далёкой от понимания. Где-нибудь в плане наблюдения за некогда происходившим — может и сгодится. Да вот тяжело читать страницу за страницей об очередном собрании, когда люди берутся решать проблемы сообща, порою вступая в длительные споры о необходимости чего-то определённого. Хоть тех же кирпичей. Разговаривать про них можно долгими днями и неделями, не умея выработать единое мнение. И было бы так лишь только с кирпичами.

Стране требовалось срочно поднимать хозяйство. Теперь предстояло трудиться даже больше, нежели во время войны. Как подготовить к этому население? Нет необходимости думать, будто Вера Панова писала произведение по указанию сверху. Впрочем, проблематика становления колхозов волновала многих. А раз тема стала настолько острой, надо было об этом как можно быстрее рассказать. Будь больше времени, «Ясный берег» мог иметь более богатое наполнение. А раз времени не было, не возбранялось ограничиться небольшим размером повествования. И Вера Панова справилась, составив для современников инструмент к действию.

Пусть на произведении лежит печать соцреализма. Читатель волен не поверить многому из ему представленного на страницах. Или всё-таки следует поверить? Ничего в том нет необычного, когда написанному лучше поверить. Каждый жил своей жизнью, имел отличные от прочих людей мысли, при этом смотря на мир глазами общества. И если приходило понимание, насколько ближе к действительности созданное для большинства, оставалось согласиться и двигаться к совместному будущему, нарисованному в светлых оттенках ожидания наступления лучших времён. Именно так и должен читатель воспринимать написанное Верой Пановой, пускай и с поправкой на определённые обстоятельства конкретного отрезка времени. Надо верить в лучшее…

Автор: Константин Трунин

» Read more