Рубрика: Классика

Баллада переведена Василием Жуковским в 1813 году

Говорить не спеши, обладай умением молчания, не придавая значение кажущемуся важным тебе. Пусть это будет необходимым, мниться уместным и должным для выражения мнения в нынешнем дне. В сей час, минуту, секунду, кратчайшую долю мгновения — важно сказать, сгореть иначе в огне. Подумать нужно, никуда не спеша, ибо накличешь беду за говорливость самому себе. Так уже было однажды, когда поэта Ивика убили, в тот год, что дал окончание всякой войне. Убили его, причём знакомые, по злому умыслу или по чьему-то приказу, пребывая в твёрдом уме. Подстерегли на лесной тропе, нанося страшный удар, карая безвинного, растерзав тело на пне. Безумие! Мир о мире провозгласил, Истмийские игры в Коринфе ожидались. Да человек всегда пребывает во зле. Шиллер данный сюжет, с наставления Гёте, в балладу преобразил, напомнив о необходимости молчания всегда и везде.

Существует легенда, Плутарх её хорошо разобрал, болтливых осуждая, примером ярким случай с Ивиком стал чему. Понятно должно быть каждому: говорить в меру нужно, не ради бесед, познания ради, отдавая должное не себе одному. О том лучше сказывать на примере Ивика убийц, не сдержавших порыва воскликнуть, позабыв о тайне заботу свою. Предание сообщает, будто в момент гибели Ивик журавлей на небе увидал, должных стать свидетелями отныне ему. Журавлей он призывал про убийц донести, людям полагается о случившемся знать, иначе кару не понести никому. Уже тогда смеялись убийцы, зная о немоте журавлей. Не скажут они слова против, верные языку птиц своему. Так и было, не собирались журавли тайну убийства разглашать, следуя мимо, может к Посейдону в царство самому.

Но вот журавли пролетают, кричали явно с небес, о чём-то хотели поведать, внимание людей привлекая. Шиллер молчал, в общих чертах представляя сюжет, собственным смыслом содержание наполняя. Убийцы сами увидят полёт журавлей, не ведая про их желание тайну раскрыть, просто удивление их появлением выражая. Кто-то крикнул из толпы про птиц — мстителей Ивика, отчего насторожилась толпа, подлинную суть распознавая. Выяснилось сразу, убийца — крикнувший. К нему подступили, обличая в содеянном, будто это подлинно зная. Не всё сказано! История скупа. Баллада не даёт представления об имевшем место быть когда-то, писал о былом Шиллер играя. Куда ему спешить, к чему вести сказание, когда подлинных деталей не знает никто, на свой лад разное утверждая. Обличены убийцы, не сдержавшие эмоции и сказавшие лишнее, сами себя тем на смерть обрекая. То и следует понимать, до прочего не слишком вдаваясь, хоть изредка упущение убийц Ивика вспоминая.

Так и бывает, из века в век иного не случается, ведь всякое деяние легко сокрыть. Тому мешает человека желание, может из жажды личной славы, о поступке сообщить. Как не сказать другим — они убили, подняли руку на поэта, помешав ему в величии жить. Но нет того в предании. Отнюдь! Лишь обличение в болтливости. Любили много говорить. В лесу тишина, никто по тропе не шёл, оттого не мог свидетелем содеянного быть. Что до журавлей… То предание, сущую глупость показывающее, чтобы всё объяснить. Только нужно понять, даже мельчайшая деталь, с виду неважная, сможет в содеянном уличить.

В России балладу Шиллера переводил Жуковский. Как всегда, по отношению к Шиллеру, предельно чёткий. Никого другого, видимо, он насколько не ценил, раз перевод столь на похожесть броский. Во всём верный, ничего Василий не прибавил и не убавил: стих и без того был короткий.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Людмила хладным трупом зарыта в земле, а вот о Светланы позаботился Василий судьбе. Она — такая же Людмила — с тем же налётом сюжетная канва, теперь воля стихотворца просила, по иному посмотреть, как заиграет история та. Пусть девушка в ожидании любимого живёт, он обязательно с войны придёт. Да не обойтись без чертовщины, успеет Жуковский напугать, и тут будут мёртвые мужчины, способные из могилы восстать. Зачем сводить всё к смерти? Хватает горести в быта круговерти. Нужен радостный мотив, к нему и решил Василий подвести баллады окончание, сперва за Светлану чашу переживаний испив, против гаданий сочинив сказание.

Гадали девицы, башмачок они бросали. Счастья тем самым девицы искали. Светлану приобщили, забыла тоску дабы, прилипчивыми стали, чему были рады. Согласилась Светлана, в зеркало глядя, в отражении любимого не находя. И не поняла, как оказался жених за спиной: протянулась рука, вот он… родной. Откуда взялся, почему не говорит? Но жених бледным за спиною стоит. Холодом веет, кожей морозит, трогать любимую смеет, поехать из дому просит. Пора к попу, всё для брака готово. Осталось от Светланы дождаться согласия слова. Она не против, за любимым пойдёт. Неужели, Светлана вскоре умрёт?

Лукав Василий. Ему бы показать русский колорит. Потому и гадают — это само за себя говорит. Бюргер о том не писал, не по нему такое излагать, немецкий поэт призраков искал, Жуковский теперь иначе ожидания читателя стал понимать. Не те времена, чтобы омрачать истории конец, Василий сам давно не юнец, понимал, к чему тянется читательская душа, благого исхода жаждущая, возвышенно чувства в поэзии отныне ища, из сюжетной канвы радость тянущая.

Не омрачит Жуковский ожиданий, на краткое мгновение сгустит краски. Опишет положенное: мертвеца и гроб, — как надо для балладной сказки. Увидит Светлана труп жениха, осознав, сколь тягостен жребий, насколько судьбина лиха, ей жить отныне без любимого прикосновений. Так нагадала, ведь привиделось: заснула. Очнулась: слезу с ресниц смахнула. Значит, жених умер вдали, быть ей одной, влачить жалкие дни, поднимать бабий вой. И быть тому, не внеси Жуковский необычный для себя поворот, шёл в сторону дома жених от ворот. Не умерший, живой, без бледности и жаром пышет. Как тут не рассоришься с судьбой? Ожидающий счастья — счастья в гаданьях не ищет.

Жених живой. Живой! Что случилось? Василия муза в смертных корчах пребывать утомилась? Захотелось светлого… Светланы. Для того такие изменения в творчества порыве? Переменились Жуковского планы. Неужели, вдруг, станет писать о благости он отныне? Или может начнёт пересматривать поэзию заграничного толка, чтобы была в чужом сене своя родная иголка? Зачем давать подлинный перевод, тогда имя автора следует в заглавие ставить. Выбирал Жуковский личный подход, должны в России прежде всего Василия славить. Так и случится, ведь мало кто ныне о Голдсмите, Саути и Бюргере знает. Никто и не впечатлится. Зато Жуковского всяк русский, хоть в школе, но самую малость читает.

Было ли то, что приснилось Светлане? Если нет, разве не построена баллада на обмане? Не станем говорить, Жуковский писал, волнуя воображение, он на чувствах читателя играл, создав из разных эмоций стихотворение. Удивляться приходится! Должно быть все удивлялись. Отчего-то не в опустошение, в благость они окунались. Оставалось верить — наступают лучшие времена. Талант Жуковского ещё будут долго мерить… за то, как им «Светлана» преподнесена.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

В преданиях немецкой земли, давних по истечению лет, историй можно много найти: можно найти любой ответ. Как не обратиться к былому, пройти дорогой других? Не подавишь зовущую к поэзии истому, родится во строках о прежде бывшем стих. А если знаком во красках изложенный слог, от поэта, пусть английских кровей, преподнесёшь опоздавшим урок, лирикой удивляя своей. Ежели так, другого автора выбирал для перевода Жуковский, чей талант уважал. Это Роберт Саути, взявший за канву сюжет бесовский, как рыцарь в жертву демону дитя отдавал. Василий опять не точен, не желает только лишь переводить. Стих должен быть монолитен и прочен, дабы собственным творением он мог побыть.

Изменены имена, не звали героя Адельстаном, осталась общая канва… и Рейн, порой окутанный туманом. За красотою края кроется краса людей, прекрасен замок Аллен, красив и тот из лебедей, что причастностью к действию славен. Не имеет значения, из каких побуждений действовал Адельстан, всё равно останутся разные мнения: под воздействием чего он был обуян? Отчего приплыл, какие цели имел, почему оказался населению Аллена мил, как в жарких сечах с ними уцелел. Всем пришёлся Адельстан по душе. Была ли душа у него самого? Замыкался рыцарь часто в себе, словно не интересовал никто.

Какая тайна его сердце точила червём? Кто он — человека подобие? Посмотришь со стороны: при жизни обречён. Не поставлено ли где над могилой надгробие? Но Василий паладином Адельстана прозывал, тогда это воин света иль тьмы. Никто пояснять точно не стал, ограничившись представлением из суеты. Не знала ничего об Адельстане даже жена. Девушка местная — Лора. Красавица на зависть, принадлежать паладину стала она, для того хватило еле заметного слова. Может Адельстан был прежде свободен от оков, до прибытия в замок вольным, стал он к ожиданию худшего готов, когда ребёнка рождения оказался достойным. Тогда и замирал читатель, неизвестного ожидая, о чём поведает дальше поэт-ваятель, пишущий, со смертью играя. Две огромные руки — из «Адельстана». Они — демона черта. Ими была воля паладина обуяна, им он должен отдать своё дитя. Так будет жертва принесена, не воспротивься Лора, она призовёт на помощь Вседержителя — Творца, не выдержав судьбы укора.

Сюжет не прост для понимания, загадочностью переполняется. А если приложить старания? Немного туман над Рейном проясняется. За таинственностью не видишь полную картину, от домыслов голова кружится, автор не сообщил и половину, так проще — антуражем призакрыться. Читатель, взглядов приземлённых, склонный находить в мистическом суть, не ищет понимания способов сложных, объяснить постарается как-нибудь.

О судьбе человека поведано во строках, насколько тяжела рутина, рождённый некогда на небесах, его окружает земная тина. Пришёл из неизвестных до того краёв, о чём никто не ведает совсем, вне воли стал жить вдоль берегов, ставший разрешителем бытовых проблем. Есть сложная преграда — редкого человека не касалась она. Не бывает в семьях слада, если родилось между ними дитя. Мрачность начинает одолевать мужчин, женщины на это смотрят иначе. Каждый день — причина новых кручин, отчего на душе тяжелеет тем паче. И хочется, поскольку не видишь выхода проще, броситься прочь. Да не станешь бродить, подобно балладному герою, по роще, не станешь звать идти с собою жену в ночь. Кто одолеет миг таких несчастий, других проблем познать успеет, для адельстанов же не будет более ненастий, такой рыцарь ничего всерьёз не одолеет.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Вольным стал перевод баллады «Отшельник» («Эдвин и Анжелина»), допускал разночтения русский вариант, главная героиня во строках прозывалась Мальвина, но сама баллада — сентиментализма бриллиант. Сюжет из древности был взят: из средних веков. Английские поэты его вниманием не обходили. Для Жуковского версия Оливера Голдсмита — основа основ. Баллада про то, как два любящих сердца себя вновь находили. Грузен казался слог, ибо поступь грусти должна отягощать. Значит, писал Василий, коли мог, показывая, через какие страдания надо тягости жизни принимать.

Канва происходящего проста, а вместе с тем и мудростью полнится, зато изложено доходчиво весьма, редкий читатель не впечатлится. Таков уж замысел, чтобы читатель переживал, полагается испытать эмоции от недоумения к радости, не пустыни житель главным героем в сказе стал, а некий странник, пожелавший вкусить пребывания в пустыне тягости. Кто он? Читатель будет томиться едва ли не конца. Ради каких помыслов странник пришёл в место, где находят угодные Богу приют? Всё пройдёт, когда читатель узрит, смотрящие друг на друга, оба лица. Укорит тогда же судьбу, поскольку два сердца иначе счастье никогда не обретут.

Ведь путник — девушка-краса. Она — страдалица времён. Её отец — хитрейшая лиса. Жених её достоинства лишён. Лишён не по причине преступлений. Он беден, словно мышь. Зачем такой? Для впечатлений??? Ему и скажут: «Кыш!!!». Любовь напрасна, невозможной казалась она, потому, без всякого коварства, ушёл жених куда-то навсегда, и может прочь из грубостью наполненного царства. «Ушёл в пустыню!» — говорили люди, и приходилось тому верить. «Ушёл из жизни!» — говорили слуги, осуждением их приходилось мерить.

Читатель понимает, к чему стремится автор подвести. Ясным становилось желание девушки покинуть отчий дом. Конечно, лучше по пустыне брести, чем слушать от сражающихся рыцарей мечей звон. Рыцари бились за право руку девушки поцеловать, притворно бились, притворно целуя, стало ей это надоедать, осталось себе нашёптывать: «Уйду я!». И вот пустынник, вот пустыня. Вот странник, девушкой представший. Да знал без слов пустынник его имя. Мальвиной звался он, мужской облик для утайки принявший.

Как тут слезам не хлынуть из глаз? Столько вложено автором смысла в сюжет. Ничуть не изменившееся общество окружает поныне нас, смены долгожданной никак нет. Сохранились запреты, желание родителей видеть счастливыми детей сохранилось. Неважно, сколько баллад о том напишут поэты, сколько человеческих сердец во строчках разбилось. Неизменно и желание детей самим устраивать судьбу, скорее действуя воле чуждой вопреки, готовы объявить близким людям войну, пусть хоть родители давно уже старики. Что тут скажешь? Поэтам то надо говорить. Они загадочно молчат. Не любят сообщать, чем дальше сим влюблённым жить, отчего их жизнь превращается в ад.

Баллада сложена. Жуковский хорошо перевести сумел. Внимать истории душа читателя расположена, для того поэт её ладно и спел. Как сказано было, поступь стиха тяжела, во строчках всё будто застыло, лишь поступь двоих оказалась легка. Пустынник доволен, нашёл он покой. Доволен и странник, чьи помыслы не сразу стали ясны. Каждый из них был доволен судьбой. Особенно, когда друг друга они снова нашли. Для общества мертвы, нельзя назвать живыми, как призраки войны, что бродят промеж ними. Их счастье — пустыня хладная, разгорается к утру жар чей, зато не видится там мина злорадная, на чужое счастье искры мечущая из очей.

С судьбою не борись, иди наперекор всему — иного смысла не стоит искать. Надо, тогда объяви войну, либо молча можешь от всех убежать. Но зачем далее размышлять, ежели сказано лишнего изрядно. Главное, Жуковский оттачивал навык баллады сочинять, получалось ведь у Василия складно.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Баллада переведена Василием Жуковским в 1809 году

Кассандры жизнь — это ли не горе? Знать грядущее — худшее из бед: ты видишь слёз скорых море, знаешь о краткости оставшихся лет. Тебе ведомы печали, когда кругом радостно всем. Как об этом другим говорить? Мало ли существует у человека и без того проблем, не сможет он к несчастьям подготовленным быть. То ведала Кассандра, знала про Трои судьбу. Видела: в город войдёт враг. Как ей выразить печаль свою, когда готовится родственник вступить в брак? Так думается, будто горек Кассандры путь. Да в том ли её беда на самом деле была? Нужно иначе на её умение взглянуть. Тогда станет ясно — видеть грядущее она не могла.

В сторону разговор. Отойдём от канвы на краткий миг. Достаточно знать о происходящем, давая оценку всему. Если брат Кассандры украл чужую жену, словно так всегда делать привык. Приведёт ли это к миру? Или принесёт это войну? Дело в другом, не верили Кассандре, её дар считали дурным. Несусветные вещи она накликать на город решила! Видимо, не раз языком своим, она сограждан прежде утомила. В том суть её способностей — говорить прямо в глаза. Прочее, домыслы Гомера и прочих слагателей поэм. Лучше бы молчала и не открывала Кассандра уста. Только не избежать Трое от ахейцев проблем.

О том и Шиллер задумался: стоит ли о правде людям говорить? Ты скажешь им, они тебя в ответ распнут. Пусть то хоть трижды явно, человеку проще слепым быть: правду не любят, её никогда не поймут. Потому отправил Шиллер Кассандру в лес, задуматься о необходимости разгласить истину. Каждое слово — имеет собственный вес: так было и так должно быть, воистину! Приятнее людям ласковый взор, о хорошем им скажешь — на руках понесут. Стоит сказать плохое — тот же укор, без раздумий кол между рёбер вобьют.

Говорит Шиллер: в незнании для человека благо сокрыто. Про знание говорит: к смерти ведёт. Но хорошее слово всё равно бывает быстро забыто. Обидное — долго в сердце живёт. Полукавствуй Кассандра, предайся веселью, быть сказу совершенно другим: не встретится она от слов своих со смертью, а троянцы бы верили — под ударами ахейцев устоим. Это понимала Кассандра, не умевшая смолчать. Скажет потом, когда баллада уже оборвётся. Шиллер решил повествованье не продолжать, положенный для понимания смысл между строк всегда даётся.

Но не всякий знает, как жила Кассандра дальше. Уплыла она с предводителем ахейцев на Пелопоннес. Пророчила и ему, говорила без фальши, а могла бы снова уйти и поплакаться в лес. Знала: убьют Агамемнона, поскольку за дочь, им убитую, желала кровь его пролить жена. Знала: сын его после поступит точь-в-точь, отомстит он матери за отца. Знала: погибнет там же, не способная преодолеть судьбы рок. Всё это хорошо для произведения, способного её жизнь во всех тонах отразить. Там получится дать читателю очередной урок, которому читатель поверит, но не задумается, что и с ним это может происходить.

Шиллер балладу сложил, нашлось ей место среди русских переводов: Жуковский старался дельный вид придать. Беда в другом, бытует и поныне средь народов… стремление глаза на правду закрывать. И до сих того, кто истину оберегает, кто бед грядущих опасается, того всяк прежде обижает, должному случиться ужасается. Оттого закрыты глаза, ушли закрыты: прольётся у слепых слеза, радужные надежды на лучшее слезами будут смыты.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Баллада русская, одна из первых, — она была о мертвецах. Должно быть, застыла в те годы улыбка на Жуковского устах. О смерти будет он писать, возьмётся за мрачный сюжет. Близка эта тема ему, лучше, чем о смерти, темы не было и нет. Взялся Василий адаптировать «Ленору» за авторством поэта из немецкой земли, Готфрид Август Бюргер смог почву и в России найти. О чём он повествовал, то немного иной вид приняло. С тем же успехом русское общество врасплох сказание сие застало. Ленора обратилась в Людмилу, благоверного с войны ожидала, только у русского мертвеца Литва пристанищем вечным стала.

В чём успех баллады? Годы то роковые. С Наполеоном воевала вся Европа, дни были не простые. Воевала и Россия, обуздать редко способная Бонапарта порыв, много подданных царских тогда погубив. Но солдат никто не ждал, ибо не ждали солдат, ушедшим в армию всё равно не было хода назад. А вот воинов из знати, и им ведь приходилось умирать, родные и близкие всегда оставались дома ждать. Могли они погибнуть, не вернувшись обратно с полком. Поэтому лучше не печалиться, надеясь увидеть чуть позже… потом. Вернётся целым с войны, если тело его не погребли в дальних краях, оттого и приходилось ждать, надеясь и веря, нисколько ожидать не устав.

Так вот, Людмила — девица честных правил. Ждёт благоверного она, так рок её заставил. Он на войне, который уже год, с боями на врага, должно быть, смело он идёт. Нет весточки, не шлёт жених посланий. Может нет времени для подобных стараний. Людмила хоть вечность в тоске провести решила. В том воля её, бывает и такая у девушек сила. Как не склоняли её развлечься, не соглашалась она, ведь любимого ждёт, её радости мешает война.

Как же продолжать повествование? Какое бы найти предание? Бюргер о чертовщине предпочитал писать. Значит, мертвеца будет Людмила ждать. Придёт он к ней: бледный, со взглядом холодным. Ночью явится: ни бодрым ни сонным. Под ним конь, может цвета вороной стали — в темноте глаза такое бы не разбирали. Главное, вернулся домой: цел, невредим. Наконец-то насладится Людмила милым своим. Внимающий понимал без подсказки, вполне осознавая — действие, словно из русской сказки. Куда удумал жених везти ночью невесту, осталось узнать. С ним поехала Людмила, не умея смысла поступка благоверного понять.

И мрачен Василий, лишь в улыбке растягивались губы. Пусть будут для читателя последние строчки повествования грубы. Не сон снился девушке, не показалось ей в темноте. В самом деле, с мертвецом скакала она в ночи на коне. Видела могилу его, хладный взгляд и бледность распознала, потому согласилась, чтобы могила их брачным ложем стала. Навек сомкнулись глаза — теперь погребена Людмила в Литве. Может ходил кто по усыпавшей её пристанище листве. Наконец-то читатель заканчивал знакомство с балладой и осознавал, свидетелем какого ужаса он, благодаря Жуковскому, стал. Мертва Людмила, хладная в земле лежит. Да кто подумает о девушки горькой судьбе? То славно не важно. Важно, погиб любимый на далёкой земле.

Ещё раз скажем, «Ленора» Бюргера — знакомый всякому в те времена сюжет. Потому и скрывать первооснову для баллады смысла нет. Посему, нисколько не лукавя себе, поблагодарил в эпиграфе Василий поэта из немецкой земли, написав на угодный ему лад «Людмилу», воплотив в строках мысли сугубо свои.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Есть хорошая профессия, позволяющая безбедно существовать. Её прозвание — маклер. Ничего не требуется, кроме умения быть посредником, знать правила оформления сделок. Не менее хорошей профессией является работа нотариуса, по своего рода деятельности — такого же посредника. Полевой написал соответствующий очерк «Контора маклера и нотариуса», сообщив о фактах, ставших ему известными. Одно плохо, трудиться приходится в условиях, схожих с монастырскими кельями — белого света не увидишь, проводя время от зари до заката в закрытом помещении. Зато к солидным клиентам требовалось выезжать лично, и тогда открывались двери, куда простой смертный мог никогда и не попасть. Приходится задуматься, при всех плюсах и минусах, настолько ли легко помогать заключать сделки, или это всё-таки трудоёмкий процесс?

Произведение «Первый отрывок из заметок старика» — Полевой показал людей, склонных к графомании. Представляемый Николаем герой — писатель, предпочитающий вести дневники. Пишет он обо всём, отчего за шесть лет стал автором шестнадцати томов. Но попробуй вникнуть в текст — утонешь. Повествование строилось на неспешности: автор описывал, как встаёт с постели, как принимает туалет, пьёт чай, просит принести сапоги, попутно измышляя различное про саму постель, так и про чай, даже про сапоги. Вскоре мыслью писатель штурмует совсем уж отдалённые от представления темы. Остаётся предположить, Полевой явно на кого-то намекал, иначе с чего ему писать столь остро поданную сатиру?

Пьеса «Беседа у старого литератора, или Устарела старина!» — разбор вкусовых предпочтений. Обычно принято хвалить старину. Как бы прежде не писали, но ведь умело создавали произведения. Да всё же писали плохо. И Гёте писал отвратительно, и Шиллер. Ныне пишут ужасно. Нисколько не затруднит поливать грязью, чаще это оказывается лучшей возможностью, чтобы придать вес личному мнению. Полевой в суждениях опять оказывался прав — никак человеку не угодишь, ему никогда не понравятся дела современников, зато канувших в Лету творцов такой человек согласится потерпеть через силу.

Пьеса продолжилась в виде другого произведения «Беседа у молодого литератора, или Старым бредит новизна». Полевой прямо, без создания подобий, включал в повествование настоящие фамилии писателей и поэтов, творивших в близкие к тридцатым годам. В том числе, говорилось о Пушкине, Булгарине и Гоголе.

Ещё одна пьеса «Председатель и советники. Быль не быль, однакож и не сказка». Должен был быть описан председатель комиссии — некий граф Решимов, его секретарь Кальин, прочие лица. Изложить ясно Полевому уже не хватало решимости, оттого и воспринимается происходящее за сумбурное повествование.

Вполне быстро четвёртая часть «Нового живописца общества и литературы» заканчивалась. Не нашлось на страницах места для разностей, Полевой оказался на редкость сконцентрированным на оглашении определённых проблем. Вполне можно сказать, издание вышло строго тематическим. Николай теперь старался придерживаться определённой темы, не слишком от неё отходя на обсуждение прочих проблем социума.

При том, как всегда, Полевой стремился наставлять читателя, нравственно совершенствовать, проявлял заботу об общественной морали. И это желание нужно признать похвальным. Вместе с тем, придётся задуматься, насколько Полевой осознавал необходимость преображения, не отмечая ничего из того, что могло бы к тому побудить его современников. Но и читатель из следующих поколений с твёрдой уверенностью заявит: нравственно наставлять не получится, сколько не старайся, а вот нелюдей, различного уровня сложности, хватает всегда.

Остаётся сделать очередной вывод, как к лучшему не стремись, достигнуть его не получится. Оно и логично, иначе человек перестанет называться человеком.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Не начать ли повествование со смерти основного действующего лица? Пусть Господин Кохтин отдаст Богу душу утром. Он успеет притворно помолиться, а встать с кровати не сможет. Он почувствует себя плохо и умрёт. Произведению о том Полевой придаст незавершённый вид, что следует из подзаголовка. Читателю сообщалась первая часть, названная «Часом смерти». Как раз смерть господина Кохтина послужит наглядным примером для обличения порядков общества. Ведь надо быть слепым, чтобы не понимать, каким образом меняется жизнь, стоит ей претерпеть изменения. Вот читатель и должен был понять, как к человеку начинают относиться, стоит ему умереть.

Может Кохтин и не умер. Вполне вероятно, он продолжал дышать. Возможно, осознавал происходящее. Ожить у него всё равно не получится. Он на самом деле умрёт. Зато жизнь вокруг его тела закипит. Слуги начнут думать о разграблении имущества. Зачем ждать, когда нужно тащить из дома всё ценное. Не имеет значения, как обернётся дело после, главное — тащить едва ли не всё. Собственно, смерть Кохтина стала для кого-то благом. И им было безразлично на человека, некогда приходившегося им хозяином. Ощущение наживы всем туманило голову.

Полевой решает дать имя главному герою — звали его Фока Фокич, родился он в январе 1770 года, умер же в июне 1830 года, прожив шестьдесят лет. Он получил домашнее образование, успешно женился, занимался ростовщичеством, предпочитая извлекать деньги из денег, их сами не сильно растрачивая на прочие нужды. Таких сведений вполне достаточно для удовлетворения любопытства читателя. По крайней мере становилось понятно, прикарманить можно из имущества многое, к чему прислуга и стремилась.

Но всегда находятся добропорядочные люди, может от свойственной им тугости ума. Будут такие и в данном произведении. Обыкновенный парень Ванька, увидев плохое самочувствие хозяина, кинется искать лекаря. Да вот беда — лекарь был, только не совсем тот, который мог оказать помощь. Сей лекарь предпочитал проводить дни за испитием рома, к остальному проявляя отстранённость. Весть о плохом самочувствии ростовщика его взбодрила. Сколь не будь ему тяжело идти на дом к пациенту, он всё-таки пойдёт. Что его там ждёт? Он застанет делёж между слугами. Те, нисколько не стесняясь, будут считать имущество хозяина своим, поэтому доктору не пожелают выделить и рубля. Причём, им он не нужен ни в качестве лекаря, ни в качестве постороннего лица, требующего часть средств, после чего он уйдёт и помогать умирающему не станет.

Картину дополнит родственник, успевший прослышать о плохом самочувствии Фоки Фокича. Уж тут-то Полевой мог развернуться в повествовании, продолжая созидать историю. Но не преследовал Николай подобной цели. Он показал достаточно. Читатель успел увидеть порочность людей, нисколько не считающихся с самочувствием других, готовые друг другу перегрызть глотки, стремясь урвать кусок пожирнее. Даже при таком обстоятельстве, согласно которому они вовсе не имеют право питать надежды на получение самого маленького кусочка от имущества. Потому, именно потому, им проще раздербанить имущество до того, как к нему проявят интерес законные наследники.

Тем произведение «Приключения по смерти г-на Кохтина» и представляет интерес. Оно показывает людей с истинной стороны. Суть человеческая должна быть всякому ясна — до установления истины стремится урвать кусок пожирнее, невзирая, оправданными такие действия покажутся после, либо будут восприняты отрицательно. Не перестанет ведь человек быть человеком. Он потому и человек, что ничто человеческое ему не чуждо.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Вступать нужно в жизнь так, будто у тебя ничего нет. К тому подводил Сидор Пантелеевич сына в послании, специально написанном, дабы понял сын, как нужно жить и к чему стремиться. Сам Сидор Пантелеевич от отца ничего не имел, потому шестьдесят лет существования его носило по миру, словно подгоняемого ветром. Благодаря этому, и ничему другому, Сидор Пантелеевич познал, каким следует быть человеком. О том он и постарался передать в послании сыну. Николай Полевой, словно и не он будто писал, постарался это всё правильно оформить.

Основное, необходимое к пониманию, нельзя относиться к жизни, словно она таковой была, и в тех же оттенках её будут понимать в дальнейшем. Отнюдь! Люди, жившие некогда в Древней Греции и Древнем Риме, даже в Версале вчерашнего дня, нисколько не похожи на тебя сегодняшнего. Они жили по иным принципам и нормам морали, осуждать их за то бессмысленно. Согласно их представлениям — они жили правильно. В будущем будут жить совсем с другими представлениями о жизни, нежели сегодня. Значит, не следует искать пример для подражания, если он не из тех, что характерны для текущего момента.

Так и со счастьем. Хорошее сейчас — не могло понравиться древним грекам и древним римлянам, не понравилось бы и версальцу вчерашнего дня. Как знать, желаемое ныне к осуществлению благо — не станет ли оно восприниматься потомком за проклятие? Так оно в действительности и есть — как бы не имелось стремления дать детям лучшее, оно для них может оказаться совершенно излишним. Рассуждая так, Сидор Пантелеевич словно забылся, не осознавая, насколько изменчив век, каких устремлений ныне станет придерживаться сын.

Конечно, можно сказать, хорошее для одного — не является таковым для другого. Взять ради примера разные страны, а ещё лучше — стороны света. Никогда не сойдутся в представлениях о должном быть европейцы и азиаты, из-за слишком различающегося взгляда на мир. Требуется жить по совести, поскольку именно совесть должна быть главным критерием, исходя из которого и следует судить о человеке.

О таком думается, размышляя свысока. Когда же доходит до дела, то каждое поколение придерживается сходных жизненных установок, нисколько от них не отступая. Не склонен человек думать о других, следить за собственными действиями, разбрасываясь возможностями направо и налево. Общество наполнено чудаками, часть из них считает, будто занимается полезным для общества делом, другая — мечтает о будущем, способном устроить всех.

Потому, и только потому, жить нужно единственным убеждением — никому не причинять зла. Каким угодно образом, лишь бы не мешать другим существовать по правилам их совести. А вот добра другим желать явно не следует. Это будет неправильным. Человек одному себе должен желать добра. При этом, следует оставаться холодным, беспристрастным и бесстрастным, ничему не надо удивляться. Любое оброненное слово — повод людям разобраться в причинах, побудивших тебя к определённым суждениям. Таковое совершенно излишне. Поскольку найденным окажется самое порочащее обоснование.

Остаётся добавить, человеку следует жить, невзирая на нужды других. Пусть каждый будет сам по себе, никого за то осуждать не следует, как не нужно и прилагать усилия — достойной оценки это не получит. Твёрдо в том уверен Сидор Пантелеевич. Должно быть, уверен в том и Николай Полевой, раз взялся учить читателя правде жизни. Что же, с некоторыми суждениями придётся согласиться, особенно касательно человеческого понимания требуемого к установлению за важное в социуме.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее

Четвёртый выпуск «Нового живописца общества и литературы» был одобрен цензурой к печати в конце ноября 1831 года. И напечатать его должны ближе к Новому году. Значит, нужно порассуждать о сути данного дня. Полевой предложил читателю аллегорическое повествование, будто к автору строк приходят Намерение, Подлость, Скука и прочие. С ними он будет вести беседы, как всегда, выставляя действительность такой, какой она является.

В Новый год принято поздравлять. Как таковой традиции поздравлять не существует — это можно назвать правилом хорошо тона. Но кого поздравлять. Абсолютно всех? Сомнительно. Скорее, поздравить лучше людей, от чьей милости зависит твоё собственное существование. Значит, родственников нужно поздравлять по необходимости, в зависимости от расположения к ним. Из прочих, обычно, поздравляют власть имущих и богачей. Разве не так? Про бедняков, обычно, никто под Новый год не вспоминает. Есть ли толк их поздравлять? Ежели человек ничего дельного взамен предложить не может, то и забыт будет непременно.

Вот наступает Новый год. Обычно его пришествие подразумевает праздники. В такие дни позволительно отдыхать. Раз отдыхать, тогда не допускается никакой праздности. Полевой почему-то молчит, однако, на Новый год приходится религиозный пост, сам по себе призывающий воздерживаться от лишних излияний, соблюдая строгость в пище. Вообще, время — есть величайшая ценность для человека. Если кто пожелает трудиться — пусть трудится.

Вновь разговор возвращается к осмыслению необходимости угождать. Кто угождает, тот показывает личную заинтересованность во внимании определённого человека. Соответственно, этот человек понимает личную значимость. Получается, когда не получаешь поздравление с Новым годом от некоторых лиц, тогда можешь смело считать — для них твоя персона никакого интереса не представляет.

Другое дело — визиты. Новый год подразумевает посещение нужных людей. Обычно под ними понимаются родственники. Опять же, нанести визит к власть имущим и к богачам требуется в той же мере. Полевой возражает, текущий Новый год он проведёт дома и никуда не пойдёт. Понятно, визит важен, может быть даже определяет судьбу и служит пониманием, каким предстоит провести грядущий год.

Стоило завестись мыслям, вступающим в противоречие с празднованием наступления Нового года, как к Полевому пришла Подлость. Намерение отошло на задний план, уступив место другому собеседнику. После придёт Скука, ведь насколько не будь прав Полевой, оставаясь дома, он вынужден будет подлинно отдыхать, то есть маяться от безделья. Можно сказать, цепочка логических рассуждений оборвалась, натолкнувшись на первую преграду. Пришлось Полевому размышлять дальше, что делал он совершенно напрасно, усложняя текст излишне посторонними мыслями.

Четвёртый выпуск «Нового живописца общества и литературы» выходил с материалом, ставшим привычным читателю по предыдущим книгам. Полевой брался рассуждать о насущном, прямо говоря про человеческие пороки в общем, а в меньшем — про присущие российскому социуму. Основная нагрузка — понимание старости. Причём, разговор коснётся и смерти, постигающей всех людей. Так и понимал читатель, начиная знакомство с «Визитов в Новый год».

Как же быть? Предаться праву на отдых и проявить неуважение к окружающим? Или начать совершать визиты вежливости, радуясь наступлению праздника вместе с другими? Стоит оговориться, многое зависит от самого человека. Когда нет желания проводить Новый год в праздности, тогда и возникают мысли, наподобие обеспокоивших Полевого. Кто-то об этом не задумается. Не все люди преследуют цель извлечения выгоды, значительная часть стремится поздравлять от душевной доброты, поскольку привыкли к тому с детства.

Автор: Константин Трунин

» Читать далее