Category Archives: Беллетристика

Вилис Лацис «Буря. Часть III» (1946-48)

Лацис Буря Часть 3

Победа над Третьим Рейхом вознесла Советский Союз. С помощью Германии, или без, государство Иосифа Сталина получило контроль над желаемой территорией, даже больше. И страны, входившие в сферу интересов, не могли воспрепятствовать свершившемуся. Но были и те, кто горячо приветствовал социалистическую власть, всячески восхваляя, в том числе и мудрость Сталина. Тогда никто не думал, каким образом это станут воспринимать потомки, скорее всего от такого прошлого стараясь откреститься, невзирая ни на какие обвинения, в том числе и в пособничестве правительству Третьего Рейха. Поэтому книги, вроде художественных трудов Вилиса Лациса, — это отражение событий, когда-то происходивших. Неважно, с каким настроем смотреть назад, нужно научиться понимать, что иного прежде быть не могло. Не случись одних лиц, мы бы сохранили в памяти других, но преследовавших точно такие же цели.

В любом противостоянии нужно очернять противника. Это только в сказках рыцари пробуждали драконов, никогда не нападая на спящих созданий. Эти же рыцари всегда нападали на соперника, когда тот готов им дать отпор, иначе победа над ним не считалась за достойную. Если бы войны происходили по точно такому же сценарию, может и мир мог быть другим. Только люди уже привыкли, что нет единственной правильной модели поведения, так как всякого честного соперника всегда проще одолеть, навяжи на него порочащий ярлык. И пусть в советской форме правления имелись свои положительные черты и изъяны, настраивать против всё-таки требовалось, причём не делая различий, кто же в том повинен больше, в чём обвинялась противоположная сторона. Были такие же черты и у немецкой стороны, правда теперь уже не можешь сметь рассуждать, поскольку времена вновь изменились, отчего важным сталось говорить в угодной форме людям, иначе должный понести наказание. Вот и думай теперь, насколько человеческое общество подвержено гниению, даже делай оно нечто во благо, так как подлинного блага всё равно никогда не было и не будет.

В третьей книге Лацис показал, каким образом происходило возвращение людей назад. Некогда они бежали из родной страны, не имея другого выхода, если не желали прослыть за пособников немцев. Теперь оказывались вынуждены искать, каким образом настоять на праве подлинных владельцев, выселяя новых жильцов. Другое дело — ведение хозяйства по советскому типу, то есть следовало задуматься над организацией колхозов. Должны были появиться передовики. То есть всё сводилось к тому, чтобы Латвия стала полностью той страной, которая должна входить в сферу интересов Советского Союза, и более того — стать частью государства на праве одной из равных.

Что касается колхозов, как и прочего, — считалось делом добровольным. То есть абы кого не возьмут созидать социалистическое будущее, такое право нужно заслужить. Как и раньше, Лацис настаивал на добровольности совершаемого. Люди подлинно хотели, сами к тому побуждали других, словно большинством владело схожее желание. Оттого и выходило на страницах у Вилиса всё предельно гладко. Даже такой момент, как поездка делегации к товарищу Сталину, — особого старания описание, где вождь государства поражал людей своим видом, пленял доброжелательностью. Получалось чрезмерно поэтично, поскольку путь коммунистам из Латвии Сталин освещал собственной улыбкой, ради которой люди оказывались готовыми бесконечно трудиться на благо всего советского общества.

Буря уходила, уступая место спокойствию. Отныне Латвия переставала жить в море из страстей, которые не покидали их край на протяжении долгого периода. Может уже в том было некоторое счастье.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Михаил Гордин «Жизнь Ивана Крылова, или Опасный лентяй» (1985)

Гордин Жизнь Ивана Крылова или Опасный лентяй

А не рассказать ли про Крылова в художественной форме? Почему бы не дать право знаменитому баснописцу прожить жизнь на страницах литературного произведения? Да как сделать то удобоваримым и не скучным? Михаил Гордин сделал попытку, наполнив содержание моментами, о которых читатель прежде нигде не встречал упоминаний. Правда то или вымысел? Таких вопросов при чтении художественной литературы не задают. Непременно понимание описываемого должно восприниматься за авторскую фантазию, пусть и имеющую в основе следование определённым моментам, без упоминания которых нельзя создать произведение о человеке, некогда жившем. Про Крылова действительно можно рассказывать с увлечением, вспоминая, какой он проделал путь, поскольку басни далеко не сразу стали его отличительной чертой.

Само детство Крылова — становление в атмосфере народного негодования. Неспроста был порождён бунт, возглавленный Пугачёвым. От восстания казаков погиб отец Ивана. Отчего не остановиться на этом моменте подробнее? Иные исследователи творчества Крылова так и поступали, но Михаил Гордин оказывался скупым на слова, не желающий растекаться мыслью по древу, излишне фантазировать и выходить за рамки допустимости предполагаемого. Какой бы художественной биография не была, всё-таки нужно опираться на общеизвестные факты. А так как про детские годы Крылова сохранилось незначительное количество свидетельств, Михаил предпочёл обходиться малым. Впрочем, таким образом он поступал в начале повествования, впоследствии всё-таки допуская домысливание.

Нельзя обойти вниманием Якова Княжнина, из-за которого Крылову пришлось иметь трудности с продвижением литературного таланта. Но кем был Княжнин? Гордин предпочёл показать этого поэта опальным подданным, должным принять казнь за растрату казённых денег. Безусловно, такой момент был в жизни Княжнина, как и его обвинение по адресу Ивана, которого он подозревал в излишне наглом вмешательстве в личную жизнь. Ведь известно, Крылов написал пьесу, в действующих лицах которой Яков узнал себя и свою семью.

О чём ещё рассказать? Про страсть Крылова к карточной игре, про его силу, про любовные стихи, подписанные первой буквой фамилии. Можно сообщить и про Карамзина, как тот путешествовал по Европе. Карамзин хорошо пришёлся к слову, поскольку «Московский журнал», им издаваемый, имел тогда единственного конкурента за читательское внимание — «Почту духов» Крылова. Насколько это так? Может и не так вовсе. Да и всему могло быть придано преувеличивающее значение, учитывая тиражи периодических изданий конца XVIII и начала XIX века. Или того вовсе не было, а то и Гордин приводил данное обстоятельство в качестве любопытного момента.

Так почему Крылов оказался в опале при Екатерине Великой? Не по причине издания журнала «Почта духов», и не по творческим изысканиям, в которых он говорил практически прямо, не прибегая к хитрости, вроде басенного изложения. Михаил Гордин посчитал, что Иван стался неугоден из-за предвзятого отношения к нему Зубова — фаворита императрицы.

Что до басен, то это поздний Крылов, познавший горькую суть правды, должной подаваться читателю в забавной форме. Как и прочие исследователи, Михаил Гордин приводил в пример некоторые басни, объясняя их суть в качестве шаржа — юмористического отображения действительности. Причём у Крылова это выходило таким образом, что не всякий оказывался способным догадаться, о чём именно шла речь в басне. А если кому то и становилось очевидным, напрямую укорить в том Крылова не мог, учитывая специфику басенного сюжета.

Пусть текст Михаила Гордина и не покажется читателю уникальным, зато позволит посмотреть на жизнь Ивана Крылова с немного другой стороны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Семён Бабаевский «Свет над землёй» (1949-50)

Бабаевский Свет над землёй

«Кавалер Золотой Звезды» и «Свет над землёй» — одно большое произведение, за которое Семён Бабаевский получил не одну, а три Сталинских премии. За «Свет над землёй» сразу две, с перерывом в один год. Развивай повествование дальше, мог продолжить получать премии и в последующем. Так за какие заслуги Семён награждался? За демонстрацию наглядного примера, которому должны следовать люди — к правильному ведению хозяйства в колхозах. То есть не нужно иметь лишь желание, важно ко всему подходить с осмыслением совершаемого. Не абы как, а с полнейшей осознанностью. Не просто договориться о коллективном ведении хозяйства, стремиться построить подобие райских кущ, ежели такое сравнение можно посчитать за уместное. Не будет места унылому пейзажу, всё должно радовать глаз. Как минимум, облагородить территорию, проложить дороги. И не только… Впрочем, Бабаевский обо всём читателю обязательно расскажет.

Самым главным в те годы считалось электрифицировать страну. Мало какой писатель не сообщал, каких усилий стоило людям озаботиться проведением света в самые глухие места страны. У Бабаевского для этого создана отдельная история, с большим усердием им раскрываемая. Доходило до того, что люди соглашались осваивать дополнительные специальности, вроде электромонтёра, лишь бы способствовать ускорению внедрения электричества в колхозы. Ничего не могло остановить, когда возникала необходимость в максимально короткие сроки справляться с перебоями поступления электроэнергии. Семён не раз покажет, насколько люди признавали за собой вину, вынужденные простаивать, когда обстоятельства складывались против них. Чтобы такого не повторялось, люди брали на себя ещё больше обязанностей, непременно справляясь.

Тут бы остановить мгновение, крепко задумавшись. Ведь в Советском Союзе стремились вгрызаться в планету, использовать ресурсы в огромных количествах. В том числе и касательно электричества. Когда-то за счастье считали обеспечить светом каждого. Даже больше, дать свет всякому уголку, не оставив места мраку. Что случится позже? Человек одумается и начнёт экономить ресурсы планеты. Подобных мыслей не встретишь, знакомясь с произведениями советских писателей. Всё должно покориться человеку — такое мнение сквозит между строк. Да иного и быть не могло, пока горизонт ограничений для возможностей не казался очевидным. В годы написания «Света над землёй» многое казалось обязательно должным быть достигнутым, отчего и речи не возникало о другом. Тогда люди действительно могли менять русла рек и создавать подобия райских кущ, неся жизнь туда, где она не могла превзойти тысячелетнюю отсталость.

Бабаевский показал, насколько человек способен ощущать величие, совершаемое во благо прогресса. Одно только умение передвигаться по воздуху — очевидное доказательство необходимости продолжать стремиться к достижению прежде небывалого. Вот и у Бабаевского одному из действующих лиц предстоит взойти на борт самолёта, подняться в небо и испытать спектр эмоций. Семён не жалел слов для описания возникающих у персонажа мыслей. Это действительно невероятно, особенно для большей части населения страны — никогда не отрывавшихся от земли. Невероятным была и возможность соединять какие угодно сёла напрямую с Москвой. Можно было сесть на самолёт, взлететь и сойти уже в столице Советского Союза. Так разве нужно отказываться от подобного рода достижений?

Несмотря на две Сталинские премии за произведение, отдельно рассматривать части «Света над землёй» не стоит. Вполне можно было не проводить разграничений и с «Кавалером Золотой Звезды». Главное, был бы читатель, согласный внимать жизни жителей канувшего в Лету государства. Стремления, некогда важные, может быть… когда-нибудь… оживут вновь.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Герхард Рот «Цирк Салюти» (1981)

Герхард Рот Цирк Салюти

Каким человеку представляется передвижной цирк? Примерно таким, каким его описал Герхард Рот. Это искусство, граничащее с безумием. Такое мероприятие служит для временного увеселения людей, тогда как иные посвящают данному делу всю жизнь. И цирк воплощает собою саму жизнь, поскольку живёт по правилам, согласно которым он должен обеспечивать собственное существование. В таком случае нет дела до предельной честности. Да цирк и не должен представать кристально прозрачным, он всё равно скрыт от человека за стенами шатра. Так почему бы не заглянуть внутрь цирка? Стоит присоединиться к главному герою повествования, к тому же — немому, способному лишь взглядом показать, насколько он не согласен с деятельностью циркачей, но должный остаться при своём мнении, ведь является всего лишь зрителем, а не причастным лицом.

Герхард лукавит читателю. С первых страниц главный герой оказывается представленным директору цирка. Мало того, директор сразу начинает делиться секретами, рассказывая случаи из практики, словно не имеет другого способа сойти за приятного в общении человека. Уж не директору жаловаться на отсутствие внимания, на его плечах находится цирк, в котором он ответственен абсолютно за всё. И не стал бы директор рассказывать про тонкости околоцирковой жизни, не беседуй с очень близким ему лицом. Но читатель имеет возможность ознакомиться с его историями, словно Герхард Рот сам являлся директором цирка, либо где-то наслушался историй, теперь шокирующий читателя с помощью художественного повествования.

Цирк — сложная структура. Сам переезд цирка — невероятное мероприятие. Где-то нужно найти работников, и они всегда находятся, чаще в виде попутчиков, отчего стоимость их услуг оказывается незначительной. Надо договориться и с хозяином участка, где будет поставлен шатёр. Ежели договоришься, до конца не уверен в правильности выбора: давшие согласие могут и умереть, из-за чего начинай переговоры заново. Другая проблема — составленное расписание. Бывало и так, что за стенами шатра проходила похоронная процессия, тогда как из цирка доносился смех посетителей. Ничего с этим не станешь делать, если сумеешь заранее предусмотреть ситуацию.

Читателю интересно, каким образом дрессируют животных? Герхард повествует словами директора, сообщая о двух методах: поощрении и причинении боли. Если животное дрессируется последним методом, оно становится крайне опасным, с ним может справиться очень волевой человек, чаще именно тот, кто дрессирует. В случае метода поощрения — такой зверь проявит ласку к каждому, лишь бы его угощали. Причём неважно, льва или слона будут дрессировать: принцип одинаковый.

Есть ещё в цирке клоуны, акробаты, силачи. Обо всём можно вести рассказ. Благо сам директор является уникальным человеком, способным одновременно на всё. Он и клоун, и акробат, и силач, и иллюзионист, и укротитель, и так далее.

Что до главного героя. Он в немом восхищении и отвращении познаёт цирковые секреты. Ему бы хотелось пообщаться, только никто не желает читать его бумажек. С немотой главный герой становится цирку вовсе бесполезным, никакими удивительными навыками не обладая. Того и требовалось, просто Герхард специально так повествует, чтобы не отвлекать читателя от основного — познания цирковой обыденности изнутри.

Теперь читатель может задуматься, насколько требовалось ему знакомиться с повествованием от Герхарда Рота. Почему бы и не проявить внимание, особенно при отстранённости от познания сути передвижных цирков. Может они такие, либо вовсе иные, но именно такими их желаешь видеть — полными загадочности. Иного от цирка никогда не ждёшь — он должен рождать чувство радости и трепетного волнения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Томас Бернхард «Ребёнок как ребёнок» (1982)

Бернхард Ребёнок как ребёнок

Мир не стоит на месте, постоянно развиваясь, лишь дети остаются детьми, для кого всё продолжает быть неизменным, пока не наступает определённый момент, после чего они становятся взрослыми. Так кажется, но насколько оно оправданно, если исходить из воспоминаний, которыми потом люди делятся? Для кого-то память о прошлом становится поводом заявить о себе сегодняшнем, согласного с былым, либо его ярым противником. Лишь редкие люди дозволяют говорить о воспоминаниях, ничем не приукрашивая и не очерняя. Таким образом поступил и Томас Бернхард, сообщивший о детстве ровно то, что некогда происходило. А ведь его детство прошло при фактах, какие каждый бы посчитал зазорными. Например, ребёнком Томас был членом юнгфолька, чего избежать не мог, учитывая действовавший в то время режим.

Бернхард начинает повествовать с простого — он посмел взять велосипед отчима, намереваясь прокатиться к тётке, живущей за тридцать пять километров от дома. Правда, ездить на велосипеде он не умел, зато живо представлял, как это у него получится. Вполне очевидно, поездка не задалась: порвалась цепь, пошёл проливной дождь. Пришлось возвращаться назад, прося помощи у взрослых. Томас сразу сообщал читателю, чей был велосипед. Он принадлежал отчиму. Сам отчим в этот момент участвовал во вторжении Германии в Польшу. Дома ожидалось наказание от матери, коего следовало избежать. За помощью Томас отправился к деду — человеку своеобразной логики. Тот на дух не переносил ничего, что связано с Германией, да и вообще не терпел государственных образований, всего с ними связанного. Даже учителей дед мешал с грязью, не говоря уже про полицию.

Невзирая на отвращение к Германии, семье Томаса пришлось переехать в Баварию, где имелась возможность устроиться на работу. Именно тогда пришлось вступить в юнгфольк, сделав то скорее по принуждению, так как мать отправила его на поезде не в ту сторону, вероятно, обманув. Таким образом Томас попал в детский лагерь, где к нему относились с крайним пренебрежением из-за того, что он мочился ночью в постель. Собственно, потому мать его и отдалила от себя, устав терпеть подобное от сына, как о том думал сам Томас. Приходилось выносить унижения, так как позора избежать не удавалось.

Описываемые события развивались по мере желания Бернхарда про них рассказывать. Излагал он мысль весьма трудным для усвоения способом, не разделяя текст на абзацы, и не стремясь выделять прямую речь. Не видишь, где случился аншлюс, почему автор в определённый момент делится одним воспоминанием, затем другим, где последующее может предшествовать предыдущему. Но суть рассказываемого всё равно нельзя не понять, было бы к тому у читателя стремление.

Дети обязательно вырастают. Наступит пора и для окончания повествования. Для Томаса к тому послужило за причину рассказать о том, как американская авиация стала устраивать налёты на Баварию. Он видел, как был подбит американский самолёт, потом они с бабушкой поехали посмотреть на место крушения, там увидели сгоревший свинарник, остов самолёта и изуродованные человеческие трупы. На том война для Бернхарда заканчивалась — подробнее он не стал рассказывать. Вскоре и вовсе ему предстояло уезжать — наступала пора учиться.

Вполне понятно, про такое произведение, где автор не позволил себе лишних размышлений, описал прожитое таким образом, каким оно случилось, никак не окрашивая, трудно говорить, измышляя нечто особенное. Того и не требуется, просто запомним, как оно когда-то происходило.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Фёдор Гладков «Повесть о детстве» (1949)

Гладков Повесть о детстве

Обратившись к опыту Толстого и Горького, Фёдор Гладков решил написать о собственном детстве. Но о чём он мог рассказывать, если происходил из крестьянской семьи? Как раз о крестьянском быте. Показать его таким, каким сумел запомнить. На деле вышло, воспоминания Гладкова получились отражением той среды, которая и должна была сформироваться в представлении граждан Советского Союза о прошлом. То есть крестьян обязательно следовало показать примечательными на грубость, невежество и отсутствие образованности, словно ничего не поменялось с древнейших времён. Гладков не стал делать исключения ни для деда, жившего порядками середины XIX века, ни для отца, просто обязанного иметь отличия в мировоззрении от старших поколений. Зато он, Фёдор, получил возможность переосмысления, пускай и прожив для того более пяти десятков лет.

Как сложились семейные порядки при деде? Всё держалось на строгости. Дед наводил авторитарные порядки, не допуская свободомыслия. Кто заговорит за столом — тому мог дать ложкой по лбу. И не так важно, что в таком духе детей воспитывали всегда, невзирая на политический строй и социальное положение. Вполне очевидно, дед отличался набожностью, чего требовал от других. Всему этому находится объяснение, ведь жил дед при крепостничестве. Да вот при нём ли? Если исходить от года рождения Фёдора, то его дед мог быть уже вольным крестьянином, когда вступал в сознательную жизнь, пусть и сохраняя верность прежним традициям. А вот отец Фёдора явно не знал власти помещика над собой, вполне эмансипированный и вольный хозяйственник, только решивший слыть за подобие своего же отца, ставший таким же авторитарным главой семьи, применяя ложку для наказания и требуя трепетного почтения к Богу.

Каким бы отец не являлся важным для семьи, сколько бы не указывал на важность своей личности, то он показывал, исходя из очевидного, — был скудоумным, неграмотным и не представлял собою того, о ком можно говорить с гордостью. Мать Фёдора он бил жестоко, чаще даже без причины, дозволял грубить и кричать. Однажды случилось и вовсе непонятное для понимания личности отца, он пошёл против заведённых дедом порядков. Может понял, насколько жизнь меняется? Или не понял, просто жил таким образом, каким ему казалось нужным? Всё-таки ведь должен был наступить перелом в сознании крестьян, когда годы шли, а уклад не менялся, хотя наступили другие времена, требующие находить возможности, дабы прокормить семью, так как сидеть за пазухой у помещика больше не получится.

Что до самого Фёдора, если он писал подлинно о себе, то детство его прошло в тяжёлом труде, какой знаком каждому крестьянскому сыну. К девяти годам Гладков обладал всеми знаниями, благодаря которым знал и умел практически всё, требующееся от крестьянина. Имел он представление и о народных приметах, по которым протекала крестьянская жизнь. Фёдор умел боронить, не пользуясь помощью взрослых, в нужных случаях применял травы, когда к тому появлялась необходимость, используя и другие знания, поскольку понимал, насколько необходимо это знать, ибо наступления другой жизни тогда ожидать не приходилось.

Как же быть читателю? Следует ли знакомиться с воспоминаниями Гладкова? При желании ознакомиться с тем крестьянским бытом, на благости искоренения которого настаивала впоследствии советская власть, то читать нужно. А ежели мысль не принимает допустимости подобного среди населения Российской Империи, будто и не было эмансипации крестьян, и деятельность славянофилов ни к чему не привела, то лучше к произведению Гладкова не обращаться.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Альфонс де Шатобриан «Господин де Лурдин» (1911)

Шатобриан Господин де Лурдин

Как часто родители возлагают надежды на детей! Ведь и рожают с целью продлить род, надеясь найти в ребёнке собственное продолжение. Но не всегда всё складывается удачно. Чаще получается обратное — дети разочаровывают. Бывают случаи, когда ребёнок впитывает лучшие черты отца или матери, порою перенимая только худшие, но чаще — становится не тем яблоком, которое должно падать от яблони, а чем-то другим, словно взращенный чужими руками. Почему так происходит? Всё зависит от среды, в которую попадает подрастающее чадо. Именно среда формирует в человеке привычки, к обеспечению которых он и продолжает стремиться. Например, сын не пойдёт по стопам отца-фермера, поддавшись прелести комфортной жизни в городе. Но никто и не заставляет детей делать выбор в пользу родителей, только очень трудно осознать и принять факт, когда от тебя отказывается плод твоей же любви.

У Шатобриана показана обыкновенная ситуация, которая легко раскрывается с помощью любых художественных средств. Обладай Альфонс умением рисовать, написал бы картину, где отец стоит у свежей могилы, взирая вдаль, никак не верящий, что сын не пожелал приехать на похороны матери. Будь он скульптором, тогда бы изваял фигуру непокорного в гордости человека, попирающего ногами прежнюю жизнь. Пиши стихи, Альфонс сочинил бы горькую поэму о представителях молодого поколения, ослепших от суеты красивой жизни без обязательств. Но Шатобриан написал произведение, где использовал больше средств, чем могут себе позволить художники, скульпторы и поэты. На страницах оживали образы, по которым читатель должен был судить, насколько допустимо позволять жизни стремительно меняться, если старое в ней перестаёт цениться, уступая значение совсем мимолётному, в чём для человека нет никакой нужды.

У Альфонса сын не ценит родителей. Он живёт собственными радостями, ни в чём не собираясь воздать отцу с матерью. Пагубный путь приводит его к краху, из-за чего родителям приходится переживать. Если отец находит силы крепиться, соглашается продавать имущество, лишь бы вытащить сына из ямы, то мать, не отличающаяся крепостью здоровья, подобного удара пережить не может: она умирает. И насколько должно быть горестно отцу, оказавшемуся в одиночестве перед неизбежным? Он будет стараться помогать сыну, тогда как тот продолжит проматывать финансы родителя, никак не способный отдавать отчёта действиям. Как раз к тому и будет Шатобриан подводить читателя — к осознанию необходимости задуматься над поступками: родителям стремиться поставить детей на ноги, соглашаясь терпеть их вольность, либо всё-таки держать детей в строгости. Но разве есть силы, способные помешать человеку на всё смотреть иначе, когда он окружён совсем другой средой, нежели сопутствовала жизни его отца и матери?

С другой стороны, нужно думать и над поступками сына. Может следует взывать к совести молодых людей, должных забыть о личных интересах, обязанных обеспечить спокойствие на душе у родителей? Или ничего этого не требуется? Или можно уподобиться растению, когда дерево лишь разбрасывается семенами, ни о ком не проявляя заботу? В любом случае, нужно смириться с вольностью сознания выросших детей, стараясь прилагать усилия только тогда, когда близко наступление непоправимых последствий свободолюбия.

Завершить историю Шатобриан мог двумя способами. Согласно первому: сын одумается и начнёт помогать отцу. Согласно второму: сын будет наказан обществом. Как бы не случилось, читатель сможет извлечь мораль. И это самое главное, что требуется от литературы, претендующей на большее, нежели служить чтением ради развлечения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Луи Перго «От Гупиля до Марго» (1910)

Перго От Гупиля до Марго

Мир жесток — и не надо пытаться на это закрывать глаза. Жестоки люди друг к другу, и быть добрыми они никогда не станут, поскольку это противоестественно звериной природе человека. Но людей можно образумить, обязать соблюдать законы, пригрозить наказаниями. Тогда человек одумается, ещё и обязанный соблюдать принципы гуманности. Медленно из человека начнёт выветриваться его звериное нутро, но только до той поры, пока он находится под контролем. Позволь ему оказаться вне условий необходимости слыть человечным, над ним возобладает ярость, он примется уничтожать, словно никогда и не слыл за цивилизованного. Полностью избавиться от звериной сущности не получится, поскольку человек обязан оставаться животным, так как не является камнем или растением — всё равно будет убивать и кромсать, только бы обеспечить продолжение существования. Гораздо сложнее, вместе с тем и проще, дело обстоит в дикой природе, где действует единственный закон: убивай или беги, тогда будешь спасён, либо убит.

Луи Перго составил сборник из восьми рассказов. В каждом он рассказывал о каком-либо животном. Первым героем повествования стал лис Гупиль, последним — сорока Марго. Помимо них в рассказах действуют охотничья собака Миро, петух Шантеклер, курица Пикоре, крот Никталетта, ласка Фузелин, заяц Руссар, белка Геррио, сойка Жако, лягушка Рана, ворона Тьеслен и кошка Митис. В числе персонажей задействованы и люди.

Как Перго решил повествовать? Он не стал скрывать от читателя, каким образом устроен мир. Лис не будет добрым к тем, кого может съесть, без жалости способный расправиться с петухом, ради чего он и собирался разорять курятник. И лис привлекает внимание охотника, для которого не является средством продолжения существования, а всего лишь обладателем красивой шкуры с мехом. Каждый у Перго способен убивать, не придавая значения совершаемым поступкам. А кто из животных не имеет склонности к убийству? Таковых и не существует вовсе. Если не себе подобных, и не с целью хищничества, то убийство проявится в другой форме, о которой человек и вовсе не задумывается. В конце концов, покушение на что-либо, способное ощущать силу жизни, уже должно считаться убийством, в том числе и покушение на насекомых и на растения.

Одно отличает животных от человека — они не понимают, почему поступают жестоко. Может быть по причине отсутствия иной возможности для обеспечения способности существовать. Если лис не убьёт петуха, иным образом он не сможет найти способ пропитания. Но и давать лису право питаться по собственному усмотрению — никто не позволит. Ситуация складывается безвыходная. Тогда почему человек продолжает стремиться к жестокости, причём ничем не должной быть оправданной? Теперь человек легко добывает пропитание, не прибегая к насилию. Для наглядности Перго показал, чем человеческая жестокость отличается от звериной.

Одного не хватало Луи — ладности изложения. Читатель мог ожидать повествование в духе Джека Лондона, с тем же знанием очевидца описывавшего не только борьбу человеческих характеров, но и безжалостное отношение животных друг к другу. Но для Перго в том не было необходимости, да и талант беллетриста в нём только готовился раскрыться. Всё-таки лауреатом Гонкуровской премии он стал, будучи двадцативосьмилетним, до того сумевший издать два сборника поэзии, оставшихся незамеченными. Можно сказать, Перго получал аванс из признательности в надежде на раскрытие способностей на протяжении оставшейся жизни. К сожалению, через пять лет Луи будет убит на полях Первой Мировой войны.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ингеборг Бахман «Реквием по Фанни Гольдман» (1972)

Бахман Реквием по Фанни Гольдман

Живя светской жизнью, будешь рассказывать про подобных тебе. Именно так желается думать, когда приступаешь к чтению произведения Ингеборг Бахман. Эта писательница, прожившая короткую жизнь, была примечательным представителем своего ремесла. Говорят, поныне её имя имеет значение для мира германоязычной литературы. В числе прочих, Бахман — одна из тех австрийских писателей, кто выдвигался на Нобелевскую премию. Во всём прочем, ежели кому и становится интересно творчество Ингеборг — люди обычно случайные, по причине довольно прозаической — мало кто выбирает для ознакомления творчество писателей из Австрии, если это не кто-то из тех, кто успел состояться ещё при Австро-Венгрии, либо тогда начинал свой творческий путь. В целом, толком не интересуясь художественными изысканиями Бахман, с той же случайностью оказываешься вынужден познакомиться с одной из её работ, ещё и имеющий подзаголовок, говорящий, что перед читателем всего лишь набросок к роману.

Ингеборг описала жизнь девушки, ярко жившей и в меру долго горевшей. Своё существование героиня повествования начала ощущать со времени аншлюса, присоединения к Третьему рейху Австрии. Её отец, замешанный в каких-то делах, сразу принял решение застрелиться. Своё желание он тогда же и реализовал. Что до девушки, чья фамилия Вишневская, она предпочла не задерживаться в бесперспективности, предпочтя удалиться как можно дальше, в какое-нибудь государство за океаном, например, в США. И ей не было важно, каким образом она это осуществит. Если потребуется выйти замуж, то не станет затруднением. Пусть муж ей будет противен, важным станет другое — удаление из Австрии. Говорить о жизненных принципах не приходилось — имелся единственный: жить ярко, гореть быстро. Да и станет ли жить главная героиня с американцем? До той поры, покуда он позволяет лёгкое существование жене. За лёгкостью последует столь же невесомое расставание. Впору даже подумать, Бахман описывала человека, должно быть близкого собственным идеалам. Хотя, почти не зная Ингеборг, таких выводов читатель делать не должен.

Кое-как состоявшаяся в высшем артистическом обществе, Фанни пожелает обрести личное счастье, коего вероятно желала. Прежние отношения более не тяготили, зато появилась возможность стать музой и покровительницей для перспективного писателя. Почему бы не сделать выбор в пользу юноши, пока не сумевшему добиться внимания? Она возьмёт над ним опеку, станет наставлять на путь истинный, и он обязательно проявит ответное почтение, готовый удовлетворять любые прихоти, только бы быть введённым в точно такой же высший круг творческих личностей. Молодой писатель стремился создавать пьесы, никак не способный прежде добиться внимания театральных деятелей. Теперь же, благодаря Фанни, он стал вхож в нужные ему двери. Вполне очевидно, встав на ноги, драматург уже не будет благодарить Фанни, станет чаще о ней забывать, вскоре и вовсе предпочтя жить угодной уже ему жизнью, променяв взрослую спутницу на девушку помоложе, для кого теперь он станет подобием ключика к высшему свету.

В конце концов всё обязано замкнуться. Круговорот безжалостно принимает новых участников, тогда как постаревшие члены мало кому продолжат оказываться интересными. Это очень бьёт по самолюбию, заставляет впадать в депрессию, после чего человек и вовсе сдаётся, утрачивая смысл существования. Вполне очевидно, Фанни сгорит на отпущенном ей пути, поскольку не умела доказывать право на должное быть её по праву. А если уж и говорить про сгоревших по дороге к славе, то приходится вспомнить и про конец жизни самой Ингеборг Бахман, столь же безвременно погибшей, виною чему считают успокоительные таблетки и непотушенную сигарету.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Валентин Костылев «Иван Грозный. Невская твердыня» (1947)

Костылев Иван Грозный Книга 3

Третья часть — завершающая — оставит читателя с неполным осознанием эпохи правления Ивана Грозного. Этот государь, правивший на протяжении пятидесяти одного года, за всё повествование оставался лицом, излишне редко представляемым читателю. Вот и теперь, вместо понимания происходившего на Руси, читатель наблюдает за процессами, довольно далёкими от его внимания, пусть и имевшими важное значение. Многое оказалось упущенным, и тут не скажешь, будто Костылев не имел о том представления. А как же тогда труд Карамзина, где про правление Грозного рассказано лучше и подробнее? Остаётся допустить, что Валентин преследовал другие цели, и название у произведения, если читать его как «Иван Грозный», скорее служит за яркую характеристику определённого исторического периода, нежели в качестве основного элемента. Вполне можно понять, поскольку не так важна роль отдельной личности, сколько роль людей, тогда населявших Русь. Приходится остановиться на мнении — Костылев показывал народ, тогда как прочее — эпоха правления одного из царей.

Валентин не стал обходить проблему наследования. Какими были дети Грозного? Мало какой читатель про то помнит, имея единственное представление — на Грозном династия Рюрика пресеклась. А как же Фёдор? Костылев предпочтёт рассказывать о других детях царя. Вот старший — Иван Иванович — тогда уже старший, учитывая смерть первенца Дмитрия, — чувствовал судьбу занять престол после отца, отчего вёл себя развязно, именно он пал от руки Грозного, как должно быть известно читателю, где под Иваном Ивановичем обычно понимается некий безликий сын. Действительно ли царь его убил? До сих пор нет единого мнения. Костылев посчитал важным указать только особое моральное страдание царя, как он не мог найти себе места.

Что до прочих детей… Они были. Был и младший Дмитрий, погибший при загадочных обстоятельствах. Оставался Фёдор, мало способный к управлению государством, при котором особенно раскроется фигура Бориса Годунова. Но это останется за страницами произведения.

Основное внимание Костылев уделил делам внешней политики. Так читатель знакомится с путешествием Шевригина, отбывшего к папе римскому для разрешения возникших осложнений между Польшей и Русью. Грозный не хотел вести войну со славянским народом, о чём и должно было быть выработано соответствующее мнение католическим первосвященником. Костылев подробно описал визит в Рим и Венецию.

Другое дело внешней политики — твёрдое желание Грозного породниться с английским дворянством, для чего он отправил в путешествие Писемского. С большим воодушевлением Костылев принялся повествовать о дороге до Англии, рассказывал о нравах и порядках жителей данного государства. Говорил и про то, каким образом королева Елизавета стремилась избежать женитьбы дальней родственницы на русском царе, для чего придумывались различные отговорки, вплоть до указания на лицо невесты, испортившееся после перенесённого заболевания.

Читатель пожелает спросить про начало завоевательных походов на Сибирь под предводительством Ермака. Но может по причине того, что сие мероприятие не входило в круг интересов Грозного, осуществлялось сугубо по воле отдельной группы казаков, Костылев не стал затрагивать данную тему. Впрочем, вне внимания пройдёт и период опричнины, если и упомянутый, то без должного внимания.

Рассматривая трилогию в совокупности, читатель придёт к ранее сделанным выводам: Костылев описывал положение народа на фоне царствования Ивана Грозного. Не так важна фигура царя, на месте которого мог быть другой правитель. И всё же не получится утверждать, будто Иван Грозный стоял в стороне. Отнюдь, как раз от его воли зависело происходящее в стране, как то не пытайся отрицать, ежели читатель склонен выражать подобного рода сомнение.

Автор: Константин Трунин

» Read more

1 2 3 4 5 6 86