trounin.ru

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №6

Эжен, старший сын Пьера Ругона, пошёл по стопам отца, став политиком. Он воспарил выше родителя, занимая важное место в правительстве при Наполеоне III. Его воззрения строго монархические, отчего ему много легче, нежели прочим французам. Когда принимается законопроект или обсуждается распределение бюджетных средств, Эжен всегда успокаивает недовольных, напоминая об уже утверждённом решении императора и кабинета министров. Такого человека ждёт блестящее будущее, если над Франций снова не воссияет республиканская форма правления. Но такой человек может устать и взять время для отдыха. Как тогда быть тем, кто его вывел в люди? На том и строится основное затруднение.

Судьба Эжена Ругона самая примечательная. Никому из его родственников не удалось так высоко взлететь, даже братьям, какими бы средствами они не предпочитали оперировать. Участие в политической жизни страны даёт Эжену многое, чем он пользуется без особого удовольствия. При Наполеоне III специальных навыков иметь не требовалось, нужно было быть лояльным к императору, и тогда фортуна будет сохранять благосклонность. Эжен это понимал, поэтому редко позволял себе инициативу, кроме одного случая, показавшего Ругона с тех же позиций роялиста, только с собою в центре.

Проблемы возникают от необходимости поддерживать связи с обширным количеством лиц, увязанных в единое целое. Если Эжен решит уйти из политики, то потянет за собой тех, кто пользуется его покровительством. И им это может не понравиться. Вместо трагедии Золя решил свести повествование к любовным переживаниям, пасторальной идиллии и азартным посиделкам с Наполеоном III. Сюжетный кусок, выпадающий из канвы распила бюджета и наживания богатых за счёт страданий бедных, уводит внимание читателя от действительно важного включения в творимые власть имущими узаконенные преступления.

Получается ли у Золя писать про преуспевающих людей? Не совсем. Читателю нравится, если жизненный путь героев Эмиля завершается вместе с произведением. В случае Ругонов этого видеть не приходится. Они успешны и не знают горестей, либо справляются с неприятностями, продолжая жить. Некоторые дети Пьера переходят из книги в книгу, вновь вне затруднений действуя в угодной им сфере. Появляется и Эжен, в том же статусе министра, оказывая необходимое сюжету влияние. Также Золя решил не уделять внимание его детям — казалось бы, амурные похождения должны были тому поспособствовать, но потомство Эжен так и не родил.

Потонут старые друзья, появятся новые — Ругон сможет адаптироваться к любым условиям. Как знать, уход Эжена в тень мог помочь ему сбросить груз с плеч и позволить влиться в ряды министров без отягощающих связей. Политическая борьба отличается жестокостью и требует принятия решительных мер, вот почему слабость главного героя произведения даёт Золя возможность показать приход Наполеона III к власти и становления при нём его верных соратников, в том числе и Его превосходительства Эжена Ругона.

И всё-таки Ругон не так важен для описываемого, как отражение исторических событий на страницах. Эжен стал элементом декораций, выполняя отведённую роль статиста, пока перед читателем Эмиль будет вырисовывать фигуру Наполеона III, покажет его досут и устремления. Ничего позитивного в политике амбициозного руководителя найти не получится. Бедствия Маккаров оттого и будут столь печальны, что именно они сталкивались с результатом проводимых реформ, на их благополучие не рассчитанных. А Эжен не видел в том отрицательных черт — так и должно быть в государстве, главой которого является император, желательно единоличный, дабы никто не мог оспорить принимаемых решений.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Есть история, имеется желание — этого достаточно. В остальном поможет тяга к сочинительству. Побольше сюжетов в кучу, потолще объём для произведения — вот оно простейшее писательское счастье. А уж если получившийся результат придётся по вкусу читателю и литературным критикам, а также даст возможность претендовать на премии, то это уже настоящий успех. Но если время пройдёт, все забудут, то к чему ворошить некогда радовавшее писателя прошлое? И вот, забыв в своей стране, вспомнили за границей. Произведение перевели на французский и китайский языки, подарив надежду на возрождение читательского интереса. И этому есть объяснение.

Антон Уткин взял за основу для «Хоровода» события XIX века. Если говорить точнее, то он рассказал читателю о гусарских буднях и прочем, увязав тонкой ниткой повествование в единое полотно. И не скажешь, чтобы события могли приковать внимание читателя — слишком водянистая у автора манера изложения. Текст изобилует содержанием ради содержания, действующие лица занимаются сами собой, сюжет иллюзорно продвигается вперёд. Захочется задуматься, да не о чем.

Так какое же объяснение успеха произведения? Если не погружаться глубоко, то Уткин пишет так, словно вернулся Александр Дюма и решил взяться за былое: прошлое попирается в угоду нужд на то писателя. При этом ощутимо не хватает самого главного — живо прописанного главного героя, совершающего действительно важные поступки, а не всего лишь проходящего службу в гусарах. Да и гусары не совсем те гусары, на которых смеет надеяться читатель. Скорее, это солдаты в форме розового цвета, никогда не впадающие в крайности и проходящие службу без отклонения от норм поведения.

Пока гусары ходят к гадалке и проводят самоидентификацию, Уткин продолжает о чём-то ещё сказывать. И сказывает, и сказывает, словно действительно решил закружить читателя хождениями вокруг да около. Хорошо, что кавказская война смогла разбавить дни главного героя, но и она не внесла существенных изменений. Скажете, а как же пленение и побег? Если бы не сказочность мотивов кавказцев, чья участь в действительности могла пострадать от внутренних разногласий, то всё могло сойти за правду. Не зря Дюма постоянно вспоминается.

Не рвутся пуговицы с груди и нет намёка на браваду: одуванчикам такое поведение несвойственно. Тихо и размеренно будет протекать жизнь на службе, прерываемая необходимостью посещения разных мест. После прочтения не удастся вспомнить, чем именно занимался главный герой, для чего он совершал свои поступки — это забывается по ходу чтения. Поэтому, если читатель желает, то может вернуться назад. К концу произведения окажется, что проще «Хоровод» перечитать сначала. Возможно, при повторном прочтении содержание усвоится лучше. Только надолго ли?

Общую канву разбавляют вставки иных времён и жизней. Они также оторваны от происходящего, запутывая и без того запутанного читателя. Обрывки чужих судеб туманят разум главного героя, и так живущего фантазиями автора. Воля писателя писать так, как ему нравится. Не стоит забывать, что «Хоровод» тепло был принят и получил ряд наград. Значит были для того причины. Значит понравилось произведение читающей публике. И не всё ещё потеряно — будущее полнится от неясных перспектив, способных в любой момент снизойти и одарить долгожданной благодарностью потомков.

Будут и те, кому «Хоровод» не понравится. Минует он пристальный разбор — не возникнет желание разбираться в происходящих на страницах событиях. Покажется, будто автор ведёт беседы с собой и не обращает на окружающих внимания. Он сосредоточен на описании рутины действующих лиц и топит сюжет в обилии слов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Александру Герцену было за тридцать лет, но он уже познал горечь жизни, пребывая в ссылке. Имея склонность к литературному труду, он взялся за написание романа «Кто виноват?». Всегда трудно начинать. Требуется решить: какой сюжет выбрать, какими средствами его отразить, когда поставить точку. Не сказать, чтобы Герцен удачно справился. Скорее, текстом страницы он нагрузил, вложил в них определённый смысл и на том удовольствовался. Конечно, ежели кому захочется найти явное в сокрытом или еле уловимые намёки недовольства действительностью в описанном, то оное из текста обязательно будет извлечено. Если же смотреть на прозу Герцена со стороны рядового обывателя, то только и остаётся сказать, что слог у Александра скучен, идея произведения размыта, а толковой информации вовсе нет.

Непременно следует отметить отношение Герцена к современности. Остро встаёт проблема образования молодёжи и отношения к этому старшего поколения. Взрослые желают дать детям хорошее образование, дабы потомство не потерялось в будто бы бурно меняющемся мире. Пусть мир продолжает стоять на сохранившихся с античности воззрениях, коренным образом не изменяясь, при своём мнении остаются и молодые люди, постоянно не представляющие, кем им всё-таки следует становиться. Пойдёшь в юристы, будешь преступать закон, а если в медики, то быть до последних дней болезным. Выбрать вольную специальность, оказавшись художником? В таком случае перебиваться и голодать.

А вдруг любовь? Тогда будут порушены планы на будущее, взыграет необходимость обладать объектом желания. Эта проблема тоже из вечных, знакомых каждому поколению. И нет от неё спасения. Пока никто не придумал верного средства, способного уберечь молодёжь он бездумных поступков. После они, разумеется, поймут и заново осмыслят содеянное, став уже взрослыми. И уже им учить уму-разуму подрастающее поколение. Ежели надеяться, что всё со временем встанет на свои места и не вмешиваться — будет много хуже и, набив шишек, молодые люди или обретут разумность, либо психически расстроятся.

И Герцен нечто подобное мог подразумевать. Виноват ли кто-нибудь в рассказанной им истории? Может и виноват. Виновные, как известно, всегда есть. Но вину следует понимать не заслугой отдельного лица, а комплексом процессов, приведших к возникновению проблемной ситуации и ставших причиной получившегося результата. В таких случаях говорят — так сложились обстоятельства. Что делать? Искать виновного — авось кто-то избежит собственных ошибок, видя чужие.

В «Сороке-воровке» Герцен решил рассказать про эмансипированных женщин, сравнивая представителей европейских стран и русских. Получилось так, что в Европе женщины бесправны и потому они будут бороться за их обретение, а в России женщин никто не притесняет и они вольны в своих начинаниях. Отчего-то читатель Александру не верит, да и сам Александр приводит в пример историю актрисы, судьба которой сулила блеск, а затем накрыла непроницаемым покровом и погубила. Играла она в постановке, вынесенной в название повести. Её талантливая игра пришлась зрителям по душе и один из них, своим рвением высказать симпатии лично, нагрел обстановку выше должного, вследствие чего ничего радостного не вышло.

Понятно, вдумчивый читатель и в такой истории найдёт кладезь полезного материала, проведёт параллели между Востоком и Западом, задумается о положении женщин середины XIX века и обязательно придёт к неутешительным выводам. В любом случае, начинания Герцена похвальны. Дальше будет лучше. Хотя бы в мемуарном ремесле и в публицистике ему удастся отметиться. Беллетристика — она всегда для души и редко для пользы ума.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Даррелл взрослеет, а вместе с ним подрастает и читатель. Уже нет былой скромности в выражениях: текст изобилует ругательствами, пошлостью и, вполне себе наконец-то проявившимся, английским чувством юмора. Джеральд более не озабочен поисками животных, ему теперь нравится их снимать на камеру, а требуемые для зоопарка экземпляры всегда и везде готовы продать, главное сторговаться до адекватной цены.

Земля шорохов — это аргентинская пампа, край нехоженый, почти необитаемый. Отправляясь туда, нужно найти толкового знатока местности, а ещё хорошо бы знать испанский язык, ежели тебя не будет сопровождать переводчик. Также хорошо взять в дорогу мемуары Чарльза Дарвина, чьи наблюдения станут отправной точкой для нового познания пампы. Едва ли не основной целью для Даррелла было запечатление на плёнку морских слонов и морских же котиков. Но до того, как сии обитатели попадут в кадр, предстоит пережить ряд неприятностей.

Даррелл едко обсуждает принцип работы аргентинской бюрократии, подобной иной любой бюрократии каждой страны, при условии, если страна демократическая. Почему? Нигде к Дарреллу не относились подозрительнее, чем в демократических странах, обязательно воспринимающих Джеральда контрабандистом и обязательно же выписывая ему непомерно высокую пошлину. Поэтому читатель быстро перестаёт удивляться ругательствам Даррелла, воспринимающего на эмоциях изъятие клеток и оборудования и невозможности получить требуемую подпись, ибо ответственного человека всегда нет на месте.

Проблемы решаемы. Дарреллу всегда кто-нибудь поможет. Главное платить, тогда тебе составят компанию и разберутся с возникающими затруднениями. Не обязательно деньгами, можно лестными словами в своих же произведениях. Оттого ли так хорошо Джеральд отзывается о компаньонах? Не оговаривая, каким образом он с ними связался и чем обязан был такому пристальному вниманию. Впрочем, Даррелл любит людей, какие бы неудобства они ему не доставляли. Пусть хоть ополовинят часть его кресла в транспорте необъятными телесами — зато будет о чём вспомнить и заполнить страницы. Важно искать позитивные моменты. Вернее, вспоминать о негативе тогда, когда это требуется. Допустим, на таможне, где у всех сотрудников фамилия Гарсиа и по-человечески они не понимают.

В «Земле шорохов» Даррелл уделил пристальное внимание описанию повадок пингвинов, морских львов, котиков и гуанако. Причём подробностей много, как и предположений, касательно различных увиденных и не совсем понятных действий животных. Особенно приятно Дарреллу описывать интимную сторону отношений между объектами наблюдения, от чего, видимо, жена, сопровождавшая его в путешествии, спешно уехала домой (Джеральд связывает её отъезд с постоянной головной болью). Оставшись в одиночестве, Даррелл приступил к процессу покупки животных, но перед этим озаботился поиском наконечников для копий некогда живших в пампе индейцев.

Осталось два важных момента. Первый, Джеральд решил добыть вампира самостоятельно, для чего мёрз ночью и ждал пока его укусят. Второй, нужно вывести приобретённых животных, для чего вновь предстоит столкнуться с представителями таможенного клана Гарсиа. Конечно, ему помогут. Только читатель знает, в отношении Южной Америки нельзя быть до конца уверенным в успешности начатого на её просторах мероприятия, жертвой чего Дарреллу уже однажды быть приходилось. Но всё действительно обойдётся. Время не зря потрачено: материал отснят, животные доставлены в зоопарк.

Вот такой вышла поездка в Аргентину. Джеральд встретил новых друзей, оказавшихся людьми с особенными талантами, про которые он не забыл упомянуть. А если он и приукрасил где, то ничего страшного в том нет. «Земля шорохов» получилась наполненной юмором, остальное простительно.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Какая-такая башня под видом фаллоса Ходжи? Всё можно понять и простить самому Насреддину, но не авторам, которые его именем пользуются для пропагандирования собственных мыслей, замешанных на презрении к Советскому Союзу и любви к теориям Зигмунда Фрейда, используя для их выражения трудно усваиваемые междометия. Когда речь заходит о Ходже, то читатель готовится внимать занимательным случаям, построенным на умении Насреддина извлекать выгоду с помощью слов. Это не так просто, а очень даже трудно. Однако, Тимур Зульфикаров создал множественное количество «притч», не раскрыв ни в одной из них образ того Ходжи Насреддина, каким он до того представлялся.

Что говорит сам Зульфикаров? Ему без разницы, рассказывать о Ходже или о Дон Кихоте, он может поведать о ком угодно, если ему самому этого захочется. А так как герой восточных сказаний Тимуру ближе, нежели испанский борец с мельницами, то, получается, тень горя упала, к сожалению, именно на Ходжу. Впрочем, стоит изменить имена и ряд деталей в «притчах», как тот же Дон Кихот будет смотреться будто к месту. Только вот Дон Кихот — образ на века, а Ходжа Насреддин — явление временное, он появляется в периоды особых страданий и унижений какого-либо народа на Востоке. В случае Зульфикарова таковая участь выпала на Таджикистан, переживавший гражданскую войну.

Не нужен был Ходжа, значит люди жили спокойно. Так не стоит тревожить Насреддина, как бы беду заново не накликать. Тимур о нём вспомнил — пришла беда. В своё время Леонид Соловьёв создал «Возмутителя спокойствия», аккурат накануне Великой Отечественной войны. Конечно, это совпадения и не более того. Не стоит пытаться проводить новый эксперимент. Может быть, произведение Соловьёва отчасти оправдано, поэтому приходится считаться с последствиями, а вот «притчам» Зульфикарова можно было было бы и полежать, дабы не нагнетать напряжение в атмосфере.

Сделанного не воротишь. Ходжа помянут и начал действовать. Теперь он бродит по опустевшим человеческим душам, беседует со Сталиным, клянёт Горбачёва, его грабят на Красной площади, а он думает о том, отчего семенная жидкость и моча имеют один путь выхода и почему ему не посчастливилось обладать шахскими гаремами, вплоть до прочих эротических подробностей, в том числе и включая ветхозаветные сюжеты (о них лучше умолчать, ибо здоровые мысли важнее). Не ищет более Ходжа финансовой выгоды для себя и других, а сосредоточен сугубо на физиологических и прочих не настолько важных потребностях.

Вспоминая «притчи» о Ходже за авторством Зульфикарова, читатель отметит, как нелестно Тимур отзывался о книгах, зато ценил живых собеседников: не так важен мёртвый отпечатанный лист, как встреченный человек, способный научить большему, чем художественное произведение. Может оно и так, да вот чему научит читателя встреча с представленным на страницах «притч» человеком? Какое впечатление произведёт Ходжа во плоти? Или всё-таки он покажется малость сумасшедшим, оправдываемый лишь старческой деменцией? Не стоит доверять такому Насреддину. Пусть лучше он дальше покоится с миром в забвении и поминается в набивших оскомину анекдотах, не становясь предвестником действительных неприятностей.

И всё-таки, читателю очень интересно, зачем в сборнике «Золотых притч» Зульфикаров более двадцати пяти раз вспомнил о мужском детородном органе? Не лучше ли было придумать на самом деле поучительные истории, не сетуя постоянно на действительность? Получилось так, что Ходжа, всегда умевший находить решение всякой встречаемой им проблемы, теперь на это не способен.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Словами, друзья, не разбрасывайтесь зря. Их, друзья, применяйте любя. Они, слова, ценность несут. Умные это примут, поймут. Что слово одно — важность есть у него? А если нет слов? Прольётся ли кровь? Может лучше молчать? Если бы знать. Понять мудрость сию никому не дано. Попытайтесь, друзья. Или вам всё равно? Обратитесь к прошлым векам, прислушайтесь к умным мужам. Поищите стихи на фарси, вы найдёте стихи Низами. Этот мудрый поэт, прав он был или нет, к справедливым поступкам людей призывал, в каждую строчку он вкладывал лал. Как не слушали при жизни его, так не слушают после смерти его.

О тайнах однажды сказал Низами, поэтично отразил желанья свои. В сих тайнах сокрыт секрет бытия, их достиженье — людская мечта: чтобы бедняк жил без нужды, чтобы правитель жил без войны, чтобы учёный жил без забот, чтобы влюблённый счастливым быть мог, чтобы каждый знал обо всём этом, не становясь прежде поэтом. Восточная мудрость о том говорит, на знании данном Восток и стоит. Много приписывают желаний молве, разрозненной в мнениях пёстрой толпе, чаянья жизни важны мало кому, каждый знает только правду свою. О том ли писал стихи Низами? Важны ли людям стихи Низами?

Двадцать речей сокровенных известно. Каждой речи указано место. Сперва личной мудрости ода хвалебная, поэту для вдохновенья очень потребная. Многим другим пожелает автор добра, умилостивить слушателя наука тонка. Слову поэт скажет нужный эпитет, ему он более лести отыщет. Про немоту сказать не забудет. С немотой разве благо кто-то добудет? Без похвальбы не открыть людских глаз, веки сокроют правду от нас, в уши тогда ничего не проникнет, мудрость, погибнув, в безмолвии сникнет. Слушайте сердце — оно не глина с водой, тот жизнь поймёт, кто подходит с меркой простой.

Но вот Низами, хитрец Низами, прости потомков, поэт Низами, видны ныне нам устремленья твои. Ты говорил, что молчание худо, что лучше молчать, тогда люди счастливы будут. А сам, Низами, хитрец Низами, оставил потомкам наставленья свои. Ты убедил бедняков в их праве на бедность, важнее сытости бедному честность. Нельзя власть имущим мешать беднякам, растущим повсюду сродни сорнякам. Люди заботу всегда позабудут, гордостью люди напитаны будут. Нельзя бедному люду дать важный совет, придёт порицающий мудрость ответ. Это лучше других понимал Низами, принимаем мы наставленья твои.

Главное — что? Не мешать бедняку. Пусть он молча тянет лямку свою. Помощь ему никогда не нужна, ему важней, чтобы процветала страна. В такой стране жить будет легче ему. В такой стране будет легче ему. Не станет давить на плечи ярмо, не коснётся налог сумы его. Не станет правитель проблемы решать, народ, обирая, в бедность вгонять. Не станет правитель в военные тяжбы вступать — народу от этого будет легче дышать. Важнее всего слово одно — прозвано справедливостью оно. Когда справедливость станет важна, тогда и жизнь стать легче должна. Разве не был мудр Низами? Людям важны стихи Низами.

Правда трудна, правду не любят, в тюрьму посадят, жизнь правдолюба загубят. Вступать в конфликт велика ли задача? Какая от конфликта с властями отдача? Не лучше ли писать о проблемах народа? Вот где для духа поэта свобода. Скажи про трудности крестьянского быта и имя твоё уже не будет забыто. А если в тюрьме коротать оставшийся век, так и не вспомнят, кем был человек. Дарованье Низами нам всем очевидно, оно сохранилось — уже не обидно. Пережило творчество поэта разную смуту, как хорошо — пережило разную смуту.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Стремление советских писателей к героизации участников Великой Отечественной войны понятно, как и желание отуплять и лишать человеческого достоинства противника. На поле брани сходятся силы добра и зла, иного в такого рода сюжетах быть не может. Причём добро настолько берёт за душу, что хочется сочувствовать действующим лицам, для которых жизнь сложилась столь печальным образом, и теперь им предстоит с потерями одолеть врага или погибнуть, причём погибнуть смертью достойной их отваги. Для усиления впечатления лучше взять женщин, кому, казалось бы, на войне делать нечего. Так Васильевым была создана повесть «А зори здесь тихие».

В центре повествования тридцатидвухлетний старшина, с малых лет росший без отца и потому не получивший нужного образования. Он чах вдали от фронта, боролся с пьянством солдат и не чаял обрести гармонию с требованиями совести, покуда к нему в распоряжение не поступили девушки-зенитчицы, внёсшие в его будни диссонанс. Но время для шуток закончилось, стоило обнаружить в окрестностях диверсантов, чьё продвижение требуется остановить любой ценой. Произведение, изначально поданное с позитивным отражением военных дней, всё более обрастает трагическими подробностями. Шалости остались позади, впереди мужество, самопожертвование и спокойствие Родины.

Выше всяких похвал проработав характеры главных героев, Васильев поставил штамп на противодействующей силе. Враг лишь с виду имеет сходные с человеком черты. На самом деле он бездушное существо, запрограммированное на прямолинейное следование к определённому месту с целью выполнения конкретного задания. Им не учитываются возможные помехи, таковые препятствия ему не полагается замечать. Хрустнет ветка, кого-то из своих убьют, хоть случились иная оказия — ему всё равно. Он даже спокойно ляжет спать, не думая ни о чём другом, кроме необходимости проснуться и продолжить движение.

В чём проблема для беллетриста расправиться со статичными фигурами? Это делается легко, благо враг не ожидает засад, сопротивления, подставляя горло под удар ножа и поворачиваясь спиной к опасности. Другое дело, подача материала в таком виде не вызовет у читателя ответных чувств. Требуется добавить драматизма и заключить мышление погибающих в обрамление их неудач, словно пустить снежный ком с покатой поверхности к неминуемой пропасти. Не враг станет причиной гибели, тому виной окажется желание автора, ибо топить в болоте, пускать пулю в голову и в порыве истерики бросать на штыки — не есть отражение героизма, а есть придание происходящему сходных с героизмом черт.

На создание повести Васильева подтолкнула реальная история, когда мужественные защитники Родины оказали сопротивление противнику. Данный случай был переработан писателем: сохранился антураж, остальное полностью изменено. Осталось необходимым показать самоотверженность людей перед опасностью, мотивированных на противодействие желанием охранить Родину от врага. Это Васильев, безусловно, сделал, но излишне легко у него умирают люди, просто умирая ради необходимости умереть. Слёзно жалко, до злости обидно девчонок, но не к тому беллетристу они попали в руки, не дал он им действительной геройской смерти.

Не губит человека героизм — смерть не повод гордиться поступком. Не губит человека отвага — это следствие вынужденной необходимости стать выше неблагоприятных факторов. Не губит человека самопожертвование — оно показатель для принятия крайней меры. Прежде всего губят обстоятельства, прочее надумано. Надумано ради роста сознательности, формирования необходимых гражданских качеств и готовности пойти на смерть в требуемый момент. И если кто будет отрицать, стоит таким человеком восхищаться, ибо он образец лучших представителей человечества, пускай и выращенный для воплощения чьих-то политических амбиций, всего-то.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Это потом, благодаря усилиям собирателя фольклора Александра Афанасьева, читателю станет известна сказка о царевне-лягушке, а незадолго до того Гофманом был написан «Золотой горшок», рассказывающий о любви молодого человека к прекрасноглазой змейке, но с более глубоким смыслом и более богатым содержанием. Кто-то найдёт в «Золотом горшке» прообраз сказки Сергея Аксакова «Аленький цветочек», и тоже не ошибётся. Есть у Гофмана зверь, отбывающий наказание в человеческой оболочке среди людей, жаждущий принять прежний образ и вернуться домой.

Легенда о золотом горшке зачинается с яркого представления и превращается в страдания главного героя. Он влюбился в нечто удивительное, промелькнувшее перед взором и исчезнувшее. Ему стало казаться, будто столь пленительное явление — это отражение фейерверка в водоёме, иначе у него не получается найти решение. Но если Гофман о чём-то рассказывает, значит следует ожидать пояснений в виде влияния скрытых миров. Так и происходит. Увиденное главным героем — явь. Есть пути для достижения желаемого, для чего предстоит пройти ряд испытаний.

Магическая сущность возлюбленной оказалась действительно магической. С другой стороны, как человек может с первого взгляда влюбиться в змею? В сказках и не такое случается. И ежели возникла потребность приблизиться к объекту обожания, придётся впасть в печаль и прострацию, пока главного героя из неё не вытащит заинтересованный в разрешении проблемы человек. Требуется малое — чистая душа, настоящая влюблённость и желание сочетаться узами, что позволит заинтересованному достигнуть собственной цели.

Не мир из конфет ожидает главного героя и не игрушечное царство, а самая настоящая Атлантида, населённая саламандрами. Как туда попасть — дело десятое, важнее приблизиться к обладательнице прекрасных глаз. Придётся подчиниться её отцу и потакать всем его прихотям, весьма трудновыполнимым и опасным для здоровья. Главному герою остаётся проявить усидчивость и внимательность, чтобы, не сдвигаясь с места физически, двигаться к цели духовно.

Всех тайн Гофман не откроет, ограничившись крупными штрихами. Внесёт он и элемент сопротивления прочих действующих лиц, противно желанию главного героя заинтересованных в его удержании близ себя. Столкнутся интересы и придётся определяться — попасть под стекло и частично потеряться, либо воззвать к разуму и отказаться от веры в мистическую составляющую реальности. Но какой из героев Гофмана был готов жить в обыденности, не прикасаясь к потусторонним силам?

Такова история Гофмана. Он черпал вдохновение из народных преданий, заново осмысливал и писал их на новый лад. Есть о чём задуматься, когда разговор заходит о мистических материях, в которые человек всегда верил и будет верить дальше. Любовь к незнакомке да ещё обоюдная, пусть к змее — неправдоподобный сюжет? Отнюдь, настоящая жизнь в привычном понимании. Главному герою хотелось верить в лучшее, он стремился к осуществлению заветной цели, а о прочем умолчим.

А что есть золотой горшок для каждого из нас? Мы тоже корпим над бумагой, влюбляемся в краткие мгновения и всеми силами пытаемся найти возможность для превращения сиюминутной радости в вечное блаженство. Можем пойти на попятную и забыть, всё равно подсознательно в мечтах постоянно возвращаясь к предметам былой страсти. И если вдруг кто-то выйдет из тени и предложит помощь, то мало кто откажется, даже будь мир устроен совершенно иначе, нежели человечеству хочется думать. Последствия в рассмотрение не берутся. Вечное блаженство не может быть вечным, оно надоест и захочется новой сиюминутной радости, о чём в сказках и романтических историях никогда не пишут.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Для кого-то жизнь — игра, а для кого-то — тяжёлая ноша. И хочешь сбросить груз забот, но не можешь этого сделать. И тянет тебя вниз круговорот проблем, не позволяя вынырнуть за спасительным глотком перемен к лучшему. И лёгкости нет никакой, как бы происходящее тобой не воспринималось. И пусть кажется, будто жизнь действительно игра: каждому отведена определённая роль, вырваться тоже не представляется возможным. И если появляется шанс забыть о прошлом и измениться, то не нужно от этого отказываться, даже если придётся провести последний бой, сулящий выйти победителем.

Иные герои Джека Лондона не имели надежды на успех. Они могли быть слабыми и хрупкими, словно голубоглазые фигурки из фарфора. Разве не обретали силу такие герои в прочих ранних произведениях Лондона? Они быстро учились и приобретали требуемые им навыки, после становясь умными и непобедимыми. Но касательно «Игры» разговор особый. Перед читателем молодой боксёр, его узнают на улице и дружески с ним здороваются. Скоро должен пройти бой — последний в карьере. Причина читателю понятна — молодой человек влюблён, собирается жениться и более поэтому на ринг выходить не планирует.

Если заглянуть в будущее, то читатель увидит, как Лондон позже напишет о других боксёрах, показав их с разных сторон, но всегда с позиции необходимости заработка денег. Возникнет такая нужда и у главного героя «Игры», брось он бокс на самом деле. Он готовый прообраз основного действующего лица в «Лунной долине», вынужденного вспомнить увлечения молодости и подрабатывать средства проведением поединков. Но главный герой действительно завяжет со спортом, это произойдёт по независящим от него причинам.

Финал у повести печален, хотя всё начинается с осознания широты мира и предоставляемых им возможностей. Главным героем выбрана спутница жизни, они хорошо проводят время. Молодой человек объясняет девушке, что такое бокс, на каких принципах он базируется и почему этот спорт так необходим людям. Объясняет и великую роль тотализатора, побуждающего людей выходить на ринг, а зрителей делать ставки на бой. Девушка не верит, чтобы её будущий муж мог бить людей, с виду он на это не способен. Но ей предстоит увидеть последнюю схватку, переполненную драматизмом.

По правилам поединка победителем может быть только один. Нет заявленного количества раундов и не идёт речь о баллах. Кого нокаутируют — тот проиграл. Не простой соперник попался главному герою — человек с отталкивающей внешностью и маленькими глазами, за которого никто не болеет, что его будет злить всё сильнее. Они будут бороться до изнеможения, главный герой изберёт тактику постоянного сближения и тем ещё больше обозлит соперника. Но виноватыми в исходе поединка будут лишь случайные обстоятельства, сузившие мир до крохотных размеров и отобрав самое дорогое, лишив возможностей вообще.

Любой шаг неизбежно ведёт человека к гибели. Добиваешься ли успеха или терпишь поражение, смерть обязательно, в отведённый для неё срок, постучится в дверь. Раньше это случится или позже — лишний повод озаботиться вопросами бытия. Укорять судьбу не имеет смысла, как нет смысла поминать бытие. Жизнь — игра, она же — тяжёлая ноша. Человек исполнит отведённую ему роль и исчезнет со сцены. Прочее — сантименты. У главного героя повести Джека Лондона имелась возможность пойти по иному пути, чего он сделать не успел и проскочил точку невозврата. Её же проскочила его спутница жизни, доверившись избраннику и став свидетельницей разыгравшейся трагедии.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Цикл «Раскол» | Книга №1

А не сказать ли рассказ рассказов, сказанный рассказами связанными? Да не нагрузить ли читателя сведениями историческими? И без особого на то умысла, сугубо потехи ради. Представить лиц деятельных под личиной нового их понимания. Государь, по традиции, наместником Бога останется, а патриарх православный самим Христом, вновь на Землю спустившимся, будет. Изломают они икон множество, загубят веру тысячелетнюю. Коли одному на ум пришло к истокам вернуться, поправ мнением общественным, то будет раскол. О нём и пишет Владимир Личутин трилогию, озаглавив первую книгу «Венчанием на царство».

Кто царствует? Кто царь всея Руси? Михаил ли Фёдорович, али Алексей ли Михайлович? Отчего царь скромно кушает, постится по восьми месяцев? Отчего дюже люто неистовствует, табак вкушающих узрев? Воля неволит правду внушать. Воля велит на вид невольных ослушников ставить. Таков Романов Личутина. Таковыми будут царские дети и внуки. Их сущности потребно исправлять имеющееся во благо государства. Тот ли назван Тишайшим, кто взбаламутил религиозные чувства народа? Тот ли назван Великим, кто обрёк народ на полуторавековое крепостное рабство?

Алексея венчают на царство, наступает поступков новых время. Приходит Никон, патриархом назначенный свыше. Сим пастырям божиим, служителям господним уделяется внимание. Прочие лишились внятности — обделены яркими характеристиками. Противодействующий Аввакум затёрт в междустрочиях, ибо пуст в помыслах. Важно слов с устаревшими значениями присутствие, вроде извлекаемых вложенных вещей из предназначенного для их вложения влагалища. Важность дат под сомнение поставлена — так ли счёт вели на Руси?

Облекает Личутин словами произведение. Слов обилие — словословие. Словоречиво и словоохотливо, словно сложенно слоями сложными. И внимать, и вникать приходится, иным способом текст не усвоится. Углубляется автор в историю. В том ли месте он углубляется? Углубление кажется маленьким — глубина его недостаточна. Но зато как было засыпано, углубление это начатое. Вырос холм, где была раньше впадина. И откуда лишнее набрано? И осядет ли должным образом? Как же много в насыпанном примесей. Хорошо, не унавожено. Хорошо, роман исторический. Хорошо, коли беллетристический.

Краткость изложения — не про Личутина. Но стоит отметить — произведение знаковое. На разных уровнях его приметили. Государственную премию выписали. И «Ясной поляной» проза Личутина также отмечена. За что — решим после: прочтения долгого трилогия требует. В первой книге, читатель усвоил уже, сказ начинается. Царствовать сел Алексей, при нём Никон возвысился. Что за сим последует, название цикла читателю явствует. Пока один Никон зверствует, иконы курочит, не опасаясь гнева божьего. И не последует гнева, значит позволено. Укрепится Никон в решимости.

А как быть с книгой сей исторической? Сколько в ней правды и вымысла? К чему подводит автор читателя? На что намекал пред грозою Отечеству? Раскол ли Личутину виделся? Падение государства великого? Реформы зловредные выставить решил он таким вот иносказанием? Стоит искать нечто большее, нежели описание лиц давно умерших? Оттого ли таким неестественным текст произведения кажется? Всё сие дальше будет рассмотрено, оставим мы на потом эти мысли будто бы здравые.

Внимать и вникать — важные правила. Без них не беритесь вы за Личутина. Не пугайтесь словословия, сами ищите верное место для углубления. Верить автору — дело последнее. Помните и не питайте надежду. Никто не скажет верных суждений, до них дойти предстоит самостоятельно. Версия Личутина — только лишь версия. Было иначе, даже если в хрониках сходное писано. И вот завершение, достаточно кажется.

Автор: Константин Трунин

» Read more