trounin.ru

Свет терпит красивых женщин, ценит за ту радость, которую они доставляют глазам. К таким подсознательно тянешься, прощая всё, чего делать никогда не следует. И хорошо, когда красивые женщины соотносят возможности и потребности, не растрачивая жизнь на поиски должного их окутывать счастья. И плохо, если красота туманит мозг женщин комплиментами мужчин, их прожигающим взглядом и пожирающим их естество вожделением. Сам падкий на общение с женщинами, Горький отразил как раз горечь отношения с оными, когда в результате разрушается собственная жизнь. Человек — не пчела, чтобы оказываться падким не только на цветочный нектар, но и за выдаваемый за него сахар. Однако, человек в данном случае именно пчела, поскольку довольствуется внешним сходством, готовый погибнуть за чуждые ему идеалы. И гибнет человек, а разрушившая его красота женщины продолжает существовать, неся смертельную угрозу уже другим мужчинам.

Кем является Мальва? И Мальва ли она? Сия девушка — характерный случай нарцисса. Она влюбляет в себя каждого, заигрывает со случайными встречными и упивается восторгом обласканных ею мужчин. Ей просто приятно, тогда как безразлично на чужой душевный дискомфорт. Пусть природа её наградила внешностью, притягательными манерами и дала шанс на построение крепких отношений с определённым мужчиной, самой Мальве то без надобности. Она — однодневка, готовая лететь на отблеск огня, не задумываясь об ожидающей гибели. Этому обязательно быть, только за страницами предложенной Максимом истории.

Суть предлагаемого читателю конфликта — недопонимание между отцом и сыном. Некогда родитель оставил мать ради привлекательной девушки. Он поступил некрасиво, что не принуждает заочно негативно к нему относиться. Да вот Горький к тому и будет склонять действие произведения, выводя злокозненность судьбы к заключению о существовании некоего — общего для всех — обстоятельства, обязательно должного наступить за прегрешения. Собственно, через Мальву будет созидаться наказание отцу, когда его сын заинтересуется той, ставшей причиной распада семьи. Сыновья очень часто идут по стопам родителя, посему немудрено видеть, как дитя, падшей на сахар пчелы, оказывается такой же пчелой. Изрекать суть при этом не требуется. Случилось именно то, чему следовало произойти.

Горький не сразу огласил сюжетную канву. Он показал читателю идиллическую картину сельского быта. Молодой человек мечтал о девушке, не умея найти себе места, чтобы дождаться долгожданной встречи. Та девушка представляется прекраснейшей из нимф, способной воздать пламенному сердцу за страдания. Ведь не зря она в мечтах прелестнейшее из земных созданий. Всё разрушится в момент, стоит случиться драке молодого человека с отцом, ибо реальность излишне сурова — девушка и не девушка вовсе, а вполне себе женщина, пускай и довольно молодая. Она слегка познала жизнь, успела родить ребёнка и, вроде бы, должна быть привязана к семейному очагу. Но нет! Ей нравится пленять красотой мужчин, доводить их до сводящей скулы боли от неспособности к единоличному ею обладанию. Прочее меркнет.

А может и не давала девушка намёков молодому человеку, она легка на общение с мужчинами, склонная к лёгкому флирту и всё-таки продолжает сохранять внутреннюю серьёзность, хотя и не кажется способной таковой быть. Её восприятие зависит сугубо от интерпретации читателя, тогда как автор сказал и без того достаточно.

Горький видел и обличал способность женщин разрушать размеренное существование, о чём он всячески старался сказать. Это отстранённо кажется, будто женщины создают добро и заботятся о сохранении спокойствия. Умело сглаживая углы. Всегда мешало и будет мешать одно существенное обстоятельство — чувство соперничества у мужчин. Самое странное то, что женщинам до безумия нравится наблюдать за проявлением этого мужского чувства. Избавиться от него получается по мере обретения мудрости, но всё-таки каждой суждено утвердиться за счёт проявления к ним внимания. И было бы хорошо, понимай они это изначально, не поступая столь же легковесно, каким образом Горький заставлял действовать Мальву.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Довелось как-то Горькому встретиться с Орловыми, услышать их историю и переложить для читателя. Начать он решил с семейной ссоры — муж избивал жену, причём на улице и при большом скоплении людей. Никто их не останавливал — это же Орловы: как не выходной день, так вечно их мир не берёт. А почему? Сугубо из-за скуки. Жизнь их такова, что всё время они тратят на изготовление и ремонт обуви. Каждый день напоминает предыдущий. Им бы родить детей, но из-за побоев жена не может выносить плод. Потому пил Орлов и по наступлении выходного снова избивал жену, а та, вместо яростного сопротивления, стойко переносила удары, зная, муж вскоре успокоится и будет её жалеть. Именно ожидание проявления жалости от мужа скрашивало необходимость терпеть побои. И жизнь продолжалась без перемен, пока не пришла в город холера.

Орловы жили если не в грязи, то в пыли. Жена не показывается добродетельной хозяйкой, наоборот, она всегда занята работой или принимает неизбежные побои выходного дня. Целей обеспечивать домашний уют она не имела. Да и не видела в том смысла. Жизнь постепенно подойдёт к старости, затем последует смерть. Чем бы она не занималась — всё обречено обернуться ничем. С такой внутренней философией жить вполне можно, но со стороны воспринимается с отвращением. И вот в город пришла холера — опаснейшее из заболеваний. Это стало — своего рода — способом разнообразить быт. Первым то понял Орлов, добровольно нанявшийся для ухода за больными в холерном бараке.

Выпить воду больного холерой опасно, но Орлов то воспринимал с забавой. Если итак умирать, то зачем бояться неизбежного? Требуется проявлять незначительные меры предосторожности, связанные прежде всего с гигиеной. Так Орлов изменялся, ему уже не хотелось бить жену. Он чувствовал преображение, как становился полезным обществу. За ним последовала и Орлова, ставшая заниматься тем же. Вызывавшие ранее приступ отвращения у читателя, теперь они воспринимались с воодушевлением. Молодцы Орловы: должен думать читатель. Однако, не потому прежде супруги по выходным истязали друг друга, будто им было скучно. Совершенно по другой причине. И причина та — требование их естества. Значит недолго продлится благость, всё обязательно вернётся на круги своя.

Орлову всё равно станет скучно. Он получил разнообразие, вскоре ему ставшее противным. Что делать обувь, что заботиться о холерном больном — беспросветное ремесло, не подразумевающее духовного роста. Каждый день опять приближал Орлова к смерти, не давая ему гарантий на воздаяние за сделанное. Оттого ему суждено напиться и вновь поднять кулаки на жену, только та более не согласится принимать удары, почувствовавшая необходимость проявлять хоть о ком-то заботу. Уже не способная зачать ребёнка, ибо сказались побои, она продолжит уделять внимание больным, более не допуская мужа к себе. Их пути и вовсе разойдутся.

Такую историю рассказал Горький об Орловых. Разумеется, не столь сухо, а в красках и с задействованием иных нюансов. Вполне можно предполагать, что жизнь им описываемых людей складывалась не совсем похожим образом, зато Максиму удалось отразить горемычное положение низов, существующих неизвестно во имя чего, должных подвергнуться гниению и дать место гнить волне очередных обитателей социального дна. Хорошо, когда возникают обстоятельства, позволяющие возвыситься и стать нужным обществу. Только бы не случилось вновь вернуться скуке. Понимая это, каждый день должен приносить пользу, ежели не самому человеку, то для его окружения. Ведь в чём смысл существования? Так или иначе, но человек должен бороться со скукой, и не допускать, чтобы скука возвращалась. Удивительно и то, что бедняку скучно из-за опостылевшей бедности, а богатому — от пресыщения богатством.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В цикл «Жалостливые люди» входит два очерка: «Ванька Мазин» и «Зазубрина». Горький создал ещё два портрета людей, с которыми ему приходилось встречаться. Общего между приведёнными в очерках людьми нет. Они друг с другом несхожи. Если Ванька Мазин — калека, над которым потешаются за его нескладность. То Зазубрина — человек с низкой моралью, любящий издеваться над всяким, кто слабее его. Важной в цикле воспринимается авторская сентенция — всякого человека ценить нужно, невзирая на ему данное природой состояние. Мазин достоин этого изречения сам по себе, а вот Зазубрине следовало бы прислушаться к словам Максима. Впрочем, писались очерки явно много позже, да и сомнительно, чтобы после выведенные на страницах узнали собственные личности в данных Горьким портретах.

Что до Мазина — этот человек, обычный член общества, лишённый физической способности быть на равных со здоровыми людьми. Судьбою ему определено статься кривым и переломанным. Да ведь не прекращать существование, виня жизнь за нанесённую обиду. Нет, Мазин продолжает жить, неся тот крест, который на него взвалили обстоятельства. Он берётся выполнять тяжёлую работу, невзирая на возникающие при её выполнении сложности. Единственное ему мешает — насмешливые высказывания товарищей. Тем бы, так называемым товарищам, переломать руки и ноги за шутки, дабы ощутили горечь Ваньки. Но и за их словами есть правда. Вместо слаженной работы, качественного выполнения поставленной перед ними задачи, всем приходится вспоминать об ущербности Мазина, который ходит криво, отчего справиться с возникающим разладом неимоверно трудно. И будь Мазин лишён способности ответить обидчикам, оказался бы забит. Нет, он умеет доказывать право на достойное существование кулаками, остепеняя всякого, кому подумается над ним подшутить.

Что до Зазубрины — на этого не хватало мазиных. Если всякий им обиженный вступал бы с ним в схватку, бил нещадно и не жалел о последствиях — быть Зазубрине тихим существом, не смеющим выступать против других. Но было в Зазубрине другое качество — он мелкий пакостник. Нет, он не насмехался над слабыми, глядя им в глаза. Отнюдь, он совершал им задуманное под покровом темноты, либо пользуясь неспособностью оказать ему сопротивление. Почему бы не приклеить волосы спящего, а потом резко его разбудить? Или окунуть котёнка за хвост в ведро с краской, наблюдая потом на муки умирающего животного. Когда-нибудь такие люди, вроде Зазубрины, доживают до общественного осуждения, принимая положенную им кару сполна. Их так изобьют, что мысли о проказах должны улетучиться. Так думается, но стоит успокоиться, зазубрины берутся за старое. И поделать с этим ничего нельзя. Разве только взять за пятку и окунуть в бочку с краской… Говорите, так негуманно поступать с людьми? А разве гуманизм применим к негуманным?

Потому нужно ценить людей. И мазиных ценить. И даже ценить зазубрин. До определённого предела ценить, пока они способны оказываться полезными обществу, либо после осознания неких причин, мешавших им быть полезными. Тогда-то и допустимо применять принцип необходимости ценить всякого. Разве не так? Когда человек творит во имя общественной пользы — он должен пользоваться уважением. Ежели человек встаёт на шаткий путь, вредящий обществу — к такому применяется остракизм. Просто обязательно нужно собраться с силами, забыв о гуманности на миг, воздав полностью за специально нанесённые человеком обиды обществу. И пусть таким правом воспользуется каждый. Можно удовольствоваться примером Горького — жестоко избить обидчика всем обиженным. Либо полностью вымазать краской — вследствие чего дни его будут сочтены. Сам виновный должен заранее знать, какая участь его ожидает.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Главная ценность жизни — встречаемые люди. Пусть все мы одинаковые, но при этом неповторимо разные. Порою встречаются два почти похожих человека, чего они понять не в состоянии. Чаще такие не сходятся, ибо провидение не позволяет им оказываться одновременно в одном месте. Вот, допустим, мог Горький познакомиться с собственным подобием? Если бы! Наоборот, ему встречались отличные от него люди, вроде Коновалова. С ним ему довелось встретиться за десять лет до написания очерка, когда он работал в булочной. Тогда приходилось выпекать хлебобулочные изделия, и не сразу ему довелось приметить нужное для последующего повествования. Сперва он имел дело со старым запойным солдатом, предпочитавшим отстраняться от труда. На него хозяин быстро нашёл управу, и только тогда Горькому довелось познакомиться с Коноваловым. Что же, этот большой оказался практически малым ребёнком, поскольку жил, не соотнося себя с окружающим миром. Всем Коновалов желал добра, чем люди бессовестно пользовались. Он словно не понимал — мир к человеку жесток и нужно за счастье бороться. Да только всё для Коновалова не представляло трудности. А если нечто шло совсем плохо, он просто уходил в продолжительный запой.

Коновалов — славный работник! В его руках дело спорилось. Пёк он быстро и умело. Любил слушать книжные истории. Особенно переживал за судьбы лишённых радости людей. Уж чего, а с чужим горем он не мог смириться. Потому-то перед читателем разыграется одна из драм, с ним связанных. Окажется, что Коновалов сочувствовал женщине с низкой социальной ответственностью по имени Капитолина. Понятно, таковых нужно чураться, какими бы не являлись обстоятельства их трудовой деятельности. Но для Коновалова то не имело значения — он даже любил её, ничего не требуя в ответ. При этом — великая странность — он считал как раз себя тем, кто не может заслуживать женского внимания. Он считал себя много хуже, вплоть до того, что ничего не может быть для женщины более постыдным, нежели сочетаться с ним браком. Парадокс!

На примере Коновалова Горький опять доказал важность существования литературы, описывающей жизнь без украшательства. Очередной человек предпочитал романтической беллетристике суровую правду жизни. Коновалов любил слушать истории о бунте Разина, особенно сочувствуя судьбе Стеньки, оборвавшейся казнью. Он не замечал предпосылок к подобному исходу человеческой жизни, он только осознавал приходящее горе, никак не способное оказаться исчерпанным. Будь его воля, он бы помог Разину, встал бы рядом с ним и боролся за его же идеалы, при том оставаясь простым человеком, о себе совершенно ничего не думающем.

Таков уж Коновалов — тянет руку помощи нуждающимся, совершенно не думая, что нуждающимся может быть и он. Почему? Это легко объясняется. Существуют люди, лишённые личных устремлений. Для них жизнь — это череда событий, до которых им обычно нет дела. Они о себе-то не вспоминают, просто существуя. Коновалов был как раз из таких. По сути он всегда оставался ребёнком, чьё миросозерцание остановилось на уровне стремления познавать действительность, при том не стремясь её преобразовать. Хорошо оно или плохо — ответа дать невозможно. Нужно лишь знать о склонности таких людей к безвозмездной помощи, и том, что таковой все любят пользоваться.

Так почему Горький вспомнил про Коновалова? Максим уже не трудился в булочной, он странствовал по России. И довелось ему вновь встретиться с прежним знакомым, когда тот был среди строивших дорогу близ Феодосии. Далее они пошли вместе.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Быть охотником — не совсем то занятие, какое должно ассоциироваться с меткой стрельбой и радостью от сражённого на лету зверя. Отнюдь, охота — это, прежде всего, ремесло, необходимое для удовлетворения определённых потребностей. Одной из таковых является пропитание. Но чаще охота — полезное человеческой душе дело, направленное, в числе прочего, на регуляцию популяции диких животных. Только невежды думают, что чем меньше зверя бьёт охотник, тем лучше. Ведь известно, чаще под удар попадают больные и нежизнеспособные особи, тогда как здоровые продолжают здравствовать. Впрочем, во всяком утверждении следует оглашать оговорку, учитывая допускаемые охотниками крайности. Остановимся на том, что для Аксакова охота являлась приятным процессом, весьма важным и необходимым, продолжающегося от его предков и должная достаться его же потомкам.

Есть такая птаха — бекас. Подстрелить такую — искусство ловкого и умелого стрелка, поскольку сия птица мелка и быстра, что делает охоту на неё затруднительной. Было бы так оно в действительности. Таковые птахи бьются дробью на коротком расстоянии, чтобы за один выстрел сражёнными падали от трёх и более особей. Иные птахи, особенно из куликов, настолько мелки, что некоторые охотники хвастались едва ли не подстреленными за раз по сотне. Это лишь говорит о важности для охотника понимать, с каким ружьём и каким зарядом он пошёл бить птицу.

Помимо ружья, о котором Сергей сказывает изрядно, повествует он и о таких важных моментах охоты, как использование определённого вида собак и ловчих птиц. Если про собак он отзывается в добром тоне, понимая, иная собака сама рвётся на охоту, не получая оной, убегает, пытаясь сама заниматься заложенным в неё с рождения умением. А вот про ловчих птиц Аксаков отозвался плохо. Сугубо из-за того, что у башкир таковые были совсем ненадлежащими, будто и вовсе не способными выполнять от них требуемое.

Сергей разделил дичь на болотную, водоплавающую, степную и лесную. К каждой требуется особый подход. Требуется и знание выбираемой для охоты местности; и знание времени, когда та или иная дичь прилетает и улетает. Усвоив это, а также добыв требуемую, Аксаков неизменно обсуждал гастрономические пристрастия. Всё-таки, птица бьётся для приготовления годных из неё блюд. Иных птах разве только на паштет разделывать, другие годны и в цельном виде.

Говоря про степную дичь, Сергей осудил людей за выжигание травы. Может оно и несёт пользу для природы, зато для обитающей на местности живности — сущее бедствие. Среди многих птиц выделил Аксаков коростелей. Данная птаха примечательна манерой убегать от собак, тем ставя их в недоумение. Говоря же про лесную дичь, описал удивительное свойство тетеревов избегать попадания в них мелкой дроби. Такое свойство в них вложила природа. Оказывается, дробь скользит по перьям тетерева. Примерно тем же образом, как по перьям любой курообразной птицы. Ещё Аксаков разрушил миф о горлицах, будто бы бросающихся от отчаянии с высоты на камни, если гибнет их супруг. Ничего подобного за ними Сергей не наблюдал.

Напоследок читателю будет сообщено об охоте на зайцев. Это совершенно выбивается из общей канвы, посвящённой сплошь дичи. Но какой охотник обойдёт вниманием беляка и русака? А вот о совсем уж мелкой птице можно и не говорить, таковые совершенно ни для чего не пригодны — с ними больше мороки.

Таким образом, Аксаков подготовил для читателя два труда: первый — про ужение рыбы, второй — про охоту на дичь. И как-то неожиданно он в последующем решил перейти к составлению биографических очерков.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Сергей Аксаков — человек увлекающийся. Сызмальства его тянуло к занятиям, позволяющим заполнять досуг в меру полезным времяпровождением. Так очень любил он ужение рыбы. Потому и не стоит удивляться, что именно про ужение он начал писать, пополняя сей труд до конца жизни. Всего упоминается о четырёх редакциях — первая опубликована в 1847 году, а последняя — после смерти. О зимней рыбалке Аксаков не рассказывал — это занятие он обходил стороной. Но что есть удить рыбу? И только ли об ужении вёл он речь? Нет, Сергей проявил интерес ко всем аспектам ремесла, где пойманная рыба становилась конечным результатом затраченных усилий.

Удить рыбу — не просто закидывать удочку с леской и крючком. Сперва удочку ещё нужно смастерить. О каждой части рассказано отдельно. Оказалось, всякая деталь бралась от природы, за исключением крючков — их приходилось покупать. Но и крючки, пусть купленные, требовали доработки. Ведь какая рыба клюнет на прямой крючок? А если и клюнет, то вскоре сорвётся. Гораздо лучше крючок согнуть, тем затрудняя для рыбы возможность сорваться.

Собрав удочку, нужно озаботиться о прикормке. Порою рыбу прикармливают в определённые часы неделями, а иную прикармливают постоянно, погружая в воду хитроумные приспособления. Но где прикармливать? Удить можно везде, даже где рыбы нет поблизости — для того её и прикармливают. Впрочем, лучше удить требуемое к улову, озаботившись для того ещё и правильной насадкой: какая-то рыба клюёт на дождевого червя, иной достаточно хлебного мякиша, некоторым требуется скармливать заранее отловленную мелкую рыбёшку, ну а другие польстятся лишь на рака. Не перечислить всех требуемых условий, лучше ознакомиться с трудом Аксакова самостоятельно.

Огласив условия, Сергей переходит к определённым рыбам, с которыми он имел место при ужении в Оренбургской губернии, либо о каких слышал краем уха. Про каждую рыбу он сообщает её описание, даёт представление о повадках, не забывая про размножение. Сообщает о рыбах простых — от лошка и верховки до карася, переходя к хищным, особенно примечая среди них окуня. Есть рыбы и своенравные, вроде щуки. Как удить щуку? Лучше на живца. Однако, в щуку можно стрелять из ружья, зная о её повадке надолго замирать на одном месте. По той же причине щуку можно глушить дубиной.

Есть среди трофеев Аксакова и такие рыбы, вроде форели, налима и сома. Отдельно Сергей рассказал про ловлю раков. Пусть они постольку-поскольку рыбы, главное — рассматриваются в качестве наживки. Рыба вообще — она такая — прожорливая. Бывает ловишь карася, а достаёшь из воды щуку. Как? Позже обнаружив, что поймал-то как раз карася, просто щука вцепилась в него после мёртвой хваткой, оттого и став добычей рыбака.

Редкий читатель, ежели он к рыбалке прежде относился спокойно, не начинает испытывать желания соорудить удочку, найти в жаркий день водоём, прикрытый тенью деревьев, дабы насадить на крючок червя и ощутить все те удовольствия, которыми делился Сергей. А может возникнет желание заполнить рыбой близкие к дому озёра, чтобы в них возродилась некогда покинувшая их от суровой зимы жизнь.

Так как работа на книгой продолжалась, Аксаков постоянно дополнял записки очерками. Так он поведал, каким образом удить в полой воде, то есть той, какая радует рыбака при таянии льда; как охотиться на рыбу с острогой. Делился и любопытными случаями, коим сам явился очевидцем. Знает ли читатель, что у щуки сменяются зубы?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что есть человек в Бога верующий? Что есть человек в Бога веру дающий? В чём различие? Почему первый к Богу тянется, а второй на разный лад трактует ему положенное? Два мнения бередят душу верующих. Первое мнение – сам Бог христианство дал мирянам. А мнение второе – во имя Бога христианство поставлено. И два мнения бередят души в Бога веру дающих. Первое – в Бога веровать и другим веровать в Бога позволить. Второе – в Бога веровать и других обязать в Бога веровать. И случается быть ещё двум мнениям. Первое – стяжательство недопустимо, с чем от Бога в мир пришли, с тем и уйти полагается. Второе – стяжательство допустимо, ибо во имя Бога и для Бога, его рабам полагается принимать воздаяния за служение своё.

Иосиф Волоцкий, борьбою с еретиками жидовствующими прославившийся, твёрдый в убеждениях своих, радетель за христианство правое, казавшийся истинным борцом за благочестие веры Христовой, подобный Георгию Побеносцу, сил на жалевший, дабы извести яд от жала драконовой ереси пущенный. Стал Иосиф излишне суровым, не проявляя к просьбам мирян сочувствие. Дал представление он – не всему уместным быть полагается, не всему правом преимущества пользоваться, но, вместе с тем, кое-чему уместным быть полагается, кое-чему правом преимущества пользоваться. Ибо много людей в Бога верующих и мало людей в Бога веру дающих. Значит, и труд их стоит недешёво. Значит, нужно сопровождать просьбы мирянам звонкой монетою.

Не скажешь на молитве слово перед Богом за каждого того пожелавшего. Стала церковь сама себя обеспечивать. Мало стало церкви принимать от паствы пожертвования. Стала церковь продавать свечи и прочее, не гнушаясь просить за святое самое. Хочешь услышать имя кого, тогда оплати и слушай желаемое. Но не требуй свыше обещанного. Коли заплатил за однократное упоминание, один раз и будет сказано. Ежели заплатил за ежегодное упоминание, один раз в год и будет сказано. В иной раз пожелаешь услышать: заплати. Так рек Иосиф женщине, просившей о малом, только по ответу словно просившей об услуге огромных денег стоящей.

И стало ясно той женщине. Служитель церкви – что работник, за труд плату получающий. Совершил службу он – получил плату за то. Выполнил поручение – получил плату за то. И стало ясно той женщине – покуда заплачено не будет, не скажет до той поры никто слово ласковое, не посмотрят на взгляд твой страждущий, а укорят за скупость в деле богоугодном.

И как смотреть на дела Иосифа Волоцкого, славного борьбою с жидовствующими, с ними же строгого и прощения от них не принимавшего? Просил денег он за дело нетрудное, просил с женщины, вменяя ей за скупость её. Ждал он платы за услуг оказание, иначе не соглашаясь, проявляя упорство, так ему свойственное. Так о чём он говорил против жидовствующих, опиравшийся в суждениях не на события ветхозаветные, а прославляя деяния святых отцов, боровшихся за несение истины? Для чего отстаивал правоту христианства он? Разве благочестия ради? Или стяжатель он, как стяжательствует церковь, чрез меры берущая, отчего светильники прежде отказывались? Ведь некогда уходили в пустыни жить, не прося у людей ничего, выпрашивая лишь у Бога прощения.

Так не проще ли женщине самой просить за кого-то, хоть за себя, хоть за детей своих? Церковь тому препятствует. А почему? Ибо дано установление. Но то для других бесед тема насущная.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Ересь жидовствующих, пленившая земли Новгородские, пленить грозила и земли Московские. Выступить против решился Иосиф Волоцкий, дав пастве одиннадцать слов, дабы рассеять сомнения и призвать к благоразумию. Негоже повергать во прах, за истину принимаемое на протяжении полутора тысяч лет. Ежели где появился еретик, самого Христа отрицающий, конец света предвидящий, то зачем слушать его, не спросив людей, правду знающих? Так составил Иосиф словеса свои и людям их дал, и встретил покаяние он, ибо должен был всякий покаяться, услышав мудрые речи Иосифа. И был Иосиф суров в словах, ибо ведал он – ересь добралась и до лиц, к государю близкими бывших. Потому сам во прах разбивая ересь жидовствующими возводимую, найдя возражение всякому ими измышленному.

Во-первых, опроверг Иосиф убеждение, будто нет у Вседержителя ни сына, ни духа святого, словно Троица – есть вымысел. И говорил он, веруя в правоту суждений. Было так заведено издревле, либо слаб Иосиф в истории христианства оказывался. Но слово своё нёс он твёрдо, не допуская сомнения. Троица существует, Бог един в трёх ипостасях, прочее – ересь жидовствующих. Но ересь ли то, что по иудаизму иначе воспринимается? Для христианства то всяко ересь, ибо забыло дерево о корнях своих, не могут знать листья о том, как дерево жить начинало.

Во-вторых, опроверг Иосиф убеждение, будто не нисходил к людям Христос, словно не ипостасью Бога он был, а человеком обыкновенным. Не мог Иосиф с таким кощунством придти в согласие. Нашёл он слово для убеждения жидовствующих. Не стал соглашаться с ними, что Христос не рождался, но родится, и будет тогда пришествие, и наступит тогда конец света, то есть Апокалипсис.

В-третьих, в-четвёртых и в-пятых, опровергал Иосиф убеждения. Говорил про обрезание, почему не совершают оного христиане. О законах Моисея говорил он. О всемогуществе Бога он говорил. И вновь про Троицу рассказывал.

В-шестых, опровергал Иосиф убеждение, будто нельзя поклоняться рукотворным предметам. Ведь сказано в заповедях – не создай себе идола. Но иконы и крест – это ли не создание себе идола? Это ли не поклонение, чему поклоняться не следует? И нашёл Иосиф слово подходящее, найдя слово верное для искоренения сомнений. Верно – нельзя создавать себе идолов, но христианство не создаёт подобного, оно способствует делу богоугодному. Потому нельзя ниспровергать установления церковные, святыми отцами не зазря измышленными.

Потому и, в-седьмых, опровергал Иосиф убеждение, объясняя, почему христианам следует поклоняться иконам, поясняя про крест и доводя до сведения, отчего в сосудах свершаются божественные таинства. И чтобы человек не повергал это сомнению, должен быть кротким он, не забывая отдавать Богу десятую часть от доходов своих.

В-восьмых, опровергал Иосиф убеждение, будто наступит вскоре Апокалипсис. Не следует доверять цифрам, красиво или некрасиво сочетающимся. Что есть сочетание трёх шестёрок, либо тех же шестёрок, но с прибавлением числа тридцать четыре? А что есть значение круглое, вроде минувших семи тысяч лет от мира сотворения? Ссылался Иосиф на святых отцов, никогда о подобном не говоривших. Не велел никто года считать веками или тысячелетиями, лишь седьмицами считать положено, иного не додумывая.

В-девятых, в-десятых и в-одиннадцатых , опровергал Иосиф убеждения. Всё о конце свете он брался рассуждать, укоряя еретиков в скудоумии. Рассуждал и о нежелании жидовствующих принимать на веру нечто, Христу бывшее не свойственным. Отчего полагается совершать подвиг, кем-то из святых отцов совершённый? Не брал в понимание Иосиф мнение, что иными могут быть суждения, на житиях не основанные, житиям тем противоречащие. Твёрдо стоял он на сказанном мнении, тем завершив слова ответные составлять, тем закончив своё послание об осуждении еретиков.

И получил он ответ кирилловских старцев, среди еретиков бывших, теперь кающихся. Жаждали они прощения, ожидая получения оного. Знали они о Бога милости, стоит во грехе исповедоваться, как прощал Бог грешных. Так почему строг Иосиф Волоцкий, в праве на прощение им отказывая? Отчего заключили их в монастырские подземелья, лишив доступа к свету и воздуху свежему? Для чего им познавать тяготы земные, ежели они вину осознали и жить хотят без отягощения? Разве не провинились иудеи перед Богом, ведомые тогда Моисеем по пустыне? Тогда и их, кающихся, простить следует. На ответ старцам нашёл Иосиф ещё пять слов, объяснив, почему строг он.

Сказал Иосиф, что прощение за Богом, и Бог простит, но не за тем еретики пребывают наказанными. Просить им прощения придётся до смерти, покуда не призовёт Бог к себе, дабы простить за прегрешения. Недостаточно молвить и слёзы лить – не будет в земной жизни им послабления. Не пустят более в церковь их, не удовольствовавшись словами искренними. Не примет церковь еретиков обратно в лоно своё, ибо должны замаливать грехи они, надеясь на души спасение. И не стал выпускать еретиков из темниц Иосиф, ибо твёрд был в своих убеждениях.

Кажется ясным всякое суждение Иосифа Волоцкого. Но так ли? Чтобы лучше понять, нужно ознакомиться с его посланием княгине Голениной.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Возражения учёных мужей на «Размышления о первой философии» чрезмерно обильны. Всякий имел собственное веское мнение, несогласный уже из-за того, что он должен выразить собственное несогласие. Удивительно упорство Декарта, неутомимо отвечавшего многостраничными разъяснениями на не менее многостраничные возражения. Понятно, в ходе беседы можно придти к ещё более интересным выводам, но собеседники Декарта настаивали на категорическом неприятии каких-либо суждений, если они изначально измышлены не ими. Что же, Декарту приходилось говорить о прежде им сказанном, только другими словами. Подобная переписка способна утомить всякого читателя, особенно не имеющего желания знакомиться с борьбой между невеждами и способным адекватно размышлять человеком. Достаточно знать, что всё должное существовать — существует. Уж этого-то оспорить нельзя. Однако, возражения находились и этому.

Чего Декарт не хотел, и чем он всё-таки занимался, он вынужден был отстаивать идею Бога. Не субстанции, понимаемой им под именем Бога, а непосредственно Бога. Учёное сообщество, пропитанное догматами Церкви, не соглашалось смотреть на мир иначе, нежели он дан согласно библейских мифов. Лучше прочих выглядят персонализированные возрождения от Пьера Гассенди. Он сразу упрекнул, что Декарт думает о себе больше, нежели должен. Пьер остудил пыл собеседника, дав ему понимание излишне надуманных иллюзий, коими быть довольным явно не стоит. Из чего создалось определение для всех возражений — о чём бы ты не говорил, всегда найдут те, кто скажет слово против тебя. Означало ли это необходимость продолжать разговор, лишённый конечно достижимого результата? Любой диалог должен придти к промежуточному общепризнанному мнению, к чему возражавшее Декарту научное сообщество не тяготело.

Можно добавить и то, что среди философов Европы существовало направление, ярким представителем которого явился Готфрид Лейбниц. Этот возражающий возражающим, грызущий чужой гранит, тем делая его собственным, нёс груз личной ответственности за измышленное прежде и созидаемое его современниками. В своих трудах он будет спорить с почившим Декартом, разрабатывая собственные установления. И всё же, насколько был бы прав или не прав как раз Декарт — он давал другим пищу для размышлений. Собственно, возражения кого-то — это своеобразный способ познания истины. Другое дело, что показаны они борьбой муравьёв со слоном. Известно ведь, при определённом количестве муравьи смогут одолеть слона, как он от них не защищайся.

Губит философию не убеждение, будто необходимо остановиться на достигнутом, а осознание её обречённости. Каждый раз философами достигается точка, низводящая всё достигнутое во мрак невежества, после чего философия умирает, ожидая очередного возрождения, чтобы кто-то положил начало, тем запустив мысль человечества на очередной виток. Это неоспоримо, так как наглядно видно по развитию философии, всякий раз упирающейся в непреодолимую преграду, оставаясь для последующих поколений невостребованной. И спустя века обязательно должен появиться человек, которому потребуется призывать к благоразумию и напомнить о необходимости мыслить самим, не опираясь на измышленное прежде.

В наследии Декарта имеются и письма. Рене переписывался с учёными, церковниками и с влиятельными лицами из королевских домов. Неизменно всё сводилось к рассуждению о философских воззрениях, так интересовавших тогдашнее общество. Из разрозненной переписки можно установить далеко не то, чему желается быть свидетелем. Если и браться за чьи-то труды, то осваивать их полностью, избегая кем-то специально сделанных пропусков. Но по силам ли то человеку обыкновенному? Декарт и без того самодостаточен, чтобы искать его мысль где-то ещё, помимо оставленных им трудов.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Пятое размышление гласит: О сущности материальных вещей, и снова о Боге — о том, что он существует. Следует представить треугольник. Он существует. Но его требуется представить, а чтобы представить, требуется заранее иметь о нём представление. Если о треугольнике человек не имеет представления, он его не представит. Несмотря на это, сколь не будь треугольник далёким от представления, отрицать факт существования треугольника нельзя. Таково доказательство существования Бога, если использовать геометрические фигуры. Получается, познать Бога можно через треугольник. И не только! Декарт выразил уверенность, что в мире всё можно познать через всё, задействовав разные органы чувств и различные вещи, а также материи. Опять же: и не только! Всегда может оказаться, что к каким инструментам не прибегай, распознать существование треугольника не сможешь, поскольку для его осознания порою требуется лишь воображение.

Теперь следует перейти к шестому размышлению, последнему из размышлений о первой философии. Оно гласит: О существовании материальных вещей и о реальном различии между умом и телом. Декарт выразил уверенность — Бог способен создать любой материальный предмет. Из чего он его создаст? Из субстанции, наполняющей мир? Но он и есть та субстанция, и та субстанция не терпит, чтобы где-то она перешла в небытие, а где-то народилась. Для того должен произойти ряд процессов, над которым Бог никак не властен. Несмотря на утверждения Декарта во всемогуществе Бога, должно быть очевидным — из ничего ничто создано быть не может, должно сочетаться нечто, преобразующееся в третье.

Декарт проявил интерес к другому — к собственному телу. Как известно, человеческое тело не возникает из пустоты, оно — результат процессов, так или иначе связанных с заявленной в метафизике субстанцией. Важно понять другое, как субстанция, составляющая отдельного человека, способна различать изменения, с ним происходящие, и при этом не различать изменений, происходящих с другими людьми. И почему человек способен ощущать неприятные ощущения, когда некоторая часть его тела бывает от него отторгнута, причём на протяжении длительного времени, и не в месте прежнего сочленения, а вообще.

Мир полон недосказанного. Мало соотноситься с понимаемым, нужно разбираться и с остающимся вне пределов понимания. Если чему-то нет объяснения, это не означает, что оно никогда не будет объяснено. Когда-нибудь, сколько бы не потребовалось совершить открытий, человеку суждено раскрыть всякий постулат, аксиому или догмат, сделав то собственным достоянием. Само понимание метафизики должно быть разрушено, так как не полагается существовать чему-то, из чего исходит всё. Наоборот, путь философии лежит к доказательству, что как раз метафизика порождается текущими достижениями человеческого ума, и никак не иначе. Само представление о метафизике изменяется в тот момент, когда для человечества открывается новая истина.

Пока же, останавливаясь на воззрениях Декарта, приходится признавать — Рене оказался прав в существовании общей для всего мира субстанции, правда он не посчитал нужным данных субстанций вообразить множество. Возможно и существует единая, являющаяся связующей всего и вся, однако для её достижения человеку, скорее всего не получится дожить. Вместе с тем, научный прогресс достиг ощутимых результатов, обнаружив прежде невиданные субстанции, позволяющие проникать в прежде сокрытое. Изучение стало приобретать невиданный размах, задействуя прежде немыслимые способы познания действительности. И пока остаётся неизвестным, каким субстанциям предстоит быть открытыми. А самая главная субстанция — наполняющая всё и вся, прозываемая Декартом именем Бога — всё равно будет обнаружена. И тогда возникнет необходимость понять: возможно ли человеку распознать основной закон сущего.

Автор: Константин Трунин

» Read more