trounin.ru

В душе поэта есть мечта. Без той мечты не может жить поэт. Мечта его на взгляд легка, но тяжелее её нет. Желает написать поэму он, а написать поэму сложно: в свой слог поэт влюблён, мнится ему — написать возможно. И вот идея появилась, за то благодарность Карамзину, мечта почти осуществилась, осталось сложить поэму свою. О древности седой, о богатырских подвигах писать, любовью строки переполнить, читателю пора об истории канувшей узнать, забытое былое вспомнить. Пусть сплошь вымысел в сказе героическом, то не опечалило поэта, не было идеи в подлинно историческом отражении придуманного им сюжета. Показана сказка, прочее пустяк, поэт указал направление: для склонных к античности то был знак, о чём должно быть их стихотворение.

Зелёный дуб известен многим, и Лукоморье знакомо нам, про князя Красное Солнышко мы помним, не забывается сказитель древности — Баян. О них поведал Пушкин снова, а может он поведал в первый раз, взятая им сюжетная основа, знакома всем, но дальше мрак для нас. Руслан — герой, Людмила — его любовь, Черномор — злодей, и кот имеется учёный, сколько память запомнить детали не готовь, при перечтении сказ Пушкина, как новый. Почему так обстоит, загвоздка в чём? В годах ли Александра ранних? Читаем стих — прекрасен он. И прочее нам кажется из славных.

То хорошо, когда красивое без критики живёт. Красивое испортить просто очень. Ничто в красивом не умрёт, будь критик в словах аккуратно точен. Зачем укор высказывать поэту? Поэт старался, рифму подбирал. Он удружил народу русскому и свету, былины на свой лад пересказал. Теперь мы знаем, а могли не знать, имеем должное видение былого, в любое время теперь можем указать всем заблуждающимся на образец от Пушкина молодого. Фантазия людей есть благо, и оно — проклятие людей, чем дальше от искони они, чем отдалённее от прошлых дней, тем разительней высказывают мнения свои. Поэтому, забывшим это, на вид поставим Пушкина стихи, пусть не очерняют лето, предвестием убивающей прошлое зимы.

Что же Пушкин, для чего поэму написал? Он сам не думал ни о чём. Сюжет понравился, слагать стихи тем стал, лишь данное, пожалуй, мы учтём. Он поэму дамам посвятил, чьи чары в плен берут сердца мужчин, для них он образ доблести открыл, раскрыв его на полотне шести картин. Кого любить — решать не Пушкину, но всё же, и Пушкин мог мечтать, он представлял супругов юных на брачном ложе, пример развития событий решил он показать. В тумане радостном, не понимая предстоящего, лучше отразить действительность, окрасив сказкой элементы настоящего, невидимое сразу обратить в видимость. Кто понял мысль, её возьмёт для понимания: под карликом поймёт мужа униженного, под шапкой ему привидятся милые создания, скрывающиеся от очевидного.

Нет нужды искать подобное в сюжете. Что это даст, зачем искать? За прошлое мы все итак в ответе. Для развлечения лишь можем указать. Поэма сложена, она читается, известна. Есть мудрость в строках и меж строк. Руслан — герой, герой — его невеста. Иного Пушкин нам сказать не мог. Кто молод, тот добьётся, о старости не стоит думать никому, лишь сложно тем живётся, кому пришлось быть одному. А если сила есть в руках, друзья дают тебе совет, готов ты подвиги свершать, иди вперёд, пока не отяготился грузом лет, о тебе будут вспоминать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Джами писал о любви так, чтобы ему посочувствовал всяк. Растоптан он, убит кинжалом пери своей, продолжая после испытаний мечтать лишь о ней. Складывал газели, не щадил себя, напиталась кровью новая строка. И понял Джами одно, ясное любимой его всё равно: как не описывай красоты красавицы, словно произнося речь одурманенного прелестями пьяницы, всё и без того понятно — лишнего не скажешь, всё и без того понятно — ближе ты не станешь. Потому и складывал газели Джами, одной мерой определяя чувства свои. И он пыль, и он песок, поэт востока иначе мыслить не мог. В унижении даровано счастье каждому певцу стихов, им всегда будет хватать для выражения эмоций слов.

Любил Джами, сдуваем ветром был, вставал и вслед смотрел на ту, которую любил. Умереть он на очередной строчке готов, тем порождая чувство — любовь. Взгляд из-под бровей, мгновение взмаха ресниц, прошла секунда и пал Джами перед любимой ниц. Мгновение очередное, и вот Джами сказал, настолько счастлив он — об этом он давно мечтал. Газель сменяется газелью, Джами у ног любимой пребывает, не может встать и отойти, он теплоту тела пери своей ощущает. Одурманен Джами! Чем Джами не Меджнун? Он Меджнун, раз любимой лик ищет в окне при свете растущих и ущербных лун.

Но другой Джами для нас, вне любви в нём мудрость пролилась. Отложил терзания души поэт, предстал мудрец, проживший порядком лет. Для того он сочинял кыта нам, оттеняя тем любви дурман. Куда девалась униженная честь, ежели иной в кыта Джами весь? Вспомнил он, что в кармане дыра, не прокормит поэта пустая строка. Вот он известным стал, о нём говорят, да слова в устах его монетой не звенят. Оставался на положении нищего, то его угнетало. Вспомнил об этом Джами, будто легче ему стало.

Упомянул матерей Джами в стихах, напомнил о важности матерей для нас. Без матери не будет человека, не будет будущего и не будет следующего века. Ценить положено, никак иначе, но плачут дети, и мать их пребывает в плаче. Не мать родную: ценить всех матерей, тогда не будет плачущих детей. Горчит такое понимание родных, ценить приятнее своих. В том правда человека, такую правду изменить нельзя: в такой правде человек похож на золотаря. Он выгребает людское естество на вид, покуда сам всеми старается оказаться забыт. Ценить полагается и труд золотаря, ведь любые сливки — впоследствии моча. Но человек не ценит и не будет ценить, ему проще неприятное перепоручить другим смыть.

Посему, пей человек яд правды горькой свой, пить приятно такой яд, когда он близок тебе, не чужой. Своё приятнее, оно — медовое питьё, уже по той причине, что своё. Топчи, когда попал в змеиную нору: убей без жалости её обитательницу змею. Не нужно размышлять, от размышлений беды ждут. Не кажется ли, что сумбурный набор мыслей тут? Беда от мудрости в том есть — всех бед на свете нам не счесть. Ты скажешь об одной из них, и будешь прав, сказав же о другой, породишь сомнение в прежних словах. Всё обхватить не получится враз, для иного требуется иной рассказ.

Мудрости много, куда её девать? Как в наборе поучений сию мудрость не потерять? Ответа нет, искать старания не нужно прилагать, надо с собственным мнением определиться и его соблюдать.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Чем занимались в царской армии? Видимо, служили. Время тогда было мирное — в течение предшествующих десятилетий не случалось крупных военных конфликтов с участием России. Потому и не приходится удивляться, что моральная дисциплина разлагалась. Финальные аккорды оного упадка пришлись на годы службы в армии Александра Куприна. Но говорить о них открыто, он пока опасается. Находились другие занятия, интересные его натуре. И что может быть лучше, нежели описать любовные увлечения на страницах художественного произведения? Тем более, что причина проблем может исходить не от застоя в военном деле, а от дамских капризов. Если кто и мог погубить армейского человека, то только легкомысленные женщины.

Служба службой, только и отдыхать требуется. Особенно, если ты являешься прапорщиком. А кем были прапорщики изначально? Ими становились лучшие из военных, кому вручали знамя и кем должны были гордиться. К концу XIX века о том позабыли и чин прапорщика из Табели о рангах убрали. Это не помешало в обиходе употреблять сей чин. Прапорщики остались, пускай только на словах. Но остались ли они гордостью армии? Ответ дать затруднительно, поскольку предмет для гордости в армии тех дней найти трудно. Пусть же им станет «Прапорщик армейский» Александра Куприна: он наивен, верит во взаимную любовь и живёт иллюзиями.

Фамилия у прапорщика незамысловатая — Лапшин. Будни его скучны, заняться ему нечем, если о чём и приходилось думать, то только в каком части дня пойти напиться. Единственным представившимся шансом развеяться стала подработка по копке земли. Получается, армия занималась всем, что не касалось непосредственного несения службы. Собственно, армейская часть повествования кончается, стоило Лапшину прибыть на место, где он встретил хозяйскую дочку, почти сразу в неё влюбившись. Следить за солдатами, копающими землю, он перестал и отдался чувствам.

Губить в Лапшине нечего. Жизнь его текла размеренно и без неожиданностей. Влюбляться он мог каждый день, а в представившихся условиях это было новым для него спасением. Серьёзные ли он испытывал эмоции? Стоит предполагать положительный ответ на этот вопрос. Лапшин оказался взбудоражен, покорён и готов на многое, подпав под чары обворожившей его девицы. Да толку от той любви, когда она направлена в сторону легкомысленной женщины?

Понять женщину трудно. Армейскому человеку гораздо труднее её понять. Определить наличие легкомысленности в женщине ещё труднее. За мнимой лёгкостью могут скрываться серьёзные намерения, а может крыться желание поиграть. Как то определить? Лишь в конце станет понятно, насколько серьёзно была настроена женщина. От мужчины в подобного рода отношениях ничего не зависит, если он не наломает дров. От женщины, наоборот, зависит многое — своей легкомысленностью она может подорвать моральный дух армии. Но есть ли дело до того женщине? Сегодня она пленила своей красотой одного военного, завтра другого, чтобы послезавтра выйти замуж за генерала, более достойного объекта её замыслов.

Мало ли случается в жизни поражений. Пусть враг хитёр и вводит в заблуждение, требует выдать секретные документы в виде личного дневника — не стоит уходить в отношения с головой. Нужно смотреть на окружающий мир трезвым взглядом, не позволяя ему полностью затуманиться. Когда тебя считают прапорщиком в лучших традициях царской армии, а ты позволяешь топтать доверенное тебе знамя первому встречному, то поступаешь ли ты правильно? Скорее стоит думать иначе, цвет армии могли победить чары обыкновенной женщины, которой даже не хотелось быть победительницей.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Мудрых слов обильное разлитие в одном месте можно найти, то место близко, рядом с собой посмотри. Ты видишь рядом с собой людей в годах, обратись к ним, найди мудрость в их словах. Да так ли легко мудрость найти в чьей-то речи? Над мудростью той пора зажигать свечи. За упокой той мудрости пришла пора вознесть молитву — за той мудростью ты зря провёл ловитву. Не понял слов, махнул рукой на мудреца. Кто же его поймёт, туманят разум ему прожитые им года. В своём ли уме тот мудрец, что к жизни ради жизни призывает, живёт без оглядки на других, вином злоупотребляет, проводит весело дни свои, и будто Бога почитает: разве мудрость есть в его словах, он точно мудрость знает? Остановись, ещё рядом с собой посмотри. Ты молод, стремишься к чему-то, пролетают твои дни. Но всё же, рядом с собой посмотри ещё раз. Всё ли ты учёл, всему ли придаёшь значение сейчас? Стремления и ограничения твои похвальны, но только они не идеальны. Послушай тех, кто более не думает о былом: они завтра умрут, они живут одним днём.

Любить полагается ярко, словно любовь полыхает огнём. Выпивать алкоголь — в умеренных дозах, чтобы не утонуть окончательно в нём. Не слушать осуждающих тебя людей, им ли осуждать? Осуждающие правду бытия не знают, не могут её знать. Правда известна старикам, если они осуждают, их слушай: говорят о том, о чём знают. Всякий ли старик прав бывает? Возникнет вопрос. Разумно, не каждый из них до знания правды дорос. А кто дорос, кому полагается верить? Хафиз Ширази, например, его мудрость трудно измерить. Оставил газели в наследие нам поэт Хафиз, к строчкам его стихов обязательно прикоснись.

Любил Хафиз, любить он призывает всех. И пил Хафиз, с вином его повсюду ожидал успех. И на осуждающих смотрел со смехом он, кто осуждал его, тот пил вино и был влюблён, как он. Так отчего не пить вино и не любить тогда? Зачем налагать на людей, не соблюдаемое никем и никогда? Ратующие за добродетель и гуманизм, говорят так, якобы отрицают гедонизм, за следование заповедям они выступают, чинно и благородно свои взгляды обставляют, а посмотри на них изнутри, там чернее всего. Разве может быть белым тот, у кого на душе настолько черно? О том ведают старики, прожив годы, пожалев о многом, были бы в молодости мудры, то жили бы иначе, не упираясь в чуждые им теперь принципы рогом.

Кто в рай попадёт, так это Хафиз. Он в рай попадёт, и, видимо, попал, если его предположения сбылись. Не попадёт в рай тот, кто аскет и плоть свою истязает, не для того он из райского сада был изгнан, ради чего он ныне страдает. Человек уже нарушил запреты, к мудрости прикоснулся он, так почему забывает, чем, будучи выгнанным из рая, он награждён? Полагается жить, хвалить Бога за это. Этого достаточно. Зачем же на радости накладывать вето? Нужно любить, в любви находя спасение. Разрешается вино пить, находя за счёт вина наслаждение. Только такому человеку откроются врата рая, жившему без предубеждений, подобную мудрость зная.

Зима наступит — её не избежать, человек должен это понимать. Весна — его рождение, молодость летом знаменуется, осень — пора увядания. Так отчего душа человека волнуется? Зима неизбежна, она придёт всё равно, кто мудрость сию понимал, к её приходу подготовился давно. Как не живи, зимы избежать никому не дано, жить нужно, помня правило одно: пусть помнят о тебе, мудрость твою хваля, пусть, в числе прочих достойных, ставят в пример потомкам тебя.

Автор: Константин Трунин

» Read more

О жизни Низами, что нам известно? О жизни Низами знать так ли интересно? Слагал он бейты, тем он жил, Пятерицу свою потомках изложил. Черпал в истории сюжеты для поэм, и счастлив каждый ныне уже тем. А если отложить творения мифического толка, получится ли стихотворениям Низами внимать долго? О чём писал поэт Востока нам, когда не посвящал трудов своим царям? Писал он о любви, и так любовь его томила, и та любовь его съедала, он помнил каждый взмах ресниц, когда любовь его, к его несчастью, умирала.

И вот остался он один. Пропасть сверху и пропасть под ним. Спасение в стихах, они отрада для поэта. Излечат душу — в душе наступит лето. Прогнать хандру, но как прогнать хандру? Всегда он будет помнить любимую свою. О ней, и только лишь о ней: она пребудет отрадой всех оставшихся поэту дней. Придёт во снах любимая к нему? Тогда он грезить будет наяву. Придёт любимая к нему в мечтах? Он всё забудет, мечтателем став. В воспоминаниях о счастье нужно жить — уже от этого счастливым нужно быть.

Что горе человеку, коли всё теперь горчит? Что слабый не стерпит, за то сильный себя не простит. Бросать на ветер жизнь не стоит, помнить нужно о былом: не будущим с вами, люди, мы живём. Живём мы прошлым, прошлое нас окружает, а кто от прошлого свершений ожидает? Ждать перемен зачем, все перемены совершились. Люди, не зная о том, о прозрачную стену бились. И не извлёк урок никто. Причина нам понятна. Всяк проявлял заботу, а проявились пятна. Вот потому и горько человеку в мире жить среди людей, не понимая смысла отведённых ему дней.

Но если горько на душе, как не говорить о том? Пусть сердце кровоточит, пусть в горле ком. Нет цели в жизни, жизнь пуста? Любимая растаяла, теперь она — мечта? И ладно, иному не случиться, жить дальше, не позволять любви забыться. Слаще ароматных персиков в саду, — скажет Низами, — я больше не найду. Вкушать настало время персики без сладкой мякоти ему, — скажет потомок, — сохрани, Низами, о любимой своей мечту. И принял поэт востока судьбы горький дар, заговорив мудро, хоть и не был по годам стар.

Газели и касады — все об одном. Их Низами писал, пребывая между явью и сном. Выделить из них не получится никакую, избрал для повествования Низами манеру такую. Он не рыдал, но он плакал навзрыд. Он никого не укорял, но себя он корит. Нет с ним любимой, об этом писал, словно в жизни иных бед он не знал. Снова о ней, снова взывает, корит и рыдает… корит и рыдает. Но всё понимал Низами, он поднимался с колен, жизнь продолжалась среди прочих проблем.

Что скажет потомок? Он ценит предков наследие? Как он воспринимает посвящаемое Низами стихотворение? Есть ли горе в жизни потомка, есть в его жизни проблемы? Неужели и ты, потомок, размениваешь неприятности на дирхемы? Или, подобно Низами, на коленях стенаешь о схлынувшем счастье, проклиная наступившее в жизни необоримое ненастье? Ты прав, потомок, у тебя свой путь. О прочем, потомок, скорее забудь. Только помни, потомок, прав будет тот, кто найдёт время прошлому среди будущих забот. Горе наступит, оно всегда впереди, поэтому готовься, горе есть и сзади. Обернись! Посмотри!

Автор: Константин Трунин

» Read more

Умение извлекать урок из намёка на ложь — старинная русская забава. Любит русский народ себя одурачивать, не задумываясь, откуда идёт дурость его. И верит народ, не задумываясь, во что он в действительности верит. Достаточно обставить нечто в выгодном для этого свете, как русский народ готов тому верить. Не пойдёт русский народ смотреть на источник новых знаний, не решится задуматься над несоответствием дум ему внушённых с истинным изначальным положением. В данный момент предстоит извлечь урок из сказочной повести Ермолая-Еразма, рассказавшего о канонизированных святых Петре и Февронии Муромских, чьи прототипы предполагаются, но их самих никогда не существовало, как и тех событий, что с ними произошли. Посему стоит ли извлекать урок именно из повести о них?

Ермолай-Еразм разделил сюжет на четыре части. В первой Пётр борется со змеем-искусителем, во второй — с хитрой русской женщиной, в третьей — с жадными до власти боярами, в четвёртой — со своеволием народа. Такая манера повествования вполне укладывается в рамки соответствия библейским сказаниям, случившихся с одним человеком. Борьба со змеем-искусителем понимается без лишних объяснений, слабость мужчины перед женским влиянием — такая же хрестоматийная особенность человеческого рода, последовавшие за тем дрязги — словно дети изгнанников райских сошлись в споре. Что до своеволия народа, то и тут понимание идёт от простого — как бы человек не жил и чего не завещал потомкам, тому никогда не бывать, если не случится сверхъестественных событий.

Пётр побеждает змея-искусителя, но, победив, оказывается проигравшим. Он вынужден искать спасение. Пётр находит женщину, способную его спасти, но, добившись своего, вновь оказывается проигравшим. Смирившись с обстоятельствами, снова Пётр кажется победителем, сев на княжении после смерти брата, но для того, чтобы в очередной раз потерпеть поражение, напрямую связанное с первой и второй победой. И когда Пётр умрёт сам, словно оставшись победителем, с его телом будут обращаться как с всегда проигрывавшим. Ермолаю-Еразму пришлось измыслить мистическую составляющую сюжета, допустив не влияние божественного промысла, ибо согласно божественному промыслу тело умершего возносится на небеса, а некое бесовское действие, обернувшееся перемещением мертвецов.

И всё же победа Петра над обстоятельствами очевидна. Он крепок волей, выполнял поручения, брал на себя обязательства и не соглашался уступать, пока к тому его не принуждали обстоятельства. Если сперва Пётр представлен думающим самостоятельно, то после решения за него принимает его жена, сама выбравшая кому быть ей мужем, всё для того сделав. Мнительный читатель задумается о чрезмерном влиянии женщины на мужчину, воспользовавшейся обстоятельствами для необходимого ей замужества, впоследствии выступая в качестве человека, за которым в любом споре будет последнее слово. Так в представлении Ермолая-Еразма выглядит идеальный брак, где между супругами не бывает конфликтных ситуаций. Одно допущение позволил Ермолай-Еразм, единственный раз предоставив Петру возможность настоять на своём — это произошло, когда его слово было истинно последним, поскольку пришло время умирать.

Какие ещё уроки стоит усвоить из «Повести о Петре и Февронии Муромских»? Требуй невозможного, когда от тебя требуют невозможного. Не спорь с людьми — пусть другие спорят промеж с собой, тогда после их спора правда за тобой останется. Женское естество всюду одинаково, что в жене, что в девице на стороне. Должному быть, коли чашу горя пить, коли счастливо жить, в конце жизни в гроб положенному быть. Ежели не читал — не делай вид, что тебе понятен смысл произведения.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Роман-река «Два капитана» Вениамина Каверина о судьбе детей, выросших в сложные для них времена и ставших теми, кем они должны были стать. Начало повествования заложено основательно, ибо течь повествованию долго и далеко, часто попадая в водовороты событий, утягивающих действие на дно. Протекать происходящее будет постоянно, грозно скапливаясь и грозя затопить, если автор вовремя не передвинет задвижку, перепрыгнув дальше. Спастись от манеры изложения Каверина не получится — всё выверено от начала до конца, за исключением единственного момента — обилие однотипно выверенного текста обязательно начнёт докучать читателю. Но жизнь действующих лиц — истинная река: тихое течение перемежается со стремительным движением, ровная гладь с бурунами, а где-то там поджидает водопад, после преодоления которого жизнь становится иной.

Детство действующих лиц совпало со сломом царской России и с последующим становлением советского государства. Каверин рассказывает в деталях, как то обстояло. Рассказывает без спешки, воссоздаёт прошлое. И есть приятное в тех воспоминаниях, каким бы детство не являлось в действительности. Сложное было время, значит и понимать его сложно. Кому не досталось счастья, тот хлебнул порцию горя, став после того сильнее. И в этом ли счастье, когда характер закаляется испытаниями? В горниле юношеских страстей Каверин выковал людей, подарил им идею существования и отправил в свободное плавание.

Никто из действующих лиц, оглядываясь назад, не сожалеет о прошедшем. Собственное былое минуло — оно основа для свершений в будущем. А вот чужое былое может послужить данной основой. Чья-то судьба — море проблем. Разобраться с ними необходимо. Сравнивая с ними, понимаешь, личность твоя ничего не стоит, если до тебя жили более деятельные люди. Вот и поместил Каверин на жертвенный алтарь устремления действующих лиц, подменив понимание собственной значимости в угоду необходимости оказаться полезным обществу. Пускай, обществу ничего от той пользы не требуется, поскольку сомнительна польза, совершаемая во имя чьего-то блага, когда то благо интересно непосредственно исполнителю.

Логика — парадоксов друг. Что же может быть в логике такого, чтобы говорить, что Каверин не удосужился ей уделить внимание? Вполне вероятно, его действующие лица живут ради устремлений, ведь не может человек ни о чём не мечтать. Имеется желание — остальное ему подчиняется. Безусловно, детская мечта способна томить душу до старости. Бывает ли такое? У кого детская мечта пережила порог переоценки жизненных ценностей, когда он переступил черту, отделявшую фантазии от реальности? Появляются новые устремления, исчезает прежняя беззаботность, возникают обязанности. Каверин об этом забыл. Как были действующие лица детьми в начале повествования — ими же останутся до конца.

Повествование плывёт по волнам. Но кто бежит от волны, не идя ей наперерез и не стремясь возвыситься над ней? Это Каверен. Вениамин не возводит мостов, он дал читателю утлое судёнышко. И из этого судёнышка видно, как на действующие лица, находящиеся в схожей с читателем ситуации, давит подпирающее сзади течение, не позволяющее им переменить курс. Судёнышки подбрасывает на волнах, люди травмируются морально и физически, после восстанавливаются и плывут дальше, пока течение не ломает их жизнь на очередной волне. От горестей к счастью протекает действие. Чёрная полоса сменяется белой, чтобы снова смениться чёрной.

Обретённое в детстве желание — оно одно удерживает повествование на плаву. Куда бы действующие лица не направлялись, они будут добиваться его осуществления. Прочее не имеет значения. Кости срастутся, дыра в душе зарубцуется. Один капитан искал другого капитана, не зная, насколько тот хотел уйти от прежних воспоминаний. И если капитан найдёт капитана, не захочет ли он сам забыть то, к чему стремился?

Автор: Константин Трунин

» Read more

Что не есть хорошо в беллетристике, так это отсутствие исторической правдивости. Автором берётся определённый отрезок времени, используемый им в дальнейшем в качестве декораций. У читателя из-за этого формируется неверное представление о прошлом, поскольку он склонен верить написанному. Когда речь касается произведений, при создании которых автор исходил от изначальной ложности представленного вниманию, то не следует обсуждать реально существовавших действующих лиц, в силу их отличия от прототипов. Другое дело, если автор не строит сюжет так, чтобы у читателя не возникало предположений о введении его в заблуждение. Таковая беллетристика кажется правдивой, но до того момента, пока читатель не наберётся грамотности и снова не окажется недовольным представленным для ознакомления текстом. Касательно Ивана Лажечникова и его романа «Басурман», увы, приходится говорить о подмене произошедшего на самом деле плодами собственных измышлений. Грубо говоря, описываемое притянуто за уши.

Есть в Львовской летописи момент, повествующий о казни татарами немецкого лекаря — на нём Лажечников и решил построить повествование. Кем был этот лекарь, из какой семьи вышел, как жил до Руси, что побудило его переехать в земли Ивана III? Подобную информацию Львовская летопись не содержит, поэтому Лажечников придумал необходимые ему фрагменты биографии лекаря, сопроводив с первых страниц текст подобием родового проклятия. Прочее в сюжете — история любви сего лекаря к Анастасии, дочери приближённого к царю лица. И так как финал романа изначально известен, читателю остаётся дождаться момента, когда неизбежное свершится.

Из наиболее невероятных исторических эпизодов, придуманных Лажечниковым, является присутствие в «Басурмане» тверского купца Афанасия Никитина, неизвестно каким образом оказавшегося в числе жителей Москвы. Читатель знает, возвращаясь из Индии, Никитин умер под Смоленском, не дойдя родного тверского княжества, куда и направлялся. Оказаться в Москве он никак не мог. Дальнейшее обсуждение присутствия Афанасия в сюжете бесплотно. Лажечников едва ли не полностью своими словами пересказал «Хождение за три моря», сопроводив текст прочими посторонними текстами индийского происхождения. Опять же, не будь в сюжете Афанасия Никитина, восприятие текста могло быть в пользу Лажечникова. У него же всё представлено так, что едва ли не сам Никитин писал подобие «Басурмана», отправившись потом за тридевять земель, только в очередной раз путь его лежал в немецкие земли.

Позднейшие исследователи творчества Лажечникова только и успевали снабжать текст «Басурмана» сносками, указывая на авторские неточности, допускавшего огрехи в угоду красоты им описываемого, но в ущерб исторической действительности. Получилось так, что, если не говорить о любовной линии, прочее основано автором на взятой из разных источников информации, между собой перемешанной. Всё в духе поговорки — слышу звон да не знаю где он.

Говоря о современном тексте, нынешний читатель упускает из внимания любопытные особенности изложения, смысл которых понять могли лишь современники автора. Лажечников, кроме внесения изменений в историю, стремился привнести в русский язык новшества, чем вызвал нападки в свой адрес. Возможно, Лажечников то сделал для придания произведению большей достоверности, дабы читатель погрузился в атмосферу прошлых дней. Читатель же не оценил стараний, увидев в ложном толковании прошлого ещё и желание автора извратить сам дух прошедших дней.

Ежели всё вышеозначенное не смущает читателя, ежели читатель готов простить Лажечникову вольности, ежели беллетристика понимается в качестве выдумки, способной развлечь, тогда ничего против «Басурмана» сказать нельзя. Автор вбил гвоздь в стену и поведал о прошлом так, как он его видел.

Автор: Константин Трунин

» Read more

Покинул человек Родину свою, живёт он на чужбине, нет радости с тех пор ему, грустит о Родине в стихах он и поныне. Зачем такому человеку радость, зачем смирение человеку такому? Не будет сладкой сладость, не утолит ночных метаний он истому. В горьких рыданиях пребудет он, рыдать ему вечно, слышится в стихах его стон, о страданиях он говорит сердечно. К единственной он будет обращать стенанья, оставшейся в краю родном, ей будет назначать свиданья, тем представляя себя снова в доме своём. Друзей ему, друзей же нет. Любви ему, но нет любви. Без устали он ждёт ответ, когда ему ответишь ты. И что сказать человеку вдали от тебя? Тому человеку, вдали от тебя, если вас разделяют века, если вы разделены на века.

Крепись, Камол, терпи Тебриз. Потомок твои стихи прочёл: слёзы из глаз о страданьях твоих пролились. На чужбине ты, тебе холодно там, твои слова просты, они понятны нам. Всё чуждо тебе, противна глина, прилипающая к сапогам, удостой же сию глину в мечте той, что несут путники от нас к твоим временам. Ты вместе с нами, ты останешься вне нас, делись тогда, Камол, своими снами, говори о проблемах своих без прикрас.

Завянет былое, должно былое завянуть, останется простое, чего у тебя отнимать не станут. В жизни каждого из нас случается, каждый бывает несчастным, каждый к чему-то стремится, к чему-то тянется, оставаясь без того, оставаясь безучастным. Увидеть цветение розы, одно в этом спасение, винограда обвитые лозы подарят душе новое её рождение. Кто вянет сам, тот не видит красок мира. Кто говорит об этом нам, того судьба простила. Благоухает роза, ароматен виноград, как не заменит стихотворений проза, так и чужбина дома не заменит — это так.

Что человеку делать — пить вино? Что человеку делать, если не помогает оно? Подобным Меджнуну стать, уйдя в пустыню жить к зверям? Пусть Лейли будет ждать, пока ты предаёшься эгоистичным мечтам? А может писать стихи, как Меджнун Лейли их писал? Ведь рифмы не бывают плохи, если между строчек вкладывать лал. И писал ты, Камол, не щадил живота, их потомок прочёл, снова с лица на газели твои упала слеза. Прими от потомка ответное послание: не грусти, Камол, прошло твоё страдание, груз времени в пыль прошлое стёр.

Тебриз не тот, не тот Шираз, не тот в Тебризе в наши дни живёт, не тем подвластен и Шираз. И грусть не та, не так грустим мы, прошли былые времена, иной сутью объединены мы. Дом рядом всегда, даже когда дома рядом нет, грустить приходится лишь иногда, когда иных желаний нет. Куда не глянь, всюду свои. Куда не пристань, люди одни. Одиноким стал каждый, но кругом много людей, понял бы кто из них твой урок важный: лучше быть счастливым на истинной Родине своей.

Ты прав, Камол, Родина такая же поныне, кто правильно твои стихи прочёл, тот правду схожую находит ныне. Любимая твоя страна, чем мила она тебе была? Она забыла про тебя. Про тебя она забыла. Ты жил мечтою о стране, но не было той страны никогда. Ты уподобил ту страну мечте, но мечта мечтою осталась навсегда. Раздавлен был ты, тебя раздавили. Ты принимал удары жизни, жизнь тебя била. Ты думал, тебя спасут, твоими страданиями жили. Ты думал, если горестным слыть, твоя в том будет сила. Твоя ошибка в том, Камол, пускай ты понимал, как Родине не нужен ты. Потомок, верь, тобою сказанное всё учёл. И грустно уже ему — нет ни ностальгии, ни мечты.

Автор: Константин Трунин

» Read more

В экономической модели, используемой людьми, есть некий изъян, от которого никак нельзя избавиться, вследствие чего регулярно случаются кризисы. Плохо приходится населению той страны, чьё руководство соответствующим образом вело финансовое положение прямиком в яму. Во время Великой депрессии тяжело пришлось и гражданам Чили, решивших сделать виновным тогдашнего руководителя страны Карлоса Ибаньеса дель Кампо. Мыслили против него недоброе, отчаянные решались совершить его убийство. Один из подобных эпизодов лёг в основу произведения Летельера «Фата-моргана любви с оркестром».

Беллетристы Южной Америки в своём духе. Читателя ждёт сомнительного наполнения история с благородными барышнями, падкими на разврат, и с развратными кабальеро, способными совершать благородные поступки. В порыве разухабистых похождений, каждому из действующих лиц будет воздано по справедливости, выраженной безмерной грустью от фатального стечения обстоятельств. «За что?» — спросит читатель, окончив знакомство с произведением.

Задорная молодость если и даёт повод к воспоминаниям, то обязательно с улыбкой на лице. Хорошо, ежели до того момента доживёт сам рассказчик. Но, в случае Летельера, это не так. Историю придётся рассказывать ему самому, узнав о ней от старика, хорошо знавшего людей, в последующем ставших главными героями произведения.

Именно поведение действующих лиц вызывает неоднозначное к ним отношение. С одной стороны барышня, чей возраст перешагнул тридцатилетний рубеж, продолжающая хранить целомудрие. С другой — кабальеро, завсегдатай борделей и трубач. Им не дано было сойтись под крышей общего дома, ибо совместить строгое отношение с безалаберностью нельзя. Единственно возможный вариант подразумевает под собой слом благородных порывов и переход к развязанному поведению, ибо иначе всегда выглядит карикатурно, хотя и пользуется популярностью в человеческой среде, так как человеческое стремление отгородиться от заблуждений и перейти в число достойных социума членов заслуживает уважения.

Не укор Летельеру, но всё же, когда на страницах барышня уходит во все тяжкие, открывая себя для любимого со всех сторон, позволяя тому проникать в себя с ещё большего количества сторон, то сомнения в её прежней адекватности только усиливаются. И не получится потом принять драматизацию дальнейших событий за историю несостоявшейся красивой любви, растоптанной последствиями экономического кризиса в стране. Они могли жить долго и счастливо, поступай они мудро. Они же не считались ни с чём, живя сегодняшним днём и готовые принять смерть в любое мгновение, стоит им подойти к осознанию её необходимости.

Случившее не будет иметь связи с развитием отношений главных героев. У них и не было будущего. Их страсть изначально была обречена на взаимное самоуничтожение. Она обязательно подорвала бы любимого, а тот заранее разрядил в неё ружьё. Поэтому приходится признать, в изложении Летельера судьба, этих уже не совсем молодых людей, оказалась показанной в более выгодном свете. Даже в таком свете, что хочется сесть на берегу какой-нибудь реки и горько заплакать.

Так в чём же состояла проблема чилийцев в начале тридцатых годов XX века? Они маялись от безработицы, им оставалось прожигать жизнь, ничего иного в те времена не оставалось. А может сам Летельер очернил прошлое, сделав всё для изложения трагической истории двух влюблённых, оказавшимися вне своей воли втянутыми в происшествие, послужившее причиной агрессивного ответа власть имущих. Гадать не будем. Мы плохо знаем Чили, не знаем и о том, покушались ли на Карлоса Ибаньеса дель Кампо. Поверим Летельеру — всё могло быть именно так, как он рассказал.

Автор: Константин Трунин

» Read more